ОБ АВТОРЕ
После двух лет, проведенных в стройбате, вернувшись на гражданку, Борис Нутрихин стал работать в многотиражной газете «Красная заря», окунулся в мир малой прессы, где всегда было «много женщин и вина». И после монашеской жизни в армии у него возник роман с сотрудницей, которая была старше Бориса на 10 лет и у которой были сложные отношения с мужем.
Работая в газете, он заочно учился на факультете журналистики Ленинградского университета (вступительные экзамены были сданы им еще до армии: просто роковая тройка по истории не дала возможности поступить на дневное отделение, что уберегло бы парня от призыва. И это было тем более обидно, что в школе у него по истории были пятерки. А тут расслабился или преподаватель был не в духе…).
В редакции «Красной зари» до него работал Сергей Довлатов, уехавший затем в Америку. Бориса туда рекомендовал Игорь Щетинский, коллега Довлатова. Потом Боря трудился газете «Турбостроитель», был штатным и нештатным корреспондентом газет «Смена», «Вечерний Ленинград» и «Ленинградская правда». Его имя часто появлялось в большой питерской прессе, часто звучало в эфире…
В разные годы Борис работал штатным сотрудником газеты объединения «Ритм» – «На трудовой вахте» – и Ленинградского – Петербургского радио, на котором три года вел программу «Криминал». На радио и в газетах он поднимал производственные и моральные проблемы, публиковал материалы, требующие от автора смелости и риска: об угонах автомашин, о нелегальной торговле таксистами спиртным (это в годы горбачевской борьбы с алкоголизмом), о медицинской реабилитации участников военных действий в Афганистане, Молдове и Чечне, о воинах-омоновцах: сопровождал их в опасных рейдах. Как корреспондента его посылали в «горячие точки» Кавказа, куда мало кто рвался с питерского радио. Был под снарядами на абхазо-грузинском фронте, где он встретил Эдуарда Лимонова, написал о нем статью и опубликовал ее. Сохранилась их общая фронтовая фотография. Короче, его журналистская жизнь до перестройки складывалась непросто, но в целом удачно.
Боря дважды женился, но оба брака распались: детей у него не было. Жил он с бабушкой, в небольшой двухкомнатной квартире, которую они – из-за капитального ремонта дома в Биржевом переулке – получили на улице Опочинина. Бабушки не стало в 1992 году, «буся» скончалось в 90-летнем возрасте. И Боря лишился любимой бабушки, а вскоре и постоянной работы…
В начале девятисотых годов городское радио стало акционерным обществом, началось массовое сокращение его сотрудников, и Борис попал в первую волну увольняемых с Радио «Петербург». Возможно, потому, что не умел и не хотел ластиться к начальству. Кроме того, жизнь дорожала, заработка на радио стало не хватать.
Уволенный, он жил на пособие по безработице, нерегулярные газетные гонорары и деньги, которые получал помогая своему товарищу Андрею Цехановичу, создавшему небольшую фирму уличной торговли. Потом фирма разорилась, Андрей два года скрывался от кредиторов. Затем арендовал пару торговых палаток на Сенной площади, и снова ему помогал Борис. Это было трудное для всех время. Но Боря был духовно и физически сильным человеком, внутренне дисциплинированным и трудолюбивым. У него бывали моменты депрессии, срывы – изредка он мог перебрать спиртного, – однако не спивался, не терял оптимизма, стремился жить по намеченному пану, по-прежнему делал по утрам зарядку с гантелями, совершал пробежки по городу, посещал спортзал, где тренировался у своего старшего товарища, спортсмена и известного писателя Петра Кожевникова…
В пору безработицы Борис окончил курсы менеджеров, штудировал английский, публиковал в «Невском времени» и «Полицейской газете» статьи о торговцах оружием в Апраксином дворе, о проститутках, обосновавшихся в «Прибалтийской» и других гостиницах. Трудные, опасные темы… Арестованного вчера в твоем присутствии сутенера можно было на следующий день встретить разгуливающим по Васильевскому острову.
Платили в газетах мало и нерегулярно, брали статьи только о криминале. И Боря писал… (см. «Невское время», 1995, номер газеты от 25 сентября, статья «Охота на убийц», статья «Гостей города бережет «теневой» спецотдел» – от 14 октября; «Гонка за вооружением» – от 28 октября. В октябре 1996 года он – под псевдонимом Борис Анатольев – опубликовал в «Полицейской газете» (№15) статью «Леший в парке живет, он Елагин стережет». В следующем месяце Бориса и не стало. Возможно, псевдоним расшифровали: статья оказалась роковой… Такая версия его гибели тоже имеет право на существование: учитывая, что в сентябре стреляли в главного садовника Елагинского парка АнреяМетса, но того просто хотели попугать. Предупредили, так сказать…
Некоторое представление о последних годах жизни Бориса дает его повесть «Генерал случайных чисел», опубликованная в Петербурге издательством «Четверг» в 1997 году. В эту книжку вошли и стихотворения Бори, есть в ней и его рисунки. Повесть также появилась на страницах журнала «Нева» (в 1999 году, №10). Несколько стихотворений Бориса напечатаны в коллективном сборнике «Под одной звездой», изданном как приложение к газете «На трудовой вахте» в Санкт-Петербурге, в 1999 году.
«Борис Анатольевич Нутрихин (1956 –1996) был разносторонне развитым человеком, – говорится в этом сборнике. – Он рисовал, фотографировал, занимался спортом. Профессия журналиста давала ему богатые возможности встреч с интересными людьми, участия в важных событиях, редких наблюдений, что повлияло на развитие его главного таланта – дружить, понимать другого человека. Любая его журналистская работа говорила о высокой культуре, интеллигентности, профессиональном мастерстве».
Думается, что определенный интерес представляют и солдатские письма Бориса Нутрихина. В них отразился духовный мир пытливого, ищущего свое место в жизни юноши, умевшего всматриваться в окружающий мир и видеть его красоту вопреки всем тяготам стройбатовского быта. В письмах Бориса отразился его внутренний мир, в них – реалии армейского быта, хотя пишет он о них скупо и приглаженно: как и другие солдаты, он старался не волновать близких и сообщал им, что все у него «нормально», что служба идет «хорошо», хотя мало хорошего в рытье траншей суровой зимой или дождливой осенью. Но Борис был крепким парнем, хотя и городским, и в какой-то степени интеллигентным. Мобилизованным из деревни было полегче: они с детства привыкали к тяжелому физическому труду. Однако первый разряд по боксу, пусть и юношеский, позволял Борису быть на равных с товарищами и не терять достоинства в конфликтных ситуациях. И хотя в 70-х годах прошлого века в войсках еще не было той «дедовщины», которая расцвела в 80–90-х, но симптомы ее уже появились.
Половину стройбатовской роты, в которой оказался Борис, сначала составили парни из исправительно-трудовой колонии. В общем-то, по его словам, это были нормальные люди, земляки, хотя и не всегда с ними было просто. Хуже стало, когда русские в роте оказались в явном меньшинстве. И случалось, что десяток питерцев образовывал кружок и защищался от наседавших драчунов иных, в основном южных, землячеств, намотав на кулаки брючные ремни с металлическими пряжками…
Старшинам не всегда удавалось поддерживать в казарме порядок. А офицеры, проведя занятие, обычно удалялись в свой городок, к семьям. Борис тепло вспоминал лишь лейтенанта Каплана, требовательного и справедливого белоруса. Зарвавшимся «старикам» этот офицер наедине «чистил портреты», одним ударом сваливая с ног проштрафившегося амбала. И в роте не было беспредела.
От армейской кухни у Бориса стал болеть живот: появились полипы. Демобилизовавшись, он лег в Сестрорецке в больницу, где ему их удалили…
И еще – все солдаты пишут домой письма. Но эти письма с годами теряются, исчезают. А жаль, письма – тоже документы эпохи, свидетельства очевидцев. А для близких Бориса его армейские весточки – еще одно напоминание о любимом человеке, рано ушедшем из жизни и обретшем покой в фамильной могиле на Богословском кладбище Петербурга, на Главной дорожке, слева, если идти от главного входа, миновав могилы Виктора Цоя, Александра Маринеско, Евгения Мравинского…
* * * * * * * * * *
16 декабря 1974 года
Здравствуйте, дорогие буся и папа!
Как вы там поживаете без меня? Как твое здоровье, дорогая бабуля? Как у папы дела с Цвейгом? Как поживает Ролик? Женился ли Жека? Появлялись ли Котов или Пушкарик? (пусть они мне напишут). Получили ли вы мои письма?
Мои дела идут хорошо. Опять я на новом месте. Живу в комфортабельном домике (тепло, уютно). Смотрел телевизор, ездили в баню. Ноги сухие. С едой отлично, пища простая, но ее хватает (каша, хлеб, сахар, масло). Работаю нормально. Сержант ворчит немного, но это еще с работы в типографии (там еле двигался).
Места красивые: березовый лес, равнины. У нас уже холодно, должно быть, к – 20, а то и больше. Красивые закаты и восходы, но любуешься ими не всегда (устаешь и тебе просто не до этого). Ребята нормальные, много ленинградцев. Вечером есть свободное время (читаю, играю в шахматы). К режиму привык, как, впрочем, и ко всему остальному армейскому. Время здесь идет иначе, нет промежутков между днями (не замечаешь), один долгий день. Живу я в коллективе, все строем, все, как у других (работа, отдых и т.д.).
Думаю, вот так незаметно подойдет Новый год, а потом и время демобилизации. О доме здесь думаешь часто, с какой-то особой теплотой. Вспоминаешь город, свой дом, родных, вещи… Порой очень хочется просто постоять у себя посреди комнаты. Даже одеть гражданское – это для солдата долгожданная мечта. Не подумайте, что я стал очень сентиментальным, да и времени скучать мало.
Но уже сейчас знаю, каким радостным будет день возвращения. Вернусь – буду работать, учиться на заочном, просмотрю все спектакли в Ленинграде, займусь серьезно музыкой (Капелла, Филармония), буду писать. Да, хочется стать пусть маленьким журналистиком, но кропать и кропать помаленьку. Думаю, и папа к моему приходу что-нибудь напишет. О Цвейге или другое. Приду, а на столе лежит твоя книжка…
Книжный мир – мир особый. Сейчас, когда могу почувствовать трудности, многое напишется по-другому. Ладно. Это все философия. Но хорошо, когда можешь заниматься любимым делом. Может быть, я, когда-нибудь, буду писать. Старик Хемингуэй в «Островах мира» говорит: «Настоящий писатель сможет написать хоть одну настоящую книгу».
31 декабря 1974 года
Здравствуйте, мои дорогие!
Получил папино письмо с поздравлением, а вместе с ним посылку и письмо из Ростова. Большое спасибо за все. Посылка была уложена отлично (пожалуй, не надо было столько масла), особенно спасибо за носки. Папа! Ты спрашиваешь, кто еще мне пишет? Одно письмо получил от мамы, два твоих, одно бусино и одно ростовское. Посылать мне посылки, конечно, надо, но не часто. Пишите … Справку получу на днях и сразу вышлю.
Рад, что у вас все хорошо. Сегодня тридцать первое, у нас в комнате, наверное, елка, может, гости. Напишите о встрече Нового года. У нас это нерабочий день, обед с добавочной пайкой сахара, масла и мяса, концерт (да еще – вот сейчас до ужина баня). Насчет механизмов, могу огорчить. Их у нас нет. Есть кирка, лом, лопата. Хорошо, когда они новые. Есть еще норма. Работаем на грунте третьей категории (мерзлая глина, как черное стекло), жжем костры, иначе с верхними пятью-десятью сантиметрами просидишь весь день. Устаешь…
Трудные дороги (ты их, может, увидишь по телевизору, хотя, конечно, это не Кавказ). Да и вообще трудно представить себе лучшее награждение (когда три дня подряд из-за нарядов спишь по 3-4 часа), чем семичасовой сон. Жизнь наша нормальна: одеты, обуты и сыты. Но порой приходится почувствовать всю тяжесть солдатского долга. Однако пусть буся будет спокойна, я первое время похудел, но сейчас в норме. Кашель и насморк (были первое время) прошли. Так что армия – несколько иное, чем думают о ней на гражданке. Но солдатское уже поднадоело (даже писать про это). Поэтому я рад, что среди поучительных и назидательных строк в папином письме я нашел рассказ о «мелочах» гражданской жизни. Рад за Жеку, привет ему и всем соседям и моим знакомым.
Со стихами пока перерыв, нет (вот сегодня первый более-менее свободный день) свободной минуты. Все время построения, работа, муштра – одним словом, служба. Но в голове, вероятно, копятся пока еще бессвязные кусочки. Может, что и накропаю, хотя главное – работа, долгая и трудная. Словно отбиваешь острием кирки камешек за камешком на двадцатипятиградусном морозе. Только так можно сделать то, что требуется Это не в упрек тебе, хотя ты порой и ленишься посидеть за письменным столом. Просто я в этом убеждаюсь и задумываюсь: хватит ли у меня сил. Кстати, я пока на кирке один из последних. А Пушкарю здесь делать нечего. В госпиталь только, да и то не так просто туда попасть (ибо симулянтов обрабатывают сурово).
Рад даже несколько, что твой Менделеев еще будет дорабатываться. Но когда исчезнут красивости, может выйти сухо, не от души (по-ремесленничски, в плохом смысле этого слова). Кстати, читал биографию Маркса Г.Серебряковой «Прометей». Книга писалась чуть ли не 30 лет (с рекомендациями Горького и компании знаменитых), а вышло блекло и скучно. Но не буду тебе давать советов в том, что ты знаешь лучше.
Больше пиши о себе, что делаешь, ходишь ли в театр? Пиши про «мелочи» семейные… Спасибо за письмо. Привет всем с Нейшлотского, с Новым годом их и Тарновских.
Целую. Боря.
Бусичка! Рад, что у тебя все хорошо, что здорова и бодра. Что неустанно заботишься о папуле. Не устаешь ли? Не скучаешь ли по мне? Обо мне никогда не беспокойся, я всегда буду здоров и сыт (уж постараюсь).
14 января 1975 года
Сегодня получил папино письмо, отправленное на карантин (самое первое) Вот сейчас, в свободную минутку (перед ужином) пишу вам. У меня все в порядке. Живу себе солдатской жизнью. Сегодня работали. Сделал норму, вырыл три метра траншеи. Устал, конечно. Тем более, что ночью были в наряде, кололи дрова, спал мало. Но на сегодня труды окончены: ужин, поверка и сон. В воскресенье были в бане, в Кунгуре (ищи на карте), парились, мылись. По дороге купили молока и пряников (у кого-то из ребят были деньги). Ехали в машине мимо лесов, полей, через уральские деревушки и пировали. С погодой не особенно хорошо: мороз – 20 и более.
На днях был дневальным по роте и порядком промерз; особенно ночью, когда был небольшой ветер. Настроение обычное и оттого, что мерзнешь и устаешь, почти не портится. Да, привычка – дело огромное. Насчет всяких культурных развлечений довольно неважно. По субботам кино. Недавно смотрел кинофильм «Это сладкое слово свобода» и «Чужая родня». Книг почти не читаю. Библиотека, так как мы вечно в переездах, не работает, да и времени нет. Свежих газет давно не видел. Спасибо за две «недельки», присланные по почте. Ребята их долго рассматривали, да и потом не бросили, а пустили на самокрутки. Вообще в армии курят почти все. Я стараюсь не курить, но не без этого. Вчера получил письмо от Котова. Уже 2-е. Очень хорошее, местами лирическое и подбадривающее. Это очень приятно. Пишет он, что занят, скоро сессия и нет увольнений. Пишет, что трудно учиться. Папа! Пусть Пушкарик мне напишет, если, конечно, хочет.
В последнее время мысли мои о доме изменились. Понятие «дом» стало более значимым, и в то же время вспоминаю я дом как-то расплывчато. Исчезают детали, только остается ощущение далекого родного уюта. Ох, папуля! Когда-нибудь, года через два, будем мы с тобой сидеть в уютной комнатке нашей мартышкинской дачи. Будет осень, пора яблок. Вечер. Мы пожарим пару шницелей, включим негромко радио. И за скромной трапезой я расскажу тебе подлинную, удивительную и порою грустную историю своей армейской жизни. Ты много узнаешь о дремучих уральских лесах и о злоключениях своего сына. Это лирика. Но не забудь: такой разговор должен все же быть…
Привет типографским. Я их вспоминаю и согласен, что лучшее на свете быть наборщиком. Целую, Боря.
Мои дорогие!
Пользуюсь случаем, что есть конверт с маркой и свободное время. Вот уже заканчивается третий месяц моей службы. Вчера был дневальным по роте. Торчал на морозе 12 часов (с часовым перерывом). Зато не работал, только вымыл кухню и пилил дрова. Вчера получил от мамы письмо. Сейчас написал ответ. Было недавно письмо из Ростова. Старички прислали фото (кстати, прислали бы и вы мне какое-нибудь маленькое, где вы вместе…)
У нас была сильная оттепель, но дня два уже стоят небольшие морозы. Живу все в том же ритме. Времени свободного нет, а если есть, то стараешься просто отдохнуть. (Ну вот, кричат на обед, допишу после).
Продолжаю. Уже темно, только что пришли с работы. В кубрике жарко и очень светло. Электрики стараются. Настроение хорошее. Вот, думается, отслужу и буду очень доволен, что прошел такую школу.
О-хо-хо… Пока писал, прибежал дежурный и сказал: надо драить столовую. Старшина вспомнил, что давным-давно давал мне наряд. Может и ночью придется пахать. Вот так-то. А наряд отрабатывается две ночи. Но все это мелочи, не без этого. Сейчас буду ужинать, потом собрание, а затем – столовая. Папа! Спасибо за «Литературки». «Театральный Ленинград», пожалуй, не надо присылать. Вчера посмотрел «Джентельменов удачи», приезжал киномеханик. Буду потихоньку кончать свое послание. Надо подремать перед нарядом. Привет всем родственникам и соседям. Желаю всего лучшего.
28 февраля 1975 года
Получил на днях папулину бандероль. Спасибо, а то у нас книжный голод. Да, и конверты очень кстати. Рад, что дома все хорошо. Что папа бегает на лыжах по-прежнему – меня тоже очень обрадовало. Приеду – посоревнуемся. А у меня то же самое, что было вчера, позавчера, месяц назад. Обычный подъем в 6.30. Строимся, и на зарядку (то есть пробежка по дороге, метров 500 туда и назад). Затем уборка кроватей, туалет, построение на завтрак. После завтрака уборка территории. С этой минуты ты одет и больше в домик до вечера не заходишь. Убираешь свой участок (у меня – туалет, место неплохое, так как убираешь быстро – 10 минут), сразу затем – развод на работу (построение); лезешь в машину с инструментом (это часов в 10). До 3–4 работа. Обед обычно привозят в машине (реже водят в роту). С работы, когда как, обычно в 7–8. Сегодня работали без перерыва (точнее, с 10 утра до 4 ночи (обед в роте в два часа). Пару часов поспали в домике строителей. Завтрак в роте, и с 11 до 8 вечера снова копали. Но в ночь работаем редко, чаще нет машины и приводят к отбою. Но это все отклонение от нормы. Обычно в 7–8 часов в роте. Личное время, если нет очередного наряда до ужина (до 9–10). Отбой в 10–11. В воскресенье – баня. Теперь в Кунгур не возят. Ездим в соседнюю деревушку Мозунино.
Кунгур – городок небольшой. Есть несколько новых панельных домов на центральной улице, а так деревянные. Люди полугородские. Молодежь одета пестро (в деревнях довольно модная), вообще же провинция. В магазин отпускают одного-двух. Никаких увольнений. Даже в отпуск ездят в большие праздники по три-пять человек, ударников труда. Единственно могут отпустить на денек, если родственники приезжают. Так что людей гражданских видим редко. Есть лишь гражданские шофера, раз в неделю проезжаем по деревне (в баню). Одичал изрядно. Крутят, правда, кино. Но фильмы плохенькие. Сегодня «Песня о Маншук». Лыж у нас нет. Неужели этот вопрос может возникнуть? Ведь я тебе описывал свое бытие. Кстати, нас фотографировали (приезжал в роту фотограф). Будут снимки – пришлю. Отвечаю на твои вопросы. Часы потерял еще в карантине. Сунул в карман на работе, а он был дырявый. Ноги сухие, но не всегда. Ходим в сапогах, валенки сдали. У нас тает, ходим в глине, а в траншеях вообще бардак. Но гражданским этого не представить. На днях работал с битумом, красили – я весь вымазался. Так что теперь в рабочей одежде страшен. Ничего особого мне присылать не надо. Посылки вещь хорошая и их, конечно, ждут. Но на 10 человек (столько в домике) любой посылки маловато. Почта у нас довольно регулярная: 3–4 раза в неделю. Писем получаю порядком. Пушкарь, Котов, вы, мать, ростовские… Ну, вот такие дела. Сыт, здоров. Кормят, теперь, получше (раньше ездили, а теперь место постоянное). Сегодня в наш домик вселился старшина роты. Что из этого выйдет, будет ли нас особо гонять – пока не знаю. Пишите чаще, пусть буся пишет. У меня порой нет ни времени, ни возможности. Сейчас ужин, пора кончать. Целую.
Пусть папуля присылает журналы. Нечего читать. «Театральный Ленинград» можно не присылать, читать там не особо что есть, а старшине очень нравятся картинки, и поэтому он берет почитать и редко отдает. Кстати, календарные картинки (того чешского) ему очень приглянулись. Привет всем нашим родным и знакомым.
22 марта 1975 года
Вчера получил ваше письмо от 19.3.75. Был очень доволен, так как последнее время (больше недели) не получал писем. Вместе с вашим пришло письмо от Котова. А вот Пушкарик что-то не пишет. Сразу отвечаю на все ваши вопросы, держа письмо перед глазами. Резиновых сапог не надо. Сгодится и кирза. Тем более что есть сушилка, и за ночь все можно высушить. Рукавички, присланные тобой, были хороши, но долго они не выдержали. Но сейчас у меня почти новые верхонки (брезентовые рукавицы). 5 рублей я не получил, деньги нам не дают, а кладут на лицевой счет. Так по крайней мере говорят, кроме 3.80 (что дают на руки), на книжку идут деньги и к ДМБ я получу где-то рублей 200(?). Деньги мне посылай только с бандеролью или посылкой (указывая место во вложенном письме). Иначе никак. Немецких книжек не надо. Приеду 10 языков выучу, но не сейчас. А почему? Думаю, тебе это потом удастся объяснить. Биографию Стивенсона не видел, точнее припоминаю книгу, но где? куда делась? не помню. Полностью оценил высказывания великих химиков, но мои коллеги по траншее только кинули пару бранных замечаний по поводу «топора и пилы как лекарства». Кстати, в армии речь, мягко говоря, вообще грубовата. Но это все мелочи.
У нас весна. Снег тает, хоть его и горы, и, кажется, конца ему никогда не будет… По утрам подмораживает, днем тает. Траншеи копать вроде бы кончили, занимаемся работой самой разной: то малярим, то с битумом возимся, то отбойником ковыряемся. На той неделе обещали, что будем рубить просеку. Через 20 дней выйдет приказ о демобилизации, так что первый рубеж добраться до теплых времен – уже близко. Время идет быстро, но все равно хочется, чтобы оно шло быстрее. Но скучать не дают. Только сел писать это письмо, придя с работы – вымылся, подсушился и вдруг – беги нагружать и разгружать щебенку.
А о мартышкинских яблонях я подумываю. И будет осень, вечер, ужин из картошки и шницелей, запах антоновки и разговор о житье-бытье. Это на будущее. Планов особых пока нет. Буду работать, продолжать учебу и жить, то есть читать книги, ходить в кино и в театр, увлекаться живописью и поэзией, китайской скульптурой и балетом. Есть большое желание, но надо подождать. И пока радоваться газете «Красный воин». Чтива нет и из-за «Молодой гвардии», тобою присланной, идут споры, точнее набирается очередь читать ее (хоть время на чтение нет). Ну, вот такие дела.
Сейчас вечер, скоро ужин и отбой. Завтра баня, воскресенье. Орет на той неделе купленная магнитола через старый охрипший динамик. Она сводит с ума дневальных, которые под ним дежурят. В кубрике довольно тихо. Ребята устали после работы, пишут письма, читают. Хоть вчера была почта, кое-кто подумывает о ней вслух. Почту ждут, посылок чуть ли не месяц не получали, да и писем очень мало. Не плохо бы было, если бы прислали посылочку в недалеком будущем. Пару журналов, немного съестного и рубля 3 деньжат… В наш кубрик въехал ротный старшина и сегодня спросонок закатал мне три наряда на работу за чистку обуви в кубрике. Но будем надеяться, что забудет, и спать я сегодня лягу во время. Но это опять мелочи. Крепко целую.
29 марта 1975 года
Пишу, пользуясь свободной минуткой. В письмо кладу фото (не очень удачное, правда), которое я, наконец, получил. На нем я выгляжу довольно заморенным (снимался после работы), да и вообще оно мне не слишком нравится. Но, как говорится, какой уж есть. Сегодня 29 марта, близится апрель, а газета «Известия» обещает в апреле на Урале до плюс двадцати градусов в конце месяца. Сейчас у нас примерно +3 –+5, но днем жарче (если солнышко). Сегодня – суббота, работали до обеда; приехали – поели и загорать. Правда, не долго, так как было затем построение на уборку территории. Перед ужином было кино; что-то про революцию, я не пошел, так как мыл кубрик. Завтра банька, отдыхаем. Настроение поэтому хорошее, хоть командир отделения и грозился за старые грешки вывести меня после отбоя в наряд. С работой у меня, как обычно. Возимся с земелькой, хоть основное рытье и закончилось. С наступлением весны служить стало легче. Не мучают морозы, но порой так не хочется браться за лопату, что становится не по себе. Да как иначе, если поют птицы и березка стоит на голубом мартовском снегу, как картинка. Хочется домой, в Зеленогорск, на лыжи, бежать по последнему снегу к Щучьему озеру (по нашей старой дороге). Но в Зеленогорске снег, наверное, уже растаял. На днях вышел приказ о ДМБ и я из зеленого новобранца стал «молодым» (как в шутку называют полугодовиков). Еще полгода и я буду «черпаком», а последние полгода «стариком».
Считаю, что моя служба идет нормально. Правда, иногда я ленив больше, чем следует (на работе). Да и бездельничаю много (не читаю ничего, даже на турнике не подтягиваюсь). Кстати, как-нибудь подбросьте пару тетрадей, пару стержней и конвертов.
Папуля, когда я смотрю теперь «Советский спорт» и что-то нахожу о боксе, то теперь такое впечатление будто прикасаюсь к чему-то давнему, то есть я смотрю на него с точки зрения тебя или Фесенко, хотя, кто знает, может еще к Тихонову буду ходить. Да, а тетрадь пришли. В голове накрапываются какие-то стишки. Единственное, что смущает меня – это то, что пока у меня нет еще какой-то определенной точки зрения на вещи. Нет той печки, от которой можно танцевать. Видимо, я еще только формируюсь. Порой мне кажется, что я могу быть справедливее окружающих, а порой почему-то мне не удается быть, хотя бы таким же, как все. В армии это обострилось: сказалась моя прежняя жизнь. Люди, меня окружающие, – на 75 процентов – старше, большинство перешагнуло за двадцать. Многие успели поработать, есть женатые. Естественно, что возникает некоторое противоречие; ведь я кончил 10 классов, а у большинства здесь по 7–8 (есть 4–5).В то же время надо у кого-то учится, точнее всегда иметь перед глазами человека, который обогнал тебя в развитии. Но это все кустарная моя философия. Пока я учусь работать (что не умел и не умею) и получается вроде не ахти…
Вы мне пишите чаще. Как там у вас? Какие новости? Как Питер? Что нового в его культурной жизни? Как наши родные и знакомые? Передаю вам всем большой армейский привет.
13 апреля 1975 года
Здравствуйте, дорогие!
Захватил на работу лист бумаги. Вот закончили и пишу. Сейчас где-то около шести, машина за нами придет примерно через час. Я сижу на бревне в поле. Совсем недалеко начинается лесок из молоденьких берез и елей. Слева поля, большие пространства черной влажной земли. С утра до обеда шел мелкий дождь, первый в этом году. Но легкий ветерок разогнал тучи, и снова солнце. В лесу поют птицы. И даже бурую глину доносящиеся издалека звуки трактора не нарушают эту идиллию.
Весна. В этом году здесь, на Урале, она очень ранняя. Всю ту неделю (почти всю) стояла жара. И рота проклинала нижнее белье. На летнюю форму перешли только офицеры. С приходом теплых дней совсем затишье в работе. За день вычищаем несколько канав от грязи или перебрасываем ее с места на место. Да, сейчас я могу написать, что служба идет нормально. Это не значит, что легко. Но всевозможные неприятности можно отнести к разряду мелких. Вроде того, что натер на пятке мозоль или разлетелся сапог, и надо доставать у каптерщика новый. Не говорю о нарядах, ибо они вещь довольно закономерная; да и часок – другой поработать после отбоя не так уж тяжело. В воскресенье были в бане; накануне выдали получку (3.80) и мы купили пряников. Ехали в деревню, и погода была отличная. В голову лезли хорошие мысли. И в такое время я не хотел бы оказаться где-нибудь в другом месте. Возможно, виной всему были леса, поля и те маленькие уральские деревушки, которые так хороши своими темными от времени домами и каким-то особым покоем. Но все это философия «глубоких мест».
Сегодня – 13 апреля 1975 г., завтра пойдет шестой месяц моей солдатской службы. Сейчас 12 часов. Всем кубриком уничтожали мою посылку. Она пришла вчера. Большое спасибо за нее и за бандероль. Я вчера получил и три рубля тоже. Настроение у меня и у всех ребят хорошее. Играет музыка: одному нашему парню вчера приемник прислали. Скоро 1 Мая, большой праздник. Поздравляю Вас, мои дорогие! Желаю счастья, здоровья и радости. Очень рад, что у вас, как прежде, что папуля работает над Менделеевым, бегает на стадион Ленина и вообще держится молодцом, а дорогая бусичка все такая же бодрая, неунывающая. Наверняка, она ведет общественную работу. До чего же приятно бывает вспомнить дом. Глаза закрою и вижу нашу комнату. Вечер. Изредка почирикивает Яшка. Работает телевизор. Буся сидит за столом и читает газету или следит за передачей. А папуля, расположившись по-турецки в кресле, листает книгу. А за окном темно и слышен приглушенный стук капель по карнизу.
А у нас погода тоже неважная. Сегодня морозило с утра. На работе довольно здорово пахали (опять на траншее). Наш взвод был сегодня в наряде, пилили дрова для умывальника и сушки, но это мы сделали быстро. Перед самым обедом чем-то рассерженный старшина гонял наш взвод на центряке у домиков, по лужам, и заставлял петь песню. День обычный. И вот сейчас я лежу в кровати и пишу письмо. А завтра подъем, пробежка по дороге километр туда и обратно. Но то завтра, а сейчас тихий голос певицы из приемника: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди…»
Да это так. Придет и осень 76-го, и я, как сейчас старослужащие (призванные в мае 73 г.), буду собирать чемодан. Ну, а пока надо служить. Сейчас это очень легко. Лето, хорошая пища, не очень трудная работа (устаешь, но не сильно, а бывает и целый день дурака валяешь). С чтением сейчас стало нормально. Есть почти каждый день после работы свободное время, а в каптерке я могу кое-что выбрать. Ерунда, конечно, но вчера достал Онегина и еще книжку Вербжицкого «Записки старого журналиста». Так что все хорошо.
Мог бы добавить много разных мелочей, но надо спать.
Здравствуйте, буся и папа!
Как у вас дела? Как праздники? У нас четыре дня подряд (30, 1, 2 и 3) отдых. Смотрим кино. Фильмы барахлистые: «Комитет 19», «Точка, точка, запятая», «Угол падения» и др. Сейчас готовлюсь в наряд по роте. Это значит ночью караулить на тумбочке, смотреть чтобы ничего не стащили и днем хозяйственной работой заниматься. В праздники много загорал. З0-го был дождь, а теперь третий день жара. Немного играл в волейбол, подтягивался. Праздник отличался от выходных лишь тем, что пили по утрам кофе с пряниками, и еще подполковник приезжал. По радио слушал, как там празднуют Первомай в столице и Питере. Очень было жалко, что не могу оказаться на Дворцовой. Последнее время служба становится все легче (грязь подсохла, обещают у нас засушливое лето) и может от легкой службы все больше думаю о гражданке. Что буду делать, придя? Учиться? Конечно. И работать тоже. Папа, может это не серьезно, но в последнее время я стал думать только о театре. Не то чтобы я решил стать актером, нет – учиться я буду обязательно на журналистике. Просто у меня на руках есть пара хороших книг о театре и сборник пьес советских писателей. И вот в воображении я разыгрываю целые спектакли. Представляю, как можно сыграть ту или иную роль. Все это так – игра, конечно. Будет время свободного меньше, точнее не будет, и все тогда разлетится.
Со стихами хуже. Писать стихи почему-то тяжело. Потею над каждым словом и не написал пока ни одного стихотворения. Хотел вести дневник, но понял, что ничего не выйдет. Короче, все это дилетантские штучки. Работать в литературном направлении я в армии не могу, придется отложить до гражданки. К счастью, в памяти есть много интересного, приеду: расскажу, может что напишу. Но учиться надо будет очень много. Я огромный невежда и до сих пор в грамматике, истории и прочих науках не знаю азбучных истин. Но все это, уверен, наверстаю. …Сейчас я понял, что армия – это не только ракеты и мундиры, а еще тоска по дому, ожидание писем, беспокойные построения, каждодневный подъем в 6.30, ежедневная работа лопатой и еще долгое–долгое ожидание дембеля. Приходится стараться, ибо последнее время все чаще думаю: Борис, домой ты придешь. Но каким? Что ты сможешь делать? Прошу прощения за высокопарную концовку. Целую. Жду писем.
17 мая 1975 года
Получив ваше письмо, брался за ручку не раз, но докончить не успевал и бросал начатое. Пишу: на другой день все написанное кажется ерундой. Так вот получил сегодня в некотором роде образец. В папулином письме и о делах, и оразного рода соображениях написано отлично. И я сразу кое-что уточняю по письму:
1) Коту я на тренера не жаловался, и вообще ничего похожего. Писал, что по дому, конечно, порой скучаю, и подбадривал его в отношении красивых погон морского офицера;
2) Будете посылать посылку, киньте расческу, пару номеров газеты «Футбол–хоккей». Еды много не надо. Если можно, книжицу стоящих стихов. Чертовски приятно окунуться в атмосферу ленинградской жизни. Папа, спасибо за маленькие зарисовки типографии, за все новости и советы. Ну, а я живу без телевизора. Порой крутят кино. Как-то смотрел «Гроссмейстера» с Малеванной и покойничком Копеляном, а сегодня – «Кудесников за рулем». Вообще здесь кино сугубо армейское, начиная с атмосферы в зале и кончая лентами. Читаю мало (время нет), перечитал кое-что из Лондона («Мексиканец»), О.Генри (рассказы); книг дефицит у нас, зато довольно регулярно свежие газеты.
Девушек не вижу (изредка в деревне, по дороге в баню.Из машины не успеешь и рассмотреть, а баня на глухой улочке). О вине не думаю, куревом, правда, балуюсь (привычка с зимы, когда в траншеях очень хреновенько было). Насчет переезда. В конце мая уезжаем на новое место (к Перми ближе), но работа ожидается на траншеях (хоть и поговаривают о гражданском строительстве в 1976 году). А пока «пашем» то в поле, над которым заливается жаворонок, то в чудном березовом лесу (вот где хорошо ранней весной, теперь я знаю, что такое березовый сок). Копаем, таскаем песок и гравий, валим лес. Теперь я немного бетонщик, каменщик, землекоп и маляр. Но, конечно, лето есть лето, и даже ходить в наряд приятно. Пилишь березу ночью и вспоминаешь Маяковского, по вопросу, что такое любовь.
Любовь. Странно, но об этом в армии как-то не думается. Есть ли она вообще, не придурь ли это балованных жизнью, а может просто привычка к человеку? А, впрочем, гляжу я на мир сейчас и думаю: «Вот у этого дерева рыть траншею хорошо, а вот через дорогу в поле (что бежит в даль романтической змейкой) плохо – грунт жесткий. И хоть среди моих коллег я еще и выгляжу порой молоденьким, неумелым и интеллигентеньким (ибо речь моя и поступки носят следы питерской жизни), но кожа на руках задубела…
Надо потихоньку кончать. Уже второй час ночи, все спят, только горит ночничок под койкой «дядьки» Исютина (командир отделения). Письмо кину завтра по пути в баню.
Вообще, порой задаю себе вопрос: «Счастлив ли я? – Да, пожалуй. «Хоть проклинаю, но люблю», – как сказал Рубцов о жизни. Ну, целую. Пишите. Что не дописал, допишу в другом письме. Боря.
29 мая 1975 года
Пишу письмо в обеденный перерыв и не знаю: успею ли дописать письмо сразу до конца. Вчера получил вашу бандероль. Большое спасибо. Книжки очень кстати, (хоть и не прочел еще, но могу сказать, что подобраны они удачно). До этого получил бусино письмо. Каждая весточка от вас приятна. Иногда придешь с работы усталый, грязный, вымоешься, поешь и довольно таки тоскливо. А тут получишь письмо, и настроение улучшается. Великая вещь связь с миром гражданки для солдата. Последнее время много работаем. Копаем… ковыряемся в оврагах, сверху дождик. Но погода быстро меняется, так что это мелочи временные… Кормят сытно. Конечно, не как в лениздатовском буфете, но хлеба и каши вдоволь. Отношения с ребятами хорошие. У нас в кубрике: один воркутинец (командир отделения), четыре ленинградца, один армянин и один узбек. Живем довольно дружно. Каким-то особым авторитетом не пользуюсь, ибо: 1) ребята или старше (в основном) или такие же; 2) работаю средненько. Считаюсь эдаким интеллигентной семьи сыночком (папино письмо на машинке всех поразило), довольно тихим. Короче, не внешне, не внутренне я почти не отличаюсь от общей массы. Одеты мы все одинаково, да и думаем об одном (в общем). С чтением тяжеловато. Устанешь – не охота и книгу брать: сидишь в потолок глядишь. Но иногда бывает и книжный «голод», а читать нечего.
…По всему (хоть и не так, как на гражданке): по газетам, по письмам, по наблюдениям даже дня и ночи – ощущаешь, что время идет. В мире происходят войны и революции, кто-то едет на юг, кто-то поступает в музыкальное училище… В армии чувствуешь изоляцию от всего этого. (Команда строится, допишу потом…).
…Сегодня 31 мая. День моего рождения. По сему случаю (согласно нашим правилам) не работаю. Ребята уехали копать (работа до обеда).
Папуля! Прочел «Все мы люди» – хорошая книжонка. Ее уже трое, кроме меня прочитали. Всем понравилось. Кстати, на днях получил письмо от Фесенко: я его поздравил с 9 мая. Старик пишет, что живет и работает потихоньку. Видать надежда на чемпионов с периферии оправдалась на сто процентов. Хороший старик, не он – бы тяжелее бы намного было мне сейчас. Ну, о чем бы еще написать? На книжке у меня за апрель и все предыдущее – 70 рублей (правда, это без вычета кое-чего зимнего). Мы на хозрасчете. Каждый месяц 40 рублей за питание, за шмотки, за стирку и т.д.
Подумываю, может как-нибудь удастся вам позвонить (в воскресенье ездим в баню, там есть междугородний телефон), но боюсь, что вы будете в Мартышкине. Впрочем, тут и другие сложности есть. Пишите. Крепко целую. Боря.
Только что получил посылку. Спасибо!
7 июня 1975 года
День добрый, дорогие!
Суббота: предполагали, что день будет рабочий, но неожиданно устроили выходной. Вчера тоже не работали. До обеда валялись в лесу на солнышке, а после поехали в роту. Все это связано, очевидно, с переездом на новое место. Сегодня нам объявили, что вскоре адрес наш изменится, так что не пишите мне (можете писать, но письма дойдут с большим опозданием). Погода стоит жаркая. Много загораем. Есть свободное время, так что поигрываю в пинг-понг, волейбол и шахматы. Кое-что почитываю. Еще раз спасибо за книги. Сергей Давыдов хорош. С интересом прочитал «Все мы люди», брошюру по театру и вторую по литературе осилил, но не без труда. В армии, если учесть частые построения и загруженность, в основном довольствуются легким чтивом. Впрочем, тут уже дело в читателе.
Боюсь, что, придя домой, все забуду и не вытяну первый семестр. Ты бы там как-нибудь все узнал. Это, конечно, все не к спеху. Однако хотелось бы узнать: какой минимум от меня будет требоваться. Я ведь собственно едва подержал в руках методички и все уже перезабыл. Как установится адрес, вышли пару элементарных немецких книжонок (учти, что все я перезабыл, поэтому и читанные мною годятся). Пожалуй, в этом есть смысл.
Однако обращусь к событиям своей жизни. Водили нас в прошлое воскресенье в Кунгурскую пещеру. Весьма занимательно. Опишу подробнее.
Одели мы что почище. Понапихались по машинам и рванули в Кунгур. Доннер ветер! Что за удовольствие, что за возникающий восторг, когда «ЗИЛы» влетают в городок (пусть провинциальный, половина домов которого из дерева). По улицам идут девушки в ярких платьях, в брючках по последней моде, с лицами, достойными кисти Ренуара (по – крайней мере у большинства). Прибавь к этому подземные лабиринты из залов и переходов, где сталактиты и сталагмиты искрятся и горят в лучах подсветки. А подземные озера с ледяной и идеально чистой водой… Полюбовавшись красотами недр, вылетели мы пулей на поверхность. Внизу температура минус, а наверху плюс 25. Назад летели на рысях. Молодые шофера ловко маневрировали по уральским дорогам, объезжая выбоины и машины друг друга.
Жизнь солдатская, ты скучна и однообразна (так считают все). Но так ли это? Сегодня ты сидишь в комарином болоте, черпая жижу лопатой и проклиная все на свете, мечтая об обеде и ожидая окончания дождя. А завтра ты (вот как сегодня), весь день проваляешься на травке (полчаса на строевые), вкусно поешь, кино посмотришь, сходишь на купание (вода хорошая, теплая и чистая), а на следующий день будет еще воскресенье, баня в деревне, кино… Короче, жить можно. Ну, кончаю, вот-вот купаться пойдем. Как будет новый адрес – напишу. Боря.
12 июня 1975 года
Здравствуйте, дорогие!
У меня все хорошо. Работаю помаленьку. Погода неустойчивая, то дождик с прохладным ветром, то солнце. Домой ушли все дембеля. Кого в конце мая отпустили, кого до июня держали. Впрочем, уход их не очень заметен. Их было человек 10, а майского пополнения в этом году в роте не было. Так что исчезло два-три знакомых и все. В конце июня уезжаем на новый район, ближе к Перми, где проторчим, похоже, до конца года. В связи с переездом почта вся переведена на новое место, писем мы не получаем. Обещали изредка привозить, но пока (вот уже вторую неделю) не привозят. Ну, вот и все вроде. Писать не о чем. Будни серые, солдатские, бесконечные. Целую. Боря.
День добрый, дорогие!
Вчера получил ваше письмо. Почта в связи с переездом стала редкая, так что очень обрадовался. У меня без изменений. Сегодня в 6 встали, проголосовали и спали снова до 9. Потом завтрак и кино «Порыв» (Узбек-фильм). Я удрал и наигрался в пинг-понг. Работы много, засыпаем траншеи. Вкалываем здорово, но норма не очень высокая, кончаем в 6 вечера. Однако, когда дожди, работать плохо, грунт мокнет, да и неприятно лазать целый день по лесам и полям самому мокрому. Рабочие дни летят быстро. По праздникам, правда, тоже. Но вот читать нечего. По роте 5-6 стоящих книжек ходит из рук в руки, да и те я уже прочитал. В основном, это читанные на гражданке: «Последнее лето» Симонова, Канон Дойль, Д.Лондон. Рисовать нет время, точнее есть, но какое-то урывочное. Только час порисуешь, да и то меньше – построение, обед, занятия. А снова засядешь лишь через две недели. Так же и со стихами. Вроде что-то наметишь, а обработать не можешь. Так что прекрасно овладеть я могу только лопатой. Здесь свобода и условия все. Можешь ради эксперимента вырыть за 6–7 часов метров 10 – 15 траншеи (вроде нашей мартышкинской канавы у калитки), не думаю, что это тебе легко удастся. А мне сейчас выкинуть 5– 6 кубов хорошего грунта – одно удовольствие. Однако вскоре копать будем на новом месте, под Пермью. Все к цивилизации ближе. А дембель, дай бог, на гражданском строительстве встречу. Насчет отпусков сложно. Надо 150 рублей на книжке и год службы. Сейчас у меня, не считая за май – 100 рублей, за май если прибавить, то 150 рублей будет. Да, где-то в октябре уже могут отпустить. Отпуск дают на 10 суток. Однако в отделении 10 человек, сомнительно, что поеду первый. Любая случайная провинность члена отделения может все испортить. Но уверен, что за службу разок съезжу.
Эх, приятно читать новости гражданской жизни. Она идет где-то… Лето, дача. Что может быть лучше? Буся отдохнет на воздухе. Смотри, чтобы она не работала много. А то она бывает… дорвется. Бусичка! Слышишь, это я к тебе обращаюсь. Хочу, придя домой, увидеть тебя бодрой и нестареющей. Ну, о чем бы еще написать? Играет под ухом динамик и мешает сосредоточиться… Девочка, которая звонила, назвала себя скорее всего Таня, а ты услышал Аня. Но это предположение. Ведь писем я ни от Ани, ни от Тани не получал.
Стенгазета отсутствует. Есть хилый и стандартный «Боевой листок». Можно попробовать, но, боюсь, время не будет свободного совсем. Да и дело серьезное, подумаю.
Отъел с добавки такую пачку, что стыдно. Большой привет родным и знакомым.
Здравствуйте, дорогие!
Вот опять есть время, есть настроение и я пишу письмецо. Пишу, хоть не знаю: кончу ли? Может, закричат построение и надо будет пулей лететь из кубрика. А потом не потянет кончать начатое письмо.
Но пока в лагере спокойно. По светло-голубому небу ползут пушистые облака. В лучах заката они розовеют. А в кубрике бренчит на гитаре Витька. Играет и поет что-то невеселое из тюремной лирики. Интересный парень, и дорожка у него по жизни была с зигзагами. На гражданке с таким лучше не встречаться, а здесь без него, пожалуй, было бы хуже. Характер твердый, да и вкалывать умеет. «Бугор» (Вовка Исютин) покуривает сигарету с фильтром и, развалившись на кровати, слушает Витьку. И настроение у всех какое-то устало – будничное, словно день пахали. Короче, сидим в кубрике и тихим вечером о доме подумываем и даже не о доме, а о том далеком мире, что за лесами, за полями. Папа! Ты как-нибудь пришли пару книжек на немецком, попроще, и чтобы словарик в конце был. Хотя, впрочем, предвижу иронические ухмылки ребят, что, мол, не сгущенку шлют, а книжки, да еще не русские. Но это все ерунда…
Как часто я жалею, что мне не хватает знаний. Слишком многое мне не понятно.
Что бы мне хотелось? Заниматься спортом, читать, работать (все это, конечно, очень пространственно звучит). Но, как говорил старик Фесенко, «толку не будет, если даже парня учить по лучшим образцам лучшей школы, если он не поварится нужное время в собственном соку». Мои витиеватые выражения и не очень ясные объяснения, думаю, все же хоть частично донесут до тебя мои мыслишки.
И еще очень я завидую Виктору Головинскому, хоть парню не повезло, рано он кончил, но старт у него был хороший. Часто его вспоминаю, хоть не без известной идеализации. Что же, если постараться, то можно продолжить то, что он начал. Для спорта, учебы и работы у меня будут все условия. Да и мои нынешние траншейные метры войдут в мою биографию…
А пока стоит у нас жаркая погода, работаем голые, в одних трусах, закапываем траншеи. Встанешь в позу хоккеиста и сгребаешь землю в траншею. Сгреб,– глядишь, и вечер, приемка, поужинал, посидел в кубрике часок и спать. А утром завтра – на работу.
А в лесу грибы: подберезовики, белые, подосиновики. Порой лежишь во ржи, слушаешь жаворонка, чувствуешь в теле приятную усталость и думаешь: не снится ли мне, что я в армии. Вот такая жизнь. Забрали в стройбат, а какая, к черту, это армия? Лишь бы лопатой, да ложкой работал – вот и все дела. Уже темно, а света нет (переезд, провода сняли). Кончаю.
Целую. Боря.
28 июня 1975 года
Здравствуйте, дорогие!
Пишу вам с нового места. Кинули вчера на машины наши пожитки, прибрали территорию и поехали. Катить по дороге в полупустой машине (наше отделение переезжало последним), да еще на новые места было приятно.
Рота наша стоит теперь в военном городке. Называется он Звездным, небольшой по размеру, дома современные, многоэтажные. Непривычно было видеть улицы городского типа после маленьких улочек в деревнях, на прежнем месте. Да и девушки попадаются здесь почти такие, как на Невском.
Впрочем, увольнений у нас не будет. А коли и были бы, то радости от них не много: патруль на каждом перекрестке напоминает, что ты солдат.
Живем теперь в казарме. Вот сейчас пишу, а вокруг типично казарменная обстановка. Удары молотка (пол ремонтируют), играет радио, стуча сапогами, ходят по казарме солдаты. Свободы, конечно, стало сразу поменьше, под любым кустом уже не поспишь. Но порядка и комфорта больше. Сегодня выдали получку плюс мыло, крем для сапог, так что внешний вид будет требоваться больше, чем раньше. Есть буфет со всем необходимым (все, кроме спиртного): лимонад, кондитерские изделия, консервы, сигареты и т.д. Так что, получив получку, все ломанули туда.
Если учесть все плюсы и минусы, то ничего особенно не изменилось, кроме адреса на конверте: та же работа, те же построения и то же настроение. Почитываю кое-что: снова попалась в руки книга Л.Никулина «Годы нашей жизни» (начал я ее читать, а она пропала): портреты, зарисовки, встречи с художниками, писателями, артистами, а также пара журналов «Иностранная литература». Скучать особо не приходится. Свободного времени много лишь в выходные. Да и занятия всегда в данном случае находятся: надо и подшиться, и в шахматы сыграть, и почитать…
За окном солнечный вечер, и приятный ветерок шевелит листву на тополях. Сижу и думаю, что жизнь моя в данный момент упрощена до предела. И очень хорошо, что так иногда бывает…
Знаю, что вы уже перебрались в Мартышкино. И оно мне кажется игрушечным поселком, ведь уральские поля и леса несколько больше мартышкинских. Но моря на Урале нет, и я сейчас был бы не прочь немного поваляться на пляже у залива.
Как там наша мартышкинская дачка? Прочно ли стоит? Я тут в армии некоторый, правда весьма скромный, опыт плотника обрету, так что папуля может рассчитывать на мою помощь. Как ваши дела, как здоровье? Пишите обо всем подробно. Жду ответа. Боря.
20 июля 1975 года
Здравствуйте, дорогие!
С моим житьем-бытьем вы уже, должно быть, познакомились. 18-го отправил вам письмо. Итак, лежу в Перми, в госпитале (с 13-го), диагноз: острая дизентерия (но пока ничего не болит). Всю ночь шел сильный дождь. В окне серое небо, мокрая листва. В комнате свежо; только что встали, умылись и приняли по паре горьких таблеток.
Как быстро летит время. Лежу неделю, а совсем не заметил, как она прошла. Только как-то привык к новой обстановке. К еде, к госпитальной тишине, к спячему образу жизни. Но, впрочем, в последнее время немного мобилизовался, стал меньше спать днем. Совершенно бросил курить. Хоть и раньше баловался от случая к случаю. Дело даже не в отсутствии денег на сигареты (при случае всегда можно штуку у соседа стрельнуть), нет…Порой боюсь, что армия ничего к моему здоровью не прибавит. Первое время, особенно зимой, вообще, еле ползал, то не доешь, то не доспишь. Хотя, конечно, в волевом отношении немного возмужать должен. Поэтому и курить бросил, что еще на ринг придется вылезать. Не знаю, не прозвучит ли это как уже надоевшее нытье, но еще раз хочется сказать: чем больше в армии, тем сильнее во мне потребность в жизни более целенаправленной, здоровой, красивой (в хорошем смысле этого слова), в интересной работе. Книги, спорт, искусство, общение с любопытными людьми, в поездках. Черт знает, может, если очень много работать, то что-нибудь и «выварится» в конце концов, как выражался старик Фесенко.
Разумеется, издали все кажется в розовой дымке. Есть серые будни и на гражданке. Даже не есть, а вся жизнь состоит из них. Но… какие все же богатые возможности открываются хотя бы передо мной. Да и прибедняюсь я напрасно. Пусть ограниченные, но все же способности у меня есть. За эти два года впечатлений накопилось порядочно, и научусь кое-чему. Ну, я, кажется, начал сбиваться на общеизвестные истины. Вчера в который раз уже перерывал шкафчик и наткнулся на журнал «Новый мир» №6 (1963 г.). Сейчас на нем пишу письмо. В начале привлек внимание рассказ К.Паустовского «Третье свидание», а затем набрел на «Студенческие тетради» Марка Щеглова, рано умершего критика. Дневники, в чем-то схожие с дневниками Виктора Головинского. Жаль, что коротенькие. Читаю с интересом. Тут и мелочи студенческой жизни (он, кстати, был заочником), заметки об искусстве, о жизни. Допишу письмо и буду дочитывать.
Читал в последнее время довольно безалаберно, все подряд. Опять потянуло к театру, прочел неплохой роман Попова «Подмостки» (в журнале «Октябрь»), довольно посредственную повесть Зои Журавлевой «Требуется героиня». Театр, театр… Герой повести Попова – парень-фронтовик – проходит путь до классного артиста. Помечалось, вот Боб, тебе похожее предстоит. Впрочем, в романе чересчур всяких житейских дрязг, всякого рода козни режиссерские, святое искусство Мельпомены где-то за кадром.
Читал снова сборники «Дни поэзии». Куча средних поэтов. Много похожих, подражательных стихов. Порой увидишь стоящий стих и на душе все меняется. К чему столько поэтов, столько получувств? Да, они, наверное, имели, что сказать, но много ли выразишь небогатыми словами в размерах, взятых напрокат или просто бедных (до чертиков приевшихся). А сам мечтаю, что когда-нибудь по утру распахну в Мартышке окна, достану ручку и бумагу и напишу свои первые стихи. Пусть трудно, пусть не сразу. А сейчас, к сожалению, кризис. Напрашивается что-то лилово-бледно-сентиментальное. Впрочем, могу представить на обозрение перлы сына-стхотворца (первая строчка давнишняя, не в счет):
Весна.
На Аничковом кони ржали,
Мне снова снился город мой,
Какое странное смешенье
Всего, чем жил я так давно.
Я просыпался и ругался,
Ругал мой город и себя.
Команда. С койки я срывался
И несся в строй, смешно сопя.
Потом размахивал руками,
Когда мы шли к грузовикам.
Лопатой скреб траншеи камень…
Но билось где-то у виска:
Мост. Небо. Шпиль блестит…
Вот такие-то дела. Прошу прощения, что слишком обилен в словах и беден в мыслях. Бумаги нет. С трудом урвал несколько листов у медсестры. Надеюсь, что получу очень подробное письмо. Знаю, что никаких универсальных советов не существует, но все же приятно, когда кто-то за тобой следит строгим взглядом. Это что-то вроде страховки. Ведь иногда все надоедает и хочется пустить на самотек. Мол, ничего страшного не случится, если перестанешь дюже правильно мыслить и придираться к себе на каждом шагу. Но контроль все же нужен. Время уходит, его жаль. Даже сейчас, когда хочется, чтобы оно шло быстрее… Гудит пароход на Каме. Вспоминается поездка по Волге. Взялся за письмо, и все ленинградское лезет в голову. У меня уже нечто идеи-фикс (с зимы не исчезает воспоминание о прошлой осени.Как собирали антоновку, вечер, пережаренные антрекоты, возвращение в город в пустой электричке). Старик Хэм такие, наверное, минуты имел ввиду, когда писал про Париж в «Празднике, который всегда с тобой». Ничуть не идеализирую.
Как Майка, Софья Марковна? Почему не пишите и что за дурная привычка только отвечать на письма? Как погода, чем заняты? Планы, заботы, дела? Как живут родичи, далекие и близкие? Появляются ли они на даче? Привет им.
Буся! Пару слов лично тебе. Самочувствие у меня отличное. Круглые сутки сплю. Вес 65 килограммов. Загорелый, упитанный мальчик. Не курю, не пью, не ругаюсь. Имел на последнем собрании благодарность от начальства. Не столько за успехи в работе, сколько за общий моральный облик. Как видишь, восемь месяцев (одна треть службы) прошли прекрасно. Не беспокойся. Не скучай. Ну, крепко всех целую. Боря.
10 августа 75 года
Дорогие!
У меня все хорошо. Ем, сплю, работаю – нормально. Единственное – это небольшое похолодание. Сегодня был День строителя. Концерт, праздничный стол (пряники, какао), кино. Меня тоже мал-мал отметили, но не знаю: дойдет ли эта грамота. Если учесть, что в роте такие дали пятерым, то приятно. Самочувствие отличное, так как частенько балуюсь на турнике.
В казарме поставили телевизор, смотрел днем «Мексиканца» с молодым Стриженовым. После обеда смотрел «50 на 50». Сейчас будет ужин, и еще обещают кинофильм «По собственному желанию». На сегодня достаточно. Короче: был еще концерт. Армяне, узбеки, русские пели, плясали. В столовой было многолюдно и шумно. В субботу сделали летний кинотеатр (подмостки, экран, три десятка лавок), но погода прогнала в помещение. Орут на ужин. Кончаю. Целую. Боря.
24 августа 1975 года
Здравствуйте, дорогие мои!
Сегодня получил вашу бандероль (а вчера ту, которая была выслана на госпиталь, с конфетами). Очень рад был. Ведь почти месяц не имел вестей от вас, беспокоился. Тем более, что послал вам два письма, первое 8-го). Папуля, спасибо за журналы. Уже пролистал, есть что почитать. Ежегодник, конечно, суховат. Но…ведь все это из мира гражданского, большого и изящного. Жизнь моя в общих чертах уже определилась здесь, на новом месте. Казарма, подъем в 6.00, обед в 13.00.приход с работы к семи вечера. Комфорта больше, чем на Урале. Весь городок построен давно и довольно капитально. Есть магазинчик и буфет, волейбольная площадка и открытый кинотеатр, который мы сами и сделали, врыв скамейки и установив экран. На работу ходим пешком, близко. Малярничаем, да плотничаем. Бывают дни и повкалываешь, а так больше все потихоньку. Нет той горячки, как на траншеях, когда спешишь-спешишь. Да и вечерком время есть. Читаю всякую всячину, свежие газеты и смотрю в субботу и воскресенье старенькие, в основном, фильмы. Вчера смотрел «Нахаленка». Об отпуске говорить трудно, мне не светит. Дают его по праздникам, папашам и разным ударникам. Изредка дают увольнения. Обещают выдать парадки и пускать в город. Коли захочешь – навести. У нас тут уже приезжали родичи. Дают увольнение на три дня, лучше на выходной. Казармы наши у самой станции. Пройдешь от вокзальной площади и налево. Но это, как сможешь… Погода у нас скачет. То трясешься, то потише. К счастью, дожди редко.
Со спортом не фонтан. Мы – стройбат, и даже зарядка – это что-то совершенно не спортивное. Пробежишь в сапожищах триста метров по дороге и назад. По пояс голый. Но на завтраке уже не спишь. Дни бегут быстро, однако все равно тянутся. Близится осень. Кто-то идет домой, а тебе еще год с гаком. Даже работа не отвлекает от этих дум. Привычка вещь – великая, но настроение все же бывает неважное. Порой глянешь, парни вокруг (которые с Урала), что надо, только пусти их на гражданку. А армейская одежонка, как ее не подгоняют и ушивают, все же до определенной меры обезличивает…
Как-то очень приятно представить и узнать, что ничего в Мартышке не меняется и Софья Марковна, и тетя Тося с Малышкой, и покраска дачи… Милый мирок с утренней «зеленкой» и бусей, варящей свою вкуснейшую кашу, которая – не родня солдатской «шрапнели». Очень только беспокоюсь за бусю и ее здоровье. Думается, даже будь я дома – старался бы ей помочь во всем. Армия, как это не парадоксально, все же дает уроки человекопонимания, точнее учит быть бережнее к людям, хотя добро без кулаков – не добро. Только как умудриться быть с людьми мягким и в то же время жестким? Если учесть, что общаемся мы, в основном, с людьми обычными, а точнее и не ангелами, и не уголовниками…
Посылок не надо. Совсем. Хватит и бандероли время от времени. Чаще пишите. Коли буду в увольнении (в не очень скором будущем, очевидно) буду звонить. Телевизор у нас сняли. Но не жалко. Время все равно нет. Очень жалею, что нет гражданской специальности. Парни работают шоферами, электриками, сварщиками. Кстати, о ребятах. Есть друзья у меня. Один Саша Селиверстов – может вам его покажу, домой, наверно, через Ленинград поедет. Он из Ярцева, учился на экскаваторщика в Ленинграде. Добрый, сильный, очень простой парень… С ним уже отслужили 9 месяцев. Делимся пайкой и мечтой. Правда, он сейчас в другом взводе. Но это не мешает. Еще человек восемь из Питера, с которыми забирался.
На днях вернулся из отпуска командир роты, лейтенант Каплан – из свадебного путешествия. Белорусский еврей, личность. Очень культурный человек, но не интеллигентик, а «волк». В нем что-то от Шукшина. Бывалость, наверное. Гоняет на машине, готовится в академию и может брать роту целиком в свои руки. Что невероятно сложно, точнее почти не возможно, особенно в условиях уральских. А у него все ходят стриженные, тихие и трудолюбивые.
Приехал позавчера ночью, вечером – полроты в наряд, а перед нарядом строевые. Впрочем, методов воспитания у нас столько, сколько было способов делать деньги у Бендера. Ну, о нем еще расскажу и увидишь, что это не восхваление…
Вот и близок момент отбоя. Будет ужин, кино и поверка. Отбой. При отбое у нас говорят: «Дембель стал на день короче – старикам спокойной ночи».
Пишите. А папуля, если надумает, пусть едет в гости.
Дорогие мои, здравствуйте!
Простите, что молчу. 28-го выписался из госпиталя, а 29-го вечером уже ехал в поезде в сторону Москвы. По адресу вы (о моем переселении), наверное, уже догадались. Ферзиково – поселок. Толком еще не рассмотрел. Вокзальчик да улицы, похожие на мартышкинские. Такие же яблони и дачи. Живем в хорошей казарме. Рядом еще несколько таких же. Кормят нормально. Работаем на стройке, совсем поблизости. Строительство военное, но погуливают какие-то сугубо гражданские девицы, и солдаты отпускают по их адресу довольно соленые словечки. Я в бригаде плотников, но работа пока разная. Вожусь с растворами, цементирую, бетонирую. Однако все это не спеша. Норм нет, как на траншеи, и я не устаю. Из госпиталя пришел в роту с желанием повкалывать. Дымчато-розовые закаты над Камой хороши, но госпиталь для здорового парня не место. Вечно спать утомительно.
В роте наших питерских убыло, при переезде раскидали. Зато узбеков, армян и азербайджанцев (есть еще татары, чеченцы и т.д.) вокруг пруд пруди. Однако живем помаленьку. При переезде пропали тетрадь со стихами, конверты и прочие мелочи. Короче, в Ферзиково прибыл в пыльном хебе и с матрасом подмышкой. Ехали в товарном, на нарах по-солдатски. Экзотики хоть отбавляй, да и приключений тоже. Два рубля в дороге пригодились. Будете писать – киньте в конверт рублишко-другой или в бандероль. Сегодня нашел «Аврору» из последней бандероли. Письмо пацаны передали, а журналы все перехватывали. Прочел рассказ Шукшина и заметку о нем Глеба Горышина. Стало вдруг жаль, именно сейчас, что он умер. Думается, что Шукшин мог бы много еще написать хорошего. А я вот стишки урывками паршивенькие строчу, книг не читаю и вообще дичаю. Бывает, правда, поболтаюсь на перекладине, но это все в минуты вдохновения.
Если сможешь, сунь в следующую бандероль какую-либо брошюрку по театру, книгу не надо (жаль, не сохраню). У нас тут есть при магазинчике тетради, да кое-какие брошюры, больше военного содержания, но это не то. Вот так-то. Служба идет себе: не трудно, но скучновато. Даже о доме, бывает, на день-другой забудешь. Ползаешь по земле калужской и выполняешь нехитрый распорядок солдатской службы (стройбатовской). Вот так день за днем. Ну, крепко целую. Боря.
Писано сие письмо в ночь с 7 на 8августа 1975 года, на тумбочке дневального, под храп роты. Конверт вас пусть не смущает, он такой мне достался (рваный). Что поделаешь – другого нет.
Здравствуйте, дорогие мои!
Вчера получил вашу посылку. Спасибо большое. Яблоки отличные, пахнут Мартышкой. Конфеты и печенье тоже были отличными. «Записки боксера» начал читать, есть довольно любопытные сведения. Бандероль пока не получил. Рад, что жизнь ваша идет как прежде, что живы - здоровы. Пишите чаще, пусть буся пишет (время ведь у нее есть).
У меня все хорошо. Погода солнечная, довольно теплая (вечера, правда, прохладнее). Работа не тяжелая, все по мелочам, носи – таскай, крась – мажь. 27-го появилась мамуля, и меня отпустили в увольнение. Был в Москве до 30-го. Жил у Таленских. Ходил на Новодевичье, в Кремль, на ВДНХ. Много впечатлений. На Новодевичьем был у Шукшина на могиле. Фото: лицо невеселое, простое, усталое. Жить бы ему где-нибудь дома, писать романы... Побродил по Москве, приятно. Люди, метро, современные дома – все в диковинку после Урала.
Видел Николу, был у него. Он мало изменился. Водил по Москве, рассказывал. Мамуля уехала 29-го вечером. Она тоже не изменилась, все такая же. Настраивала меня на серьезное отношение к жизни, к будущему. О тебе и бусе молчала. Ну, вот и все вроде о Москве. Чуть встряхнулся, и это, думаю, неплохо.
А служба идет. Дни бегут очень быстро Свободного времени мало. Много построений, политзанятий и прочей армейской суеты. У меня лежит книга Горышина «Этим летом» («Советский писатель», 1975). Интересные есть вещи, кое-что из нее читал. Пишет хорошо, но внешний сумбур мешает сосредоточиться и вникнуть во все нюансы. Со стихами неважно. Что-то сентиментально-жалкое накрапывается. Да и есть ли она во мне эта литературная жилка? Кстати, знаешь ли ты, что Пушкарик поступил в ЛЭТИ, на дневное? Было письмо от Кота. (А у Брусленьки – помнишь ли ты таковую из нашего класса? – родилась девочка.Она вышла за морского офицера). У Кота были каникулы, и он довольно весело отдыхал. Ну, ничего. До гражданки 14 месяцев. Подумываю порой: чем буду заниматься конкретно. Что за «Beruf» удастся найти поначалу? Ведь в голове – звонкая пустота. Кончаю. Гонят на ужин…
Целую. Пишите чаще. Боря.
Здравствуйте, мои дорогие!
30 сентября получил вашу вкусную посылку. Спасибо! А сегодня вдруг выдали старый перевод (5 рублей), папуля ко Дню Советской Армии слал. Еще раз спасибо. Получая письмо, чувствуешь себя бодрее, как-то мобилизуешься. Редко пишет буся, да и твои письма, папуля, сводятся к коротеньким информациям. Короче, пишите больше, подробнее. Работаю в бригаде (русских нет, азербайджанцы, чеченец, узбеки) на станции, на разгрузочных работах. Совсем не тяжело. Было бы совсем прекрасно, но чувствуется близость зимы. Стало прохладно. Дни довольно ясные, изредка облака. Ветер. Бушлаты пока не дали, и в одном хебе довольно холодно. (Как-нибудь пришлите мне что-то вроде свитера, не слишком толстый и, желательно, без большого воротника, так как у нас начальством такие вещи носить не разрешено, но если сунете под низ в посылку, то ничего). Коснусь работы. Вкалываем вообще с азартом, но какие-нибудь 2-3 часа. А потом ожидание, всякого рода передвижения и торчание под небом в ожидании обеда или ужина. Свободного время очень мало в чистом виде, но есть множество кусочков (по 15 –20 минут). Пользуясь этим, читаю.
Приятное впечатление осталось от «Записок боксера». Остановила мысль: бороться надо до конца, находясь в любом состоянии. Мысль хорошая, но применительно к боксу, думаю, что иногда спортсмену можно отказаться от боя (разум превыше всего). «Если помнить» Лины Глебовой еще не дочитал. Тема мне близкая, хотя написано и «классиком», но интересно. Хотелось бы поделиться некоторыми размышлениями. Дело в том, что последнее время нахожусь в довольно странном состоянии. Поясню. Вот отслужил 10 месяцев (много или мало?) Близится зима. Вещь – мягко говоря – неприятная для солдата. Хочется многое: писать, читать и, говоря косноязычно, «насыщать тело и душу всякими благами». Не пишется, может быть, потому, что пишу мало. Стихов нет, не пишутся и, честно говоря, не тянет. Есть желание, ощущение, что можешь, но примешивается какая-то апатия. Вообще все упирается в идиотское слово «жди».
«История терпения большая, как Сибирь», – писал Борис Слуцкий. Что ж, это мы умеем, по натуре я, как не странно, приспособлен к нагрузкам подобного рода. Но порой останавливаешься на мысли: а чем кончится это ожидание? Что могу успеть, наверстать за эти два года? Сам себе отвечаю – жизненный опыт, характер, здоровье (может быть) и прочие качества. Но как литературный человечек, что я буду из себя представлять? Зеленый юнец, нахватавшийся по верхам или уже начинающийся человек? Будьте здоровы. Целую. Боря.
18 сентября 1975 года
Здравствуйте, дорогие!
Почему не пишите? Знаю, что у вас все хорошо, но все равно беспокоюсь. Вы, наверное, еще на даче. Дозревают последние яблоки – хорошо. Как погода? У нас с 14-го обещают бабье лето. Что поделываете? Папуля, наверное, все откладывает своего Менделеева. Впрочем, стоит использовать последние солнечные деньки. Какие новости?
У меня все хорошо. Работа не утомляет почти. Вожусь по-прежнему с цементом, с раствором. Идешь по утрам с работы: туман, проселок и сады, словно мартышкинские Впрочем, время спешит и скоро уже год службы. Папуля пусть шлет почитать. Без чтения тяжело. Будете писать: киньте в конверт рублишко. А то нет ни конвертов, ни ручки и приходится бегать выпрашивать. Кстати, к своему стыду, я забыл, когда у папы день рождения. Даже в каком месяце: сентябрь или октябрь? Но все равно, очень хочется поздравить и пожелать самого лучшего…
Крепко целую. Очень жду писем. Боря.
20 октября 1975 года
Дорогие мои буся, папа!
Получил вашу посылку. Спасибо. Свитер греет отлично. Носки очень кстати. А все прочее тоже. У меня все хорошо. Служба идет гладко. Сидим у костра и ждем.
Вчера ходили на цыганский ансамбль «Лаутары» в ферзиковский ДК. Обычный электроансамбль, да еще артисты под цыган поют. Уровень средний, удовольствие получили выше нормы. Электрогитары. девушки танцуют… В довершение всего нам выдали парадно-выходную одежду (брюки, штаны, две рубахи, две простыни, одни шерстяные носки, ботинки, галстук, фуражку). Короче говоря, все для дембеля. Чувствую себя отлично. Погода сухая, теплая (+ 3 – +5). Сегодня переходим на зимнюю форму. Дали давно телогрейки (в эту баню дадут кальсоны, рубаху), в каптерке лежат теплые шапки. Итак, все прекрасно. В наряды хожу редко (обычно лишь в очередные, то есть 1 раз в 5– 6 дней ложишься не в 10, а в12). Вечерами смотрю телевизор, регулярно (первую программу, обычно с 19 до 21). Читаю, что присылаете. Иванова прочитал с трудом, «Молодежь и современность» суховата, «Аврора» всегда хороша.
В бригаде отношения более- менее – нормальные. Скучно, конечно, отчаянно, но что делать. Насчет Фрезера и Клея (я смотрел только первые три-четыре раунда) – бой был отличный. Клей – это великий мастер, и Стивенсону до него еще далеко.
По поводу художника Васильева. Я как раз служу в местах, где природа, как у него на картинах. Внешне, может, не броская, не яркая, как на юге, скорее буднично–задумчивая.
Идем сегодня с работы. Сосны и сквозь – них бледноватое розовое небо. Оно отражается в заросшей речушке. Дорога, уходящая в лес. Близятся сумерки. Хорошо… Ах, как захотелось в Мартышку. Сидеть в комнатушке наверху, писать стихи. Ждать, когда буся крикнет на ужин. Или пойти через лес к Зеленке.
Ну, это впереди. Дни заполнены сидением у костра, небольшой работой, кормежкой, построениями. Дни бегут быстро. И от этого на душе становится спокойно и светло. Не за горами и дембельское лето.
Будьте здоровы. Пишите. Целую. Боря.
25 октября 1975 года
Здравствуйте, мои дорогие!
Может быть, вас несколько удивит то, что временами долго молчу, а порой пишу часто. Дело в том, что для обстоятельного письма надо иметь время + конверт, бумагу, ручку + соответствующее настроение. Сегодня у меня выходной. С утра была политинформация. Затем часть людей ушла работать, а мы отдыхаем. Завтра, наверное, придется поработать… Да, у нас открылась библиотека. Маленькая комнатушка, много политжурналов, газет, но есть и художественная литература: Горький, Лев Толстой, книги об искусстве, литературе, театре. Похоже, что половину их приволок из дому зав. библиотекой и почтой Володя Бухаревский. Кстати, тот самый парень, что кончил ГИТИС и играл в ТЮЗе. Он этой осенью идет на ДМБ. Взял у него книжку об Анри Барбюсе и книжонку Евгения Евтушенко «Разведчики грядущего» (его тут не узнать, 1952 год), чувствуется копирование Маяковского. Читать, правда, времени мало. А когда оно есть, то хочется посмотреть телевизор или просто отдохнуть. Работа в последнее время часто меняется. То грузишь на станции, то копаешь, то еще чего. Не знаю – писал ли: выдали нам парадную одежку. Она с рубашками, ботинками, носками и прочей ерундой обошлась примерно в 90 рублей. Сейчас на книжке у меня 265 рублей. Думаю, что домой немного деньжат привезу. Хотя, конечно, целью себе это не ставлю. За питание с нас высчитывают в месяц 52 рубля. Кормят не по-домашнему, но довольно прилично. Сейчас целиком перешли на зимнюю форму. Телогрейка, кальсоны, зимняя шапка. Хотят на днях выдать новое хебе. Самочувствие обычное. К перекладине подхожу редко. Настроения особого нет. Но пища, воздух и работа (неутомительная, но физическая) дают о себе знать. Я, кажется, начал поправляться. Сплю по восемь часов.
В наряды хожу в последнее время лишь в очередные. Где-то раз в неделю они кончаются часов в 8. В бригаде все нормально. Азербайджанцы готовятся в мае ехать домой. Саня Селиверстов устроился кочегаром. Сейчас был у него. Сидит кочегарит, кроссворд решает. Домой поедем (ему через Ленинград), познакомлю. Парень хороший. Учился в Ленинграде на экскаваторщика. С ним служим скоро год.
Время летит быстро и одновременно тянется. Не то чтобы очень скучаю, но хочется вернуться к прежней жизни. Учиться, работать.тренироваться – очень хочется. У нас тут кое-кого отправляют в отпуска. Но меня пока что-то не пускают. Так что в будущем, если будут возможность и желание, прикатывай. Дня 3 – 4 дадут. Я все беспокоюсь за бусю. Как ее дела? Забот у нее в мое отсутствие убавилось. Она писала, что работает в домкоме. Не тяжело ли ей? На днях было очень хорошее письмо от Кота. Школьные товарищи вообще надолго связываются. Ты, папа, хоть и говорил, мол, в армии познакомишься, друзей будет много. Однако Володя на сегодня мой лучший друг и товарищ. Получил письмо от Пушкаря. Он тоже парень неплохой, но у меня с ним просто меньше общего. (Маленький перерыв – команда на обед.Приду, меню опишу). Ну, вот пообедал. Первое щи (с капустой, картошкой, перловкой и мясом, второе – рисовая каша с мясом.Затем – кисель, хлеб, белый и черный). Съел всего по две порции, даже слегка объелся. Сходил в библиотеку сменить книги – закрыта.
По казарме бегает дневальный, наводит порядок. Намечается какая-то комиссия. Вот сижу: созерцаю голые деревья в окне и старый забор. И прихожу к мысли, что не вечно мне торчать здесь. Здесь – значит в казарме, на траншеях, на вокзале среди товарных вагонов и ржавых рельсов – короче, в армии. Знаешь, папа, вот ты думаешь, что я сейчас жизни учусь, жизнь наблюдаю. И да, конечно, и нет в то же время. Ибо наблюдаю я не жизнь, а вот этот серый забор, осеннее небушко. Ведь кроме того что видишь, надо понимать, воображать. И неслучайно великие творили взаперти. В конце концов в каждом человеке материала целый архив. Просто его надо осознать как-то. Обывателю ведь будет все равно, что висит над его головой – картина Гойи или фото из «Работницы». Это я к тому, что ты говорил, мол, писатель лишь тот, кто прожил бурную жизнь. Ты, конечно, скажешь: Жюль Верн творил, сидя в кабинете, но это, дескать, исключение... Однако я думаю, что писатель нашего времени – это не таежник с Камчатки, как Женя Сидорцев, фигура жизненная, но экзотическая. Может быть, так (кстати, пишут и о таких – см. в «Авроре» «Северную повесть») – про геологов сугубо положительных. Но ведь мы живем в мире реальном, обыденном. Вот ты живешь в центре ленинградской жизни. Перед тобой работа целого издательства… Или почему бы не написать об обычной деревне? А в «Авроре» – какие-то фантастические приключения в стиле Виктора Голявкина. Понимаю: все страшно сложно, нужно выработать стиль, для чего требуются годы работы.
Но это я все так просто. Желание сказать что-то по интересному вопросу. И к тебе не относится. Думаю, что ты папа, сделаешь «Менделеева» на уровне. Кстати, почему бы тебе не чиркнуть какую-нибудь вещицу поменьше? «Менделеев» съест ведь кучу времени, трудов. Да и страшно писать, зная наверняка, что не возьмут. Но, мечтаю я, завалимся мы с тобой в Мартышкино. И напишем что-нибудь. Не из одного, так из другого что-нибудь выйдет. Хотя я тебе не конкурент. И не смейся! Почему бы не выпустить мне такую книгу – «Мой добрый папа». Короткие рассказы. Герой – мальчик 10 – 12 лет Знаешь, ведь часто люди выбирают книгу по теме. И в случае, если не халтура, то она греет читателя. Ну, это я увлекся. Пишите мне, как у вас дела. Кстати, могу небольшое количество грошей перевести (рублей сто), учтите на случай.
Ну, желаю здоровья, бодрости и работы, которая молодит и радует. Крепко целую. Борис. Привет друзьям, родственникам, соседям.
30 октября 1975 года
Здравствуйте, дорогие папа и буся!
Прошу прощения, что пишу на этом обрывке. Третий день валяюсь в санчасти с расстройством желудка. Живот не болит, только временами издает протяжные булькающие звуки. Настроение неважное, довольно тоскливое. Работа в последнее время преимущественно на станции, разгрузка вагонов (доски, торф, цемент). Вообще все это мало похоже на армию. Ибо когда нас кидают в другое место, это делают гражданские. Тяжелее всего однообразие. Вечный вокзал (с него ехать домой), рельсы, хмуренькое небо (погода неважная, снег валит и растет) – здорово надоело. Иногда кажется, что можно раствориться в череде этих бесцветных дней. Общение временами сводится к нулю. На работе не с кем.не о чем. Вечерами иногда забегаю к Селиверстову, в кочегарку. Как ни странно, кое-что читаю. Прочел «Избранное» Веры Инбер. Стихи не почувствовал, не понравились (исключая два – три ранних). Хорошая вещь «Место под солнцем», любопытен «Ленинградский дневник». Сейчас читаю без особого, правда, интереса «Севастополь» Малышкина (книжку должен обязательно прочитать Котов Володя). Служба тяжеленько идет. Скоро ноябрьские. Напишите, как думаете встречать. У нас новый командир части майор Алексеенко, украинец, небольшой человечек армейской муштры, с черными усиками. Кто-то собирается домой, кто-то на дембель, кто-то в отпуск. Мне пока не светит. Думаю, что не стоит описывать свои долгие размышления и сны. Часто вас вспоминаю.
Крепко целую. Пишите. Сейчас буду спать, пока есть возможность. Пытаюсь быть похожим на Риверу из лондоновского «Мексиканца».
1 ноября 1975 года
Пишу вам снова. Получили ли вы мое письмо от 30 октября. Желудок мой прошел, самочувствие отличное. Полежал дня три в санчасти. 31-го врач направил в госпиталь, в Калугу (хоть чувствовал себя уже нормально). С общей группой больных я уехать не успел, и он дал мне увольнительную до 14.00, мол доберешься, там их найдешь. Врач принимал с 14 часов, и я часа три погулял по Калуге (один). Спокойный небольшой современный город Поразило обилие пышечных, пельменных, пончиковых (на одной улице насчитал восемь штук) и афиш театральных. Центр старый, из бревенчатых домиков (в таком, наверное, и жил Циолковский). На окраинах – коробочки новостроя. Шел снег, было по-зимнему холодно. Врач осмотрел, ничего не нашел, скорее всего было небольшое отравление. Ну, это отступление от повествования.
Армейские дела идут своим чередом. Бригада пока работает на вокзале Что потом? Неизвестно. Хорошо бы на зиму устроиться куда-нибудь кочегаром. А зима уже на носу. Снег падает частенько, правда и тает быстро. Однако грязи нет. Погода сухая, холодная.
Команда на развод, может на работу, может на политзанятия? Затем будут уборка территории и заготовка дров.
Только что кончились политзанятия. Вел их подполковник Хандось. Мрачноватый, старой закваски человек. Кроме дров работы не намечается. Правда, я еще уборщик в отделении, его обязанность утром и вечером драить пол. Надо в свободное время подлатать телогрейку, новую стянули, хожу в бэу. Может быть, еще хэбе дадут сегодня вечером… сейчас обед. Таскали дрова. Раскиданные у леса бревна сволакивали к кухне. Пилить будем после обеда. Тополь совсем легкий, а дуб, береза – тяжеловаты. Сейчас умылся, подраил сапоги и сижу, пишу. Приятная усталость, сладкая, тихая. Усталость лордов-чревоугодников, усталость избранных.
Принесли письма. Обычно крик, давка. Сейчас более-менее спокойно, сбились в кучу, читают фамилии. Писем мало: получить не надеюсь. Вчера получил письмо от Котова. А также твое (с фото). На этой фотографии ты чуть смахиваешь на Пуговкина (в фильме «Иван Васильевич»). Конечно, шутка. Ребята говорят, врешь – это твой брат. Ну, а если бы я подписывал это фото, я бы (без лести) написал: «Человек, которому многое предстоит. Спортсмен и писатель А.И.Нутрихин». Так что спасибо за фото. Оно доставило мне удовольствие, порадовало.
Я вообще человек, видимо, с отклонениями. Порой лишен элементарных чувств, порой сентиментален. Последнее время настроение меняется очень часто. Однако посредством разума пытаюсь направлять свои чувства правильно. Вот и сейчас, что помимо службы, а армия, конечно, кое-что дает. Все же надо пользоваться крохами свободного времени. Посему, если сможешь, пришли простенькую немецкую грамматику и легонькое чтение на немецком. «Приближайте будущее, переносите из него в настоящее, что можете…» – призывал Чернышевский в своей книге «Что делать?» – от имени главной героини. Я же забыл, как звали-то ее… Верой? Вдруг вернусь и окажусь полным балбесом во всех смыслах…А может все эти мысли от того, что порой ощущаешь себя чем-то вроде неандертальца. Я гляжу на землю глазами землекопа; на вокзал, как грузчик. Смотрю на кучу кирпича и представляю, как буду сейчас ее перетаскивать… Пойми: я не жалуюсь. Умственно ограниченная физическая деятельность обуславливает снижение эстетического восприятия мира. Но я что-то расфилософствовался. Но до чего иногда сильно желание писать, читать, соображать…
Ты пишешь, может, меня в архитекторы потянет, может в артисты. Боюсь, что выбор сделан в пользу литературы. А вообще завидую каждому большому артисту, художнику, поэту, даже просто классному рабочему. Есть ведь определенный профессиональный уровень, когда дело обогащает в твою жизнь (прости мой убогий язык). Пример – пусть мало удачный – я четыре года ходил к Фесенко и терпел шишки лишь ради того волшебства, обетованной страны. Мир делится на две части: более менее интересные будни и ДЕЛО. Да, запах боксерских перчаток, белые канаты – великая вещь!
… Вот и вечер. Подумал даже не переписать ли это длинное и бестолковое письмо. Но передумал. Сейчас свободное время. По телевизору смотрят мультик. Вот – вот ужин. Дрова не пилили, а ходили строевым шагом часа полтора. Было довольно зябко. Подлатал телагу. Допишу письмо: найду конверт. Полистаю «Неву». Ужин. Кино. Уборка. Прогулка. Поверка. Отбой.
25 ноября 1975 года
Здравствуйте, дорогие папа и буся!
На той неделе получил бусино письмо. Посылку (я уже писал) получил в сохранности. За то и другое благодарю. Только вот буся пишет, что мне ее письма и посылки малоинтересны. Мол, потому она и пишет редко. Дорогие, жизнь моя идет потихоньку, и кое-какие изменения в ней есть. Сейчас наш командир роты в госпитале. Гоняют мало. Выгонят на работу, полчаса поковыряешься и сидишь либо у костра, либо в другом теплом месте. Вот сегодня грузили опилки. Проторчали весь день в раздевалке на лесопилке, у печки. Сидел с землячком и вспоминал дом. Чуть темнеет: бредешь в казарму. Шатаешься в ожидании ужина. Вот сейчас пять часов, с работы все пришли. Ерунда какая-то по телевизору. Ужин в 7, отбой в 10. Делать нечего, ни журнала, ни книги (библиотеку закрыли). Впрочем, кое-какое чтиво есть. Вот пишу письмо на тоненькой, без начала и конца, биографии Фонвизина. Но, думаю, папуля скоро что-нибудь пришлет из свежих журналов (Да как-нибудь пришлите рукавички, а то работаю в верхонках; двупалые куда-то «ушли», не смотрел внимательно, а дали их, когда было тепло).
Итак, годовщина службы уже позади. Конечно, очень скучно и воспоминания о доме и гражданке бесконечны. Но жить можно, а там и совсем несложно будет, и, главное, немного останется. У нас довольно морозно, градусов 6–7. Сегодня намело много снега, а он идет с утра до вечера. Обещали, правда, потепление до нуля. Самочувствие нормальное. Настроение тоже. Ты, буся, пишешь совсем редко и коротко. А я вот все думаю, как ты там, дорогая. Пиши подробнее о себе, о здоровье, что делаешь, какие у тебя новости, помогает ли тебе папа в хозяйстве? Папа о себе тоже пишет скупо. Мать пишет редко и коротко. Молодец – Володя Котов: не забывает, пишет. Он писал как-то в одном из последних писем (очень правильно), что вы у меня единственные, и я не должен вас забывать. А я без вас очень – очень скучаю, мне вас не хватает все время. Я знаю, что и вам меня тоже. И когда не пишу, то это не оттого, что забываю, даже наоборот: думаю о вас больше. Знаю, что все будет прекрасно, следующей осенью явлюсь. Да и у вас, уверен, все будет славно. Но думается все равно много. Например, ложусь спать и вижу всегда одно и то же: нашу лестницу со старыми ступенями, погнутые перила, дверь с цифрой 22, и вот я ее открываю. Но еще раз хочу отметить, что трудна сейчас больше скука, вынужденное бездействие под видом занятости. День целый что-то делать, а всему цена – нуль, и нуль в голове. Однако я парень молодой, питерский, со скукой борюсь. Даже по утрам на перекладине подтягиваюсь (хоть и не всегда, хоть и тяжеловато, уже староват – 20-й идет. Ну, целую крепко, жду ответа. Передаю привет знакомым и родственникам. Ваш Боря.
Последнее время я начал слегка толстеть.
30 ноября 1975 года
…Завтра первый день последней солдатской зимы. 1976-й подарит только осень. Ибо дембеля сейчас у нас получили обходняки и давно собрали чемоданы. Служба моя идет ровно, без ЧП. Работа носит случайный характер. То вагон разгрузить, то доску прибить. Частенько просто у костра сидишь. Зима пока не тревожит, держится мороз минус 4–5.
Вечерами смотрю телевизор, он у нас теперь две программы принимает, читаю свежие газеты «Советский спорт», «Комсомолку», «Правду». «Известия», «Советскую звезду» и случайные журналы и книжонки. Взялся тут за «Фрегат «Палладу», но читается под настроение. Насчет сна и еды – хватает, даже с избытком, ибо «пашем» мало. Саня Селиверстов сутки сидит в своей кочегарке, сутки спит. Неплохо, но довольно у него душно, угарно. Рукавицы я себе достал, можно не присылать.
Армия теперь для меня – лишь вопрос времени. Первая половина службы прошла. Служба, понял, не сложная, хоть и не без трудностей. Однако это не дедова солдатская служба, даже не БАМ. Впрочем, БАМ – вещь особая, на мой взгляд, ибо движет меня сейчас вперед не высокая материя взглядов, а необходимость. На днях, на комсомольском собрании, был я выбран в «Комсомольский прожектор», но это, впрочем, лишь формальность. Точно также я был и в лениздатовском «Комсомольском прожекторе».
Пришли к нам новые взводные взамен увольняющихся в запас. Майского, 1975-го года призыва. С ними, конечно, проще. Сегодня приехал их госпиталя командир роты. Все бросились усердно скрести снег, убирая утром территорию Все старо, как мир. Принялся, было, за стихи, даже поэму начал. Но ощутил на сегодняшнем своем дне такой толстый слой будничной пыли, что все вмиг нарушилось. Кое-что кропается, но нечто жалкое. Понял, что надо искать свой голос. Лесенка Маяковского и плач Есенина не по мне. Нужна точка опоры (по Архимеду), чтоб был рычаг, которым можно «перевернуть мир». У каждого писателя эта точка своя. Поэтому и много плохих стихов, хотя и грамотных. Все это, конечно, азбука. Однако мир искусства построен на ассоциациях, что в поэзии особенно ощутимо.
А мой внутренний мир довольно беден, а точнее слишком специфичен. Ведь мы смотрим на мир сквозь забрало собственных переживаний, мыслишек. А они у меня до ужаса стандартны. Вот и прет нечто подражательное. Что-то будет дальше: любопытно. Ну, ладно. Пишите о себе. Больше, подробнее, в деталях, чтоб письмо пахло Биржевым, и я слышал Яшкины крики. И пусть буся пишет чаще и не скучает. Целую. Жду. Боря
2 декабря 1975 года
Только что получил вашу посылку. Спасибо. Она небольшая, но очень содержательная. И мыло, и пуговицы (две я сразу пришил к телогрейке), И еще очень хорошо, что получил письмо (сопроводительное), ибо вестей ни от кого не было давно. Пишите мне чаще, а то я начинаю думать, что вы обо мне забываете помаленьку.
А бытие мое какое-то двойственное. Вроде все отлично, в казарме тепло, еды хватает, работа не утруждает, и холод тоже. Только на душе как-то гаденько. Чувствуешь, что мельчаешь, на месте топчешься. Работа без капли удовольствия (часто бездействие на рабочем месте, топчешься по мокрому снегу часами, ждешь конец дня). Голова не работает, какие-то полумысли об обеде, о мелочах и пустяках службы. Безделье, заполненное выматывающей беготней, топтанием, препирательствами. Говорить не с кем и не о чем. Тема дембеля – главная в жизни, зудящая, надоевшая. Убеждаю себя, что все это надо, полезно. Только из пальца идеала не высосешь. В глобальном масштабе оно так, а житейском, будничном – иначе. Но это все детали. Малость отупею, но буду жив, здоров. Попробую возиться с языком. Хотя времени почти нет, да и вечный шум, гам в казарме. Хаос, беспричинная спешка, монотонность жизни – все это раздражает… Где он тот предмет, та стена, в которую можно было бы упереться и толкнуть всеми силами. Единственное, что можешь – это невозмутимо все переносить. Моя физиономия становится все спокойнее, неподвижнее. Что это? Невозмутимость Лисочкина или просто безразличие? Кого-то провожаешь домой (дембеля уходят, сегодня проводили взводного и старшину), живешь сменой дня и ночи. Все надоело, время остановилось и, кажется, ты застыл во времени. Но через все – робкий голос живого. Какая-то работа подсознания, памяти, чувств человечности. (И пусть завтра и много дней впереди будет подъем в 6.00, так что отслужили…). Ну ладно, кончаю. Целую.
Бусичка, береги себя, не уставай, не скучай, пиши мне часто. Привет знакомым и родственникам. Борис.
7 декабря 1975 года
Дорогие буся и папа!
Доехал хорошо. В Москве был в 7.05, в Калугу ближайший поезд шел в 10.28. Погулял по Москве. Вышел на Красную площадь, прошел по улице Горького, короче – гулял напоследок по шумным улицам столицы. В Калуге сел на ферзиковский дизель в 14.00 и в 16.00 стоял перед комроты. Утром выпил чаю с бусиными бутербродами. Спал, как убитый. В Калуге был в том соседнем кафе, взял пару стаканов кофе и булочек, слопал котлеты. В роте все без изменений. Только что были подъем и отбой. За две минуты ты должен раздеться и лечь в кровать, заправив обмундирование. Это как наказание за плохой порядок в казарме. Сейчас смотрят телевизор. Письмо со статьей о Рубцове (и рубль в нем) получил. Но решил написать это письмо, а потом читать статью. Ждало меня письмо от Котова. Ну, у него все так же. Все призывает к занятиям, мол, повкалываем, а там и рай будет. Заморские страны и белые пароходы. В Ферзикове намело снега. Деревья в белых манто. Крепко всех целую. Привет всем нашим. Чаще пишите. Боря.
18 декабря 1975 года
…В жизнь роты включился моментально. Работы по-прежнему очень мало. Вся служба состоит из ожидания того, пока день иссякнет и можно будет, упав на койку, мысленно вычеркнуть еще один день. До чего же однообразна моя жизнь! Точное, сто раз повторяющееся вращение: подъем, зарядка, заправка коек, умыванье, завтрак, развод, работа, обед и опять работа и долгий вечер: прогулка, поверка, отбой… Раз в неделю наряд на кухню (дрова или картоха). Иногда нет работы и приходится маршировать под окнами казармы (это называется отрабатывать строевой шаг) или, как сегодня, (опять же вместо работы на производстве) колоть дрова, да чистить картошку. Относительно физической стороны жизнь такая не плоха, но морально очень тяжело. Немецкий иногда почитываю, но без интереса (а потому не регулярно). Сказывается отсутствие элементарной среды). Селиверстов сидит в кочегарке или спит. А с узбеками, да азербайджанцами переговариваешься лишь (в основном) о работе. Случайно попала в руки замечательная книга «На переломе» (1951г.«Иностранная литература»). Это рассказы немецких писателей: Брехт. В.Бредель, Фейхтвангер, К.Мундшток. По рассказу от одного писателя. Есть довольно средние, но попадаются очень сильные – пожалуй, это сильнейшая из книг, прочитанных за последние два года. Взять ли рассказ Рудольфа Йохо «Предательство» или маленький – в один лист – рассказ Гейнера Мюллера «Железный крест». А так читать приходится что попадется. Да, прочел «Море синее» Петера Хитона о моряках-путешественниках. Интересно, но суховато, слишком специально. «Экран» растащили по всей казарме. Все смотрели, но никто не читал.
Настроение серенькое. Вечером, когда свободен, сижу у телевизора. Но кино хороших, как обычно, нет. В казарме всегда довольно шумно, так что писать или заниматься нельзя. Сыграл пару партий в шахматы. Но без интереса, часто «зевал». Ежедневно приносят газеты, просматриваю. По-прежнему глаза ловят новости спорта, искусства и всякие пикантности. Так как работы нет, много ем и сплю. И с утра на свежем воздухе. Грошей нет, и поэтому почти не курю. Сушилка работает, и ноги сухие. Выдали валенки. Позавчера постригся наголо. Причины были две: вечные придирки к моей прическе (окантовочку делать часто очень хлопотно), да и волосы у меня не густые. Так что хожу бритоголовым. Погода не плохая. Много снега. Морозно, но холодно бывает лишь изредка, когда сильный ветер.
… Все же поездка моя показала, что будучи в армии, нельзя не считать гражданку раем. До чего же приятно вспоминается мне поездка в Ленинград. Кстати, о пленке, может ты ее бы дощелкал, перемотал назад и проявил? Впрочем, получилось ли? Ну, кончаю потихоньку. Желаю всего хорошего. Крепко целую. Боря
7 января 1976 года
Здравствуйте, дорогие!
Посылку я получил. Большое спасибо. Вроде бы я уже писал вам о том, как я провел Новый год. 1, 2 и 3-го отдыхали, смотрели телевизор. В казарме поставили елку, нарядили. Короче, был типично армейский Новый год. Последнюю неделю погода резко изменилась. Плюсовая температура сменилась вначале морозиком, а затем и морозом. Сейчас по ночам температура держится у отметки –30 градусов, а днем –20 и ниже. Это несколько портит настроение. Кроме того, работаю я сейчас на цементовозе. И, естественно, возиться с железками да шлангами целый день неприятно. Работу кончаю довольно поздно, прихожу только-только к ужину. Однако часик-другой на отдых имеется, если не идти в наряд. Несмотря на однообразие службы и некоторые климатические неприятности, могу похвалиться, что настроение в общем нормальное и очень часто хорошее. На это впрочем есть свои причины. Работаю теперь не в бригаде, а с двумя узбеками. Один – шофер Мансур (отличный парень, женат на ферзиковской девчонке, сам из Ташкента), второй – узбеченок Сайдулла (шустрый пацан, с ним на Урале в одном отделении 8 месяцев отслужил). Кроме того, живу я все же в казарме, сплю хорошо, ем тоже. В сушилке всегда жарко, валенки высыхают, а в Саниной кочегарке мы соорудили душ; и, когда выдается время (а 20 минут можно найти почти всегда) моюсь там. Вот вроде все мои новости.
Привет всем нашим, всяческом соседям, друзьям и знакомым. Целую. Боря.
17 января 1976 года
Здравствуйте, мои дорогие буся и папа!
На днях получил бусино письмо, а вчера папину посылку. Рубли доехали благополучно. Да, еще хотелось бы сразу написать по поводу посылок. Сапожный крем, материал, рукавички, мыло – все это, конечно, вещи нужные, необходимые даже. Так что посылайте, не пропадает. Петлицы пригодились, пошли нам с Саней на парадки. А главное – почаще пишите. Служба моя идет потихоньку. Работы постоянной нет: то на лопате, то на вокзале. Вечером, если не кухонный наряд, – телевизор, кое-какие книжонки. Лежат на очереди «Камыши» Ставского (пару журналов с ними ты в Мартышку привозил. Прочитал тут детективчик про археологов-кладоискателей «Следствие через века»), вот свеженькая «Аврора» подоспела. «С легким паром» я смотрел. Не то чтобы шедевр, но с мыслью, приятная картина и актеры хорошие. Смотрел тут на днях «Время не ждет» (по Лондону), книга, конечно, сильнее.
До немецкого руки не доходят. Отложил до лета. Кстати, погода морозная, двадцатиградусная. Благо что в казарме «Ташкент», жарко, а валенки и ватники в общем-то хорошо греют. Да и сушилка; все сохнет. Событий мало. Селиверстов сидит в своей кочегарке, решает кроссворды. Я кручусь по распорядку, ожидаю свободной минутки на чтение, отдых. Ем, сплю, чувствую себя нормально. Живу пусть с простеньким, скуповатым, но армейским комфортом.
Сегодня суббота, отдыхаем. Все в кино (сейчас), а я в числе других нарядчиков зубрю устав в Ленинской комнате, да еще строевой час обещан. Вышла тут неувязка с командиром отделения, дал мне наряд. Но это все мелочи. Ибо 10 месяцев – ерунда при такой службе. А погода стоит хорошая, морозная. На лыжах бы в самый раз (только одеться потеплей). Но я себя успокаиваю, что следующая зима моя. Ну, вот вроде и все. Пишите чаще. Я буду тоже по возможности стараться. Передавайте привет всем нашим.
Крепко целую. Боря
10 февраля 1976 года
Дорогие мои буся и папа!
Простите столь долгое молчание, но по обратному адресу вы, наверное, догадались уже, что я переехал. Несколько дней собирались и, наконец, с началом февраля, двинули в путь. Пять суток ехали пассажирским. Тепло, довольно комфортабельно (урвали даже у проводницы матрасы), и харч хороший (на человека 2–3 банки мясных консервов в день, сахар, хлеб, чай, сухари). Да и выглядели мы прилично, дали перед отъездом шинели. Хотя смотреть на нас было, кроме проводницы, некому, а на месте получили назад бушлаты. Ехали медленно, по полдня стояли. Но в конце концов прибыли. До Йошкар-Олы километров 125–20 (примерно), станция Куяр. Вылезли – минус 43 градуса. Непривычно, ноги в кирзе мерзнут, благо сели в машины, быстро добрались. Кругом лес, снега – полутораметровые сугробы, старенькая казарма с буржуйкой в середине. Отогрелись, начали разгрузку. Стали потихоньку, но уверенно, обживаться. Спать сейчас тепло, столовую наладили, обещают воду провести (пока снегом моюсь, водокачка далековато). Фронт работ уральский – траншеи. Сегодня получили новенькие ломы, лопаты. Еще до переезда перевели меня в новую бригаду. Точнее в старую, к Исютину (мой уральский командир). В бригаде пара узбеков, один азербайджанец, остальные русские: Селиверстов Саня, еще один ленинградец – Саня Смирнов. Ребята хорошие. Таким составом и копать приятно.
Кормят ладно, вполне хватает. Выдали валенки, ватники, бушлаты, новые рукавицы. Здоровье хорошее. В поезде всю дорогу гоняли чаи и читали книги. Варево было разное: и про басмачей, и про индусов-браминов, и Отечественная война. С удовольствием читал довольно сухой журнал «Журналист». (Вообще с чтивом туго, как и с конвертами. В этот конверт я вкладываю письмо к матери. Вы его перешлите по указанному адресу, так как конвертов нет и пока не ожидается, а на случай надеяться не хочется). Пришлите конвертов. Вот вкратце новости. Сегодня последний день отдыха. Точнее, работы «по благоустройству казармы». Устраиваемся, колотим, строгаем, таскаем… Вот сейчас гонят снег чистить. На улице солнце, небо нежно-голубое, температура где-то минус 15 –20 градусов. Целую. Боря
26 февраля 1976 года
Здравствуйте, дорогие мои!
Получил вчера бусино письмо и посылку. Спасибо. И, можно сказать, был целиком насыщен, узнал новости вашего житья-бытья и полакомился. Как, впрочем, и ребята. Посылки ко Дню Армии получило большинство моих коллег, но моя была самая вкусная. Да и без книжек я заскучал.
Рад, что вы здоровы и уклад вашей жизни не меняется, приятно как-то сознавать это. Копаешь, а где-то далеко идет несколько иная жизнь. У меня все о'кэй. Копаю. Земля день на день не выходит, но пока нормально. Морозы бывают, но начинает пригревать уже солнышко. Однако сие не особо радует (в том смысле, что у нас тут много болот и низин, а копать их неважно, конечно). Устаю мало. Работаем дружно, плохой кусок получишь – помогут. Дни летят, весь день в лесу. Времени свободного мало, но есть. Кое-что почитываю. С интересом прочел книгу Анатолия Гладилина «Сны Шлиссельбургской крепости» – об Ипполите Мышкине. Вообще жизнь у меня идет шустро, как говорят лыжники, «попал в мазь». Кончается вторая зима, а особых трудностей так и не встретилось. Короче, лопаю по утрам сладкий чай, да булку с маслом, а на работе покапываю земельку, да снежок на фоне дивных лесных массивов. Частенько выдаются дни, которые похожи на туристскую вылазку.
Физически чувствую себя хорошо. Кормят ладно и вкусно, и количественно, особенно в последнее время. Вообще упор сейчас на работу, даже все построения и прогулки стараются провернуть быстрее. В праздник (23-го отдыхали) сидел в казарме, смотрел телевизор. 24-е – день открытия съезда – встречали в лесу, взяли больше нормы, а грунт попал 3-ей категории: промерз на метр, ну и заковырялись – вышел конфуз…
Сейчас вот только приехали, умылись, переоделись. Скоро ужин, отбой. Коту, пожалуй, напишу сейчас. Давно не писал. Ну, пишите чаще, о себе больше. Привет всем. Крепко целую. Боря
11 марта 1976 года
Дорогие мои!
…У меня все нормально. Весь день на траншее. Лес кругом. Пока до места дойдешь утром – аж взмокнешь. Даже в обед ДП дают. Бачки с обедом на большие расстояния не понесешь, а самим ходить – время терять. ДП: сахар, масло, хлеб. Вечером нормальный обед, а через пару часов ужин. Потом сразу отбой. Время свободного мало. Редко смотрю телевизор. Чаще стараюсь почитать. Но время едва хватает на приготовление к следующему дню. Сейчас читаю Эммануила Казакевича «Дом на площади». Хорошо очень написано. Прочитал твои книжата. Понравилось – «Гляжу издалека». Просто, но со смыслом. Не стал человек писать романы о войне, а короткие такие эпизодики дают возможность представить то время очень хорошо. Драбкина пишет слабо. Половину рассказов я бы из этой книжки не стал печатать, но «Черно-белые улицы» мне понравились. По воскресениям смотрю кино в столовой. Видел «Ринг» – весьма слабый фильм, «Последние каникулы». Селиверстов загорел на солнце здорово, у меня тоже нос обгорел. Снег потихоньку тает, работаем в нижних рубахах, но по утрам холодновато еще. Двоим из нашей бригады дали отпуск. Я особо не надеюсь. Ведь если до мая не дадут, потом вероятности получить его мало.
Да, едет (один из них) парень из Тихвина Саня Смирнов. Если в Питер заедет, обещал зайти или позвонить. Кормят нормально. Вот сегодня так наелся в обед, что на ужин не охота идти. Разве что чаю выпить. Кончаю. Лучше потом напишу. Пишите чаще. Целую. Боря.
22 марта 1976 года
День добрый, дорогие мои буся и папа!
Сегодня получил бусино письмо, и рубль тоже. Спасибо. Честно говоря, без писем скучновато служится. Было на той неделе письмо от Кота. Пишет, молодец. Пишите чаще и обо всем. Бусины письма носят чисто деловой характер. Твои, папа, – более лирические. Впрочем и то, и другое хорошо. Ну, а меня потихоньку-помаленьку… Копаем землю. Она всякая, где песок сразу копается, где до пота ломиком долбаешь (такой мало). Устаешь, естественно, по-разному. Подъем в 5.30, отбой в 21.30. Сна в достатке. Второй месяц хожу лишь в очередные наряды (раз в две недели работаем до 11 – 12 на кухне после работы). Уезжаем на работу в 8 –9, а приезжаем в 6–7 вечера. Где-то в 9 ужин и часок-другой свободное время: приводим себя в порядок, подшиваемся, моемся, драим сапоги, смотрим телевизор, пишем письма, читаем и т.д. Умывальник наладили. Воду носят дневальные, хотя и не реггулярно. В воскресенье была баня, уборка территории от мусора (весь день) и два кино: «Повесть о чекисте» и «Персональное дело». Читаю очерки и рассказы Казакевича, на очереди – «Седьмой спутник» Лавренева.
Настроение несколько выше среднего. Причина – начало весны. Помаленьку тает и теплеет. В валенках сыро. Хожу в сапогах. Утром на разводе и по дороге в машине ноги слегка мерзнут, но затем согреваются в ходьбе. На работе хорошо. Погода часто солнечная, снег белый, голубоватый, весенний лес, тишь. Деревень и сел близко нет. Мы работаем в закрытой зоне, так что увольнений нет. Служба, короче говоря, идет не так легко, как хотелось бы, но довольно стремительно. Писать бы я мог еще много. И о нашем усатом комбате и о комроты, который у нас довольно строг. И о ребятах из отделения: живем мы довольно дружно, и о харчах, которых обычно хватает, хоть это и не домашние пирожки. Магазина у нас нет, была раз автолавка, но при желании можно купить курево, конверты и прочее в военном городке, отдав деньги взводному. Впрочем, денег ни у кого нет. Получку тянут второй месяц, и курить нечего. Так что ваши рубли тут хорошее подспорье. Я курю не много. Но мелочь всегда хорошо иметь на пачку сигарет, конверты и т.д. Галоши и носки мне присылать не надо. Лучше пишите чаще. Да кое-какие книжки были бы кстати. Привет всем нашим, привет соседям и знакомым. Хотелось, чтобы буся больше бывала на воздухе, не уставала и была всегда молодцом. А папа бы тоже почаще выбирался бы за город или в театр, кино. И, естественно, чтобы вы потом мне об этом писали. Сейчас у нас будет поверка и отбой. Так что кончаю. Всего вам хорошего. Боря.
3 апреля 1976 года
Здравствуйте, дорогие мои!
У меня все хорошо. Получил славное большое папино письмо. Однако не мог ответить толком сразу. Последнее время много работаем, приезжаем поздно, ужин, отбой. Погода каверзная: и солнце, и снег, и град, и дождь. Приходится много ходить по хлябям разверзшимся. Идешь не один километр по бровке и кой-где проваливаешься в траншею. Да временами и кабель надо таскать. А это дюже тяжко, особенно если тянешь по узенькой заледенелой бровке тяжеленную веревку. Нервов куча уходит. Масса хлопот с просушкой: приезжаешь мокрый. Благо тепло. Грунты тоже разные, то песок, то щебень. А норма одна.
Впрочем, выгляжу я отлично. Загорел, потолстел, стал помощнее, хоть гибкости и легкости прежней нет. Временами «пашем» без выходных. Но сегодня отдохнули. Политзанятия, потом ездили в лес по дрова. Приехал Саня Смирнов из отпуска. Завтра обещали свезти в Йошкар-Олу, в драматический театр. Ну, посмотрим, напишу.
Харчей хватает, хотя до котлет из «Севера» им далеко. Впрочем, получили деньги за 2 месяца – по 3.50 за месяц – и теперь при удобном случае лопаем пряники. Настроение неровное: то тоска по дому, то как-то забываешься, масса хлопот отвлекает и тогда не до дома. По ночам мне снится гражданский мир и то, что завтра есть возможность попасть в театр радует до головокружения, хоть чувствую, что это будет не БДТ. Но все-таки в число 10 человек от роты я попал, хоть чуть на Йошкар-Олу гляну.
Короче, хочется стихов, цветов и Ленинграда. А пока – траншеи. Но это привычно и потому не тяжело. Сейчас двенадцатый. Был отбой. Сижу в канцелярии. Написал «Боевой листок» – пару строк о производстве. С февраля выбрали редактором. И решил ответить вам. Целую, Боря.
Здравствуйте, дорогие мои!
Что-то давно от вас писем нет. У меня все хорошо. Весна идет. Сугробы тают на глазах. Совсем спарился в ватниках, а работать приходится в них, так как грязища ужасная. Дней солнечных много. День на день, конечно, не выходит, но бывают почти свободные. Когда бродишь по лесу, вдоль траншеи, и делаешь мелочную работу, а то и просто у костра сидишь. Да, теперь стало тепло, а посему просьба к папе – прислать портативных книжонок (по-русски и по-немецки) – время почитать найдется и еще не плохо бы несколько баночек крема (выдали новые сапоги и крема уходит много) и ручку. Потепление отразилось на всей нашей жизни. Весну очень ждали. У нас в роте многие в этом мае увольняются, им уж считанные дни остались. Как и Пышкину.
Сегодня – суббота. Работали. Только что приехал. Жаль: «Гамлета» по телевизору не посмотрел. Временами сильно тянет к книгам, к телевизору, хотя временами и не до этого, целиком занят другим. Я, кажется, писал, что побывал в Йошкар-Оле… Была приятная программа (выпускники хореографического училища, отчетный концерт). Балет, краски, музыка, атмосфера театра – приятно. Давали 2-й акт «Щелкунчика», а во втором отделении – отдельные номера. Я сидел, сгорая от удовольствия, точнее от давно неиспытанных чувств. После концерта высыпали на улицу. И рванули в кино, по инициативе большинства. Смотрели «Признание комиссара полиции». Опять ощущение, как дома: кинотеатр был новый, несколько похожий на «Ленинград», но поменьше. Назад ехали притихшие, такое настроение было у меня, когда ехал из дома в часть.
Службы осталось меньше 8 месяцев, и о доме думается, если не больше, то и не меньше. Кое-что читаю. Очень нравится Шевченко. Впервые прочитал его повести. Читал урывками: на траншее, в машине, до отбоя, но с таким запоем, какого не было давно…
А в лесу пахнет весной и временами хочется выть, как изюбр, от этой непонятной весенней тоски. Да и что это в конце концов – сидеть порой днями в мокрой траншее? Ждать кабель и выкидывать каждые 5 минут обвалившиеся куски? Впрочем, се-ля-ви и, если смотреть здраво, то служба у меня простенькая, не какой-нибудь десант… Ну, как ваши дела? Как настроение? Наверное, ездите уже помаленьку на дачу. Чего вообще новенького? Привет всем нашим… Жду ответа. Целую. Боря.
19 апреля 1976 года
Дорогие мои буся и папа!
У меня все хорошо Весна. Скоро на летнюю форму перейдем. Снег в лесу еще есть, но немного. Днем, если есть свободное время, можно чудесно загорать на какой-нибудь кочке или бугре. Работы еще хватает. Но не все дни приходится «пахать» с полной нагрузкой, бывают и полусвободные деньки. Дембеля получили аккорды (то есть выкинь определенное тебе число кубов земли и отправляйся домой).
Вчера был (можно сказать впервые) в увольнении. Дали увольнительную с 2 до 9 часов вечера в Йошкар-Олу. Побродил по городу. Один, с части еще несколько человек увольнялись, армяне. Ну, я как-то отстал сразу. Зашел, было, в кино, да сеансы все неподходящие оказались. Город большой, какой-то светлый и приятный. Есть довольно симпатичные девушки, марийки и русские. Марийская речь слышится, но не часто. Прогулялся по парку имени ВЛКСМ, нашел себе попутчика в виде десантника (он из Йошкар-Олы, служит в Баку, приехал в отпуск). Есть в городе большой дом культуры. Однако на танцы не было смысла идти, так как до части больше часа добираться. Короче, погулял не плохо. Ну, а как ваши дела? Как субботничек прошел? Я в этот день порядком намотался, работал и много. Да и каждые полчаса прибегал комбат, проверял ход работ. Вернулись в роту черте что: в такие минуты проклинаешь все на свете.
Выбираетесь ли на дачу? Получил я тут папину бандероль с журналами. Читать там было почти нечего. Пришлите что-нибудь по теме искусство, спорт, художественную литературу; можно на немецком. А то временами скучно… По утрам пробовал бегать. Но вставать надо раньше пяти (в 5.30 подъем), а это тяжело, и никакого удовольствия не получаешь. Да, фатер, может ты найдешь в комиссионке старенькую «Смену», как у нас была. Я бы у казармы пощелкал. Нам не разрешают, но я бы ее, естественно, таскать бы не стал. А пленку бы проявить сумел, прислал бы в письме. Подумай! И еще, коли не сложно будет, при случае в посылку пачку ленинградской «Авроры» кинь. Курят у нас все. А сигареты всякие – ярославские и елецкие – паршивенькие… Привет всем нашим. Целую. Боря.
2 мая 1976 года
Здравствуйте, мои дорогие!
Пишу под построение. Воскресный день, время свободное, а заняться вроде бы не чем. Погода серенькая, вчера и сегодня утром шел полудождь-полуснег. Настроение среднее. Праздник Первомая прошел вчера не на высоком уровне. С утра кое-кто переоделся в парадки. На разводе комбат поздравил с праздником. Прошли разок с песней, да после кино смотрели «А зори здесь тихие» (уже третий раз смотрел). Да еще в обед дали по яблоку, а в ужин три печенины. На этом ритуал праздника был исчерпан. Вечером пилили дрова на кухне (утром пришлось допиливать). Шел дождь, и было прохладно И настроение было «шлехт». Читать нечего, скучновато. Сегодня обещали строевой смотр. Но может не будет, ибо сейчас обед, а потом вроде бы баня. По телевизору ничего хорошего. На той неделе смотрели пару серий «Волны Черного моря». Прошлая экранизация была, на мой взгляд, не хуже.
На работе дела идут своим чередом. Много здесь значит погода. Ясное дело: когда холодно и дождь, тогда даже бездельничать не особенно приятно. А так устаю мало. Говоря по сути, служба идет, а глазом этого не заметишь. Дни похожи, хочешь – не хочешь, постоянно что-то вспоминаешь или думаешь о будущем. Ну, а как у вас прошел праздник? Как погодка? Чем занимаетесь? Пишите почаще и пообъемнее. Привет и поздравления всем нашим. Целую. Боря.
20 июня 1976 года
Здравствуйте, дорогие мои!
Вчера получил папино письмо (за 14 июня). Из коего узнал, что писем от меня вы давно не получали. Странно. На ваши письма я отвечаю почти сразу. Бывают, правда, иногда моменты, когда настроение неподходящее. Посылку вашу получил. Спасибо, она была ценной во всех отношениях.
У меня все хорошо. Погода неустойчивая. Прохладные деньки сменяются жарой. Работаем на стройке. Последние дни были довольно напряженными. Пришло к нам большое пополнение. Много русских, узбеков. И на работе, и в казарме гоняют всех часто. День почти целиком на работе. Возня со стройматериалами. Благо погода, в основном, милостива. Чаще стали теперь строевые, регулярнее политзанятия. Однако о доме думается и частенько: ведь до него какие-то 5 месяцев. Особо тоскливо провожать дембелей. Ребята служили с нами как-никак полтора года. Уходили они поздно (в строевых на полмесяца раньше), в конце мая – середине июня. А до моего приказа 100 дней (27 сентября).
Сейчас пишу, сидя на травке за казармой. Жара. Орут (словно свора цепных собак) на соседнем болоте лягушки. Жара где-то за плюс 25. Вчера работали, вечером смотрели «Возвращение Святого Луки». Сегодня с утра политзанятия были, потом хозработы (я «Боевой листок» писал). Скоро обед, вечером – фильм. Ох, жара, и искупаться негде. Речки ни одной. Шура Селиверстов (теперь командир в моем отделении) читает. Андрей Иванов – из Ленинграда, на Большом живет – читает «Комсомолку» и что-то про Фрезера. А мне читать лень: лежит несколько полупрочитанных журналов «Юность». Попалась в журнале «Москва» подборка Рубцова, всего несколько стихотворений. Я бы так никогда писать не стал, но некоторые строки запомнились и всплывают кстати и не кстати. Впрочем, в моих эстетических, литературных и чисто бытовых взглядах все смешалось. И «Братская ГЭС» Евтушенко и Рубцов, Горький и Мопассан… Впрочем, как говорят инженеры, «проект приемлем и интересен, но требует доработки». По небу плывут сугубо гражданские кучевые облака, и кажется, что находишься где-то лет на 500, а может и больше назад. Ну, это уже лирика. Потихоньку закругляюсь. Привет всем нашим родственникам, друзьям, знакомым по работе, соседям.
Целую всех вас. Боря.
1 августа 1976 года
Здравствуйте, дорогие мои!
Получили ли вы от меня письмо о благополучном прибытии в часть? Доехал я хорошо. Правда, в Москве просидел в аэропорту долго (так как прибыл в Шереметьево в 17.30, через пару часов был в Домодедове.Тут просидел до 4.30, рейс откладывали несколько раз). Из Казани сразу поехал в Йошкар-Олу. На полпути поломался автобус, часа 4 ждал другой.
День пробыл в части: не было машины. 28-го утром приехал на новое место. Серпур – небольшой центр. Кинотеатр, ресторан и недавно построенные кирпичные домики. Такие вот – на два этажа – мы и строим. Бригада почти та же. Командир Шурик Селиверстов, узбеки, азербайджанец и трое русских (один из Пушкина и двое ленинградцев). Работаем от подъема до отбоя (впрочем, по собственной инициативе). Делаем крышу. Работаем, загораем, читаем. Внизу – улочка из деревянных с одной стороны каменных с другой стороны домов. Напротив магазин «Продукты» – самообслуживание. Внизу ходит гражданское население. А в увольнение не отпускают. Комроты, приняв во внимание столь непривычную близость к поселку, по несколько раз пересчитывает нас ночью. И в случае чьего-либо отсутствия, подымает всех. Так что приходится глядеть на мир с крыши. Погода жаркая. Сегодня брызнул дождик, но душно и температура не меньше 25-ти. Живем в палатках. Оборудован (в мое отсутствие небольшой городок: палатки, пара навесов, туалет, турник. Работаем в ста метрах от лагеря. За лагерем – поля. Кормят непривычно. Возят еду из столовой. В завтрак, обед и ужин – котлеты. Сходил в местную баню, погрел кости в парной. Так что все у меня пока очень хорошо. Вот сегодня воскресенье. Ходили на пруд (он небольшой, но ребята здешние купаются) стираться.
А сейчас сижу в палатке (слегка капает) и пишу. Заниматься особенно некогда, но небольшую бандерольку из журналов и пары простеньких книжат на немецком получил, и читаю, в частности «НойесДойчланд» – слов незнакомых уйма, но кое-что разбираю.
О фото. Одну пленочку отщелкал. Возиться с проявкой и печатаньем сложно. Скорее всего, пришлю тебе. Благо почта недалеко. Жизнь идет своим чередом. Масса приятных вещей сменяется неприятными. Второй день болят зубы. Анальгин помогает недолго. Завтра пойду к зубному. Вот такие мои дела. Не прошло и недели, а воспоминания о доме, как о чем-то далеком. Жду ваших писем. Целую. Боря.
6 августа 1976 года
Здравствуйте, дорогие мои!
Вот и заскучал снова по вам. Оставшиеся три с половиной месяца покажутся самыми длинными. Служба моя нынешняя хороша, как никогда. Строим дома гражданскому населению. Вожусь с раствором. Погода солнечная. Обед возят из местного ресторана-столовой. Впервые получаю ежедневно котлеты, дают молоко, жареную рыбу на ужин, квас. Да, это не Урал. Работаем до ужина, но интенсивность труда не высокая – не устаю. С начала приезда не курю. По утрам нас гоняют по 5-6 км, вместо зарядки, а главное решил сделать себе и вам подарок – бросить курить. Есть турничок, штанга. Я предпочитаю первое. Увольнений нет. Но сходил, как наиболее достойные товарищи, в местное кино – кинотеатр «Юбилейный» – на «Берегись, Зизи». Фильм пустенький, но встряхнулся.
Бригада довольно дружная. Как я уже писал, – 5 русских пацанов.
Папуля! Пришли каких-нибудь журнальчиков, что-нибудь на немецком. Если можешь, закинь журнал «Катера и яхты» для Шурика: я ему пообещал, когда он мне сапоги отремонтировал.
Впрочем, все эти мелочи не играют особой роли. Просыпаюсь с мыслью, что ДМБ ближе. Тянет в Питер. В круг родных и знакомых, к занятиям, к спорту. Пишите подробнее о всех новостях, мелочах. Что в Мартышкине? В городе? Чем занимаетесь? Как поживают тетя Тося и Наташа? Привет им, Татьяне, Герману, а также всем остальным родичам, знакомым и коллегам по работе. Целую. Боря.
5 сентября 1976 года
Здравствуйте, дорогие папа и буся!
Получил папулино письмо. Был рад. Получаю писем раз в 5 меньше. Кот только приехал из Польши. Вчера получил от него письмо. Так что вы мои единственные корреспонденты.
У меня все хорошо. Август был холодным, дождливым. Спал даже одно время одетым. Но сентябрь открыл «бабье лето»: солнце, тепло, паутина в воздухе. Сегодня – воскресенье. Пользуясь погодой, работаем. Точнее, рота, а наше отделение наводило порядок в роте. Только что постирался, сейчас лежу у пруда за ротой: сушусь. По утрам, да и вечером, подхожу к турнику, бегаю. Чтобы кошки душу не скребли (а чем ближе ДМБ, тем сильнее скучаешь), побольше читаю. Один пацан из нашего отделения дает хорошие книги. Прочитал «Берег» Бондарева, «В августе 44-го» Богомолова. Сейчас читаю приятную повесть Троепольского «Белый Бим, Черное ухо». В воскресенье водят в кино. Смотрел «Когда тебя нет» (про Рафаэля) в то воскресенье. Работа занимает почти весь день. Копаем, таскаем. Пробудем здесь, в Серпуре, до конца месяца, а может и дольше. Пока не построим дома до конца. А строители мы вообще начинающие. Первая партия поедет где-то во второй половине ноября. Впрочем, справка из ЛГУ, о которой говорили, думаю, не помешает. Как она должна выглядеть – не знаю, да и не это при увольнении главное. По крайней мере, на ЧП стараюсь не нарываться.
У папы скоро день рождения. Я хотел бы от души его поздравить и пожелать счастья, успехов в творческой, а также в не очень творческой работе. Жду посланий о вашем житье-бытье. Большой привет всем нашим. Целую. Боря.
9 сентября 1976 года
Здравствуйте, дорогие!
Получили ли вы мое письмишко? Хочу папулю еще раз поздравить с днем рождения. Желаю счастья, здоровья, успехов в жизни. У меня все хорошо. Стало чуть прохладнее, но солнышко еще светит. Работаю на лопате. Огромные ямы под канализацию. Лом, лопата. Время летит быстро, хотя и попотеть порой приходится. Читаю несколько сентиментальную «Ярмарку тщеславия» Теккерея, но времени свободного мало. (Да и света нет, а темнеет рано).
Жизнь идет своим чередом. Селиверстов возится с закрытием нарядов. Ребятишки (русских у нас в отделении 6 человек) в свободную минуту читают (у каждого толстенный том за пазухой). Приближение дембеля поднимает настроение. Впрочем, будни заставляют заниматься не только чтением французских утопистов. Сапоги разлетелись. Хотя я и проявил известную смекалку и непривычную ловкость сапожника. Как дождь, так сапоги протекают и разваливаются (а плановых больше не положено). Так что было бы не плохо, если бы вы прислали червонец. Тем более, что дождей хватает. Пишите чаще. Письма все же поднимают настроение.
Сейчас вылез из ямы и направляюсь на обед. С одной стороны – дома, которые мы понастроили. С другой – уже обжитые. Из окон последних разносятся обеденные запахи. И все это опять напоминает о ДМБ. Но я, кажется, увлекся лирикой. На этом кончаю. Пишите. Целую. Боря.
19 сентября 1976 года
Здравствуйте, дорогие мои!
Писем от вас давненько нет. Без них скучновато. Знаю, что у вас все хорошо, но пишите чаще. Мои дела идут нормально. Бесконечные будни (сегодня воскресенье, а до обеда работали) наполнены малоинтенсивной работой. То копаем, то возимся с битумом, то с раствором, и все это сдабривается длительными перекурами. Настроение обычно серенькое. Мелких неприятностей всегда. Вот расползся сапог, а сегодня уронил в костер пилотку. Не слишком радует и погода. Выдали нижнее зимнее белье, иначе приходилось спать одетыми. Ходим в телогрейках. Порой в полдень по-летнему тепло, а по утрам зябко. Свободного времени как такового нет, приходим с работы в сумерках (света нет). Изредка удается почитать роман-газету на работе. С пацанами обо всем переговорено, и тема дембеля, хоть и бесконечна и приятна, но тоже надоедает. Дембель, впрочем, тоже ставит проблемы. Китель у меня по ряду причин отсутствует. Даже приходит мысль ехать в гражданке. Впрочем, это не главное.
Да, я тут постригся наголо. Может зря, но за пару месяцев немного обрасту. …Насчет питания – нормально, хотя черный хлеб последнее время ем очень и очень мало. Сразу появляется изжога, а так все нормально. Здоровье нормальное. Мою широкощекую физиономию вы увидите на фото. Привет всем. Целую. Боря.
1 ноября 1976 года
Здравствуйте, дорогие мои!
У меня все хорошо. Служба идет нормально, работаю последние дни. Думаю, где-то в конце ноября отпустят. У строевиков с этим делом раньше, но и забирают тоже. К сожалению, ничего конкретного не могу сообщить.
У нас настоящая зима. Снегу по колено. Впрочем, прелести природы как-то приедаются и даже марийские поля с древними избушками, стогами сена и зайцами уже поднадоели. Время свободного много. Изредка листаю дойч, читаю художественную литературу (впрочем, хоть ее и много, но то ли она малоинтересна, то ли передается общее настроение). Как я вам писал, живу сейчас на отколе от части. И по этой причине письма извне идут медленнее.
Вот такие мелочи. Физиономия у меня за последнее время от избытка сна и пищи округлилась, как никогда. Ну, и, конечно, разрешите вас, мои дорогие, поздравить с наступающим праздником 7 Ноября.
Желаю счастья, здоровья и отличного настроения.
Крепко целую.
Боря.