Имена на скрижалях. Константин Паустовский

Инна Днепровская
Сегодня родился К.Г. Паустовский (31 мая 1892 г.).
Любила с детства. Через его рассказы мне открывалось искусство видеть мир. Сначала - природы. А стала постарше - мир человеческой души. Любимая книга - "Наедине с осенью". Он обладал удивительным даром открывать сокровенное там, где казалось бы нет покрова. Он открыл для меня столько новой красоты - тончайших душевных переживаний, переданных удивительно просто, даже скупо, но так, что переворачивало тебя, заставляло вглядываться в себя и в людей, что рядом. И во всё, что рядом - живет, растет, дышит, звучит, играет красками. Он как никто мог в небольшой миниатюре несколькими штрихами передать то, над чем психологи довольно безуспешно бьются до сих пор - рождение того самого "Ага!" в душе музыканта, поэта, художника, из которого потом получается шедевр. Именно Паустовский открыл мне музыкальным мир Грига, художественный лиризм Борисова-Мусатова.
Одна из любимых миниатюр - воспоминания о Луговском. Через нее открывалась мне в свое время самоценность человеческой души, которая определяется ни силой таланта, ни известностью, а только способностью жить и откликаться на жизнь хотя бы даже уже опавшего листка. Мне не нравился никогда поэт Луговской. Но в маленькой миниатюре Паустовский открыл мне красивого, нежного, чуткого человека. И это Паустовский умел делать как никто другой. Вот эта миниатюра:
"Вечером в тот день, когда рядом с нами бежали по улицам листья клена, Луговской пришел ко мне и, явно смущаясь, сказал:
— Понимаешь, какой странный случай. Я только что ходил на телефонную станцию звонить в Москву, и от самых ворот нашего парка за мной увязался лист клена. Он бежал у самой моей ноги. Когда я останавливался, он тоже останавливался.
Когда я шел быстрее, он тоже бежал быстрее. Он не отставал от меня ни на шаг, но на телефонную станцию не пошел: там слишком крутая для него гранитная лестница, и к тому же это — учреждение. Должно быть, осенним листьям вход туда воспрещен. Я погладил его по спинке, и он остался ждать меня у дверей. Но когда я вышел, его уже не было. Очевидно, его кто-то прогнал или раздавил. И мне, понимаешь, стало нехоро­шо, будто я предал и не уберег смешного маленького друга. Правда, глупо?
— Не знаю , — ответил я, — больше грустно...
Тогда Луговской достал из кармана куртки пустую короб­ку от папирос «Казбек» и прочел только что написанные на коробке стихи об этом листике клена , — стихи, похожие на пе­чальную и виноватую улыбку".