Богоубийство. 2 Глава

Морган Роттен
В этот день в большинстве стран мира мужчины дарят женщинам цветы в знак любви и признательности. Стефан же возлагал цветы своей женщине, навещая ее могилу не только в международный день женщин, но и в день смерти любимой.

Неизменно это были красные розы – любимые цветы Мерилу Олсен, ставшей Полански за несколько месяцев до своей смерти.

8 марта 1979 года. До сих пор Стефан не мог спокойно смотреть на эту дату, вырезанную на ее памятнике. Каждый раз, приходя сюда, он вспоминал этот день и без этого.

Тогда было так же холодно и зыбко, как и сегодня. Такой же ясный день после холодной ночи. Стефан и Мерилу решили отправиться к родителям Стефана, живущим в соседнем штате – в горной местности с множеством серпантинов. Они не виделись с тех пор, как узнали, что Мерилу беременна. Пару дней назад Стефану исполнилось двадцать три года, и мать позвала его к себе на уикенд. Хотела, чтобы все побывали в обществе друг друга – в кругу семьи, поговорить о будущем, наконец, о перспективах, о том, что делать дальше. Дорога обещала быть длинной и скользкой. Стефан был далеко не лучшим водителем (пусть даже довольно аккуратным и осмотрительным), но Ford Capri 1969 года, доставшийся ему от отца, уставшему на нем ездить, не внушал ему доверия и уверенности в собственных руках. Поэтому, у него была привычка все тщательно проверять перед выездом на долгую дорогу: масло, тормоза, покрышки. Он с большой неохотой принимал мысль о поездке к родителям. Особенно после последней встречи с ними. Если бы не Мерилу, которая настаивала на том, что с родителями нужно поддерживать связь, несмотря ни на что, то Стефан, скорее всего, отказался бы сесть с ней в машину тем днем.

Стефан редко отказывал Мерилу. Ведь в свое время она не отказала ему, полюбив его таким, какой он есть: принципиального и недоверчивого ко всему интеллектуала, скорее думающего, нежели чувствующего, еще и с этим пятном на виске. А оно, как всегда говорила ему Мерилу, наоборот, отличало и выделяло его на фоне других парней, привлекая, а не отталкивая лично ее. А он полностью влюбился в нее и доверил ей свое сердце, пусть и не сразу, но преданно начав смотреть в ее черные глаза, все больше пленяясь ее милой улыбкой. Только у нее получалось так мило улыбаться, как думал Стефан.

Она носила его ребенка под сердцем вот уже как семь месяцев. А он неистово оберегал и опекал их обоих все это время. Живя душа в душу, они отлично понимали друг друга и во многом сходились во мнениях. Например, в том, что не хотят заранее знать пол ребенка, придумывать ему имя, представлять, в какую школу он пойдет, и к какой профессии они будут подталкивать его в будущем. Единственное, в чем не сходились их мнения, так это в том, крестить ли его.

Стефан был категорически против крещения детей, несмотря на то, что Мерилу этого хотела бы, поскольку сама была католичкой. Он считал этот ритуал противоестественным, навязанным, далеко не обязательным, и даже принуждающим к вере. Не правильно решать за ребенка его веру, крестив его от страха того, что он вдруг не попадет в рай. Когда он станет зрелой личностью, он сам для себя решит – креститься ему или нет. Это сознательный выбор, а не вы-бор родителей. Это очень не этично и не морально – выбирать за человека принадлежность к той или иной церкви. Это неправильно. Так считал Стефан. Таково было его личное мнение. И это было единственным, что Мерилу не могла принять до конца, что, впрочем, не расшатывало их отношения на протяжении четырех лет.

Все такие же вчерашние студенты, но опередившие сверстников в плане семейной жизни. Стефан поступил в аспирантуру, мотаясь из Белвью в Нью-Йорк и наоборот. Большое Яблоко обязывало его к подвижности мыслей и действий. Мерилу любила его ум и была лучшей компанией, практически везде и всегда будучи со своим любимым. А тот все делал для нее. И даже мотор он зажигал ради нее, пусть и представлял себе дорогу к родителям в тонах серых и мучительных, пленяясь ее улыбкой, не уставая повторять:

- Я переживаю за тебя, милая. Дорога выглядит опасной. Может быть, ты сядешь на заднее сиденье?

А Мерилу не уставала ему отвечать:

- Мне будет скучно на заднем сидении, - отказывая чуть ли ни в единственном из того, в чем могла отказать своему супругу.

Тот принял позицию любимой, и они тронулись в долгую дорогу, которая была веселой и чумной. Настроение было хорошим. Мерилу создавала его. А Стефан, принимая это настроение, пытался закрепить его джазом, подкручивая радио в поисках своей любимой волны. Нет, диско! Мерилу настаивала на диско. Не то, что бы Стефан его не любил. Ему приходилось, раз Мерилу любила диско. Но эти постоянные прокручивания радио настолько весело отвлекали их, что они и не заметили, как бак стал резко пустеть.

- Странно, - сказал Стефан, глянув на стрелку, близившуюся к нулю. - Я же хорошо его залил, до города хватило бы, там бы подзаправились. Хм…

До города оставалось не меньше двухсот километров. А им хотя бы двадцать протянуть. Стефан решил свернуть на обочину и остановить автомобиль, чтобы подумать. Он не умел думать за рулем. Думал, что может растеряться и потерять контроль.

- И что будем делать? Канистры у нас нет… - с недоумением сказала Мерилу, подняв на него глаза.

Стефан открыл бардачок, и достал оттуда карту. Внимательно изучая ее, он сказал:

- Если не ошибаюсь, километров через десять есть развилка, и если мы свернем направо, а не поедем прямо, то спустимся с этой дороги и упремся в заправку. На карте она обозначена как кафе, - показывая пальцем, объяснял Стефан, но Мерилу в нее даже не смотрела, поскольку не разбиралась в картах. - Нужно ехать туда.
- Ты уверен, что нам не хватит до города? Нам такой крюк придется сделать…
- Конечно, уверен, - твердо сказал Стефан, открыв дверь автомобиля.
- Ты куда? – спросила Мерилу, - Я с тобой! – расстегнув ремень безопасности и выйдя наружу.
- Мне нужно сориентироваться и осмотреться, там ли мы, где я предполагаю, - выйдя из автомобиля, сказал Стефан. - Тебе не стоит выходить!
- Нет, я с тобой! – настояла Мерилу.

Стефан чуть не поскользнулся.

- Здесь скользко! Не выходи, я говорю! Слышишь меня? Можешь упасть!

Но Мерилу его не послушалась.

- У меня ноги затекли. Мы едем почти целый день. И уже смеркает. А мы все еще не доехали, - немного недовольным голосом сказала Мерилу, выйдя из машины.
- Ладно, - смиренным голосом сказал Стефан, обойдя автомобиль, чтобы стать поближе к Мерилу на случай, если ее придется поддержать.

Его решение оказалось верным. Ведь как только он подошел к ней, ее ноги тут же заерзали по поверхности, и он схватил ее за локоть, предотвратив падение.

- Черт, Мерилу! – резко высказался он, - Я же говорил, что асфальт подмерз, он скользкий. Давай в машину! – командным тоном сказал он. - И никакого переднего сиденья!

В этот раз Мерилу покорно послушалась его. Уж очень убедительным и даже немного рассерженным послышался ей голос Стефана. Он оглянулся вокруг, посмотрел на карту, и начал говорить Мерилу, как только сел в машину:

- В общем, заправка рядом. Да, придется дать небольшой крюк. Но иначе мы просто не доедем, - он посмотрел в зеркало заднего вида, поймав взгляд Мерилу, смиренный и застенчивый, - По-другому никак, родная! – чуть мягче сказал он, а далее совсем мягко. - Просто пойми меня, я тебя очень люблю! И очень беспокоюсь!

На лице Мерилу появилась ее фирменная улыбка, которую и хотел увидеть Стефан. Он добавил:

- Ты самое ценное, что у меня есть, - зажег мотор, но взгляда не оторвал, пока Мерилу не сказала ему, что любит его, а он не сказал ей. - Обещаю, через три часа мы будем на месте, будем есть за столом мамин мясной пирог и запеченный картофель.
- И зефир! – радостно выкрикнула Мерилу.
- И зефир! – рассмеявшись, повторил Стефан, нажав педаль газа.

Повернув на нужную дорогу, Стефан повел автомобиль к заправке, которая была сразу на конце резкого спуска, довольно опасного и крутого. Впрочем, такое близкое расположение заправки к крутому повороту с этого спуска делало опасной и ее. Стефан хотел поскорее заправиться здесь и уехать – настолько это место не нравилось ему. Находясь в глубине, оно было мрачноватым, как темное солнце, почти спрятавшееся за горы.

«Дорога. Это не только приключения на мозолистую жопу, но и балансировка между жизнью и смертью» - подумалось Стефану в этот момент, созерцающему скользкий спуск в мрачных сумерках, сопровождаемый звуком слабого сцепления покрышек с асфальтом.

Он медленно и аккуратно подъехал к заправке, остановив машину у самой крайней бензоколонки, возле которой стоял молодой парень, вставивший ручку в бензобак. Когда Стефан увидел, сколько стоит здешний бензин, его кишечник нервно завертелся, создав излишнюю подвижность в брюшной полости, и надавив на пятую точку. Стефан ожидал, что бензин здесь будет подороже, чем на трассах, но то, что его прихватит… Он неловко себя чувствовал, когда посмотрел на Мерилу и сказал ей, что пойдет в уборную придорожного кафе. Она попросила его купить воды, оставшись сидеть в машине.

Обычно беременным часто хочется в туалет по-маленькому. Но с Мерилу было все немного по-другому. Она могла за весь день не захотеть, а Стефан мог захотеть по-большому раза два. Она привыкла к этому больше, чем к онемевшим ногам и затекающим коленям, пока была в дороге. Это ее раздражало куда больше вопросов туалета.

Она посмотрела вслед своему супругу, скрывшемуся за дверью скромной забегаловки, которая не понравилась ей еще тогда, когда она о ней еще и не знала, когда Стефан сказал ей, что им придется заехать сюда. Ей не нравилась идея, пусть и безвыходная, завернуть сюда, не нравилось это место, этот нависающий над ними крутой и скользкий спуск. Она даже была готова принять мысль о том, чтобы застрять посреди дороги и попросить у кого-нибудь из проезжающих отлить бензина до города, дать им денег за это. Что угодно, лишь бы не быть сейчас здесь. Какая-то необъяснимая тревога образовалась у нее под сердцем.

Ей показалось, что Стефана нет довольно долго. И Мерилу почувствовала себя совсем плохо. То ли от мыслей. То ли от долгой дороги. Но она почувствовала, как внутри нее стало подниматься что-то и подпирать горло – наверное, рвота. Ее сейчас стошнит.

Увидев, что ее мужа до сих пор нет, Мерилу приняла решение самостоятельно выйти из машины. Оператор бензоколонки заметил, как плохо она выглядит, и, продолжая заправлять машину, спросил:

- Вы в порядке, мисс? – с тревогой наблюдая за тем, как беременная женщина шагает по скользкому асфальту, держась за живот.
- Да, все хорошо. Меня всего лишь тошнит. Не обращайте внимания, - сказала Мерилу так, лишь бы он ее не тревожил.

Юноша с пониманием кивнул в ответ, молча сопроводив Мерилу взглядом. Сопроводив настолько, что пролил бензин на автомобиль.

Мерилу устремилась в сторону кустарников с голыми обледенелыми ветками. Она чувствовала острое недомогание и потребность в поддержке своего любимого, пока тот сталкивался с проблемой нехватки туалетной бумаги, воды в туалетном бачке и в кране, воды на полках продовольственных товаров, что искренне раздражало его, от чего он становился абсолютно недовольным от этого места. А еще, посчитав, что на кассе молодая девушка довольно таки по-хамски ответила ему, мол, ему следует поискать воду в другом месте, раз уж такая не нравится, Стефан решил закатить скандал, что было для него совсем нетипично, чуть ли не впервые с ним такое было. Зачем-то стал ругаться с ней, словно это поможет поскорее убраться с этого чертового места. Что-то нашло на него здесь. Он и сам не понимал, что.

С горем пополам оплатил счет за воду и бензин, сказав что-то вроде: «Ладно, теперь сначала буду покупать воду, а затем идти в уборную», комментируя слова девушки о том, что лучше бы домой повез. Он вышел полностью недовольный сложившейся ситуацией, и вдруг увидел, как Мерилу стоит в стороне, наклонившись, вырывая из себя жидкость.

- Дорогая, что случилось? – подбежав к ней, спросил Стефан.

Мерилу вырвала при нем еще раз. Стефан понял, что не первый раз, судя по желтой жидкости на снегу, что была до этого.

- Сильно плохо? – спросил он и замолчал в ожидании того, пока ей не станет легче, и она не ответит ему первой.

Чуть разогнувшись, Мерилу неспешно повернулась к Стефану, вытерев губы, после чего выхватила у него из рук бутылку воды, открыла, выпила, и сказала, наконец:

- Давай поскорее убираться отсюда!

Стефан быстро принял просьбу, больше похожую на требование, и помог Мерилу дойти до автомобиля. Ему и самому хотелось поскорее оказаться в теплом доме, сидя за столом, попивая чай. Как только он усадил ее на заднее сиденье Capri, он зажег мотор и чуть тронулся с места, но заметил в зеркале бокового вида, что колпак бензобака открыт, остановив машину на дороге.

«Вот, салага!» - недовольно подумал Стефан, остановившись. Он не хотел выяснять отношения с юнцом, заправлявшим его автомобиль, он устал. Поскорее прикрыть крышку и дернуть. Вот, чего он хотел.

- Сейчас, любимая! Один момент, - глянув на измученную Мерилу, сказал Стефан, и вышел из машины.

Он до сих пор был немного на взводе. То ли от того, что с ним так обошлись в кафе, то ли от открытого бензобака, то ли от того, что Мерилу стало плохо, и он чувствовал себя немного виноватым в том, что его занесло сюда (надо было бы предвидеть это, не первый раз у него возникают проблемы с топливом). То ли от того, что все это сложилось в комплексе и составило всю эту эмоциональную напряженность. Словно не хватало логически завершающего фактора.

Вдруг на спуске показался трак. Стефан особо не обратил на него внимания, будучи плененным мыслью о бензобаке и бензиновым следом, который Стефан заметил на автомобиле. Поэтому, он устремился к задней части машины и обратил внимание на трак только тогда, когда поднял голову, закрыв крышку бензобака, и увидев как тот, только начав свой спуск, заскользил. Вместе с прицепом, его стало разворачивать, и он в долю секунды стал неуправляемым.

- Мерилу! – закричал он, - Мерилу, скорее! – в панике, наблюдая за тем, как трак за считанные секунды преодолевает расстояние между спуском и автомобилем, в котором сидела его супруга.

Прицеп развернулся практически перпендикулярно дороге, грозя столкнуться с автомобилем буквально через несколько секунд. Они пролетали так, словно опережали жизнь, оставляя ее без трех секунд в прошлом. Мерилу успела только посмотреть, как прицеп оказался перед самим автомобилем. Стефан успел попытаться открыть дверь. Но именно, что это была всего лишь попытка. Дверь заклинило. Ее вместе с машиной и Мерилу в ней словно выдернуло из руки Стефана, отбросив его в сторону. Автомобиль прочесал по асфальту метров десять, прежде чем остановил свой ход неуправляемый трак.

Боль в руке, переходящая в плечо. С онемением. Стефан практически не чувствовал ее, видя как автомобиль его стиснуло, и он превратился в лепешку, и Мерилу была внутри. Еще жива. Он видел это.

По виску потекла кровь. Она словно вернула Стефана в реальность, и он наконец-то вышел из скоротечного ступора, даже не вытерев ее, слыша некоторый звон в ушах. Он побежал к Мерилу.

Дышит… Но вся в крови и взгляд ее словно из мучительной бездны. Словно она заберет ее сейчас, с каждым более тяжелым вдохом и считанным выдохом. Нет, этого нельзя допустить!

У Стефана появились слезы на глазах и страх внутри его сердца забил бешенным барабаном. Страх потерять ее в этот момент. Оно болестно сжималось, не желая жить, если сейчас, прямо на его глазах не станет Мерилу. Как же тяжело ему было не думать об этом. И как же тяжело ему было помочь ей в этот момент. Стиснутой. Раздавленной моментом жизни. Положением в этой жизни. Смерть пронеслась в полуметре от него. Но она попала прямо в Мерилу.

До сих пор перед глазами Стефана в мельчайших подробностях была эта картина. Словно была написана только вчера, и висела у него на стене картиной из жанра ретроспективного тафофильного экспрессионизма, на которой он видел ее каждое утро, когда просыпался, и каждый вечер, когда ложился спать. Он и не спал толком, проживая день за днем так, словно один и тот же, сознательно мучая себя им. Не отпускал его. А Стефан не прощал самого себя. За тот день. За тот поворот. За то, что одна секунда разделила их жизни.

В ее глазах… он видел жизнь. Она боролась. Он видел ее борьбу ради него и ради их будущего ребенка. Он никогда не забудет того, каким был ее взгляд. Таким понятливым… и обреченным… словно последним… осознающим свой конец.

Почти всю ночь тело Мерилу боролось с тем, чтобы не испустить свой дух, и не оставить Стефана одного, без двух самых бесценных жизней. И тщетность этой борьбы Стефан искренне не хотел вспоминать, все же часто думая об этом.

Сидя у могилы Мерилу, он стоически переводил взгляд и смотрел на могилу своего не рожденного сына – Роберта. Так он назвал его, когда хоронил его отдельно, но рядом с его матерью. Прикусив губу от желания расплакаться, он возвел глаза к небу, пытаясь сдержать слезы, понимая, что ими ничему не помочь. Задавал один и тот же вопрос о том, почему же он не погиб, и почему же он не в могиле, словно взывая к смерти, зная, что у нее свой черед. И до чего же больно признавать ввиду своего мировоззрения, что рая нет. Что в нем нет Мерилу. Что там не будет и его. Он ее не увидит. Больше никогда. Никогда он не обнимет ее за живот.

И храня свой личный ад в собственном сердце, он принимал единственную тешившую его мысль о том, что хотя бы может общаться лишь с ее могилой, с ней в гробу, пока жив сам. Поскольку признавал, что человек после смерти попадает лишь туда. И больше никуда.

***

Поздно вечером Льюис прислал Стефану сообщение на пейджер. В нем говорилось о том, чтобы Стефан как можно скорее заскочил к нему сегодня. В субботу. Видимо, до понедельника не подождет, раз уж он упомянул Робинсона в сообщении.

Стефану очень не хотелось подниматься со стула, сидя за печатной машинкой. Совсем недавно он стал пробовать себя писателем. Скорее для себя. И скорее – снова. Он не относился к этому столь серьезно. Скорее – с не покидающей его ностальгией того юношеского порыва, который подавно захоронил в себе. Видимо, не совсем. Грела его одна идея…

Первые строки давались ему очень тяжело. И, собственно, сообщение Льюиса делало его попытку удачно начать свою задумку невозможной на данный момент. Он чувствовал что-то неладное. Ему пришлось отложить свою попытку, как следует  прочувствовать себя писателем романа, судя по уже угасшему рабочему настрою на сегодня.

Научные статьи, тезисы, и одна еле нацарапанная монография, посвященная немецкой классической философии – то чего добился Стефан, и то, чего ему уже не хватало для того, чтобы самовыразиться в блужданиях собственного интеллекта. Все эти семинары, лекции, конференции – на них особо не выскажешься. Не более, чем дозволено. А ведь он на самом деле любил литературу всегда. Будучи студентом, Стефан много читал. Был одним из немногих студентов, который прочитал полностью «Войну и мир» Льва Толстого, «Братьев Карамазиных» Федора Достоевского, «Улисса» Джеймса Джойса – произведения, которые ни один его сокурсник до конца прочитать не смог.  Он обожал огромные романы. Иногда Стефан утрировал это, вспоминая, как и сам пробовал тогда начать писать большой роман. Но уже толком не помнил, почему так и забросил его, едва начав. Возможно потому, что влюбился в Мерилу…

Сейчас же ведя активную научную и преподавательскую деятельность, он старался вспомнить себя былого, возродить в себе этот интерес. Воздвигнуть, соединив писательский порыв с философской деятельностью, настоящий философский роман современности. С долей психологии, естественно. Ее Стефан также всегда любил.

Выдохнув сдержанно, но с долей досады о потерянных мыслях, Стефан предпринял попытку записать некоторые мысли в блокнот, оставив начатый лист в печатной машинке. Он заставил себя подняться со стула и пойти одеться, поскольку не мог проигнорировать категоричный посыл его друга, и излишне промедлить, представляя, как тот ожидает его. А он очень не любил заставлять ждать людей, будучи пунктуальным человеком.

Льюис жил в нескольких кварталах от него. И Стефану не потребовалось бы много времени на преодоление расстояния между ними. Выйдя в коридор, он больше переживал о том, что большую часть времени у него сейчас отнимет миссис Трефан.

Так и случилось. Ожидаемый им скрип двери за спиной раздался, и он не спеша повернул ключ в дверном замке, перед тем, как обернуться на ее слова:

- Стефан, что-то случилось? – обеспокоенный голос прошел сквозь его спину.
- Эмм… Пока не знаю, - задумчиво ответил Стефан, и не соврал, ведь действительно, не знал же.

Он хотел как можно быстрее закончить с ней разговор, заведомо зная, что не получится. То ли у него – отказать в поддержании этого разговора. То ли у нее – ничего не спрашивая, закрыть дверь. Однажды чуткость этой женщины спасла ему жизнь. Он каждый раз напоминал себе об этом, стараясь не относиться к ней предвзято в такие моменты. Она ведь тоже живет одна. Ее понять можно. Но ее нужно было вынести. Этому Стефан учился до сих пор.

- Куда ты собрался? – допытывала она. - Уже пора спать ложиться, а ты идешь куда-то. Ты к проститутке?
- Что? – удивился Стефан.
- Куда можно идти в такое время?
- Не беспокойтесь, я услугами проституток не пользуюсь.
- Да, знаю я, что парень ты хороший! К другу, значит?
- Да, к нему.
- И надо же так затемно? Что-то случилось? До утра не подождет?
- Миссис Трефан, я не понимаю, почему вы так беспокоитесь? Разные обстоятельства могут быть у людей!
- Уже поздно. На тебя могут напасть. Наркоманы ходят. Ты, надеюсь, не один из них?

Стефан снова искренне удивился, но постарался толерантно улыбнуться, взяв во внимание, какие телепередачи о маргиналах и убийцах любит смотреть миссис Трефан по вечерам, накручивая себя здесь в коридоре при виде соседа, но спокойно выключая свет у себя в комнате перед сном, пусть и чутким, но явно не из-за жутких телепрограмм.

- Вовсе нет, - спокойно ответил он. – И вы знаете это.
- Да, знаю, - вздохнула она. - Но вот посмотришь, как у людей в семьях. Мать родного сына не знает, чем занимается, вот так вот уходя на ночь глядя. А я же беспокоюсь… Видишь людей каждый день, разговариваешь с ними, заботишься о них, а потом оказывается, что вовсе и не знаешь суть этих людей. Их истинное лицо. Их спрятанную душу.

Стефан полностью поддерживал все, что говорила миссис Трефан, давая ей понять это улыбкой и кивками головы. Пусть и говорила она вещи совершенно очевидные для него. И почему у него поднималось настроение, когда он общался с ней? При этом, желая убежать от нее? Стефан еще долго будет спрашивать себя об этом. А пока, он уже убегал к своему другу, под сопровождающий его голос миссис Трефан:

- Будь осторожен, мальчик мой! И возвращайся настолько быстро, насколько сможешь! Не задерживайся допоздна!
- Не волнуйтесь, миссис Трефан! Со мной все будет хорошо. Помните об этом, ложась спать. Сон – это здоровье, - чуть обернувшись на бегу, отозвался Стефан, и послал воздушный поцелуй, зная, что это потешит и успокоит милую старушку.

Иногда он представлял себе ее молодой. Какой красивой она была еще лет двадцать тому назад – верной женой, ответственной матерью. Но сейчас он выбегал из подъезда, и ему некогда было думать об этом больше, чем смог.

Душевно вдыхая петрикор, Стефан шел по тротуару вдоль широких клумб маленького сквера, обойдя который, он и выходил на частный сектор, в котором жил Льюис. Как же он любил этот запах, вдыхая его глубоко и размеренно. Он ассоциировался у него с тем, что весна понемногу вступает в свои силы. А он, наслаждаясь (пока что еле ощутимым) потеплением, тешил себя мыслями о лете, которое он также любил в противовес ненависти к зиме. Не любил он ее.

Льюис жил в довольно крупном, мансандровом доме. Правда, дом этот был его родителей. Внешний вид этого дома визуально делал его хозяина чуть богаче на вид, чем он был на самом деле. А то, что он жил в нем один, и вовсе делало Льюиса бесценным кадром для провинциальных дам, пусть и все местные его уже давно знали. Поэтому, Льюис любил иногородних дам. И поэтому, Стефан позвонил в дверной звонок довольно кротко, не настойчиво. Ведь он всегда не был уверен на все сто, один ли Льюис дома, или с кем-то. И не важно, что он прислал это сообщение двадцать минут назад.

Верный романтик в душе, но бабник по натуре – Льюис встретил своего друга в ударном образе. Он открыл дверь в самих трусах, важно заметив, что на улице холодно, поэтому Стефану стоит вбегать поскорее – это, во-первых; во-вторых – что он попросту еще не успел одеться.

- Скорее заходи! – подгонял он Стефана. - Яйца мерзнут!

Скорее всего, у Льюиса также накрылись кое-какие планы, судя по его внешнему виду и отчасти недовольному поведению. Было видно, что он тоже не собирался сегодня вечером выходить на улицу. Впопыхах одеваясь, Льюис старался объяснить все вкратце, чтобы Стефану стала ясна ожидающая их ситуация:

- Робинсон… он, в общем… - запрыгивая в джинсы. - Того…

Стефан чуть встрепенулся.

- То есть? – спросил он настороженно.
- Почему он всегда звонит мне? Еще и по субботам! Не первый раз уже, - недовольно продолжал Льюис. - Вроде, ты его любимчик…
- Короче! – потребовал Стефан. - Ты мне объясни, что с ним!
- Если короче, - наконец-то застегнув джинсы, сказал Льюис. - Старый пердун заболел, короче! Я так понял, что серьезно. Подняться с постели не может. А ты, как его любимчик, опять-таки, никак не пойму, почему он звонит мне, заменишь его на конференции. В общем, как-то так. Суть я тебе передал.

Стефан все еще вопросительно смотрел на него. Льюис стал надевать свитер.

- Что не понятного? Голос у него был больной. Ему реально плохо, - со всей серьезностью в голосе сказал Льюис, а затем добавил, словно не мог не добавить, отшутившись. - Он пошепчет тебе на ухо. Запишешь все – возродишь писательский талант, а я возрожу талант бизнесмена и продам эти бесценные мемуары. Деньги пополам.

Стефан прицокнул от недовольства. «Опять твои шу-точки» - так выглядело его лицо, Льюис знал это выражение лица наизусть. Он снова сделался серьезным.
- Правда. Нам надо идти к нему. Клайв хочет поговорить с нами. Сказал, что до завтра разговор не потерпит.

Наконец-то Стефан с пониманием и одобрением кивнул в ответ на слова Льюиса, после чего они пошли к Робинсону. Им пришлось идти по мосту, через ручей. Там он жил.

Старик ждал их. С таким видом, будто скрывал что-то от них доселе. Будто он видит своих парней последний раз. Так он выглядел, больным и немощным, лежа под одеялом, смотря на них холодным (почти безжизненным), но добрым взглядом. Будто у него еще хватит сил поговорить с ними, чуть приподнявшись и кивнув супруге в знак благодарности за то, что открыла юным дарованиям, после чего вышла из комнаты, дабы из вежливости не слушать их разговор.

Грустный разговор. Парни сразу это поняли, как только вошли. Еще до того, как Клайв попросил их сесть поближе. Видимо, он не мог говорить громко. Они не понимали, что могло произойти за один день, что он стал так плохо выглядеть. Но подозревали, что проблема эта с долгой историей, и Клайв тщательно ее скрывал в отличие от многих тех болячек, которые он не стеснялся показывать. Сейчас же он выглядел так, будто репетировал свой вечный сон в могиле.

Сухим, охрипшим голосом, он просипел:

- Мальчики, я должен вам кое-что сказать! – и выдержал паузу, пытаясь приподняться еще чуть выше, чтобы было удобнее говорить.

Стефан и Льюис молча смотрели на него, стараясь не перебивать. Они видели, каких усилий стоило их старику что-то выговаривать. Клайв не стал тянуть, и сказал прямо, поставил перед фактом:

- У меня рак, - и снова замолчал.

Пауза была как никогда кстати. Парням нужно было осмыслить эту информацию, сказанную Робинсоном совершенно без эмоций, будто ему это было принять намного легче, чем им – заметно поникнувшим и растерявшимся.

- Что? Как? – выждав, спросил Льюис с волнением в голосе, словно не веря своим ушам.

Еще вчера старик отлично держал марку, как всегда непревзойденно шутя над ним. Теперь этого не будет?

- Да, Льюис. Вот так. Просто и ясно. Вот… так… - заключил Клайв.

Снова пауза. Теперь сказал Стефан:

- И что же делать? Нам. И вам. Что теперь?
- Я ждал этого вопроса, - сказал Робинсон, закашлялся, после чего продолжил, - Одно время я верил, что излечил его. Но нет, - этого парни тоже не знали. - Семь с половиной лет, и он вернулся - падла, тварь поганая! Зимой наблюдался у терапевта. То с бронхами, то с сердцем. Но как-то странно в груди болело, я заметил. Думал, сердце шумит, не дает ничему покоя. В пищевод отдает. С желудком начались проблемы. Тоже стал болеть. Аппетит пропал. Сдал анализы и прочую херню прошел. В общем, рак желудка прибавился ко всему прочему.
- Как же так… - сказал Льюис.
- Нам очень жаль, Клайв, - обратился к нему по имени, Стефан.
- Очень жаль, - повторил за ним Льюис.
- Ага, - тяжело выдохнув, сказал Робинсон. - Короче, болезнь больше ждать не может, и я не смог ждать. Поэтому, я позвал вас, чтобы с вами попрощаться…
- Что вы, нет… Все хорошо будет! – сказал Льюис.
- Та не перебивай, дурак! – сказал Робинсон, - Я хотел сказать, что завтра уезжаю отсюда. Хоть я уже и не верю в исцеление, как моя жена, поскольку, если рак вернулся, еще и в таком возрасте, то уже мало на что стоит возлагать надежды. Но она этого хочет. Пусть будет так, как она того желает, - снова кашлянув. - Простите меня, ребята! Мне стоило сказать вам раньше, а не вот так, будучи одной ногой в могиле!
- Что вы! – заметил Стефан, вспоминая, что Клайв по-настоящему никогда и не перед кем не извинялся, и это крайне впечатлило его.

Принципиальный, колкий, никого не подпускающий к себе близко старик, все же был человечным и искренним, когда сам того хотел. И человеком он был намного более сильным и великим, чем они сами. Так сейчас думал Стефан. Робинсон доверился им и обратился к ним в такой момент. Это значило много. Это трогало парней, и они все также молча старались внимать каждому его слову, даже когда он делал паузы, терпеливо выжидая эти слова. Самые подобранные и нужные. Им еще учиться такому много лет.

- С понедельника ты, Стефан, будешь моим заместителем на период лечения. Хотя, опять же, я не надеюсь вернуться. Люси уже в курсе. Зайдешь в отдел кадров, тебе объяснят, где поставить подпись и так далее… Я уже все подписи проставил… И, Стефан!..
- Да, Клайв?
- На тебя возлагается большая ответственность за важную миссию.

Стефан кивнул в ответ. Он уже понял.

- Насколько ты помнишь, конференция будет уже через две недели. Приедут важные ученые из пяти штатов и трех стран. Тех встретят, разместят. Кроме той самой важной – Анны, - Клайв кашлянул. - Анны Роккафорте. Ее ты должен будешь встретить лично и сопровождать на протяжении всего последующего дня.

Стефан молча кивнул в ответ. Живая легенда университета – Клайв Робинсон таял на глазах, как многолетний айсберг, не выдержавший глобального потепления. И это было потрясением.

Парням было очень грустно слушать его. Но ничего кроме этого им не оставалось. В глазах наставника было много белого цвета – он сдался, он принял поражение. Заведомо он принимал смерть, и это чувствовалось, что они беседуют в последний раз. И как философ Стефан сейчас рассуждал о том, насколько, в принципе, бессмысленна борьба со смертью. Пусть не физическая. А в смысле собственного эго. Принять, смириться с фактом ее прихода – это как раз таки не означает слабость. Но ведь и готовность к бою – признак силы.

Смерть приходит по-разному. И иногда, мудрым решением будет бежать от нее, Стефан признавал и это. Но порой – стоически встретиться с ней лицом к лицу и означает, быть сильным человеком. Он признавал Робинсона сильным человеком. И как бы неистово грустно было в этот момент наблюдать за его болезненными выдохами, словно выдохами жизни, Клайв вдохновлял на нечто большее сейчас. Как никто другой. Стефан знал, что никогда не забудет этот момент.

Морган Роттен © Богоубийство (2016-2017гг.)