- Артём! А ты-то сам как оказался в этих краях? – задал вопрос Николай, возвратившись с двумя литровыми кувшинами с квасом – На местного тоже особо не тянешь.
- Нет! Я, как и ты, не местный, ты верно подметил. Три года здесь. Каким образом? А по приказу партии. А родом я из далёкого Казахстана. Давно уже там не был… Тоскую сильно…
- Понятно… А чё не женишься?
- Был… Пока не готов на повторный опыт. Опережая твой вопрос, отвечу прямо: не дождалась. Детей не успели завести, так что и претензий особых не было. Ну, что за совет ты мне хотел подать?
- Не привози ты сюда никого! Не нужно - лишь навредишь. Уговори Марфу принять в очередной раз «портфель» из моих рук. Сделать это будет не просто – предупреждаю сразу, но пользы ради оно того стоит!
- А ты к ней опять в замы, что ли?
- Я? Не исключено, пусть даже и не официально. Но тут не обо мне речь. Не стремлюсь, не рвусь – мне и в плотниках не хило живётся, но она всякий раз настаивает на этом. Почему? Не знаю… Вероятно, ей так спокойнее…
- Коль… То, что я сейчас скажу, я не должен говорить ни в коем случае, но и тем не менее. Лично меня, честно и от души, вполне и более чем устраивает твоя кандидатура, но… Эта же сволочь, что написала в райком, после того, как поймёт, что меры не принимаются, напишет в область, а то и выше… а там церемонии разводить не будут… Я не оправдываюсь, говорю всё, как есть, пойми меня правильно.
- Да я всё понимаю! – перебил его Николай - Прекрасно понимаю и принимаю, и никаких претензий на этот счёт у меня к тебе нет. Действительно ситуация двусмысленная, если не сказать резче… Если бы ты знал, сколь раз я пытался разрубить этот порочный узел, сколько дум передумал… Уходил, возвращался, прогонял то одну, то другую. Но в конце концов опустил, или, наоборот, поднял руки вверх, сдался… поплыл по течению, если хочешь… Знаешь, мне порой кажется, что где-то там, наверху, кто-то неведомый приговорил меня, да и их вместе со мной, на этот образ жизни, который, как бельмо в глазу для всей округи.
- Вот только мистику сюда не приплетай, ладно? Обыкновенная бытовуха и ничего больше. Нет, как мужик мужика, я тебя, безусловно, понимаю – что одна, что другая… Ягода-малина. Честно признаюсь, до сегодняшнего дня даже представить себе не мог, что такая красота существует на белом свете! Колдовская просто какая-то.
- Вот-вот, и сам туда же сворачиваешь, даже без моей помощи! Колдовская… Именно, колдовская… Знаешь, на первых порах мне бабули-то здешние нашёптывали то в одно ухо, то в другое, предупреждали… Но я, вот как и ты, лишь ухмылялся, да рукой на них махал, а надо было прислушаться, надо…
- А что они тебе говорили? Про кого?
- Как уже теперь понимаю, про весь их род по женской линии. Но, перво-наперво, конечно, про бабку, которую сами девчонки матерью называли, да и считали, впрочем, вполне справедливо – поднимала-то их именно она, мать постоянно беременной ходила, а потом и вовсе померла, так что…
- А ты знавал её? Встречался, застал?
- Да, привелось… Мудрая старушенция была, скажу я тебе! Кстати, и красавица не менее, чем внучки-то, только наоборот…
- Как это – красавица наоборот? Страхолюдина, что ли? - не понял Артём.
- Нет, не страхолюдина, как ты выражаешься. Просто девчонки светлые, блондинки с голубыми глазищами, да и рост, опять же, а тёща была росточку совсем небольшого с чёрными, как смоль, косищами, толщиной в мою руку, в которых даже в её более чем почтенном возрасте не проблескивало ни единой нити седины. Но самым запоминающимся и даже пугающим было выражение глаз в сочетании с белой, почти алебастровой кожей. Тёмно-карие, почти чёрные, под тонкими прорисованными бровями, они, казалось, пронзали насквозь, превращая в лёд волю и желание сопротивляться. Ресницы, что твои опахала, ямочки на щеках, появляющиеся всякий раз, когда она улыбалась, а делала Евдокия Петровна это постоянно… ужаснее зрелища и представить не могу…
- Стоп, стоп! Не понял опять: ты же только что описал прямо-таки шемаханскую царицу какую-то, и вдруг – страшно… Поясни!
- Тём! Счастливый ты человек! – горько усмехнулся Николай.
- Да, да, да! Счастье прямо-таки по пятам вьётся, только в руки не даётся. Кто бы спорил, я не буду! Но и тем не менее, что с тёщей было не так?
- Коммунистам же партбилет не позволяет верить в мистику, в Бога, чертей и колдунов всех мастей, поскольку атеизм, а он своего рода тоже вера, отрицает наличие загробной жизни и каких-то потусторонних сил, не так ли? Так! – ответил сам себе – Но забудь на время о своей партийной принадлежности, побудь сейчас просто Артёмом Вилковым, и просто послушай без упёртого внутреннего предубеждения и отрицания того, о чём я намерен тебе рассказать. Готов ли ты выслушать правду от меня лично, чтобы потом уже никогда не доверять каким-то кляузным листочкам бумаги, испещрённым сплошным враньём и злопыхательством в сторону как меня самого, так и всей моей странной семьи?
- Будь честен – в анонимке есть и зёрнышки правды! Ты не сможешь отрицать своего двоежёнства, поскольку оно налицо!
- А, знаешь, могу! Ни с Лизой, ни с Аней я не заключал официального брака – так, соседствуем… На сегодняшний день я такой же холостяк, как и ты, Артём Емельянович, гость ты мой неожиданный!
- И что? Суть дела от этого не меняется, не так ли?
- А вот и не так! До тех пор, пока мои женщины не предъявляют никаких претензий, а они их никогда не предъявят из страха потерять меня окончательно, я чист перед законом со всех сторон, как бы кто не прыгал и не подпрыгивал! А вот я за клевету могу и по суду привлечь.
- Казанова, ёш твою ни за грош! – сплюнул в сторону Артём, услыхав подобное заявление – Почему это они так боятся расстаться с тобой? Нет, ты, конечно, им под стать красавец, да и мужской силой, как догадываюсь, не обделён, но ты, что, последний такой в мире остался?
- А как хочешь, так и понимай, но поверь, что я именно тот человек, который радуется сложившейся ситуации менее кого либо. Однако вернёмся к тёщеньке моей… Другой раз спрашиваю – готов ли ты выслушать то, о чём в другой раз я уже вряд ли стану рассказывать?
- Говори...