Часть 2. Любовь

Наталья Бокшай
Эти два дня показались мне вечностью, выстроенной на ожидании. Мне казалось, что я застряла где-то во времени. Без машины я не могла заниматься своими привычными делами. Точнее могла, но это требовало от меня тех усилий, которые выбивали меня из колеи, доводя до слез.
В первый день я решила все-таки как-то справиться своими силами и загрузив тележку, собралась идти пешком в сторону города. Но я даже до ворот не дотащила ее. С досады закинув перчатки куда-то в недра кустов смородины, я стала таскать ящики обратно в теплицу. Хотелось от досады разреветься и уничтожить все это, никогда не видеть ни сад, ни усадьбу, ничего.
Успокоилась я не скоро. Долго шаталась из комнаты в комнату, зная, что меня ждет масса дел, но руки не лежали ни к чему. Провалившись в мягкое кресло, сидела около часа в комнате дедушки и бабушки.
Туда я редко заходила. Комната больше походила на мастерскую – везде были расставлены холсты, где так и остались недорисованными несколько дедушкиных картин. Он любил рисовать в свободное время. В основном природу. В доме была даже одна дверь, стекло которой было расписано маслом: с одной стороны стекла – тигры, стоявшие на краю водопада, на другой – сосновый бор ранним утром. Работ у него было много, некоторые даже хранились в городской галерее. Да и вообще, фамилия моей семьи всегда была на слуху – как ни крути, очень уважаемыми людьми были бабушка и дедушка. Я ими гордилась. Гордилась их любовью друг к другу и к своему любимому делу. Семья у них была всегда на первом месте, они друг у друга были на первом месте.
Сидя в их комнате, я снова и снова вспоминала о них, мечтала, чтобы когда-нибудь и у меня была такая любовь, как у них, чтобы я пронесла ее через всю жизнь вместе с тем, кто разделит мою жизнь со своей. Я грустью думала о том, что все встречи в моей жизни были не тем и все были не теми. Мимолетное увлечение, привычка, что ты не одна, отношения с тем, кто обратил на тебя внимание, а ты приняла это за любовь. И ни одни отношения не были настоящими. Скорее это было похоже на «только бы не быть одной». Как же глупо! Весь мир был в розовых очках, в вечной нелюбви к самой себе. А потом очки разбились, и осталось лишь схватиться за голову и ужаснуться тому, что из всего этого получилось. «Ой, дура! Дура ты, любовь! Вот так умрешь, не зная Рая». Хотелось влюбиться, по-настоящему, с первого взгляда, чтобы в омут с головой, зная, что по-другому просто задохнешься, а не начинать с прелюдий ради собачьего рефлекса привычки. Бабушка часто мне говорила, что тяжело жить без любви, особенно тем, кто не знал ее.
Ее брак с дедушкой был вторым. После несчастной влюбленности «не в того», она встретила своего единственного. Жизнь у нее была не такой сладкой, особенно до встречи с моим дедушкой.
Выйдя неудачно замуж, родив сына, она стала заложницей тирана и деспота, который видел удовольствие в жестокости и изменах, издевательствах над женой и сыном. Она сбежала от него, в страхе и ужасе, но сбежала.
А дедушка был женат на той, которая изменяла, которой нравилось быть правящей рукой мира всего. И изменяла она с первым бабушкиным мужем.
Так странно, но эти две совершенно разные женщины даже сыновей родили в один день, в один час, на соседних столах для рожениц. Смотрели друг другу в глаза, зная, что мальчишки в их утробе от одного мужчины. И они ненавидели друг друга. Одна – за предательство и измену, другая – за то, что была женой любимого.
Я, узнав однажды эту страшную тайну перемены жен и мужей, пришла в ужас. Мне все казалось, что все они лишь назло друг другу сделали так, сдуру, «по молодости лет». Но купидоны, наверное, промахнулись в первый раз и стрелы пролетели немного не по той траектории. В итоге – мучения, венцом которых стало счастье тех, кто его заслужил. Бабушкин первый муж, как бы он горячо не любил свою любовницу или вторую избранницу, уж не знаю, как правильно в этой ситуации сказать, но жестокость была его природной натурой. И в порыве дикой ревности, он убил ее, оставив малолетнего сына без матери…
Я, иногда, в ужасе, с закрытыми глазами и шепотом, думаю, что это могло случиться с моей бабушкой, не убеги она от него.
Зато с превеликим удовольствием я вспоминаю, как они с дедушкой были счастливы. Они дышали друг другом, понимали с полуслова, читали мысли даже на расстоянии, они были одним целым, не могли друг без друга, даже ушли вместе. Вот это была любовь, та самая – настоящая.
Но это была их история. А моя… Моя или закончилась, или еще и не началась.
Машину мастер пригнал на следующий вечер.
 - Как и обещал, - улыбнулся он, такой светлой и искренней улыбкой. – Спешил, как мог.
- Я вам очень благодарна! – я с облегчением вздохнула. – Вы даже не представляете, как это важно для меня. Просто спасли меня.
- Рад, что помог вам, - продолжал он улыбаться, отдавая мне ключи от машины.
- Может быть, чаю? – неуверенно спросила я, заламывая руки.
- Не откажусь.
Я видела, что он всячески хочет задержаться и продлить беседу на сколько это возможно, поэтому мое предложение выпить чаю было словно спасательным кругом. В последнее время я стала что-то совсем гостеприимной и общительной, даже сама себе начинала удивляться. Наверное, заразилась этим от Веры. А вот привычка смотреть в глаза выработалась от работы на рынке.
Мы прошли на веранду, которую я уже открыла с приходом апрельского тепла.
- Красиво здесь у вас.
Мой гость с любопытством рассматривал все вокруг, пока я на кухне ставила чайник и доставала угощения.
- Как вас зовут? – спросила я, расставляя чашки.
- Простите, я забыл представиться, - он смущенно улыбнулся. – Меня зовут Сергей, Сергей Громов, - зачем-то добавил он фамилию.
- А меня Люба, и можно на «ты», - я ловила себя на мысли, что веду себя уж очень твердо.
- Очень приятно. Ты здесь одна живешь?
- С дочкой, - махнула я рукой в сторону скамейки, где Соня с Мишей о чем-то беседовали со Страшилой.
- А муж? – он спросил это раньше, чем подумал.
- Мы живем вдвоем с дочкой, - еще раз сказала я. – Мужа у меня нет.
- Извини, - он растерялся. – Просто здесь уйма работы. Не представляю, что ты сама со всем этим  справляешься.
- Справляюсь, - пожала я плечами. – Привыкла.
Он промолчал, глядя, как я разливаю чай по чашкам.
- Я просто всегда мечтал о таком саде, - заговорил он. – У меня родители живут в деревне. Когда уехал в город, решил, что это здорово. А потом понял, что это глупо. Всегда тянет уехать прочь, в тишину, работать на земле и не ходить по раскаленному летом асфальту. Это в деревне мечталось покорить большой город, словно это что-то такое, ради чего стоит жить. А потом, с годами приходит осознание, что бежать надо было в другую сторону. Хоть я, не сочти за хвастовство, и добился много, как мне кажется, но после работы хочется приезжать не в четыре стены, а вот в такой прекрасный дом, с садом и свободой от городских рамок офисной романтики.
- Но ты же работаешь не в офисе, - улыбнулась я.
- В мастерской тоже есть место для бесконечных бумажек, отчетов и безграничной конкуренции, - махнул он рукой. – Думаешь, что подчиненным быть – хуже некуда, но и быть выше – порой еще хуже. Дамоклов меч висит ниже, чем над тем, кому не надо думать за всех.
- Это уж точно, - согласилась я. – Любая работа хороша, везде есть свои подводные камни и босс босса твоего босса.
- Да, да, да, - рассмеялся она моей последней фразе. – И все же, в таком месте быстрее отходишь от проблем. Растворяешься, что ли.
Я пожала плечами – мне здесь всегда было хорошо, единственное место на земле, где я чувствовала себя защищенной.
Мы долго с ним беседовали, он спрашивал о саде, о том, что я еще люблю, кроме всего этого, рассказывал о себе прошлом и нынешнем. А я ловила себя на мысли, что это первый собеседник, которого я впустила в свой дом после всех прошлых событий в своей жизни. И то ли он был таким интересным гостем и с ним было легко говорить на любые темы, то ли я перестала совсем разбираться в людях и оказалась слишком доверчивой и беспечной этим вечером, но мне казалось, что я его знаю. Словно он был моим другом детства, с которым мы не виделись очень давно. Странно все это было. Ведь я всегда думала, что теперь совсем разучилась заводить с людьми знакомства, и умение говорить с ними ушло в прошлое, а сама я стала деревянной и со стороны теперь выгляжу как существо, от которого лучше быстрее избавиться. Наверное, потому, что мне это долго внушали. Я перестала считать себя интересной.
А он все говорил и говорил, беседа плавно перетекала от одной темы к другой, как и вечер мирно переходил в ночь. Я потеряла счет времени, лишь ловила одну и ту же мысль, назойливо вертевшуюся под ногами, что мне было сейчас хорошо. Давно я не чувствовала себя без внешней защитной оболочки, ставшей панцирем и обрекавший меня на вечных холод. Я будто стала снова живой. Конечно, моя дочка была моей радостью, светом, моей единственной любовью и счастьем. Но это была совершенно другая любовь, другое счастье, это было тем, что делало меня матерью, но не делало любимой. А эта беседа вдруг напомнила мне яблоню, которая долго росла в тени и не могла напитаться светом, чтобы вновь расцвести весной.
Опомнились мы оба, когда за Мишей пришла бабушка. Они с Соней попрощались и она, недоверчиво посмотрев на Сергея, вдруг спросила:
- Вы к нам придете еще?
- Мне бы очень хотелось, - улыбнулся он.
- Хочешь, я познакомлю тебя со Страшилой?
- Соня…
- Конечно, - он был искренен, и Соня чувствовала это.
- Но при одном условии, - Соня подняла вверх указательный палец. – Ты пообещаешь, что мы пойдем в лес и спасем Железного Дровосека. У тебя ведь есть машинное масло, раз ты починил маме машину. Может быть, ты сможешь и его починить, а то он слишком давно стоит в лесу один.
- Я обещаю, - Сергей положил ладонь на сердце и широко улыбнулся Соне.
- Спасибо, - она забралась мне на колени и обняла.
- Я вас сильно задержал, наверное, - тихо сказал он. – Но мне было приятно с вами познакомиться. Давно я так ни с кем не говорил. Люба, у вас прекрасный сад и прекрасная дочка.
Мы проводили его до калитки.
- На счет трактора, - он остановился. – Я заеду, посмотрю его в самое ближайшее время. И пусть это будет нелепым поводом продолжить знакомство. Другого предлога увидеться я пока не придумал.
Я растерянно посмотрела на него, ожидая услышать, что это шутка или еще что-то другое, но совсем не то, что я подумала. Так и ждала, что это окажется каким-то злым розыгрышем и мне в лицо скажут, что таких зануд и деревенщин как я, больше не встречали. Но он лишь тепло улыбнулся, явно не собираясь надо мной издеваться и рушить мою доверчивость.
Когда он уехал, я готова была разреветься. Почему? Не знаю. Наверное, я так сама к себе огрубела, что запретила напоминать, как я была одинока. А именно одиночество и душевную пустоту я испытывала все эти годы. И такая усталость на меня накатила, так душу рвало от всех чувств и запретов, что казалось, будто меня заточили под землей, вколов убийственную дозу тормозящих веществ, сделавших меня такой бесчувственной и пустой.
Уложив Соню спать, я вышла на веранду.
Было очень тепло. Речной бриз приносил запах зацветающих абрикос, сырой прелой листвы из рощи, свежесть разлива, дым костров и ни с чем не сравнимый аромат молодой травы и клейких листочков. В лесу вели свои душевные переговоры птицы. Город напротив горел своими желтыми огнями, но шум его не долетал сюда. И спокойно было и умиротворенно. Впервые за много дней я почувствовала, что у природы есть запах, а у еды – вкус.
Сергей приехал через несколько дней.
В тот вечер я ровняла грядку, собираясь сажать капусту. Тотошка залился звонким лаем и послышалось радостное щебетание Сони. На садовой дорожке показался знакомый силуэт в сопровождении Сони и Миши.
- Добрый вечер, Люба, - приветствовал он меня букетом алых роз.
Соня держала перед собой коробку с тортом и пакет с чем-то еще.
- А у нас теперь есть воздушный змей, - потрясла она пакетом. – Миша научит меня его запускать.
- Очень рада тебя видеть, - растерялась я, не ожидая, что он приедет.
- Судя по твоему виду, ты не ожидала, что я приеду, - весело заметил он.
- Это верно, - я сняла перчатки.
- Зато я не мог дождаться, когда появится возможность приехать сюда, к вам, - он улыбнулся Соне. – Как у вас тут дела? Дровосек еще терпит?
- До первого дождя, - Соня вздохнула.
- Тогда успеем, - он погладил ее по голове. – Я как раз раздобыл специальное масло для него.
- Правда? – Миша даже подпрыгнул от радости.
- Конечно, правда, - Сергей развел руками. – Вот чай с тортом попьем и пойдем за ним.
- Ой, мамочка! – запищала Соня. – Давай скорее пить чай!
Я рассмеялась, а он заговорчески подмигнул детворе.
- У тебя очень красивая улыбка, - тихо сказал он мне, когда я подошла, и протянул мне цветы.
- Спасибо, - я чувствовала, что краснею.
- Как машина?
- Едет, - улыбнулась я. – Спасибо. Как у тебя дела?
- Сезон летней резины и крутой аэрографии открыт, - улыбнулся он.
Мы вчетвером пили чай на веранде, Соня и Миша заспали Сережу вопросами, на которые он охотно отвечал. Мне лишь оставалось наслаждаться такой компанией, которая так неожиданно собралась в моем доме и слушать эту беззаботную болтовню.
После чая, он попросил показать ему старый дедушкин трактор. Я отвела его в сарай, где он долго возился, а потом выдал диагноз – все в порядке и пригодно для использования.
- Но не женское это дело, - криво хмыкнул он.
Я промолчала. А Соня и Миша все это время нетерпеливо вертелись под ногами, в предвкушении чего-то сверхъестественного.
- Вы готовы? – обратился он к ним.
- Давно, - Миша уверенно кивнул.
- Ну, тогда пойдем, - улыбнулся он. – Заберем сейчас вашего железного друга из леса и передадим на воспитание Страшиле.
И они ушли. Я осталась ждать их дома, обещая приготовить им что-нибудь для победителей.
Я, как маленький ребенок, с замирающим сердцем ждала развязки этой детской игры. И была крайне удивлена, когда в наползающих сумерках появились силуэты на тропинке, ведущей в лес.
- Где вы его нашли? – удивилась я, увидев, кого они несут.
- Он ждал нас на опушке у большого дуба, - гордо сказал Миша.
Соня визжала и прыгала от восторга, кружа вокруг Сережи, который усадил на скамейку игрушечного Дровосека, собранного из различных железок и механизмов.
- Ой, мамочка! Там такое было! Такое! – прыгала вокруг меня Соня, сияя, словно мы собирались встречать Новый год.
- Сейчас полечим его маслом, и можете расспросить у него о его приключениях, - сказал Сергей, доставая из кармана масленку.
- Где ты его взял? – спросила я, когда мы вернулись на веранду, глядя, как дети восхищаются своим новым другом.
- Собрал в мастерской и отнес в лес прежде, чем заехать к вам, - довольно улыбнулся он и посмотрел на меня. – Пусть верят в сказку как можно дольше.
- Спасибо, - только и смогла сказать я, думая про себя, что и сама готова поверить в сказку.
Ужин был шумным, дети праздновали победу, болтовни было втрое больше, чем обычно. И я вдруг почувствовала, что воздух вокруг пропитался всеми ароматами сада, леса и реки. И так мне стало хорошо, словно я встречала свою первую весну после долгого сидения в подвале, где не было ни свежего воздуха, ни солнца, ни закатов, ни пения птиц.
Сережа поддерживал игру Сони и Миши, словно все это и вправду было, словно нас ждал Изумрудный город со всеми его добрыми жителями и мечтой, верой в лучшие, светлые дни, где не было больше ни бед, ни печалей.
Я и сама в детстве любила эту сказку, но с годами дорога из желтого кирпича превратилась в пыль, а сегодня я вновь увидела ее.