Часть 2.
Утро пришло, мебель сладко дремала,
Когда под напором дверь застонала…
Заходит торговец – с лица, сам не свой,
Может, не выспался, очень был злой!
Возможно, поднялся не с той он ноги?
Лето, жара – он надел сапоги…
Взглядом недобрым сверлит свой товар,
Бедную рухлядь бросает всю в жар…
Слышится стук деревянных сердец –
Каждый почувствовал – это конец!
В бешенстве кресло швыряет он в угол!
Кресло упало и смотрит с испугом…
Пнул шифоньер, да в ушибленный бок!
(Вот и сгодился из кирзы сапог).
Створкой старик заскрипел так протяжно,
Всем остальным стало больно и страшно!
Словно из джунглей, дикарь-павиан,
Прыгает босс на уставший диван!
Без жалости бьет постаревшую спину!
Тяжко смотреть на такую картину…
Вид у дивана ужасно был жалкий,
Лучше скитаться под небом, на свалке,
Лучше б купила тётя-громила,
Чем измывается этот верзила…
В сей драматичный, скандальный момент,
В дверях появился первый клиент;
С виду – приезжий, точней – иностранец,
В глазах – интерес, у виска крутит палец…
Никак не понять, из Европы ему,
Зачем продавец портит мебель свою?
Пожалуй, довольно громить вражий стан,
Хозяин в покое оставил диван.
Некстати пришёл, помешал всех избить…
«Вы что-то хотели, товарищ, купить?»
Спросил он вошедшего, шумно дыша,
Тот будто не слышал слов торгаша…
«Товарищ» застыл, огорошен разбоем,
Не шёл на контакт с возбужденным героем…
Через минуту вошёл переводчик,
Дожёвывал парень, купленный сочник,
Когда торопливо он всё проглотил,
Подробнейшим образом суть объяснил:
«Вот джентльмен из-за границы,
Из старой Европы, из города Ниццы!
Желает взглянуть на российский товар,
Представьте, пожалуйста, свой антиквар!»
В лице изменился хозяин мгновенно,
И с гордой осанкой промолвил степенно:
«Конечно, конечно, пожалуйста, бите!
Может, купить шифоньер, вы хотите?»
Словарный запас иностранного слова,
Использовал он ради дела такого!
Подвёл иноземца, впритык, к шифоньеру,
И, чтоб поскорей разрядить атмосферу;
Ласково гладит зашибленный бок,
И, как антиквара, великий знаток,
Стал щебетать соловьём лицемер:
«Вы только взгляните, какой – шифоньер!
Отличная вещь – красавец дубовый,
Прослужит сто лет, не хуже, чем новый!
Вот кресло, пардон, нечаянно упало,
Комфортней в продаже ещё не бывало!»
Он кинулся в угол, поставил на место,
Ни в чём неповинное, бедное кресло.
«Ловите момент, дорогой господин,
Товаром таким я торгую – один!
Уверен, товарищ, что вам неизвестно,
Что это – дворянское, старое кресло!
На нём отдыхали когда-то князья,
Такой экземпляр упускать вам нельзя!
Потрогайте сами, какой гобелен…»
Трещал, как сорока абориген.
Гость, поражаясь его нетерпеньем,
Явно, смотрел на него с подозреньем…
Но переводчик, насытившись сдобой,
Недолго возился с нерусской особой;
Торгаш-неудачник, но всё-таки свой,
Сорвать можно куш с иностранца большой!
Советует он, говоря по-французски:
«Редчайший товар, исконно русский!
Чего тут раздумывать, Жан месье?
Предметы сгодятся во Франции все!
Выписывай чек, да дело с концом».
Зевнул переводчик с беспечным лицом.
Хозяин ни «А», ни «Б» по-французски,
Но, парень смекалистый, даром, что русский;
Почувствовал кожей, хотите, душой,
Что переводчик – партнёр деловой!
Получит за сделку в награду презент,
Пусть только наживку проглотит клиент!
А покупатель, ну, просто зануда,
Довёл продавца он до нервного зуда;
Чья это кровать, какой царь на ней спал?
Какие чины, сей диван, принимал?
Чаевничал кто за широким столом?
Сундук украшал, доселе, чей дом?
Внимательно выслушав, весь этот вздор,
Хозяин, как гид, расширял кругозор,
Никак не смущаясь, потоку вопросов:
«На ней почивал сам Савва Морозов!
Вот так он ложился, – упал на кровать,
Потом показал, как надо вставать.
«За этим столом – братья Орловы,
Собрались, однажды, на смерть все готовы,
За нашу царицу, за русский престол!
Свидетель всему – уникальный сей стол!
В полке хранились когда-то игрушки,
Чтоб мог забавляться маленький Пушкин,
Когда же он стал всеизвестным поэтом –
То складывал книги на полочке этой!
А, вот – табуретка, факт достоверный,
Срубил топором её царь Пётр Первый!
В комоде таил – продолжал он серьёзно,
Казну государства – наш Иван Грозный!
Шкаф из прихожей, типично московский,
Владельцем его был поэт Маяковский!
А, на диван, то вам и не снилось,
Сколько придворных когда-то садилось!
Не сосчитать знаменитых имён,
Канувших в лету, ушедших времён…
Ну, а сундук – сочинял он сверх меры,
Помнит сограждан до нашей эры!
Выдохся начисто наш фантазер,
Ну, и каналья, ну, и хитёр!
Пауза длилась минуту, другую…
Скупает всю мебель Жан подчистую!
Сделка свершилась, без всяких там слов,
До завтра закрыт магазин на засов.
Продолжение следует.