Очередь в процедурную, где берут кровь и баночки с мочой. Конец теряется у входа в поликлинику, а начало жмётся по стенкам узкого коридора. Врачи и пациенты протискиваются свозь строй опекунов и опекаемых. Нам повезло, мы где-то в первой половине. Ангелина уткнулась в меня, а Богдан общается со старыми знакомыми, он удивлен, сколько их тут! Ну, да, почти все эти дети прошли через интернат, так же как и он.
Вообще, я не очень уютно чувствую себя в незнакомой компании. Даже если есть отдельные люди, которых я немного знаю. Первая знакомая женщина - это социальный педагог из школы Богдана и Ангелины, оказывается, у неё тоже есть ребенок под опекой. Вторая женщина – опекун С. – одноклассника и друга Богдана.
Царство суеты, причем во многом ненужной, бестолковой. Женщины стремятся занимать очередь сразу на несколько человек, себе и ещё знакомым. Пора заходить в кабинет, а знакомые ещё не подошли. Знакомые подходят как раз в тот момент, когда занимавшие для них очередь уже зашли в процедурную. Знакомых, которым занимали, естественно, не пропускают вперёд. Дальше всё зависит от способности той или иной стороны уступать или идти на скандал. Причем одна и та же ситуация повторяется несколько раз, но с разными людьми.
Вспоминаю все очереди своей жизни. Сначала детство, советское время. Очередь за мороженым. За виноградом. Сначала тебя это напрягает. Не знаешь, чем себя занять. Тебя вообще оставили одного. Разговоры взрослых – информационный шум. Они вообще тебя еле замечают. Ты для них как ящик, на который нечаянно натыкаешься, и только тогда опускаешь глаза. Взрослые вокруг как деревья, они сжимают тебя со всех сторон. Хотя, по логике, очередь должна стоять змейкой. Но в реальности: это какая-то толпа, которая выясняет кто, где стоит, стоял, кто за кем, кто кому, когда, почему.
А тебе, маленькому, открываются вещи, на которые в обычной жизни ты никогда не обратишь внимание: узор на полу, почему он выложен именно так и что это значит; из бидонов мороженное набирают странным черпаком, и вот, интересно, мороженое «выращивают» в бидонах или заталкивают туда, а если заталкивают, то каким именно способом, наливают жидким или как-то уплотняют; осы, летающие над виноградом, ужалят продавщицу или нет, а если ужалят, что она будет делать, перестанет продавать виноград, или продавщицам ставят прививки от укуса ос, и продавщицам не больно и всё равно; почему люди готовы подраться из-за винограда или мороженого; почему нельзя сделать столько мороженого и винограда, чтобы всем хватило.
-Мальчик, ты за кем стоишь?
-Вот, за дяденькой.
-Ошибаешься, мальчик, за дяденькой стояла я, а за мной вот эта тётя, а за тётей вот эта девочка, а за девочкой…
-А за девочкой придёт серый волк?
-Что?
-Я правда стоял за дяденькой! Дяденька, скажите, что я за вами стоял.
Дяденька щурится на меня из под очков, он явно видит меня впервые в жизни, ну или заметил впервые. Но я честно держался за его плащом, я никуда не отходил, даже в туалет.
-Да, да, мальчик стоял за мной, простите, я, кажется, вас не предупредил, - говорит дядя в очках тётеньке с девочкой. А тётенька готова окунуть этого дяденьку лицом в мороженое. Но она сдерживается. Советские граждане всё-таки сильно к концу рабочего дня измучены строительством коммунизма и бывает неохота спорить.
Я хочу поблагодарить дяденьку, но я стесняюсь.
А потом приходят родители, но мороженое тебе не дают, потому что у тебя «горло», а виноград должен «ждать» праздника.
Я привык к очередям в детстве. Я ненавидел их. Но я не знал как без них. А потом очереди стали исчезать. А сейчас снова появились. И вот я с детьми в одной из них в больнице. И это не самая последняя. Впереди много врачей. Целый день из одних очередей. А как же мои рассказы? А они тоже стоят в очереди, внутри меня, ждут, когда освободятся моя голова и руки.
У мальчика и девочки, которые стояли перед нами были смартфоны. Они играли в игры. Достаю своим планшет. Смотрят мультики. Моих детей словно накрыли невидимым колпаком. Суета и ссоры вокруг не касаются их.
Очередь на сдачу крови оказалась цветочками. Впереди куча обязательных врачей, УЗИ внутренних органов и сердца. Приемные мамы с двумя, тремя, четырьмя, пятью детьми, занимают очередь сразу в несколько кабинетов, иногда оставляя у каждого по одном ребенку. Почему у каждого столько приемных детей? Да потому что в приемную семью можно взять только всех братьев и сестер вместе. Нельзя по раздельности. Таков закон. А неблагополучные семьи, как правило, многодетные.
У меня предчувствие, что добром эта чехарда в очередях не кончится. Я единственный папа в череде мам. Я принимаю другое решение, проходить врачей последовательно, не дергаясь, не суетясь. Перед кабинетом офтальмолога мы сталкиваемся с первыми проблемами.
Совершенно невозможно выяснить, кто в очереди последний. Последний оказывается не последним, потому что за ним занимали ещё, женщина в кофте. Когда приходит женщина в кофте, выясняется, что за ней тоже занимала девочка в белых кроссовках. Девочка в белых кроссовках занимала не только за себя, но и за своих двух сестер и одной подруги, которые, правда, в данный момент проходят других врачей, но подойдут с минуты на минуту.
Передо мной мальчик в очках лет двенадцати. Он возмущен, та женщина, за которой он занимал, ужа давно зашла, но всё прибывает число тех, кто занимал за этой женщиной, однако, когда он подошёл к кабинету, никого из этих людей тут не было. Мальчик вскакивает и садится, вскакивает и садится, говорит: «Ну, это вообще уже! Это какой-то…» «Абсурд», - хочу я подсказать ему. Но он не знает этого слова, он говорит «Безобразие».
Я вижу в этом мальчишке себя, я хочу ему сказать: «Отпусти ситуацию. Пусть идут женщины и дети вперёд. Им, видимо, нужнее. Мы всё равно пройдем, успеем. Ну не полезешь же ты в склоку?» Я ничего не говорю, мы просто смотрим друг на друга. Я едва покачиваю головой и сочувственно улыбаюсь. Мальчик садится, на его лице появляется горькая улыбка. Торопливые женщины заталкивают детей в кабинет. Мне почему-то кажется, что из этого пацана в очках вырастит дядька, который однажды в очереди за виноградом, увидев рядом мальчика скажет: «Да, он здесь стоял». И темная материя, напирающая и готовая к скандалу, отступит, отхлынет, съёжится.
У эндокринолога эффект повторяется. Пропускаю всех, кто заявляет на это права. Вокруг моих детей организовалась кучка бессмартфонных малышей, которые смотрят мультики. Что ж, ситуация особая, думаю, можно разрешить просмотр анимации сверхнормы.
Но самая жесть начинается у кабинета психиатра. Ну да, у какого же ещё?! Хаос, заботливо созданный из ничего, суетливыми мамками, достигает своего пика. Женщины успели занять очереди к четырем-пяти врачам. Они не успевают всюду одновременно. Очереди теряются, то тут, то там вспыхивают небольшие скандальчики. Кроме женщин в очереди подростки, которые вообще не знают, как вести себя в данной ситуации, когда им говорят: «Держитесь за мной, но, вообще-то за мной занимала очередь женщина с красным платком, а за ней женщина в синем платье с двумя детьми, а за ними, по-моему, если я ничего не путаю, бабушка с жёлтой сумочкой». Подросток кивает, ничего не запомнив и не поняв.
Я твёрдо знаю, что стою за женщиной в синем, я слежу за её перемещениями, я постепенно определяю того, кто стоит перед ней. Это как увлекательный детектив. За мной занимают, я тоже крепко запоминаю кто. Тот, кто занимал за мной уходит к другому врачу, подходят другие, я запоминаю, кто занимал за теми, кто занимал за мной. При этом продвигаясь в выяснении списка тех людей, которые стоят передо мной.
Наверное, у меня что-то есть от аутиста или человека с синдромом Аспергера. Я борюсь с наступающим беспорядком. Мне нравится убирать ошибки, лишнее, исправлять. Меня удивляет, как домохозяйки, у которых дома наверняка всё разложено по полочкам, здесь, в поликлинике, тянут одеяло на себя и действуют против логики.
И вот, критическая масса неувязок, не состыковок, путаниц достигает апогея. Очередь закипает. Последняя капля. Скромная девочка в сине-зеленой кофточке, которая вот-вот должна зайти к врачу, сообщает, что за ней стоит не какая-то леди с маленьким ребенком на руках, а другая девочка, стриженная коротко, в коричневом костюмчике не то сестра, не то подружка.
Но за леди с ребёнком тянется длинная вереница возмущенных тётушек, они ни в какую не хотят пропускать, откуда невесть взявшуюся, стриженную девочку. И не пустили бы. Но у девочки неожиданно возникают защитницы: оказывается, за объявившейся внезапно девочкой в коричневом костюмчике, занимали другие тётушки, с не меньшей кучей деток, чем в нашей ветке. Возникает перепалка.
-Мы здесь стоим уже давно, а вашу девочку никто не видел.
-Наша девочка занимала ещё задолго до вас, а мы за ней, просто мы ходили к другому врачу.
-Но нам никто не говорил, что вы тут стояли!
-Но мы стояли, занимали, вот эта девочка в сине-зеленой кофточке подтвердит.
-Девочка, но почему ты не сказала, что за тобой занимала вот эта девочка и вот эти женщины? – нападают на подростка, а та только вжимает голову в плечи и хочет, чтобы поскорее дверь в кабинет к психиатру открылась, и она сумела бы проскользнуть туда, спрятаться от орущих на неё мамочек.
-Не надо было занимать очередь во все кабинеты сразу!
-Да что вы говорите! А если нам надо успеть всех пройти до обеда?
-Всем надо!
-Но вам, наверное, не так надо, раз вы не занимали!
Рядом ещё одна девочка подросток. В замшевой курточке. Красивая. Глаза живые. Даже улыбка, несмотря на драматичность ситуации. Брови сделаны как сейчас модно. А я сейчас потеряю очередь. А эта, в замшевой курточке бросает на меня хитрые взгляды: «Ну, ты же мужчина». Или мне это только кажется.
Я вспоминаю детство. Лето. Берег реки. Азарт рыбалки. И вот, леска запуталась. Да так, что кажется, всё, отрыбачился. А потому что запасной не было. Или идешь домой, ни с чем, или - распутываешь, осторожно, нежно, аккуратно, сдерживая обиду и гнев.
-Милые дамы, - говорю, и удивляюсь, своей смелости, и тому как режет слух литературщина в собственной речи, но я продолжаю. – Давайте разберемся спокойно. Ребенок не совсем понял ситуацию, давайте исправим ошибку. Пусть очередь движется через одного. Согласны?
Все согласны.
Но мне этого мало. Я понимаю, что в любой момент могут объявиться ещё претенденты на место в очереди, поэтому мне важно закрепить порядок.
-Итак, за девочкой в сине-зеленой кофте идет девочка в коричневом костюме. За ней идет подошедшая женщина с двумя детьми, а следом вы, - обращаюсь я к даме из своей ветки. – За вами вот эта бабушка, за бабушкой внучка…, простите, вот этот молодой человек, за ним девушка в синем, а за ней вы, - обращаюсь к улыбчивой и модной особе, которая одаривает меня улыбкой. – Ну, а потом я. Все согласны?
Все согласны. Но рано я радуюсь. Через минуту подходит очередная партия «занимавших и стоявших тут». Но их очередь уже прошла.
-Что же нам делать? Не стоять же снова?
И все почему-то смотрят на меня. Может, потому что я стою в центре. Женщины и дети ведь сидят и занимают все скамейки. А может, потому что я идиот, и взялся за какой-то неведомый мне гуж из старинной поговорки. По новой переставляю очередь, встроив в неё уже третью ветку. Возражений нет. Только одна бабушка переспрашивает: за кем она теперь стоит. Объясняю. Попутно снова пробегая всю последовательность. Я боялся, что не запомню. Нет, через ещё пару повторений, я могу повторить её, даже закрыв глаза. Ко мне еще подходят женщины, переспрашивают, я объясняю, за кем они стоят и кто стоит за ними. Мне кажется, они сами запомнили, но почему-то им важно, чтобы это сказал именно я.
А одна мамочка говорит: «Вы только теперь никуда теперь не уходите, а то мы без вас запутаемся». «Хорошо», - говорю.
И тут я замечаю, как смотрит на меня Ангелина. Смотрит странно. Круглыми глазами. «Папа, ты что, всех расставил правильно?» «Ну да, как-то так». За такой взгляд можно многое отдать. Да ещё и девушка в замшевой куртке улыбается так приветливо, будто я и её папа тоже. Леска распутана. Я немного горд собой. Да что там, я, почему-то счастлив. Да, да в этой духоте, хаосе, шуме, дико долгом стоянии на ногах.
Но-но, сильно-то не задирай нос. За таким самолюбованием, неизбежно следует, пусть небольшое, но наказание. Когда мы с Ангелиной уже должны зайти к психиатру, появляется женщина со странным мальчиком лет десяти, он косит в сторону, одна рука висит плетью, ноги волочатся по полу, а вторую руку крепко держит женщина.
-Извините, мы инвалиды, нам без очереди.
-Да-да, конечно.
Женщина с мальчиком заходят к врачу и не выходят из кабинета минут двадцать. В очереди снова нарастает напряжение. Ангелина не знает, куда себя деть, крутится, крутится, танцовщица же. Прижимается, наклоняюсь, шепчет на ухо: «Ну когда же, ну когда же!?»
И тут из-за дверей доносятся крики. Там будто изгоняют из мальчика дьявола. «Ему ставят укол?», - спрашивает Ангелина. «Нет, - говорю, - просто осматривают, а он капризничает». Ангелина не верит. Но в очереди нервозность спадает, женщины бросают взгляды на своих детей. Понимаю их, да, хорошо, что наши не такие. И как же жалко ту женщину на приёме у психиатра, и того мальчика. И я восхищен тем, как эта женщина держится, когда выходит из кабинета, спокойно, будто нет никакой трагедии в её жизни. Пытаюсь представить её жизнь и захожу к психиатру чуть ли не со слезами. Но-но, ты же мужчина.
Психиатр похожа на молодую цыганку, огромные серьги, золотые перстни на каждом пальце. Прелестная блондинка в белом халате. Это психиатр? Я думаю, все душевно больные должны быть в неё влюблены. Думаю, многие из них приходят к ней на приём исключительно из-за её красоты. Но это к делу не относится.
А дальше были другие очереди к врачам и очередь на УЗИ. И как-то они проходили спокойней. Люди научились самоорганизовываться, развязывать узелки, решать недоразумения, а может, они и раньше умели, просто не хотели это делать, уступать и упорядочивать.
Домой приехали поздно. Ангелина прямо сразу рухнула на постель. Богдана хотел отправить в угол. Дело в том, что мы зашли к логопеду. А Богдан ездил к нему на прием два разу в неделю. Лечится от заикания. Ну мы так думали. А тут доктор нам и говорит, за три месяца Богдан был на приеме всего раза два. Вот это да! Так что дома нас с сыном ждал тяжелый разговор.
-Ну и где ты был в то время, когда я думал, что ты у логопеда?
Молчит. Опустил глаза в пол.
-Ты обманул. Хотя обещал больше этого не делать.
Молчит.
-Ты человек серьезный и взрослый. Понимаешь, что хорошо, что плохо. Садись и пиши объяснительную. С таким поведением тебе часто придётся писать объяснительные на твоей будущей работе. Так что тренируйся.
Садится, пишет. Оказалось, катался на автобусе. Ну да, проезд-то бесплатный. Пространство-то оно, конечно, осваивать легче, чем язык. Легче сидеть на берегу и бросать камушки в речку, чем распутывать леску. Хаос, который вне нас, это ещё цветочки, хотя мы больше обращаем внимание именно на него, чем на тот беспорядок, что у нас в голове. Конечно, я слишком занудный. Что есть, то есть. Или это всё-таки синдром Аспергера?
© Сергей Решетнев
Художник Gurbuz Eksioglu