Россия 1810 год.
Этим утром в подмосковной усадьбе вдовствующей княгини Лидии Васильевны Берсентьевой "Миловидово" не было привычного оживления. Огромный барский дом окутала тишина, изредка нарушаемая звуками отворяемых и затворяемых дверей и тихими шагами прислуги. Все дворовые шепотом обсуждали дерзкую выходку среднего сына княгини, совершенную им накануне. Выходка эта стала причиной сильнейшего расстройства княгини - Лидия Васильевна до сих пор ещё не вышла из своих комнат к завтраку, накрытому в столовой.
Запыхавшаяся Дуняша, служанка княгини,вбегая на главную кухню за очередным отваром успокоительных трав, лишь нетерпеливо отмахивалась от вопросов о состоянии здоровья хозяйки. Тем временем любимица Кирилла Дмитриевича (того самого сына), борзая по кличке Найда, бесшумно ступая, проникла на половину своего хозяина.Привычным движением толкнув лапой дверь спальни, вот уже пять минут она, подвизгивая, тыкалась своей изящной мордой в руку Кирилла Дмитриевича, свисавшую с кровати, пытаясь его разбудить. Лежавший ничком на кровати, Кирилл Дмитриевич так и не пошевелился и только, когда Найда стала облизывать его лицо, Кирилл Дмитриевич с усилием открыл глаза.
- Найда - хриплым сонным голосом произнёс он, когда наконец узнал свою собаку -Найда, я погиб - как будто жалуясь Кирилл Дмитриевич гладил ослабевшей рукой собаку, радостно веляющую хвостом.
- Ну вы барин вчера учудили - послышался бодрый, слегка насмешливый голос.
Кирилл Дмитриевич с видимым усилием поднял голову и увидел перед собой Алексашку, своего молочного брата, слугу и верного спутника всех своих приключений, который теперь стоял перед ним с притворно-раздасадованным видом, лукаво щурясь.
- Холодный ? - кивнул Кирилл Дмитриевич на кувшин кваса в руках своего слуги.
- Токмо из погреба, барин! -Алексашка деловито протянул хозяину кувшин, словно оскорбляясь заданным вопросом.
- Нешто я вражина какая- тёплый квас по такому случаю подавать! - ворчливо прибавил Алексашка.
Кирилл Дмитриевич уселся на кровати, свесив босые ноги, и, напившись кваса, зажмурился.
- Маман ? - наконец обратился он к Алексашке с дрожью в голосе.
Тот, многозначительно подкатив глаза , произнес:
- Их Сиятельство всю ночь глаз не сомкнули. Кухня настоями да травами так и дышит. Дуняша со склянками туда сюда носится.
Кирилл Дмитриевич опустил голову.
- Позор, я опозорил маменьку, какой позор... - еле слышно произнёс он.
Алексашке нестерпимо стало жалко молодого барина, которого он с детства любил как родного брата.
-Полно вам, барин, образуется - сочувственно произнёс он, коснувшись рукой плеча Кирилла Дмитриевича.
Найда, которая улеглась на ковре у ног хозяина, не спуская с него своих умных глаз, словно вторила словам Алексашки, и пытаясь подбодрить Кирилла Дмитриевича, уткнулась мокрым холодным носом ему в ладонь.
Кирилл Дмитриевич искренне считал свой поступок безобразным, он жалел мать, был в отчаянии от того, что так огорчил её, он боялся слез матери. Одним словом, в это мгновение Кирилл Дмитриевич искренне желал провалиться сквозь землю.
Несмотря на выпитое накануне в большом количестве вино, события прошлого вечера врезались в его память и мучали его совесть с самого момента пробуждения.
Кирилл Дмитриевич обещался матери быть на первом представлении её крепостного театра в десятом часу вечера. На это представление были приглашены все соседи ближних усадеб. В шестом часу вечера Берсентьев заглянул на пять минут к своему приятелю Дремышкину, сосланному в Москву из Петербурга отцом, и сподобился за три часа проиграть ему в Штосс 500 рублей. Дремушкин, однако, заявил, что денег с Кирилла Дмитриевича не возьмёт, а за это спросит с товарища хорошую шутку при случае. Берсентьев согласился и уговорил Дремушкина ехать вместе с ним в "Миловидово" смотреть спектакль. Дремушкин нехотя согласился, уверяя, что он всегда засыпает в середине любого представления. Друзья, захватив с собой несколько бутылок шампанского, прибыли в "Миловидово" в одиннадцатом часу в самом весёлом расположении духа.
В это время в парке усадьбы со сцены открытого летнего театра, специально построенного для постановок на свежем воздухе, три лесные нимфы своим пением и игрой на лирах взывали к Купидону. Берсентьев хотел было направиться к матери, чтобы представить ей Дремушкина. Но в последний момент мужество изменило Дремушкину и он убедил Берсентьева не представлять его своей матушке, дабы не омрачать её впечатление от столь замечательного вечера созерцанием физиономии Дремушкина со следами трехдневного кутежа. Берсентьев согласился. Он смутно догадывался, что и его собственная физиономия в теперешнем её состоянии не доставит матери радости. Алексашка, бывший с ними, настойчиво советовал молодому барину показать своему гостю псарный двор, который являлся предметом гордости Кирилла Дмитриевича. Для Алексашки же в эту минуту особой ценностью псарного двора являлось его месторасположение - он находился в противоположной стороне от летнего театра княгини, а значит, риск попасться на глаза ей и ее гостям для молодых господ значительно уменьшался.
Однако Берсентьеву взбрело в голову во чтобы то ни стало приобщить своего друга к миру исскуства в этот вечер, хотя оба они к этому самому искусству были более чем равнодушны.Поскольку занять зрительные места по убеждению все того же Алексашки не представлялось возможным, Берсентьев любезно предложил ознакомить Дремушкина с тайнами закулисья. Дремушкин любезно согласился. Алексашка затею не одобрил, но на всякий случай решил сопроводить господ.
Венцом архитектурно-паркового искусства усадьбы Миловидово являлся великолепный воздушный театр княгини Берсентьевой, созданный для спектаклей на свежем воздухе в летние месяцы. Десятки иностранных мастеров, специально выписанных из Европы, ежедневно трудились воплощая в жизнь замысел княгини. Задуманная ею летняя театральная площадка не должна была ничем уступать воздушному театру графа Шаховского в его знаменитой усадьбе Потехино. Добиваясь поставленной цели, княгиня самолично руководила процессом. Воздушный или, как его ещё называли, зеленый театр княгини Берсентьевой, следуя последним модным веяниям, состоял из двух частей:дернового амфитеатра и широкой просторной сцены. Боковыми кулисами служили специально устроенные еловые шпалеры по обе стороны от сценического пространства. Под их густым покровом легко скрывалась тайная жизнь закулисья во время театральных представлений, к тому же они, благодаря своей плотности, значительно улучшали акустику, к чему так стремилась княгиня. По обе стороны от театрального задника находились две круглые башенки из стриженной зелени, которые предназначались для переодевания актёров. Все сценическое пространство вместе с её зелеными кулисами было окружено высокими стенами стриженного барбариса. Три ряда дерновых полукруглых скамеек амфитеатра готовы были разместить до сотни зрителей.
В вечер дебюта своей крепостной труппы в своем, казавшемся сказочным, воздушном театре Лидия Васильевна торжествовала.Сидя в своей импровизированной дерновой княжеской ложе, усыпанной разнообразными по форме и узорам вышитыми подушками, и как будто возглавляя зрительский суд она, не выказывая внешне, но с огромным внутреннем трепетом подмечала реакцию гостей на особо драматические моменты спектакля.
Лидия Васильевна сама сочинила балетную постановку для первого выступления своего крепостного театра, желая ко всему прочему блеснуть и своим творческим талантом перед именитыми гостями. Под звуки музыки, лившейся из оркестровой ямы на сцену из еловых кулис, выпорхнули очаровательные лесные нимфы в белоснежных туниках с лирами в руках и венками на головах. Кружась в танце, Дашка, Глаша и Аксюта в роли мифологических существ, напуганные до смерти своим первым выступлением перед публикой, не отдавали себе отчёта в том, что аплодисменты и восторженные возгласы, доносившееся из амфитеатра предназначались для них . Боясь оплошать и тем самым вызвать недовольство княгини, новоявленные актрисы желали одного -следуя все нарастающей музыкальной драматургии балета во время остановить танец, броситься на колени и замереть в ожидании появления Купидона. Купидон, он же Гришка- поваренок семи лет от роду, в золотистом парике, с огромным золоченным луком в руках и бумажными крыльями за спиной вот уже десять минут терпеливо ждал своего выхода, а точнее вылета, на сцену. Гришка монотонно раскачивался из стороны в сторону в левой еловой кулисе, подвешенный за веревки, Веревки были протянуты через всю сцену из левой кулисы в правую. В кулисах так же скрывались дворовые мужики и в нужный момент, натягивая и отпуская веревки, должны были обеспечить триумфальное появление Гришки-Купидона.
Тем временем, молодые князья,под чутким руководством Алексашки изо всех сил пытаясь никому не попасться на глаза, окончательно запутавшись в зарослях барбариса, но с неослабевавшим рвением приобщиться к прекрасному, собразили таки, где именно располагались диковинные еловые кулисы. И сопровождаемый насмешливым шепотом Дремушкина, толковавший о какой- то обещанной шутке, Кирилл Дмитриевич Берсентьев вступил в таинственный мир закулисья крепостного театра его маменьки.
- Петр Андреевич, сейчас вы увидите это юное очаровательное дарование! - слегка перегнувшись,воркующим голосом обратилась Лидия Васильевна к одному из своих гостей- генералу полка, к которому был приписан ее сын.
Петр Андреевич, в свою очередь, искусно маскируя скуку, учтиво изобразил на лице готовность восхититься при появлении упомянутого дарования.Снова вступили виолончели, громогласно возвестив о приближающейся кульминации всего спектакля. Нимфы опустились на колени, воздев руки к небу. Затем музыка и вовсе затихла, тем самым подчеркивая торжественность момента.
Все внимание амфитеатра было обращено на сцену, особо впечатлительные дамы даже затаили дыхание от волнения. Так прошло несколько мгновений, однако Купидона все не было.В наступившей тишине повисло напряжение, княгиня нахмурилась. Аксюта с Дашкой успели недоуменно переглянуться, заслышав какую-то непонятную возню в левой еловой кулисе, откуда должен был появиться Гришка-поваренок. Затем эта самая кулиса дрогнула и веревки, протянутые через всю сцену пришли в движение.
В ту самую минуту, когда Лидия Васильевна уже продумывала, как она будет отчитывать виновных в заминке, из той самой левой еловой кулисы появился, подвешенный за веревки, Кирилл Дмитриевич в золотом парике на голове, золоченным луком в руках и бумажными крыльями за спиной. Кирилл Дмитриевич предусмотрительно снял свой жилет и теперь в своей белоснежный рубашке с накрахмаленным воротником и в чуть съехавшим на бок кудрявом парике являл собой истинное воплощение безудержного озорства и легкомысленного веселья,одним словом всех тех качеств, коими прославился Купидон.
Слегка запятнанные брызгами от шампанского широкие манжеты рубашки, по мнению Кирилла Дмитриевича, добавляли в образ Купидона романтический флер. Купидон в его исполнении имел вид лихой и воинственный.Он так увлекся своей ролью,что проплывая над головами нимф, поочередно направлял в сторону каждой из ошарашенных актрис лук, прищуриваясь и прицеливаясь. Оставаясь все в тех же коленноприклоненных позах,давясь смехом, девушки опускали глаза, стараясь не смотреть на молодого барина.Первой на очереди мишенью Кирилла Дмитриевича оказалась особо смешливая Тайка, которая раздувая щеки, то и дело прыская смешками, зажмурившись отвернулась лицом к Аксютке. Аксютка в свою очередь, не переменив положения воздетых к небу рук, сотрясалась всем телом от беззвучного смеха, когда увидела прямо перед собой игрушечный золоченый лук и крохотную стрелу, казавшиися особенно нелепыми в белых холенных руках Кирилла Дмитриевича. Цветы распадавшегося венка на голове Аксюты щекотали её лицо, содрагаясь вместе с ней при каждом приступе смеха. Кирилл Дмитриевич все больше воодушевлялся своим дебютом, и когда очередь дошла до нимфы-Дашки, чрезмерно усердствуя в своей роли даже слегка высунул кончик языка, прищурив правый глаз, как делают маленькие дети, полностью поглощенные своим занятием. Дашка покраснела до самых ушей, пытаясь сдержать смех, на её глазах даже выступили слёзы от тщетных усилий. Только гнев княгини, присутствие которой они ощущали спинами удерживало крепостных актрис от заливистого хохота при виде Кирилла Дмитриевича в образе мифологического бога любви.
-Разрешите представиться- Купидон ! - торжественно изрёк Кирилл Дмитриевич, когда чьи-то руки, приводящие в движение веревки, все-таки доставили его на середину сцены.
Но, оказавшись лицом к лицу с изумленной публикой, Берсентьев вдруг смутился. Встретившись же глазами с матерью Кирилл Дмитриевич и вовсе оробел. Поправив нервным движением руки съехавший парик он шепотом произнёс:
- Дремушкин, тяни! - ответа не последовало, так как в этот момент сам Дремушкин в левой еловой кулисе, откинувшись до предела назад и упираясь ногами в землю, натягивал веревки в своих руках словно вожжи, останавливающие буйную лошадь, из последних сил пытаясь предотвратить падение Берсентьева на сцене.
-Дремушкин, тяни ! - повторил Берсентьев громче, оглядываясь в сторону еловой кулисы. В этот момент он почувствовал, что натянутые веревки начинают провисать под его весом.
-Дремушкин, ну что же ты, тяни ! - в напряженной тишине отчаянно прокричал Кирилл Дмитриевич, беспомощно раскачиваясь на провисающих верёвках.
-Смииир-но !- вдруг прозвучала протяжная команда из глубины амфитеатра.
Тот самый генерал, сидевший рядом с Лидией Васильевной и видевший, что дело принимает не шуточный оборот, решил призвать к порядку привычным для себя способом.
Растерянный Бересентьев, из головы которого уже улетучился весь хмель, услышав команду,мгновенно сложил руки по швам,резко вытянулся во весь рост, выпятив грудь. Такого напряжения, несмотря на все усилия Дремушкина,веревки, рассчитанные на вес семилетнего Гришки-поваренка, не могли выдержать и лопнули. Кирилл Дмитриевич рухнул на дощатый пол сцены воздушного театра. Купидон был посрамлен.
Сидя сейчас на своей кровати с взъерошенными волосами, все в той же белой рубашке, с теми же следами шампанского на манжетах, Берсентьев поежился от воспоминаний прошедшего вечера.
- Ну, а что же, Дремушкин ?- Кирилл Дмитриевич обратился к Алексашке, потерев ушибленную при падении и ноющую теперь ногу и вспомнив, что именно Дремушкин первым озвучил затею и принимал живейшее участие в её воплощении.
Алексашка буд-то бы ждал этого вопроса. Он мгновенно подобрался, лицо его преобрело выражение напыщенной деловитости.И с такой же деловито напыщенной интонацией в голосе Алексашка, делая драмматичные паузы, изрёк:
-Князь Савва Ильич Дремушкин изволили отбыть незамедлительно после конфуза, случившегося на сцене с Вашим Сиятельством. - Алексашка старательно подбирал слова,дабы не расстроить молодого барина ещё больше, но не удержался и весело добавил:
-Да уж, их Сиятельство дожидаться аплодисментов не стали!
Берсентьев, чувствующий в себе все нарастающее раздражение против себя, против Дремушкина, против чрезмерно веселящегося Алексашки и против всей ситуации в целом, давая волю своим чувствам, запустил сапогом в своего слугу.Предвидя подобное развитие событий, Алексашка успел ловко увернуться от сапога и ни чуть не робея проследовал за своим прихрамывающим хозяином за ширму к расписному фарфоровому умывальнику. И пока Кирилл Дмитриевич остужал гнев под струей прохладной воды, Алексашка тороторил без умолку, рассказывая подробности бегства Дремушкина:
-Их Сиятельство так торопились, что одолжили Ваш экипаж!
Помедлив мгновение, он, с очевидной завистью, добавил:
- Они Степке-кучеру нашему рубль соблаговолили за то,чтобы тот в полчаса домой их Сиятельство доставил. Так наш шельмец расстарался, желая князю услужить, что теперь левая пристяжная хромает.- желая насолить Степке-кучеру не без удовольствия заключил свой рассказ Алексашка.
- Ну а ты, дрянь эдакая, куда вчера запропостился ? - задал вопрос смягчившейся Берсентьев, энергично растирая полотенцем шею и затылок после умывания.
Алексашка открыл было рот, чтобы оправдаться, но в этот момент в комнату вошла Фёкла Титишна, бывшая кормилилица молодого барина и мать Алексашки. Она вынянчила не только Кирилла Дмитриевича, но и его младшего брата Павлушу, которому в этом году шел восьмой год.Титишна была мудра, строга,набожна и безгранично предана дому Берсентьевых. Все в доме относились к ней с почтением, сама княгиня прислушивалась к ее мнению, а большинство дворовых и вовсе Титишну побаивались, хотя между собой звали ее "нашим самоваром" за любовь Титишны к долгим чаепитиям.
Самовар, пыхтя и расплескивая вокруг себя порицание и осуждение, медленно вплыл и победоносно остановился посреди комнаты, заняв выжидательную позицию. Увидев мать, Алексашка встрепенулся, вспомнив какое-то срочное поручение Кирилл Дмитриевича.Выйдя из-за ширмы и пряча глаза от сурового взгляда матери, он хотел было стремглав помчаться выполнять это поручение, но при выходе был пойман за ухо твёрдой рукой.
Последовала драматическая семейная сцена. Во время которой Алексашка жалобно оправдывался.
- Я предупреждал ! Я говорил! Матушка, я останавливал ! - всхлипывал Алексашка, то приплясывая, то приседая от боли в то время, когда Титишна молча и сосредоточенно водила его перед собой за ухо из стороны в сторону.
Найда с любопытством наблюдала за происходящим, переводя взгляд своих умных карих глаз с Алексашки на его мать и обратно. Когда же наконец изрядно запыхавшийся самовар выпроводил своего неразумного отпрыска за дверь, а тот, прижимая руку к покрасневшему уху, побрел выпрашивать на кухне лёд, смутившейся Кирилл Дмитриевич все же подал голос из-за ширмы.
-Феклуша, все таки неловко, что ты здесь- начал было Берсентьев.
-Ах ты батюшки ! Какие нынче Купидоны застенчивые пошли! - прервала его Титишна,умилительно всплеснув руками.
Кирилл Дмитриевич вспомнил своё недавнее желание провалиться сквозь землю.
Вздохнув, он вышел из-за ширмы, чувствуя, что он поневоле сутулится, как в детстве, под грозным взглядом своей бывшей няни. Титишна хмурилась, сложив перед собой натруженные большие руки, и , качая головой,точно также как в детстве Кирилла Дмитриевича, когда ловила его и Алексашку, вылезающими из погреба с перемазанными вареньем физиономиями.
-Ступайте к её сиятельству, князь! - произнесла Титишна фразу, хорошо знакомую Берсентьеву с детства, делая ударение на последнем слове. И семнадцатилетний Кирилл Дмитриевич Берсентьев, прихрамывая, понуро поплелся через весь огромный усадебный дом на половину своей матери. И теперь он испытывал в душе те же чувства, что и в детстве, когда направляясь в комнаты матери после очередного проступка он замедлял шаг, оглядывался и рассматривал подолгу предметы интерьера и с благодарностью ловя на себе, то сочувствующие, то подбадривающие взгляды прислуги. Хотя теперь Кирилл Дмитриевич шаг и не замедлял, но по мере приближения к дверям спальни княгини, он все острее ощущал надвигающуюся бурю, предчувствие которой копошились в его душе с самого момента пробуждения.