Аделаис въехала в город. Остановив лошадь у стены, глубоко вздохнула, обдумывая дальнейшие действия. Наконец, успокоившись, слезла с телеги, взяла корзину и отправилась на рынок. Шла медленным, степенным шагом зажиточной горожанки, глядя вперёд, но при этом улавливая малейшее движение вокруг себя.
– Будь спокойна, уверенна. Не выдавай себя, – наставлял Матис. – Если начнёшь озираться по сторонам – вызовешь подозрения. Помни, Охотники всегда начеку.
Слова учителя, принадлежавшего к Высшему Совету, вселили надежду. Вера зажглась ярким огоньком, на губах заиграла улыбка. На мгновение показалось, что всё вокруг наполнилось невидимым сиянием. Не солнечным, а каким-то другим – необъяснимым, тёплым. Хорошее расположение духа не покидало почти до самого рынка, и только отдалённые возгласы омрачали летний день. Голоса недовольных горожан настигли девушку у входа. Толпа пришла в оживление. Крики становились громче, отчаяннее, набирали силу. Но невозможно было понять, что двигало людьми больше: страх, ярость или жажда свободы.
Кто-то толкнул Аделаис, заставив споткнуться. В попытке сохранить равновесие, она схватилась за чей-то рукав. Подняв голову, чтобы извиниться, успела заметить только необыкновенно-голубые глаза, потому что толпа, ослеплённая злобой, устремилась к главной площади. Влекомая людской разгневанной массой, девушка словно утратила связь с реальностью. Она, отчаянно сопротивляясь, распихивала окружающих локтями, не желая участвовать в стихийно вспыхнувшем бунте. Прокладывая себе дорогу, выбилась из сил, и лишь тогда поняла, что не продвинулась ни на шаг.
***
"Франция, Нарбонн, год 1238
Сложно плыть против течения, когда обстоятельства складываются не в твою пользу. В тот день я была подавлена. Не осознавая себя, шла против толпы, а она, разъярённая, разгорячённая запахом крови и жаждой мести, отбрасывала меня всё дальше. Увлекала в водоворот событий, рождая в сердце глубокое отчаяние и боль…
Но городская стража быстро подавила народное восстание. Более сотни людей признали еретиками, подрывающими основы церковных убеждений. Их, ни в чём не повинных, выхватывали из общей массы. Угрозами и насилием заковывали в кандалы, уводили в мрачные подземелья для допросов. А я стояла посреди колыхающегося моря, отказываясь верить в происходящее, ибо чувствовала страх и ярость тех, кто находился рядом.
Простые горожане, воспротивившиеся власти, восстали против несправедливости и несовершенства закона о неприкосновенности жизни. Они лишь хотели свободы от рабства, потому что понимали, к чему может привести новый порядок. Но увидев воочию жестокость по отношению к ближним, присмирели. Опускали головы, когда приговорённых возводили на эшафот. Отводили глаза, когда огонь начинал лизать истерзанные тела. Затыкали уши в жалкой попытке заглушить невыносимые крики тех, чья плоть была обласкана пламенем…
Человеческое бессилие поражало. Только что толпа, ослеплённая ненавистью, жаждала мести. Жаждала расправы над теми, кто посягнул на их личную свободу. А теперь, узрев ярость и решительность властей, была сломлена, опорочена и брошена в ненасытную пасть инквизиции…"
http://www.proza.ru/2018/06/02/1364