Что мы, от рожденья имеющие плоть и форму, ослепленные их достоверностью и мнимым постоянством, можем понять в переживаниях существа, наделенного лишь скитающимся рассудком?
«Мама, посмотри, что у меня тут!» – и мама терпеливо объясняет, проходя по бритвенно-тонкой линии, зачем природа приладила тебе забавную конечность ниже пупка.
Природа жестока, прекрасна, изобретательна, но имеет и чувство юмора. Взгляните, например, на бульдога.
Где-то в глубине нашей сути сквозит отпечаток древнего знания о мироустройстве – штуке отнюдь не настолько щедрой, как мы считаем, глядя сериал Би-би-си.
Вселенная – это в основном пустота. Не случайно бездна манит нас как старый забытый дом. Вглядываясь в черные морские глубины, слышишь эхо эпох, когда мир живых существ состоял лишь из тьмы и случайной пищи, а запах разлагающейся креветки был единственной доступной роскошью.
К счастью, родственные моллюскам и жвачным, мы не способны долго думать о чем-то сложном – потому что, в самом деле, есть еще чем заняться: хорошая погода и скоро ужин, и вон та девица с интересом на тебя посмотрела… Одно то, что человек, глядя в истинную бездну космоса, испытывает не ужас, а вдохновение, многое говорит о нас – и отнюдь не за наше здравомыслие.
Существо, собранное из обрывков чужих миров, случайно принесенных течением, пронизывающим их все, словно медленно текущий сироп, обитало в месте, походившем на мусорный остров в океане.
Камни, лед, светящаяся штуковина без названия, разгонная ступень «Восток-2», замороженный синий кит (почти целый), кентавр с трубкой в зубах, кашица из свободных мезонов и даже глыба речной долины с остатками мраморного портика, на антаблементе которого выбито чудной вязью «;;;;; ;;;;;; ;;;; ;;;;;;;;»[1] – кружились в незримом водовороте.
Русло бывшей реки упиралось в громоздкое сооружение из пригнанных друг к другу стволов деревьев, напоминающее пасынка танкера и капеллы. Из откинутого люка размером с футбольные ворота свешивался дощатый трап, проломленный в нескольких местах каким-то неуклюжим и большим пассажиром – один из кораблей Ноя, гротескная эскадра которых, будто вереница почтовых ящиков, смытых в ливневую канаву, некогда металась по земным хлябям. Божественная сила Потопа весьма обогатила коллекцию случайных находок, заставив ее владельца обратить внимание на далекий мир, в котором голубой шар, густо населенный всякими тварями, летал по эллипсу вокруг небольшой звезды. В чем в чем, а в сосредоточенном внимании к чему-либо он бил любые рекорды и мог, не моргая, переглядеть скопление галактик – если бы они тут имелись.
Как он сам оказался в этом вселенского масштаба «нуле» – отдельная и непростая история. А для продолжения нашей добавим, что с недавних пор, миллиард-другой лет тому, он обогатил себя именем, назвавшись Кэ. Соглашусь, что за столько времени можно было придумать что-нибудь подлиннее, но, когда впереди вечность, незачем торопиться.
В то время, еще не обремененный Жаждой, Формой и Массой, он свободно блуждал между мирами – чредой безжизненных пустошей, неотличимых друг от друга как два нейтрона. Так бы чувствовал себя Робинзон, достанься ему архипелаг из голых как черепашьи панцири островов, единственная тень на которых – его собственная.
Кэ витал по ним, пока не остановился в этой, ничем не выдающейся вселенной с давно погасшими звездами, решив все хорошенько обдумать. Он провел эпоху в сосредоточенности, вытягиваясь вдоль непредставимой нам стрелы времени, пока его взору не предстали миры, расположенные гораздо дальше (или, если угодно, выше по шкале мировых энергий). По сравнению с тем, где он находился, они буквально пенились и кипели. Кэ впервые был потрясен.
Для того, чтобы узреть их, ему пришлось истончиться, почти исчезнуть, низвести себя до незримого дуновения, способного только созерцать, но не делать. Кэ чувствовал, что, поддайся он до конца, преодолей невидимую черту – и вообще исчезнет из бытия.
Из наблюдателя терпеливого и бесстрастного он превратился в неуравновешенного подростка, дорвавшегося до отцовской видеотеки. Среди открывшихся миров были буйные, сплошь заполненные кипящей плазмой, расширяющиеся, сжимающиеся, выворачивающиеся наизнанку, а также миры с настолько запутанной геометрией, что Кэ, от природы не имевшему глаз, хотелось крепко зажмуриться.
Один из таких особенно запомнился ему – статичный, твердый, словно замороженный в безвременье, все пространство которого было одним сплошным кристаллом фантастической плотности, в глубине которого таилось нечто, ответившее ему взглядом. Через долю секунды Кэ, пытавшегося как неисправимый вуайерист, заглянуть внутрь, отбросило со страшной силой назад – так, что он неизвестно где оказался, надолго потеряв ориентацию. С тех пор он сделался осторожнее, уяснив, что вселенная полным полна углов, на которые лучше не натыкаться. В том числе существ с поистине отвратительным характером и большими возможностями.
Тогда-то, после бесплодных попыток обосноваться в «высших», полных материи и формы мирах, ему пришла мысль обустроить собственный. Таская и подворовывая материю, Кэ создал этот остров, ставший его домом, посреди пустоты.
Теперь, пролетая над маленькой долиной, напоминающей суповую тарелку с присохшей клецкой, четырнадцатью тонкими пальцами (он видел такие однажды мельком, и идея ему понравилась) Кэ поднял кусок окаменевшей потертой кожи с глубоко оттиснутыми бороздками. «COMMEDIA»[2]. Это двойное M, Е и прочее, безусловно, что-то обозначали, но что именно? Больше на странном предмете ничего не было.
Отбросив непонятную штуку, он направился дальше, пытаясь на лету не растерять кое-как приделанные конечности, собранные из подручных материалов, которые поставили бы в тупик любого анатома. Все-таки материя была чрезвычайно капризной штукой. Приходилось постоянно сосредотачиваться, чтобы та или иная часть тела не отвалилась в самый неожиданный момент. То и дело что-нибудь все же отпадало, и нужно было прилично потрудиться, вспоминая, где оно было в последний раз, прилаживая туда и сюда, пока хватало терпения. Последнее время, впрочем, у него стало получаться гораздо лучше. Например, эти пальцы… Кстати, почему их стало тринадцать?!
Над Островом моросил нудный мезонный дождь. Мутные облачка вскипали над долиной, проливая тонкие струи на то, что воля Кэ превратило в «низ». (Собственной гравитации тут бы не хватило, чтобы удержать муравья.)
С человеческой точки зрения остров имел какую-то неправильную, странную геометрию, из-за которой казался намного больше, чем говорил здравый смысл – словно ваш взгляд простирался вдоль невидимой ленты, многократно пересекающей саму себя, так что между пресловутыми A и B нужно было дюжину раз миновать C, обнаруживая собственные следы, идущие в другом направлении.
Позже, насладившись полетом, Кэ отдыхал в глубине Ковчега – излюбленном своем месте[3]. Кажется, он лежал – в отношении существа, тело которого представляет собой мозаику случайно собранных элементов, трудно сказать точнее. Определение «он находится там-то и там-то… хм… более-менее…» в его случае подходит как нельзя лучше.
Обретя подобие тела, он познал усталость. И сейчас он очень устал. Ему требовалось время, чтобы прийти в себя. Никто бы не взялся точно описать способ его мышления, но в достойном доверия приближении одна из его мыслей была о странности того, что обретение формы делает все гораздо сложнее. Раньше он не утомлялся эпохи, проведенные в пустоте, в которые не ведал ни секунды покоя, как голодный дух витая над воображаемой твердью. (Он и правда воображал ее – серую гладь, лишенную глубины, растянувшуюся через все пространство.)
Теперь, кода голод воплощения был на жалкую кроху утолен, все значительно усложнилось. Материя была желанной, бесценной, нужной – но она же и тяготила. Ее хозяин становится ее рабом. Над этим неприятным открытием стоило хорошо подумать. Например, способен ли он теперь повторить собственный пройденный путь и создать такой вот осколок тверди, кропотливо и неустанно выскребая по атому бескрайнее пространство вокруг? Вопрос скользнул на заднем плане сознания, оставив после себя гаденький пузырек сомнений. Сомнения, страх будущего и скука тоже были плодом материи, незваными гостями, пришедшими вслед за формой.
Впрочем, сознание Кэ обогатилось опытом, выращенным из зерна, малого как нейтрино, и теперь он видел возможности, о которых раньше не мог мечтать. Нужно оставаться терпеливым – плод трудов будет сладок…
Чтобы расслабиться и подумать о будущем Кэ отринул несколько частей тела, сразу же почувствовав себя лучше.
_____________________________
[1] Добро пожаловать в Атлантиду! (греч.)
[2] La Divina Commedia – Божественная комедия (итал.)
[3] Не известно точно, на него ли приземлился тот самый голубь, но следы пребывания в нем копытных до сих пор оставались в стойлах.