К истории создания Журавли Расула Гамзатова

Воловой-Борзенко
Источник https://vk.com/@kavpress-iz-istorii-pesni-zhuravli

Из истории песни «Журавли»
В семье Газдановых из села Дзуарикау в Северной Осетии было семеро сыновей. Один погиб в 1941 под Москвой. Еще двое — при обороне Севастополя в 1942. От третьей похоронки умерла мать. Следующие трое сыновей Газдановых пали в боях в Новороссийске, Киеве, Белоруссии. Сельский почтальон отказался нести похоронку на последнего, седьмого сына Газдановых, погибшего при взятии Берлина. И тогда старейшины села сами пошли в дом, где отец сидел на пороге с единственной внучкой на руках: он увидел их, и сердце его разорвалось...
В 1963 году в селе установили обелиск в виде скорбящей матери и семи улетающих птиц. Памятник посетил дагестанский поэт Расул Гамзатов. Под впечатлением от этой истории он написал стихотворение. На своем родном языке, по-аварски. И, к счастью, у этого стихотворения есть качественный перевод на русский. Его сделал Наум Гребнев, известный переводчик восточной поэзии. Он учился в Литинституте с Гамзатовым после войны и дружил с ним. Этот перевод всем вам знаком.

Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Летит, летит по небу клин усталый —
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый —
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.

Стихотворение попалось на глаза Марку Бернесу, для которого война была глубоко личной темой. Он обратился к Яну Френкелю и попросил сочинить музыку для песни на эти строки. Но с музыкой у композитора дело пошло не сразу.
Тут, чтобы снять пафос, нужно рассказать о некоторых курьезных моментах. Во-первых, на обелиске в память о братьях Газдановых в качестве птиц были гуси. Расулу Гамзатову сложно было подобрать по-аварски рифму к слову «гуси», и он специально звонил в министерство культуры Северной Осетии с просьбой заменить «гусей» на «журавлей». И ему разрешили.
Во-вторых, в оригинальном тексте стихотворения и перевода было: «Мне кажется порою, что джигиты»... Это Бернес попросил заменить «джигитов», на «солдат», чтобы расширить адрес песни и придать ей общечеловеческое звучание.
И еще: в тексте, который Бернес подготовил для песни, была опущена познавательная лингвистическая строфа: «Они летят, свершают путь свой длинный, и выкликают чьи-то имена. Не потому ли с кличем журавлиным от века речь аварская сходна?»
Как бы то ни было, для композитора Яна Френкеля война тоже была личной темой. В 1941–1942 годах он учился в зенитном училище, а позднее — тяжело ранен. Через два месяца после начала работы Френкель написал вступительный вокализ и тут же позвонил Бернесу. Тот приехал, послушал и расплакался. Френкель вспоминал, что Бернес не был человеком сентиментальным, но плакал, когда его что-то по-настоящему трогало. После этого работа над записью пошла быстрее. Но не только из-за вдохновения.

Бернес был болен раком легких. После того, как он услышал музыку, он стал всех торопить. По словам Френкеля, Бернес чувствовал, что времени осталось мало, и хотел поставить точку в своей жизни именно этой песней. Он уже с трудом передвигался, но, тем не менее, 8 июля 1969 года сын отвез его в студию, где Бернес записал песню. С одного дубля.
Если вы послушаете эту песню в его исполнении, то многое почувствуете в голосе и интонациях Бернеса. Эта запись действительно стала последней в его жизни — Бернес умер через месяц, 16 августа.
Источник "Кавказпресс"

Через несколько лет после появления песни «Журавли» в местах боев 1941–1945 годов стали возводить стелы и памятники, центральным образом которых были летящие журавли. И мне лично кажется, что образ белых журавлей снова может стать нашим общим символом памяти о всех солдатах, погибших в Великую Отечественную войну. И не только солдатах. И не только в эту войну.
В Европе и англоязычном мире есть узнаваемый имидж: мак, который символизирует и цветок, и кровавый след от пули. Это знак памяти о всех погибших во всех войнах и призыв: Never Again. За этим маком стоит своя пронзительная история и свое стихотворение. Но у нас это стихотворение и эта история неизвестны, эти маки нельзя просто «пересадить» на нашу почву.

Но у нас есть белые журавли. Которые могут служить воплощением простого человеческого лейтмотива:

«Я помню.
Я скорблю о каждом погибшем.
Я сделаю все, что в моих силах, чтобы война никогда не повторилась».

В 1986 году в селении Гуниб открыли первый в Дагестане памятник «Белым журавлям». Открыли его поэт Расул Гамзатов и композитор Ян Френкель – авторы бессмертной песни «Журавли», ставшей поминальным гимном, скорбной песнью обо всех, кто сложил свои головы на полях сражений. Сейчас по примеру гунибской стелы уже возведено более тридцати памятников Гамзатовским «Журавлям» в разных городах нашей страны и за рубежом.


ИЗ СТАТЬИ КРЫЛОВА
То, что этот речекряк способен был вызвать какие-то сильные чувства у большинства участников Великой Отечественной Войны может предположить только очень предвзятый исследователь. Однако, знаток подобных наречий, сам прошедший горнило войны и изведавший тяжелейшие испытания Наум Гребнев нашёл-таки рациональное зерно и создал русский перевод гамзатовского стихотворения:

Мне кажется порою, что джигиты,
В могилах братских не были зарыты,
А превратились в белых журавлей...
Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи-то имена.
Не потому ли с клином журавлиным
От века речь аварская сходна?
Летит, летит по небу клин усталый -
Мои друзья былые и родня.
И в их строю есть промежуток малый -
Быть может, это место для меня!..

Теперь стихо можно уже было прочитать не морщась. Из вышеизложенного становится понятно, что доблестные аварские джигиты сами одни вели кровопролитную войну с проклятым супостатом. Про каких-то там русских, по глупости собственной вынесших на себе всю тяжесть боёв с Вермахтом в строчках стиха нет ни слова. А среди журавлей соответственно лишь друзья и родня Гамзатова. Вполне откровенно. По аварски. Себе любимому место тоже оставил, не забыл стихосложец, а как же иначе? Это пускай Блок там, Александр который, отводит себе место среди погибающих. У аварцев так не принято. Поэт должен парить в веках…
Конечно, так бы и зачах на аварском корню и в журнальчике «Новый мир» гамзатовский шедевр, если бы не Марк Бернес. Талант этого человека не нуждается в комментариях.
Бернес ко времени прочтения стихотворного перевода   Наума Гребнева был уже смертельно болен. Марку нужно было проститься с этим миром последним песенным аккордом, с подобающим моменту звучанием. И Бернес понял, что Гребнев-поэт может довести до ума текстовую часть его лебединой песни. Гребнев не подвёл. Текст схватывал за сердце, и люди замирали от его щемящей простоты и искренности:

Мне кажется порою, что солдаты
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Летит, летит по небу клин усталый,
Летит в тумане на исходе дня.
И в том строю есть промежуток малый -
Быть может это место для меня.
Настанет день и журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле.
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
Мне кажется порою, что солдаты
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.

Стихотворение обрело всеохватывающий смысл молитвы. Почувствовав, что краткость песни, только усилит ее воздействие, он посоветовал сократить количество строк с 24 строк до 16.
Затем Марк Бернес прочитал стихотворение «Журавли» композитору Яну Френкелю и попросил написать к ней музыку. Для композитора Яна Френкеля война тоже была личной темой. В 1941—1942 годах он учился в зенитном училище и позднее был тяжело ранен.
Стихи и музыка не сразу нашли друг друга. Только, спустя два месяца, когда композитор сочинил вступительный вокализ - все сложилось. Позднее Ян Френкель вспоминал:
«…Я тут же позвонил Бернесу. Он сразу же приехал, послушал песню и… расплакался. Он не был человеком сентиментальным, но нередко случалось, что он плакал, когда ему что-либо нравилось…»
Марк Бернес записывал «Журавлей» будучи тяжело больным. Он уже с трудом передвигался, 8 июля 1969 года сын отвёз его в студию, где артист записал песню. С одного дубля… Эта запись стала последней в его жизни, он умер через месяц и точку в своей жизни поставил именно этой песней.
В песне «Журавли» нет различия национальности и партийности, это песня реквием по усопшим.  Так, журавли из песни стали символом памяти о погибших в Великую Отечественную войну, например, памятник «Журавли» в Саратове, в Ростовской области или мемориал «Журавли» в Санкт-Петербурге.
А русским советую перечитать сказку про голого короля. Иногда помогает…

© Copyright: Алексей Николаевич Крылов


Что касается Гамзатова. Роман как закалялась сталь - отличный роман, написан очень хорошо, дело не в идеологии, а борьбе человека за свои идеалы. Ну так вот... С какого дубу необразованный Остпровский вдруг шарахнул такой талантливый роман?.. А с того, что там работала целая группа писателей, который роман шлифовали и доводили до ума... и получили шедевр. Но... почему то мы не знаем имен этих писателей, которые обладая хорошим литературным даром, в отличи от Островского, не написали сами подобные романы... А потому что у них не было, что ныне называют драйвом, импульса, искры, молнии... которые нужны для такого романа... Вот Гамзатов дал такой импульс, который уже был воплощен на русском языке другими поэтами. Но без этого импульса ничего бы не вышло... А импульс у Гамзатова был сильнейший и связан он с его родиной, с его окружением, которое постоянно говорило о горцах, которых убили русские солдаты во время Кавказской войны... Поэтому писал он искренно и для аварского языка хорошо, а вот на русском уже должен был дописывать русский человек. И упрекать Гамзатова, что он не писал на русском неправильно, он писал на своем родном языке и того достаточно...