Все мозги разбил на части, все извилины заплёл

Рой Рябинкин
 «Грачи будут в обмороке», (Элла Шварц),
 http://www.proza.ru/2018/04/23/1060



"Имею несколько устных отзывов о том, что непонятно о чем текст. Так ли это?" Элла Шварц.


Это так, Элла. До половины текста читатель не понимает о чем идёт речь, от того, что первые фразы формируют в его воображении не те образы, которые волею автора возникнут в конце рассказа:

"Сосед справа уже сдался. Остановился. В нем нет движения, нет силы".

Эти слова создают образ некоего обессилевшего человека, прекратившего движение из-за того, что попал в тяжелейшие условия существования. Сразу на ум приходит "Воля к жизни" Д. Лондона и другие произведения, где герой не сдается и продолжает двигаться вперед.

"А я ещё поймаю ветер, раскроюсь солнцу, отвечу дождю!".

Ах, это птица, радуется читатель своей догадливости! Очевидно, у птиц трудный далекий перелет через океан. Сколько подобных историй уже прочитано! Помните толстовского гуся, отставшего от стаи и приводнившегося на гладь океана? Отдохнул, а утром с первыми лучами рассвета взлетел, чтобы догонять своих.

"Тело немеет. Сознание спутано. Воздух, это все воздух. Он густой и мерзкий. Так будет всегда?".

Ан нет - это не океан и не перелет птиц! Воздух над океаном не бывает столь мерзким, как в городе или в окрестностях промышленного предприятия!

Читатель не любит выглядеть дураком и начинает нервничать, подозревая себя в недогадливости, но не он тому виной, а автор, создающий в голове его определенные образы неточно подобранными словами.

Слово рождает образ. Последовательность образов раскрывается в их  динамике, в развитии:

"Со стоном, через боль мой второй сосед заставляет себя дышать и пить. Хочу коснуться его - поддержать, поприветствовать. Отпрянул, подобрался, смотрит в другую сторону".

Черт! Как же я сразу не догадался! Это иссушенная зноем Африка и животные на водопое! Да, там сейчас нелегкие времена: водоемы, некогда полноводные, превратились в грязные лужи, и животные вынуждены пить эту зловонную жижу, чтобы выжить. Очевидно, рядом по колени в грязи стоят лев и газель и им до того тяжело, что они отворачиваются друг от друга, не помышляя убегать или нападать, так как силы обоих на исходе.

"Со стоном, через боль мой второй сосед заставляет себя дышать и пить. Хочу коснуться его - поддержать, поприветствовать. Отпрянул, подобрался, смотрит в другую сторону".
 
- Боже, какой образ! - восхищается читатель: очевидно у льва проснулось сострадание к антилопе, и он сочувствующим прикосновением хотел дать понять, что не станет причинять ей еще больших страданий. Общая беда объединила их!

Та не доверяет ему и отпрянула, но от этого его порыв не выглядит менее благородным.

Читатель удовлетворен и собой и автором, да, это свежо и актуально в нынешние непростые времена: нам всем необходимо объединиться, чтобы выжить. Да, это правильно, поддерживаю...

Но далее - какие-то "чучелки", вестники весны, и грачи, которые от их вида попадают в обморок, опять озадачивают читателя. "Это то, что бывает с нами после смерти?!"  Час от часу не легче! Весна - это пробуждение к жизни. При чем тут смерть?

"Нет, деда своего я не знаю - он где-то далеко совсем был. А тепло родительского тела помню". Кто же это ТЕПЛОКРОВНОЕ СУЩЕСТВО? - озадачивается в который раз читатель, но ясности повествование в его восприятие не вносит, и он теряет надежду разобраться в хитросплетение предлагаемых ему образов и дочитывает  по инерции, оставив попытки понять суть рассказа.

"Мой новый адрес - Триумфальная площадь. Ком земли в обрамлении камня, грязный воздух, питание по расписанию". "Расправить умятые транспортировочный сеткой корни, прощупать глубину - там могут быть резервы почвы. Протолкнуть соки в онемевшие ветки - чувствую, не успею к первому теплу, но к лету я наберу силу и дам сочный, пахучий упругий лист...".

"Дам сочный лист к лету". Да, это саженец на Триумфльной площади, ети его в чахлый ствол! Разве «Нимфа» автор, туды ее в качель, кисть дает? Уже у неё и материал не тот, и отделка похуже, и кисть жидкая, туды ее в качель!

"Нас, сильных и живых, целая армия - мы захватим этот город, зазеленим его улицы, вытесним проволочных монстров".

Читатель, разочарованный в себе, в предлагаемых автором образах, жёлчно замечает: "Ты сначала выживи, пробей корнями транспортировочную сетку и выбрось первый листок, а потом уже строй наполеоновские планы по захвату Москвы.

"О! Я дотянулся до правого соседа. Глажу его кончиком ветки". "Дождь! Настоящий, мокрый, живой, беспорядочный, пахнущий планетой дождь! Лови его! Будем жить!".

Дай-то Бог, дай-то Бог, философски заключает читатель и со смешанным чувством недоумения и сочувствия к автору, не сумевшему достойно воплотить прекрасный замысел в точные слова, вызывающие у читателя нужные  образы, захлопывает книжку, пардон, выключает компьютер.