При том, что все описанные в этой книге события соответствуют некоторым реалиям эпохи и даже имеют документальный фон, эта история являются абсолютным плодом авторского воображения. Любые совпадения образов или имен героев с реальными персонажами случайны.
Ангелы на краю ада
Глава первая
Похмельные мысли одного шпиона
Пномпень. 17 апреля 1975 года. 6 часов утра.
Просыпаешься с пересохшей глоткой. Шаришь руками вокруг в поисках баночки пива. Но ничего нет. Остатки "пешехода" не оросят твоей глотки, но позволят вернуться в реальность.
А она - эта самая реальность, словно какой-то дешевый сюрреализм, возведенный в классику. "Андалузский пес" Бунюэля.
Мертвая лошадь на пианино, муравей в руке. Бритва, разрезающая глазное яблоко.
Насмотрелся киноклассики на закрытых показах. Только здесь не кинозал для эстетов. За окном - отдаленные разрывы снарядов и мин. Кондей лишь усиливает ощущение сюра.
Наверное, это сон.
Сон о Камбодже.
Между тем, вчера ты зачеркнул красным фломастером 16 апреля. Значит сегодня 17.
Генерал вместе с американцами покинул Пномпень еще неделю назад. Он болен и немощен. Самдех, мать его. Республиканец херов.
Наши бонзы со Старой площади по дипломатическим и другим каналам просили в феврале 1970 года генерала не трогать Сианука. Но он уже через месяц переметнулся к пиндосам, совершив маленький «куп дета» в нейтральной Камбодже.
Вот и схлопотал теперь по полной. Капитолийские дяди в своем желании выползти из вьетнамской авантюры велели прекратить «ковровые бомбардировки» окрестностей Пномпеня. Партизаны тут же взяли город в клещи.
Правда, янки по честному забрали генерала с собой. Пиндосы, парни запасливые. Мэй би, и паралитик Лон Нол им сгодится. Остальные кхмеры остались в глубокой ж.
Но тогда еще об этом никто и думать не смел.
Впрочем, все мы здесь в той же анатомической субстанции. А я уж и подавно. Меня просто забыли. Когда посольские вышвырнули меня из "большой игры", я, офицер ГРУ, крыши у них не просивший, разозлился и запил. Суки. Мелкие ****юки, которые обосрались после того, как родина-мать велела некоторым их них не покидать Пномпень. Даже когда война подошла к окраинам города.
Чем я занимаюсь в этом городе? Собираю информацию. По линии кино. Кхмеры очень любят кино. Сианук - великий киноман, но он никогда не понимал Бунюэля. И Бергмана. И Антониони. Он любил индийское кино. А генерал кино просто презирал. Зато провозгласил "Республику Кхмер". Он думал, что республика спасет эту страну от надвигавшейся на нее чумы.
А в том, что "красные кхмеры" - это страшная чума азиатского большевизма, единственная идеология которого - террор, у меня уже давно нет никаких сомнений. "КК" пропитаны духом китайской "культурной революции", о чем я неоднократно докладывал в Центр. Но от меня просто отмахивались. "Ты, кажется, совсем ошалел от камбоджийской жары, Михаил. До сих пор не имеешь никаких контактов с руководством "КК", хотя именно на это мы тебя нацеливали. Впрочем, наши коллеги из ПГУ КГБ тоже никаких контактов с верхушкой "КК" пока не установили. И это очень плохо!".
А то я не знаю, что такое хорошо и что такое плохо.
Кроха сын к отцу пришел, и спросила кроха... Мать вашу...
Интересно, а кто я теперь? Вчера Жан-Пьер весьма прозрачно намекнул мне, что коллеги из ЦРУ меня «сактировали». Шепнули кому надо о «кроте» в советском посольстве, который … Но какого черта. Я никогда не работал под «посольской крышей», но «каждый охотник знает…»
Это никакая не новость что в посольстве меня на дух не выносят. Однажды я напрямую сказал «дипломату из ближних» Валерию, что они гонят на Лубянку и Старую площадь очень много плохой, просто никудышной информации. Фуфло гонят.
С чего они решили, что "красные кхмеры" слушаются старших товарищей из Ханоя? Они уже давно сорвались с вьетнамского поводка. А после того как части ВНА покинули берега Тонле Сап, черные солдатики словно туча мух облепили Пномпень. Почему наши решили, что "красные кхмеры" - "наши парни". Почти коммунисты. Бред какой-то. Я не верю в этот коммунизм. Хотя Лейба Троцкий тоже считал себя куда большим коммунистом, чем великий товарищ Сталин. И получил за это альпенштоком в черепушку от испанского коммуниста. Свой своего побиваха. А Сианук, между прочим, прекрасно себя чувствует в Пекине, где старый Мао предоставил ему королевский приют. Мао мудр как Каа, а Сианук – просто надутый павлин. Неужели он рассчитывает въехать в свою пнопменьскую резиденцию на белом лимузине?
Нет, "Джонни пешеход" - воистину волшебный напиток, настраивающий тебя на философический лад.
Стрижов, отставить! Твое положение по морской терминологии - "оверкиль". В посольство идти - казнь египетская. Радистки Кэт у тебя нет. Связи с центром теперь тоже. Твои информаторы куда-то растворились. Похоже, пошел слушок. Запахло паленым. В Москве тебя будут долго мурыжить, потом парткомиссия, исключение из партии, потом разжалуют и … Японец на твоем месте совершил бы сеппуку. Жаль, этот французский мерзавец Ванька, наверняка откажется отрубить мне голову одним из своих ослепительных самурайских мечей.
Намедни, ты общался с двумя пареньками из контрразведки генерала.
- Месье Мишель, мы не станем объявлять вас персоной нон-грата. Но мы знаем, что вы знаете, что они знают...
- Кто они?
- "Красные кхмеры", с которыми у вас есть контакт.
- Почему вы так решили?
- Месье Мишель, не нужно играть в проигранные игры. Просто скажите, что будет, когда они...
Славные мальчики. Мы расстанемся с вами на несколько лет. Один из вас сгинет на полях смерти, а другой - Чум Бум Ронг станет шефом пресс-службы у министра иностранных дел Народной Кампучии - кривого Хун Сена, который сначала был "красным кхмером", а вот теперь правит королевством. Но я забегаю вперед лет на тридцать с копейками.
А сейчас - год 1975, и на моем настенном календаре из "Плейбоя", где красуется мисс апрель с классными сиськами и прочими женскими сладостями, красным фломастером помечен четверг 17. Сегодня у меня в полдень встреча с Самбатом, единственным кхмером, которому я полностью верю.
Самбату - 25. Пару лет назад мы совершили несколько интересных экскурсий по "тропе дяди Хо". И все бы ничего, не нарвись мы на пиндосов. И если бы не мы их, то уж точно они нас... На войне как на войне. Тут уже не проходят игры в юннатов.
Когда меня учили убивать, наставники говорили: " Мишка, - цена жизни равняется цене смерти. От перестановки слагаемых сумма не меняется. Один должен обязательно умереть".
Мы положили пятерых.
Кто научил убиватьСамбата?
Монахи...
Я наслышался сказок о монастыре Шао Линь.
«Это не сказки, месье Мишель. Нужно уметь остаться в этом мире и этой жизни. Нирвана подождет».
Самбат - интересный малый. Интеллектуал, на кончиках пальцев которого бродит смерть. Он презирает "красных кхмеров", почти также как и республиканцев. Знает кто я, и при этом не верит нашим кремлевским геронтофилам. Он презирает Сианука и уважает только одного из принцев королевского дома Нородома Чантарангсея.
Принц – интересная личность. В молодости был активным участником национально-освободительного движения Иссарак, репутацию героя себе заработал в борьбе за независимость. Чатарангсей – прирожденный воин. Когда французы признали независимость Камбоджи, его солдаты остались не у дел. Сиануку просто не нужно было столько солдат. Кроме того он боялся своего августейшего родственника, да и не доверяли они друг другу.
Чантарангсей не мог бросить своих людей на произвол судьбы. Он уже тогда в середине 50-х решил порвать с королевским домом и стал готовить переворот, с целью установления республики.
Однако после того, как один из участников заговора предал своих товарищей Чантарангсей вместе с остальными заговорщиками оказался в тюрьме. Сианук распустил его батальон и лишил его титула принца.
После успешного проамериканского переворота генерал Лон Нол назначил Чантарангсея командиром 13-й дивизии «Тигр». Его солдаты носили синие шарфы, на рукавах камуфляжек красовалась нашивка – голова оскалившегося тигра.
Провинцию Кампонгспы, где дислоцировалась его дивизия Чантарангсей практически объявил своей вотчиной. Здесь он очень успешно воевал с партизанами и был большим почитателем французских коньяков «эннесси» и «мартеля».
В адьютантах у него был брат Пол Пота Салот Чхай. Не знаю шпионил ли Чхай за своим боссом или же, напротив, с остервенением резал вместе с «тиграми» головы «красным кхмерам». Гражданская война началась еще тогда, когда Каин убил Авеля.
Салот Чхай, говорят, был посредником между Чантрангсеем и рядом партизанских умеренных командиров НЕФК в 1973 году, когда ЦРУ решило, что на место Лон Нола пора ставить решительного предводителя «тигров». Принц должен был переманить на сторону республики начинавших сомневаться в марксистской доктрине уставших от войны паризан. Но опять же капитолийские «мудлецы» стали ставить ЦРУ палки в колеса. Денег не дали, Чантарангсея «кинули» и тем самым помогли Салот Сару (он же Пол Пот) взять Пномпень на блюдечке с голубой каемочкой.
Вот такие занятные баечки рассказал мне как-то Самбат. Случилось этого после того как мне пришлось однажды «вырубить» этого странного кхмера.
А началось все с того как клевреты нашего уважаемого советника по культуре очень топорно пытались вербануть Самбата, после чего отправились на лечение в Москву. Хорошо не в цинке.
Хотя временами я жалею, что оказался в тот день на набережной Сисовата в районе речного порта, где Самбат собрался отправить двух секретарей совпосольства к праотцам.
И все же хороший удар – едва ли не лучший способ заполучить достойного друга.
Вместо полицейского участка я привез Самбата в свою огромную квартиру на проспекте Монивонг.
«Мон ами очень пьян", объяснил я наше странное вторжение консьержу, зная, что он тут же доложит об этом визите по инстанции. Камбоджа держится на стукачах.
Впрочем, как и моя родина во времена товарища Сталина и после него. Хотя сейчас на родине стукачей поубавилось. Зато все они сплотились в стенах совпосольства. Вокруг "советника по культуре". И стали стучать на всех и вся. Сплошной тук-тук-тук. А чего ты ждал от этого грёбанного резидента и его присных?
"Михаил, вы забываетесь! Здесь не Лаос! Ваши методы недопустимы!"
Это он мне. Главный разведчик под крышей посольства. Эстет. Большой любитель кхмерского балета и китайских бронзовых антиков, которые он скупает у местных китайских антикваров.
Чистоплюй херов. Сидит сейчас небось, напустив в штаны. А ну как "красные кхмеры" окажутся на поверку "черными"? Такое объявится у них КП-СС, что мало никому не покажется.
Мой шеф в ГРУ полковник Прилепа обычно нызывал всех резидентов пидорами. "Все они двустволки, Мишаня. Дают партии по всякому, а сами однако горазды опустить, тех, кто не "свой". И мы для них "чужие", Михаил. Потому как мы "дальние". Так что ты при случае лучше молчи, но и с нашим военным атташе тоже держи дистанцию. Он уже нахватался дипломатических политесов. А резидент "ближних" в Пноме - законченный пидор. У него хобби писать на всех "леттр дю каше". Как бы они, Мишка, там не сожрали тебя, ****ины дети".
Они и сожрали. Три дня назад меня шифрограммой отозвали в экстренный отпуск. С чего бы? Пном в плотной осаде, а мне предписано вылететь в Бангкок и далее на родину. Поздно хватились родимые. Аэропорт "Почентонг" из-за постоянных минометных обстрелов закрыт. А по земле до Араньяпратета только бодхисатва доберется. Если конечно станет невидимкой. "Красненькие" уже неделю стоят в Удонге.
Самбат пару дней назад рассказал, что, там, прямо в пагоде расстреляли сотню офицеров и монахов. Изрешетили храм как ситечко.
Пномпеньцы жутко паникуют. Хозяин моих апартаментов куда-то сбежал еще неделю назад. Хитрожопый китаёза. Хотя умница. Жизнь она ведь у всех одна. А что недвижимость? Так, иллюзия.
Вот только городские кхмеры уж больно жадные. Он думают, что "красные" - это очередные республиканцы, которые за риельку маму родную продадут.
Нет, «красненькие» как раз не продадут. Хотя сейчас, как мне кажется, начнется первый акт спектакля, в ожидании которого я провел два ужасных года в пномпеньском гадюшнике. Потому что в жизни этой милой провинциальной столицы бывшего провинциального королевства не последнюю роль играют китайцы с их знаменитыми тайными обществами - "триадами".
Если назвать вещи своими именами, то это обычная мафия, которая крышует местных китайских бизнесменов. Однако в Пномпене у китайских "хуацяо" сложилась интересная структура повседневности.
Это одна из немногих столиц Юго-Восточной Азии, где нет "чайнатауна" - китайского квартала, где обычно проживает большинство китайской диаспоры.
Поэтому китайцы здесь повсюду. И чувствуют они себя в отличие от вьетнамцев, которых в городе тоже немало, очень даже комфортно. По крайней мере, далеко не все последовали примеру моего домовладельца.
Значит, они рассчитывают на то, что в окружении "КК" есть достаточное количество их покровителей.
А именно военные и политические связи "КК" с Пекином мне и предстояло выяснить.
В том, что эта связь существует, сомнений у Центра не было. Но мое задание было намного деликатнее. Я должен достать неопровержимые свидетельства тесной смычки городского подполья "КК" с китайской мафией. И, кажется, удача мне улыбнулась.
Самбат через свою банду пронюхал о какой-то умопомрачительной партии героина, который предназначался для переброски в Сайгон, а оттуда в Гонконг. Руководить этой операцией в Пномпень прибыл парень из столицы Поднебесной. Когда Самбат принес мне фото этого малого, я чуть не задохнулся от восторга. Изображение хоть и смазанное, видно у парня, который ее делал, руки тряслись, но я тут же признал в долговязом китайце своего "старого знакомца" Чень Чже.
Чень - доверенное лицо Кан Шэна. А там где Кан, ищи большую рыбу. Или "крота".
Потому что после того, как я имел неосторожность обронить в посольстве фразу о появлении в городе некоего посланца из Пекина, через пару дней последовал вызов в Москву.
Я смутно подозревал, что в нашем посольстве поселился "крот". Но кому я мог сказать об этом?
Черт, почему так болит голова?
Переборчик, месье Мишель.
Вчера мы хорошо посидели с Ванькой. Он славный малый, хотя и французский шпион. Жан-Пьер Колософф.
Увлекается собирательством старинных монет и прочих исторических артефактов. Якшается с китаезами подозрительной внешности. Это, конечно, его дело. У себя в посольстве он третий атташе по культуре.
Он знает, что я шпион, а я знаю, что он шпион.
Такие мы с ним веселые «всезнайки».
Но в это утро ни он, ни я не знали и знать не могли, что "китайский рыболов" уже раскинул свои сети.
Из досье: Героин и триады
Хотя на эту тему нет недостатка в материалах, история третьей индокитайской войны, особенно в финальной ее стадии изобилует огромным количеством белых пятен. Падение проамериканских режимов в Камбодже и Южном Вьетнаме произошло столь стремительно, что сами победители оказались в смятении: виктория упала к их ногам как перезревшее яблоко. Американские историки полагают, что самую губительную роль в бесславном конце третьей индокитайской войны сыграли конгрессмены и сенаторы, резко сократившие помощь своим подопечным. Безусловно, в этом есть доля истины, но не стоит забывать, что вооруженные силы ДРВ к середине 70-х превратились в самую боеспособную военную машину на всем пространстве Юго-Восточной Азии. Что же касается Индокитая, то вьетнамцы уже тогда строили планы создания региональной Федерации во главе с Ханоем. Партизанские отряды "красных кхмеров" в Камбодже и "патет лао" в Лаосе не рассматривались ими как самостоятельные политические силы. Но в 1975 году лидеры КПВ еще не могли навести порядок на своем "заднем дворе". Главной их целью было объединение двух Вьетнамов - задача, прямо скажем непростая. Куда сложнее, чем военное противостояние с режимом Тхиеу.
Именно этим обстоятельством и воспользовались "красные кхмеры", которые начиная с января 1973 года, после того, как подразделения ВНА стали покидать Камбоджу в рамках соглашения о временном прекращении огня, решили, что они и сами "с усами". Впрочем, все их военные успехи тех времен были весьма сомнительны. Наступление в мае-июле 1973 года на Пномпень захлебнулось, поскольку под прикрытием американской авиации правительственные войска стойко отбивали все атаки кхмерских "хунвэйбинов".
Кстати, само прозвище "красные кхмеры", которым Нородом Сианук нарек местных коммунистов, возможно, родилось у принца в Пекине, где в те годы он стал свидетелем "культурной революции". Ее движущей силой были "красные охранники" ("хунвэйбины") пропитанные "неистовой яростью" к ревизионистам. Эту "ярость" им заповедал "великий кормчий".
С начала 70-х, после того как в Камбодже был совершен проамериканский государственный переворот, совершенный сиануковским премьером Марианом Лон Нолом и принцем Сирик Матаком, Мао стал охаживать не только Нородома Сианука и его супругу Моник, но и лидеров "красных кхмеров", правда, не слишком афишируя свою приязнь к Салот Сару и его сподвижникам.
Именно в те годы в отрядах "КК" появились китайские партийные советники. Их появление осталось практически незамеченным, поскольку в Камбодже едва ли не треть населения составляли этнические китайцы. Китайское происхождение видных камбоджийских партийцев Ху Нима и Ху Юна, стоявших у истоков компартии Камбоджи, а потом вошедших в верхушку Демократической Кампучии никто не считал чем-то инородным.
Тем более, что до той поры главными наставниками "красных кхмеров" были северовьетнамские коммунисты. Не стоит забывать, что Салот Сар (Пол Пот) и его окружение всецело зависели от партийной линии Ханоя, хотя уже в начале 70-х тяготилось этой опекой.
До тех пор пока кресло президента не занял Никсон, - Соединенные Штаты продолжали пребывать в посеянном северными вьетнамцами заблуждении относительно того, что Камбоджа и Лаос - нейтральные государства и потому их территории не могут быть подвергнуты ударам американских сухопутных войск, а в случае Камбоджи также и бомбардировкам с воздуха. Когда Никсон приказал атаковать северовьетнамские войска в Камбодже и в Лаосе, даже советники у себя дома, введенные в заблуждение (возможно ли?) сотворенным коммунистами мифом, обвинили президента в эскалации войны. И никто из тех, кто бросал Никсону упреки, словно бы не замечал, что Северный Вьетнам использовал территории этих двух государств отнюдь не в мирных целях, причем уже за много лет до того, как американцы предприняли свои рейды.
У генерала Дэвидсона, автора книги «Война в Индокитае», свои резоны оправдывать сокрушительное поражение соотечественников. Но факт остается фактом. Именно вьетнамские бойцы нанесли невосполнимый урон армии Лон Нола в ходе проваленных им операций "Ченла I" и "Ченла II". Что же касается "красных кхмеров", то в 1975 году их вооруженные силы составляли "примерно шестьдесят тысяч вооруженных мужчин и женщин", - отмечает биограф Пол Пота Дэвид Чэндлер.
И вот здесь мы подходим к одному из главных "белых пятен" в истории Камбоджи - так называемому "штурму Пномпеня" 17 апреля 1975 года, штурму, которого не было. А также последующему выселению из города двух миллионов человек. Если учитывать, что 17 апреля в город вошло не более 20-30 тысяч "красных кхмеров" (по некоторым источникам всего 16 тысяч), поражает безропотность двухмиллионного населения, которое повело себя как стадо баранов, гонимых на бойню".
Небольшое авторское отступление:
Великий Дюма-отец называл историю вертелом, на который он нанизывает мясо своих романов. Вот и автор этой головокружительной истории решил, что пришла пора дать, как он полагает, логические объяснения тому, что произошло в Камбодже между 17 и 23 апреля в ее "страстную неделю". Когда 23 апреля в опустевшей столице появится "брат № 1" Пол Пот - первый человек в иерархии "революционной организации" Ангкар, тогда еще известный под своим настоящим именем Салот Сар, персонажи этой альтернативной истории успеют наломать в Пномпене немало дров.
Но не станем забегать вперед.
В диспозицию этого крутого боевика, которая необходима для дальнейшего развития сюжета, мы закладываем крупную партию героина, которым "красные кхмеры" намерены расплатиться с ведомством Кан Шэна. Героин - самая твердая валюта в индокитайских и не только войнах. Хотя некоторые историки и публицисты считают, что производство героина в Индокитае наладило ЦРУ, чтобы спонсировать антикоммунистическую деятельность сепаратистов в Лаосе - данная точка зрения в корне неверна. ЦРУ и "Эйр Америка" всего лишь повторили "революционную опиумную войну" председателя Мао в Яньани.
Из досье:
"Германское вторжение в Россию в июне 1941 года заставило Мао искать альтернативные источники финансирования на случай, если Москва окажется не в состоянии субсидировать его и дальше. Спасительным выходом из ситуации стал опиум. В течение всего нескольких недель Яньань закупил большое количество семян опийного мака. В 1942 году началось широкомасштабное выращивание и оживленная торговля опием.
В узком кругу Мао окрестил эту свою операцию "революционной опиумной войной". В Яньане опиум был известен под эвфемизмом дехуо - "особый продукт". Когда мы спросили старого помощника Мао Ши Чжэ о выращивании опиума, он ответил: "Да, это было, - и добавил - Если эта вещь всплывет, то это будет очень плохо для нас, коммунистов". Ши также рассказал нам, что для маскировки посадок опийного мака его поля обсаживались традиционными сельскохозяйственными культурами, например сорго". (Юн Чжан, Джон Холлидей "Неизвестный Мао")
"Мао Цзэ-дун пригласил Южина: обучал Игоря Васильевича игре в мацзян. За игрой тот заметил: "Товарищ Мао Цзэ-дун, раньше в Особом районе строго наказывали крестьян, тайно производящих опиум, а теперь этим легально занимаются войска и учреждения во главе с коммунистами".
Мао Цзэ-дун не удостоил его ответом. Разъяснения дал Дэн Фа: "Прежде Особый район вывозил на внешний рынок соль и соду. Мы снаряжали в гоминьдановские провинции караваны вьюков соли и привозили назад тощую сумку денег. И всего единственную! Теперь отправляем жалкую сумку опиума, а назад пригоняем караван с вьюками денег. На эти средства покупаем у гоминьдановцев оружие и будем лупить им тот же Гоминьдан!" (П.П. Владимиров "Особый район Китая")
"Самые крупные производившие опиум уезды находились на границе, контролировавшейся одним из благоволивших к коммунистам генералом Дэн Баошанем, которого прозвали "опиумным королем". Мао пользовался бесценной поддержкой Дэна, за которую председатель расплачивался тем, что помогал Дэну проворачивать его собственные операции с опием. Когда Чан Кайши решил перевести Дэна в другое место, Мао сделал все, чтобы воспрепятствовать этому. "Попросите Чана остановиться", - говорил он Чжоу (Эньлаю) в Чунцине, сказав, что он (Мао) "уничтожит всякого, кем планируют заменить Дэна". Чан Кайши отменил перевод. Мао не раз публично показывал всем, как высоко он ценит Дэна. Один раз он произнес это имя вместе с цитатой из Маркса, что заставило русского посланника Владимирова поинтересоваться: "Кто этот Дэн Баошань, которого Мао Цзэдун цитирует наряду с Марксом?"
За один год опиум решил все финансовые проблемы Мао. 9 февраля 1943 года он сказал Чжоу, что "Яньань преодолел финансовые трудности и даже сделал накопления в размере 250 миллионов фаби". Валюту, имевшую хождение на территориях, занятых националистами, - называли фаби, и Мао копил их валюту наряду с золотом и серебром до того момента, когда "мы вступим на территории националистов", то есть когда начнется полномасштабная война с Чаном. Эта сумма в шесть раз превосходила официальный бюджет Яньаня за 1942 год и представляла собой чистую прибыль. В 1943 году русские оценивали объем опиумных операций Мао в 44 760 килограммов, что соответствовало астрономической сумме 2,4 миллиарда фаби (приблизительно 60 миллионов американских долларов по курсу того времени, или приблизительно 640 миллионов долларов по современному курсу).
К началу 1944 года коммунисты, если верить первому секретарю Се, стали "очень богаты". "Огромные накопления в фаби стали возможны только благодаря операциям с особым продуктом", - записал он в своем дневнике. Жизнь членов партии в Яньане разительно переменилась к лучшему, особенно в верхнем эшелоне. Кадровые работники, приезжавшие из других мест, дивились тому, как хорошо питаются коммунисты в Яньане. Один из гостей описывал обеды, состоявшие из "нескольких дюжин различных блюд", причем "многие из них оставались недоеденными".
Мао прибавил в весе. Когда несколько позже опиумный король встретился с Мао в июне 1943 года, первыми словами, которыми генерал приветствовал его, были: "Председатель Мао стал толще!" Это надо было считать комплиментом". (Юн Чжан, Джон Холлидей "Неизвестный Мао")
Впрочем, и "великий кормчий" не был первопроходцем на этой скользкой тропинке. Гораздо ранее японский политик Гото Симпэй, изучавший в Германии западную медицину, предложил легализовать опиум на Тайване, ввести регистрационную систему для наркоманов и лицензировать курильни. Гото разработал для острова, - а позднее и для Маньчжурии - колониальную систему, при которой доходы опиумной монополии компенсировали затраты на военную оккупацию.
Другой японский политик - "полковник Ясимото отличался реакционными взглядами и возглавлял сверхпатриотическое "Общество цветения сакуры", которое намеревалось воспользоваться прибылями от продажи наркотиков для финансирования тайного и опасного заговора. В сентябре 1931 года офицеры штаба Квантунской армии подготовили к северу от Мукдена взрыв на Южно-Маньчжурской железной дороге, которой управляла Япония. Этот инцидент стал предлогом для захвата части Китая японскими войсками и создания марионеточного государства Маньчжоу-го. Северный Китай немедленно наводнили поставщики наркотиков, находившиеся под защитой японской армии. В 1934 году Нинатоса Отозо, престарелый "король опиума" из Осаки, приехал в новое владение Японии в поисках подходящих угодий для маковых плантаций. После 1936 года новые посевы мака, в том числе в Монголии, контролировал протеже Нинатосы. Опиумная монополия в Манчжоу-го привела к незаконному изготовлению и торговле наркотиками, которые Япония рассматривала как источник доходов и вопрос расовой стратегии. Справочник для солдат Квантунской армии объяснял, что употребление наркотиков недостойно высшей расы японцев. В нем говорилось, что наркоманами могут стать только представители низших и вырождающихся рас - китайцы, европейцы и индийцы. Именно поэтому их предназначение заключалось в том, чтобы быть слугами японцев и постепенно исчезнуть. Эта политика вела к деградации населения Маньчжурии, она применялась и в других зонах влияния Японии. В конце 1930-х годов приезжий европеец в порту Тяньцзинь, взятом в концессию японцами, наблюдал типичную сцену. В уличном ларьке, где продавались наркотики, наркоман передал деньги продавцу, закатал рукав, получил укол и отправился дальше.
Вскоре после окончания Второй мировой войны сэр Томас Рассел писал: "К 1939 году мы наблюдали, как наркобаронов выкинули из Швейцарии и Франции, затем - из Турции, иностранных поселений в Китае и наконец - из Болгарии. Наркодельцам осталась только одна страна, и я надеюсь, что они столкнулись там с еще более отъявленными мерзавцами, чем они сами. Оккупированный Японией Китай стал единственной страной мира, где рост наркомании являлся продуманной политикой правительства. Год за годом нам в Женеве приходилось выслушивать красноречивые объяснения японского делегата, год за годом американская делегация и Центральное разведывательное бюро по наркотикам давали точные данные по состоянию дел в Манчжоу-го и Северном Китае - но бесполезно. Япония решила применить наркоманию в качестве оружия агрессии и намеренно превращала отвоеванные у Китая территории в огромный опиумный и героиновый притон".
(Ричард Дейвенпорт-Хайнс - "В поисках забвения")