МАЛЬЧИК ВЫРОС
«Мальчик вырос»,- так иногда шутят и о себе, и о других в брутальном кругу. Ещё с лёгкостью шутят о своей сексуальной принадлежности. Ведь никому и в голову не придёт поставить её под сомнение. А получается смешно. Ещё, бывает, целыми днями разговаривают только цитатами из Золотого Советского фильмофонда. Это тоже бывает смешно. В основном это комедийные ленты. И эдакий громила аргументирует вдруг нечто репликой Г. Вицина, или правдолюб кристальной честности- репликой товарища Саахова…
Мальчик вырос, но его, как любое чадо своей родной среды, по- прежнему волновали звуки, запахи, ценности его далёкой уже родины. Родина ведь тоже выросла или, во всяком случае, изменилась. Но звуки, неожиданные фразы или песни возвращают вас в некогда знакомое и незабываемое блаженство, вы ненадолго становитесь едва ли не другим существом, мечтающим, быть может, о том, чтобы вырасти, стать взрослым, настоящим; и обнаруживающим в себе с некоторым трепетом разнообразные признаки взросления- то есть совершенства…
Мягкий голос донёсся будто откуда- то из- за леса, слабый, но очень родной. Будто оклик матери, зовущей домой. Голос, который ни с чем не спутать и лучше которого нет. Он заполнил уже маленький краешек неба, сбегал эхом к его противоположному краю, вернулся, разросся и окреп, утвердился где- то в высоте, сообщив опытному уху о своей приблизительной высоте и скорости. Звук округлился, локализовался, но неким биением всё уходил и возвращался, нарастал, сгущался, показывая всё новые оттенки… Да, это был он. Его ни с чем не спутаешь. Под эти звуки мальчик засыпал и просыпался в детстве на даче, ловил рыбу, купался, играл с соседскими детьми, читал книги. Звук этот остался в крови, клетках, в понятии о себе и о мире, понятии чистом, нежном, прямом…
Ошибки быть не могло, он поднял голову, разыскивая в небе маленький серебристый крестик с четырьмя штрихами на поперечине. Да, это был Ил- 18. Их уже не производят. Но как безотказная добрая машина они ещё служат и в Армии, и на Флоте.
В 1982 году «по приглашению товарищей» - студентов и спортсменов из МИИГА он оказался на летней практике в «Домодедово». Это случилось шокирующе- просто:
- Вы кто?
- Это наш, заходи!
- Фамилия? Его нет в списке.
- Да это наш. Просто забыли вписать.
Так, удачной шуткой друзей студент другого ВУЗа оказался практикантом группы будущих авиационных инженеров- второкурсников, собирающихся летать проводниками в течение летних каникул на Дальний Восток, Север, в Среднюю Азию, в том числе во многие «закрытые» тогда города.
Первый рейс нашего героя оказался в Хабаровск. На борту нужно быть за два часа. Некое подобие формы студента МИИГА подобрать оказалось не сложно: синие брюки, милицейская рубашка, чёрный военный галстук. ( Купить в то время ведомственную форму постороннему было практически невозможно. Вы предъявляли в военторге, например, удостоверение личности офицера или военный билет и только тогда обслуживались.)
Автобус от метро «Каширская» отправлялся частично заполненный проводницами в синих костюмчиках. Был тихий летний вечер. ЛАЗ урчал знакомым и незнакомым одновременно голосом, ведь он вёз его к первому вылету. Был пройден краткий курс подготовки в порту, забавная медкомиссия по 9- й графе. ( Уже не первый год студент как лётчик- спортсмен проходил комиссии по 1- й графе.) Работать было не в новинку. Но здесь- полёты! Это меняло многое. Ближе к небу, к людям заветной профессии. Может быть, его даже пустят в кабину? Как всё это будет, он не знал.
Вот и ДПО. Это- Домодедовское производственное объединение Московского транспортного управления Гражданской авиации ( ДПО МТУ ГА ). Какие сладкие звуки! Волны воздуха с еле уловимым привкусом керосина, свист ВСУ, разносящийся над площадью аэропорта, прямоугольная башня над терминалом… Ему нужно пройти в правое крыло на медосмотр. Всё в порядке. Какой- то экипаж с золотыми полосками «лётной категории» на погонах шутит с медсестрой. Может быть и практикант когда- то будет шутить так же. Во всяком случае хотелось этого безумно.
Ил- 62 взлетал под вечер. Нужно было проверить кислородные баллоны на борту, принять поштучно багаж, получив схему загрузки, расписаться в накладной, подняться на борт и помогать девчонкам. На Ил- 62 шесть проводников, во всяком случае, шесть номеров, практикант- шестой; но на борту обычно не бывало более четырёх. Два салона и кухня между ними. Рассвет они встретили в небе. За семь с половиной часов был всего один перерыв в работе минут на тридцать- сорок. Бессонная ночь в воздухе за работой далась нелегко. Хабаровск ударил в ноздри чем- то вроде субтропиков. Вода в Амуре- плюс тридцать. Спать он заставил себя только после экскурсии в город. На послерейсовый отдых полагалось не менее двенадцати часов.
Это была лишь вторая в его жизни бессонная ночь. Первая была год назад на выпускном вечере. Что- то в этих бессонных ночах казалось неестественным, неправильным, вообще говоря, утомительным, через силу. И хотя после окончания «периода временной работы» он и пытался её продолжить, бессонница и сдвиг всех ритмов казались основной неприятностью: ты просыпаешься, сумерки, начинаешь соображать дома ты или в рейсе, какой это город и, наконец, утро или вечер.
В одном из рейсов в бригаде попалась несколько странная проводница. Почти весь рейс она «подкалывала» нашего студента какими- то загадками и ребусами по тематике, как ей казалось, близкой его образованию. Ребусы эти, как показалось ему, годились лишь для выпускного «курса» детсада, что начинало ему досаждать. В конце концов он вежливо посоветовал оставить их для её круга друзей и знакомых… После чего не без удивления услышал, что будет выброшен в аварийный люк прямо сейчас, на высоте 12 километров. Остаток рейса он промолчал, так как рычаг люка был всего в метре от них. Сдёрнуть его едва ли было возможно, но состояние проводницы было уже «сдёрнутым» и могло закончиться чем угодно. Он не знал ещё, что юный, приятный внешне и немного стеснительный мальчик мог бы потрудиться оставаться таковым хотя бы до посадки.
Нет никакой постоянной связи или закрепления между лётным экипажем и бригадой бортпроводников, хотя, бывает, они вновь соединяются каким- то рейсом. Да и бригады иногда меняют свой состав. Поэтому перед вылетом мальчик интересовался составом бригады, опасаясь вновь угодить в столь небезопасное общество, но этого, к счастью, не случилось. Работа проводников- сидеть дома и ежедневно отзваниваться в определённое время диспетчеру, чтобы узнать «поставлен ли он в план» и когда вылет. Одиннадцать лет для женщин, тринадцать для мужчин- и вы пенсионер. Если не говорить об общей специфике, более всего студента поразило, что так называемые «стюардессы», героини множества анекдотов того времени- просто обычные замужние мамаши и трудяги, … и ничего более.
В «Домодедово» базировались Ил- 18 и Ил- 62, среднемагистральные и дальнемагистральные. Ил- 18 иногда летали с разворотом. Экипаж не успевал вырабатывать полное время и возвращался в Москву тем же бортом. Таким был рейс Москва- Гурьев- Шевченко- Москва. Вылет рано утром, после ночи в гостинице для лётного состава с названием «Космос» близ аэропорта. Всё примерно так же, как в Ил- 62, но в хвосте есть ещё один небольшой, третий, салон, а проводников трое. В таких сравнительно коротких рейсах куры с рисом, икра и прочее не предлагалось. Вода с сиропом («Буратино»), вода с газом («Нарзан»)- и только, меньше работы.
В Гурьеве было очень жарко. Во время заправки, смены груза и пассажиров, стоя под фюзеляжем и считая перегружаемый из тележек багаж, взглянешь поверх случайно поднятой голой руки вдаль- над ней «миражи», как над раскалённым городским асфальтом, всё плывёт и колеблется в этом мареве. Поднялись на борт, оказалось, что воду не привезли и не привезут, и салонная радиосвязь не работает. Бригадир попросила студента «дать информацию» в первом салоне. Выглядело это примерно так: юный изморенный жарой и жаждой человек, возможно в рубашке с расстёгнутым воротом без галстука и с закатанными рукавами, вышел из кабины пилотов (экипаж попался спокойный, понятливый), опершись правой ругой о багажную полку, пробубнил следующее: «Самолёт выполняет рейс Гурьев- Шевченко- Москва, командир- Орлов»,- развернулся и заперся в кабине.
До Шевченко летели на очень малой высоте: видны были караваны верблюдов, экипаж завесил все окна газетами- столь нестерпимо было солнце- все смачно нарезали и уплетали только что купленный арбуз. Внизу всё- бежево- белое, ни одного зелёного пятна.
В Шевченко тоже не дали воды. Студент вожделенно представлял себе будущую встречу с автоматами газводы в «Домодедово». Но в Москве самолёт долго не разгружали, оставить его было нельзя, студент уходил последним. В 24.00 все московские автоматы с водой отключались… Последняя электричка до «Павелецкого»… Последний состав метро… Из метро- уже пешком где- то в третьем часу ночи… Квартира… Кухня… Чайник с водой, почти полный… Он не думал, что способен выпить залпом почти целый чайник… Сон….
И вот мальчик вырос. Он больше не грубил женщинам, которым случалось понравиться. Он не остался в проводниках, и лётная карьера его сложилась лишь отчасти. Когда- то, при посадке, с высоты 300-400 метров он отыскивал взглядом их дачный дом в Мисайлово и обычно определял, есть ли кто дома. В такие дни он сходил с автобуса, следующего в Москву на Молоковском повороте, шёл по мосту через автостраду, смотрел на взлетавшие самолёты и думал: «сейчас девчонки открывают бутылки с водой». Семь- восемь часов в воздухе- этого достаточно, чтобы начать мечтать о незыблемой почве, зелёной лужайке, полевых ароматах и простых земных занятиях… День- два, но не более…
… Вот он, этот серебристый крестик в небе: как давно он таких не видел и не слышал этого «баритона» с тонким подзвоном, тонким, как валдайский колокольчик. Ему хотелось оставить всё, чем он был в этот момент занят, да он и так забывал обо всём, будто с того «родового гнезда», с этих «криков» в небе ничто не изменилось и ничего не происходило.
«Я- звук «Ом» в Ведических гимнах. »* А ведь он так был похож, этот звук.
Вот он будто ранит вас издали, ворчит, приближается, разрастается, вибрирует где- то в груди и заканчивается почти звоном где- то над самой макушкой. Слушатель замирал и переносился куда- то, а может, преображался. Может ли быть в звуке столько всего, столько, что не перечесть и не пересказать? Всё, о чём ты когда- либо мечтал, всё самое лучшее, искреннее, прямое; чего не было, да и не бывает в жизни вообще- в звуке летящего высоко в небе Ил- 18! Летящей машины, жгущей керосин!...
Такому слушателю можно позавидовать. Он просто счастливчик. У него есть всё, о чём другие только мечтают, да и то недолго.
Круглые иллюминаторы- знак середины прошлого века, запах дезодорирующих материалов, ещё не столь распространённых, шум в центре салона, между двигателей, и тишина в его концах; занавески, посадка пассажиров с переднего салона, чтобы лайнер при загрузке не «сел» на хвост… и голос- четыре звенящих винта… Ил- 62 и все нынешние- это сипящий рёв. Мальчик различал на слух все типы тогдашних самолётов и вертолётов. Может быть, это особенность слуха? В какой- то мере.
В том рейсе, ещё над Волгоградом, он видел из кабины работу автопилота: нос чуть приподнимался и тут же чуть опускался, как у лодки при слабом встречном волнении. А в Новокузнецке ночью в грозу был плановый заход на посадку с проверкой автопилота. За окнами- мгла, освещаемая вспышками собственных проблесковых огней: ниже, ниже… За управление взялись, когда под колёсами уже мелькнули огни полосы- момент выравнивания, несколько метров до земли… касание, рёв реверса винтов…
А однажды второй пилот, только что после переучивания, после взлёта заложил такой крен на первом развороте, что командиру пришлось вмешаться: «Тихо! Тихо, истребитель!»
Сегодня мои давние друзья переселяются на дачи, поближе к своим винным погребкам. Они давно уже не работают на изматывающих рейсовых линиях, становясь инструкторами или инспекторами… Найдут ли они в небе Ил- 18, услышат ли? Мальчишки выросли и спустились в погребки.
Когда мы прибыли на аэродром Медынь всё с теми же друзьями из МИИГА и продирали в рассветном казарменном сумраке глаза, кто- то буркнул: «Кому это взбрело в голову кататься по аэродрому на тракторе?» Мы ещё не знали, что это наш поршневой Ми- 1, и назавтра мы сами станем такими же «трактористами». После этого были Ми- 2, а у кого- то и многое другое.
Звуки речи, звуки песен, шорохи, стоны… Когда приезжаешь из продолжительной загранпоездки, начинаешь говорить по- другому, русская речь перестаёт быть «лающей», язык, оторванный от суеты, снова становится мелодичным и очень красивым. Может быть и правда, всё дело в звуке?
В нынешнюю эпоху Господь приходит в звуке. Надо лишь узнать в каком. Это сделать не трудно. Труднее- убедиться. А для этого надо стать другим. Надо стать тем, к кому Господь приходит в звуке. Может быть… самим звуком?
Полная Луна порхает в молодой тополиной листве, будто ночная бабочка за стеклом. Звезды, как искры каких- то давних впечатлений, каждое из которых когда- то казалось светилом, разметало в пространстве. Пару дней назад, на даче- это был одиннадцатый день Луны, экадаши- я читал Луне свои прошлые стихи, и она будто припомнила меня на мгновение, узнала, как мелькнувшее в иллюминаторе лицо. Вот и Луна уже в прошлом. Говорят, маленькая рыба исчезает при приближении крупной.
Но стал ли я уже "звуком"? Мальчик вырос...
*/Бхагавад-Гита
27-29.05.18