Вчера я пыталась уснуть по своей методике. Легла поудобней, расслабилась, сделала дыхание лёгким и поверхностным и стала думать мечтательно о самом хорошем.
Методика обычно меня не подводила. Поэтому, когда я почувствовала необыкновенную лёгкость, то с блаженством подумала, что засыпаю. И вот лежу на боку, уткнувшись носом в подушку, и не могу понять, что такое со мной происходит. Вроде бы сплю, а вроде бы есть мысли о том, что не заснула ещё. И сама будто в воздухе парю, тело совсем не чувствую.
Ну раз не сплю, думаю, так надо глаза открыть, чтобы убедиться, что всё это не во сне. С большим трудом приоткрываю глаза и вижу себя на кровати, вроде как со стороны. Ну это точно сон, решила я, и полетела к потолку. Потом сделала ещё вираж по комнате и снова смотрю, что лежу с приоткрытыми глазами. Мистика да и только.
Я часто в нелепом или неприятном сне понимаю, что всё мне только снится, и могу иногда усилием воли проснуться, а тут ничего не получается. Неужели я вышла в астрал? Тогда я должна проходить сквозь стены вроде бы... И я рванула вверх. Видимо, перестаралась, так как оказалась в огромном помещении с высоченными потолками.
Пригляделась, так это же наш "Ашан"! Вон и пакеты, лейблы всякие и ценники на это указывают. В нём тихо и пусто, и только холодильники монотонно гудят. В мужском отделе заметила паренька, он сидел, склонившись над какими-то чертежами, что ли. Я решила просто к нему подойти, чтобы не напугать. Было интересно, видит ли он меня.
Парень, не поднимая головы, пробурчал: "Достали". Наконец он взглянул на меня каким-то мрачным взглядом и сказал: "Лети отсюда, не ищи приключений на свою ..."
Мне стало смешно: "А ты что здесь делаешь?" Его ответ напугал: "Меня нет, я умер". У меня душа содрогнулась. Я не знаю, видят ли те, кто вышел в астрал, покойников, но получается, что видят. Теперь я окончательно поняла, что это не сон и захотела скорей вернуться домой, в своё тело.
И опять изо всех сил рванула вверх. Теперь я парила над "Ашаном", кругом всё бело от снега, а мне ничуть не холодно. Я видела свой дом и даже наши окна, но где-то рядом струился необычный сияющий свет. Полетела на него, чтобы понять, что там такое. Дом исчез, а света становилось всё больше, как будто и не ночь на улице.
Наконец, я поняла, что лечу в какой-то притягивающий тоннель, где хорошо и много-много света. Мне очень туда хотелось попасть, ну хоть одним глазком взглянуть на это чудо. И тут я вспомнила рассказы о том, что люди выходят из своего тела и не возвращаются в него... Зачем мне всё это? Да я в это и не верю!
От страха я встала, как вкопанная, и не знала, надо ли лететь обратно, где теперь был сплошной мрак. Как мне вернуться назад? Где моё тело? Вдруг я услышала отчётливые голоса и понеслась к ним. И тотчас ощутила себя в теле, это явно было моё тело, знакомое мне до боли.
Я держала в руках какой-то саквояж, потом поставила его на землю, привычным движением поправила шляпку и стала снисходительно смотреть на симпатичного усатого офицера в шинели, который нервно прохаживался между людей, скрестив руки за спиной. Разговаривая сам с собой, он рассуждал о большевиках и о судьбах России.
На него учтиво поглядывали, не особо прислушиваясь к его словам, гражданские и военные мужчины, женщины в шляпках и длинных платьях, хмурые чопорные старики, один из которых тяжело опирался на трость и держал в руках трубку. Рядом стояли чемоданы, саквояжи, где-то тихонько всхлипывал маленький ребёнок, и его успокаивал нежный женский голос.
Как будто почувствовав на себе взгляд, офицер обернулся и, увидев меня, направился в мою сторону. Лицо его мне казалось знакомым и отчего-то даже было его жаль. Когда он поравнялся со мной, я сказала:
— Вы так тревожны, милейший Матвей, и всё говорите, говорите без умолку, а ведь вас никто и не слушает, заметьте.
Он согласно кивнул головой и, пристально глядя мне в глаза, жестом пригласил пройтись с ним рядом. Кругом стоят группы людей, оживлённо, но тихо беседующих между собой, а мы прогуливаемся в центре. Я ловлю на себе заинтересованные взгляды мужчин и чувствую себя очень даже привлекательной барышней. При этом отчётливо понимаю, что все они намерены покинуть Россию и ждут корабль. Оказывается, и я в их числе.
Офицер продолжает развивать свою мысль:
— Понимаете, у меня нет сомнений, что Россию можно было спасти, и ведь всё так просто! — говорит офицер, — К чему нам было втягиваться в эти войны, когда весь мир занят коммерцией и процветает через это. Нас снова провели, как мальцов, чтобы навязать этот жуткий хаос. Но Россию тоже могла спасти коммерция! — восклицает он.
И тут я начинаю нести какую-то ахинею:
— А я совершенно равнодушна к коммерции...
Матвей живо вскинул голову, удивлённо посмотрев на меня:
— Но отчего же? Как можно?
Мне льстит его внимание ко мне и уважительное отношение, как к собеседнику, поэтому я старательно излагаю свою позицию:
— Ну как вам сказать... Я считаю, что всякое дело должно непременно давать удовлетворение, коммерция в том числе, против которой я ничего не имею...
И вдруг понимаю, что несу ахинею и говорю с этим человеком из какого-то другого измерения, что мои глупые разглагольствования сейчас абсолютно ни к месту, и всё же рассуждаю дальше, благо, что мой собеседник слушает меня терпеливо и с интересом, а я себя чувствую отнюдь не заурядной барышней.
Неожиданно прозвучал гудок парохода, мы оба вздрогнули. Матвей подхватил мой саквояж, взял меня под руку и твёрдо сказал:
— Идёмте же! Мне известно доподлинно, что там будет мало мест, и половины из нас не возьмут.
Но я чувствую, что меня что-то здесь держит, я почему-то не могу уехать, отвечаю с измождённым видом и отчаянием:
— Я не могу оставить Россию, Бога ради, простите, но я не хочу за границу.
Он в изумлении смотрит на меня:
— Да как же так?! Ведь вы пожалеете, поверьте. Уже более не будет такой возможности. Так что же?
Я отрешенно отворачиваюсь:
— Ступайте! И пишите мне, прошу вас, как там устроились.
Он ставит саквояж на землю и бежит к пароходу, где толпа уже осаждает трап и кто-то даже падает в холодную воду. Потом я машу ему рукой, и он мне машет в ответ на прощание и кричит, что-то пытается сказать. Половина людей остаётся на берегу, они в отчаянии. Мне становится плохо, я падаю в обморок и слышу:
— Врача, скорее врача! Есть ли врач среди вас, господа?
Кто-то склоняется надо мной:
— Дышите, милая, дышите глубже. Да подайте же воды, наконец!
И я начинаю дышать, делая глубокие редкие вдохи. И снова вижу себя на своей кровати со стороны, пальцы рук сжимаются, глаза закатились, но я сумела вернутся в себя. Это было почему-то очень трудно. Села на постели, поправила волосы, вспомнила про шляпку. Жаль, что там, в 1917-м году, я так и не увидела себя со стороны.
Что же это было? Как я вышла в астрал? Почему оказалась в другом теле? Никому ничего не рассказала... Просто решила всё записать. Ведь это, наверное, просто случайность. Но один вопрос меня мучил больше всего — могла ли коммерция действительно спасти Россию тех времён?