Отсроченные действия – царь Петр Алексеевич.
На широкой просторной кровати в Кремлевском дворце, в окружении придворной челяди угасал помазанник божий и самодержец, царь и император России – Петр Алексеевич Романов. Последний прямой наследник по мужской линии первого русского императора Петра Великого.
За окнами дворца стояла зимняя стужа ставшая причиной болезни четырнадцатилетнего мальчика, ставшего разменной монетой в политических играх российской элиты. Сначала его пытались использовать тайные сторонники скоропостижно скончавшегося царевича Алексея. Затем им занялся генералиссимус и рейхсмаршал Российской империи Меншиков, назначив ему в невесты свою дочь Марию. Однако всесильного ременщика при тайном содействии Остермана на крутом повороте обошли Долгорукие. Меншиков со всем семейством отправился в Березово, а царской невестой стала Екатерина Долгорукая, дочь князя Алексея Григорьевича.
Точнее сказать юному императору её навязали, и сделано это было так грубо и топорно, что один только вид будущей жены, вызывал одну лишь неприязнь. Единственное, что связывало этих молодых людей, был плод, который якобы носила под своим сердцем молодая княжна. Именно он, а также умелые разговоры Долгоруких о необходимости жениться на «обесчещенной» чести княжны, заставляли неопытного отрока дать согласие на эту женитьбу.
Как всякие временщики и опытные шулера, чувствуя шаткость своего положения возле российского трона, Долгорукие торопились укрепиться возле него, «врасти корнями». Для этого, они постоянно сдвигали вперед дату венчания двух людей не любящих друг друга. Сначала это был май, затем март и наконец январь.
Причиной к подобным перескокам даты торжества стала болезнь Петра. Заболев простудой, он долго лечился, а когда казалось, что самое страшное позади, император заболел вновь и причиной тому стали сами Долгорукие.
Чем сильнее они давили на мальчика, принуждая его к браку, тем сильнее он этого брака не хотел. Сердце его давно принадлежало родной тетке Елизавете и доведенный до отчаяния Долгорукими, он решился на непоправимый шаг. Встав с постели, он распахнул настежь окно и простоял перед ним определенное время, прежде чем набежавшие слуги оттащили его прочь.
Для ослабленного болезнью организма, подобный контакт с лютым холодом обернулось развитием пневмонии. Несмотря на все усилия врачей, император таял на глазах, к великой скорби Долгоруких и тайной радости самого Петра.
Приставленные к императору немецкие доктора, ежедневно осматривая больного, только горестно вздыхали, меняли компрессы на пылающей голове бредившего юноши и, разводя руками, твердили о каком-то кризисе. Явно давая понять русским вельможам, что все в руках божьих и потому возможно всякое.
Пока молодой император ещё не предстал перед создателем, в его кабинете шел яростный спор среди высших сановников, что делать дальше. Долгорукие, у которых долгожданный приз уходил буквально из-под носа, отчаянно пытались получить свое, пусть даже в несколько урезанном виде.
Для этого они составили подложное завещание, по которому император завещал свой трон княгине Екатерине и своему, не рожденному ребенку. Глава семейства Долгоруких отчаянно тряс этой бумагой перед сановниками, но даже близкие родственники отказывались признавать завещание подлинным.
Хитрый вице-канцлер Остерман, по своему обычаю притворился больным и, охая да ахая, призывал вельмож не торопить события, ведь государь ещё жив и все может быть образумиться. При этих миролюбивых вещах, Андрей Иванович не забывал выставлять ухо и внимательнейшим образом фиксировать, кто, о чем говорит.
За несколько дней до простуды государя он имел с ним личную встречу, на которой много было чего говорено. Так Остерман в числах и лицах рассказал Петру о казнокрадстве со стороны клана Долгоруких, в особенности его любимца князя Ивана.
Также царедворец рассказал о тех притеснениях, которые Долгорукие творили его тетке Елизавете, несмотря на неоднократные приказы государя выказывать ей почтение. Главным притеснителем был отец царской невесты, видевший в Елизавете опасную конкурентку по влиянию на молодого Петра.
Очерняя Долгоруких, Остерман вел свою хитрую партию по продолжению рода Романовых. На его взгляд самым правильным решением было бы женитьба Петра на Елизавете, благо император искренне её любил. Однако здесь были свои подводные камни, которые просто так невозможно было убрать, ибо было много желающих вставить свои палки в колеса вице-канцлера.
Кроме Долгоруких, Андрея Ивановича беспокоил князь Дмитрий Голицын, что по донесениям шпионов вице-канцлера, мыслил передать престол в случаи смерти Петра, его дальней родственнице Анне Иоанновне, герцогине Курляндской. Женщине простой, не имевшей больших амбиций и потому легко управляемой, в случае её восхождения на царство.
Одним словом раскол среди «верховников» был сильный и так, не прейдя к единому решению, они разошлись. Не забыв, наказав слугам и врачам внимательно следить за состоянием императора и в случае чего, непременно им сообщили.
Кризис, о котором так много говорили лекаря произошел, но не в ту сторону, в которую все ожидали, а в совершенно обратную. Утром январского дня, когда по всем признакам государь должен был умереть, ему стало лучше. Он пришел в себя и слабым, но твердым голосом попросил пить, а затем и поесть, чем вызвал переполох среди челяди.
Неизвестно, что испытал молодой император во время своей болезни. Где витала его душа, когда он бредил и звал свою сестру Наташу, но в нем произошли кардинальные изменения. Нет, обликом он остался прежним. Ни единой седины не появилось в его волосах, а лик не покрылся морщинами и пятнами, но взгляд отрока стал иным. Все кто смотрел ему в глаза, в один голос утверждали, что взгляд в них был не отрока, а взрослого мужчины.
Как потом говорили староверы, в царевича нечистый вселился, как в деда его Петра, объясняя все его поступки, совершенно несвойственные, для четырнадцатилетнего отрока. И в словах этих была своя правда.
Уже на другой день, юный император потребовал к себе первенствующего члена Синода Феофана Прокоповича. Около часа они проговорили за закрытыми дверями, после чего Петр приказал позвать к себе «верховников», которые незамедлили явиться, так как все это время толкались под дверями царской спальни.
Когда члены Верховного тайного совета вошли к императору, то застали его лежащим в кровати. Опираясь спиной на груду подушек, он полулежал, полусидел, положив перед собой исхудалые руки. По лицу его было видно, что государь ещё не оправился от болезни, но все приглашенные поспешили заверить Петра, что рады видеть его в добром здравии.
По правую руку от царя стоял Прокопович, чей взгляд властно смотрел на «верховников», словно выискивал в их душах притаившуюся крамолу. Когда придворные вошли, Петр подал руку Феофану прося помочь ему приподняться. Тот с радостью сделал это и все время пока царь говорил, стоял с ним рядом и держал его руку.
Было видно, что императору было трудно говорить, но найдя в себе силы, он заговорил, держа взгляд поверх голов стоявших перед ним людей.
- Господа члены Верховного совета, – начал Петр и его слова привели в изумление собравшихся, так как никогда прежде мальчик так не говорил. - Я собрал вас, чтобы сказать вам.
Подросток сделал глубокий вдох, проглотил подступивший комок к горлу и продолжал.
- Когда я лежал присмерти, мне явился образ нашей Пресвятой Богоматери. Она сказала, что моя болезнь послана за грехи мои. За мою лень и невоздержанность, праздное отношение к долгу, который возложен на меня по рождению.
Для многих стоявших перед ложем императора людей, перечисленные им грехи были обыденным делом, и слова императора в глубине их души вызвали усмешки. Ибо был для них детским лепетом, но не для всех. Остерман и Алексей Григорьевич Долгорукий слушали Петра с большим вниманием. Уж очень необычно говорил с ними отрок. От его слов в душе у первого затеплилась надежда, а у второго всколыхнулся страх и его опасения не были напрасными.
- Богородица сказала, что я должен их искупить трудами праведными, блюсти чистоту веры и рода своего. И в знак своего раскаяния и согласия исполнить её волю и жениться на принцессе королевских кровей.
Едва отрок закончил говорить, как среди «верховников» возник шум. Никто из них не ожидал подобного поворота. Шум разрастался, но стоило Прокоповичу грозно вскинуть вверх руку, как он мгновенно утих.
- Поэтому, я беру назад свое слово и возвращаю кольцо Екатерине Долгорукой – произнес Петр и, выдернув руку из ладони Прокоповича, истово перекрестился.
- Я исполнил твою волю матушка – смиренно произнес император, и его рука без сил упала на одеяло.
Стоявший в передних рядах «верховников» Алексей Долгорукий был оглушен обрушившимся на него известием. Вся его душа протестовала против столь губительного для него поворота и горечь от полученного поражения, не могло смирить даже имя Богородицы.
- Но как же так государь…- начал он лепетать, отчаянно пытаясь ухватить ускользающий взгляд юноши, но Феофан резко осадил его.
- Такова воля Господа и государя! – гневно воскликнул Прокопович, и Петр послушно подхватил его слова.
- Такова моя воля, – четко изрек царевич, и видимо не желая, больше касаться темы женитьбы, кратко приказал, устало отвернув голову от «верховников» - оставьте меня.
Услышав эти слова, Феофан властно махнул рукой, призывая, к царю слуг и лекаря, а сам решительно двинулся на изумленных царедворцев, гоня их из спальни императора как овец заблудших овец.
Столь неожиданный поворот событий вызвал бурную реакцию во дворце, а затем в самой Москве. Все ожесточенно обсуждали, действительно было царю, видение Богородицы или это только ловкий ход Прокоповича, которого царедворцы давно отодвинули на вторые роли в управлении государством.
В пользу второго варианта говорил то, что вскоре после утренней аудиенции, Феофан Прокопович принес государю указ о том, что Екатерина Долгорукова больше не является государевой невестой и вскоре вынес его из спальни императора подписанным.
Также, он сообщил, что Петр намерен выдать свою невесту за прежнего жениха Екатерины графа Миллезимо, дав ей богатое приданое, поместье в Малороссии и пятьдесят тысяч крепостных душ. Вслед за этим, Прокопович передал вице-канцлеру Остерману волю императора, приказавшего Андрею Ивановичу начать переговорами с послами германских королевств по поводу поиска царской невесты.
Выполнив волю Петра, Феофан прочно обосновался перед дверями спальни императора, возле которой застыл караул солдат. Держа у ноги ружья с примкнутыми к ним штыками, они пропускали к царю лиц согласно составленному им списку, в числе которых был и Прокопович.
Именно он объявил через два дня новую волю государя о возвращении Тайной канцелярии розыскных дел во главе, которой был поставлен управлявший ею ранее генерал-лейтенант Ушаков. С этого дня все придворные стали усиленно искать дружбы с архиепископом Новгородским, но как оказалось напрасно, так как не Прокопович, а сам Петр отдавал приказы.
Ровно через неделю после расторжения свадьбы с княжной Долгорукой, оправившийся от болезни государь приказал собрать в малом зале Кремлевского дворца Верховный тайный совет и членов правительства. Никто не знал, что хотел сказать царственный отрок и от того многих брала оторопь, однако то, что они услышали и увидели, потрясло их. Вместо прежнего мальчики любителя охоты и прочих увеселений перед ними сидел отрок, в глазах которого светился ум.
Сидя на троне, Петр объявил свое решение о роспуске Верховного тайного совета. Каждого из его членов за свои труды был пожалован орденом Андрея Первозванного, дорогим подарком и теплыми словами, которые император говорил свободно, не заглядывая ни в какую бумагу.
Следующим шагом императора было создание Кабинета министров, куда автоматически перешли все министры правительства, включая и начальника Тайной канцелярии Ушакова. Им Петр выражал надежду на успешное и честное продолжение службы на благо веры, царя, Отечества.
Не обошлось в этот день без назначений. Своей волей, государь назначил генерал-аншефа Миниха первым президентом Военной коллегии с сохранением за ним должности губернатора Петербурга, куда Петр решил вновь перенести столицу.
Услышанное просто не укладывалось в головах «верховников». Им казалось, что происходившее было каким-то дурным сном, но реальность громко стучала своими коваными башмаками по их судьбам.
Объявив аудиенцию законченной, Петр предложил членам правительства заняться своими делами, приказав остаться для беседы Остермана, Миниха, Прокоповича, Ягужинского и Антиоха Кантемира.
Людская молва сразу окрестила их новыми «верховниками», но досужие сплетники вновь ошиблись. Все они были только руками молодого государя, который подобно юному Людовику XIV взял правление в свои руки. Его интерисовало все; армия, финансы, политика, образование. Не осталась без внимания, даже далекая камчатская экспедиция Витуса Беринга, что исполняя волю Петра Великого бороздила просторы океана в поисках новых земель.
Но не только о расширении пределов Русского государства был озабочен император. В ознаменования благополучного выздоровления, он проявил милость к находившемуся в опале семейству Меншикова. Сам Александр Данилович уже отдал богу душу, но были живы его дети Александр и Александра. Император приказал вернуть их в столицу и даже вернуть часть отцовских владений.
Также, государь проявил милость к семье графа Толстого, сподвижника его деда и сосланного на Соловки, где он и умер. Царь приказал вернуть семье дом в Петербурге, имения и вернуть на службу тех, кого с неё удалили.
Так в трудах и заботах прошло полтора месяца. Все окружающие уже свыклись с новым поведением молодого императора, как он вновь удивил их и ещё как.
Был уже март, когда Петр Алексеевич пригласил к себе во дворец свою тетку, царевну Елизавету Петровну. Все время до этого их отношения можно было назвать дружественными. Царевна в числе других навестила императора в первые дни его выздоровления, выказала радость и пожелала успехов. В дальнейшем императору было не до неё, а когда они все же встречались на молебнах или торжестве, он только кивал ей головой и улыбался.
Первые минуты общения, проходили по прежней программе. Царевна поцеловала юношу в лобик и стала весело щебетать, рассказывая императору все последние придворные новости. При этом она не забыла поблагодарить племянника за заботу о ней. По приказу Петра Остерман строго следил за тем, чтобы царевну не ущемляли в её нуждах и тратах.
Так они проговорили несколько минут, пока Петр не подошел к тетке и, взяв её за руку, не произнес: - Какая ты красивая, Лиза.
Подобные слова он говорил царевне и ранее, и поначалу Елизавета не придала этому большое значение, пока не заглянула в его глаза и тихо ойкнула. В очах императора светился не только плотский интерес к ней, в них пылала страсть.
- Ты, что Петруша – Елизавета попыталась выдернуть руку, но племянник цепко держал её. Он приблизился к ней и его действия уже не оставляли сомнения в их намерениях. Возможно, царевна смогла бы остановить мальчика, одернуть его, но тут она допустила роковую ошибку.
- Что ты Петя, ведь нам нельзя – попыталась она урезонить его, но этим самым она только подлила в огонь масла. Глаза Петра резко сузились и, вцепившись в руку царевны мертвой хваткой, он выкрикнул ей в лицо.
- Бутурлину можно! Шубину можно! Завадовскому можно, а мне нельзя!? – перечислял в ярости император истинных и мнимых любовников Елизаветы, которая в страхе отшатнулась от него и побелела как полотно.
- Петруша – едва слышно молвила она и её страх, и сдавленный голос послужили для императора полным подтверждением озвученной им вины тетки. Выпустив её сведенную судорогой руку, он влепил её звучную и смачную оплеуху, от которой из глаз Елизаветы хлынули слезы.
Возможно, при других обстоятельствах слезы любимой тетки остановили бы племянника, но сейчас они только придали ему силы. Он цепко вцепился в её длинные густые соломенные волосы и властно поволок к кровати. Елизавета пыталась вырваться, но Петр крепко держал намотанные на кулак волосы. С силой дернув их, он пригнул голову тетки к своему лицу и в ярости произнес.
- Да я тебя потаскуху в Сибирь отправлю! В монастыре живьем сгною! – и в это самое мгновение Елизавета вспомнила отца, когда тот грозил её матери карами, за любовную связь с Вильямом Монсом.
Взглянув в наполненные злобой глаза племянника, она почувствовала, что любое её сопротивление только усугубит положение и покорилась. Безвольной куклой она позволила Петру подтащить её к кровати и бросить на неё лицом вниз.
Все-то время пока он задирал юбки оголяя стройные белые ноги, пока примащивался к крепкому, зазывному телу, она только шептала: - Петруша не надо, Петруша не надо, чем ещё больше распаляла страсть юноши.
Когда же он проник в её потаенное место и радостно крикнул: - Я император, мне можно! – Елизавета заплакала горькими слезами, уткнувшись лицом в кроватное покрывало.
Так она и проплакала, жалобно и обидно, пока царь не кончил свое дело и отошел от неё. Со страхом ждала она любых его новых действий, грозящих ей новым позором, но их не последовало. Петр подошел к сидящей на краю кровати заплаканной тетке и неожиданно обнял её.
- Ну, что ты, Лиза, ведь я люблю тебя. Люблю! – было видно, что Петр говорил это искренне, от всего сердца, но Елизавета не согласилась с ним.
- Нет, Петруша, ведь это грех – решительно заявила царевна, чем вновь пробудила в его душе гнев. Он отодвинулся от тетки и окинул её фигуру жестким взглядом.
- Раздевайся! – приказал её Петр. - Ну!
- Не надо Петруша – взмолилась царевна, но император был неумолим.
- Раздевайся. А не то кликну солдат и они в два счета, тебя разденут, а потом в одном исподнем погонят в Тайную канцелярию – пригрозил царь.
- Не губи ты меня, Петя – полным отчаяния голосом произнесла Елизавета, но её слова не были услышаны. Племянник подскочил к ней, и легко преодолевая слабое сопротивление тетки, содрал с неё платье, оставив девушку, в чем мать родила.
Удовлетворившись содеянным, он по-хозяйски ударил её, по рукам пытавшимся прикрыть стыдные места царевны и принялся разглядывать их. При этом он смотрел не как ребенок, впервые увидевший тайное, а как взрослый мужик, которому есть с чем сравнивать. Это Елизавета поняла сразу по его взгляду и страх, ещё больше наполнил её душу.
Подобрав с пола распотрошенное платье и запихнув в один из шкафов, Петр бросил Елизавете теплый халат и указал пальцем на ширму, стоявшую в углу комнаты.
- Сядь там и молчи – приказал он своей любви и решительным шагом направился к двери, за которой стоял караул из четырех гвардейцев. Бросив на солдат придирчивый взгляд, император приказал.
- Сегодня никого не принимать. Никого. А если кого пропустите – на кол посажу.
Три дня провела царевна в спальне императора, куда им регулярно доставляли еду и питье, и все время пока в комнате были слуги, она тихо сидела за ширмой, как мышь под веником.
Все это время, государь не занимался делами государства, отдаваясь приятному времяпровождению. Что было за закрытыми дверями спальни, можно было только догадываться. Криков и стенаний не было слышно и, по всей видимости, пленница смирилась со своей горькой участью.
Притихшая дворня с нетерпением ждала, что будет дальше и этот момент наступил. Вечером третьего дня император приказал слугам отвести покои рядом с ним для царевны Елизаветы, которая с этого дня будет жить во дворце. Едва это было сделано, как дверь спальни открылась и из неё вышла царевна, с видом побитой собаки. Понуро склонив голову, она прошмыгнула в отведенные ей покои, где и затаилась, тихо рыдая в подушку.
Все это вызвало бурные разговоры у челяди. Недоброжелатели Елизаветы сравнивали её с Ксенией Годуновой, чьей близостью наслаждался Лжедмитрий, а наигравшись, приказал постричь в монахини.
- Теперь Лизке только одна дорога в монастырь. С подобным ей теперь жить во дворце недолго осталось – судачили те, кто был ближе к Долгоруким и Голицыным.
- Почему, монастырь. И так может жить. Вон царевна Наталья Алексеевна жила себе спокойно и жила - говорили те, кто любил Елизавету.
У каждой из сторон были свои аргументы для спора, но все сходились в одном, что император её со временем бросит, как надоевшую игрушку.
- Сначала Катька Долгорукая, теперь Лиза, потом Прасковья или Анна, а жениться на немке – со знанием дела говорили придворные, но они вновь не угадали намерения Петра.
Едва Лизавета покинула его спальню, государь, по важному делу затребовал к себе Остермана, который не замедлил явиться.
- Помниться ты мне Андрей Иванович одну историю рассказывал. Война Алой и Белой розы называлась. Напомни, чем она закончилась? – спросил император вице-канцлера и тот моментально понял, куда дует ветер.
- Так свадьбой она закончилась, Петр Алексеевич. Свадьбой. Один принц Алой розы женился на принцессе Белой розы, и все образумилось – улыбнулся Остерман сидящему за столом императору.
- Какая интересная история – Петр изобразил на лице размышление. - Что там с иностранными принцессами, посланники посланы?
- Посланы они, то посланы, государь да вот только боюсь, что долгое это дело будет и хлопотное.
- Это почему? Али я им не ровня или земель у меня мало?
- Да тут государь дело в вере. Французы, австрийцы и испанцы не согласны, чтобы их принцессы веру свою меняли на нашу. Англичане так те вообще нос задрали и ничего слышать о браке с нами не хотят. Мы говорят особенные, хотя если разобраться один только форс. Шведы нам Эстляндию с Лифляндией никогда не простят. Остаются только немцы и датчане, но они все голытьба голытьбой – развел руками вице-канцлер.
- И что же мне на этих нищенках жениться!? – воскликнул Петр.
- Ну почему на нищенках. У них родословность хорошая, хотя есть один вариант – Остерман вкрадчиво замолчал, делая вид, что не решается сказать его царю.
- Что за вариант, говори. Чай не персиянку или китаянку хочешь мне сосватать?
- Нет ни персиянку, а нашу, русскую, чистокровную принцессу, Елизавету Петровну – говоря это, Остерман старался сохранить на лице полную серьезность и важность.
- Так ведь она мне теткой приходится. Что народ скажет? – изобразил на лице озабоченность Петр, хотя именно это он и хотел услышать от собеседника.
- Что народ, ты помазанник божий, государь. Твое слово закон.
- А что Прокопович?
- Говорит, что ради блага государства, готов сам обвенчать вас у алтаря.
- Ради блага государства – в раздумье протянул Петр. - Хорошо, ради блага государства я согласен.
- Вот и славно, государь, вот и славно – обрадовался Остерман, не веря свалившейся на него удачи.
- Но вот только Долгорукие – император выжидательно посмотрел на вице-канцлера.
- А что Долгорукие, они твоему слову покорны.
- Перед ними неудобно. Вот если бы … - император замолчал и выжидающе посмотрел на Остермана. Острый ум Андрея Ивановича завертелся с необычайной силой и быстро угадал то, что не было сказано царем.
- Если мы все придем и попросим тебя об этом, ты, ведь государь нам не откажешь? – хитрый немец пытливо посмотрел на царя и понял, что попал в яблочко.
- Ну, если придете и попросите, ради блага государства, конечно не откажу.
- Завтра утром и придем, государь – обрадовался Остерман, но у Петра было несколько иное мнение.
- Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? – усмехнулся царственный отрок.
- Сегодня, вечером – приказа император и Остермана как ветром сдуло, несмотря на постоянно больные ноги.
Воля государя приказ для подданных. Вечером «могучая кучка» явилась к Петру и стала молить его жениться на Елизавете ради продолжения царского рода и интересов государства.
Все это время несчастная принцесса стояла, прижавшись к двери, с замиранием сердца слушая, как решается её судьба. И когда Петр сказал «быть по сему», силы оставили несчастную девушку. Она опустилась на пол и заплакала, и никто не знал, от чего она плачет. От радости или горя.
Едва царь дал свое согласие, ему на подпись был подан указ об объявлении царевны Елизаветы государевой невестой, с назначением венчания на Николу майского.
Недоброжелатели царевны говорили, что и ей не быть государыней, как Марии Меншиковой и Екатерине Долгорукой, но на третий раз у Петра все сложилось. Богородица благословила их брак и в майский день Елизавета стала императрицей, с чудесной завязью в животе.
В положенный природой срок она родила девочку, которую нарекли Екатериной в честь матери императрицы. Молодой царь души не чаял в дочке, которую он приказал воспитывать вместе с сыном другой своей тетки Петром, выписанным по просьбе Елизаветы из далекой Голштинии.
Зная как ему необходим наследник, Петр неустанно трудился и в октябре 1731 года у него родился сын названый Алексеем. Казалось, что он обрел всего, чего хотел, но счастье было недолговечным. В ноябре месяцев у императора неожиданно хлынула горлом кровь, и он скоропостижно скончался, а через два месяца умер и новорожденный младенец. Государыня Елизавета Петровна была безутешна от горя, но ради оставшихся на её руках детей и государства, она продолжила жить.
В марте 1732 года она венчалась на царство, которое продолжилось почти двадцать лет.