Оно

I
 
 
   Оно хотело кушать. В животе урчало и голод не позволял существу спать, что было его обычным занятием на этот период жизни.
Существо ткнуло беззубую еще мордочку туда, где пахло мамой, и где должно быть молоко, но молока там не было.  От голода и обиды на маму  оно напряглось,  и изнутри вырвался протяжный звук.
- Кто это? – удивленно прислушалось  Существо,  услышав   плач.
- Так это из меня  вырывается! -  догадалось , с восторгом понимая, что Оно может издавать звуки.
- А ну - ка!
И Оно стало напрягать свой живот, и издавать звуки при этом, меняя  тональность и продолжительность .
Понравилось!
Существо выло, скулило, повизгивало , привыкая к своим возможностям.
Вскоре звуки издавать уже не очень нравилось, а просто хотелось кушать, и оно выло уже только потому, что после этого обязательно должно появиться молоко.
Молока по-прежнему нигде не было.
Кто-то Большой  склонился  над Существом и поднял его своей безобразно – голой ладонью без когтей  из коробки, положив на скользкий пол  рядом с блюдцем.
Молоко!
Глаза у Существа видели еще совсем плохо, так,  одни размытые силуэты в акварельных тонах.
 Глазами у существа был  нос, и нос видел молоко!
 Странно! Пахнет молоком, а мамой не пахнет! – подумало Оно и попыталось подобраться поближе к пище.
- Как же далеко эта штука с молоком! – подумало Существо,  пытаясь подойти к блюдцу.
Лапы разъезжались на скользкой поверхности, Оно падало, ударяясь мордочкой об пол.
Измучившись, Оно подползло к блюдцу и окунуло свой нос в белую жидкость.
- Почему же молоко такое холодное! – фыркнуло Оно.
- Хоть и холодное, а вкусное, но мамой все равно не пахнет! – мелькнула кажется уже третья мысль  в кудрявой голове Существа, и Оно с жадностью стало кушать, пуская  молочные пузыри.
Вскоре в блюдце было пусто, а рядом, покачиваясь с огромным розовым животом стояло Оно,  и облизывало еще не существующие усы.
Большой  стоял рядом.
 Существо запомнило запах Большого, и видело его своим носом.
- Как же он без когтей по этой поверхности ходит! -  подумало Оно, качнувшись и завалившись на бок.
Оно попыталось улыбнуться Большому своим  коротким хвостиком и  покряхтывая силилось подняться на лапы, чтобы достойно поблагодарить Большого за молоко, но достойно не получалось.
Существо  всякий раз падало.
Получалось только широко улыбаться,  махая коротким хвостиком и лежа на боку.
 И опять эта голая рука совершенно бесцеремонно поддела Существо под теплый живот,  и положило в коробку рядом с мамой.
Мама!
Оно уткнуло влажный нос в пушистое нутро мамы,  шумно вздохнуло,  и уснуло.
Во сне существо вспоминало всю  свою жизнь.  Жизнь,  длиной  в целых семь дней.

II

  У золотистого кокер- спаниеля Герды  родилось пять щенков.
Сытые, четверо из них  лежали рядом,   у ее живота, изредка подрагивая рядом с любимой игрушкой Герды – пушистым  тапочком с ушками.   Пятый же забрался в тапочек,  и вздрагивал в тапочке. И всякий раз,  насосавшись молока,  забирался туда.
Этот тапочек был подарком Хозяина , которого Герда  любила всем своим собачьим сердцем. Тапочек хранил его запах , и если тапочек  был рядом, Герде было спокойно.
- Чудной этот пятый у меня! – думала Герда, влажным носом пытаясь вынуть из тапочка щенка.
- Пусть спит! – наконец лизнула она чадо в хвост, и вздохнув,  опустила кудрявую голову на лапы.
   Однажды над Гердой склонился Хозяин и долго что-то ей говорил.
Герда смотрела на него своими грустными глазами и чувствовала на руке, которая гладила ее голову запах чужого  человека.
Непонятно от чего,  от интонации голоса ли, а может причиной  запах чужого  , только беспокойно было собаке.  Герда  обхватила своих детей лапами  и с надеждой смотрела на Хозяина. Тапочек с пятым никак не получалось обхватить лапой. 
- Не может Хозяин  причинить мне зла, Никак не может! – думала собака пытаясь подтащить к себе тапочек с маленьким чудаком .
Хозяин забрал тапочек вместе со щенком.
Она бы побежала за пятым, не отдала бы ни за что!
Но!
Но у ее живота, прижавшись друг к другу вздрагивали во сне четыре золотистых кудрявых комочка.
Собачья жизнь!
Сердце  Герды разрывалось от  сознания , что  этого чудного пятого она никогда уже не увидит.


III


   Вот так и очутилось в  коробке Оно вместе с Мамой на другом конце большого Сибирского города.
Оно – это маленький,  золотистого цвета кудрявый спаниель, а Мама – мягкий тапочек со смешными ушками и запахом мамы.
Шло время.
Оно росло.
Причем росло,  совершенно не понимая, кто - Оно.
Рядом не было никого хоть немного похожего на Существо и дающего понимание, а кто я.
Разве что тапочек с ушками – Мама.
Глаза уже полностью открылись, мир приобрел четкие очертания и яркие краски.
Основным наполнением огромного мира были конечно же запахи!
Запахи давали понимание об устройстве мира, о добре и зле.
Иногда голая рука Большого вынимала Существо  из коробки и опускала на скользкую поверхность.
Не нравилось это Существу. Мамы опять же рядом не было.
Ходить по скользкому было и трудно и страшно.
Оно скулило и визжало,  падая  и пытаясь найти Маму.
Запах ее был где-то рядом.
От возбуждения и осознавая в том необходимость, Оно на секунду замолкало и делало лужицу.
Оглядывалось,  ожидая похвалы, а не получив,  снова скулило и визжало и снова – лужа.
Вскоре Оно уже вполне твердо стояло на ногах , и  уловив запах Большого махало хвостиком вполне достойно.
У Существа появились друзья. 
Это были пара тапочек  и целая компания веселой обуви у входа , там, где была коробка с Мамой.
Тапочки скорее всего были родственники Большого,  потому как пахли так же. Оно любило играть с тапочками, похожими и на само существо.
Тапочки были веселые, с мягким характером, позволяющие трепать их подрастающими зубами , тискать и подолгу жевать .
 А трепать все, что попадалось в зубы,  существо просто было обязано. Оно было уверено в этом абсолютно.
- Большой не треплет тапочки потому, что не умеет, бедняга! – думало Оно,  подтаскивая тапочки к ногам Большого,  и показывая ему как надо обращаться с ними.
Из всех друзей  туфли на каблуках что стояли у входа,  пахли по другому – вызывающе неприлично. Туфли пахли так же как Большая, которая иногда что-то недовольно говорила громко существу,  убирая лужи и возвращая его в коробку к маме.
А Оно уже не желало подолгу находиться в коробке, и было очень недовольно Большой.
- За лужи надо благодарить, а не сажать в тесную коробку! – возмущенно думало Существо,  повизгивая возле Мамы.
- Ты такая же как и Большой, совершенно не умеешь обращаться с обувью! – думало Оно , уже представляя как однажды подтащит к ногам Большой ее туфель и покажет как надо его грызть.
- Ничего, я Вас научу! – вздыхала Оно,  положив кудрявую голову на Маму. Внутрь тапочка  с ушками  существо уже не помещалось.

IV

  Вот  уже несколько дней как в жизни существа появилось зло.
А вернее их было двое.
Первое  появилось внезапно, из-за угла,  и было чуточку похоже на Существо, с шерстью и хвостом.
Нюх Существа сразу же распознал в появившемся - врага.
- Как отвратительно это зло пахнет! – подумало Оно, отступая к коробке, под защиту запаха Мамы.
Зло наступало,  выгнув спину и противно шипя.
Уловив мамин запах, придавший Существу храбрость, Оно подпрыгнуло и громко тявкнуло:
- Гав!
Тут же зло трусливо бросилось убегать!
- Ага, боится! – с решимостью бросилось Оно за злом в погоню за угол.
Но за углом никого не было. Был только запах.
Нос видел зло, а глаза – нет.
Существо стояло под табуретом и осматривалось в поисках врага.
Никого!
Вдруг сверху кто-то обидно шлепнул чем-то мягким  его по уху.
- Гав! – на всякий случай тявкнуло Оно вверх.
С табурета, опустив голову и лапы вниз,  на Существо насмешливо смотрело зло.
Зло изловчилось и опять отвесило оплеуху Существу.
- Гав! – предупредило Оно и ухватило уже появившимися зубками  зло за свисающий хвост.
- Мяу! – взвизгнули на табурете  и слетев с него исчезли за углом.
- Далеко ушел, даже запах не остался! – удовлетворенно подумало Оно , между прочим отметив, что это зло довольно забавное и не такое уж и зло.
   Второе зло было страшнее.
Зло номер два кое-как удерживая ,  выводила на прогулку Большая.
Большая называло зло номер два пылесосом.
Ничего страшнее Существо еще не видело.
Зло жутко выло, пожирая огромной пастью все, что попадалось на пути.
- Пасется! – отметило Существо,  прижавшись к коробке с Мамой и на всякий случай отвернувшись.
Просто сил даже не было смотреть на весь этот прожорливый  ужас.
Большая  с трудом удерживала зло за длиннющую шею, оканчивающуюся широкой пастью,  и позволяло ему поедать все на своем пути.
- Ой, мамочки! –  умирало от страху Оно, когда второе зло съело вкусные крошки рядом, и хищно обнюхало Существо.
Оно тряслось, зажмурившись и вжимаясь в коробку.
- Только бы Маму не унюхало! – вертелось в кудрявой голове.
И зло ушло пастись дальше.
- Какая же смелая эта Большая! – переведя дух,  думало Существо.

V


   Первое зло вскоре и перестало быть злом.  Скорее даже приятелем стало.
Cущество про себя назвало бывшее зло «Мяу»,  и отныне понятие «зло» относилось уже только к тому, кто с хоботом.
Зло с длинной шеей притаилось в углу в ожидании очередной жертвы.
Когда Существу надо было пройти мимо, Оно пригибалось, так, что уши тащились по полу и быстро перебегало , не спуская глаз со Зла, всякий раз облегченно вздыхая,
- Сегодня меня опять не съели!
А с  Мяу Существо  подолгу играли в догонялки и прятки,  принимая в игру даже тапочки и всю компанию обуви у входа.
Это вначале друзья стояли у входа ровненько в ряд, а как только начиналась игра,  они разбегались по всему миру, который знало Существо,  и надо было их искать,  прежде чем трепать в благодарность.
   Однажды в игре,  Мяу запрыгнуло на диван,  понимая, что Существо этого сделать  не сможет. А Оно и вправду не могло, встав на задние лапы у дивана.
И тут нос увидел, то, что непременно должно быть истреплено, просто обязано!
Запах этого сводил с ума Существо, которое вдруг почувствовало то, ради чего стоит жить.
Дичь!
 Дичь, зашитая в белом мешке, на который  любил  класть свою голову Большой.
Оно ухватило зубами за уголок подушку и стащило ее на пол с дивана.
У Существа хвост дрожал от возбуждения,  когда Оно старательно обнюхивало  добычу.
- Гав! – ругнулось Оно на Мяу,  с удивлением спрыгнувшее с дивана.
- Не мешай, это очень важная работа,  и кажется,  я  знаю как с ней справиться!
Оно стало рвать подушку, пытаясь отыскать  в ней спрятанную дичь.
- Мяу! – сказало Мяу, сомневаясь, что это понравится обоим Большим.
- Гав! – Ты совершенно ничего не понимаешь в дичи, отойди и не мешай!
- Так и быть я  оставлю тебе полмиски молока, которую Большой нальет мне за работу!- снисходительно прорычало Оно.
По всей комнате летал пух , делая обстановку по - настоящему праздничной.
Все было просто замечательно!
Вот только дичи не было.
Существо выпотрошило все содержимое белого мешка ,  старательно  обнюхивая каждое перышко в поисках птицы.
- Улетела видимо! –устало  чихнуло Оно, понимая, что за проделанную работу молока Большой нальет поменьше.
Когда в комнату зашел Большой, Существо блаженно спало сном победителя,  усыпанное перьями.
Мяу, как более опытный партнер,  заслышав шаги Большого,  тут же спрятался за диван.
Ничего не понимало Существо!
 Совершенно ничего!
Большой громко кричал,  повторяя одну фразу «Джек – потрошитель» и по интонации голоса  Существо понимало, что молока будет сегодня  совсем не много.
Зачем – то Большой поднял своей голой рукой Существо и поднес к большой дырке в стене, громко что-то объясняя.
Из стены на Существо смотрел еще один Большой с каким-то  заляпанным перьями вислоухим животным на руках.
- А этот в перьях ничего так себе парень! – подумало Оно и тявкнуло.
Парень на руках второго Большого тоже тявкнул.
Существо попыталось улыбнуться тому в дырке,   виляя хвостом.
В ответ   тоже - разулыбались.
Все повторял тот парень, вот только нос Существа его совсем не видел.
Не было у того в стене запаха.
 Совсем.
И как бы не было мало еще Существо,  а природная сообразительность уже подсказывала, что тот в стене имеет с ним что-то общее.
И понял наконец пес, ( а его предки знали, что такое отражение в озере) что этот рыжий парень в стене он и есть!
- Это я! – наконец мелькнуло в собачьей голове.
- Я!
От открытия самого себя и от невероятного возбуждения,  Джек ( а с того момента именно так его звали) залился радостным лаем.
- Я собака! – радостно кричал Джек Большому,  и в благодарность за открытие лизнул его голую руку.
    Джек!
Отныне Существо все звали Джеком, да и он сам знал, что он собака - спаниель по имени Джек.
Молока ему налили как обычно.
Да и не сильно-то это беспокоило пса.
Он лежал в коробке уже повзрослевший, положив голову на самое дорогое что у него было – тапочек с ушками.
Джек уже понимал, что тапочек это не мама, но единственное, что от нее осталось.
Не спалось.
 В голову лезли  разные  мысли.
Огромная собачья ответственность вдруг как-то сразу навалилась на Джека.
- Большой и Большая совсем ничего не умеют, и нюх у них неважный! – вздыхал,  засыпая пес,   думая,  что надо присматривать за этими  двумя Большими и убогими.
- Тяжело им в жизни придется без когтей и шерсти! – мелькнула последняя мысль, и  Джек и заснул чутким, собачьим сном.

VI

    Джек совсем перестал трепать обувь.
Он уже понимал, что это баловство, а поскольку пес он уже большой, то не пристало серьезной собаке в игрушки играть.
В его кудрявой голове  поселилась мысль, что он должен охранять Больших и присматривать за ними, и он полностью погрузился в эту работу.
У него выросли усы и когти.
Лапы его уже не разъезжались по скользкому полу,  и ходил он слегка цокая когтями.
Признаться Джеку нравилось цокать, это было подтверждением того, что он уже большой.
   По ночам, когда оба  Большие спали, Джек подходил к злу, что стояло в углу и пристальным взглядом говорил ему,
- Только попробуй выйти из угла, разорву!
И зло,  вжавшись в угол покорно молчало.
Джек старался не стучать когтями, когда  в темноте обходя свой мир подходил к дивану,  на котором спало Мяу, замирал, вслушиваясь в ровное дыхание приятеля, и снова ложился  у входа на коврик рядом с ушастым тапочком.
Коробку его Большие давно уже убрали.
  Почему-то  пес решил, что оба Большие так же привязаны к своим тапочкам,  как и он к своему с ушками, и всякий раз как Большие входили через дверь в его мир, приносил им  тапочки. Каждому – свои.
Кажется им  это очень нравилось.
   Как-то  Большой присев, что-то стал говорить  Джеку, часто повторяя слово «улица».
 Джек улыбался хвостом, предвкушая  очередное – новенькое.
Собаке одели на шею  неудобный ремешок и сказали слова, которые пес запомнит, и будет ждать всегда,
- Ну что, пошли!
Большой отворил дверь, через которую он всякий раз приходил в мир Джека и потянул собаку за поводок,
- Ну же! Пора Джек  тебе познавать большой мир!
Из двери в нос псу ударил целый ворох незнакомых запахов.
Джек потянул носом воздух и посмотрел на Большого,
- Я конечно спаниель уже взрослый, но мне что-то страшно!
- Не бойся, я рядом! – потрепал по голове собаку и  шагнул за порог Большой.
- Сам не бойся! – подумал пес.
-  У тебя ни нюха, ни шерсти, да и присматривать за тобой надо! Нечего задаваться!
   Джек и Большой спускались по лестнице в гуще запахов и подъездных ароматов как будто пробирались сквозь толпу людей, кошек и собак.
- Интересно, а что родственники Мяу тут делают! – размышлял пес,  увидев своим носом несколько кошек и котов.
Нос собаки разрывался от напряжения и впечатлений!
Запахи необходимо было почувствовать, запомнить, разложить , подписав по полочкам своей собачьей памяти.
   Дверь подъезда отворилась,  и Джек остановился,  пораженный космически-огромным миром, залитым солнцем, ароматным  и густым от множества совершенно нового.
Собака стояла у подъезда,  подняв нос и зажмурившись, пытаясь хотя бы разглядеть это звездное количество незнакомых ароматов.
   Большому  почему-то  было весело.
Он стоял, наблюдая за ошалевшим псом и  ослабив поводок,
- Добро пожаловать, мистер Джек,  в город! – гладил Большой,  смеясь кудрявую голову собаки.
Мимо проносились огромные штуки с людьми, изрыгая гарь и вонь,  при этом громко рыча.
Большой тянул через дорогу за поводок Джека,
- Ну же, вперед, дружище!
Пересечь дорогу, буквально  забитую   запахами проносящегося  лязгающего железа, это как через огонь пройти!
Обреченно взвизгнув, Джек пулей перелетел сквозь этот ужас и уже сам тянул Большого подальше от этого страшного места.
- Ух ты! Пол, с зеленой шерстью! – увидела собака впервые траву!
Джек старательно стал изучать множество надписей  на траве, оставленные любителями погулять.
Он так увлекся исследованием зеленой шерсти, что совершенно забыл о Большом.
И тут его нос почувствовал что-то недоброе!
Он поднял голову и увидел несущегося навстречу  Большому  кремового лабрадора.
- Не дам! – взорвались в собачьей голове заложенные инстинкты телохранителя.
По своей собачьей натуре Джек был добряк, но сейчас с ним что-то произошло. В его кудрявой голове рвалась только одна мысль,
- Не позволю приблизиться к Большому!
Джек бросился наперерез кремовому чудовищу!
Оскалившись,  он рвался с поводка, нисколько не сомневаясь, что порвет врага,  как…Джек - подушку.
Самому себе он казался огромным и всесильным, и ему было безразлично,
 сколько перед ним врагов!
- Джек, перестань, это же свой! – кричал Большой, одной рукой удерживая поводок.
- Не подходи, порву! – заливался грозным лаем на кремовое чудовище Джек.
Лабрадор подбежал к Большому,  и удивленно глядя на рвущегося спаниеля ткнул влажный нос в ладонь человека.
- Батон, ты прости нас, мы впервые в обществе! – извинялся Большой, поглаживая гостя по спине.
- Гав!
- Все равно, гав! -  устало ругнулся Джек, уже понимая, что погорячился, и что этот кремовый великан,  кажется хорошо знаком Большому, а он – Джек ведет себя совершенно бестактно.
- Вы парни давайте ка миритесь! – пытался подвести за поводок  к Батону Джека  Большой.
- Вы непременно подружитесь, ну же!
- Думает если он большая собака, то ему все можно! Ни за что! – пробурчал, отворачиваясь  Джек, впрочем,  уже совсем не сердясь на этого «Батона».
От напряжения,  несостоявшейся драки и героической защиты, от массы впечатлений и запахов этого дня,  спаниель вдруг почувствовал огромную усталость,  и он лег у ног Большого, положив морду на лапы.
- Делайте вы что хотите! – обижено вздохнул пес.
А Батону было явно неловко за причиненное беспокойство, и он несколько раз обошел вокруг спаниеля,  при этом улыбаясь хвостом,  и как бы извиняясь,
- Уважаемый Джек, прошу Вас великодушно простить за неловкость невольно-созданной мной ситуации,  и уверяю, что впредь буду сдержаннее в проявлении своих собачьих чувств!
Батон был прекрасно воспитан и его дальние родственники пользовались уважением при дворе королевы Англии.
- Ишь,  аристократ! – отвернулся от него Джек!
Большой тем временем давно отпустил поводок и увлеченно разговаривал с человеком, пахнущим Батоном.
Лабрадор куда-то убежал, а  Джек так и лежал на траве, будучи недовольным собой.
Ему  было стыдно.
Стыдно и  перед Большим  и перед Батоном.
- И чего это я,  как будто с цепи сорвался! – корил по собачьи он сам себя.
К Джеку бежал Батон, весело махая хвостом  и что-то держа в зубах.
Подбежав, лабрадор бросил перед мордой спаниеля синий мячик и продолжал стоять, улыбаясь хвостом.
- Это ты чего? Мне? – смотрел снизу на большую собаку Джек.
- Это взаправду мне? – осторожно взял в зубы мячик спаниель.
- Гав! Огромное – гав! – положив мячик на лапы и опустив глаза, негромко поблагодарил Джек.
Этот поступок Батона  на собачьем языке означал огромное уважение и приглашение к дружбе.
Спаниель вдруг схватил мячик и подбросил его вверх, заливаясь веселым лаем.
Батон тоже лаял и подпрыгивал рядом.
Они начали бегать и подпрыгивать,  при этом падая друг на друга в погоне за мячиком.
Так весело Джеку еще никогда не было!
- Какой же хороший этот Батон! - думал пес, совершенно позабыв об их первом знакомстве.
   Большой тянул за поводок, и говорил какие-то слова,
- Домой Джек, домой!
А спаниелю было непонятно,
- Почему надо уходить, когда так весело, и когда у меня появился настоящий шерстяной и большой друг!
Батона тоже уже держали за поводок.
Обе собаки были очень довольны друг другом.
- Гав! – попрощался вполголоса Батон.
- Гав! Гав! – сказал «до свидания, друг» Джек.
   Войдя в квартиру, Джек огляделся с порога и подумал,
- До чего же маленькая эта конура!
После прогулки ему помыли лапы и покормили.
Он лежал на коврике у входа, положив морду на тапочек, вспоминая все события этого дня, и подъезд, и дорогу и траву, и нового друга – Батона.
- А ведь это Большой вывел меня и показал  огромный мир! – думал пес.
- Хороший все же он у меня, только вот с нюхом у него неважно! – вздохнул Джек, и заснул крепким сном никуда - негодного сегодня охранника.

VII

    С этого дня Джека стали часто выводить на прогулку.
Он уже давно познакомился и с таксой Тубусом и овчаркой Грэтой.
Будучи парнем дружелюбным и сообразительным, он со всеми поддерживал хорошие собачьи отношения,  при встрече слегка касаясь влажными носами в знак приветствия.
  Сложив имеющиеся в памяти запахи,  Джек однажды сделал вывод, что у Большого где-то есть эта движущаяся железная штука, перевозящая людей, рычащая и изрыгающая жуткие запахи.
- Как же он не боится садиться внутрь этой страшной груды железа! – думал пес, обнюхивая куртку Большого.
- Смелый он у меня, ему бы шерсти побольше,  и когти подлиннее! – с гордостью думал о Большом Джек.
   В это  утро Большие очень много ходили мимо Джека, собирая в одну кучу какие то вещи.
Все эти вещи пахли  особенно-волнующе!
Щемящее чувство чего-то нового вдруг охватило спаниеля, и он  тоже  возбужденно топтался на коврике, не обращая внимания на Мяу, которая навязчиво приглашала играть.
Мяу сидя напротив Джека,  заглядывала  в его глаза, и вот уже второй раз шлепала своей лапой  по морде собаки.
- Гав! Отстань! – дружелюбно тявкнул пес, толкнув Мяу носом.
- Не видишь, здесь  что-то происходит,  и я, кажется,  буду в этом участвовать! – отвернулся от приятеля Джек.
- Ну и «мяу» на тебя! – обиделась Мяу,  уходя за угол.
А Большой уже взял в руки поводок и говорил псу,
- Пора тебе Джек на охоту, засиделся без настоящего дела!
Собака понятия не имела что такое охота, но то, что это не хуже чем «гулять», носом чуяла.
Джек заскулил от нетерпения, пританцовывая,  и заглядывая Большому в глаза.
   На дороге, у самого подъезда стояло железное чудище.
Оно стояло молча, не рыча и не изрыгая клубы жуткой вони, но все равно оно было очень страшное.
Джек жался к ногам Большого, умирая от одной только мысли, что его затолкают внутрь этого смрадного монстра.
Оба Большие долго укладывали вещи в чрево железяки, забыв о собаке, а спаниель поскуливал,  путаясь под ногами и заглядывая в глаза людям,
- Оно ведь не проглотит меня, правда же, вы ведь не дадите ему проглотить меня как эти вещи!
Вначале чудовище проглотило Большого.
- Мамочки, как же это! – сокрушенно подпрыгивал Джек, пытаясь заглянуть внутрь зверя  и хотя бы попрощаться с Большим.
Большая подняла на руки спаниеля и тоже ринулась внутрь.
Джек задрожал всем телом,  прижавшись к человеку и протяжно завыл, прощаясь и с Батоном, и с Мяу,  да и со всем миром.
Конечно же ему было страшно, но рядом с Большими он готов был быть съеденным этой железякой.
Чудище затряслось, зарычало.
Джек зажмурился, мысленно прося прощения у Мяу за  отказ поиграть.
   Удивительно, но чудовище несло всех внутри себя, и все были живы.
Это Джек понял по ветру с уличными запахами, трепавшему его шерсть.
- Джек, дружище, да расслабься ты! – сквозь рев весело прокричал Большой.
- Зло с длинной шеей рычит громче, но оно же боится меня, пусть и это чудовище меня боится! – вдруг сразу осмелел спаниель, лизнув от радости найденного решения Большую в щеку.
И чтобы окончательно подбодрить себя и Больших громко тявкнул,
- Гав! Еще вопрос, кто кого проглотил!
И сразу стало легко и весело.
Смеялись Большие, улыбался своим хвостом Джек.
А мимо!
А мимо проносились дома и деревья, такие же железяки, в которых тоже были собаки.
Невероятное количество запахов с огромной скоростью пролетали мимо носа Джека.
Ветер трепал золотистые уши и розовый язык, который спаниель высунул от удовольствия.
И все ехали и ехали.
Пес  давно уже привык к рычанию и запахам этого чудовища,  и положив морду на колени Большой,  размышлял,
- Ну и что, что рычит. Все рычат! Это просто большая конура, которая еще и бегает, да к тому же – мягкая и удобная! А все – Большой!  Как же он хорошо научил конуру слушаться и быстро бегать!


VIII

   Грубые городские запахи, бьющие собачий нос из приоткрытого окна сменились нежным ароматом лесов и лугов, запахом пыли проселочной дороги.
Джека уже совсем не волновало это грохочущее чудовище, и пес полностью отдался прочтению своим носом совершенно новых картинок.
В кудрявой голове проносились мысли,
- Так вот же она – настоящая жизнь, с настоящими цветными запахами!
Самодвижущаяся будка остановилась на краю большой поляны недалеко от светлой, березовой рощицы.
Неожиданно чудовище замолчало и стало так тихо, что Джек слышал стук своего сердца.
- Как же вкусен этот воздух и все, что вокруг! – подумал пес, с нетерпением поскуливая в предвкушении новых собачьих открытий.
- Выходи, дружище, приехали! – отворила дверь железяки Большая, слегка подталкивая теряющего голову от ароматов и красок пса.
   Огромная поляна, с цветущим разнотравьем была невероятно вкусна и приветлива!  Теплый ветерок  покачивал стебли цветов с работягами   пчелами. Высоко в небе невидимый глазу заливался жаворонок.
Березовая роща от налетевшего ветерка зашелестела ровным шумом молодой листвы.
Джек стоял в траве,  задрав морду,  и наслаждался запахами счастья.
 Для молодого спаниеля этот луг был действительно воплощением собачьего счастья!
  Большие вынимали из чрева чудовища вещи и не обращали на собаку внимания.
Джек же носился по лугу громко лая и здороваясь со всеми, кого встречал,
- Гав! Здравствуйте, я – Джек!
Собаке все было интересно!
Застыв в изумлении, он тянул нос к мохнатому, увлеченному работой шмелю на цветке,
- Гав! Здравствуйте, я – Джек! А что вы там делаете?
Шмель недовольно зажужжал, и собака не стала мешать его работе.
Пес бегал по поляне,  подпрыгивая от возбуждения,  и размахивая рыжими ушами!
Вот мышка с бусинками глаз юркнула в норку, испугано пискнув.
-  Гав! Куда же вы! Я – Джек!
- Постойте! Давайте поиграем!
А вот щетка с ножками и длинным носом пробирается в сторону леса.
- Постойте! Меня Джек зовут!
- Ой! Что же Вы колетесь! Я же познакомиться хотел!
Спаниель был просто в восторге!
Внезапно его нос почувствовал дичь,
- Гав!  Для праздника этому дню не хватает только пуха и перьев! – залился веселым лаем пес  и устремился на запах.
Спаниель бежал за перелетающей куропаткой, уводящей собаку от гнезда и кажется вот-вот должен был поймать ее, но в последний момент птица вспорхнула и оставила собаку с пустым носом , без запаха и дичи.
- Ну и ладно! – подумал весело Джек , пытаясь поймать порхающую бабочку.
Бабочка улетела, и он завалился в траву,  слушая шмелей, жаворонка и шум листвы.
- Как же огромен и интересен мир! Почему я раньше о нем не знал! Это мой мир и мне в нем хорошо! Вот только кушать хочется! – думал спаниель.
- Джек! Ты где! – раздался голос Большой где-то в стороне.
- Больших без присмотра оставил! – ужаснулся пес, и бросился бежать так, что уши его трепались по ветру как тряпочки.
Подбежав, он старательно обнюхал людей,
- Фу! Кажется ничего без меня не натворили!
- Джек, давай-ка покушай, убегался ты сегодня! – смеясь,  поставил миску с едой Большой перед собакой.
- Я без Вас не буду кушать! – сглотнул слюну пес,  глядя на Больших и не прикасаясь к пище.
А люди, усевшись на матерчатые стульчики,  уже вовсю стучали ложками.
Спаниель вздохнул и начал кушать.
   После обеда все трое лежали на траве, постелив клетчатый плед, и смотрели в небо, любуясь веселыми облаками.
Большая чесала голову Большому, а Большой чесал за ухом у спаниеля, который вывалив язык,  блаженно закатывал глаза.
- Знаешь Большой! Ты самый лучший кого я знаю, и я очень хорошо к тебе отношусь! – думал пес, будучи совершенно счастливым, но поскольку он был мужчина, а мужчины должны быть сдержанны, то Джек просто лизнул человека в нос.
На собачьем языке этот поступок означал,
- Ты хороший парень, Большой!
    Когда  на следующий день Большой проснулся , то у его кровати стояло три тапочка, два – его, а третий – с ушками.