На школьной перемене Дима Земляникин показывал мне свои рисунки,
на которых были изображены самодвижущиеся ракетные установки, проезжающие
по Красной Площади 9-го мая 1970-го года во время парада в честь Дня Победы.
Рисунки были замечательные. Меня всегда удивляло, откуда у моего товарища
такой врождённый талант во всём. Ещё в четвёртом классе Дима мог из простого
ластика и скрепки при помощи перочинного ножика за две минуты сделать маленького
резинового робота с вращающимися руками и ногами и нарисованной смешной рожицей.
Мы не заметили, как к нам подошла староста класса –Женя Вдовина и сказала, что нас
вызывает в учительскую Гришка.
Гришкой мы и ученики старших классов звали нашего учителя по истории.
У него из-за полиомиелита, перенесённого в детстве, суставы рук были выкручены
ладонями вверх, отчего было страшно смотреть, как он противоестественно открывал
классный журнал и невероятно выгибая кисти рук ставил нам оценки.
Учителя говорили, что его в детстве во время войны, немцы пытали, стараясь узнать
страшную военную тайну.
Тайну фашисты так и не узнали, а руки от пыток остались выкрученными, кривыми
и очень волосатыми. Мы кивали головами и делали вид, что верим в эти байки,
но втихаря переглядывались и смеялись над наглым враньём взрослых людей.
По этой причине учитель истории не любил здоровых детей, те отвечали ему тем же,
поэтому и называли его не иначе, как Гришка.
Этот учитель не выносил, когда у мальчиков отрастали волосы на голове более чем
на два сантиметра, он предварительно делал замечание, постоянно повторяя заезженную
фразу: «Рыба гниёт с головы!». Но мы рыбами не были и по этой причине игнорировали
требования Гришки, после чего он уже начинал мстить по-крупному. Моего приятеля
Сергея Акелькина из-за немного длинных волос он два раза оставлял на второй год.
Серёга был как все, ни лучше и не хуже, получал такие же оценки, как и мы, но Гришка
на его примере решил всем показать свою власть над ребёнком и практически украл
два года жизни у моего товарища. Да, скотство дегенератов не знает границ.
Гришка сидел в кабинете и делал нам устное замечание по поводу длины волос, которые
немного подросли и стали прикрывать уши. Он нам стал подробно объяснять, что из-за
этого молодые советские школьники превращаются в «битласов», потом начинают курить,
выпивать крепкие алкогольные напитки, слушать вражескую музыку и в результате станут…
(тут он понизил голос, приблизился к нам и сказал незнакомое слово) «педерасами»».
Мы смысла страшного слова «педерасы», по своей молодости и неопытности не знали,
но то, что надо подстричься как можно быстрее, чтобы не стать ими, поняли.
Во избежание скукоты пребывания в парикмахерской вдвоём, мы соврали своему
школьному приятелю Жорику, что Гришка велел подстричься и ему. Жора провёл ладонью
по своим коротким волосам и сказал, что подстригаться не будет, но составит нам компанию,
так как у него есть интересная для нас новость.
Жоре приятель из десятого класса дал на один день магнитофонную катушку с
последней записью второго альбома популярной английской группы, название которой
переводится как «Оловянный Дирижабль» и что там записана такая музыка, которая
запрещена в нашей стране, но по какой причине она запрещена так и не объяснил.
Мы сидели в парикмахерской и ждали, когда подойдёт наша очередь.
Я ёрзал на стуле и не понимал, каким образом можно в Англии сделать дирижабль из
олова, ведь оно в таблице Менделеева стоит под номером 50 и гораздо тяжелее железа.
По этой же причине будет очень тяжёлым и не сможет взлететь в небо, даже если его
заполнить не то что Гелием, а даже Водородом.
Ходу моих мыслей очень мешала музыка из расположенного рядом репродуктора.
В совдеповских парикмахерских было два раздражающих фактора, это
- невыносимый запах дешёвого одеколона и рычание репродуктора, который обычно
включался на полную громкость и заглушал звук работающих стригущих машинок.
В момент нашего ожидания транслировали песню «матросский вальс» на слова знаменитого
советского поэта-песенника Соломона Фогельсона. В ней пелось о том, что в доблестном
советском военном флоте служат одни только мужчины, а женщины там не служат
и вот по этой причине мужчины - моряки вынуждены постоянно танцевать друг с другом,
нежно обнимаясь и представляя на месте боевого товарища свою кудрявую подругу.
Такие танцы с обжиманиями морячков происходили (судя по стихам) до самого рассвета.
Мне было противно слушать эту песню, Диме также не нравился столь мерзкий текст,
после чего он нам сказал, что не пойдёт служить во флот, так как не хочет обниматься
с моряками. С девочками ему обниматься было бы гораздо приятнее.
Мы тогда были молодыми и не понимали, что эта песня и есть самая настоящая педерастия
о которой говорил Гришка и длина волос с «битласами» тут совсем ни при чём.
Впоследствии, когда я видел по телевизору, как на всю страну из Дворца съездов
транслировались выступления Краснознамённого хора песни и пляски с танцующими
обнимающимися и улыбающимися друг другу мужичками в тельняшках, изображающих
из себя матросов военно-моского флота, я постоянно вспоминал слова песни
«матросский вальс», от чего становилось противно до рвоты и я тут же выключал
телевизор.
После парикмахерской мы отправились в гости к Жорику.
К нему в гости после школы мы ходили регулярно, начиная с четвёртого класса.
Обычно он показывал свои последние изделия пушек и солдатиков, которые отливал
из, так называемого припоя ПОС-61, которым припаивали радиоэлектронные детали
в нашей оборонке. Оборонная промышленность в шестидесятые - семидесятые годы
развивалась бурно и поэтому многие, кто там работал таскали этот припой домой
в огромных количествах, кто для блёсен, кто просто так, про запас, так как больше
с военных предприятий брать было нечего.
У одноклассника Сергея отец приносил домой всевозможные метчики и плашки,
которые до сих пор, скорее всего, не востребованы и ржавеют в самодельных
фанерных ящиках на балконе уже его внуков, как память о дедушке-слесаре шестого
разряда.
Мы бросали припой ПОС-61 в пустые консервные банки, плавили на газовой плите и
заливали в заранее приготовленные формочки из хорошо просушенного гипса,
в результате чего получались солдатики, военные кораблики и пушки, из которых можно
было стрелять, если в их стволы наложить и утрамбовать начищенной серы со спичек.
Мы с Жорой и Димой заряжали эти модели пушек и стреляли из них по вражеским
укреплениям, которые находились на соседнем столе, на котором по вечерам
Жорин папа писал свою диссертацию. Он, наверное, замечал частые отметины от снарядов
и пороха на полированной поверхности своего рабочего стола из красного дерева,
но замечаний сыну не делал, тем более его не наказывал, чем вызывал во мне уважение.
Мама Жоры гордо носила звание кандидат наук по химии. В общем, семья была учёная
и в материальном плане обеспеченная, поэтому в большой комнате (где мы играли)
на тумбочке стояла огромная ламповая магнитола, всегда накрытая накрахмаленной
белой вышивной салфеткой, показывающей уважение к столь дорогому и дефицитному
предмету домашнего интерьера.
Магнитола обычно не играла, так как у Жоры не было катушек с магнитной лентой,
они были у папы в количестве двух штук, на одной из них был записан Муслим Магомаев,
а на второй какие-то грузинские песнопения, которые нам были не интересны.
В этот раз на магнитоле лежала подаренная на один день катушка с немного пожёванной
магнитной лентой, которую Жора заранее бережно вынул из школьного портфеля.
Мы настрелялись из пушек, перебили всех врагов и приготовились слушать запрещённую
иностранную музыку.
Магнитная лента была установлена и катушки стали магически вращаться.
Когда запись начала воспроизводиться, то по количеству помех было понятно, что лента
переписывалась не один десяток раз, но эмоциональный мажорный настрой определялся
чётко. Я минут сорок простоял у магнитофона, находясь под сильным впечатлением
и стал понимать, что английский оловянный дирижабль действительно парит в своём
уникальном Космосе, созданным гениальным творчеством моих великих современников,
проживающих на далёком и недоступном для нас острове.
Их музыка стала удалять из моей головы искусственно насаждаемый нашей советской
системой диссонанс и неестественные нагромождения вместе с хламом, не позволяющим
пробиться пониманию о чудесном и прекрасном звуке, который может нравиться
отдельным представителям подрастающего советского поколения, определённо не
являющимися наркоманами, алкоголиками или педерастами.
Вот чего и боялась система социализма, держа под запретом ещё долгие, долгие годы
наши любимые зарубежные группы.
Первую пластинку Led Zeppelin с записью третьего альбома, я смог подержать в руках
и один раз послушать на чужом проигрывателе только через пять лет.
А по чёрно-белому телевизору марки «Рубин», всё также продолжали транслировать
похабные матросские танцы.