Убей их всех, дон Джиованни Бокаччио

Ад Ивлукич
               
     - Акончен школьный раман, - прононсируя масковским старорежимным выговором напевала Наталья Шторм, великая, как сам Грибов, певица эры недостоверной чеченской девственности Кристины Орбакайте, сосавшей еще у седастого и вонючего дедушки Юрка Никулина, фронтовика настоящего, самого натурального ветерана войны, пришедшего домой с общей контузией головного мозга, отчего - то решив, что национал - социализм вреднее для дела коммунизмы, нежели буружазные козни парализованного Рузвельта, в чем и крылась кардинальная ошибка Семен Семеныча Горбункова, бывшего на самом деле обыкновенной волшебной Сивкой - Буркой, о чем я прямо сейчас и расскажу поющей Наталье, чутка обвисшей бочатами, конечно, но она ж не Шерон Стоун, потому простительно.
     - Ты конь, - убедительно втолковывал краснорожий Левченко, кутаясь в овчиную душегрейку за богатым столом Горбатого, разговаривая сам с собой. Он накануне узнал из заграничного журнала о существовании Ребекки Кроу, вот и начал базарить с собой, потому, что и Гудков, и Песков в те годы еще не народились. - Ты просто лошадь, Левченко, рожа - хоть прикуривай, бля.
    Он прикурил погасшую беломорину, зажевывая картонный мундштук, и убедился эмпирически в верности своего умозаключения, а уж заметив в треснувшем трельяже ( мещанская вещица, однако ) манеру прикуривания, нерешительно заржал. Действительно, кто еще станет прикуривать от собственного лица ?
    - Значится, так, - ударил кулаком в стол Глеб Жеглов, разбегаясь на приходе глазами, - выяснилось, что в банде имеется конь.
    - Говорящий ? - осторожно поинтересовался Вася Векшин, ползая по водопроводной трубе снаружи. Гигантским нетопырем он лазал вверх и вниз, демонстрируя хватку и инициативу, не преходящую скрозь тонкую грань самодеятельности, что Мануил не мог не одобрить.
    - Ё...й в рот, - схватился за голову Жеглов, блаженно почесывая курчавую шевелюру возникающей где - то у поясницы тягой, мягкой и плавной, будто употребленная им только что ханка прямиком прибыла, сука, с Иранского нагорья, где до сих пор потерянно бродили арии, легендарные прародители всякого русского - человека, белоглазые водь, само наименование которых, это самое  " водь ", пугало и внушало невольное почтение. - Какой Мануил ?
    - Обыкновенный, - хмыкнул боярин Ведрищев, выявляясь туманным абрисом за столом трактира у Рогожской, - император Византии или василевс. Ты чо, Афанасий, Карамазина не читал, что ли ?
    Фон Шлиппенбух тихонько завыл, окончательно запутавшись, это п...дец, вообще - то, если посмотреть чуть выше : такое смешение эпох малооправданно, если, разумеется, нет у автора какого тайного замысла, а он был, Афоня очком просекал вторые и третьи днища, не мог не быть, иначе автор сказок просто жизнерадостный мудак, издевающийся над читателями, а не криэйтор вчерашней говнопобеды рыдающих ублюдков Зинедина Зидана.
   - На самом - то деле он Кармазин, - исчезая и вновь появляясь недостоверной голограммой говорил Ведрищев, инновационно торжествуя в модернизированном Тохтамышем трактире, тот, проходя мимо просто сжег его на х...й, а завсегдатаи ничего не заметили, продолжая собираться и пить вино в руинах бывшего трактира, уяснив для себя верность стратегии двадцать - двадцать наощупь. Это не было сложным, достаточно было залезть себе в штаны и убедиться тактильно, вот оно : двадцать и двадцать, вместе, значит, сорок, а как говорит народная поговорка про опорки, то и говорить более не х...й. - Кармазин с ударение на последний слог. Это, Афанасий, скажу я тебе, вещь.
    - Странная х...ня получается, - заметила носастая и блондинистая Бриджит Фонда, виляя аккуратной попкой перед тяжело дышащим парами клея БФ Бобби Де Ниро, - понимая всю говносуть сраной виртуальности автор, будто ребенок - олигофрен, развлекается с этими нолями и единицами, прекрасно зная их истинную цену.
    - Фальшивый пражский грош, - буркнул челюстной Тарантино, вытаскивая из пропитанного маразмом воздуха портрет прекрасной славянки. - Не хватает сайта старинного приятеля Риобраво и тогда ахуй кромешности и дичи окончательно перейдет по Марксу из количественности единичности усов Гудкова в качественность множественности задниц Принцессы и Хоткинкиджо, которая на самом деле - Оля.
   - Вот и саундтрек сам собой нарисовался, - подтвердила собственные заблуждения Наталья Штурм, вовремя вспомнив, что у казахов нет буквы  " у ", - включай, Пох, - мигнула она сиськой маленькому медвежонку, изумленно рассматривавшему высокий - превысокий дуб с совершенно неправильными пчелами, - Удо Диркшнайдера и убей их всех.