Гражданин мира

Глава первая
Босоногое детство быстро заканчивается

Сергей Иванович Дровников родился в селе Солдатское Старооскольского района Белгородской области. И всю свою сознательную жизнь прожил в городе Старый Оскол.
На юношеском портрете зрителю открывается обаятельное лицо, на котором выразительно выделяются глаза Сережи: задорные, озорные, лукавые искорки чертиками так и прыгают в них. Не менее привлекала его знакомых и белозубая, почти гагаринская улыбка.
- Какой светлый, чистый и добродушный парень – восхищались соседи Сережи. – Он наш свойский, деревенский. Да и фамилия его звучит по-сельски. Дровников – произошло от слова «дровни», зимние сани, куда запрягали лошадей.
- Это точно, - соглашался Сергей – мы недавно проходили по литературе поэзию Пушкина, и я запомнил наизусть строчки: «Зима! Крестьянин торжествуя, на дровнях обновляет путь…».
- И тебе в добрый путь! – пожелали земляки.
Старый Оскол – старинный древний город. Он и возник на белгородской засечной черте, как крепость, которая защищала Русь от набегов кочевников.
Но однажды белый свет померк в глазах Сергея, и он погрузился в кромешную ночную тьму. Для Дровникова с тех пор сутки перестали делиться на две половинки: на день и ночь. Для него на всю оставшуюся жизнь пролегла густая, непроглядная ночная тьма – без единого просвета черная плотная темнота отгородила Сергея от внешнего мира.   
Когда Сергей Дровников ослеп, начались поиски выхода из темного «подземелья». Поиски нового пути были длительными и мучительными. Ведь у него судьба - злодейка отобрала полмира, в котором сияло солнце, цвели цветы, зеленели травы, а над головой возвышалось высокое небо. Но красоту окружающей природы Сергей уже не мог видеть.
И только память, его детская память цепко держала в его голове воспоминания.
Память, как гласит народная мудрость, бывает трех видов: каменная, деревянная и водяная. В детстве память тверда как камень: помнятся до седых волос такие мельчайшие детали, что не смогут их стереть никакие длинные года. В среднем возрасте память – «деревянная», все годовые кольца сливаются в монолитную гамму почти однотонного цвета. Но, если на дереве сделать зарубки, то историю вашей жизни, возможно, удастся прочитать когда-нибудь потомкам. А в старости память похожа на круги на воде, от брошенного камня в озеро. В центре падения, вода всколыхнется, и пойдут от него во все стороны концентрические круги невысокими волнами. Но через несколько минут эти волны улягутся, и поверхность озера или пруда, станет заново зеркально-гладкой.
Так у Сергея Дровникова оказалась отличная память. И он стал выжимать из неё максимально точные и самые яркие воспоминания.
Для Сергея перестал существовать свет – зрение пропало. Но зато свет его души  позволял Сергею Дровникову находить яркие эпитеты, выразительные и красивые метафоры, которые украшали поэтические образы. А в ушах звучали далеким эхом те напевные мелодии народных песен, которые позволяли сделать более выразительными слова песен, на стихи которых была положена музыка.
В тридцать пять лет Дровников стал писать стихи, а в 2001 году издал он первый свой поэтический сборник «Я прошу, поднимите занавес». В этом сборнике Сергей поместил стихотворения, посвященные своему любимому и единственному в его жизни городу – Старому Осколу. Городу, про который поэт никогда не мог позабыть:
Суета замолкает
за чертой городскою
Кто любил, тот не знает,
Как мириться с тоскою.
Что же мне не живется
Ни в стенах, ни на воле,
Что же песнь не поется
Мной о Старом Осколе.

Ведь живет во мне город,
Пленник стужи и зноя.
Он не стар и не молод,
Он не знает покоя.
Его утро и вечер
не уступят друг другу.

Бесконечности ветер
их гоняет по кругу,
И в пылу совершенства,
Как в бреду наказанья,
Его капли блаженства
Тонут в море страданья.

Но не примет он жалость
И презрение тоже.
В жизни вечность и малость
Так близки, так похожи.

В этом  стихотворении Сергей говорит, что ему не поется о Старом Осколе. И он мечется между суетой города и вольным воздухом родной деревни. В городе поэта теснят стены современных многоэтажных домов, и ему кажется, он находится в тесной клетке, из которой хочется вырваться. А оказавшись на воле, Дровникова загрызает тоска. Ведь поэт не различает ни дня, ни ночи и, какой прекрасный и одновременно жуткий образ рождается у Дровникова. У города «его утро и вечер не уступят друг другу». Город Старый Оскол – город сталеваров, металлургов, а потому плавка идет непрерывно, будь то утро или вечер. Она идет непрерывно и бесконечно.
Поэтому и возникает у Сергея такая неожиданная метафора: «Бесконечности ветер (ветер олицетворяет бег времени) их гоняет по кругу».
Как говорил Маяковский о труде поэта, что она «работа адова». Сергей же считает по-другому. Он олицетворяет себя с городом, со Старым Осколом и «пыл совершенства» иногда воспринимается «как бред наказания».
У Маяковского из тонны перелопаченной руды добывается грамм радия, а у Дворникова «капли блаженства тонут в море страдания».
И страдания эти не физические, а духовные. Про истощенного голодом человека говорится, что «в чем только душа держится?». А в поэтической душе Дровникова может вместиться целая необъятная Вселенная. Этой мыслью его и заканчивается стихотворение о Старом Осколе: «Но не примет он жалость и презрение тоже. В жизни вечность и малость так близки, так похожи». Интересный философский вывод. 
Но вернемся, друзья мои, к названию стихотворного сборника – «Я прошу, поднимите занавес». Уже в названии звучит в голосе поэта твердое и гордое – Я! В начале прошлого века, который вошел, как гость века «серебряного», известный и до ныне поэт Игорь Северянин заявил еще более безапелляционнее: «Я – гений Игорь Северянин».
Дровников Сергей на подобный титул – «гений» не претендовал и не заявлял о таких претензиях, но во многих его стихах звучит ярко выраженное эго и величественное «Я», он произносит это местоимение  достойно, уверенно и спокойно. С этого местоимения начинаются его два сборника: «Я прошу, поднимите занавес», и «Я видел в вечности изъян».
К тому же сборник «Я прошу, поднимите занавес» начинается с программного по своей сути заявления. Один поэт в свое время сказал, что если звезды загорятся на небе, значит это кому-то надо», то Сергей Дровников заявил в своем программном стихотворении: «Я без спичек смогу зажечь пламя моих стихов». Но предоставим слово автору:
Свои одежды
неторопливо
сжигает вечность,
Как откровенья
над полем лжи,
сияют звезды.
И я без спичек
смогу зажечь
Святое пламя
моих стихов
Моих надежд,
моей любви.

Да, я умышленно привел цитату про спички не полностью. Не добавил после слова «стихов» еще очень важные слова: «моих надежд, моей любви».
Но когда без всяких спичек зажигаются, загораются ярко строчки стихов у поэта, то тогда появляются у него и надежды на будущее и на будущую любовь.
А пока Дровников скорбит о безвременной кончине первого поэта России Пушкине. Оно звучит коротко и резко, как роковой выстрел из пистолета Дантеса:
Века слагая из мгновений
Россия, ты ждала осечки.
Но пал от выстрела твой гений
На белый снег у Черной речки.

Ты с ним под дулом пистолета
Судьбой единою сливалась.
В тебя стреляли и в поэта,
И пуля та в тебе осталась.

Как видите, Сергей в отличие от Игоря Северянина хорошо знает, кого можно называть гением.
По крайней мере, поэт Дровников всей душой желал того же, что и Россия, лихорадочно сжав кулаки молил небо: «Отведи, Господи, беду от Александра Сергеевича! Холодное сердце убийцы не разжалобить, так пусть хоть осечка пистолета не позволит совершить преступления. Но чуда не произошло.
Но главное в этом стихотворении «Пушкину» то, что Сергей место дуэли Пушкина и Дантеса – Черную речку, объявляет тоже жертвой. Её мистическое наименование – «Черная» - сыграло роковую роль. «Погиб поэт – невольник чести, пал оклеветанный молвой. С свинцом в груди и с жаждой мести, поник ты гордой головой».
И Дровников создает не менее выдающийся образ гибели поэта, чем Лермонтов. Он показывает как за гениального поэта и гражданина России боролась и сама Черная речка.
На белый снег, который как Саван лег на лед речки упал Пушкин, а она слилась воедино с его телом, чтобы ледяным панцирем защитить поэта от пули.
Черной речку называют из-за цвета её болотистой, а потому темной, почти черной воды. И она не хотела, по мнению Сергея, носить её обыденное имя Черная после  гибели Пушкина ставшая нарицательно-зловещим. Черная, значит, помогла очернить убийца светлое имя Александра Сергеевича.
Вот Дровников и считает, что пуля Дантеса убила сразу двоих невинных: Пушкина и Черную речку. Но если вдуматься глубже, Сергей считает, что огромную утрату понесла с гибелью Пушкина и сама Россия. Не даром она, так сцепив зубы, и не имея возможности предотвратить дуэль, ожидала хотя бы осечки. Ведь и сейчас наша Россия-матушка говорит на том современном языке, который и создал Пушкин.
Вот что сказал Сергей на следующей странице:
Все также стучат колеса поезда
За тысячу верст от мест привычных,
Все также на полустанках томительных
Встречаю я добрых людей
И слышу я речь русскую.
И радостно мне от того и спокойно,
Ведь этим и живет она,
Великая Россия.

В стихотворении «Тишина при свечах» Сергей Дровников, осторожно приотворив дверь в свою творческую мастерскую, что бы поток свежего воздуха, ворвавшись в узкую щель между створкой и косяком не смог загасить свечи, впускает любителей изящной словесности к себе в святое святых. Ведь каждый пишет по-своему. Один стихотворец показал в коротеньком  экспромте разные стили авторов:
Ах, как он быстро, быстро пишет
И ничего вокруг не слышит …
А я так медленно пишу
И в окна темные дышу.
Дышу, дышу, дышу и вдруг
И вдруг в моем окне растаял круг.
 
Да когда в льдинке на оконном стекле появляется от живого и горячего дыхания проталинка, через которую можно хотя бы одним глазком взглянуть во внешний мир – это очень здорово. А разве незрячий поэт не делает ту же самую попытку, занимаясь поэзией назло злопыхателям увидеть из беспросветной тьмы лучик живительного света?!
Раз Сергей Иванович приглашает читателей в свою мастерскую, то стоит тут же использовать уникальный шанс и познакомиться с его методикой работой над стихотворением:
Нет, не просто живу я.
Нет, не просто дышу.
Время с сердцем рифмуя,
На бумагу пишу.
Остановится время.
Будто пуля в виске –
Рифм желанное семя
Прорастет на листке.

И так мои слова подтвердились. Сергею поэзия необходима, как дыхание, без которого невозможно жить. И на бумагу он наносит рифмы не пером и чернилами, а пульсирующей кровью сердца. Да и рифмы то у него не пустой мертвый звук, а живое, животрепещущее семя. Вот поэт и отделяет в своих мыслях зерна от плевел, а, отшелушив и отсеяв шелуху, все всхожие зерна в рифмы укладывает на листок белой бумаги. Затем путь творчества ясен любому читателю: на бумаге вырастают колосья, преумножив зерна для духовной пищи многократно. Возникает образная картина золотой нивы, где каждый колосок, как лица людей, не похож друг на друга. В этой колосящейся ниве есть и колосок, облик которого схож с одухотворенным лицом Сергея Дровникова. И он продолжает повествование:
Их возникшие лица
Твердь и смысл обретут.
За страницей страница
Мою душу соткнут.
В них мое вдохновенье,
О любви говорит.

В них земное рожденье
Несказанной зари.
И не верьте вы серой
Недомолвке в ночах,
Так наполнена верой
Тишина при свечах.

В этих двух строфах Сергей создал поэтический фурор. Он обрел вдохновение, а с ним и любовь, веру в любовь, от того и трепещет каждая жилочка его существа. Любовь в его поэзии сравнивается с восходом утренней, несказанной зари: Наступает новый день, новая жизнь, освещенная лучами Авроры. А серая будничная пелена отодвигается куда-то далеко – далеко; затем и вовсе рассеивается, оставляя место солнечному радостному деньку.
Вот какие оптимистические мысли полные веры и надежды появляются в стихах Сергея, когда он, вдохновленный музой, пишет, распахнув широко свою душу, в тишине при свечах.
Отметаю сразу же любые сомнения, зачем же нужны зажженные свечи в творчестве незрячего человека. Да, судьба откинула из обычного нашего черно-белого мира у Сергея светлую, белую составляющую, оставив ему один черный цвет темноты.
Но разве он не чувствует запах тающего воска свечи или не слышит потрескивание фитилька свечи? Вопрос риторический. У Дровникова на каменных скрижалях детской памяти высечены мелькание огоньков свеч, горящих на иконостасе или же  потрескивание фитилька лампадки на божнице в доме его бабушки, чтобы освещалась икона. В родном доме Сережа слышал и завывание ветра в печной трубе. Ему когда он писал стихотворения в городском доме, наверняка чудилось завывание ветра в трубе и потому, завершая свое стихотворение «Тишина при свечах», он написал:
То не свечи сгорают,
Не в камине дрова –
Ветры время читают,
Произносят слова.

Вот какие у Сергея помощники, когда он полностью погружен в поэтическое творчество – время и ветер. Ветер как музыкант перелистывает ему страницы, как музыкант перелистывает на пюпитре листы с нотными знаками партитуры. Поэту же остается только уловить тонкую мелодию под потрескивание горящих свеч, и передать её словами, словно нотными знаками, свою музыку души.
Жаль, что в жизни поэта бывают не только радостные моменты, которые звучат музыкой внутри его существа.
Иногда бывают и муки творчество. Эти мучения превращаются в смертельную агонию, если творчество не ладится: и рифмы не прорастают на бумаге и ритм стихов идет наперекосяк – вновь и вкривь.
Но, если переборов эти мучения, вдруг чудесным образом приходит на ум нужная рифма, нужное слово, словно во время жажды тебе дают глотнуть несколько раз родниковой воды, то радость от утоления жажды перекрывает все твои мучения.
Сергею эти переживания не раз бередили душу, и он знает цену мгновения, когда неожиданно находишь выход из тупика. Об этом он рассказывает в стихотворении «Не напоенная корова»:
Две недели саженные
не поил я корову.
Ту, что вижу во сне,
будто бы наяву.
Ту, которая пьет,
будто воду желанную,
Строки новые,
совершенные
из самой души.
Их поэзией величают.
И вздыхает она терпеливо
 у ведра порожнего,
И глядит в ожиданьи своем
со двора
На слепого хозяина,
о ней позабывшего.
А меня суета
и дела одолели,
Растревожила сердце
тоска постельная,
Вот и снится она,
не воды колодезной,
А священного слова
ждущая.
И как малый оброк,
два ведра совершенства,
Зачерпну я в душе своей,
до краев наполню,
Напою корову
еще раз досыта,
Видно больше поить её
некому.

В этом стихотворении Сергей сравнивает поэзию с непоеной коровой. Возможно, кто ни будь из рафинированных эстетом подожмет жеманно губки и пренебрежительно процедит сквозь зубы: «Фи, как грубо!»
Но поэзия нуждается в ярких образах и упивается не водой, а метафорами образами, сравнениями. Вот, вот – сравнениями. Да Дровников сравнил поэзию с коровой, но лишь для того и потому, что поэзия для поэта живое, родное, любимое существо, и она, поэзия, нуждается как все живое, в подпитке и утолении жажды. Сухие, скупые читателям до чертиков надоели, а у Сергея они неожиданно новы. Это верлибр, где нет рифм, так сказать белый стих. Поэт сочувствует поэзии: за две огромные, саженные недели не написано ни строки. Обычно сейчас применяют редко меру длины сажень. Дровников всегда был крепким мужчиной, у которого косая сажень в плечах. А он это редкое в наше время слово применил, чтобы показать, как долго поэзия была лишена влаги.
Но, несмотря на верлибр, Сергей умудряется находить совершенные рифмы внутри строк. Так то же слово «саженные» хорошо рифмуется со словом «совершенные». Именно строчки «совершенные» им, и потому они очень совершенные, а поэзия получается величавою! Поэт так и говорит, что строчки… из самой души – величают поэзией.
Разве тут поспоришь с Сергеем: величие и величать слова однокоренные, родственные по смыслу.
А себя Дровников упрекает в своей беспечности: он целых две недели не написал ни единой строчки, не подпитывал поэзию.
Но осознав и обозвав себя «слепым хозяином» исправляет свою оплошность. Ведь поэзия-то не корова, ждущая колодезной воды, а потому поэт зачерпывает из глубины своей души два полных до краев наполненных вода освещенных слов и тем самым утоляет её жажду.
Неспроста упоминает Дровников про священные слова. В Индии коров считают священными животными, и потому их жизнь неприкосновенна. Сергей Иванович это прекрасно знал, а потому с таким трепетом и пытается утолить жажду Поэзию.
Когда-то я читал у члена Союза писателей России Галины Валерьевны Щербининой стихотворение про жажду. Прочитав стихи Дровникова, мне показалось, что два разных поэта в этом случае очень созвучны. Но наизусть стихотворение Щербининой я не выучил, а потому привожу их по памяти одно четверостишие:
Эх, жизнь – дырявое ведро.
Водою мимо льется…
Глотнешь два раза и уже увидел дно.
Но жажда, как и прежде остается,
А досыта напиться – не дано!

Очень точно и образно сказано. Сколько бы лет не прожил человек, а жажда жизни у него не иссякает, до каких бы преклонных лет он не дожил.
Но жизнь прожить – не поле перейти. Её оценят потомки, если оставить на нашей грешной земле свой какой-нибудь весомый след.
И поэт Сергей Дровников работает над своими поэтическими произведениями терпеливо, кропотливо и вдохновенно. Но самое главное, что Дровников не делает культа из такого события: оставить свой след на земле! Он, этот пресловутый след, так и так останется. И не надо сходить с ума по этому поводу. Никто не знает, кто изобрел колесо, а оно-то крутится и все наши транспортные средства движутся, благодаря колесу.
Поэт подходит к такому щепетильному вопросу по-философски снисходительно:
Мысль поет в голове
или мечется бред…
След ноги на земле –
мной оставленный след.
Ни вопрос, ни ответ:
чередой ли беда?
Плыл к закату рассвет
без следа, без следа.
Сергей в этом кратком, но очень емком стихотворении показывает, что все в нашей жизни: суета сует и томление духа. Нужно вглядываться в природные явления и затем, после тщательного наблюдения, делать правильные выводы.
Дровников вначале твердо заявляет: «След ноги на земле – мой оставленный след». А потом, всего за один день, проследив события от восхода до заката солнца, делает ошеломляющий вывод: «Плыл к закату рассвет без следа, без следа».
Земля, как колесо, а скорее, как веретено, сделала оборот вокруг собственной оси, сделала отсчет времени ровно в сутки. Так и никаких следов не оставила. Кто же заметит наш след, оставленный на земле, если земной след вечность оставила без всякого внимания?
И тут у Сергея Ивановича прорывается мысль и совсем не бредовая, а самая, что ни на есть, реальная. Шекспир, как-то, заявил: «Весь мир – театр, а люди в нем актеры». Поэт же  должен не только писать стихотворения, он должен читать их, выступать перед публикой. Нельзя свой талант в тупа. Нужно его тратить, дарить радость своими стихами публике. И Сергей Иванович пишет об этом в своем стихотворении:
Свет от рамп потревожил сцену,
Зал взревел, поднабравшись сил.
За игру неземную цену
Медный колокол попросил.

За игру, что зовется жизнью,
Я безмерной плачу ценой  -
Не слезой, не  трусливой мыслью,
А последней своей игрой.

По углам разбежались тени.
Звон усилился ледяной,
На подмостки влекут ступени –
Обрываются за спиной.

И это стихотворение написал человек, которому уже никогда не увидит свет рампы и ему нельзя выйти на подмостки сцены без посторонней помощи. Но, извините за повтор: «Весь мир театр, а люди в нем актеры». И актер, и поэт Сергей Дровников выбирает роль в игре, под названием жизнь. И он рвется на сцену, чтобы услышать ревущий от восторга зал, ожидающий яркого зрелища. Он желает выступать бескорыстно, не то, что медный колокол, который за сигнал, что представление начинается, заломил несусветную цену.
Хорошо, что поэту не увидеть, как разбегаются от его напористости по углам лохматые тени. Он твердо и уверенно шагает по ступенькам на сцену, даже не замечая, что они как подтаявший на весеннем солнце лед, обламывается, проваливаясь в темный провал, зев воды за спиной.
И это стихотворение Сергея Дровникова стало не только его дебютом, но и сразу же ошеломительным бенефисом. Сергей просил в названии своего первого стихотворного сборника: «Я прошу, поднимите занавес». И театральный занавес  поднялся. Но тот занавес, который разделил жизнь поэта «до» и «после», на свет и тьму уже никто не сумеет поднять. Как бы об этом  не просили…
Я смотрю на обложку сборника стихов «Я прошу, поднимите занавес». Перед моим взором открывается проем двери с полукруглой  циркульной аркой. Этот проем, оставив промежуток вблизи поля и сверху под полукруглой аркой скомканный, как парус пиратского брига, театральный занавес.
Пол устлан, как шахматная доска, черно-белыми клетками. А вверху из-под занавеса к арке, где видны кучевые облака на тускло-сером небе, просачиваются солнечные лучи, больше похожие на лучи прожекторов рампы. Явь и условная жизнь переплетаются в этой иллюстрации к первому сборнику Сергея Дровникова.
Условное театральное представление, которое режиссер-постановщик показал зрителям, которые ревели и шумели от восторга, в конце предыдущей главы он продолжает его и в начале этой главы. И открывает новый спектакль Сергей стихотворением, название которого стало названием всего стихотворного сборника «Я прошу, поднимите занавес».
Занавес поднялся опять же под рев толпы:
Так кричала толпа слепая
В иступленьи своем «распни»
Так шептала душа живая
Всепрощенье свое «прости».

Дайте сердцу вина и зрелищ
Дайте жертву слепой толпе
Предо мной поднимите занавес,
Черный занавес поднимите.

Поэт не считает себя слепым. Это ослепла толпа зрителей, нет, эти оголтелые люди вовсе не зрители, а толпа, которая требует для себя хлеба и зрелищ. В интерпретации Сергея – вина. Толпе не важно, что черный занавес опущен. Если, судя по картине на обложке, черный занавес поднимать выше, то те, оставшиеся видимыми, солнечные лучи, закроются черным занавесом, и наступит сплошная тьма. А толпе все равно – она же слепая. 
А вот Сергей Дровников не желает, не хочет мириться со слепотой. И он твердо заявляет:
Я жестокой судьбе не верю,
Пошутили со мной и хватит.
Занавесили черным бархатом
Декорации и актеров.
Но продолжить желает пьесу
Под привычным названьем жизнь
Замечательный режиссер.
И играют весну актеры
На обманчивых струнах дьявола.
Так старательно, так реально
Будто занавес не опущен.

Но как видите, вскоре Сергей понимает иллюзорность ситуации: эта уверенность поэта лишь дьявольское наваждение, которое происходит от обманчивой игры актеров. Они стоят за занавесом и сладкоголосо поют песни, тем самым убаюкивают бдительность поэта.  Ему кажется, что занавес-то не был вовсе не опущен…
Поддерживает иллюзии его и беснующуюся толпа:
Крики «Браво», аплодисменты
Кровь на сцене и в душах кровь.
Все смешалось, и нет антракта
Уже много веков подряд.
Ведь кричала толпа слепая
В иступленьи своем «распни»
Ведь шептала душа святая,
Всепрощенье свое «прости».
Дайте сердцу вина и зрелищ,
Дайте жертву слепой толпе.
Я прошу, поднимите занавес,
Черный занавес поднимите.

Сергей Дровников оканчивает стихотворение теми же строчками, которыми он начинал его. «Круг замкнулся» - говорит этот поэтический рефрен, повтор. Откуда пришел, туда же и вернулся поэт – проклятый заколдованный круг, беснующаяся толпа и сердцу нет покоя. Не поможет и вино.
И вырывается из груди Сергея отчаянное стихотворение, в названии которого звучит все та же не утихающая боль: «Слепые кони».
Он взял эпиграфом к этому стихотворению строчки из стихотворения Владимира Высоцкого:
Вдоль обрыва по-над пропастью
По самому по краю
Я коней своих нагайкою
Стегаю, погоняю.

Дровников всегда пояснял слушателям, что он это стихотворение посвятил не памяти Владимиру Высоцкому, а своей нелепой, косолапой судьбе. И с этим нельзя не согласиться. Ведь название «Слепые кони» заставляет вспомнить слово из священного писания: «Слепые поводыри слепых». На это изречение художник даже написал картину: идет группа незрячих людей и каждый положил кисть своей руки на плечо впереди идущего.  А первому руку положить уже некому, и он шагает прямо по своему наитию, ощупывая ногой дорогу, не понимая, не видя, что дорога ведет к обрыву… Получается, что дорога ведет в никуда, а судьба этих несчастных людей предрешена: они рухнут, подойдя к обрыву в бездонную пропасть… Разве что отчаянный крик первых, сорвавшихся в пропасть людей, сможет подать сигнал к осторожности следующим сзади людям, и они смогут спастись.
В стихотворении «Слепые кони» Сергей рассказывает о поисках истины, дорога к которой пролагает через тернии к звездам:
Торопился я к ней, то к обрыву, то к храму,
От безумных идей возвращался к иконе.
Путал ангельский лик я с какою-то дамой,
И храпели мои ошалевшие кони.
Я крестил небеса непослушной рукою.
Любят вольный напев все дороги прямые.
Но иною судьбой, но дорогой кривою
Побрели мои кони по свету слепые.

Состояние лирического героя нервное, а потому в душевном смятении, и он пытается в своей сумятице найти правильный путь к истине.
Он мечется и «от безумных идей возвращался к иконе». Храп коней сливается с хриплым дыханием, которое вырывается из груди героя. Он желает помолиться небесам в чистом поле, да рука плохо слушается его, что даже с трудом удается сложить щепотку из трех перстов.
Лирический герой чувствует, что несут его кони не прямой дорогой, а по ухабам и бездорожью. И это не только интуиция незрячего седока, а и реакция случайных прохожих.
Удивленье и страх у прохожих на лицах,
Оттого на века даль чиста и открыта.
Но ослепших коней погоняет возница.
По канавам копыта, по душам копыта.
То плетутся они, то слетают с откоса.
Пустословью на суд, любопытству на диво.
Эх, пришла бы она, ни слезы, ни вопроса,
А взяла б под уздцы, да сводила б к обрыву.

От таких слов мороз пробегает по коже, а в сердце закрадывается жуткая тоска и безнадега полная.
Но не зря обращался лирический герой с мольбою о помощи к небу. Сергей Дровников пишет после «Слепых коней» лирическое стихотворение «Небо», в котором звучат оптимизм и надежда:
Пылинкой и малой и тленной
Пришел в этот мир я большой.
С огромной и вечной Вселенной
Сравнюсь я нетленной душой.
И слово, всесильное слово
Я звездному небу дарю,
И снова, и снова, и снова
Я в небо, как в вечность, смотрю.

Лирический герой чувствует себя не одним из обыкновенных жителей планеты Земля. Он гражданин мира, гражданин вечной Вселенной, а потому то и считает, что его душа, как сама Вселенная – вечная и нетленная.
Уважаемые читатели! Я не случайно привел сравнение лирического героя с Гражданином Мира. Наверняка и это стихотворение Сергея Дровникова помогло поэту стать Гражданином Мира. Он занял первое место в конкурсе на лучшее стихотворение, который проводился в Швейцарии среди поэтов. Ему там вручили и премию, и паспорт Гражданина Мира. Но вернемся к стихотворению «Небо» поэта и послушаем его дальше:
К нему, бесконечному свету,
Уплыл белый клин журавлей.
К нему, содрогая планету,
Гнал кто-то усталых коней.
И той же тропой незнакомой,
На тот же загадочный зов,
Ступая ногой невесомой,
Пойду я по полю цветов.

Лирический герой, запрокинув голову, всматривается в бескрайний простор необъятного неба, слушая крик улетающих на юг журавлей.
Сергей показывает, как великолепно оправился лирический герой от хандры. Он чувствует, как с небес льется белый, светлый-светлый поток света, а в этом небе и летит и курлычет клин  белых журавлей.
Их печальный крик у поэта хорошо перекликается с тоскливым мотивом стихотворения «Слепые кони». В нем и в стихотворении «Небо» есть две схожие мысли: в «Небе» «содрогая планету, гнал кто-то усталых коней», а в «Слепых конях» он говорит: «побрели мои кони по свету слепые».
Но в стихотворении «Небо» душа лирического героя не ведает страха и на загадочный зов он «ступая ногой невесомой, пойду я по полю цветов».
Но лирический герой не шагает по цветущему лугу, сминая соцветия цветов, а, как бы парит над лугом. Об этом он замечает в строке: «ступая ногой невесомой». У поэта  парит не только душа, а и тело, у которого «невесомая нога». Вот когда появляется раскованность в душе, то герой может парить, как вольная птица и над лугом и даже двигаться по звездному небу:
Пойду, словно пленник на волю,
Свободный от бренных оков,
По полю, по звездному полю,
Своих не пугаясь шагов.
И с болью смешается небыль,
Привычный разверзнется круг,
И небо, огромное небо,
Коснется протянутых рук.

Свершилась мечта любого творческого человека – коснуться рукой до неба. А в стихотворении Сергея «Небо» оно само помогает осуществиться этой сказочной, неземной мечте и касается само протянутых к небу рук поэта. Но кроме душевного, духовного творческого прорыва, любому человеку необходимо испытать самое нежное и заветное чувство любви.
У лирического героя, из-за его физического изъяна, на пути любви поставлены преграды и в своем стихотворении Сергей Дровников о грехе, так схожем с первородным грехом наших  прародителей – Адама и Евы:
Нынче горький вкус, страхом сдавленный,
У моей любви, пусть ворованной.
Не поет она, как хотелось бы,
О полынь-траву спотыкается.
Чтобы ей не петь, всех причин не счесть,
Вот и нет огня у тебя в крови.
Полюбила ты вместо ласки страх,
И горчит полынь на моих губах.

Поэт пишет о горькой и скорбной любви, которая пришла украдкой и ускользнула бесследно, словно в шапке невидимке была. Но ведь как хочется такой любви, о которой пели взахлеб дворовые, шансонные барды-поэты: « Если б губы твои не были медовые, не слетали с ресниц огоньки бедовые, все равно б полюбил я тебя родная! «А за что? Да я и сам не знаю…».
Кто испытал такое чувство, понимает, что и в любви обязательно должен быть страстный порыв, неожиданный, как кураж. Особенно, если человек долго-долго ожидал и мечтал о взаимной любви.  И этот порыв описывает Сергей Дровников в стихотворении «Я дойду до тебя»:
Я дойду до тебя судьбою
Через тысячи «Да» и «Нет»,
Как доходит до нас с тобою
Звезд погасших волшебный свет.

Упаду к тебе снегопадом
В изнуряющий летний зной,
В зимний день нежным майским садом
Расцвету для тебя одной.

Пусть горю я в желанье пьяном –
И у солнца горят лучи.
Без тебя мне степным бурьяном
Одиноко стонать в ночи.

А к утру с ослабевшим стоном,
Задыхаясь в степной пыли,
Я к тебе колокольным звоном
Долечу хоть на край земли.

Долечу к тебе песней горной
В бесконечном порыве сил,
Ведь над пропастью птицей гордой
Я так долго один парил.

Я долго читал и перечитывал стихотворение Сергея Ивановича «Я дойду до тебя», но мои попытки взяться за перо и рассечь, как скальпелем его на кусочки, на части, которые подходят по смыслу для тщательного анализа их, или исследования творчества автора, бесславно проваливалось с огнетушительным треском. Ведь нельзя же было мне поднять свою безжалостную руку, чтобы разобрать не по строчкам, нет, нет, по мелким крупицам взять и раздробить монолитный золотой самородок, что бы затем превратить его в обыкновенный пусть и золотой, но песок.
На золотых приисках найти самородок – событие сверхординарное. А в поэзии найти лирическое стихотворение, где страсти бурлят и кипят, как вода в горной речке, и читаются стихи на одном дыхании, когда остановиться нельзя, ибо совершается кощунство, так же ка и на золотоносном прииске почти невозможно.
Потому-то я так и упивался и смаковал этим пиршеством изящным поэтических строк и одухотворенностью их.
Но теперь, когда и вы, уважаемые читатели, оценили по достоинству стихотворение «Я дойду до тебя», уже могу со спокойной совестью подчеркнуть те ювелирные находки автора, которые не сразу бросаются в глаза.
Взять хотя бы фразу Сергея «Как доходят до нас с тобою звезд погасших волшебный свет». Какая необычная метафора даже для любовной лирики! Поэт сравнивает чувства влюбленных с волшебным светом погасших звезд. Кажется, если любовь погасла как звезда на ночном небе, то стоит ли и вспоминать о такой бесславной и мимолетной любви?
Тут нельзя так безапелляционно подходить к этой оценке, а как сказал сам Сергей Дровников, лучше тысячу раз взвесить на весах Фемиды доводы: «Да» или «Нет».
Сергей же Иванович сказал о погасшем свете звезды с космической точки зрения. Когда гаснет звезда, расположенная на расстоянии в миллиарды световых лет, то она потускнеет, потемнеет, а свет её будет продолжать двигаться в направлении нашей планеты Земля, и нам, землянам, будет казаться, что звезда не погасла, а продолжает сиять на небосклоне по-прежнему.
А разве не трогательно вспоминать о светлых мгновениях любви, даже если она погасла?! Но лирический герой не желает, чтобы заветная звезда, свет любви которой когда-то погас. Он готов для своей любимой женщины стать снегопадом в летний зной, что бы спасти её от теплового удара, от перегрева. И, наоборот, в зимний морозный день укутать белыми лепестками цветущих яблонь и вдохнуть на неё теплом майского дня.
Как любой влюбленный, лирический герой готов запеть от счастья. И поэт рифмует два словосочетания: «птица гордая» удивительно звучит и сливается с другим ярким образом  «песня горная»! Не грех для усиления счастья, которое перехлестывает через край в душе влюбленного героя повторить последнюю строфу стихотворения Дровникова: «Я дойду до тебя»:
Долечу к тебе песней горной
В бесконечном порыве сил,
Ведь над пропастью птицей гордой
Я так долго один парил.

И вот одиночество позади, а влюбленный человек не только спокойненько шагает к своей возлюбленной, он летит к ней. Летит к ней на крыльях любви.
Но радость не может быть вечной, нельзя находиться в вечной эйфории. И сомнения начинают бередить душу: а не охладел ли я, или ты? Поэт также погрузился в подобные размышления:
И я не знал, и ты не знала,
Была ли вещей встреча наша,
Сроднила ль нас закономерность?
Порой осеннею прохладной,
Дарили мы друг другу нежность,
Про все на свете забывая.

Любовь к лирическому герою подкралась не заметно и не весной, как это частенько бывает, а осенью! Теперь ему не требуется украдкой дарить свою нежность любимой женщине, она сама готова дарить её и ему. Говорят, что в полнолуние у людей происходят непонятные для них метаморфозы. И Сергей Дровников пишет стихотворение:
Порою да полуночною
Луна ли с огнем играет,
Красу свою непорочную
В окно мое проливает.

И муза ко мне, безумному,
Дыша, как и я, истомой,
Приходит по свету лунному
Знакомой и незнакомой.
Приходит ко мне, ослепшему,
Склоняется тонкой ивой.
Святая - к истоку грешному,
К душе моей горделивой.

Как вечности продолжение,
Слияние двух дыханий –
Вкушаю и я прозрение,
Уставший от ожиданий.

Порою да полуночною
Луна ли со мной играет,
Сестру свою непорочную
Женой моей называет.

Красота полнолунной ночи поэтом изображена изящно: когда полная луна, особенно зимой, льет свой свет в окошко, то в доме становится светло, как днем. Муза поэта, заблудившаяся в потемках, а потому не могла посещать его темными осенними вечерами, теперь бежит на всех парах, на всех парусах к заждавшемуся лирическому герою. А он так долго ждал этой встречи. Не удержусь и я с удовольствием процитирую этот момент, который так сентиментально преподнес читателям Сергей:
И муза ко мне, безумному,
Дыша, как и я, истомой,
Приходит по свету лунному
Знакомой и незнакомой.

В такие лунные ночи некоторые впечатлительные люди могут превратиться в сомнамбулу, вставать с постели, но, не проснувшись, пуститься путешествовать по крышам. Они ходят по карнизу, не теряя равновесия. Но не дай бог спугнуть сомнамбулу окриком, и он  или она могут рухнуть на землю.
У Дровникова же  под воздействие лунного луча попадает не лирический герой, а Муза. Она, скользнув в комнату к поэту по лунной дорожке, дает ему импульс для творчества.
Может потому ткань стихотворений Сергея Дровникова такая красочно золотистая, как лунный свет.
Взять хотя бы образ Музы: она склоняется над героем гибкой, тонкой ивою. Её длинные, распущенные по плечам волосы, и кажутся склонившимися до долу ветвями плакучей ивы.
Лирический герой гордится, что его посетила Муза и склонилась у его изголовья «Святая  - к истоку грешному». А Муза дарит поэту прозрение. Ведь это прозрение души, а без него невозможно писать стихи, как и без вдохновения.
Но нельзя жить одними эмоциями и чувствами. На свете кроме поэтов и оптимистов существуют и скептики. Они-то чаще всего стихи не пишут, а критикуют их. Критики имеют свой талант, и они педантично начинают выискивать не изюминки и ценные находки в поэзии, а огрехи, нестыковки и неуклюжие фразы. Притом, их холодный разум может острым неосторожным словом так уколоть распахнутую для всего мира душу поэта, что она истечет кровью. А мертвые души были нужны только гоголевскому герою Чичикову. Омертвелая черствая душа может быть для простого обывателя не такая уж и беда, а для поэта – это смерть, хотя его оболочка продолжит свой жизненный путь. Умрет только творческий божий дар поэта. А без него даже Музы умолкают.
Поэту Сергею Дровникову встречались иногда такие критиканы, что ум за разум заходил и руки опускались. В одну из таких встреч ему и пришла в голову мысль написать стихотворение, которое он назвал «И снова разум».
И для кого-то, без сомненья
Холодный разум вечно прав.
И опьянеть ни на мгновенье
Уже не может трезвый нрав.

Не потому ль иные судят
Им непонятные миры,
Легко, как будто хворост рубят,
Вонзают в душу топоры.

И не страшит их, не забавит
Привычный взмах безгрешных рук.
А может чувства миром правят?
А может праведники врут?

Вот сколько крамольных вопросов задал сам себе и вынес на суд читателей поэт Дровников. Чтобы найти истину следует провести дискуссию. На этом ристалище пусть спорщики возьмутся за шпаги, или, вооружившись копьями и, вскочив в седло боевого коня, померяются силами. Чье мнение преобладает над другим, тот и выйдет победителем.
Но некоторые философы считают, что истина лежит, или находится посередине двух разных точек зрения. Зато другие тут же опровергают эту точку зрения и заявляют, что между двумя точками зрения лежит не истина, а проблема. Притом очень большая проблема.
Сергей в стихотворении «И снова разум» осуждает поспешность некоторых судей, которые готовы рубить с плеча, если суть спора им непонятна. Но таких судей осудила история. Был один человек на белом свете по имени Гордий. Он, взяв в руки меч, разрубил узел, который не могли, хотя очень долго пытались, развязать огромное количество людей. Узел или проблему, который невозможно развязать или решить, называют теперь Гордиевым узлом. Хотя не Гордий придумал завязать такой хитроумный узел, а потому со злости и рубанул по узлу острием меча.
Как умело показал это головотяпство в своем стихотворении «И снова разум» Сергей Дворников: «Не потому ль иные судят им непонятные миры, легко, как будто хворост рубят, вонзают в душу топоры». Да, хворост, как узлы из пеньковой веревки рубить легко, а на вопросы, что задал миру Сергей, так никто и не ответил. Так что, дорогие читатели, у вас есть шанс отличиться и ответить хотя бы на один из двух этих вопросов: «А может чувства миром правят? А может праведники врут?».
Сергей, мучаясь над размышлениями вопросами, и в стихотворении «Золотые несутся сани», в качестве эпиграфа выбирает вопрос Понтия Пилата, который прокуратор задал Иисусу Христу: «Что есть истина?». Эту фразу с таким прямым и трудным вопросом Сергей взял из Евангелия от Луки.
Предлагаю вам прочитать стихотворение «Золотые несутся сани», а потом уж и поискать совместно ответ на вопрос: «Что есть истина?».


Вот и полдень от солнца жмурится
После вьюги, как после брани.
По заснеженной белой улице
Золотые несутся сани.

Все с двумя молодыми лика ми
Да по белому покрывалу,
Пепеля и взрывая бликами
Января ледяную залу.

Так в плену коридора странного
Пляшут мысли, вплетаясь в лета.
И вопрос задается заново,
На который и нет ответа.

Пляшут мысли до дырок в темени,
На ладони судьбы стекают.
Не хватает как будто времени,
И прозрения не хватает.

Вот и полдень от солнца жмурится
После вьюги, как после брани.
По заснеженной белой улице
В неизвестность несутся сани.

Сам поэт Сергей Дровников, прежде чем написать стихи «Золотые несутся сани» очень долго пытался ответить на вопрос Понтия Пилата: «Что есть истина?». О т того у него и появились строчки: «Пляшут мысли, вплетаясь в лета. И вопрос задается заново, на который и нет ответа».
Но Сергей не привык сдаваться, его опытный учитель – Жизнь приучил принять за правило девиз из книги Каверина «Два капитана»: «Бороться, искать, найти и не сдаваться». И он снова ищет ответ. Но…
Пляшут мысли до дырок в темени,
На ладони судьбы стекают.
Не хватает как будто времени,
И прозрения не хватает.

Вот не зря говорят, что мыслями можно горы сдвигать с места. По крайней мере, Сергей Дровников сознается, что плясавшие в голове мысли протерли теменную кость до дыр. Из темечка на ладонь судьбы эти шальные мысли и утекли. А другие мысли уже и вовсе не приходят.
Поэтому, если в первой строфе стихотворения Сергей пишет весело и бравурно: «Вот и полдень от солнца жмурится после вьюги, как после брани. По заснеженной белой улице золотые несутся сани», то в последней строфе этого стихотворения он почти под копирку повторяет эту строфу, изменив лишь одно единственное слово в последней строке. И получается, что по заснеженной улице уже не «Золотые несутся сани», а «В неизвестность несутся сани». Секрет «Что есть истина» опять повис в воздухе. Сани-то летят в неизвестность! И в ней не отыщешь ответа: в чем же, или где скрывается Истина.
Прочитав стихотворение Сергея Дровникова, я тоже заинтересовался вопросом Понтия Пилата, который он задал Иисусу Христу: «Что есть истина?». Мне представился диалог Понтия Пилата и Христа не разрешенным. Пилат проявил малодушие, а потом всю жизнь искал ответ на свой же вопрос «Что есть истина?».
Предполагаемые размышления пятого прокуратора Иудеи Понтия Пилата после казни Христа я попробовал изложить в своем стихотворении:
Лихою походкой кавалериста
Шел Понтий Пилат по аллее тенистой
Был в белом плаще он с кровавым подбоем.
Ту кровь на плаще никогда не отмоем.

Шагал прокуратор признаться не смея:
«На плаху без страха иду за идею
Я, римский наместник, вершина при власти
Над жизнью Его оказался не властен.

Закон-то суров, но ведь это ж – закон.
Какую же истину знал только Он?»
И к небу с мольбой обратился Пилат:
«- Решению судей и сам уж не рад!

Ответь мне Спаситель, в чем был я не прав?»
- Воскрес Я, смерть смертью своею поправ.
Казнили, но имя Его не забыто.
Хоть всем он казался страшнее бандита.
Глава вторая
Поиски истины продолжаются

Поиск истины у поэта Сергея Дровникова начался со стихотворения под названием «Поиск истины». В этом стихотворении он не спрашивает окружающих его людей как Понтий Пилат: «Что есть истина?». Поэт размышляет, блуждает в потемках, стремится к свету. Сергей, как сказочный наш деревенский паренек Иванушка задался целью отыскать истину, людскую правду.
Но, оказывается, нет четкого понятия у лирического героя из стихотворения «Поиск истины». Ложь частенько прикидывается подлинной правдой. А Правда кажется страшной, корявой и неприятной с первого взгляда. Только при долгом знакомстве с Правдой, можно лучше узнать её, в еще более для себя, в неприглядном свете. Что по быстренькому оглядываешься - не лживые ли, но с виду такие прекрасные, разглагольствования очередного болтуна – лжеца.
И поэт Сергей Дровников восклицает, то ли от безнадежности, то ли призывая себя к терпению при поисках такого редкого явления, как истина: «Поиск истины – вечный поиск». А ведь многие говорили поэту, что изобретать вечный двигатель – пустое бесполезное занятие. Пустая трата времени.
Все, кто пытался изобрести вечный двигатель, терпели фиаско. Кто-то не учитывал силу трения, кто-то полагался на русский «Авось». А воз до сих пор стоит на старте, и до финиша также далеко, как будто и не было многочисленных опытов и попыток изобрести вечный двигатель, или найти путь к истине. О своих попытках разыскать след истины, и рассказывает Сергей Дровников в своем стихотворении «Поиск истины»:
Незаметно уходят лета.
Не вернуться им. Ну и что ж.
Едем дальше мы без билета,
С нами правда, и с нами ложь.

Все быстрее несется поезд
В гранях света, в провалах тьмы.
Поиск истины – вечный поиск,
Без неё безнадежны мы.

Может, истина проще строчек,
Что рождаются по весне?
Может, в сумраке полуночи
Она бродит в шальном вине?

В этих двух вопросах, которые задавались много тысячелетий назад, древнегреческие философы давали ответы. Например, один заявил, что истина в вине. Только те, что по совету мудреца стал часто заглядывать в бокал или рюмку с вином, спивались и вместо поисков истины, пытаясь ублажить свое чрево, и уподоблялись свиньям, которые набив едой животы, валялись в зловещей луже в воде и в грязи.
Другие философы – поэты сочиняли народные стихи о любви и вечной весне. Но жизнь суровая штука, а костлявая и беззубая старуха ходившая по  по цветущему лугу с косой за плечами. Снимала смертоносное оружие и колокольчики мои в день весенний мая, что глядите на меня, головой качая? А головки-то колокольчиков уже срезала коса. Теперь их удел стать обыкновенным сеном. Были, красовались цветики степные, а теперь поблекшие на солнцепеке, превратились в массу сохнущей травы. Эту версию рассматривает в своем стихотворении и Сергей Иванович, рассказывая о поисках истины:
Может, солнечной чистотою
Разливается по утрам,
Серебрится в лугах росою,
Может, снится она ветрам?

Кто приблизится, кто постигнет?
Кто коснется рука руки?
У неё две неброских жизни,
Как два берега у реки.

Пусть по-прежнему мчится поезд
К неизвестной иной стране.
Поиск истины – вечный поиск
В каждой мысли и в каждом дне.

Последняя строчка в «Поиске истины» перекликается с афоризмом философа эллинской культуры: «Я мыслю, а значит существую». А может быть в этой мудрой мысли и есть ответ на вопрос: «Что есть истина?». А может быть истина в свободе? – задался вопросом поэт Сергей Дровников в стихотворении «Вечер и море». Посмотрим, что у него получилось. Ведь он пишет с грустью о своем недуге, только мрак, который обрушился в один миг, называет то поздним вечером, то собакою черною:
Приходил вечер к морю,
тихий, неторопливый,
Запирал ворота железные
на замок тяжелый,
Зажигал огни далекие золотые,
Посылал собаку черную устрашить море,
Море вечное, непокорное.

И служила собака вечеру,
Будто преданный раб хозяину,
ревностно, неустанно.
На седой прибой она громко лаяла.
Её слышали волны быстрые,
Её видела чайка белая,
Чайка белая, эх, свободная, как душа моя.

Нарисовать, описать такую картину почти невозможно, но поэт видит такой пейзаж не глазами, а своей широкой и открытой душой. И вместе с белокрылой чайкой свободно парит над бунтующим морем его вольная душа!
Но Понтий Пилат задавал вопрос «Что есть истина?» Иисусу Христу. А Он что-то отвечал Пилату. Подумав так, поэт Сергей Дровников обращается к Господу Богу в своем стихотворении «Молитва»:
Дающему в изобилии
нам, страждущим, хлеб насущный,
немеркнущий свет хранящему,
Как многие до меня, земные и недостойные,
хвалу воздаю Тебе я



И с просьбою обращаюсь:
«О, Господи, Боже Праведный,
Всевидящий, Неподкупный,
нам, бренным и неразумным,
долги и грехи прощающий,
услышь мое покаяние
и счастьем, что где-то рядом,
как водится, заблудилось,
сполна напои меня,
как мальчик поит котенка
из блюдечка молоком,
смешного и непослушного.

Но не хлебом единым жив человек. Самая огромная сила, которая движет людей – это Любовь. Лирический герой мечтает о любви, но уже не об абстрактной любви к блоковской «Прекрасной Даме». Он обращается со страстной молитвой к женщине, которую он любит. Нет, в своем стихотворении «Без тебя я не сплю ночами» поэт говорит о конкретной женщине, в которую он влюбился бесповоротно, как говорится по уши.
Да лирический герой не просто любит свою возлюбленную, её боготворит и называет её громко и прилюдно – «Богиня!». Герой не скрывает своих чувств, и пусть все слышат его голос, а эхо уже разносит по всему свету его радостное: Бо-ги-ня! Невероятная, доселе непонятная сила влечет лирического героя к своей мечте, когда тайной, а теперь магнетической. Но самое главное открытие героя не в этом. Он говорит о том, что красивая женщина не понимает, как она божественно красива. У этой скромницы заниженная самооценка, а потому она удивляется, что избранник называет её так торжественно и возвышенно: «Богиня!» А теперь стоит послушать нам самим стихотворение Сергея Дровникова:
Без тебя я не сплю ночами.
Красоту тебе дали боги.
Целовать бы тебя часами,
Забывая свои тревоги.

Все черты твои так невинны,
Неземное ты носишь имя.
За улыбку твою мужчины
Называют тебя: «Богиня».
В ней загадка природы скрыта.
Она манит своею тайной,
В ней беспечная мысль забыта
И божественный взгляд случайный.

С еще большей влечешь ты силой,
Еще больше тебя желаешь,
Когда ты создана красивой
И об этом сама не знаешь.

Прошу обратить ваше внимание на фразу поэта, которая заняла всего три строчки в строфе: «Она манит своею тайной, в ней беспечная мысль забыта и божественный взгляд случайный…». Смысл этой фразы, которую я только что процитировал, созвучен с уникальным полотном живописца Леонардо да Винчи, которое называется «Улыбка Моно Лизы» или «Джоконда».
Загадочная улыбка Моно Лизы будоражит просвещенное человечество около пяти столетий. Мысли путаются в размышлениях: откуда появилась у Джоконды такая, почти незаметная лукавинка в глазах Моно Лизы и чуть заметная, всего-то в уголках губ, её лучезарная улыбка. Джоконда улыбается не для зрителя, словно по заказу американского фотографа: «Сэр, что бы вы выглядели красивым на фотографии, произнесите слово «Чиз» - то есть, сыр.
У Моно Лизы нет улыбки на лице ослепительной белизны. Она тихо вспоминает про себя что-то радостное и улыбка её, как бы сегодня сказали педанты от искусства, улыбка для внутреннего пользования, для самой себя. А поражает эта улыбка Джоконды до сих пор зрителей всего мира.
Мне, кажется, и строчки Сергея Дровникова «В ней загадка природы скрыта, она манит своею тайной» переживут века…
Подумав о вечности строк поэта, я тут же споткнулся о название его следующего стихотворения: «Кто примет, кто поймет…». Смысл этого стиха как вопрос Чацкого в комедии Александра Сергеевича  Грибоедова «Горе от ума» - «А судьи кто?».
Так вот, интеллектуал Чацкий боялся, что его духовные порывы, откристаллизированы в светлую филигранную тему изящным умом, будут вряд ли оценены по достоинству тупой и равнодушной толпой, серой как молчалины. Более того, когда серая плесень собирается в массу, то такая толпа становится агрессивной. Свои сомнения Сергей Дровников выносит на суд прогрессивного и цивилизованного читателя, которым являетесь вы, уважаемые любители литературы:
Кто примет, кто поймет разумный вздор,
Отверженный безликою толпою?
Кто дружеский поддержит разговор
И утром, и вечернею порою?

Кто путника усталого пленит
Не золотом, не щедрыми дарами, -
Насущный хлеб рукою преломит,
Зажжет свечу в низвергнувшемся храме.

И в вольности и в строгости слепа,
Послушная продажному кликуше,
Толпа, толпа, бездушная толпа,
Казнит, казнит израненные души.

Поэт понимает, что ему незрячему, да и если бы он зряч, вряд ли вразумить оголтелую толпу. С первых же строчек поэта понятно, что его разумные слова не воспримет слепая и глухая толпа. Сергей Иванович задает себе риторический вопрос. И не сомневается, что будет его «разумный вздор» приниматься именно за вздорный разговор «безликою толпою». Не дожидаясь, как Чацкий, праведного суда, Сергей Иванович не заламывает руки, восклицая: «А судьи кто?». Он понимает, что толпа, «послушная продажному кликуше», будет немилосердна к разумному разговору. Она намерена: «Казнить, казнить израненные души». От толпы сострадания не дождаться.
Зато Сергей Дровников верит, что на земле существует сказочный райский уголок там за далеким горизонтом, где пасется Олень Золотые рога.
За горизонтом на закате прячется наше дневное светило – Солнышко. Вот его-то  в древности и принимали наши предки – язычники за божество, и считали, что заходящее Солнце, Олень Золотые рога, уходит за горизонт на новые пастбища с густой и сочной травой. Где можно хорошенько отдохнуть, набраться сил, и снова выйти из-за окаёма, и освещать землю в новый нарядившийся день, даря свет и тепло людям.
В стихотворении «Олень Золотые рога» у Сергея очень много ярких образных находок. Когда на нашем Восточном полушарии Земли сияет солнце, то на другом Западном полушарии царит ночь. И Олень Золотые рога «между ночью и днем за седой тишиной бродит он под луной». Такой необычный эпитет к слову «тишина» - «седая». Тьма не сразу становится  непроглядной, сначала она после захода солнца белесая, а у Дровникова – «Седая».
Второй уникальный образ создал поэт Дровников, что Олень Золотые рога оставляет, касаясь «света первой звезды», увлекая побродить в полумраке леса и деревья. «Все следы без греха золотой чистоты в них босая ольха». Да следует «босая ольха» за Оленем. Ольха, ослепленная красотой Оленя, не обуваясь, ринулась прогуляться под луной за своим кумиром.
Далее следует еще замечательный образ: С ольхи, тишины и цветов, «с них сомненья слетят, будто ветры с руки». О, слетающих с руки ветров я никогда не слышал. Их обычно ориентируют по сторонам света: норд, зюйд, ост, вест. А что бы они слетали прямо с руки… Выражение слишком смелое и дерзкое.
В последней строчке стихотворения поэт показывает Оленя Золотые рога по-человечески сентиментальным и чувствительным к памяти предков: «А где плачет сирень, где могила строга, там склоняет олень золотые рога». Поэт в этой фразе не возвеличивает оленя, не пишет с заглавной буквы слова «олень» и «золотые рога», а с маленькой прописной буквы. На могиле часто растроганные люди начинают плакать. А у Дровникова плачет даже куст сирени, посаженный родными и близкими на могильном холмике:

Где кончается день, где судьбы берега
Там пасется олень Золотые рога.
Между ночью и днем за седой тишиной
В совершенстве своем бродит он под луной.

Бродит он под дождем и средь вечной пыли,
В совершенстве своем, не касаясь земли.
А касается он света первой звезды,
Оставляя, как сон, за собою следы.


Все следы без греха золотой чистоты.
В них босая ольха, тишина и цветы.
С них сомненья слетят, будто ветры с руки.
Где пройдет его взгляд, там всегда родники.

А где плачет сирень, где могила строга,
Там склоняет олень золотые рога.

А вот в лирическом стихотворении «Первый снег» поэт снова возвращается к необъятной теме любви. Любви не прикажешь, её не заставишь приходить подобно скорому курьерскому поезду точно в срок по расписанию. Любовь врывается в нашу жизнь нежданно и негаданно, ломая все стереотипы взаимоотношений не только весной, но и летом, осенью и даже зимой.
Когда зимой выпадает первый снег, когда на него еще не ступала нога человека, он кажется нежным, пушистым покрывалом. Белый цвет всегда считался у нас цветом чистоты, девственным цветом. И вот такие чистые и непорочные отношения к любви у лирического героя:
И выпал снег
самый первый,
самый чистый.
Неосознанно,
просто так выпал.
Будто выстудил, успокоил
обнаженную плоть мою.
А на долго ли?
И пришла женщина ко мне
непорочная,
Обожгла меня поцелуями
неосознанно,
Просто так пришла,
по снегу первому.

Метелица намела за ночь снега, запорошив поля, дороги, леса, а любовь пришла к герою по первому снегу.
Обычно, даже в песне приходит к девушке первым молодой человек и умоляет её выйти на улицу. Вспомним строчки из известной народной песни «Вдоль по улице метелица метет. За метелицей мой миленький идет: «Ты постой, постой, красавица моя, дозволь наглядеться, радость, на тебя!»
А тут девица – красавица сама заглянула утром в дом к парню и «обожгла его поцелуями неосознанно».
Этому неожиданному обстоятельству лирический герой несказанно рад и сочиняет оду, хвалебный гимн метелице.
Стихотворение поэт назвал «У метелицы моей»:
У метелицы снег с крыла,
Сарафан к лицу.
Она по воду пошла
За околицу.

Коромысло, два ведра –
Кладь покорная,
Нынче в проруби вода,
Ой, студеная.

Нынче праздные мечты
В омут брошены,
И неверные следы
Запорошены.

У метелицы моей
Много ли беды?
Зачерпни, да не пролей
Ледяной воды.

Ей бы досыта не пить
Хмель прозрения.
И дорогу позабыть
До селения.

Вот и песню я сложил
Да в бессонницу,
Будто по воду сходил
За околицу.

В этом стихотворении главный действующий герой его уже заявлял в названии: «У метелицы моей» - метелица.
Метелица у поэта Дровникова появляется в селе мгновенно, как быстрокрылая и белокрылая птица и не только. Метелица идет в белом сарафане, как обыкновенная деревенская женщина с двумя ведрами на коромысле по воду за околицу. Почему за околицу? Да там речка протекает и в панцире льда прорублена прорубь, где плещется «вода, ой, студеная».
Но метелица одушевляется поэтом. Он наделяет её сверхъестественной силой. И метелица может встряхнуть лирического героя своим стремительным напором и заставить его реально воспринимать мир: «нынче праздные мечты в омут брошены и неверные следы запорошены».
Говорят же люди, когда разбиваются в прах, как осколки их мечты: «А теперь, хоть в омут с головой». К этому в стихотворении Сергея Ивановича и подталкивает метелица, да еще подправляет их на правильный курс действия: «И неверные следы запорошены».
Что ж, если Метелица запорошила следы сделанных неправильно шагов, то можно не оглядываясь на совершенные ошибки, все дела начинать с белого чистого листа.
Но что же мешает метелице самой быстро сделать правильные шаги? Поэт отвечает мгновенно о причине заблуждений: «Ей бы досыта не пить хмель прозрения. И дорогу позабыть до селения». Хмель ударяет в голову и заставляет делать неверные шаги. А потому самое лучшее лекарство от пьянства и его похмелья – глоток чистой ледяной воды из проруби.
А как же выбрать дорогу, по которой можно идти правильным курсом? Поэт в стихотворении «Я по жизни иду» ищет выход, обращаясь к Богу:
Я по жизни иду, поручив себя Богу.
То, как в бездну шагну, то вступлю на дорогу.
Болью в душу мою – площадей кривотолки.
Мне б забыть эту боль, не боясь остановки.
В неизбежность сойти, как с подножки трамвая.
Забывая людей и себя забывая

Лирический герой выбрал правильный курс, выверяя по самому правильному компасу – советуясь с Богом. Хотя ситуация устрашающая и герой даже пытается спрыгнуть в неизбежность, как с подножки трамвая. Но одумывается и продолжает идти правильною дорогой, только по одной причине, которую лирический герой сам и озвучивает: «Я по жизни иду, поручив себя Богу.
И Сергей Дровников пишет стихотворение «Моя дорога», в котором он говорит, с каким трудом можно найти свой правильный путь в жизни.
Как утром вставать не хочется,
Поспать бы еще немного,
Но то, что во сне пророчится
Исполнить должна дорога.
Дорога моя неровная,
С бедою, да не во зле,
Упрямая, непокорная,
Все ощупью по земле.
Она, в простоте взращенному,
Не даст мне желанный кров.
А к дому пошлет казенному,
Наследнику вещих снов.

В стихотворении герой считает, что дорога его напророчена во сне и ведет она в казенный дом.
У гадалки, при гадании на картах клиенту, очень часто произносится слово «казенный дом». На жаргоне же криминального мира это словосочетание произносится еще жестче – тюрьма. Но ведь незрячий поэт не уголовник какой-то, а наказан не судом, а судьбой. Но государство взяло своего гражданина, попавшего в беду, и поместило в лечебное заведение, взяв под свою опеку.
Но там для поэта свобода ограничена, как в темнице. Хотя в комнате общежития, где он находится, есть свет и днем, и ночью.
Но для Сергея Ивановича темно постоянно, и ходит он всегда «ощупью по земле». Но человек, потерявший зрение не может смириться со своей судьбой - злодейкой. И в последней строфе его боль прорывается наружу отчаянным криком. Он понимает, проснувшись утром и очнувшись от светлых и прекрасных снов, что наяву он не избавился от тьмы, и вернулся снова туда, где он живет много лет:
Туда, где углы знакомые
Не ищут судьбы иной.
Так что ж эти птицы черные
Вновь каркают надо мной?


Глава третья
Проблемы порождают усталость

Чтобы на небосклоне загорелись путеводные звезды, и сможешь понять, куда можно правильно двигаться Сергею Дровникову, помыкаться по белому свету.
Не сразу у поэта появилась Муза и Любовь. И даже тогда, когда он окунулся в светлый, придающий источник Поэзии, на него иногда нападали приступы уныния. А вместе с унынием наступала и усталость. Особенно такие приступы случались в предзимье, осенью. Когда замирает не только не живая природа, а покидают родные края перелетные птицы. Тоска закрывается в сердце человеку, услышавшему надрывный тоскливый голос журавлей, пролетающих над сжатыми  нивами, и над рощами с облетевшими листьями.
Поэт начал осенний цикл стихотворением «Я устал от проблем»:

Я устал от проблем,
От обид и разлук.
Мне б встряхнуть этот плен,
Оглядеться вокруг.

Мне б свободы глоток
Полной грудью испить.
Мне б в назначенный срок
И понять и любить.

Но рассеялся в прах
Счастья призрачный лик,
Но свинцом на губах
Безысходности крик.

И не сбросить никак
Одиночества пут.
Беспросветных, как мрак,
И часов, и минут.

Видно уж суждено
Мне играть эту роль,
Пить печали вино,
Беспощадную боль.

Видно, бес неземной
Надо мной ворожит.
Серый дождь проливной
Вместо солнца сулит.

Только в сердце моем
Есть святые слова,
Ведь под серым дождем
Зеленеет трава.

Только снятся порой
Мне волшебные сны,
И как прежде весной,
Мои чувства сильны.

И быть может, шальной
Вновь блеснет из-за туч
Над моею судьбой
Солнца летнего луч.

Лирический герой испытывает не самый лучший в его жизни период. Мучительные обиды, которые наносят ему  частые разлуки с любимыми людьми, взяли его сердце в плен. Из этого плена трудно вырваться на волю.
Хочется полной грудью почувствовать воздух свободы, но затхлый воздух темницы не позволяет это сделать.
Хочется закричать от тоски, но разве услышит кто-то этот крик!? Звук не преодолеет толстые стены темницы. И эта же преграда не отворит двери, чтобы избавиться от одиночества, и вырваться на волю, на свободу.
Даже хмель узнику не принесет избавления от чувства одиночества, а причинит такую огромную боль, что хоть криком кричи, а эта боль не уймется.
Во всех своих несчастьях поэт винит нечистую силу: «Видно, бес неземной надо мной ворожит, серый дождь проливной вместо солнца сулит».
Хотя на дворе осень, а впереди уже виден призрачный лик холодной, морозной зимы. Но, переболев и пересилив боль разлуки, лирическому герою уже мечтается, что весной, когда все оживает, может быть, вновь блеснет для него шальной солнечный лучик.
Но в другом стихотворении поэт уже не надеется даже на великолепные, волшебные сны, а потому и стихи назвал «Прощайте сны мои».
Прощайте, сны мои, глаза невинные.
Прощайте, я прощаю вам обман.
Прощайте, руки тонкие и длинные,
Уж не касаться вас моим губам.

Прощайте, и мечты, и ожидания
Среди полночной гулкой тишины.
Я волей подавлю в себе желания,
И в этом нет, увы, моей вины.

В самом начале стихотворения, почти в каждой новой строчке звучит слово «прощайте», а иногда добавляется и слово «прощаю». Почти как знаменитое изречение: «Не судите других, то не судимы будете и сами».
Но в голосе лирического героя звучит не мудрость, а только горечь разочарования. И он прощается  не по своей воле, а принимая разрыв отношений, как должное, но в котором он не виновен.
Герой прощается с любимой, но с непокорностью, хотя и с жалостью, а вот мстить не собирается. И в его прощальном монологе звучит не гнев, а скорбь:

И в этом нет ни мести, ни пророчества,
Лишь в мире стало больше пустоты,
Лишь в мире стало больше одиночества.
Меня уж не встревожишь снова ты.

Теперь, как опьяненный, я не путаю
Ни мысли, ни волшебные слова.
Проходит жизнь, минута за минутою,
И не кружится больше голова.

И не понять тебе души измученной,
В которой каплей станет океан,
В которой свет блеснул речной излучиной
И превратился в сумрачный туман.

Эта часть стихотворения Сергея Дровникова насыщена яркими поэтическими образами и метафорами. Тон задают и рифмы: пророчества – одиночества, а затем вспыхивает метафора «как опьяненный, я не путаю ни мысли, ни волшебные слова.
Опьяненный любовью разум, протрезвел, и его не задурманишь лживой красотой слов и обещаний, не вскружишь голову… А вот горечь сожаления оставляет в душе мутный осадок: «Проходит жизнь минута за минутою, и не кружится больше голова».
Вторая же метафора не только ярче, а широка и объемна как океан. В измученной душе героя каплей отразится океан. Говорят же мудрецы, что в морской капле отражается  и познается стихия моря. А если в капле чувств лирического героя отразился океан, то в океане отразится уже не капля, а речная излучина.
И Дровников и эту метаморфозу превращает еще раз в блистательную метафору. Если из искры возгорится пламя, то из влаги океана, испаряющейся от лучей солнца, непременно возникнет сумрачный туман. Луч солнца испарил влагу и на водную гладь лег туман, но он же и затуманил Солнышко. Вот такие чудеса происходят в мыслях лирического героя и в творчестве поэта Дровникова, который рефреном продолжает прощание с утраченными иллюзиями:

Прощайте, сны мои, мечты наивные,
Прощайте, я прощаю вам обман.
Прощайте руки тонкие и длинные
Уж не касаться вас моим губам.

Про каплю из огромного мощного океана многие умы стремились сочинить поэтический образ. Метафора Сергея Дровникова по философски океана, в котором видится речная излучина, точка остра и неимоверно красива. Я приведу изречения Николая Константиновича Рериха, который нашел сказочные пейзажи Гималайских гор, но не удержался написать и афоризм, когда он взял в ладонь снег с Гималайской вершины, и спустившись в солнечную долину, почувствовал разочарование: «Изо всей благодати, в руках крепко сжатых, я донесу только капли».
Но мне кажется, что с метафорой Сергея Дровникова может лишь сравниться короткое и хлесткое стихотворение поклонницы Рериха Натальи Дмитриевны Скириной, которая проживала в Манчжурии в городе Харбине. И была лично знакома с четой Рерихами: Николаем Константиновичем и Еленой Ивановной. Но ближе к делу. Помещаю для ознакомления со стихами Скириной и сравнения его с метафорой поэта Сергея Дровникова:
В грязи лежит затоптанный алмаз.
Прохожие спешат пройти спесиво.
Но ценность не упустит добрый глаз.
Искусная рука очистит грязь.
И тусклый камень заблестит на диво.
И в каждой грани – светел, и силен –
Огонь пространства будет отражен.

Но разрыв с любимой женщиной так потряс лирического героя, что он бродит по осени, которая длинна и холодна, а крик журавлей напоминает герою о его  скорби и боли в сердце.
Сергей Дровников показал мучительные терзания героя в стихотворении: «Осень».
Лишь забрезжит рассвет осенний
Над простором земным, бескрайним,
Прокричит журавлиным клином,
Строгим и беззащитным.

Одинокий старик безвестный
Вздрогнет в избушке ветхой
Вдалеке от лихой молвы.
От проезжих дорог затерявшийся.

С надоевшей лежанки встанет,
По привычке обует валенки,
Спотыкаясь, крестясь и кашляя,
К журавлиному крику выйдет.

Тоска лирического героя сравнивается с переживаниями старика-деда. Он, услышав жалобное курлыканье журавлей, которое и мертвого может поднять на ноги, и впрямь слезает с печки, и выходит на улицу, что бы проводить печальным взглядом этих красивых и вольных птиц. Улетая на юг, они теряют на время свою любимую родину. А лирический герой потерял свою любимую девушку навсегда. Но их переживания и старого , и малого почти одинаковы.
Деду осень напоминает, что пора забыть о тепле лета,  а юноша понимает – он расстался со своей любовью навсегда.
Поэт очень умело показывает тщетность того и другого, характеризуя журавлиный крик. Он, по мнению Сергея – строгий и одновременно беззащитный. От такой тяжелой потери не защититься…
Хандра так больно уколет душу, и сердце опустошенное и потерявшее надежду, не ожидает уже весну. Сергей Дровников увидел в глазах лирического героя усталость. И назвал стихотворение в тон этому чувству:
Когда в глазах моих усталость,
Когда поднять  не в силах ног,
Мне не нужна людская жалость –
Среди толпы я одинок.

Я в мыслях тело покидаю
Я с тенью призрака сольюсь.
Лишь знает Бог, где я бываю,
Где я исчезну, где явлюсь.

Когда у жизни нет просвета,
Когда в душе пустая грусть,
Мне не нужны ничьи советы –
Я в лунном свете растворюсь.
 
Усталость лирического героя опустошает его, иссушает так, что душа стремится покинуть тело и стать призрачной тенью. Эта тень начинает жить сама по себе, а тело как бы превращается в самостоятельную субстанцию и тоже растворяется в лунном свете. Сначала при свете луны тело отбрасывало, как и полагается по закону оптики тень. А потом и само тело слилось со своей тенью, и живут совместно неразрывно.
Невольно вспоминается философское заявление Голоса из Безмолвия: «Личность или физическое тело», называется тенью, ибо оно преходящее».
Да, наше тело преходяще, а наша душа, на дух вечен. Наша же оболочка оставит не только тень, а и жизненный опыт, который может, очень даже хорошо, примениться в будущих поколениях. А потому и считает поэт, что дух бессмертен и вечно молод.
И по воле поэта Дровникова тень лирического поэта, и он сам лично, не растворились в лунном свете.
И вместе с лунными лучами
Спокойной вечной чередой
Являться буду я ночами
То духом, то самим собой.

Когда надежда вновь обманет,
Я стану скошенной травой.
Когда мечта печалью станет,
Прольюсь я каплей дождевой.

И вместе с каплями другими
Смешаюсь непогожим днем.
И затерявшись между ними,
Туманом стану и дождем.

Здесь поэт Сергей Дровников обращается к евангелическому изречению, говорящему о создании человека: «из праха родился, в прах и превратился». Поэт просто облек в поэтическую форму его. Бог создал Адама из глины и вдохнул в него жизнь. А Дровников представляет мечты своего лирического героя стать скошенной травой, превратиться в каплю воды, на которой и была замешена глина, слиться с другими дождевыми каплями, а затем превратиться в туман и испариться на небо, образовав дождевое облачко. Этот круговорот воды в природе лишь подтверждает косвенно, что жизнь вечна. И потому жизнь не виновата, что мы к ней предъявляем невыполнимые претензии.
Стихотворение «Когда в глазах моих усталость» на первый взгляд вряд ли можно назвать оптимистическим, его быстрее можно отнести в разряд пессимистических, но если вдуматься, то оказывается никогда не стоит терять надежду. Согласно поговорке, она умирает последней.
И Сергей Дровников не теряет надежду и пишет стихотворение «Печалью счастье отзовется».
Печалью сердце отзовется
И за меня все решено.
Заря подстреленная бьется
Созревшим яблоком в окно.

Забыть бы раненое тело
Зарю по-прежнему зажечь,
Но стынут мысли то и дело
И суета не стоит свеч.

Сентябрь взывает к нездоровью,
Он проливается дождем,
Небесной суетною кровью
И вечность грезится жнивьем.

Хочется отметить фразу поэта «И суета не стоит свеч» - чувствуете, как схож этот пассаж Сергея Дровникова со смыслом слов из Экклезиаста: «Суета сует и томление духа».
В этом стихотворении есть еще яркие метафоры. Взять хотя бы подстреленную зарю, которая «бьется, созревшим яблоком в окно».
А каков сентябрь, который проливается дождем? Дождь этот, по мнению поэта: «Небесная суетная кровь», и потому «вечность грезится жнивьем». Колосья срезаны острыми резцами комбайна и безжизненно легли на землю. Оставшиеся соки в стеблях стекают на землю, как кровь. У пшеницы жизненные соки очень похожи на кровь человека. Благодаря им существует все живое на земле.
Если для зрячего человека одиночество наносит удар чисто психологический, и, если у одинокого человека сильная воля, то он не подает и вида окружающим его людям, что ему некомфортно и тоскливо жить одному дома. А для незрячего человека одиночество может приносить и чисто физические страдания. Можно споткнуться на незнакомой дороге, и разбить колени, или руки в кровь. Можно заблудиться в окрестностях города, сбившись с дороги. О таком случае поэт Сергей Дровников и написал в стихотворении «Сила и беспомощность». Стихотворение написано белым стихом – верлибром. Чувства лирического героя, попавшего в непредсказуемую ситуацию, так взбудоражили поэта, что он на одном дыхании выплеснул свои эмоции и переживания на лист бумаги:
Сила и беспомощность,
Как они уживаются в одном человеке?
Светла и свободна мысль моя,
Но я не могу ориентироваться
В незнакомой местности
Без помощи других людей.

А те, которые видят этот мир,
Которые иногда помогают мне,
Не всегда знают, как это сделать.
Вот и сегодня я заблудился
В отдаленном районе города.

«Вам помочь?» - услышал я.
Озабоченный женский голос.
«Да, если можете», -
Прозвучали мои слова.

И доброжелательная незнакомка
Медленно пошла
В нужную мне сторону,
То и дело оборачиваясь
И окликивая меня.

Мне ничего не оставалось делать,
Как идти за ней
И осознавать не только свою,
Но и её беспомощность,
Точно также, как бегущая впереди грузовика
По узкой проселочной дороге корова.
Не догадывается свернуть на обочину
Моя помощница.

Не догадывается взять меня за руку.
И неотвязная мысль сверлит мою голову:
«А может это за мной гонится грузовик?
А может это мне нужно сойти на обочину,
На обочину самой трудной дороги,
Дороги жизни».

Множество психологических аспектов незрячего человека вскрыл в своем художественном произведении Сергей Дровников.
Лирический герой заявляет, что его мысль: «Светла и свободна». Но свет в его глазах давно померк, а света одной только мысли недостаточно, что бы двигаться по проселочным дорогам одному самостоятельно.
Но герой, даже заблудившись, сбившись с правильной дороги, не впадает в панику и двигается неторопливо наощупь ногами вперед по выбранной  им дороге. Ведь любые дороги приведут в населенный пункт к людям, а люди увидят человека, попавшего в беду, и помогут добраться до дома, или хотя бы посоветовать, куда ему двигаться дальше.
Лирический герой не только не растерялся в трудной ситуации и сохранил бодрость духа, он не завопил от радости, услышав за своей спиной легкие шаги попутчицы. Герой проявил деликатность и щепетильность, когда женщина поравнялась с ним, он не смог тут же признаться ей в своей беспомощности. Но женщина оказалась догадливой, и предложила заблудившемуся мужчине свою помощь.
Как ледокол в арктических широтах прокладывает путь для корабля, торгового судна, та и женщина пошла впереди лирического героя и не гудками, а возгласами своими помогала ориентироваться ему, и шагать по ровной дороге, не спотыкаясь.
Из-за своей деликатности герой не предложил женщине взять его за руку, и стать поводырем незрячего человека. А сама женщина, столкнувшись с такой проблемой, впервые не могла догадаться, и не совершила этот единственно правильный поступок – взять незрячего человека за руки и увлечь его за собой.
Не стал лирический герой и сам предлагать женщине совершить простой жест – взять беспомощного человека за руку и увлечь за собой.
А герою вспомнился случай из зрячей жизни, когда грузовик чуть ли не задавил бредущую по пустынной дороге корову, которую заставил шарахнуться в сторону на обочину клаксон шофера.
И тут Сергей Дровников передает для читателей вопрос лирического героя, который поставил его ребром. Страх быть раздавленным грузовиком, но самое главное обстоятельство для лирического героя, чтобы свернуть с дороги на обочину. Он не желает свернуть на обочину даже под страхом физической смерти.
Для лирического героя свернуть на обочину дороги, это значит духовно уйти со своей главной дороги жизни, которой является его творчество.
А как же грузовик, который может поломать ему жизнь? Так все мы ходим под Богом. А Он печется о каждом из нас, и радуется нашему существованию. Эту простую мысль лирического героя хорошо, изящно огранила поэтесса Наталья Скирина:
Горит, горит вселенская звезда
Твердыня справедливости и знаний.
И радость о твоем существованье
Во внешней тьме не меркнет никогда.

Так лирический герой стихотворения «Сила и беспомощность» в трудной ситуации доверяет свою жизнь Богу. И пересилил, преодолел свою беспомощность благодаря и своей силе воли. Зашагав по главной дороге жизни, и поэт Сергей Дровников будто бы стряхнул пелену со своих глаз и увидел свое отражение в зеркале. При том не только отражение своего лица, но и лица будущей спутницы жизни. Поэт это рассказал в стихотворении «Зеркало».
Я в зеркало взглянул, была ты рядом,
И встретился  с твоим случайным взглядом.
И радость бытия и сожаленье
В зеркальном я увидел отраженьи.

Мечтой меж нами искра пролетела,
И вздрогнули душа моя и тело.
Как хмелем затуманилось сознанье,
Да, не напрасным было ожиданье.

В сплетеньях рук, в смешаньях душ нетленных
В скрещённых двух непонятных вселенных
Забудут о тревожном и печальном
Два сердца в отражении зеркальном.

Два сердца, две судьбы и два страданья
Сольются во единое дыханье,
Чтоб с небом и землей на миг проститься
Чтоб в ласках умереть и вновь родиться.

И в летний день и в зимние метели
Чтоб зеркала любви не потемнели
Чтоб зависти глаза и кривотолки
Не превратили зеркала в осколки.

Говорят, что глаза зеркало души. Но увидеть в зеркале свое отражение не возможно незрячему человеку, каким является лирический герой. Но поэт силой своего воображения дарит влюбленным такое чудо. У Сергея Есенина есть афористические строчки: «Лицом к лицу – лица не увидать. Большое видится на расстоянии». А Сергей Дровников создал необыкновенный образ: двое влюбленных не глядят в глаза друг другу, а смотрятся, не глядя на свои физиономии, в зеркало. И в нем они видят выражения своих глаз на очень близком расстоянии. И не только зрачки глаз, а улыбки, смятение, смущение и откровенную радость.
Лирический герой настолько мечтает о любви, его уже пронзила искра её. Из этой искры и загорелось пламя страсти. От любви человек хмелеет, теряет голову. Забываются тревоги и печали, жизнь кажется прекрасной и удивительной. О любовном порыве писали многие поэты. Но такого откровения, и в то же время нового открытия, как в строчках Сергея Дровникова, мне редко приходилось слышать. «Два сердца, две судьбы и два страданья сольются во единое дыханье, Чтоб с небом и землей на миг проститься, чтоб в ласках умереть и вновь родиться».
Две судьбы сливаются вместе в едином дыхании, а ласки такие нежные. Что приходит в один миг два таинства: сердце замирает, заходится от счастья, прекращает биться и пульсировать. Но этот отчаянный миг настолько краток, что прилив бодрости в теле воспринимается влюбленными как новое нарождение на свет божий. И тут нельзя не вспомнить древнюю мудрую мысль: «Бог – есть Любовь».
Но когда из этой пары влюбленных, кто-то уходит в мир иной, то на зеркало накидывается ткань, полотенце, рушник, покрывало, чтобы близкие родственники не могли встретиться глазами с отражением в зеркале, которое застыло там за последней чертой в зазеркалье.
Сергей Дровников об этом и беспокоится в своем стихотворении «Зеркало»: «Чтоб зависти глаза и кривотолки не превратили зеркала в осколки». Любовь – это такое свободолюбивое чувство, которое невозможно запретить, говорит поэт в стихотворении «Зеркало». Если б кто-то и запретил, или попытался запретить любовь, то придал бы любви еще более заманчивый облик. А запретный плод более сладок, чем те плоды, которые сваливаются с дерева прямо к нашим ногам.
Хотя есть и другое мнение: Женщины любят ушами: Поэтому никакое сводничество не способно так ловко совращать даже целомудренных женщин, как медоточивые слова и лестные похвалы. Но Сергей Иванович против внешних воздействий на искреннюю любовь. Он в своем стихотворении и говорит только об искренности: «Меж нами искра пролетела», словно волшебная стрела подстрекателя любви – Амура. И ограждает от завистливых взглядов свои любимые зеркала. Чтобы они «и в летний день, и зимние метели, чтоб зеркала любви не потемнели». У завистников на уме одно желание: взять то, что плохо лежит. Но лирический герой Сергея Дровникова добродетельный человек и его стезя дарить людям радость и счастье. А ведь любой индивидуум  понимает, что давать намного труднее, чем брать.
РАЗДЕЛ  II
Глава первая
Элегия

Сергей Дровников в сборнике «Я видел в вечности изъян» написал мини поэму из трех частей и назвал это произведение «Элегия». Поэт подзаголовком к «Элегии» добавил – автопортрет. И взял слово «автопортрет» в скобочки. Вроде как-бы подразумевается, что поэма «Элегия» его художественно обработанная автобиография.
Я сразу задумался под знаковым названием второго стихотворения сборника Сергея Дровникова «Я видел в вечности изъян. Да, да, поэт поставил в слове «изъян» вместо твердого знака «ъ» закорючку – запятую на уровне верхней грани строки у букв. Я уже это видел в фамилии главного героя романа Александра Дюма «Три мушкетера»: «Д, Артаньян».  Книга Дюма стала вечностным бестселлером. Переиздавалась многократно, около трехсот лет прошло, но девиз четырех мушкетеров волнует до сих пор сердца мальчишек – подростков: «Один за всех и все за одного!» И что же в том девизе есть? Отвага мужество и честь. Я бы добавил еще и романтика.
А эти духовные ценности вечны. Тем более если пошли анекдоты про мушкетеров, то роман Дюма «Три мушкетера» переживет еще столько же столетий, еще по столько и так далее. Один из анекдотов про мушкетеров я тут же приведу: «По дороге в Лувр Д, Артаньян загнал двух лошадей. Одну лошадь он загнал Атосу, другую Портосу. На третьей он сидел сам, а то мог бы загнать третью лошадь и Арамису».
Но меня поразил и рисунок на лицевой обложке сборника: «Я видел вечности изъян». Он немного лаконичен, в отличие от рисунка на обложке первого сборника Сергея Дровникова «Я прошу, поднимите занавес!». На обложке второго сборника небрежно расположены, словно костяшки домино помешаны и брошены на столе хаотично, расположены абсолютно хаотично четыре квадрата: два белого цвета, два серого, который получился от штриховки тонкими линиями с малюсенькими пробелами – промежутками между линиями.
Затем жирной криволинейной чертой нарисовано черного цвета сердечко, которое пробила черная стрела из лука, все того же любителя пошутить над влюбленной парочкой – Купидона или Амура.
Все главы поэмы «Элегия» поэт пометил римскими цифрами – вертикальными палочками. Три номера соответственно: I, II, III. Итак, начнем:
I
По этой лестнице летящей
Привычно я иду по краю,
Любви былой и настоящей
Цветы желанные срываю.

Еще далек от седины
Торгуюсь с вечными цветами,
Смотрю на миг со стороны
Раскрепощенными глазами.

И преуспев в вопросах торга,
Живу без денег, без жены.
Все жду пьянящего восторга
От первозданной тишины.

Прочитав первую главу, главку начинаю понимать мистификацию Сергея Дровникова. Глава написана гротесковым стилем. Это если бы был не поэтический труд, а рисунок художника, то можно было бы назвать его шаржем. Взять хотя бы иронию первой строфы.
Лирический герой легко взлетает, перепрыгивая со ступеньки на ступеньку ловко и браво. Бравирует герой тем, что, пренебрегая опасностью, он стремится взобраться на верхотуру лестницы, быстро шагая по самому краю ступенек. А перил на этой лестнице и вовсе нет. На каждой ступеньке лестницы умелый садовник установил цветочные горшки, в которых он со скрупулезностью счетовода посадил цветы «любви былой и настоящей». Каждому овощу свой срок. Цветочки былой любви слева, цветы любви настоящей, а может просто теперешней, справа.
Во второй строфе поэт указывает приблизительный возраст героя: «еще далек до седины». Значит, где-то чуть больше тридцати, но меньше сорока пяти. Если сказать образно, то лирический герой подошел к той болезненной для мужчины черты, когда наступает кризис среднего возраста.
Но, о, боже! Герой торгует вечными, то есть не живыми цветами. Такие цветы годятся лишь на венки с надписями: Дорогому другу, мужу, жене… и т.д. и т.п. Но лирический герой без комплексов, и смотрит на это сквозь пальцы. У автора это сказано: «раскрепощенными глазами».
Что ж, кому-то нужно торговать и вечными цветами. Работа есть работа. Вот, например, знаменитый паромщик Харон перевозил же долго, пока не вышел на пенсию, в подземное царство теней души усопших. Потрудился человек на славу, но кое-кто брезгливо морщит лоб и кривит губы. У каждого свой вкус. Ничего не поделаешь… Зато какая тишина вокруг.
И в третьей строфе лирический герой в ожидании «пьянящего восторга», пока ущемлен в своих интересах и признается в некотором неудобстве своего проживания «живу без денег, без жены». Но грусти в этих  скорбных словах: без жены, без денег у лирического героя не слышится. А звучит какая-то бравада, как в известной поговорке: «От сумы и от тюрьмы не отрекайся!». В жизни и не такое случается. А впереди еще две главы. И вот глава
II
Ведь от любви не долго пьян
Я видел в вечности изъян,
Я помню лестницы провал
Был снегом белым занесен,
И не прощен, и не спасен.
На эту память наступал
Я много раз.

Взлетали ангелы как тени
Над бесконечностью ступеней.
То в суете, то между делом,
Напоминали дней разбег.
И белый снег, и белый снег,
И кровь на белом.

Если в первой главе тон поэта был иронический, то во второй он сменился на - драматический, а скорее на трагический.
Какой же изъян в вечности увидел Сергей Дровников? Вечность – это полноводный непрерывный поток времени, А Сергей Иванович пишет во второй главе: «Я помню, лестницы провал был белым снегом занесен».
В первой главе лирический герой идет по летящей вверх лестнице, и срывает с ваз любви цветы, то во второй главе ступеньки на этой жизненной лестнице провалились, и этот опасный провал засыпан снегом и плохо заметен. Лирический герой ступает по лестнице осторожно, нащупывая по памяти, то место, где ступеньки проломились…
Ангелы-хранители у поэта какие-то суетливые. И не успевают подсказать лирическому герою об опасном провале в ступенях лестницы, а белый снег не только замаскировал эту проломленную дыру на лестнице, он улегся тонким слоем и на ступенях, усугубляя опасность свалиться в тартарары. Но, кажется, это  уже произошло. Сергей Дровников заканчивает вторую главу неминуемой катастрофой: «И белый снег, и белый снег, и кровь на белом». На месте лестничного провала остались следы алой крови. Крушение потерпела не только лестница. А и человек, который попал в западню жизни.
Зато третья глава у Сергея Дровникова полна оптимизма. И сейчас жизнь лирического героя не сладкий расписной Тульский пряник, но отшумевшие штормы и бури, которые изрядно потрепали паруса кораблика героя, но он «не счастия ведь ищет, и не от счастия бежит».
Лирический герой встречает очередную весну в своей мятежной жизни, и Сергей Дровников описывает с наслаждением его успокоившиеся чувства:
III
Весною тени по болоту
Бредут наивной чистотой
Не отторгая позолоту,
Сияет грешник как святой.

Кресты, плененные ветрами,
Не зная радости иной,
Владеют вечности чертами,
Но боль со мной, и Бог со мной.

Не постоянностью святыни
И проведеньем выбран я,
Стопами бренности босыми
Пройти по грани бытия.

Пред усыпальницей обрящей
Закончить начатую речь.
И о закат, во мгле горящий,
Стопы босые не обжечь.

Не видеть зла, не слышать стона,
Забыть былую повседневность.
Ведь я не жил, я видел сон.
Я видел сон, был сладок он.

Весна врывается в душу лирического героя неожиданно и стремительно. Тьма на болоте, на этой жизненной трясине развеялась, и по ней «бредут только тени со своей наивной  чистотой». Эпитет к существительному «чистота» - наивная, по-моему, никогда не применяется. Как может неодушевленное слово – чистота, обладать таким качеством, как у живого человека – наивная? Чистота бывает безукоризненная, белоснежная, ослепительная, а наивная – это новое открытие в поэтическом мире.
А лирический герой, вот он-то точно наивен, и «не отторгая позолоту, сияет грешник как святой».
Дальше у поэта следует каскад смелых, ярких образов. Как  вам нравится метафора: «кресты, плененные ветрами»..? Да, кресты на кладбище встали как часовые в карауле, но на вечную стоянку. Но их на месте приковал не, как корабль – тяжелый массивный якорь, а вечно в динамичном движении ветер. Как это удалось буйному разбойнику – ветру, один Бог знает. Но, по словам поэта, ветер пленил кресты.
А сам лирический герой тоже пытается экстравагантно «стопами бренными босыми пройти по грани бытия». Грань нашего бытия мы проходим дважды: из глубины небытия появляемся на свет божий, а затем переходим другую запредельную черту, и уходим снова в небытие.
Но второй переход происходит безболезненно, но Сергей Дровников рассказывает об этом моменте зажигательно ярко: «О закат, во мгле горящий, стопы босые не обжечь».
И жизнь своего лирического героя поэт сравнивает со сладким, приятным сном: «Ведь я не жил, я видел сон. Я видел сон, был сладок он».
Элегия, она на то есть элегия, где жизнь проходит прекрасно и удивительно. Но поэт Сергей Дровников в следующем же стихотворении «Как тюльпан, о земле забывший» тут же спускает лирического героя с небес на нашу грешную, бренную землю. В первой же строфе, наивные представления о жизни лирического героя развеялись в пух и прах, мечты же его о безоблачной жизни и вовсе разбились, как хрустальная ваза, упавшая на пол, вдребезги. И осколки, рассыпавшиеся по полу, могут в кровь порезать «босые стопы».
Как тюльпан, о земле забывший,
Подружившийся с облаками.
Я не знал, по утру проснувшись,
Что ломают цветы руками.

В этом образе наивного тюльпана, витающего мечтами в облаках, поэт показал жестокую правду жизни. Для людей букеты цветов, которые они дарят, чтобы принести родному человечку радость, для цветов является трагедией. Их срывают безжалостные руки, в принципе очень хорошего  и доброго человека, а жизнь-то земная цветочка, сочного ярко-красного тюльпана, обрывается в ту же секунду.
Во второй строфе Сергей Иванович перебрасывает мосток между судьбами тюльпана и лирического героя. У обоих судьбы не мед, или сахар. Но если мечтатель-тюльпан витал в облаках в призрачном свете, то лирический герой в мире теней и мрака доверялся и хотел узнать о своей судьбе у гадалки. Но и в том, и другом случае: и тюльпана, и героя ждали разочарования. И вот можете прочитать, что произошло во второй строфе: 
Миром карликов и теней,
Где цыганка лгала и пела,
Прокатилась телега дней,
Промармыжила, как сумела.

В этой строфе много блестящих и ярких слов-стеклышек, как в детской игрушке – калейдоскопе. Повернул трубочку один раз, и увидел один узор, ласкающий глаз разноцветными красками. Повернул еще разик – открывается новая панорама нового цветного орнамента.
Давайте попробуем эти цветные  стеклышки руками, чтобы отделить один цвет от другого: «Мир карликов и теней» - такой мир уродлив и неприятен. В этом мире цыганка поет, но её мотив – откровенная наглая ложь. Судьба любого человека тоже, как картинки в калейдоскопе меняются, и день ото дня бывают разнообразней и неожиданней. Жизнь же лирического героя поэт сравнивает с катящейся телегой: «прокатилась телега дней, промармыжила как сумела». В словах лирического героя явно слышится разочарование. Его жизнь не пронеслась вихрем, как лихая тройка с бубенцами и шиком по праздничной улице. Она громыхает как несмазанная телега на рытвинах и ухабах, а запряженная Савраска в оглобли, тянет свой груз натужно. Хомут так натирает голове лошади холку, что она не знает, как бы побыстрее нерадивый хозяин распряг бы её, и она б отдохнула от ярма.
Потому лирическому герою и не вспомнить ничего приятного в бессмысленной череде дней, в которых он видит или чувствует мрак и грязь. Об этом поэт с гневом и горечью говорит в третьей строфе:
Я в спокойных домах не жил,
Не купался в рассветных росах.
Отторгающе не любил
Грязь, налипшую на колеса.

Если поэт в «Элегии» говорил о «пленённых» крестах, и не ожидал иной радости, как познать тайну, суть истины и увидеть черты вечности, то лирический герой гордо признавался, что даже неудачи не отвратят его от Бога: «Но боль со мной, и Бог со мной».
Теперь в стихотворении «Как тюльпан о земле забывший» Сергей Дровников показывает растерявшегося лирического героя. Он иногда разочаровавшись в жизненных идеалах, до которых не достать рукой, они далеки как небо от земли, а потому готов удариться в язычество, забывая иногда о Боге.
В четвертой строфе Сергей говорит:
Будто посланный в Колизей,
Я в сердцах забывал о Боге.
Не случайных терял друзей
И не раз подводил итоги.

Если лирического героя судьба толкает в спину, чтобы он оказался в Колизее – плохи его дела. Ведь Колизей цирк в языческом Древнем Риме. И на арене происходили кровавые схватки, в которых гладиаторы сражались не на жизнь, а на смерть. И озверевшая толпа при виде пролившейся на арене крови раненого гладиатора, могла решать: жить ему или умереть! Если на трибуне большинство зрителей-зевак опускали большой палец правой руки вниз, то победитель добивал раненого легионера. А если большой палец поднимали язычники вверх, то изувеченному бойцу была дарована жизнь.
Изречение древних римлян: «Зрелища и хлеба» родилось именно на ристалищах Колизея. Поэтому не случайно в четвертой строфе стиха Сергей Дровников упоминает про Колизей. Лирический герой сам не раз подводил итоги своей жизни. И не желает слышать рев толпы, которая может сбитого с ног бойца более сильным гладиатором лишить жизни. И за него подвести итог и отправить за запредельную черту. Не дай-то Бог такого финала.
Поэт Сергей Дровников верит не в слепую толпу, а в творчество и в интеллект людей. Его четверостишье всего одно, какие-то четыре строчки будут жить века. Настолько оно наполнено мудростью, свежестью, силой света:
Твори бессмертию сродни,
Храни источники благие,
Ведь если поняли одни –
Поймут со временем другие.

От таких чеканных строк душа настраивается на лирический лад. Улыбается поэт, и в ответ видит улыбку сада и василькового цвета. Небо сливается с голубизной поля, на котором и расцвели цветы васильки. Облака на небе, края которых порозовели от отсветов алой зари, что кажется, что это не облака плывут по небу, а летят, плывут по небу белые лебеди, на крыльях которых перья тоже порозовели.
Стихотворение поэта «А на той стороне реки» я прочитал на одном дыхании:
А на той стороне реки,
В улыбающемся саду
Полем стелются васильки,
Небом яблоки на меду.

Там без умолку, без затей
Молодые ветра поют.
Стаей розовых лебедей
Воздыханные дни плывут.

Всякий страждущий одержим,
Но не каждый переплывет
Эту речку печальных зим,
И не каждый добудет мед.

Я на той стороне бывал
И на счастье и на беду
Васильковую мредь топтал,
Кушал яблоки на меду.

В этом стихотворении поэта все живет, дышит, улыбается, движется. Вот метафора «полем стелются васильки», не васильки выглядывают из-за стеблей колосящейся ржи, а они стелются полем. Очень динамичный образ. Динамика  сразу же чувствуется, если произнести слово ветер. А у поэта ветра не дуют, не шумят или свистят. У Сергея Дровникова они поют: «Там без умолку, без затей молодые ветра поют». Он сравнивает эти молодые ветра со «стаей розовых лебедей». Уникальное сравнение. А если добавить еще одну замечательную строчку, то и «стаю розовых лебедей» ассоциирует поэт тоже с быстро летящим временем. У поэта лебеди как «воздыханные дни плывут». Вот какой каскад метафор и образов в одном стихотворении Сергея Дровникова. Под стать стихотворению «А на той стороне реки» и «Сонет» поэта. Сонет не только взят в заголовок стиха, но это еще и стихотворный жанр, который зародился в эпоху возрождения. В сонете четко регламентированное количество строк: четырнадцать.
Число четырнадцать символическое: в нем как бы слились две разноцветные радуги. После дождя, когда выглянет из-за облака солнышко, могут появиться на небосклоне в разных местах эти две семицветные красавицы с колосками красного, оранжевого, желтого, зеленого, голубого, синего и фиолетового цветов. Это похоже на эффект зеркального отражения или оптического обмана при преломлении одного солнечного луча в двух призмах, которые состоят из мельчайших дождевых капелек, которые уже перестали быть дождевой каплей. Но еще полностью не превратились в воздушный пар.
У Сергея Дровникова в «Сонете» каждая строчка только своей оригинальной окраски. И потому завораживают  не только глаза, но и уши:
Луна ли вспомнит молчаливая
Неутомимый волчий вой.
Поймет ли роза горделивая
Цветок неброский полевой.

Неодолимое волнение
Перелопатит небеса,
И предрассветная роса
В траве блеснет как озарение.

И отзовется синевой
Закат огня и воскрешение,
Как будто стелется травой.

И синева, и чувств цветение,
И этот безысходный вой
Души открытое томление.

С первых же четырех строчек поэт берет быка за рога, как смелый и отчаянный тореадор, и ошеломляет читателя или слушателя. Сгусток двух энергий, набрав критическую массу, взрывается, и тут же разделяется на две волны в разных ипостасях. В первой ударной волне два заряда: холодная, молчаливая луна сдетонировала от тоскливого волчьего завывания. А во второй столкнулись два противоречивых чувства: «роза горделивая» проигнорировала «цветок неброский полевой».
В другом четверостишье «непреодолимое волнение» своим мощным  напором даже небеса все разнесло, перелопатило в пух и прах. Зато на земле,  на зеленой травке осела предрассветная упавшая с небес роса. И эти блики воспринимаются поэтом как свое озарение. Именно от внезапного озарения и рождаются изящные красивые и одновременно жутковатые строчки сонета. Зато в первой катрене Сергей Дровников исподволь и показывает радугу во всем её разноцветии. Привожу еще раз цитату: «И отзовется синевой закат огня и воскрешение как будто стелется травой».
Начнем с синего цвета, про который говорит поэт. Начало голубеть небо синее, ведь время-то предрассветное, а потому синева граничит с тьмой, а пограничный цвет синего цвета и черного цвета – фиолетовый. О том, что синий цвет неба с рассветом начинает голубеть, я уже сказал, а затем вбрасывает в игру, как в хоккей шайбу такое выражение: «закат огня», в закатном огне можно увидеть все спектры цветовой гаммы пламени: желтого, красного, оранжевого цветов. А желтый цвет, соприкасаясь с голубым, превращается в зеленый.
Итак, все семь цветов радуги поэт разместил в своих трех строчках. Во второй же катрене Сергей Дровников переводит поэтический образ из цветового красочного потока в раздел человеческих духовных чувств, вспомнив тоскливый волчий вой в начале сонета, он показывает, как душа лирического героя воспринимает всю картину сонета в целом: «И этот безысходный вой души открытое томление».
Вот и в стихотворении «Понятной дорогой к Богу» говорит о мятущейся душе. Душа перестала выть и томиться, да только покой-то не сумела обрести:
Понятной дорогой к Богу
С икон обметая грязь,
Мы будто шагаем в ногу
Бездушно в толпе молясь.

А в душах, как в ветхом храме,
Тревога у нас и мгла,
Мы снова отвергли камень,
Что был во главе угла.

Мечтая о новом хлебе
Сомненьем кровит погост.
И пусто без туч на небе
И страшно в ночи без звезд.


Сергей Дровников прекрасно понимает, что долгое отрицание бога в нашей стране не пошло на пользу  верующих людей даже в атеистическое время. Но когда на дороге к Богу открыли все шлагбаумы, ранее перекрывавшие все пути к святой вере, начали даже когда-то бывшие воинствующие атеисты, сметать с икон грязь. Вроде бы как прозрели и стали наводить внешний лоск. Вот только из души –  мусор, который скапливался почти столетие, выскрести трудно. Эту душевную сумятицу образно и метафорично показывает поэт в стихах: «А в душах, как в ветхом храме тревога у нас и мгла».
Храмы ветшали и в самом деле. В них устраивали склады, переделывали в клубы, сбрасывали кресты с куполов. Но и в души закрадывались опустошения и мрак. Поэт понимает, что фундамент, который был прочным, и даже с трудом поддавался при разрушении церкви взрывом, трудно стереть с лица земли. Но Сергей Иванович сожалеет о том, что мы тогда «отвергли камень, что был во главе угла».
Он скорбит, что мы мечтали только о телесной пище, забывая про духовную. Вот такою совсем, или не всегда понятной, была дорога к Богу. Много было пролито крови и истреблено невинных душ, в которые закрадывалось сомнение. И когда и невинные жертвы обращали взор к небу,  то и тогда их охватывал страх, а не благолепие. Сама природа подавала знамения людям: опомнитесь! А поэт их состояние умело показал в финальных строчках: «И пусто без туч на небе и страшно в ночи без звезд».
А лирический герой в другом стихотворении «Как хочется побыть одному» желает абстрагироваться от мирской суеты и глотнуть полной грудью вольный воздух:
Как хочется побыть одному
Святой подышать свободой.
Не слышать простуженных воплей
зимы твоей.
Вобрать в себя первозданный запах
земли,
Заблудиться в нем, забыться.

Как хочется лежать на траве,
Смотреть в беспредельное небо
Долго-долго.
Не жалея о бестолково прожитых
днях
Касаться сущностью своей
непрестанной любви.
Довериться Богу.

Лирический герой хотя и лежит на траве, вдыхая запахи земли, но его взгляд устремлен в небо. Разные мысли мелькают в его голове, то блуждают и витают в облаках, то герой сожалеет о «бестолково прожитых днях. Но все же его существо переполнено «непрестанной любовью». И все мечты и чаяния посвящены одной мысли: «Довериться Богу».
Один французский философ Мишель Монтень высказал одну замечательную мысль, которая созвучна с заявлением поэта Дровникова, что сколько бы не мечтал человек на земле, все в руках Бога.
Приведу цитату о размышлениях Монтеня: «Все созданное нашим собственным умом и способностями, как истинное, так и ложное, недостоверно и спорно. Чтобы наказать нашу гордыню и показать наше ничтожество и способность, Бог произвел при постройке древней Вавилонской башни столпотворение и смешение языков».
А Сергей Дровников в своем стихотворении как раз сумел побороть и отмести гордыню и решил «довериться Богу», выбрав самый правильный  путь в жизни. Нужно меньше заботиться о своем теле, а больше о душе.
А зато в стихотворении «Не просите судьбу о щедрости» Сергей Иванович придерживается мнения, которое прозвучало в народной поговорке мудро, но с изрядной долей пессимизма: Судьба злодейка, а жизнь наша – копейка». Не менее зловеще и другое высказывание: «Судьба играет с человеком, она изменница всегда: то вознесет его высоко, то бросит в бездну без стыда». Похоже, такие мысли и посетили поэта. Когда он писал вышеназванное стихотворение:
Не просите судьбу о щедрости,
Не восполнит она потерь.
Пред входящим закроет дверь.
Бедный ангел в одеждах строгих
Приосанившись на пороге
В правоте своей и безмерности.

Не молите судьбу о милости,
Не услышит она мольбы.
По веленью самой судьбы
Тот же ангел с лицом усталым
Прикоснется крылом кровавым
К чистоте надежд и невинности.

Жизнь трудна, но именно трудности придают, назначают цену вещам. И лирический герой не взывает, и не ждет от судьбы ни щедрости, ни милости. Какая же это щедрость, когда он сталкивается на пороге носом к носу с  судьбой, но «бледный ангел в одеждах строгих, приосанившись на пороге, пред входящим закроет дверь».
И какие милости проявляют высшие силы судьбы, если они не прислушиваются к мольбе страждущего? Если «тот же ангел с лицом усталым прикоснется крылом кровавым к чистоте надежд и невинности».
Такое наяву вряд ли придет в голову, и лирический герой воспринимает эти образы как в кошмарном сне. Но иногда жизнь приносит нам сюрпризы намного чудовищнее, чем сны. Хотя наша душа, проявляет свои способности, когда она спит, не в меньшей мере, чем когда она бодрствует. У поэта Сергея Дровникова очень тонкая и чистая душа, оттого и рождаются у него в голове такие прекрасные метафоры и образы. А только те люди, у которых в обыденности душа огрубела, не видят и не понимают его изящности и значительности его умозрения. А ведь поэт препоручает свой кораблик божественному промыслу, который в жесточайший шторм, поднимающий в море девятый вал, видит в нем якорь спасения, что не позволит утлому суденышку разбиться о скалы и пойти ко дну.

Глава вторая
Как прожить нам в мире этом без потерь?

Поэт в стихотворении «В мире этом» рассказывает о превратностях судьбы. Он скорее рассказывает о двух мирах: этом мире, про который, насколько бы в нем трудно не жилось, подробно и обстоятельно, а затем лишь в единственной строчке упоминает, Что жизнь не вечна и существует другой мир: «Лишь за гранью пути земного мир неведомый, мир иной». Сколько бы не говорили поэты и философы об ином мире – это территория инкогнито, неизвестная территория. Никто не послал, попав в мир иной, весточки, а только являются родственникам и своим любимым людям во сне. Но сон разума, как известно, далеко от совершенства. И никто пока не рассказал о жизни за предельной чертой. И как сказал один поэт: «Запредельная черта, за ней не видно ни черта».
А теперь послушаем Сергея Дровникова:
Ты прекрасна, я знаю это,
Только как мне тебя любить,
Когда в сердце нет больше света,
Когда не зачем больше жить.

Да, мне скажут, что верит каждый.
Да, в надежде не ждут беды.
Только как не страдать от жажды,
Когда пить не дают воды.

Только как ослепленной птице
Петь о вольности за стеной.
Только как золотой пшенице
Не упасть под косой стальной.

Вот так в первой части стихотворения «В мире этом» лирический герой задает себе очень важные и очень горькие вопросы, которые без ответа повисают в безвоздушном пространстве. Его любимая женщина прекрасна, но это великое чувство уже стало задыхаться: «в сердце нет больше света». А свет любви куда важнее, чем сам воздух, без которого не проживешь и вовсе.
Потерял лирический герой последнюю надежду возродить любовь, которая его мучает, как жажда, и душе не возможно её утолить: «Только как не страдать от жажды, когда пить не дают воды». Но знаки беды еще не все раскрыл поэт.
Тут творческие мысли лирического героя тесно переплетаются с судьбой Сергея Дровникова, потерявшего зрение. Из-под его пера выходят строчки, в которых звучит крик отчаяния: «Только как ослепленной птице петь о вольности за стеной». Как видите, есть от чего отчаяться. Герой «В мире этом» не только ослеплен, как вольная свободная птица, парившая в небе, её заперли за стеной комнаты в клетке. Клетка, увы, не золотая, да из какого материала сделана клетка неважно. Какова бы клетка не была, она останется клеткой – тесной и мрачной темницей. Но зато он сравнивает свою судьбу с участью золотой пшеницы, которая с тихим станом падает на жнивье под острием стальной косы.
И эту мысль поэт Дровников развивает и дальше, смиряясь с безжалостной, но все же уже теперь неизбежной судьбой:
Не рассыпать созревший колос
В безысходности на жнивье,
Роковой не услышать голос –
В мире этом всему свое.

В мире этом ничто не ново,
Было все под седой луной.
Лишь за гранью пути земного
Мир неведомый, мир иной.

А надежду обманут числа,
Пожелтеет, сгниет трава.
Суета не имеет смысла
И напрасны, пусты слова.

Любовь лирического героя угасает, как осеннее солнышко. Оно не так уже ярко светит, становится тусклее, не так уже ласково и заботливо согревает землю – дни становятся прохладней. Эту меланхолию героя поэт оправдывает тем, что ничто не ново «под седой луной». Такой поэтический образ: «седая луна», указывает, что не только люди, но и природные явления подвержены старению и сдают от переживаний и невзгод. Поэтому, как всплеск души, потерявшей надежду, продлить молодость и звучат такие грустные слова лирического героя: «А надежду обманут числа, пожелтеет, сгниет трава».
Да, все мы, все мы в этой жизни тленны… Но Дровников после этих мрачноватых слов, словно встряхнулся от хандры и наваждения. Он пишет очень лирическое, хотя и осеннее, но очень звучное и жизнерадостное стихотворение: «Фата багряная осыпалась».
Читателя, я считаю, сразу же заинтересует  такой неожиданный, непривычный эпитет поэта к слову «Фата – багряная». Ведь невеста накидывает на голову всегда белоснежную фату – знак целомудренности. А ту-то она ярко-красная, багряная. Так осень золотая не желает еще раннего наступления зимушки – зимы, которая придет и укроет землю пуховым снежным покрывалом, а деревья посеребрит белым искристым инеем. Поэтому для золотого наряда осени больше подходит багряная фата.
Фата багряная осыпалась
С твоих берез, с моих берез.
Дорожкой солнечною выстлалась
К дождям невыплаканных слез.

Грустит осенняя безделица
В твоих словах, в моих словах.
И все, во что порою верится,
Мы помещаем в рукавах.

Похожие и все же разные,
Твоя рука с моей рукой,
Слепой любви рябины красные
Не наш встревожили покой.

Поэт воспевает золотую осень. Её многие воспевали. Но такого образа как, она «дорожкой солнечною выстлалась» ни у одного нет. Есть сравнение золотой листвы с ковром. И опавшие желтые листья, действительно кажутся золотыми, и они пышные, как ворс ковра, расстеленного в уютном теплом зале. Сергей же Дровников,  взглянув на опавшие листья, видит настланную самой природой солнечную дорожку. На дорожке не пожелтевшая сгнивающая трава, и не опавшие с берез листья, а свет солнечных лучей.
Следующий потрясающий образ после багряной фаты и солнечной дорожки, в этой же строфе появляется так же стремительно, как и две первых: дорожка-то солнечная выстлалась к непогоде: «К дождям невыплаканных слез».
Вот как суть осеннюю обрисовал Сергей Иванович. Но его слова звучат как гимн осени, как песня. А в песне, почти любой бывают повторы: или рефрен или припев. Поэт для более эффективного восприятия гимна применяет этот песенный прием. В первой строфе звучит повтор, словно шелест падающих листьев: «с твоих берез, с моих берез». Во второй строфе грустные интонации усиливаются: «в твоих словах, в моих словах». А в третьей влюбленные еще держатся друг за друга: «Твоя рука с моей рукой». Но это только иллюзия налаженных отношений. Прекрасный поэтический образ поэта не приносит успокоения для двух сердец: «Слепой любви рябины красные не наш встревожили покой».
А ведь совсем недавно, перед наступлением золотой осени влюбленные отдыхали на золотистом песке пляжа, на берегу моря, не обращая на дождь, купались в тепле воздуха и в теплой морской воде. Сергей эту идиллию показал в стихотворении «Кругом вода»:
Кругом вода, кругом ненастье
И в целом мире только мы.
В огне купаемся и счастье
Среди дождя и тишины.

Как будто из ковчега Ноя
На сушу мы с тобой сошли.
И жар полуденного зноя
В сырую полночь принесли.

И небу пасмурному вторя,
Играя чистою волной,
У наших ног чернеет море,
Накрывшись тайной роковой.

С судьбой заброшенного пляжа
Лишь наши судьбы сплетены,
Как два обретших плоть миража
Ступили мы с простой волны.

На берег сказочный ночной,
Где льется дождь слезою жалкой,
Где безрассудный водяной
Гулял с болтливою русалкой.

Первое, что пришло мне на ум, после прочтения стихотворения Сергея Ивановича, та те слова из предисловия к поэме Пушкина «Руслан и Людмила» - «У лукоморья дуб зеленый»: «Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит».
Но и образ поэта Дровникова, написавшего спустя два столетия впечатляет своей сказочностью: «Где безрассудный водяной гулял с болтливою русалкой». Поэт сам заявляет об этой сказочности – водяной и русалка дождя-то не боятся. Это для них родная стихия, и потому их радует, что на берег сказочный ночной, «где льется дождь слезою жалкой».
Как презрительно усмехаются морские обитатели над непогодой: «где льется дождь слезою жалкой». Вот если бы шел ливень, вызвав всемирный потоп, тогда бы они были в восторге. А что это за дождь, если он проливает жалкие, редкие капли слез? – и смех и грех!
Но второй образ в начале стихотворения не просто сказочный, исторически – легендарный. Поэт сравнивает влюбленных с одним из путешественников Ковчега Ноя, который спасал основных проживающих на Земле божьих тварей. Ной взял по писанию семь пар чистых и семь пар нечистых существ.
Не будем заострять внимание на количество пассажиров Ковчега Ноя, но нашей парочке кажется, что они сошли с борта Ковчега на пустынный берег, «как два обретших плоть миража». И они купаются в счастье: «среди дождя и тишины».
Перед десантированием на берег пара чистых и счастливых влюбленных купались «в жаре полуденного зноя» и принесли полуденный зной и жар любви в «сырую полночь». Потому им дорог и полуденный зной и сырая полночь. Они: день и ночь, парень и девушка представляются поэтом, как соединения двух половинок в одно целое.
Поэтому воспринимаются влюбленными лежащие смиренно воды морской стихии двояко: Оно «покрывшись тайной вековой», «играя чистою волной» лежит у их ног и чернеет. Удивительная метаморфоза: море чернеет, играя чистою волной. Вообщем вода, вода, кругом вода. Такая же вечная и неугомонная, как сама любовь.
Ной ведь был очень мудр, взяв каждой твари по паре. Жизнь не может остановиться и будет продолжаться, пока на свете существует Любовь.
Но попав домой, лирический герой, вспоминая идиллию, плывет и дальше, только уже не по морским волнам, а по волнам памяти. Сергей Дровников рассказывает о безмятежности лирического героя в своем стихотворении: «В обыкновенный сентябрьский день».
Гулять безрассудным водяным с болтливою русалкой хорошо, но иногда можно и нужно поваляться на диване в одиночестве:
В обыкновенный сентябрьский день
Не о чем не думая,
Я лениво валяюсь на диване,
И слушаю, как идет дождь.
Размеренный и непрестанный.

Капли дождя стучатся в мое окно,
Капли дождя стучатся в мое сердце.
И оно столько раз обманутое,
Привыкшее к одиночеству
С безмятежным наслаждением
вбирает в себя
Моросящую вечность.

Вроде бы поэт впадает в транс безмятежности. Его лирический герой лениво валяется на диванчике и не забивает свою голову воспоминаниями и тяжелыми думами о будущем. Он довольствуется тем, что произошло вчера, и не шевельнет пальцем, чтобы сбросить с себя лень сегодня.
Но какой неожиданный поворот происходит в настроении лирического героя. Поэт передает его состояние в двух строчках, которые он написал одними и теми же словами, кроме последнего слова в каждой строке, кардинально изменив их смысл.
Герой прислушивается к шуму за окном. В комнате тепло и сухо, а за окном идет дождь. И капли его барабанят по стеклу. Их дробный стук и повторяет Сергей Иванович словами: «капли дождя стучатся в мое окно, капли дождя стучатся в мое сердце».
Тук-тук – стучат капли в окно, тук-тук-тук стучат капли в сердце. Его сердце переживало и более сильные удары судьбы, удары обмана и лжи, усугубляемые одиночеством. Но герой все вынес и стук капель в окно он воспринимает как музыку души, которая обрела счастье на пустынном пляже и под плеск морских волн. И его сердце не пугается уже от стука дождевых капель в окно и в сердце. Его сердце «с безмятежным наслаждением вбирает в себя моросящую вечность».
Сказав  такую несусветную фразу, как «моросящая вечность», поэт перевел такое емкое слово «вечность» из космической ипостаси в земную и дорогую для него плоскость. Если Маяковский призывал «светить всегда, светить везде, до дней последних донца. Светить и никаких гвоздей! Вот лозунг мой и солнца!». То Дровников:
  «С безмятежным наслаждением
  вбирает в себя
моросящую вечность».

Эти строчки поэта написаны, как и Маяковским, ступеньками – лесенкой…
По этим трем ступенькам только начинаются первые шаги лирического героя в «моросящую вечность». Широкая и далекая дорога открылась пред ним, и, сделав три шага, вспомним афоризм: «Дорогу осилит идущий».
Дорогу, уходящую в вечность, лирический герой так же пытается осилить. Он видит, что на ней многие оставили свои следы, и не только люди, а месяцы и годы – все-таки вечность понимается в четвертом измерении – временем. А Дровников выбрал из всех времен года зиму, а из месяцев года – январь. Предлагаю прочитать стихотворение Сергея Ивановича:
Холодна ночей тишина,
Но душе от неё светлей.
Мне рабыня земли луна
Всё дороже и всё милей.

От того, что она одна
Понимает мою весну.
От того, что моя весна
Переполнила тишину.

Приумолкшую божью тварь
Я лелею и берегу.
Серединой зимы январь
Отпечатался на снегу.

Лирическому герою в стихах Дровникова часто приходится пребывать в одиночестве, а в зимнюю лунную ночь сгодится для собеседницы и луна. Луну поэт сравнивает с рабыней. Хотя Луна и впрямь спутник Земли, и ей приходится каждую ночь выходить, как узнице из тюремной камеры на прогулку на свою орбиту. Притом с фонарем, а скорее всего с прожектором. И освещать рабыне-луне приходится каждую ночь комнату лирического героя. Потому-то луна с каждым днем, пардон, с каждой ночью милее и милее. Луна светит не только зимой, а и весной. Но когда наступает весна, а луна, возможно, выходит на небосклон, душа наша тоже радуется. А если весна не только на дворе, на улице, а еще и на душе, то радость от встречи с луной многократно сильней. Но наиболее неожиданной встреча в лунную ночь была зимой. И поэт этот первоначальный отсчет времени зафиксировал на снегу: «середина зимы – январь!»
Но весна душу лирического героя не только ласкает. Не зря же именно весной бывают весенние обострения в психике. И эти острые колючки очень часто жестко карябают и царапают душу человека, настроенного так лирично. Испытал такие терзания и лирический герой поэта Дровникова. Хочу познакомить с его стихотворением на эту деликатную тему:
Сапогами топтали розу,
Обрывали у скрипки струны,
Умолкала надолго песня
Недопетая, как и прежде.

Оказалось легко и просто
В этом мире цветов и песен,
И само потакает небо
Начинающему игру.

Под смычком ли трепещут струны,
Вдохновенью ли внемлет скрипка,
Но не каждый услышит голос
И не каждый увидит солнце.

Солнце, солнце, так мало солнца,
Стынут ноздри, простор вдыхая.
Посмотрите ж, как я играю
На оборванных струнах счастья.

Предо мной оживают розы
И смиряются сапоги.

Растоптать нежную красивую розу тяжелыми, грубыми, массивными сапогами в высшей степени жестоко и отвратительно. И этот эпизод поэт намеренно выдвигает, как хороший кинорежиссер на первый план. Чтобы сразу шокировать неожиданным кадром зрителя. А дальше наблюдателям придется поднапрячь и слух.
Скрипачу, игравшему нежную, веселую мелодию, как когда-то описал Александр Куприн расправу махновца над музыкантом в пивном баре «Гамбринус», другие бандиты оборвали струны на этой сегодняшней скрипке.
А вместе со струнами оборвалась и прекрасная песня. Вандалы цинично уничтожают все прекрасное на земле. Но лирическому герою так не хочется верить в бытовую, обыденную жестокость, что он обвиняет небо, что нельзя топтать людям, которые не знают или не понимают своего злодеяния.
Но словами от беды не отмахнуться. В древней Греции ученый на морском песке тоненьким прутиком хотел окончить доказательство математической формулы, не зная, что на его город напал вооруженный отряд врагов. Один из них подбежал к склонившему голову к песку математику, где он делал вычисления, и занес над его головой меч, заслонив своей спиной солнце. Ученый невозмутимо, без какого-либо страха, спокойно попросил воина: «ты заслоняешь солнце и мешаешь мне решить математическую задачку».
У Сергея Дровникова сложилась примерно такая же ситуация. Лирический герой не только не спокойно, а в отчаянии вскрикивает: «Но не каждый увидит солнце. Солнце, солнце, так мало солнца. Стынут ноздри, простор вдыхая …».
Затем герой, хотя на скрипке струны оборваны, но так бывало уже с одним великим скрипачом Никола Паганини, который сыграл на скрипке, на которой осталась одна струна, другие струны лопнули, подпиленные его недоброжелателями, вдруг начинает играть, песня продолжилась.
Тогда лирический герой восклицает: «Посмотрите ж, как я играю на оборванных струнах счастья». Оказывается струны счастья нельзя не подпилить, не оборвать. Песню не задушишь и не убьешь. И последний аккорд звучит на струнах счастья у скрипки  бравурно и величаво: «Предо мной оживают розы и смиряются сапоги». Наступила идиллия на сердце лирического героя, и место гнева в нем тут же заполнилось любовью.
Любовь героя Сергей Дровников показал не упорядоченной, отглаженной и отутюженной, «с постным видом, неизвестно зачем рожденной», а «вольною, чистотою манящей». Но в стихотворении «Пусть будет любовь твоя неустанной рекою» поэт показывает любовь страстную, но не напрямик. Как видно из первой строки, которая легла в название стихотворения, Сергей Иванович про любовь говорит – аллегористически, сравнивая её с рекой.  
И так прочтите этот душевный порыв лирического героя:
Пусть будет любовь твоя
неустанной рекою.
Нет, не той рекою
скандалами мостов,
берегами бетонными.
В строгих правилах,
с постным видом,
неизвестно зачем
рожденной.
А рекою вольною,
С лебедями дикими.
Чистотою манящей,
С водопадами и разливами.
Пусть живая вода желанная,
Не растратит в пути безумия,
К моей нежности истомившейся,
К морю вечному устремленная,
Где морская вода соленая
С еще пресной волной
Мешается,
В неразгаданном поцелуе.
Контраст велик между началом стихотворения и его окончанием. В первой половине стихотворения звучат такие убийственные эпитеты, что дрожь по телу пробегает от их мрачности: Мосты с кандалами, берега бетонные, правила строгие. Вообще правила вполне приличные для тюремного каземата.
Во второй части поэт не только сравнивает любовь с вольною рекою, но и эпитеты меняет со знака минус на знак плюс.
Над рекой вольною летят дикие, не прирученные в пруду выпрашивать у ребятишек крошки хлеба, а свободные лебеди и лебедушки. И у влюбленных отношения-то «чистотой манящие». Эти отношения похожи на «живую воду». А живая вода в сказках могла оживить даже мертвого, если его раны омыть живою водой.
И даже в устье реки, где пресная вода смешивается с соленой морской, видны всплески не только воли, а неразгаданная и вечная тайна любви мужчины и женщины, чьи тела слились в страстном поцелуе.
В другом стихотворении поэт Сергей Дровников в заброшенном саду также обращается к сказочному образу, который хорошо вплетается в современную жизнь. Речь идет о золотых яблоках, которые по осени сверкают и манят хозяина не только своей красотой, но и сочностью, нежным вкусом. Кто не пробовал от смачного, наливного, золотого яблочка с хрустом откусить кусочек? Молчание – знак согласия. Это делал каждый.
А в заброшенный сад, который зарос бурьяном, но яблоки-то остались и продолжают плодоносить, кто из нас не пытался заглянуть и, сорвав с ветки золотое яблочко, полакомиться. Ветви яблони сгибались под тяжестью плодов, и она с удовольствием протягивала свои плоды, чтобы освободиться от излишнего груза.
Но не все бережно относятся к чужому имуществу, или же ничейному, а потому обществу.  В Сибири охотники построили в зимовье деревянную избушку для отдыха после длительных переходов по тайге и глубокому снегу. Всегда заготовят для охотников, которые будут ночевать охапку сушняка или вязанку наколотых дров. Ночью такое действие уже не успеешь по темноте сделать, а темнеет зимой рано.
В стихотворении же «В заброшенном саду» поэт показывает отрицательное хулиганское отношение к ничейному «имуществу». Их действие Сергей Иванович не одобряет и называет распоясывавшихся  лихих людей «разбойниками». И речь поэта сочна и ярка, как сами золотые яблоки из заброшенного сада. И читается стихотворение Сергея Ивановича взахлеб:
В заброшенном саду, на неприметной
яблоне
Созрели яблоки золотые,
Похорошела яблоня.
Пораскинула отяжелевшие ветки
Над землей желанной во все
стороны.
Прилетели к ней птицы вещие
Поклевать золотых яблок.
Разговоры вели, о житье-бытье
судачили.
Приезжали разбойники смелые
На конях черногривых
Беспощадно трясли яблоню
Золотые яблоки в мешок
складывали.

Как трогательно описывает поэт яблоню. Когда на ней завязались плоды, он восторгается, как «похорошела яблоня». Она, яблонька, раскинула руки-ветки над землей «желанной».
О птицах, разумеется «вещих», он тоже говорит с любовью. Они как люди, усевшись на ветках яблони, «разговоры вели, о житье-бытье судачили». Очень похоже. Послушайте голоса, усевшихся на ветки птиц. Кто-то из них насвистывает неторопливо, делая довольно продолжительные паузы.  Другие азартно и резко свистят друг на друга, что так и хочется их предостеречь: «Не свистите, а то запасы корма у вас водиться не будут». В общем, судачат пичуги о своем житье-бытье.
Ну, а хулиганы описаны совсем живописно: они и разбойнички смелые, и кони-то их черногривые, под стать черным делам разбойников. Да и яблоню-то трясли они «беспощадно». Есть в народе присловье: «Трясут, как грушу». А теперь я знаю, благодаря поэту, как беспощадно трясут яблоню. Мешками яблоки набивают, да притом в таком огромном количестве, что без помощи гужевого транспорта и вывезти-то плоды из заброшенного сада не удастся. Но разбойники не смогли за лихой набег увезти все плоды яблони.
На территории заброшенного сада появляется еще одна посетительница. И как меняется интонация в голосе поэта, какие нежные слова говорит о посетительнице сада лирический герой:
А сегодня по росе утренней
Приходила девушка милая
Беззаботную песню пела
Золотые яблоки руками трогала.
Что же я в этот сад не хожу
Золотых не срываю яблок?

Вопрос лирического героя звучит обескураживающе. Разумеется, ему нужны не столько золотые яблочки, а общение с милой девушкой, которая не судачит о житье-бытье как птички, желающие отхватить себе кусочек побольше, посочней и повкусней. Она просто поет песню. Песню любви. И лирический герой собирается в сад не отведать золотого яблочка, а чтобы, сорвав его, подарить милой девушке.
И лирический герой совершает поступок. Он встречается с девушкой в золотом яблочном саду. А Сергей Дровников доводит до читателей посвящение лирического героя ей, милой, девушке. Стихотворение Сергея Ивановича так и называется: «Посвящается»:
Двадцатый век и ты не вечен,
Забылась боль в твоем прозреньи.
В твой юбилей не гаснут свечи,
Ведь у поэта день рожденья.

Она взращенная тобою
С огнем единого замеса,
С твоей метелью и любовью
Поэт, поэт, не поэтесса.

Она ль слывет тебе обузой
Светла как день, легка как ветер.
С тобой повенчана и музой,
За дни грядущие в ответе.

Она отмеченная Богом
Святою верой и неверьем.
Тобой живет, твоим итогом,
Чтоб напоследок хлопнуть дверью.

Стихотворение «Посвящается» не только лирическое, но и очень философское. Ничто не ново под луной. Каким бы длинным не казался век, но и он не вечен и закончится ровно через сто лет. Мимоходом у поэта звучит рефрен: век не вечен! Иллюзия нескончаемого века развеяна.
Но во второй строчке первой строфы незрячий поэт откидывает в сторону боль и переживания из-за своей слепоты, а искренне радуется, что сам век-то прозрел и прекрасно видит, что юбилейные свечи горят себе, потрескивая и моргая пламенем, и не гаснут.
Затем лирический герой поздравляет любимую девушку, которая также наделена даром стихосложения. Обычно женщин, пишущих стихи, называют поэтессами. Но Сергей Дровников не желает, что бы настоящего мастера стихосложения несколько пренебрежительно называли поэтессой. Звание мастера стихотворного жанра для всех только одно – Поэт. И двадцатый век взрастил нового поэта, которая «светла как день, легка как ветер» и ответственна за грядущие дни.
Но в конце стиха такого яркого и возвышенного Сергей Дровников нарушает идиллию и произносит фразу, которая острой болью пронзает сердце читателя: «Тобой живет, твоим итогом, чтоб напоследок хлопнуть дверью».
Такой неожиданный финал приводит в смятение любого человека, и этот резкий громкий стук двери, захлопнутый с горечью в сердцах, долго будет отзываться в пустынной комнате, из которой прошлый век, перекочевал в новое столетие.
Но так ли пуста комната? Она же была хорошо обжитой и неплохо обустроенной. Сергей Иванович и показывает читателям интерьер «комнаты», очень похожий на приют обыкновенной совестливой человеческой души:
Грезит тишиною
Совести набат
Северной стеною
Дышит снегопад.

Люстры полнолунье
Смотрится в паркет.
Снежное безумье
Желтоватый свет.

Верой и неверьем
Памятью седой
За фанерной дверью
С хлебом и водой.

Скомканным наброском
Зла и хороша
В комнате неброской
Ты живешь душа.

Если вглядеться в строчки этого стихотворения, то очень коротки. Как поется в одной лирической песне: в каждой строчке только точки – догадайся, мол, сама». Это даже не признание в любви молодого скромного паренька к своей милой, а скорее тонкий намек.
У Сергея Дровникова в каждой строчке только два слова, если не считать приставки, союзы и местоимения. Но эти строчки в стихотворении хорошо заметны читателю, как следы на снегу. Две ноги, ступая по снежному покрову, оставляют две параллельные пунктирные линии, а по этим следам можно легко понять, что переживал пешеход, ступая по зыбкому снегу.
Вдумайтесь, как образно изображает состояние души пешехода Сергей Дровников. Набат совести должен громогласно издавать звуки: «Бум, бум, бум…» Набат – это же тревожный колокольный звон, созывающий народ на пожар, в наводнение, или на общее собрание – вече. А у поэта набат грезит тишиной. Самому вестнику вселенских катаклизмов надоело оповещать о бедах. Ему хочется помолчать. Пусть народ не испытывает на себе разные передряги.
Великолепен у поэта образ луны в полнолуние. Она похожа на комнатную уютную люстру, которая не режет глаза ярким светом, а её желтоватый рассеянный свет действует на жильца комнаты умиротворяюще.
Поражает в стихах Сергея Ивановича характеристика души. Она не яркая картина, а лишь «скомканный набросок» всевышнего. Не получился с первой попытки эскиз художественного полотна, некого мирового шедевра. Вот набросок и скомкан, и начинаются муки творчества. Как облагородить новое творение?
И в сборнике «Я видел в вечности изъян» Сергей Дровников одно стихотворение, как и в предыдущем, посвящает своему родному городу Старому Осколу. Он сравнивает город с крылатой птицей:
И не верю порою в быль я,
В тишину, в твой безмерный свет.
Ты как птица расправил крылья
И летишь в двадцать первый век.

Над жнивьем, над бескрайним долом
Над разливом степной реки
Тебя Старым зовут Осколом
Твоей юности вопреки.

Фраза «Ты как птица расправил крылья» возникла у поэта Дровникова неспроста. Если в слове «Оскол» поменять первую и вторую буквы местами, то получится слово «Сокол». Вот вам и она – гордая величавая птица Сокол, которая парит над степною рекой, чтобы плавно прилетать в новый двадцать первый век.
Потом, как в сказке, сделав кульбит через голову, пируэт в степном вихре и оборотиться из Сокола снова в Оскол. Но каким бы не был молодым и юным город, у человека, в нем живущего, существуют свои проблемы. Особенно тяжело переживается одиночество. Но и в одиночестве Сергей Дровников не допускает уныния и нытья. В его стихотворении «Одиночество» звучит не безнадега, хотя иногда нотки грусти и прорываются сквозь изящные ажурные поэтические строки, а читатели могут услышать в этом стихотворении симфонию души. Ведь не зря говорится  в народе: «Смех без причины, признак дурачины». А лирический герой у Дровникова нормальный человек. У него радость сменяется грустью, но взглянув на красоты природы, она вытесняется тут же, и человек опять весело и оптимистично воспринимает перипетии своей жизни: Сегодня хмурое утро, ветреный и дождливый день, а к вечеру из-за туч выглядывает солнышко, и грусть исчезает вместе с занудным холодным ветром.
Ветер, ветер, холодный ветер
С пересвистами и с дождем.
Бестолково живу на свете
Я, привыкший играть с огнем.

Мне заря над землей распятой.
Посылает святой огонь,
Льнет к коленям моим собакой,
Тычет морду в мою ладонь.

Мне б погладить собаке спину,
Заблудиться в глазах огня,
Мне б созревшую в срок рябину
Отыскать на исходе дня…

Прочитав эти три четверостишья, начинаю задыхаться  от переполнявшего меня волнения. Какой уникальный художественный образ создал Сергей Иванович. Мне такой красивый, оригинальный поэтический пассаж не встречался никогда. Сравнить свет заходящего солнца после долгого, нудного моросящего дождя с ласковой рыжей собакой, льнущей к коленям своего хозяина, мог только настоящий поэт.
У Сергея Есенина есть такие строчки: «В саду горит костер рябины красной, но никого не может он согреть». У Сергея Дровникова костер рябины красной отражается светом зари в глазах ласковой и добродушной собаки.
Дальше в стихотворении «Одиночество» у Дровникова звучит рефреном, первая строфа усиливается смыслом последнего четверостишья стихотворения.   
Ветер, ветер и снова ветер
С пересвистами и дождем
Одиноко живу на свете
Я, привыкший дружить с огнем.



Вот и скрипки под сердцем плачут
От безудержной череды.
Вот и кони по полю скачут
По ту сторону от судьбы.

Вот она та, самая грустная нотка в стихотворении «Одиночество». В ней «скрипки под сердцем плачут» и кони скачут по полю, но их бег не радует, не вдохновляет лирического героя… Ведь кони-то скачут «по ту сторону от судьбы». Жизнь лирического героя разделила судьба на две половины, и между этими частями прошла пограничная полоса, которую нельзя ни переступить, ни пересечь. А кони-то лихим галопом несутся по ту сторону границы, и никуда на них не умчишься, не уйдешь от своей судьбы.
Только что поэт так трогательно говорил о ласковой собаке, и тут же упоминает об ускакавших конях в такую даль, где уже не отыскать этих породистых животных, не стреножить их или оседлать.
У Сергея Есенина есть стихотворение, в котором он говорит о животных, как о наших братьях меньших. Приведу несколько строчек из него: «Счастлив тем, что целовал я женщин, рвал цветы, валялся на траве и зверье, как наших братьев меньших, никогда не бил по голове».
Вот и Сергей Дровников, как бы не было трудно и неуютно жить его лирическому герою, пишет о сострадании и жалости к «нашим братьям меньшим». Поэт так трогательно написал стихотворение о судьбе воробышка, которого врасплох застала зимняя стужа:
Мороженого стаканчик,
Надкушенный кем-то, и брошенный,
На тротуар заснеженного города.
По тротуару проходят люди
Недобрый ветер пронизывает
их одежды.

Холодно в городе и неуютно.
Одинокий воробей
Голодный и потрепанный
Пугливо и простужено клюет
мороженое.

С нетерпением и жадностью глотает
несоразмерные
С его возможностями куски.
То и дело вспархивает и озирается
по сторонам.
Выпученными от страха глазами.
Но люди проходят мимо, не обращая
на него внимания.
И только ветер порывистый
и холодный
Беспощадно набрасывается на почти
невесомое тельце.
И только время течет в этом городе
болезненно и неспокойно.

Образ нахохлившегося, взъерошенного  ветром воробьишки, который выпученными от страха глазенками, пугливо поглядывает на прохожих, а они-то вовсе не собираются отобрать от него надкушенный стаканчик мороженого, замечателен. Ведь, уронивший этот стаканчик шалопай, сам давным-давно позабыл об этой нелепой неприятности, и воробей вне опасности. Но воробьишке покой только снится.
Один поэт как-то сказал удивительную фразу: «Счастлив тот, кто однажды навеет человечеству сон золотой». Что еще лучше на свете, чем сладкий, золотой сон?! А поэт  Сергей Дровников желает навеять золотой сон не только человечеству. Он умеет предсказывать сны даже себе. Об этом он заявляет в своем стихотворении «Мне сегодня приснится…»
  Помолюсь, позабыв обиды,
Породнюсь я с дыханьем неба.
Бог услышит мою молитву
И даст он немного счастья.

Мне сегодня приснится море,
Мне сегодня приснится встреча,
Там где парусом ветер бредит,
Там где берег слывет надеждой.

Мне сегодня приснится нежность
Запоздалая и святая,
Та, которая сердце лечит,
О которой поют свирели.
Мне сегодня приснится солнце.
Я не видел его так долго.
Белым лебедем невесомым
Оно будет лететь над морем.

Разве не прекрасен этот золотой сон, который навеял человечеству поэт Сергей Иванович Дровников?
И помог ему это сделать Бог.

Владимир Крайнев