Из цикла "Творческие вечера севернокорейского бота на Сатурне"
"Когда из топки революций
Вылазит деспот от сохи
И Нео вешает на люстре,
Не стоит обвинять стихи"
Е. Бильченко
Впервые это случилось лет 150 назад. Она пришла ночью - пролезла по балконам в общежитие, цепляясь хрупкими длинными пальцами за ржавчину решетчатых ограждений женского душа и мою круглосуточную необходимость в ней.
- Пришла, - трепетно радуясь нашептывало сердечко на правах законодательного органа внутреннего разустройства мира.
- Ну шо ты - сказала она, обнимая нежно.
Май. И пахла она как Май. И была воплощением его.
- Тиииу, тиииу, тиииу, тииии, тих - добавлял романтики соловей.
Длинная юбка, фенечки на руках, ногах, волосах и шее - красные, белые, зеленковато-желтые, рыжые, фиолетово-оранжевые. Цветовая мозаика игрушечных украшений. Пестрое девичье очарование с длинными запутанными рыжими волосами, щекочущими щеки ласково.
Одну за другой мы курили синий винстон, и говорили часами в полупустой комнате на 9 этаже, запивая этот гадкий коктейль чаем и кофе. Смотрели друг другу в пространства глаз, иногда соприкасаясь на крохотные доли секунды. В надежде потрогать душу пальцем и ощутить ее/его тепло. Солнце все ярче освещало убогое убранство комнаты и наши с ней "юности", покрытые робостью и неловкими движениями. Направленными к и от. Прохладный ветер проносил сквозь распахнутое окно свежесть и запах весны, и новой жизни, и все то, незримое, незыблемое, невинное и может быть наивное. Ну и что же.
Мы были знакомы всего ничего - может быть с неделю или две, а виделись и того меньше. Этого казалось достаточно и для того чтобы любить, и для всего остального, что приходит на ум из картавой бездны вовлеченному в традициональные социальные эксперименты социопату.
В определенный момент мне резко опротивели сигареты. Реальность схлопнулась, а на ее место пришла совершенно другая. Неподъемной тяжестью сковывал живот вязкой тиной очередной чай. И наш разговор показался не прелюдией к действиям, и будущему, со всеми своими откровенностями, а обобщенным, растянутым в бесконечность эпилогом, потерявшим все детали вместе с дьяволом. Всецело состоявшим из глупости, страхов, самолюбования и сутулых всхлипываний о прошлом.
Она сидела молча на краю второго яруса кровати, полностью свесив ноги, слегка прикрыв себя какой-то тканью. Может быть пледом, или оборванной шторой. Я не помню. Я мужественно подпирал стену позади нее. В этой нарастающей тишине мы провели еще сколько-то там невероятно мучительного времени. Как солдаты пытающиеся напоследок разглядеть любимые черты на крошечной фотокарте в полумраке окопов. Под надвигающуюся канонаду приближающейся смерти. Все так же молча, безуспешно ковыряясь краем вилки в собственных запутанностях нейронов глав мозга. В надежде разрешить тишину чем-нибудь смелым: верным словом, способным проломить нависшую тоску, или делом, вызывающим идиотскую улыбку на губах потрескавшихся. Ты ж моя милая. Я же исполин колеблющейся мысли, сотни раз отпетый соловьиными трелями. Которые распластывались в сейчас, в голове, как на хирургическом столе на нестройные ряды обертонов, достигая со скрипом 7 октавы. Мы ж с тобой херувимы федеративной йоги на випассане в прохладных безлеровских подвалах жил-был массива "Строитель".
- Что стало с нами? - девушка повернулась и ударила меня ладонью в живот.
Ути-пути. Ступай себе мал помалу через край, пороги, кпп с блок-постами, в стертые круговые пешеходные переходы отсюда пожалуй.
Она и ушла, а через неделю уехала в город других - для продолжения персональной драматургической линии, завязанной на других более-менее положительных персоналиях.
А мне всегда было стыдно вспоминать этот случай. В тот момент я ощутил совершенно новое чувство. Ошибочно, под диктовку эмоций я попытался тогда озвучить его словами.
- Уебу-ка я ее с ноги в затылок, - подумалось мне. Но конечно зассал и не уебал, сдержавшись.
За эту свою бестолковую быдловатость мне и было стыдно. А зря. Потому что это прекрасное чувство приходило ко мне еще не раз, в удивительно разных ситуациях. Когда не хватает каким-то твоим дряхленьким мостикам углей и огнива. Для увольнения с особенно ****ской работенки. Или от****юливания интеллигентно-ссученых другов. Оно прекрасно всем. В частности отсутствием потребности в слове, эмоциях. Ты внезапно чувствуешь точку невозврата. Непоколебимую уверенность, огонь, легкость и абсолютный финиш. Как абстрактной пяткой в условный затылок. Бах. И все. Конец.
Сатурн (привычно запаздывая с реакцией): Прекрасен приходящ момент, мой майский друг. Слова "живот", "нога", "затылок". Твой текст по тошноте классической на 5.38. Молодец. Спасибо.