Звон слышен далеко. Километра за 2 до деревни уже раздаются звуки больших и малых колоколов. Кому то казалось, что это напоминает далекое пионерское детство «Бери ложку, бери бак...», а кому то и вполне приличный перезвон. К Службе зовут, поторопись!
Раньше это место считалось селом, носило звучное название Погост на Которости, теперь же Введенское. Каменный храм построен в XIXв. Уже видны его обновленные купола...Троицко-Введенская церковь перед нами. Службы, службы...сколько же здесь прошло, сколько батюшек проповедовало с амвона...многое видели эти святые стены. Что то нам открыто, что то нет, но мы не должны забывать никого...помнить
Кончилась Служба. Немногочисленная кучка прихожан выходила из Храма. К церковной ограде подъехала таратайка. В ней сидел известный на всю округу почтарь дед Ефим. Худющий, заросший он с утра уже принял немножко бражки, налитой ему добродеями, за полученную почту. Ноги он лишился еще в турецкую, для полевых работ был не пригоден, поэтому мир и сподобил на такую заботу. Он не роптал, мерин Степан безропотно служил своему хозяину, сносил его пьяные выходки и редкие ласки.
Увидев, выходящего из церковных ворот настоятеля, дед Ефим радостно крикнул -
- А, вот и я к тебе поп, с докукой! Принимай!
Он не стал слезать, велика особа! Батюшка подошел к почтальону и принял у него бумажку. - Ну, что вражина, попил нашей кровушки! Поставят тебе, где надо дирку!
Необъяснимая радость светилась на его лице. Дед Ефим взял вожжи и мерин Степан затрусил по дороге от церкви. Какая то бабулька упросила Ефима подвести, сжалился...
Батюшка закрыл ворота и не торопясь пошел к себе домой.
Как же так, он хорошо знал бабу Евстолию, жену Ефима...часто приходила, советовалась по многим вопросам. Приносила что то из своего огорода...добрая женщина. Один из сыновей Ефима погиб в германскую..молебен заказали. Много внуков, почти все крестились у него. Он их всех помнил по именам. Знал как растут от богомольной бабушки. И вот на тебе..благодарность...эх, времена.
Шел 1918. Бумажка была из местного ЧК. Священник не боялся за себя, он думал о людях, которые останутся без пастыря...как же так? Неужели все прахом?