В дверь постучали. Нет, не просто постучали, в дверь ломились.
Невозможно простому социопату прожить свою жалкую жизнь в спокойствии и одиночестве.
Открывать дверь я не спешил, мало ли подумают, что меня нет и уйдут. Не спеша докурил сигарету, посмотрел на себя в зеркало. Зрелище, конечно, то ещё. Не плохо было бы побриться, да и поспать хоть пару часов.
Между тем стучали уже ногой, хотя, сдавалось мне ножкой размера так тридцать пятого.
Открыв дверь, я увидел Элю. Она ворвалась в квартиру, на ходу сбросив кеды, стремительно прошла на кухню и забралась на излюбленное ею место на подоконнике. В своих рванных джинсах на три размера больше и майке-алкоголичке, она очень гармонично смотрелась между старых книг и пепельницей, сделанной мной по-старинке из банки кофе.
Эля всегда напоминала мне карманную собачку. Странное сравнение. Но эта ассоциация всплывала в голове при ее виде, когда она радовалась, или же на оборот, как сейчас, грустила. Такая карманная собачонка неопределенной породы. Больше похожая на дворняжку.
Этот взгляд мне был знаком. Ко мне периодически врываются обиженные судьбой или на судьбу особы. В том месяце официантка Катя сделала аборт. Жалко ее было. Хотя это наверняка не тот случай. По крайней мере очень хочется в это верить.
-может чаю?- попытался сказать я как можно заботливее.
Бедняжка сидела совсем бледная и отрешенная.
-не надо, тошнит.
-может в аптеку сходить?
-не надо, я просто посижу тут немного и поеду дальше.
-сиди, конечно
Мне не хотелось оставлять ее. Точнее мне хотелось быть рядом с ней. Точнее близко, трогать ее волосы. Волосы- это же офигеть как близко.
Я стоял, облокотившись на столешницу кухни, и позволил себе наглость смотреть на нее. Прямо, не мельком, как обычно, а пристально.
Она не реагировала, сидела на подоконнике, уставившись глазами в одну точку. Кожа ее, которая всегда пахла яблоками белого налива, стремительно бледнела и начала сливаться с выбеленными стенами.
Она перевела взгляд на меня, но смотрела как бы сквозь.
-чай все-таки давай попьем, есть что-нибудь сладенькое?-в уголках ее губ цвета спеющей черешни появился намек на улыбку.
Машинально одной рукой я включил духовку, другой рукой уже доставал муку. Я же повар.
Сахарная пудра, корица и ягоды. Через сорок минут были готовы конвертики с черешней.
Я налил чай с чабрецом и мятой в большие кружки разного цвета. Никогда не имел посуды из одного набора. Выложил конвертики на большую тарелку, предварительно накрыв ее салфеткой.
Эля уже сидела за столом. От тоски не осталось и следа.
Она дула на выпечку пытаясь ее скорее остудить, сахарная пудра летела ей на лицо, Эля смеялась.
Это было красиво.
Представляя из себя дворянку, важно запивала плюшки чаем из блюдца.
Она легко входила в образ, ей нравилось дурачиться, вести себя, как ребенок, хотя до тридцати ей не хватало всего пару лет.
В одно мгновение лицо Эли изменилось. Она тревожно посмотрела на меня, как будто вспомнила что-то ужасающее.
- День, все ведь наладится?- умоляюще спросила она меня. Ее кожа снова побелела. Взгляд ушел в прострацию, губы сжались.
-Правильно говорить Диня. Наладится все, конечно, а может и нет, откуда ж мне знать.
Я никогда не умел успокаивать людей. Тем более понятия не имел, что именно идет не так, и что должно наладиться.
-так что с тобой случилось?
Она кинулась мне на шею, так что почти сбила с ног. Обнимала и плакала. Я гладил ее волосы. Они пахли больницей. А жаль.