Еще о разных власовцах.
(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2018/05/22/415)
Давайте рассмотрим судьбы некоторых «видных» власовцев.
Как уже говорилось, «главным идеологом» и «спичрайтером» при Власове вплоть до лета 1944 года, когда он таинственно исчез в Берлине, был некий Мелетий Зыков. Личность весьма загадочная и примечательная во многих отношениях.
Очень интересные воспоминания о нем оставил другой видный власовец, бывший подполковник РККА Владимир Васильевич Поздняков.
В октябре 1941 года 67-й стрелковый корпус, в котором он служил, попал в окружение под Вязьмой. Поздняков сдался в плен и там добровольно перешел на службу к немцам.
На службе у гитлеровцев его карьера удалась и он сначала получил полномочия «представителя генерал-лейтенанта А.А. Власова в Прибалтике и в районе Пскова», отвечал там за создание курсов пропагандистов РОА в Риге, пропаганду и агитацию в прифронтовой полосе.
В конце октября 1944 был назначен оперативным адъютантом Власова. С ноября — начальник командного отдела «штаба ВС КОНР».
Фактически Поздняков был, своего рода, «кадровиком» власовского движения и неплохо знал его лидеров.
Посмотрим, что он писал в 1971 году, в эмигрантском издании «Новый журнал», в статье «Мелетий Александрович Зыков».
(Статья большая, приведу из нее, с небольшими комментариями, наиболее интересные выдержки.):
«Мне на долю выпало первым из русских встретить 3. в Берлине, а затем не раз беседовать с ним по службе и общаться в частной жизни - играть в шахматы, покер и слушать музыку. И все же, должен честно сказать, Мелетий Александрович остался и для меня не до конца понятным человеком. Он был так умен и сообразителен, так умел маскировать свои намерения, цели бесед и тех или иных произносимых им фраз, что мне трудно было - в конкретных случаях - делать выводы о его искренности и правдивости…
В самых последних числах июля 1942 г. я, вместе с двумя своими солагерниками, прибыл в Берлин из офлага-57 (лагеря военнопленных в Белостоке)…
В конце августа или в самом начале сентября 1942 г. в наш лагерь прибыл Зыков…
Поздно вечером - я сидел на койке… дверь комнаты открылась и вошел немецкий унтер-офицер с военнопленным, одетым в форму Красной армии. Он проводил его в соседнюю, очень маленькую комнату с одной койкой. Когда унтер-офицер вышел, мы позвали этого военнопленного к себе и долго разговаривали с ним.
Прежде всего следует отметить, что военнопленный носил знаки различия "батальонного комиссара" и красная звезда политработников не была спорота.
Обмундирование выглядело не поношенным и даже не помятым.
Офицерские хромовые сапоги были начищены. Военнопленный был побрит и не был истощен, следовательно, в плену находился недолго. Никаких вещей у него, даже шинели. На вид ему можно было дать не более 35 лет…
Среднего роста, коренастый и сравнительно полный, 3. производил впечатление человека с примесью азиатской или даже негритянской крови. Очень широкие, полные губы. Почти черные, густые и вьющиеся волосы…Негромкий, но выразительный голос мягкого тембра, чуть картавящий и без всякого акцента. Твердая походка, но без особой военной выправки, показывала, что 3. не был кадровым командиром…
Не знаю почему, но у меня…сразу же создалось впечатление, что 3. еврей. Позже, от многих людей (русских и немцев) мне приходилось слышать, что они тоже считали 3. евреем.
Я останавливаюсь на этом только потому, что в условиях нацистской Германии того времени национальность 3. приобретала особое значение.
Батальонный комиссар представился нам как Мелетий Александрович Зыков. Он сказал, что только несколько дней тому назад попал в плен на Ростовском направлении и прибыл сегодня в Берлин на самолете. Ни в каких лагерях военнопленных он не был. Привезли его в Берлин по распоряжению Геббельса и завтра он должен быть у него.
Зачем его вызвал Геббельс - он не знает. О своем прошлом 3. тогда рассказал очень немного. Упомянул, что работал в редакции газеты "Известия", в 1937 г. был арестован и сослан. В 1941 г. реабилитирован, восстановлен в партии, аттестован на звание "батальонного комиссара" и назначен заместителем военного комиссара стрелковой дивизии, в качестве какового и попал в плен…
3. произвел впечатление умного, наблюдательного и знающего человека, скорее антисоветски настроенного, чем нейтрального. Правда, мы с майором А. не скрыли от него своих анти-коммунистических взглядов.
3. совершенно не знал положения в лагерях военнопленных и живо интересовался им, расспрашивая нас о всяких подробностях жизни военнопленных.
Мы считали нужным предупредить его, что нацисты, как правило, уничтожают политработников, если они евреи. Было заметно, что расспрашивая об известных нам случаях истребления евреев, З. был явно встревожен, однако он не сказал нам, что он еврей, а мы его прямо об этом не спросили».
Сделаем небольшой перерыв в этом рассказе В. Позднякова.
Итак, в конце июля 1942 года в привилегированный берлинский лагерь, где содержались пленные выразившие желание активно сотрудничать с немцами, привезли нового пленного в начищенных (!) хромовых сапогах, новеньком обмундировании, со знаками различия батальонного комиссара и ярко выраженной еврейской внешностью.
(К примеру, сам Власов сдался в плен к немцам, предварительно споров свои знаки различия (генерал-лейтенанта), и в замызганных (судя по его первым фото) сапогах и обмундировании).
Самое удивительное, что М. Зыков, якобы, даже не подозревал о том, что немцы, как правило, истребляли евреев и комиссаров еще в прифронтовой полосе, или в транзитных лагерях, что не было секретом даже для рядовых бойцов РККА.
Разумеется, все это он знал, как знал и то, для чего его вызывает «сам» Геббельс (что вообще, само по себе, было экстраординарным явлением). Видимо, М. Зыков тут просто «придурялся» среди новых приятелей, присматриваясь к ним.
Цену себе, и свое «особое положение», он прекрасно знал, что и показали дальнейшие события:
«На другой день, майор А. рассказал мне про уход З.
Рано утром, когда мы еще спали, пришел немецкий фельдфебель и подойдя к койке З. начал его будить. Тот спросонок вскочил и на своем ломанном немецком языке стал объяснять фельдфебелю, что он не пленный, а перебежчик и имеет соответствующий "аусвайс". Через минуту, придя в себя, З. оделся и спокойно прошел через комнату майора А. вслед за фельдфебелем. Больше мы З. не видели…
В декабре 1942 г. я был в Вульхайде, под Берлином, на курсах пропагандистов, заканчивая курс обучения. 3. дважды приезжал к нам, одетый уже в гражданское платье. Его сопровождал капитан Штрик- Штрикфельд. З. тогда уже работал в отделении "Россия" капитана фон Гроте отдела полковника Мартина - связного офицера Министерства пропаганды.
Видимо, 3. действительно был в Министерстве пропаганды и оттуда был направлен в ВПр-4.
3. сделал нам доклад о зарождающемся Русском Освободительном Движении, рассказал о программе организующегося Русского Комитета и сообщил, что скоро выйдет новая газета для военнопленных "Заря", которая заменит прежнюю газету "Клич", издававшуюся организацией "Винета" Министерства пропаганды. О составе Русского Комитета З. ничего не сказал и никаких фамилий не назвал.
После доклада я подошел к нему…
З. в течение нескольких минут (отведя меня в сторону от пропагандистов) говорил со мной на политические темы и в частности о Русском Комитете, но опять-таки не назвал ни одной фамилии.
Тогда я прямо спросил его, что, вероятно, председателем Комитета станет генерал-лейтенант А. Власов (слухи об этом как-то дошли до меня). И на этот раз 3. не стал откровенничать, ответив мне: "Почему Вы так думаете? Есть ведь и другие кандидаты!"
Второй раз 3. приезжал специально для отбора из числа пропагандистов нескольких человек для работы в редакции газеты «Заря». Между прочим, именно тогда он отобрал и будущего капитана РОА М. Самыгина. В это время генералы Благовещенский и Малышкин, находившиеся в Вульхайде, уже выехали в Берлин — они вошли в состав Русского Комитета…»
И что мы видим?! После беседы с Геббельсом, жизнь экс-военнопленного М. Зыкова «наладилась» и он стал сразу же работать в одном из подразделений министерства пропаганды!!!
Стало быть, «нашел ключик к сердцу» доктора Геббельса этот «Мелетий».
Более того, судя по его, вышеприведенному, разговору с Поздняковым, Зыков неплохо разбирался и в перспективных кадровых назначениях руководства «Русского Комитета», и не слишком-то высоко ценил «самого» Власова.
А вот, что было дальше:
«В марте 1943 г. я был вызван в Дабендорф из Шталага 1Б, где работал старшим пропагандистом, и назначен командиром 2-й офицерской роты Курсов пропагандистов РОА. Там я снова встретил 3. — уже редактора газеты «Заря» (и др.). Помню, что я был очень удивлен, увидев его в форме РОА и с капитанскими погонами. Я даже спросил его — почему он не майор, как полагалось бы по его прежнему званию "батальонного комиссара"? Он шутливо ответил, что чин капитана удобнее...
Говорил 3. прямо и весьма определенно - он уже знал мои убеждения. Конечно, я не помню точно его слов, но смысл их остался в памяти: "Мы не можем желать победы Советского Союза, ибо тогда неизмеримо усилится коммунизм…
Только Германия сейчас заинтересована в поражении коммунистического правительства Советского Союза…
Конечно, немцам нужен наш хлеб, сырье, промышленные изделия и рабочая сила. И мы должны будем поделиться этим с Германией. Но если аппетиты нацистов будут чрезмерно велики, а мы сумеем создать сильную армию — мы всегда сможем их урезать...
В заключение 3. дал мне совет вообще не упоминать о том, что лично я был репрессирован советской властью, а главный упор в моей речи сделать на нашу непримиримость и принципиальную неприемлемость коммунизма, которую разделяет и большинство населения Советского Союза….»
Конечно же, многое в этих откровениях М. Зыкова вызывает недоумение, (если не смех).
Взять хоть это: «…если аппетиты нацистов будут чрезмерно велики, а мы сумеем создать сильную армию — мы всегда сможем их урезать».
Какая уж там «сильная армия» могла быть у власовцев, которые просто находились «на кормлении» и под контролем своих нацистских кураторов?! Они разрешали власовцам слегка «повольнодумствовать», но, как показала судьба того же Зыкова, немедленно ликвидировали тех, кто забывал «свое место в строю».
Ни о каком «урезании» аппетитов нацистов, в реальности, власовцы и мечтать не могли.
Вызывает большое сомнение и использование М. Зыковым термина «нацисты», для оценки своих хозяев, да еще в марте 1943 года. Скорее всего, это, для пущей «политкорректности» и создания у него имиджа «тайного борца с нацизмом» добавил уже сам В. Поздняков, в своей послевоенной статье, изданной в США.
Продолжим его рассказ:
«В ноябре 1943 г. я стал помощником начальника Курсов пропагандистов РОА в Дабендорфе (по строевой части). Теперь я почти каждый день встречался с 3. Очень часто я присутствовал на ежедневных утренних докладах 3. начальнику Курсов генералу Ф. Трухину…
В своих устных докладах генералу Трухину о политической и военной обстановке, 3. всегда давал и свои общие выводы. Я не помню, чтобы кто- нибудь еще присутствовал на этих докладах - ген. Трухин делал исключение для меня потому, что мы были знакомы по службе в Красной армии с 1930 г. Вероятно, эти ежедневные утренние посещения генерала Трухина и дали повод говорить про 3. что он был как-бы "политкомиссаром" Курсов…
Из немцев наилучшие отношения у 3. были с капитаном Штрик-Штрикфельдом, с другими немцами 3. старался не общаться и вообще их не любил. С генералом Трухиным у 3. были самые хорошие отношения и генерал чрезвычайно ценил 3, но личной дружбы не было…»
Очень интересна судьба упомянутого здесь генерал-майора Федора Ивановича Трухина.
Он был начальником штаба «вооружённых сил Комитета освобождения народов России (КОНР)», фактически вторым (после Власова) лицом во власовском движении.
(Вместе с Власовым, Жиленковым, Буняченко, Меандровым и другими высокопоставленными власовцами, по приговору Военного Трибунала, его и повесили 1 августа 1946 года, во дворе Бутырской тюрьмы)
Так вот, Ф.И. Трухин родился в семье действительного статского советника Ивана Алексеевича Трухина. (Чин его отца соответствовал званию генерал-майора и давал право на потомственное дворянство).
Его сын Федор в 1916 году окончил вторую Московскую школу прапорщиков и отправился на фронт Первой мировой войны.
В 1917 году он был избран командиром батальона 181-го Остроленского полка.
В ноябре 1918 года вступил в Красную армию. В годы Гражданской воевал против войск Деникина, Петлюры и Пилсудского в должностях командира роты и батальона.
В 1924 году был награжден орденом Красного Знамени (в то время - высшей наградой в СССР).
В 1925 году закончил Военную академию РККА и продолжил свою военную карьеру.
«Дорос» в РККА до звания генерал-майор (1940 г.) и должности заместителя начальника штаба Северо-Западного фронта (июнь 1941 года).
Великолепная карьера, не правда ли?!
Всего 45 лет, а он уже – генерал-майор и замначальника штаба одного из трех фронтов, с которыми СССР встретил войну!
При этом напомню, Федор был по происхождению потомственным дворянином, а его отец и родной брат Иван были, в 1919 году, расстреляны за организацию антисоветского крестьянского восстания в Костромском уезде.
Подчеркнем, что Ф.И. Трухин никогда в ВКП(б) не состоял, а также никаким репрессиям не подвергался, и это - несмотря на расстрелянных, за организацию антисоветского восстания, отца с братом.
(Как известно любому современному «демократу» карьеру в СССР мог сделать только урожденный пролетарий, причем ему обязательно надо было для этого вступить в партию; а всех родственников, у дворян, и тем более у репрессированных, тогда тоже - непременно репрессировали.
Карьера Ф.И. Трухина – яркое «доказательство» этой аксиомы.
Нам-то либеральные публицисты теперь рассказывают, что беспартийным тогда в армии вообще «хода» наверх не было, верно?!
Напомню, что командующий войсками Ленинградского фронта Леонид Говоров тоже вступил в ряды ВКП(б) ТОЛЬКО В 1942 году, в самое тяжёлое для Родины время.
«Беспартийность» однако, не помешала ему к этому времени «дорасти» до звания генерал-лейтенанта и очень высокой армейской должности).
Также БЕСПАРТИЙНЫМИ были и другие будущие власовцы: полковник Меандров М.А. (бывший зам. начальника штаба 6-й армии) и Мальцев В.И (бывший начальник санатория в Ялте(!)).
Эта их «беспартийность», как ни странно, также не помешала им дорасти до очень высоких и престижных должностей, а отсутствие у них чести и совести – не помешало им изменить своей Родине.
И таких примеров можно привести много).
Спустя неделю после нападения Германии на его Родину, 29 июня 1941 года, генерал-майор Ф.И Трухин в Литве сдался в плен и сразу же «выразил желание сотрудничать с немецкими властями».
Затем он вступил в полумифическую «Русскую трудовую народную партию», активно предлагал немецким властям создавать части и соединения из военнопленных, а также группы для проведения «диверсионных актов на железной дороге, складах с целью нарушения подвоза и управления» в тылу Красной армии. (Впрочем, это же тогда предлагали немцам многие будущие «власовцы»).
С марта 1942 находился в особом лагере Вустрау, предназначенном для подготовки пропагандистов и администраторов для оккупированных немцами территорий СССР. С мая 1942 — внутренний комендант такого же лагеря в Циттенхорсте.
В сентябре 1942 был официально освобождён из лагеря военнопленных, оставшись на работе в Циттенхорсте.
В октябре 1942 вступил в Национально-трудовой союз нового поколения (НТСНП; предшественник Народно-трудового союза — НТС).
С весны 1943 — начальник школы Русской освободительной армии в Дабендорфе. С октября 1944 — начальник штаба вооружённых сил Комитета освобождения народов России (КОНР).
Никаких побед его войско (состоявшее из 2-х дивизий) над «большевистскими ордами» одержать не смогло и, в апреле 1945 года, после провала попытки атаковать части РККА на Одере, оно и вовсе позорно бросило передовые позиции и отправилось в тыл, в Чехословакию, надеясь там сдаться американцам.
7 мая 1945 Трухин выехал на автомобиле в Чехословакию для встречи с генералом А. А. Власовым, находившимся в расположении 1-й дивизии РОА. Утром следующего дня в районе города Пршибрам он был захвачен чешскими партизанами и 7 мая передан Красной армии.
Дальнейшее – известно.
Однако вернемся к рассказу В.В. Позднякова о М. Зыкове:
«В те времена мне довольно часто приходилось говорить с 3. по вопросам воинской дисциплины и внутреннего порядка. Сотрудники редакций "Зари" и "Добровольца" в порядке гарнизонной службы, так как они жили в Дабендорфе, подчинялись начальнику Курсов пропагандистов РОА и, следовательно, я имел прямое отношение к этим вопросам.
Помню, как в начале 1944 г. один из сотрудников, князь Г. в пьяном виде выхватил свой пистолет и хотел не то застрелиться сам, не то застрелить кого-то. Мне пришлось его обезоруживать, так как других он к себе не допустил…
Генералы А. Власов и Ф. Трухин считали, что 3. был еврей. [...]
3. никогда не скрывал, что был членом коммунистической партии и что эта его фамилия — псевдоним. О настоящей его фамилии он никому не говорил, она осталась неизвестной…
Во время боев под Ростовом перебежал к немцам. Будучи антикоммунистом, видимо, написал какой-то доклад об организации борьбы с большевизмом и был вызван в Берлин — к Геббельсу. О своей первой встрече с Геббельсом 3. никогда не говорил, но очень вероятно, что он с ним встретился и им был направлен для работы в Отдел "Активная пропаганда" полковника Мартина - офицера связи Министерства пропаганды и Управления военной пропаганды ОКВ. Официально 3. был в ВПр-4 подчинен капитану фон Гроте — начальнику отделения «Россия», но часто имел дело и с самим полковником Мартином, который с ним весьма считался, видимо, имея соответствующие указания Геббельса. Об этом можно судить по абсолютно независимому поведению 3. и даже небрежности отношения его с немецкими офицерами отдела пропаганды…
Версия, что З. был похищен советскими агентами, распущенная немцами, или, что З. был советским шпионом и сбежал сам — не соответствует действительности…
З. являлся основным советником А. Власова и неоднократно оказывал ему свою моральную поддержку в тяжелые минуты, когда А. Власов собирался уйти в лагерь военнопленных, не доверяя больше немцам. З. принадлежит идея создания Русского Комитета и именно он окончательно сформулировал 13 пунктов — политическую программу Русского Комитета…».
Думаю, что на этом можно и завершить рассказ В.В. Позднякова о Мелетии Зыкове.
Скорее всего, после неудавшегося покушения, 20 июля 1944 года, полковника Клауса фон Штауффенберга на фюрера, гестапо попросту «зачистило» всех сомнительных власовских коллаборантов.
А «фрондировавший» еврей Мелетий Зыков был среди них первым кандидатом на ликвидацию.
Вот он и «исчез»…
Сейчас, нередко, среди людей интересующихся отечественной военной историей возникает вопрос: неужели немцы действительно верили Власову?
Слова рейхсфюрера Г. Гиммлера, курировавшего «власовское движение», достаточно ясно помогают понять его истинное отношение к этому предателю:
«Опасно делать на славянина большую политическую программу, которая в конечно счете может обернуться против нас самих. Во всем деле пропаганды Власова я испытывал большой страх. Вообще-то я не пессимист, да и возбуждаюсь редко. Но это дело показалось мне опасным. Оно показалось мне опасным в тот самый момент, когда я стал получать от немецких солдат письма, в которых говорилось: мы недооценивали русского человека.
У русских есть свои идеалы. А тут подоспели идеи господина Власова: Россия никогда не была побеждена Германией; Россия может быть побеждена только самими русскими.
И вот эта русская свинья (diese russische Schwine) господин Власов предлагает для сего свои услуги.
Кое-какие старики у нас хотели дать этому человеку миллионную армию. Этому ненадежному типу они хотели дать в руки оружие и оснащение, чтобы он двинулся с этим оружием против России, а может, однажды, что очень вероятно, чего доброго, и против нас самих!»
(NARA, T175 Roll 85, цит. по "Heinrich Himmler. Geheimreden 1933 bis 1945 und andere Ansprachen", 1974, стр.163-166.)
Думаю, что тут все предельно ясно и понятно: для гитлеровцев Власов был всего лишь «этой русской свиньей» и не более того.
В ноябре 1944 года, когда их сильно «припекло» и приходилось хвататься за любую «соломинку», Гиммлер даже встретился с Власовым и разрешил ему провести «съезд» КОНР и начать формирование власовского войска.
Но все равно, даже тогда Власов оставался для Гиммлера только: «diese russische Schwine»!!!
Теперь поговорим и о некоторых других власовцах.
Как рассказывал В.В. Поздняков, Геббельс принял еще одного «теоретика-перебежчика»:
«Иван Иванович Иванов был ленинградским инженером. В 1942-м он перешел через линию фронта к немцам и предложил командованию официально создать соединение русской армии.
Он был послан в Берлин, принят Геббельсом, освобожден от статуса военнопленного и зачислен в СС.
Независимо от него на СС работали Фрелих, Румянцев, Туркул, Бессонов в Ораниенбурге, … набирая кадры для диверсионных групп, которые эсэсовцы хотели оградить от всяких политических связей…
Было решено спрятать власовский проект под крылом отдела ОКВ/Пропаганда. Военная оппозиция возможно рассчитывала на поддержку Власова в случае свержения СС. У СС была своя русская группа, в которую входил Жиленков, она концентрировалась вокруг РОНА».
Надо бы сказать несколько слов о вышеупомянутом генерале А.В. Туркуле.
Как говорят, А.А. Деникин, в свое время, дал знаменитому генералу Л.Г. Корнилову такую характеристику:
«Сердце – львиное, голова – баранья!».
Эта характеристика очень хорошо подходит и для Антона Васильевича Туркула, который был человеком редкой личной храбрости, но не слишком высокого ума.
Еще до Первой мировой войны он добровольно вступил вольноопределяющимся II разряда в 56-й пехотный Житомирский пехотный полк.
В период с 1910—1911 гг. он дважды (!!!) пытался поступить в Одесское и Тифлисское военное училище.
И оба раза - неудачно, что для «вольнопёров», имевших немалые льготы, было весьма необычным явлением.
В результате, в январе 1913 г. Туркул был уволен в запас в чине младшего унтер-офицера.
Во время Первой мировой войны он проявил себя, исключительно храбрым бойцом, заслужил два солдатских Георгиевских креста и был рекомендован на ускоренные курсы прапорщиков юнкерского училища.
По окончании он был направлен в 75-й пехотный Севастопольский полк. В сражениях Мировой войны он был трижды был ранен, награждён орденом святого Георгия IV степени и Золотым Георгиевским оружием и произведён в штабс-капитаны.
В годы Гражданской командовал офицерской ротой в дивизии генерала Дроздовского, был снова тяжело ранен, вернулся в строй и «дорос» до звания генерал-майор и должности командира Дроздовской дивизии.
В эмиграции участвовал в подавлении большевистского восстания в Болгарии (1923 год), затем пытался организовать теракт в отношении Льва Троцкого (когда тот жил на Принцевых островах Мраморного моря).
Переехал в Париж, издавал там свою газету «Сигнал».
Умудрился вдребезги разругаться со всей белоэмигрантской «верхушкой».
За свою деятельность, по приказу начальника РОВС генерала Миллера Туркул был исключён из Русского Обще Воинского Союза. В апреле 1938 года Туркул был выслан из Франции и проживал в гитлеровской Германии, в Берлине.
В августе 1939 года, после подписания советско-германского договора о ненападении, переехал в фашистскую Италию, в Рим.
В годы Великой Отечественной войны активно сотрудничал с гитлеровским режимом, «работая на СС», как и указывает В. Поздняков.
В 1943 году, с разрешения оккупационных германских властей, совершил поездку в Севастополь (по официальной версии – искал там …могилу генерала Дроздовского).
В 1944 году, после личной встречи с А.А. Власовым, зачислен в ряды РОА. В 1945 году — начальник управления формирования частей РОА и командир добровольческой бригады в Австрии.
В мае 1945 года был арестован союзниками. До 1947 года находился в заключении, затем жил под Мюнхеном.
В августе 1950 года организовал съезд ветеранов РОА под Шляйхсхеймом, где был избран председателем Комитета Объединённых Власовцев (КОВ).
Умер в 1957 году.
Продолжим рассказ В.В. Позднякова о других «видных» власовцах:
«Боярский был тесно связан с этой линией, которая характеризовалась отсутствием явной политической программы. Бригада Иванова была позже расформирована. Вторая попытка – Осинторф – стала также провалом.
Проект Иванова был прекращен; я подозреваю, что он был клинически ненормален.
Еще в 1943-м немцы стояли перед альтернативой, выбирая между ивановской и зыковско-власовской линиями. Последнюю поддерживало армейское командование. В результате Иванов был переведен на вторые роли, и вскоре занялся дешевой монархистско-антисемитской пропагандой, из-за чего его возненавидели все бывшие коммунисты.
Вслед за приемом Зыкова Геббельсом, была организована встреча между Зыковым и Власовым. Их программа победила. Но подспудно "сугубо военная" линия оказалась сильнее пропагандистской. Частично это объясняется собственными предпочтениями Зыкова.
Когда Зыкова убрали, СС предприняло новую попытку вернуть себе влияние, на этот раз поставив на своего давнего союзника Жиленкова. (Жиленков раскрыл свое настоящее имя в 1942-м, месяцы спустя после взятия в плен, когда его обвиняли в воровстве).
Из-за его связей с СС времен РОНА, немцы имели возможность давить на Жиленкова. Эсэсовцы помогали ему со спиртным и с женщинами.
В какой-то момент казалось, что СС хочет превратить Жиленкова в противовес Власову, но в итоге Трухин и Власов взяли с Жиленкова слово, что тот не "предаст" РОА…»
В общем, создается впечатления, что там копошились какие-то пауки в банке, не забывавшие о своей карьере и шкурных соображениях:
«Они присвоили себе (русские) звания, не признанные немцами: Иванов был "генерал-лейтенантом", Сахаров – "полковником" и начальником штаба, Кромиади - "полковником" и командиром. Иванов позже стал начальником школы подготовки диверсантов, в которой к РОА относились одобрительно. Как белоэмигрант он был довольно упрямым и зацикленным на чинах, и мне было нелегко убедить его принять "признанное" звание, он добился, что его сделали подполковником.
Сахаров, сын колчаковского генерала, воевал во время гражданской войны в Испании на стороне националистов и получил там звание лейтенанта.
Он был ужасным пьяницей и я не хотел отправлять его на строевую службу. Поэтому он оказался адъютантом Власова.
После долгих переговоров, во время которых Сахаров напрямую позвонил Кестрингу, требуя "по приказу Власова" (что было ложью) звание полковника, его сделали подполковником.
Подполковник Кравченко был очевидно немецким агентом, работал на абвер или гестапо. Он был казак, белоэмигрант. Сначала он попал в личную охрану Власова, но позже его убрали из нее.
Пражская конференция в ноябре 1944-го была совместно подготовлена тремя лицами: Меандровым (от пропаганды), Жеребковым (в качестве "техническогго эксперта") и Поздняковым (от военных). Это трио было предложено немцами, они представили Жеребкова двум остальным (которые его не знали) как опытного организатора.
На самом деле, оказалось, что у него есть всевозможные связи и способности, и он очень помогал нам в таких делах как заказы, приглашения, пресса, флаги и пр., в которых советские офицеры не слишком разбирались. Таким образом он стал членом КОНР. Только позже мы выяснили прошлое Жеребкова…»
(Информация с сайта: https://labas.livejournal.com/1030896.html)
К этим портретам власовцев, «нарисованных» В.В. Поздняковым, свои «краски» и подробности добавляет другой власовец М.М. Самыгин (он же Китаев), который в книге «Русское Освободительное Движение», (изданной в 1970 году), рассказывает:
«Однажды, где-то летом 1943-го, нам сообщили, что нашу контору в Дабендорфе посетит Розенберг.
Все были в восторге. Благовещенский кланялся, шаркал ножкой и никак не мог снять перчатку, чтобы пожать руку, омерзительное зрелище.
Но Зыков вел себя весьма достойно. Наша контора располагалась в бараке. Зыков приветствовал Розенберга как равного. Розенберга окружали суровые эсэсовцы, мы стояли за Зыковым.
Зыков обратился к нему «господин государственный министр», иронически подчеркивая титул. Зыков настаивал на «13 пунктах» и говорил с Розенбергом вполне откровенно…
Первым адьютантом Зыкова был Ковальчук, вторым - Самыгин. Ковальчук был украинским федералистом, хороший журналист, но с комплексом неполноценности. Многие в руководстве были партийцами, полагаю, что бывшая партийная оппозиция после 1936-го располагала самым ценными кадрами в Советском Союзе. Лично я был близок Промпартии.
Мое мнение о Жиленкове лучше, чем о многих других. Его портили лишь любовь к выпивке, слабость перед женским полом, пристрастие к хорошей одежде, еде, парфюмерии и пр. Но я хорошо его знал.
По отношению к движению он был настроен пессимистично и хотел успеть как можно больше в оставшиеся ему месяцы жизни…
Наша пропагандистская деятельность началась в ОКВ. Для военнопленных печаталась «Заря», а для войск - «Доброволец». Позднее весь персонал переехал в Дабендорф.
РОА как военная сила была фикцией до ноября 1944-го.
Власов правильно делал, что никогда не признавал так называемые соединения «РОА», как «свою» армию.
Однажды он сказал нам, что даже если он получит командование над ними, то окажется во главе «наемников, напяливших немецкую униформу ради тарелки супа» (Это была мысль Зыкова).
Однако, он пытался посылать людей в соединения РОА. Ключевым пунктом здесь был Дабендорф. В дополнение к письменным инструкциям пропагандисты получали также устные инструкции, которые не были пронемецкими по духу. У нас была особенная антипатия к эсэсовцам. Только после 20 июля 1944-го, когда ОКВ потеряло свое влияние, главное управление СС стало контролировать наши дела…
Генерал Жиленков показывал примеры удивительных метаморфоз: в трезвом виде он, как обычно, хорошо держал себя в руках, был ровен, весел и приветлив.
В пьяном же состоянии бывало, что ходил по коридорам на четвереньках и мяукал, тогда как его адъютанты прыгали по мраморным лестницам отеля, привязав себе на головы роскошные оленьи рога, сорванные со стен.
Пьянство и разврат привели к тому, что в Карлсбаде было стыдно, а подчас и небезопасно, называть себя русским». (весна 1945 года)»
Тут, конечно, надо кое-что прокомментировать.
- Обратим внимание на откровенную оценку Самыгина: «РОА как военная сила была фикцией до ноября 1944-го».
Сейчас у нас развелось довольно много сказочников, воспевающих разные «подвиги власовцев». Им будет очень полезно с этим ознакомиться.
- Другой прекрасной цитатой, для нынешних почитателей власовцев, будут слова самого Власова, который оценил многочисленные коллаборационистские формирования (типа РОНА и прочих прогитлеровских «армий»), как «наемников, напяливших немецкую униформу ради тарелки супа»!
- Читая все эти откровения власовцев, начинаешь думать, что «дело Промпартии» и прочие знаменитые довоенные процессы вовсе и не были «полностью сфальсифицированы НКВД», как нам сейчас старательно рассказывают.
Посмотрите: Самыгин сам о себе пишет, что он был «сторонник Промпартии», Зыков – «ученик Бухарина» и т.д.
Самыгин подчеркивает, что многие во власовском руководстве «были партийцами, полагаю, что бывшая партийная оппозиция после 1936-го располагала самым ценными кадрами в Советском Союзе».
Незаурядной личностью был власовский полковник, а затем генерал-майор В. И. Боярский, который в плену представлялся, как «потомок украинского князя Гамалия и бывший адъютант маршала Советского Союза М. Н. Тухачевского»
Он тоже был выпускником Военной академии имени Фрунзе и попал в плен, будучи командиром 41-й стрелковой дивизии.
Получается, что, адъютант самого Тухачевского (!!!), да ещё и потомок какого-то князя, не только не был расстрелян или репрессирован по «делу Тухачевского» ещё в 1937-м году, а спокойно служил в РККА, закончил Военную академию имени Фрунзе, и «дорос» до командира дивизии к 1941 году.
Потом он сдался в плен и «отблагодарил» всех, кто в РККА писал на него аттестации и представления, ручался за него перед командованием, парторганизациями, особистами и кадровиками и т.д.
Да ещё и «козырял» этим своим адъютантством и своей «голубой кровью» в плену!
Тут уж поневоле задумаешься: может и в самом деле существовал тот самый заговор в 1937-м ? Сколько таких будущих «боярских» тогда ликвидировали?)
Похоже также, что далеко не все оппозиционеры были «незаконно» репрессированы, а среди реабилитированных в 1940-1941 годах, оказалось довольно много откровенных предателей (Тот же Зыков, племянничек писателя И. Шмелева полковник Н.Н. Любимов и т.д.)
Ну и, в качестве «вишенки на торте», скачущий по коридору карлсбадского отеля, в окружении своих «господ офицеров» - адьютантов, с привязанными оленьими рогами на голове, пьяный власовский генерал Жиленков, служит лучшей иллюстрацией для морального облика власовского войска.
Еще одной заметной фигурой был начальник отдела пропаганды власовской армии полковник (затем генерал-майор) Михаил Алексеевич Меандров.
Он родился в Москве в 1894 г. в семье священника. Его отец был настоятелем церкви Святого Харитона в Москве. В 1932 году он был выслан и умер в ссылке.
Сам М.А. Меандров в 1913 году закончил Алексеевское пехотное училище в Москве. Вот основные «вехи» его службы:
В 1915—1917 участвовал в Первой мировой войне;
В 1917, после контузии, командир батальона в 109-м запасном пехотном полку в Самаре в чине штабс-капитана.
В 1918 учился в Московской сельскохозяйственной академии.
В декабре 1918 был призван в Красную армию, но непосредственно в Гражданской войне не участвовал.
В 1918—1921 — инструктор-наблюдатель, командир роты и батальона на курсах газотехников.
В 1921—1924 — преподаватель тактики в Кремлёвской школе ВЦИКа.
В 1924—1930 — начальник учебной части пехотного и пулемётного отделов этой школы.
В 1935—1937 — начальник отдела боевой подготовки в штабе Приволжского военного округа.
(Отметим, что именно в Приволжский военный округ был, накануне ареста «сослан» маршал М.Н. Тухачевский)
В 1937—1938 г.г. М.А. Меандров - начальник 2-го отделения штаба 12-го стрелкового корпуса. В этот период характеризовался в аттестации как «трудолюбивый и настойчивый», «хороший методист», «по отношению к себе и подчинённым требовательный и инициативный».
В 1938—1939 годах он уже начальник оперативного отдела штаба этого корпуса.
В 1939—1940 — заместитель начальника штаба 34-го стрелкового корпуса 7-й армии Ленинградского военного округа. В этом качестве участвовал в советско-финской войне, был награждён орденом Красной Звезды.
В 1940—1941 — начальник штаба 37-го стрелкового корпуса.
В 1941 — начальник оперативного отдела, заместитель начальника штаба 6-й армии, оказавшейся в окружении под Уманью летом 1941. 6 августа при попытке прорыва из окружения Меандров попадает в плен…
Как видим, - тоже очень интересная биография у этого человека.
Батю Меандрова, (священника), по решению «зловещего НКВД», выслали из Москвы, а его сын – спокойно служит в столице, преподавателем в кремлевской школе «красных курсантов» (!) и постепенно дорастает аж до начопера армии (!!!).
А нам-то все рассказывают, что членам семей репрессированных никакой дороги «наверх» не было...
Куда же смотрели кадровики и «злодеи-особисты»?!
Как допустили «поповского сынка» до службы в штабе армии?
Кстати говоря, очень странно, что Меандрова, бывшего начопера армии с таким опытом и «прохождением» службы, власовские кадровики взяли и «бросили» на пропаганду…
Тут загадка: сам Меандров этого захотел? Или «никакой» из него оказался «тактик»?!
Очень сильно «не вписываются» биографии этих людей в современные ходульные схемы и россказни о том времени, не правда ли?
В плену Меандров выразил желание сотрудничать с немецкими властями, в 1942 вступил в Русскую трудовую национальную партию. Стал там членом Политического центра борьбы с большевизмом (ПЦБ), возглавлявшегося комбригом И. Г. Бессоновым.
Осенью 1942 — весной 1943 участвовал в разработке планов десантов в Коми АССР (в район сосредоточения лагерей НКВД), предполагался на должность командира Северной зоны десанта (район Архангельска). (В предыдущих главах мы об этих планах уже рассказывали).
После роспуска ПЦБ и ареста ряда его руководителей (включая и Бессонова) возглавил остатки этой организации. Летом 1943 находился под Островом в составе русского добровольческого отряда, в состав которого входили члены ПЦБ (это подразделение прекратило своё существование после того, как около 15 человек из его состава перешли к партизанам).
В январе 1944 по заданию НТСНП Меандров вступил в Русскую освободительную армию.
Был направлен в школу РОА в Дабендорфе, где был инспектором по пропаганде и редактором бюллетеней РОА. Возглавлял организационный комитет по созыву учредительного съезда «власовского» Комитета освобождения народов России (КОНР) в октябре 1944 в Праге. С октября 1944 — начальник отдела пропаганды штаба вооружённых сил КОНР, с ноября 1944, одновременно, заместитель начальника Главного управления пропаганды КОНР.
В феврале 1945 был произведён в генерал-майоры и назначен начальником офицерской школы вооружённых сил КОНР. Входил в состав Южной группы вооружённых сил КОНР под командованием генерала Ф. И. Трухина.
9 мая 1945 вместе со школой сдался в плен американцам, был интернирован в лагерях военнопленных.
В заключение главы, расскажу небольшую историю из своей, теперь уже далекой, юности.
В 1974 году, моим соседом (по верстакам) в цеху ленинградского оборонного завода, был Борис Васильевич Фонарёв.
Фронтовик и красавец мужчина, имевший штук семь боевых орденов и три тяжёлых ранения, на память о Великой Отечественной войне.
Запомнилось, что у него было 3 ордена «Славы»: один – третьей степени и два – второй!
Вообще-то, это было очень необычным явлением, ведь полагалось награждать этими орденами «по восходящей» и, если бы у него был орден «Славы» первой степени (вместо полученного им второго – второй степени), то его льготы приравнивались бы к льготам Героя Советского Союза.
На мой вопрос: «А почему так получилось?!», - Борис Васильевич только посмеивался: «Наверное, кому-то нужнее моя Слава первой степени оказалась!»
Борис Васильевич начал воевать в народном ополчении, летом 1941 года, под Ленинградом, где был тяжело ранен в первый раз, а заканчивал войну сержантом, во фронтовой разведке, в Восточной Пруссии, где получил свое последнее ранение.
Иногда, под настроение, он рассказывал мне о своей боевой молодости.
Зашла как-то раз у нас речь о власовцах.
«Так их в плен вообще не брали», - буднично сказал бывший разведчик.
И поведал мне такую историю.
«Дело было в апреле 1945 года. Немцы уже иногда сдавались нам целыми ротами и взводами. Но не все, не всегда, и не везде.
Кое-где бои шли ожесточённые.
Как-то раз мы остановились у опушки леса, около дороги, на привал. Вдруг видим, из леса идёт нам навстречу колонна немцев, в форме, но уже без оружия. Видимо, кому-то уже сдались, и чинно шествуют в плен.
Человек 120-130 их было. Всё как положено, впереди немецкий офицер с белым флагом, с боков пара наших конвоиров, идут бодро, довольные.
Тут наш начальник разведки даёт команду остановить их, пусть мол отдохнут малость.
Конвоиры убрали строй немцев с дороги, посадили на землю, разрешили курить. Минут 20 вместе перекуриваем.
А наши ребята в это время пошуровали среди немцев, пообщались с ними, как могли. А кое-как объясниться по-немецки у нас могли почти все.
Вот кто-то из немцев и шепнул нашим, что среди них есть власовцы...
Наш начальник приказал снова построить немцев и, затем обратился к немецкому строю, требуя выдать переодетых власовцев.
Немцы начали шуметь и говорить, что власовцев среди них нет.
«Даю минуту, чтобы вы сами выдали власовцев. Иначе – всех здесь положу!» - спокойно говорит им наш командир.
Немцы, после недолгой перебранки, вытолкали из своих рядов человек 20 перепуганных власовцев.
«Веди немцев на пункт сбора пленных», - говорит наш командир старшему конвоя. Тот командует и немцы, так же чинно, отправляются строем в наш тыл.
Власовцы сбились кучкой и остались стоять на дороге. Они не дёргались, понимая дальнейшее.
Пощады им не было, и они знали это.
«Садись!» - приказал им наш командир.
Они сели прямо на дорогу.
Тут же два разведчика из своих ППШ их всех и скосили, как косами», - так и закончил свой рассказ Борис Васильевич Фонарёв.
Он остался в моей памяти на всю жизнь…
Власовцев наши бойцы на фронте В ПЛЕН, как правило, НЕ БРАЛИ.
Таков был суровый закон той, Великой Отечественной войны.
Поднял оружие на своих – нет тебе пощады!!!
По послевоенным свидетельствам выживших власовцев, в случае реальной опасности оказаться в плену, как бы ни это ни странно звучит, они стремились поскорее попасть в руки офицеров СМЕРШа.
Разгадка этого феномена проста: смершевцы ОБЯЗАНЫ были заводить на них следственные дела, собирать их показания, вести протоколы допросов, опросы свидетелей и т.д.
Это гарантировало власовцам, хотя бы на первое время, ЖИЗНЬ.
А вот нашим бойцам на передовой все эти «дела», «показания», следственные формальности были «до лампочки», и пощады от них власовцам не было.
Из книги воспоминаний Леонида Белоглазова: «Записки артиллериста», приведу еще один пример подобного отношения наших бойцов к власовцам:
«…Поздней осенью 1944 года мы вдруг оказались в 60 км севернее Варшавы, под деревней Домбровка. Впереди, за немецкой обороной, выделялась высота с отметкой 171,3 м. Наступление было назначено на утро.
Мы знали, что перед нами стоят власовские части (изменники Родины) и что бой будет тяжёлым.
Что власовцам нечего терять, и смерть они воспримут как избавление от последующего возмездия; что эти, в основном украинские националисты, очень жестоки, и в плен они нас брать не будут. Так же, как и мы их…
…власовцы впереди действительно стояли. Мы потом заходили в их блиндажи, читали их литературу, листовки.
Позже, в городках и деревнях, на заборах и домах видели их надписи: «Мы ещё вернёмся»…
В том бою я не видел ни одного пленного.
Их попросту не брали.
«Изменнику Родины – смерть!» – этот девиз красной нитью прошил все годы войны».
На фото: Власов, сидя под портретом того, кто публично называл его "русской свиньей", получает инструкции от доктора Геббельса.
Продолжение:http://www.proza.ru/2018/06/28/491