Хроники Антидурошлёпства. Часть II
Плач в жилетку Жванецкого39
Автор: - Михаил Михайлович, дорогой ты наш земляк...
Воспоминание о чем-то родном и близком больно захлестнуло сатирика. Перед глазами предстала панорама Одесского порта, пьяные грузчики, и он – двадцатидвухлетний паренек, с дипломом в кармане. Миша знал – диплом не сможет его прокормить, потому что кушать хотелось каждый день. Память неожиданно обнажила голодную студенческую юность, и он судорожно сглотнул слюну, затем усмехнулся, оглянулся и тихо выругался.
Автор: - ...пишет тебе бывший шахтёр, скучающий на пенсии от приятного ничегонеделания...
Михаил Михайлович достал носовой платок, вытер неожиданно вспотевшее лицо, и, как всякий хорошо воспитанный человек, которому родители не жалели денег на образование, снова оглянулся, но на этот раз он высказал своё удивление несколько иначе, т. е. гораздо громче, и неожиданно употребил несколько удобно-склоняемых слов из лексикона основной профессии автора письма.
Автор: - Мы недавно тут, на вашей бывшей Родине, в конце концов, выбрали новую власть, и у меня появилось несколько свободных месяцев перед очередными выборами, поэтому, освоив компьютер, решил излишнее время посвятить изучению литературного наследия русских писателей.
Нет смысла скрывать, что я пошёл по более лёгкому пути: начал с самой доступной и приемлемой темы – «баснописцев». Но из-за необычайного стечения обстоятельств, моё новое исследовательское увлечение началось не с первых букв алфавита, а с буквы «М», т. е. почти с середины.
Сумев всё-таки одолеть за неделю автобиографию Михаила Задорнова, и, выявив для себя несколько интересных штрихов, я, как человек, отдающий отчёт своим действиям, выразил своё суждение по этому поводу, электронной почтой отослав его сатирику.
Прошло три месяца, но меня, паяца, естественно, не удостоили ответом. Тогда, поддавшись душевному порыву, выразил свое отношение к определённому периоду жизни Задорнова в рассказе «Я, Михзад, и наши горшки» на бумаге. Через пару недель вспомнил о нём, дозревшем (тексте) – полюбовался; поласкал свой взор и слух, затем решил: нельзя быть эгоистом – и отправил по почте Михаилу Николаевичу рассказ о наших горшках. Не думаю, чтобы такой материал проскочил мимо его взора, по крайней мере, хочется так думать.
Но он молчит!
Упорно молчит! А игнорирование всегда раздражает…
Этот вопрос уже переходит в политическую плоскость.
Затронута национальная гордость!
Хорошо. Согласен. Нужно искать другой подход…
М. М. взглянул на обратный адрес и довольно улыбнулся:
- Вот у нас народ – простодушный!
Автор: - Прошёл год после отсылки письма Задорнову. Наивные мечты о возможной переписке умерли, успев лишь родиться.
Мэтр встал, принял позу, письмо – в левой вытянутой руке, чтобы не сдвигать очки на кончик носа, правая – в кармане брюк; необъяснимым образом, он словно почувствовал себя на сцене, и громко произнес: «Я же говорил – деревня!», затем посмотрел перед собой – микрофона не было, и, добродушно рассмеявшись, обратно сел на стул.
Автор: - Не могу сказать, что я сочинял письмо Михаилу Николаевичу, находясь в неадекватном состоянии духа, но и не отрицаю, что, увидев между строк его неистовое желание прокатиться на белом коне по чужим… костям, отчасти был возмущен.
Кто-кто, а их семья (и особенно он – М. Н.) должна была Иосифа Виссарионовича благодарить, оттого что в их биографии присутствовало немало «пятнышек», почему-то прощённых Советской властью.
Но разве не звучит ирония в словах М. Н. по отношению к рядовым членам того общества?
Другой человек посмеялся, послушав М. Задорнова, и забыл бы. Другой, но не я! И даже на его игривость со словесностью можно закрыть глаза, если б он не упивался своим остроумием, по поводу удачного сравнения, мол, мы умные сидим на горшке, а прочие внизу, в дождь и под палкой слёзы льют по отцу всех народов. И сегодня, по крайней мере, безнравственно разглагольствовать на эти темы подобающим образом.
М. М. посмотрел на часы, почесал затылок.
- Нужно будет как-то выкроить часок – прочитать биографию Задорнова. Что сказать? Заинтриговал шахтер… бывший.
Автор: - Воспитываясь в стороне от советского народа, М. Н. не мог понять ни его чувств, ни желаний. Мышление простых людей того времени резко отличалось от современного, в фундамент которого заложено мощное, всеобъемливающее задорновское «Гы-гы-гы».
- Разумно подмечено – перекрыть нечем!
Жванецкий посмотрел куда-то под стол, резким движением подвинул ногой к себе портфель, затем со словами: «Я завязал, - и, ладонью коснувшись лба, удивлённо добавил, - сколько же можно?», вновь отправил его куда-то подальше от себя...
Автор: - Прошёл второй год с того момента, как я отправил письмо М. Н. В течение этого года, я изменил свое отношение к почтовому ящику. Если поначалу, проходя мимо, мой взор ласкал его крышку, то после долгих месяцев ожидания ответа это свежевыкрашенное, пронумерованное, хлипкое сооружение напоминало мне Пантеон, где захоронена моя надежда. Однажды, когда я возвращался из гостей, мне почудилось, что он (Пантеон) прошептал мне вслед: «Я-то тут причём? Хочешь получить ответ – шли письма не на бумаге».
Умудрённый опытом подглядывания в десятки чужих жизней и секретов, старый почтовый ящик заронил искру в тайник моей души; и она, попав на благодатную почву, разожгла небольшой костёр – бывшему кумиру нужно отомстить. Но как? Долго думать не довелось…
Однажды утром на ум пришло: если Гегель говорит: «Мышление само наносит рану, то оно же и исцеляет», выходит, тогда я имею полное право посоветоваться с М. М. Жванецким.
Да, мы не одной крови!
Да, он будет сильно удивлён письму незнакомого человека с его бывшей Родины!
Да, есть небольшая разница в возрасте, но несмотря ни на какие нюансы, М. М. должен, просто обязан (я чувствую) меня понять. Именно на этот шаг я решился, когда перестал задумываться над тем фактом, что в каждом из нас есть что-то такое, о чём мы даже не подозреваем.
Жванецкий ещё раз заглянул в конверт.
- Нет ли фото? Заглянуть бы ему в глаза – не издевается ли он над нами, сатириками – мастерами острого пера?
Автор: - Я понимаю, что и Вы, и юмористы – очень занятые люди, не то, что мы – пенсионеры. Возможно, М. Н. внутренне обиделся, что вполне понятно: он же не на Украине рождённый, а, где-то там, в краях, отдалённых от нашей с вами Родины. И только благодаря этому, один из самых забавных фрагментов в его жизни заключается в том, что ему, в силу своего недопонимания некоторых вещей, в особенности некоторых нюансов «трипольской культуры», может показаться бредом чьё-то недосказанное…
Уважаемый Михаил Михайлович, надеюсь – Вы, как и подобает умному сатирику, внимательно изучили поднятую мной тему о Задорнове и его горшке…
М. М. посмотрел в темноту за окном, и вернулся к строчке, где неизвестный шахтёр пишет о его уме, и вновь перечитал.
- Складно мысли излагает, особенно обо мне. Автор – самородок. Что есть – то есть, этого у меня не отнимешь!
Автор: - Говорят, мол, юмор – это чувство дистанции. Однако слово «дистанция», хоть и понятие растяжимое, но довольно зримое, когда мы проводим параллель между Вами и бывшим конструктором самолётов…
М. М. удовлетворенно хмыкнул:
- Подлизывается. Но на голом месте, без фактов, подлизываться не будешь. Я же знаю всё и обо всех на просторах нашей… Родины. Но если подлизывается, следовательно, – смотрел моё выступление; если моё выступление смотрят, значит, – любят и уважают.
Мэтр положил голову на руки, глубоко задумался. Решительно достал портфель, оттуда вынул блокнот и любимую ручку, предназначенную для важных записей, и начал писать:
- Сегодня получил послание, в котором явно просматривается признание моих заслуг перед обществом, не только, как артиста, но – и личности!
Конечно, делать пророчества – рискованно, - рука замерла, через мгновение, пытавшаяся было ускользнуть, нужная мысль вновь схвачена крепкой рукой за горло, - но, мне всё-таки кажется, что автор – мнимый враг Задорнова.
М. М. кашлянул, смочил слюной пересохшее горло, выровнял спину и посмотрелся в зеркало, висевшее рядом с рабочим столом: - Конечно, любят. Правильно: алмаз – всегда алмаз. Народ врать не станет. - Затем, отодвинув блокнот, вновь углубился в чтение письма.
Автор: - Я считал, что у М. Н., после прочтения моего письма, сочетание парадоксов, заключённых в его характере, выровняется, сотрутся грани, отличающие его от остальных сатириков, что даст толчок новому повороту в сознании, отметающий воздействие, как самой трипольской культуры, так и её «создателей».
Проявление столь непривычного для остальных смертных трепетного отношения к духовным качествам кумира миллионов телезрителей, вполне могло бы вызвать у него попытку переосмысления не самого факта существования человеческой души, а той путаницы, которую внесли американские исследователи представлений о душе.
Я – полагал! Вернее, только начал думать, но сразу мои мысли, мои желания взяли правильный след. Я не ошибся в цели эксперимента – ошибся в результате!
У нас, славян, к глубокому сожалению, осталось лишь два крупных специалиста разговорного жанра в области сценического юмора.
Своеобразный юмор Жванецкого М. М., прежде всего, поставлен на службу человеку думающему. Сейчас, к месту, стоит удачно вспомнить слова Романа Карцева: «Сегодня юмор на сцене – это смех сквозь слезы».
Однако Н. М. Задорнов пошёл несколько иным путём, более доступным; он шутит много и по-разному: иногда удачно, в большинстве случаев – не знаю…
Разговоры со сцены прикрываются высокими словами о духовности. Говорильня, вызывающая реакцию в виде знаменитого «Гы-гы-гы», неиссякаемым потоком льётся в эфире, заполняя пустоты духовного мира славян.
Озвученная тема о месте славян в духовном мире планеты (бог – богатый и т. д.), вызывает некоторое недоумение. Ведь так мы совсем легко и непринужденно переходим от «золота» к «золотарю»40. Я не буду дальше развивать эту тему. Я же не мэтр. Меня никто не учил издеваться над словами.
- Правильно. Капитализм. Он не может рассуждать, трепом зарабатывая на хлеб насущный. Деньги не пахнут. Еще Пиндар41 говорил человеку: «Стань тем, кем ты есть».
Автор: - Ув. М. М., вы не станете отрицать мнение народа: «Со стороны виднее». Вот народу и кажется, что М. Н., вкусившего «запретного плода» с дерева юмора, без удержу понесло: здесь и «Ра», и «Бог», и трипольская культура, на которой его развели наши учёные мужи-маразматики, под мудрым руководством самоучки-археолога. Я не буду называть его фамилию. В Украине есть лишь один любитель поковыряться в человеческих останках…
По поводу проснувшихся желаний и теорий (я вообще-то о сатирике…), в своё время довольно точно выразился Гумилёв-старший, мол, сатирики являются недалёкими людьми, ограниченными в знаниях, поэтому им всё новое в диковинку: и в виду собственного видения предлагают очередную концепцию для решения актуальной проблемы.
Не раскрою тайну, если скажу, что выступление М. М. на подмостках больших городов, всегда чем-то напоминает сцену наблюдения африканскими пигмеями приземления транспортного самолёта…
Жванецкий вновь посмотрелся в зеркало. Затем правой ладонью, не утратившей былого навыка, сделал приглаживающее движение по голове…
- А ведь и взаправду я – любимчик культурной публики, - неожиданно родился вопрос. - Или окультуренной? Как правильно? Ладно, пусть публика дальше культуры набирается.
Автор: - ...я был бы удовлетворён одним ответным словом в свой адрес: либо «да», либо «нет». Может статься, когда-нибудь, не зная, как снять усталость после очередного концерта, или, наткнувшись в прессе на знакомое слово «пенсионер», Вы, совершенно неожиданно вспомнив о моём письме, расслабитесь, возьмёте в руки мой текст, проанализируете его...
Нет, я думаю, что это действие будет выглядеть несколько иначе: сначала Вы всё-таки прочитаете, а потом уже начнёте анализировать «…наши горшки» – смог бы М. Н. обидеться на меня, или нет? Заранее Вам премного благодарен. Но так как мои родители не жалели ремня на моё воспитание, поэтому просто обязан Вас предупредить: если не ответите, тогда тот, любопытный, который сидит во мне, заинтересуется уже вашей биографией.
С детских лет, уважающий Вас...
Левая рука Михаила Михайловича скользнула в карман пиджака, достала пузырёк с таблетками.
- Нужно будет знакомых думских ребят попросить: пусть границу закроют с краями отдалёнными.
Тьфу ты!.. Достал тёзка, через третьи руки достал...
А что, если я напишу письмо этому, как его? - и он перевернул конверт. - Какой ни есть, а союзник! Ясно. За границу… На 2 руб. 48 коп. дороже.
Мэтр вздохнул, и перо побежало по бумаге, рождая долгожданный ответ:
- Товарищ! - поставив знак, ручка замерла, потом уверенно зачеркнула. - Какой он мне – товарищ?
Пан.
Это уже слишком! Однако все господа давно в Европе…
Прошёл час. Мэтр эстрады продолжал сидеть над листком бумаги, на котором единственное слово было зачёркнуто. Словно невзначай кинул взгляд в зеркало – оттуда на него смотрело измождённое лицо незнакомого человека, который…
Где-то там, в отражениях зеркала, он заметил некий предмет, напомнивший ответ Аркадия Райкина на вопрос одного сатирика: «В вашем доме найдётся паяльник?» - «Кошечка моя, если бы у меня был паяльник, разве я стал бы заниматься всей этой ерундой!..».
Прибежало дитё, бесцеремонно уселось на колени.
- Папа, я хочу кушать!
М. М. тут же ссадил его, оживленно вскочил, скомкал письмо от бывшего соотечественника – бросил в урну для бумаг, торжествующе вздохнул, и произнес:
- Пошли на кухню…
P. S. Уважаемый М. М., Вы сами прекрасно понимаете, что бумага всё стерпит, тем более юмор. Вот только юмор (особенно украинский) не всякую бумагу выдержит. Попрошу не обижаться, и за глаза не обзываться предметами домашнего обихода, хотя хорошо развитое подсознание подспудно чувствует, что ответа мне и от вас тоже не дождаться. Делать нечего – в Украине рождён, вернее, там оба... А мы здесь, за последние годы, и не к такому привыкли.
Примечания:
39 Предупреждение автора: то, что вы бегло пробежали глазами по содержанию, не даёт вам основания утверждать, что вы правильно выудили контекст.
40 Профессионал по очистке отхожих мест, ассенизатор.
41 Фивы, 522/518 до н. э. – Аргос, 448/438 до н. э., один из самых значительных лирических поэтов Древней Греции.
06.07.2009