Роман Петрович Семин, удачливый и пронырливый (а не синонимы ли?) корреспондент одной из московских газет сомнительной репутации, летел рейсом Белоярск - Москва. Естественно, Аэрофлотом. Вежливая бортпроводница успела разнести крекеры, налить в пласмассовый стаканчик холодной "Колы", а ее подруга продемонстрировать, что же нужно делать в случае разгерметизации и экстренного приземления, а также приводнения в Северный Ледовитый океан или в Саргассово море. Рядом с Семиным сидел хорошо одетый, плотный, гладко выбритый мужчина средних лет, с пышной шевелюрой седых волос и острым взглядом красивых темнокарих глаз. Когда бортпроводница в очередной раз проходила мимо, он неожиданно ее окликнул.
- Дорогая, у вас есть коньяк?
- Конечно. Какой желаете?
- "Хеннесси". Две по сто. С лимоном. И еще две шоколадки.
Отбросив все остальные дела бортпроводница через минуту принесла заказ. На голубом, пластмассовом подносе, добавив две фирменные салфетки.
- Как будете платить? Наличными? Карточкой?
Расплатившись, мужчина повернулся к Семину.
- Разрешите представиться. Олег Михайлович Акопян. Аудитор. Проверял местные железные дороги. Теперь с отчетом в Москву.
- Удивительно, - моментально задумался Семин, - как это аудитор в наше время заказывает коньяк, а не берет его с собой в качестве контрибуции? Да еще "Хеннесси", а не армянский?
Олег Михайлович оказался тертым калачом.
- Надеюсь, мои предпочтения на моем патриотизме не отражаются. Да, армянский коньяк известен, особенно выдержанные сорта, но, скажу по секрету. У меня от него изжога. Что они туда наливают, ума не приложу. Вроде не жирный, ха-ха-ха, не сладкий, а вот надо же - изжога. А вот от "Хеннесси" изжоги нет. От него одна благодать.
Олег Михайлович вручил рюмку соседу.
- Извольте. За знакомство. Хоть и лететь-то всего ничего, да с коньяком путь еще короче.
С этими словами аудитор медленно, со смаком выпил коньяк, счастливо вздохнул и облизнул лимон.
- Благодать! Вот летишь и пьешь хороший коньяк. Невероятно. Техника! Прогресс!!
Роман Петрович последовал его примеру, но закусил не лимоном, а шоколадкой.
- Ну-с, как вам понравился Белоярск? Стольный сибирский град?
- Край понравилась, а вот стольный град не очень.
Олег Михайлович вопросительно посмотрел на собеседника.
- Город, конечно, красивый, интересный, не спорю. Хорошие, интересные люди. Одно слово - сибиряки. Слава о них по всй стране ходит. Добрые, отзывчивые. Кстати, говорю вам как специалист. Я, видите ли, журналист. А вот дышать в городе нечем. Я имею в виду в центре. Каменные джунгли, хоть и красивые. В свое время я в ваших краях бывал и могу сравнивать. И, удивительно, самое зеленое место, которое я в Белоярске видел, это было кладбище. Центральное кладбище. Уж не помню, как называется, по-моему Бадалыкское. У приятеля умер родственник, ну, и я за компанию пошел с ним на похороны. Красивое место. Мне оно немного напомнило Львовское кладбище. Бывали?
- Не бывал. А насчет центра вы правы. Понастроили, понимаешь. Весь город испоганили. Рачительного хозяина нет, вот что. Хозяева только о своей мошне думают, а не о зелени. А насчет кладбище - да, красивое. Богатое. Хотя бестолковое, то есть, я хотел сказать, бессистемное. Беспорядочное.
- А может так и надо? Чай, не немцы?
- Может и так.
Тут Олег Николаевич встрепенулся.
- Так вы журналист! А я вот подброшу вам интересную историю. Связанную именно с этим кладбищем. Может, каким-то боком пригодится. Желаете?
Роман Петрович кивнул, а про себя пренебрежительно отнес предстоящий рассказ к очередным провинциальным байкам.
- Ну да, - цинично думал журналист, - коньяк же надо отрабатывать...
- Милая, нам бы повторить. Да, и шоколадки, и лимоны.
- Так вот, года два назад довелось мне участвовать в похоронах одного местного деятеля. Ну, вы знаете, хоть и не уважаешь человека, а все равно, по рангу обязан в каких-то мероприятиях участвовать. Ну, не мне вам объяснять. Вот надо. Обязан. Ну, умер этот деятель, преставился, так сказать, и несмотря на то, что при жизни был подлец подлецом, ан нет, на похоронах его весь город участвовал. Ну, вы знаете, конечно, не весь город, а его определенная часть. Там, значит, люди встречаются, обсуждают свои дела, заключают сделки, а ежели усопший был человеком хорошим, (Ну, по-крайней мере, невредным), то можно и за упокой души его выпить. Почему ж нет, бывало, что и пили за упокой, бывало. Но, случай этот не из тех. Деятель тот хорошими делами не отличался, а, наоборот, был адвокатом и работал на два фронта. То есть, и на государство, и на себя. Обслуживал, так сказать, лиц, имеющих проблемы с законом.
- Адвокатом дьявола? - вставил, забавляясь, журналист.
- Именно, в точку. Сколько настоящих дел загубил, скольким гадам не позволил сесть за решетку - один бог ведает. Беспринципный, как вся наша судебная система. Заботился исключительно о своем кармане. Был уйму раз разведен, имел уйму детей от жен и любовниц, а на самого посмотришь - три таких бы в гробу поместились.
- Половой гигант, что ли?
- Да нет, естественно, деньги. Шальные, грязные деньги. У нас народ бедствует, а женщине поддержка нужна. Потому и плюнет на внешность, лишь бы сынишку вырастить. Да ладно, это несущественно. Так вот, отпел его батюшка и я взял, да ушел. Но не к выходу, а подальше от глаз. У меня, знаете ли, бв ту пору возникла одна щекотливая ситуация на работе и захотелось побыть одному, походить по кладбищу. Авось, думаю, мысля какая в голову придет, или, созерцая могилы да памятники, душа успокоится и найдет решение. Забрел я к самой ограде кладбища и вдруг! - нате вам! - смотрю и глазам не верю. Прекрасный надгробный мраморный памятник с посвящением заслуженной артистке России Людмиле Ворониной. Люське, с которой я учился в одном классе, с первого по десятый. Которую я знал, как облупленную. И, чего греха таить, она мне очень нравилась, но подойти к ней ни я, ни кто-либо другой не посмел бы. Да что мне! Люся всем нравилась! Не буду описывать ее внешность, но она действительно была красива. А у нас в соседнем классе был такой отморозок, Боря Быков, гроза школы, поскольку его старший братец был грозой города. Сам Боря тоже являлся брутальной личностью и считал Люсю своей девушкой. Кстати, самой Люське такое положение вещей льстило. Вечно у нее были какие-то импортные шмотки, на пальцах золото и после школы около ворот дежурил хороший автомобиль. Помню, как-то один несмышленыш подарил Люське цветы, а потом неделю ходил с фингалом.
- Что-нибудь еще желаете, - бортпроводница подобострастно наклонилась к Олегу Николаевичу.
- Повторить!
- Да, так я смотрю и глазам не верю. Люська. Бедная. Знал я, что она умерла, да не знал, где ее похоронили и как.
Аудитор обернулся к журналисту.
- Работа, видите ли, связана с разъездами. Ну, будем здоровы.
На сей раз залпом выпив и поморщившись, Олег Николаевич разжевал шоколадку и продолжил.
- После школы Люся вышла за этого хулигана замуж. Говорили, что первое время была счастлива, что грозный муж устроил ее в театр, даже вопреки желанию режиссера, а потом, как всегда, начались ссоры. Грозный муж взял за привычку ее побивать, так что иногда даже грим не помогал ей выступать на сцене. Дальше - больше. Грозный муж узнав, что Люся на каких-то гастролях пустилась во все тяжкие, стал ее избивать, а распалившись, взялся за нож. Бедняжка сиганула со второго этажа вниз и, естественно, переломала себе обе ноги. Потом была больница, развод, черный период в ее жизни, когда Боря поставил себе цель сжить ее со света и начал с того, что потребовал от режиссера уволить Люсю из театра. К чести для артиста, он на этот шаг не пошел и начал убеждать бандитов в том, что, дескать, надо быть патриотами края, радеть об искусстве, а, поскольку Люся является одной из ведущих артисток театра, то увольнять ее - это значит похоронить данный спектакль и все такое. И что тот печальный факт, что Люська пустилась во все тяжкие, каким-то боком можно оправдать, ибо артисты - люди творческие и им, видите ли, надобны сильные ощущения и прочая лабуда. В общем, братва от Люси отстала, а вскоре подруги донесли до нее хорошие вести. Старшего брата конкуренты устранили, а младшего угостили гранатой, вследствие чего Боря лишился ног, части черепа, навсегда залег в кровать и перешел в ранг овощей. Как следствие, Люся встретила свою любовь, натурально, из той же, артистической среды и вышла за него замуж.
Олег Николаевич поскреб подбородок, повертел рюмкой и вздохнул.
- Это все то, что я про нее знал. Была ли она счастлива с новым мужем, были у них дети - ничего до меня не дошло. От Борьки, насколько помню, ребенок был, кажется, мальчик. Я в то время сменил и работу, и образ жизни, а потому несколько отошел от той жизни, от общения с одноклассниками. К тому же любителем театра я никогда не был. Ну, бывало с гастролями приедет какой-такой известный столичный театр, тогда да, если достанешь билеты, то почему бы нет, можно и пойти. Но это так, к слову. И вот я стоял перед могилой Люси и думал, как же так сложилось, что она умерла совсем молодой? И тут обращаю внимание на то, что рядом возвышается еще один памятник. Но гранитный, черный. С надписью "Заслуженный артист России такой-то растакоевич". Простите, совсем как у Райкина. "Фамилия забыл". Но самым поразительным было то обстоятельство, что головы у памятника не было.
- Как это не было, - заинтересовался журналист, - а что же вместо головы-то?
- А ничего. Голова была напрочь снесена. На граните даже остались следы кувалды.
- Да бросьте. Шутите?
- Нисколько. Памятник был, головы не было. А я стоял и размышлял, как же такое возможно, строил самые невероятные предположения, отчего и кому этот заслуженный артист перешел дорогу, да так, что и после смерти покоя не нашел. О думах своих, конечно, забыл. И тут...
Олег Николаевич сделал вид, что задумался, хотя на самом деле ждал бортпроводницу.
- Милая...
- Вам повторить?
- Вы удивительно догадливы.
- Я сейчас...
- Ну, будем.
Олег Николаевич несколько захмелел, но нить рассказа не потерял.
- И тут ко мне бочком-бочком подошел человек. Бомж, бомжара. Глаза красные, заплывшие. Лицо синее, опухшее. зубов почти нет. Вонючий, как гнилая горгонзола. Словом, типичный синяк. Подошел и покорно ждал, пока я соизволю обратить на него внимание. А мне стало досадно, что в такой момент какой-то бомж вмешивается и мешает мне думать о высоком.
- Ну? Чего тебе?
- Вы не сердитесь, - как-то мягко, виновато прошептал человечек, - я вот смотрю, вы так внимательно смотрели на могилку Людмилы, что я подумал, может, вы с ней были знакомы? Или с мужем ее? Славкой Синельниковым? Нет?
- Я был поражен. Ведь действительно, надпись на памятнике была сделана мелкими буквами и бомж со своего места ну никак не мог прочесть надпись.
- А вы что, знали Люсю, то есть, Людмилу?
- Ее я не знал. А вот Славку Синельникова знал. Мы с ним вместе в одном театре работали, пока он на Люде не женился и перешел к ней в театр.
- А почему ему голову снесли?
- А я вам все расскажу. Все, как было. Ведь Славка ее боготворил. И то, такая красивая женщина была. И, между прочим, актриса неплохая. Но Славка тоже был не лыком шит. Правда, Гамлета не играл, но не его вина, что Шекспира не ставили. Хороший был актер. В Москву его приглашали и не раз. А он не хотел. Любил свой край, свой город. Но более всего свою семью. Свою Людмилу. Но это вначале. Через лет пять Славка стал пить. Спутался с какой-то бабой на стороне. Людка, конечно, все знала, но терпела. Все думала, что одумается. И вот как-то раз в театре подошел Славка ко мне и спрашивает.
- Слышь, Сашка, время у тебя есть?
- Ну, есть, говорю.
- И тут он мне рассказал, что Люда болеет, что у нее диагностировали рак груди и буквально неделю назад сделали операцию, а лечащий врач сегодня утром сказал. что надо делать химиотерапию и что лучше всего ей показан какой-то дорогущий импортный препарат, что без него Люду не спасти, но у него таких денег нет.
- А сколько стоит препарат-то? - спрашиваю.
- Эх, Сашка, говорить на эту тему не хочется, но за все про все просят пять тыщ.
- Да что за проблема, вон у тебя фирменная зажигалка. Продай ее и все дела.
- Да ты с ума сошел. Не рублей, а баксов, понял?
Таких денег у Славки действительно не было. И тут помощь пришла совсем с другой стороны. Наш новый режиссер в присутствии всей труппы подарил Славке картину Сурикова. На, говорит, продай и спаси Люду. Славка картину продал, купил лекарства и стал Люду лечить. Да не помогло. Ей, бедняжке было все хуже и хуже, а потом она и вовсе померла. Славка, натурально, спился и через полгода, аккурат на Рождество, в сугробе замерз. Холода были тогда сильные, а пьяному что, море по колено. Ну, тут театр подсуетился, режиссер наш опять-таки организовал похороны, все с честью, даже на памятники скинулись. Как же, высокая драма случилось, а артистам только драму и подавай. А через месяца два пополз слушок, что Славка лекарства-то тогда купил, да не те. Что его любовница тоже раком болела и он, подлец этот, лекарства ей и передал, а жене дал обычные, российские. Режиссер наш сильно рассердился и говорят, послал двух статистов с кувалдой на кладбище. Снесли они буйну головушку, да выкинули в речку. Вот такая трагедия получилось, - закончил бомж свой рассказ.
- Я, знаете, был просто потрясен. Рассказывал бомж просто, как-то обыденно, а потому причин не верить ему у меня не было. Окончив рассказ, он сник, съежился и просительно смотрел на меня. Типа, подайте Христа ради.
- Подали?
- Конечно, подал. Сунул руку в карман, вытащил деньги и дал ему тысячу. На, говорю, выпей за упокой ее души. А он премного поблагодарил меня и незаметно испарился. Я еще постоял перед могилой несколько минут, приходя в себя после рассказа и побрел к выходу. А там, на лавочке сидели-балагурили работнички, клиентов ждали пошабашить. Подошел я к одной тетеньке, дал ей тысячу и попросил могилку Люси прибрать, да букетик цветов возложить. Порасспросила она, где могилка, а ей отвечаю, что, мол могилка эта та, рядом с которой стоит памятник со снесенной головой.
- Знаю, безаппеляционно ответила она мне. Это прошлой весной шайка тут шуровала, цветной металл собирала. Как, говорю, о чем ты, старая? Да все о том же, говорит, голова бедолаги того была из бронзы, вот и снесли ее на продажу. Но потом милиция их поймала, говорят, прежде чем посадить так сильно всех побили. А я, грешным делом, ее спрашиваю, а не случилась ли там какая трагедия? Мне, говорю, артист один рассказывал. Сашка.
- А, Сашка, так он у нас тут завсегда побирается. И никакой он не артист. А врун, вот он кто. Ради бутылки любую лапшу на уши навешает.
- Постоял я, как истукан с минуту, повернулся и пошел. И вот что интересно. Иду и думаю: "Заслужил, ей Богу заслужил".
Олег Николаевич обернулся к журналисту, дабы прочесть на лице его одобрение рассказом и был весьма неприятно поражен. Роман Петрович спал, открыв рот и свесив голову набок. Аудитор хмыкнул и подозвал бортпроводницу.
- Повторить?
- Только один коньяк. С лимоном.