Я выхожу из парадной белокурой девицы. Утром мне стало так скверно и тоскливо, что я даже не стал будить ее и ушел. Совсем не понимаю, где я. Кругом выцветшие, пепельные дома, словно их молоком полили. Ни единой вывески с названием улицы. Номера домов только нечетные. Ну вот, например, семнадцатый, потом сразу двадцать первый. Меня шатает из стороны в сторону. Я достаю бумажную карту. Стараюсь сфокусироваться. Тщетно. Спотыкаюсь. Падаю на локоть, рву карту. Одна половина осталось у меня в руке, вторая вылетела на шоссе. Медленно, грузно поднимаюсь. Подтягиваю себя, уцепившись за трубу. Продолжаю дефилировать.
Смотрю на оставшуюся половину карты и пытаюсь понять, где я. «Так-так-так. Охотный ряд, Тверская, Чистые пруды, а это что? Арбат. Ага, так. А я где?». В тот момент я даже и не сознавал, что у меня в руках была карта Москвы (всегда носил с собой две карты). Я был уверен, что я находился на той, оторванной части.
Пройдя квартал, на перекрестке я повернул налево. Даже немного пользуясь логикой. Так как там было больше движения, а значит, может, там где-то знакомая улочка будет. В ее квартиру мы попали ночью. Помню только, что шли пешком. «Стало быть, где-то в центре»,- почти с уверенностью заключил я.
Вот и дом, в котором жил Набоков. «Ну этот плут точно не жил бы в Купчино или Озерках. Точно центр». Я прошел еще метров сто, вышел на аллею, и мне скрутило живот. Минут пять я стоял в согнутой позе, подпирая рукой здание. Я сплевывал на асфальт. Свежий скол плитки задорно блестел разноцветными бликами (маленький лилипут прыгал по глазным яблокам в своих грязных сапожках). Глаза, казалось, сейчас вытекут. На секунду мне стало легче. Я поднял голову. Впереди была продолговатая оформленная зелень, а за ней Исаакиевский собор! Во всем своем величии и красе. Как же он был велик. Я даже ощутил какое-то причастие к этому. «Матерь божья, адажио, альденте»,- так я и сказал вслух.
Рядом грузно прошел Петр в треуголке и выгоревшем зеленом мундире с красными манжетами. А за ним, приподняв заляпанный подол, бежала яйцеголовая Екатерина. Она размахивала пятидесяти рублевой купюрой и кричала:
- Коля, Коля! Подожди, еще кефир захвати!
«Может это и Николай»,- засомневался я.
Солнце подло вылезло из-за купола и ударило мне в глаз. Я разозлился и забормотал угрозы. Оно спряталось за купол, а потом опять в глаз. Я зажмурился и поплелся к собору. Люди ярко обращают внимание на меня. Пристыжают взглядом. А мне совестно. Но совсем чуть-чуть. Стараюсь идти прямо. Тщетно.
Подхожу к колонне, прислоняюсь, приятная прохлада растекается по лбу. «Так ориентир есть. Это ты молодец, Ру. Не пропадешь. Теперь можно вызвать такси». Еложу по карманам. Из карманов сыплется мелочь. Голова со скрипом соскальзывает с колонны, и я чуть не падаю. Телефон найден. Щурю глаз. Сейчас важный момент. «Так. Это, значится, нужно зайти в справочник…». Пока разблокировал телефон, забыл, что хотел сделать с телефоном. Еще полминутки просто пялился на часы. Потом вспомнил и зашел в справочник. На букву «Т» были Танюша и Толик. «Вот, блин, и разгадай загадку. Как я мог подписать номер такси?». И тут мне очень повезло: палец дрогнул и нечаянно листнул вниз. И как-то само выделилось «Хач Такси». Я поднял голову на храм, неуклюже перекрестился и сказал «Спасибо».
Со всей напряженностью в ротовой полости я вызвал такси к Исаакиевскому. И стал ожидать. Сильно прижался виском к колонне. И задумался о том, что больше никогда не напьюсь до такого состояния. Вчера после «рюмки» за мной увязалась та самая белокурая нимфа в коротенькой пестрой юбке. Мы прошлись по Гороховой, повернули на канал Грибоедова. Там купили сухого чилийского. И вот оттуда я помню отрывками. Помню, что она попросилась остаться у меня. На что я заявил, что я незнакомых домой водить не могу. У меня уважительные отношения с соседками. Тогда эта мамзель предложила пойти к ней. Мне было плевать, но из приличия я отказался. На что она сказала, что у нее есть бутылочка настоящего шотландского скотча. И я сказал, что на часок, в принципе, можно и заскочить. Где-то на набережной мы поспорили, что я залезу на высокий толстый дуб. Я, кажется, выиграл. Но потом упал и, видимо, от боли забыл даже, что выиграл. Вот тут и обрывается моя цепочка.
Складки ткани в локте моего свитера образовывали неровную звездочку. Через нее я одним глазом наблюдал лужайку возле храма. На лавочке сидела Екатерина, откусывала багет, запивая кефиром. А зебра из «Мадагаскара», отпив квас через шею, громко отрыгнулась. На что Екатерина повертела у виска. Петр стоял в теньке под деревом. Красный, недовольный, весь в испарине, явно выжидая момент, чтобы незаметно опохмелиться.
Холод колонны приятно обволакивал мой лоб. Моментами у меня получалось заснуть, но я встряской просыпался от трения лица о мрамор. И вот он раздался звонок. Я уже и забыл, чего я жду.
- Аллоу, таси заказвали,- с сильным акцентом сказал голос.
- Да, заказывали…
- Де вы стаите?
- Я возле колонны.
- С какой стараны? Там са всех старон калона! На старана Никалая или Петра?- довольно грубо спросил водитель, и тем самым сильно рассердил меня.
- Вы думаете, я с вами шутки шучу?! Я же говорю возле колонны стою! Вы меня не пропустите!- и сразу положил трубку.
Я резко поднял голову (чего лучше было не делать так резко). Что-то под черепом на миг съежилось, и после начало медленно расползаться, как горячая липкая жвачка по асфальту. И я понял, что либо меня сейчас вывернет на исторический храм, либо я упаду без сознания. Секунда на раздумывание. И тут коленка дернулась, и я покатился с этих трех высоких ступеней. Не то чтобы я выбрал из двух зол наименьшее, просто я не успел даже выбрать. Я сильно ударился носом об исторический поребрик (может и граф какой-нибудь или сам Пушкин об него спотыкался).
Яркий свет. Шуршания. Меня кто-то потянул. Красные манжеты. Полосатые копыта. «Это ж надо так напиться. Меры совсем не знают»,- пропищал женский голос. «Кефир бы с губ вытерла, дура»,- ответил великий император. Мое тело за что-то цеплялось и во что-то врезалось. Потом последний раз ударилось головой и успокоилось. Щелчки. О, меня затащили в машину. «Я же говорил: не пропустите». Я чуть приоткрыл глаза и снова увидел Исаакий. Во всем его величии еще раз снизу вверх. И прошептал: «Спасибо». Закинул кисть ко лбу, чтобы перекреститься. Но рука так удобно легла на глаза, что оставил ее в том же положении.
Такси сделало почетный круг по периметру собора. И я уснул. Уже на месте меня разбудил таксист, взрослый мужчина с усами похожими на перевернутый крейсер. Я достал единственную купюру и благодарно сунул ему в руку пятьсот рублей. «Без сдачи, капитан». Я был так благодарен, что он затащил меня в машину и увез оттуда, что даже забыл первоначальную обиду на него.
Голова пульсировала спазмами. Но, кажется, из-за смены локации мне стало немного легче. Я вышел. Машина сразу тронулась. Знакомый оранжевый дом. Ажурные пилястры. И эта высокая дубовая дверь.
И вот я в грязной оборванной куртке, с разбитым потекшим носом. Еле стою на ногах у дома Марты.