Под дубом. Стеб

               
               
                Три года назад я возвращался с очередного съезда писателей- маринистов в Ялте. Несмотря на непростые времена, обстановка  была вполне доброжелательной. Все маринисты  –а это и писатели, и поэты, и художники – разместились в комфортабельном отеле. В целях конспирации некоторые украинские товарищи приехали под чужими фамилиями, а некоторые и с чужими женами. Тем не менее, я без труда узнал Сергея Н. с его полотном  «Шторм в Гидропарке Херсона», и Левашова с его инсталляцией «Курсанты пишут письмо капразу Жиганову», а также иных, менее известных художников и писателей. На съезде я был избран в президиум, а также был занят во фракциях,  и поэтому время на пресс-конференцию у меня не осталось. Мои книги на выставке в холле быстро раскупались, также я заключил договор на переиздание своего пятитомника. Приятным сюрпризом было предложение продать права на экранизацию »Ассоли»; сериал будет называться «Пронзительная жизнь и смерть Нины Шейк» с Константином Хабенко  и Анжелиной Джолиевой в главных ролях.
            В общем, я был доволен и ехал домой в приподнятом настроении. Меня немного огорчало то, что на блокпостах шалили ополченцы и я, не желая привлекать внимание в своему «Лексус –Гибриду», направился в Севастополь по горной дороге. Уже на въезде в город запищал датчик давления в шине, и я решил заехать на автосервис рядом моим домом. Неподалеку находилось кафе «Под дубом», где я и решил скоротать время ремонта шины.  Вход в кафе преграждала изрядно помятая «Ауди 80» и я, с трудом протиснувшись, вошел в кафе. Лучше бы я этого не делал!
          В дешевом кафе за дальним столиком сидела пьяная компания. Заказав себе кофе, я принялся рассматривать присутствующих Все были моего возраста, и судя по терминологии, перемежающейся с матами, моряками.
Спиной ко мне сидел плотный седой мужчина высокого роста в морфлотовском пальто, «мице» и галошах на босу ногу. Справа от него, лицам ко мне, сидели четыре мужчины – крайний слева, шатен с кошачьими усами и аккуратной лысиной на темени, был одет в кожаную куртку и красный джинсы. Судя по ключам на мизинце, он и был хозяином авто у входа. Шатен был мертвецки пьян; он сильно икал и закатывал глаза. Рядом с ним сидел крупный блондин с коротко остриженной головой; во рту у него был огрызок сигары. Блондин несколько отрешенно и презрительно оглядывал кафе взглядом. Справа от блондина сидел бородач небольшого роста с гитарой  в руках; от его пронзительного взгляда я почувствовал себя неуютно. Чуть поодаль улыбался золотыми зубами мужик с квадратным подбородком. Он тщетно пытался нанизать на вилку толстый ломоть колбасы.
Я сделал глоток кофе и взглянул в окно, но тут же снова  перевел взгляд на соседей. Судя по разговору и шуму за столом, я был узнан.
-Ба, господин мини Конецкий, какими судьбами в наши Палестины!?
Седой, опираясь на палку, тяжело поднялся из за стола. Я смог вблизи рассмотреть его лицо. На опухшем от пьянства физиономии выделялись огромные мешки под глазами. Седая «шкиперская» бородка скрывала второй подбородок. На фуражке с изломанным пополам «Ллойдовским» козырьком отсутствовала эмблема. В руке он держал кипу грязной бумаги.   
Я счел благоразумным промолчать.
-Так Вы продолжаете  строчить свои нетленки?! -Продолжил Седой. В чертах его лица я увидел что-то знакомое.
-Мы каждый год с друзьями собираемся в баню…….-затянул Квадратный..
-Но нас туда не пускают!- Радостно прокричал Бородатый. Видно, это была дежурная шутка веселой компании. 
За столиком раздался безудержный смех.
-За что Ниночку Шейк убил, сволочь!- Бородатый, с вилкой в руке, рвался из-за стола ко мне. Блондин и Квадратный с трудом  его удерживали.
-А Роза..- выговорил  Шатен и тут в его состоянии наступил решительный перелом. Он прекратил икать и ему стало очень плохо. Струи оросила столешницу и окружающих. Друзья, чертыхаясь, принялись отряхиваться от салата. Седой что-то говорил мне, но я его не слышал. Толстая буфетчица уже звонила в полицию, я раздумывал, как ускользнуть без скандала.
Вдруг кто-то слегка коснулся моего плеча и свет погас. Моргнув глазами, я обнаружил, что сижу за одним столом с соседями.
«Что за чертовщина», невольно вскрикнул я, увидев грязный пивной бокал в своей руке. Я почти потерял сознание – вместо дорогого костюма я был одет в грязную одежду, часов нет. Самое невероятное, что я узнал своих собутыльников!
Я вскочил из за стола.
-Я уснул? Что со мной? А где ….этот?
-Глюк или белочка.- Сказал Доктор. Я вспомнил, как зовут бородача. Рядом Старшина и Кела поднимали Полярного Капитана. Его брюки были покрыты винегретом. Я был не в себе, и это было заметно.
-Саша, никого здесь не было,-сказал Старшина.
-И не пей больше, у тебя крыша едет,- заплетающимся языком  сказал Полярник. Я немного успокоился. Выходя из кафе, я обернулся на крик буфетчицы –А за кофе кто платить будет? И ключи забери-
На столике поодаль дымилась чашка с кофе, рядом лежала связка ключей….!!! Кажется, я потерял сознание, и пришел в себя на лавке у автобусной остановки;  друзей не было. Карман оттопыривался от бутылки пива или булки хлеба. Я даже не стал проверять. Дождавшись своей маршрутки, я сел у окна и принялся размышлять  о своей жизни.
Тяжелая болезнь любимой собаки шит су выбила из колеи всю семью. Всеобщий любимчик и чемпион страны Сириус тяжело заболел; почки отказали, расходы на лекарства и аппарат для диализа поглотили все наши средства. Зять не вылазил из морей; я продал все что мог, сдал квартиру и переселился на дачу. Дважды в год дочь Жанна возила бедное животное на консультации и лечение то в Германию, то в Израиль. Летом собака находилась в подмосковном собачьем неврологическом санатории «Три лапы». Мы купили Сириусу собачью инвалидную коляску, и иногда дочь выгуливала больное животное на берегу моря. Задние лапы были парализованы. Глаза собаки были полны безмолвной мольбы – мол, за что мне это?
Дочь целыми днями рыдала, не в силах видеть, как любимый пес с трудом передвигается на передних лапах по квартире, волоча задние лапы по полу…
Мне тоже было не сладко – летом на даче я перебивался ягодами и фруктами, немного запасал орехов на зиму. Соседи помогали козьим молоком. Зимой же  было холодно, и все пенсия уходила на оплату электричества. Иногда я преподавал детишкам в школе юнг морские узлы и географию. В целом все было плохо; раз в неделю дочь привозила мне «Доширак» и гречку, и мы подолгу мечтали, когда же услышим радостный звонкий лай Сириуса….Я с  трудом сдерживал слезы, надежд почти не осталось….
-Мужчина, вы где выходите?- Кто-то толкнул меня в плечо.
-На конечной, -недовольно ответил я и машинально полез рукой в карман. Там была не бутылка и не батон хлеба, а толстый рулон бумаги. Я выскочил из маршрутки, одновременно доставая из кармана зазвонивший телефон.
-Папа, Сириус выздоравливает! И пришли хорошие анализы.- В трубке послышался звонкий лай. Слезы радости навернулись на глазах... Дождь прекратился, и облака рассеялись. Я отошел  от остановки, чтобы разглядеть содержимое рулона. Увидев плотно упакованные листы рукописи, я почти догадался о содержании… Поверх титульного листа был прикреплен договор с издательством  о публикации, и чек на аванс с семизначной цифрой…. Содержимое рассказов было не только мне знакомо, но и как бы написано мною! Но я этого не мог написать, а только планировал! Кто прочитал мои мысли? И кем был лощеный незнакомец в кафе?
Прощай, нищета!    И вот мои - не мои рассказы…

                ПОДВОДНИК МАТВЕЕВ

                Первый рассказ из  рулона Седого

             После окончания мореходки прошло более двух лет, я работал 3м штурманом на рефрижераторе «А.». И должность, и судно мне нравились. Короткие рейсы -1-2 месяца, выгрузка в портах Черного моря – что еще можно пожелать молодому моряку? К этому времени я уже начал заочное обучение в институте и собрался жениться.
           Был конец мая, мы заканчивали погрузку в заливе Лайм (Ла Манш). Однажды капитан Луневский вызвал меня на мостик и приказал подготовить карты для захода в порт Сент Назер. Я быстро откорректировал полдюжины карт и сделал прокладку до лоцманской станции. Чуть позже мне сказали, что мы возьмем  попутный груз – стальной трос в барабанах на палубу. Спустя сутки мы снялись с якоря и после непродолжительного перехода  прибыли на рейд порта Сент Назер. Лоцман и буксиры уже ждали нас. Судно развернули  и кормой завели в шлюз, после чего мы ошвартовались  у Коммерческой набережной, прямо в центре города.  Рядом, по корме у нас были расположены бункеры для укрытия немецких подлодок во вторую мировую войну. Я был на вахте, встретил агента и власти, а чуть позже вместе со вторым штурманом наблюдал за погрузкой и креплением барабанов с тросом.
      Увольнение в город не предполагалось, и после вахты я разгуливал по шкафуту, рассматривая городскую площадь, движение грузовиков у борта и иностранную публику. Вдруг мое внимание привлекли три человека, идущие от авто к трапу- это был наш агент с двумя незнакомыми мне личностями. Как порядочный судовой зевака, я направился к трапу и увидел, что один из визитеров мне знаком.
     Вскоре все трое прошли мимо меня в надстройку, и в одном прибывших я узнал  А.С. Матвеева, капитана третьего ранга, бывшего начальника орг. строевого отдела моей мореходки. По привычке я сжался, но чуть позже мне стало смешно – как долго во мне живут былые страхи! Матвеев меня не узнал, хотя и обвел внимательным взглядом всех зевак у трапа.
   Я немедленно направился в курилку за новостями. Главный сплетник –рефмашинист Валентин Доценко, по кличке «Мохер», которую он получил за буйную растительность на груди, с важным видом объяснял, что приехали инспекторы из Министерства, и некоторых молодых будут нагибать, при этом он мельком взглянул на меня… Курильщики радостно засмеялись. Мне стало неинтересно и я направился в кают –компанию. За столом для «нестроевых» (так называли не стоящих вахту командиров) хирург и стоматолог рассуждали, куда поместить пассажира – в изолятор или попросить у старпома каюту.
Подслушав обрывок разговора, я понял, что Матвеев был «слегка не в себе». Официально ему сообщили, что с таким воспалением среднего уха нужно срочное и длительное лечение, но сопровождавший его врач с теплохода »М» сообщил, что у него психическое расстройство. Я невольно улыбнулся и хмыкнул.
-Ребята, он вояка, а они, кроме алкоголизма, ничем не могут болеть.
-А ты откуда знаешь? –Спросил стоматолог (на судне эта должность существовала для обслуживания рыбаков с траулеров , перегружающих нам рыбу, да и экипаж у нас был 65 человек).
Я понял, что скрывать больше нечего, и все рассказал. В свою очередь, доктор выложил все, что услышал от коллеги с другого судна. Мол, человек этот, начав работу первым помощником(«комиссаром»), до безобразия перегнул палку в соблюдении дисциплины на судне. Гонял штурманов за форму одежды, требовал буквального проведения всех мероприятий, устраивал перекличку перед показом кино. Когда же он добрался до планов старпома по ВМП, то капитан реально почувствовал для себя опасность. Он приказал штурманам докладывать  Матвею о всех военных кораблях, катерах и самолетах, и вызывать его на мостик в любое время суток. (Так полагалось в те годы, но не всегда исполнялось). Матвей заваливал первый отдел пароходства своими шифровками, и вскоре капитана вызвали на «трубу»- а вся ли в порядке с новичком – вашим комиссаром? Ну дальше, сам понимаешь, кэп и доктор не смогли подтвердить ментальное здоровье пациента…
- Так вот, Александр,- сказал хирург,- Раз вы знакомы, то я и попрошу нашего капитана помочь нам. Твой ведь кореш! –Оба  заржали.
-Пошли вы все по назначению! – так, примерно, я выразился.
Через час капитан подтвердил гнусное предложение доктора. Я был обязан ненавязчиво наблюдать за Матвеем и  занимать его досуг( по его желанию.)
-Тем более,-продолжил капитан,- он о тебе очень плохо отзывался, как о бывшем курсанте..
Я понял, что ничто не забыто и никто не забыт. Ночью мы закончили погрузку и снялись на Одессу.
Ночью я плохо спал. Мне приснился кошмар – перед строем нашего экипажа Матвей с мегафоном  у рта громогласно произносит: »Третий помощник капитана своим поведением и несоблюдением формы одежды позорит флот!» В задних рядах механики и камбузная обслуга радостно хихикают. Капитан Луневский предлагает разжаловать меня в матросы и списать в первом же порту. Почему-то я вижу растроганное лицо матери. «И пять нарядов ему!» -не унимается Матвей. Услужливая рука рыжего старшины рвет с  меня погоны, они не хотят поддаваться и я просыпаюсь…..
Матрос будит меня - пора на вахту. Злой и голодный – я проспал, мчусь на мостик. По случаю тумана капитан и сдающий вахту 4й штурман со старпомом были на мостике. Тут же крутился и Матвей.
-А скольких я выпустил из МОЕГО училища за 8 лет.!
-Не знаю, как у них  со знаниями, но дисциплину я держал! – Капитан Луневский поморщился. Я подошел поближе и воткнулся в радар; мы с четвертым вели радиолокационную прокладку. Матвей продолжал:
-Я ведь с вашим оболтусом одновременно ушел из мореходки на пенсию. Неплохая рота была, хотя разгильдяев - немеряно.
Я ,продолжая смотреть в раструб радиолокатора «Дон», процедил:
- А Саша – Гриша Вам не снится? (Пять лет назад, после беседы с Матвеем курсант- третьекурсник Саша Григорьев, обвиненный в избиении подростка, повесился.).
Матвей начал рассказывать о своих наблюдениях состояния судна.
- Не мое дело, но в изоляторе и на камбузе у вас грязновато….
Луневский ушел на другое крыло, туман начал рассеиваться и я остался вдвоем с матросом. Машину перевели в ходовой режим. До Сеуты, где нас ожидала промежуточная бункеровка, было двое суток. Перед окончанием моей вахты капитан позвонил мне на мостик:
-Вы не обязаны с ним близко общаться, не Ваш уровень. Но как-то покрутитесь рядом, пронаблюдайте ……Доктору будет неловко, ведь пассажир считает себя здоровым.
Я вспомнил, что Матвей заядлый шахматист и попросил вахтенного механика прислать токаря на мостик –он был фанатом шахмат. Я объяснил точиле, что нужно как-то раскрутить пассажира на несколько партеек, Также я пообещал начислить в ему Сеуте лишних сто песет. Эта смешная сумма – около одного доллара США- в те нищие годы была хоть не большим, но подспорьем. 
После вахты я завалился поспать, но сон не шел. Перед глазами стояли картины воспитания кадров для морского флота. Принципы работы Матвея -наказание. Главным же инструментом были строевые занятия  или хозработы. Отдельным шоу была публичная экзекуция. Например, перед строем училища  разодрать  неуставные форменные брюки.
          Как правило, после обеда следовал развод на работы, занятия. Иногда в мегафон или голосом Матвей вызывал, допустим, курсанта Н. Громогласно объявлялся  приказ об отчислении,  срывались  эмблема с фуражки и «курсовки»…..Бывало, что  одновременно несчастному вручалась повестка из военкомата.
Мои наказания, полученных от разного рода начальников, включая и Матвея, ограничивались  нарядами; дважды мне задерживали зимний отпуск. В училищные времена я абсолютно искренне считал себя виноватым, при этом, безусловно, злился  и недолюбливал своих инквизиторов. Чуть позже я стал понимать простую истину – ну нельзя с нами, фактически детьми на 1-2 курсах, поступать так жестоко!  Но мы от обид не плакали.
Но это было тогда, много лет назад. Сейчас я считаю, что Матвей был и палачом и жертвой одновременно.
Звонит телефон – меня ищут. В два часа дня третьему положено отдыхать. Быстро бегу  в красный уголок, где токарь играет с Матвеем в шахматы. Изображаю из себя большого знатока, интересующегося гамбитом Пирса. По трансляции меня вызывают к капитану. Оказывается, до вечера нужно рассчитать, сколько валюты причитается экипажу в порту. В рыбном хозяйстве оплачивали семь процентов от полного заработка (получалось примерно тоже, что и у моряков торгового флота, где давали 22,5 % от оклада).
Сеута. Ошвартовались у бункеровочного причала, агент привез заветные песеты. На полноценное увольнение время нет, каждой смене выделены два часа  на поездку на автобусе в магазин «Совиспан». Заветные колониальные товары – ткань, пряжа, косынки….  Мне нужны деньги – через два месяца свадьба. Матвея в город не пустили , хотя, как я знал, у него оставались французские франки…
В 16.00 лоцман поднялся на борт и через час мы уже доли полный ход. Если все будет , через шесть дней будем в Одессе…..Я позабыл о Матвее и задремал в каюте. Незадолго до ужина старпом  приказал всем собраться в столовой команды. Меня же четвертый штурман позвал на мостик.
- Кореш твой, вроде сбежал в порту. Ты когда его видел?
Я разозлился и послал четвертака. Тем временем выяснилось, что Матвея не нашли нигде, но видели спустя час или более, после Сеуты. У капитана, прибежавшего на мостик, лицо посветлело- не сбежал, слава богу! Мы легли на обратный курс, предполагая, что Матвей свалился за борт. На пеленгаторную выгнали человек пять с биноклями для кругового наблюдения.
В 20.00 я заступил на вахту В дополнение  к радиограмме, я по УКВ объявил о потере человека,  Отозвались два судна, одно из них, как я помню, лесовоз «Бакарица», Северного пароходства. Мы  прочесывали галсами море Альборан. Ночь была лунной и мы продолжали поиски, тем более берег не давал »добро» на прекращение операции. На баке включили поисковый прожектор, а с крыла ощупывали море лампой Алдиса.
С рассветом нас вызвал болгарский траулер и сообщил, что у острова Альборан они увидели «тяло». В который по счету раз мы развернулись и легли курсом на Альборан.
-А какие там глубины? -спросил Луневский. Чтобы не умничать, я сказал старпому вполголоса - при течении полтора узла, его отнесет восточнее…Но капитан услышал.
-Да пошли Вы, третий штурман, к черту со своими рассуждениями, Матвеевым и мореходкой! Мы тут все устали от вас!-Я обиделся, но промолчал.
Наконец, мы подошли к «болгарину» и увидели едва заметный предмет на воде. Поблагодарив коллег, мы легли в дрейф с наветренной стороны от тела. С борта была вывешена грузовая сетка – два коуша закрепили на планшире, а к двум нижним прикрепили грузовые шкентели. В нужный момент завирали шкентели и Матвей перевалился через фальшборт. Оба врача, я с фотоаппаратом и все зеваки сбежались на палубу.
-Ведь всплывают на третьи сутки,- сказал хирург- И где кисть?
Матвей лежал без одежды на главной палубе. Лица, ушей и причинных мест не было – возможно, съели рыбы. Я отдал кому-то фотоаппарат и ушел. Мне было плохо. Смерть всегда ужасна, а нелепая –вдвойне. К вахте меня не допустили; капитан вызвал к себе и дал полбутылки дешевого бренди «Фабулосо».
-До обеда отдыхай, а потом будет много писанины.
Спать я не мог и направился за слухами в курилку. Дискуссии шли полным ходом – всем было интересно, кого и как накажут за инцидент. Грубый морской народец стал ерничать: похороны мол, за счет токаря – а нехер было выигрывать  Третий, то есть я, обязан жениться на вдове. Ну, а кэпа и комиссара разжалуют. Ближе к вечеру в изоляторе нашли предсмертную записку Матвея: «Я не виноват, проверьте систему», или что-то в этом роде.
Токарь был подавлен. У него в мастерской пропало ведро с металлической стружкой и отходами, а кто-то видел покойника с этим ведром на корме….
На вахте я впал в размышления. Эх, Матвей –Матвей…как же ты решился?  Неужели загубленные тобою души забрали тебя к себе? В то время, повторяюсь, я не испытывал злобы или ненависти к бывшему начальнику ОРСО. Даже пять нарядов вне очереди на службу, объявленные мне за неделю до окончания мореходки слабо огорчили меня. По идее, я, наказанный Матвеем, должен был отстоять эти наряды, и только потом получить диплом. Однако, я сумел выкрутиться.      
После вахты капитан приказал зайти к комиссару –мол «он поможет написать объяснительную». Собрав все терпение, я заявил что и я, и мой матрос, слово в слово повторим следствию все услышанное от него на мостике, в части касающееся Матвеева. Больше ни капитан, никто либо иной меня не трогали.
Через 6  дней судно пришло в Ильичевск. Не дожидаясь окончания досмотра, мы выгрузили ящик с телом Матвея- «груз 200» является срочным. Сразу после пограничников пришли КГБшники, прокуратура и менты. Меня никто не вызывал и не трогал. Чуть позже к капитану пришла жена Матвея и его бывший коллега капитан 3 ранга Лепешко. Я принес вещи и передал по описи. Неприятно было смотреть на эту опустившуюся женщину с испитым лицом.
Вскоре я сдал дела и приехал в Севастополь. Лето прошло быстро, и вскоре я постарался забыть о случившемся. Но сейчас, когда спустя много лет я пишу эти строки, я снова задумался о сути  Матвея. В какой из Дантовых кругов ада он попал? Безусловно в седьмой :Насильники над ближним и над его достоянием (тираны и разбойники). И положено им кипеть во рву из раскаленной крови. А может, во второй пояс, куда положено направлять самоубийц? Самоубийц в виде деревьев терзают гарпии. И построит Матвей курсантов - живых и мертвых в каре по 12, и поднимет свой знаменитый мегафон…. А мы все весело посмеемся и навсегда расстанемся с  Вами,  забыв все неприятное и неудобное..