Я был у Бена дома, когда мы с ним собрались идти на вечеринку. На улице уже стемнело, и у нас были грандиозные планы на эту ночь. Мы спускались по лестнице на первый этаж, когда в дом вошла его мама. Пожилая женщина с сумками в руках, тяжело дыша, поставила их на пол и захлопнула дверь.
— О, Киф, здравствуй, — поприветствовала она меня, — а вы куда? — обратилась она к Бену.
— Привет, мам, — ответил тот, — мы в клуб. Вернёмся под утро.
Он обнял её и помог с сумками. Несмотря на то, что Бену было уже за двадцать, у него были весьма тёплые отношения с матерью. Отца у него никогда не было, а я всё детство провёл у него. Мы играли в приставку, а миссис Донован угощала нас чаем и вкусными печеньками.
Я замер, как вкопанный, когда увидел её.
Нет. Только не это. Пожалуйста.
Над её светлыми кудрявыми волосами виднелись шесть цифр, которые заставили меня не на шутку испугаться.
— Киф, с тобой всё в порядке? — улыбнувшись, спросила меня миссис Донован.
Я молча кивнул головой. Я не знал, что ответить, потому что меня словно парализовало.
— Б-бен, — окликнул его я, — мы не пойдём сегодня в клуб.
— Что? — удивился он, расставив руки, — Киф, ты чего?
— Прости, у меня дела. Совсем забыл, — я схватил курточку и направился к выходу.
— Киф! — крикнул Бен следом.
— Бен, потом всё объясню. Останься дома с мамой. Встретимся завтра.
— Но…, — хотел было возразить он, но я уже захлопнул входную дверь снаружи.
— Он мне всегда казался слегка странным, — даже через дверь услышал я тёплый голос миссис Донован. Я пошёл домой, но мне так и не удалось уснуть.
На следующий день она умерла. Миссис Донован. По пути в магазин её сбил фургон, за рулём которого сидел какой-то пьяница. Я же мог сказать Бену вчера. Рассказать всю правду. Но он не поверил бы мне или счёл за психа. Но теперь уже поздно. Ничего изменить было нельзя. И шесть цифр над её головой обозначали сегодняшнюю дату.
Я встретился с Беном на похоронах. На небольшом кладбище собралось совсем мало народу. Пришли только самые близкие родственники. В чёрных костюмах они стояли у могилы, прячась под такими же чёрными зонтиками от проливного дождя. Я стоял рядом с Беном и молча смотрел, как гроб опускали в землю. Даже сквозь пелену дождя я заметил слёзы на лице друга.
— У меня только один вопрос, — почти шёпотом сказал Бен, когда мы сидели в церкви.
Я уже догадывался, о чём он хочет спросить.
— Ты знал об этом? — произнёс он, посмотрев мне в глаза.
— Что? — это было всё, на что меня хватило. Я хотел рассказать ему, но слова отказывались выходить наружу.
— Тогда ночью, — продолжил Бен, — ты не пошёл на вечеринку. Что ты мне сказал? «Останься дома с мамой». Что это значит, Киф? — со злостью спросил он.
— Я… я просто…
— Ты знал! Ты всё знал! Откуда, Киф?! — не унимался он.
Некоторые родственники уже начали оборачиваться на нас, своим взглядом прося, чтобы мы были тише.
— Я… Бен, прости меня… я только хотел…
— Откуда?!
— Я вижу даты смерти людей, Бен, — сорвалось с моих уст.
На миг на его лице отразился испуг и недоумение. Меньше всего мне хотелось, чтобы он подумал, что я разыгрываю его. Его большие круглые глаза, казалось, стали ещё больше. Его короткие тёмные волосы встали дыбом.
— Ты прикалываешься? — тихо сказал он.
На его глаза наворачивались слёзы.
— Бен, пойми, я…
— И мою тоже? — перебил меня он.
Я молча кивнул. Цифры над его головой мигали красным цветом. Я знал, когда он умрёт. И это пугало меня больше всего. Потому что цифры показывали завтрашнее число.
До конца дня Бен со мной не разговаривал. Не знаю, поверил ли он мне, но выражение его лица на весь оставшийся вечер сделалось каменным. Он практически игнорировал меня, лишь изредка качая или мотая головой на мои вопросы. «Бен, а что я могу?!» — хотелось заорать мне, — «Не ты живёшь уже несколько лет, видя людей, как грёбаные счётчики», — я хотел вопить во всё горло, хотел, чтобы меня услышали, — «Думаешь, я хочу знать, когда умрёт продавщица в магазине, когда умрут все мои оставшиеся родственники или близкие друзья?! Думаешь, это так просто, Бен?!». Но я лишь молча сидел весь оставшийся день, опустив взгляд. «Прости меня» — фраза, которая крутилась у меня в голове всю ночь.
На следующий день я пришёл к Бену, чтобы всё рассказать. Я знал, что сегодня ему суждено умереть. Я думал, что успею извиниться перед ним, успею всё рассказать, успею сказать ему тёплые слова… как не успел однажды сказать отцу.
Дверь у него дома оказалась открытой. У меня было очень дурное предчувствие, но я старался делать вид, что всё хорошо. Я хотел думать, что не всё ещё потеряно.
— Бен? — крикнул я, когда вошёл в дом.
Ответа не последовало.
Его не было ни на кухне, ни в гостиной, ни в его комнате, в которой мы так часто с ним зависали. Прислушавшись, я услышал тихие всхлипывания, раздающиеся из ванной. Бегом я добрался до ванной и открыл дверь.
Передо мной в ванной лежал Бен. На нём была белая майка и широкие шорты. Во рту он держал дуло двуствольного ружья, доставшегося ему от дяди, который часто брал его с собой на охоту и заменял отца.
— Бен, нет! — крикнул я и рванул к нему, но он замычал, всем своим видом прося меня остановиться, пока он не выстрелил.
— Подожди, — продолжил я, — давай поговорим. Просто поговорим. Я всё тебе объясню.
— Поздно уже разговаривать, Киф, — ответил он, чуть отодвинув ружьё ото рта. На его майку начали течь слюни, смешиваясь со слезами.
— Я хотел тебе всё объяснить, но боялся, что ты меня не поймешь.
Нечасто мне приходилось спасать человека от самоубийства. Я не знал, что ему говорить. Все эти люди, даты смерти которых я вижу ежедневно — мне нет до них никакого дела. Я никогда не приходил к ним за день до смерти, чтобы предупредить. Мне было плевать. На всех, кроме самых близких людей. На всех, кроме Бена.
— В ту ночь, я оставил тебя с мамой, чтобы ты провёл последний день с ней, — продолжил я, — я не хотел, чтобы всё так вышло.
— Но вышло так, как вышло, — тихо сказал он, — я не хочу больше жить, зная, что рядом нет ни единого близкого мне человека.
— А я? — чуть улыбнувшись, спросил я, — Бен, ты нужен мне. С кем я ещё поиграю в Playstation, подерусь с отморозками из параллели или залезу на крышу? М? Помнишь, как мы первый раз залезли на крышу? А первую сигарету помнишь?
На несколько секунд между нами повисла пауза. Бен заплакал и ещё дальше отодвинул ружьё. Воспользовавшись моментом, я прыгнул к нему и выхватил ружьё у него из рук. Кинув его в коридор, я обнял Бена. Он тихо рыдал у меня на плече. Я вытащил его из ванной, и мы прошли в гостиную.
Неужели нам удалось обмануть смерть? Неужели всё было так просто?
Сколько ещё невинных душ можно спасти, зная о датах их смерти?
Я налил Бену чай, в то время, как он сидел и дрожал, уставившись в одну точку. Я поставил кружку перед ним на стол и сел рядом.
— Я думаю, сейчас не лучшее время для объяснений, — начал я, — но пообещай мне, что ты больше не будешь пытаться лишить себя жизни. Не заставляй меня лишиться ещё и тебя.
Он посмотрел на меня так, словно я был ему чужим. В его взгляде была какая-то пустота. Словно сам Бен съёжился до маленьких размеров и сидит сейчас в теле этого человека, которого я вижу перед собой. Как мне вернуть к жизни прежнего Бена?
— Мир? — я протянул ему мизинчик в знак примирения, как в детстве.
В этот момент я услышал громкий хлопок и обернулся на звук. Так хлопнула входная дверь, которая всё ещё была открытой. В дом вбежал человек в чёрном пальто с капюшоном. Не успел я вскочить со стула, как человек в несколько быстрых шагов подошел к столу, взял Бена за подбородок и выстрелил ему в рот из пистолета.
— Твою мать! — только и смог крикнуть я.
Моё лицо оказалось заляпано в крови, я упал со стула и обнаружил себя лежащим на полу. Человек успокоился и убрал пистолет. Только сейчас я заметил длинные волосы, торчащие из-под капюшона. В следующее мгновенье девушка повернулась ко мне и сняла капюшон. Будь мы несколько в других обстоятельствах, я бы даже счел её симпатичной, но сейчас я не испытывал ничего кроме страха и желания поскорее убраться отсюда.
— Ты кто, мать твою, такой?! — крикнула девушка, нагнувшись ко мне, — Робин Гуд?!
— Ч-ч-что? — ответил я, отползая от неё назад, как какое-то насекомое.
Её голубые пронзительные глаза были полны злости, тёмные волосы были слегка разлохмачены, а над головой плавали красные цифры.
— Ещё раз ты попытаешься помешать чьей-либо смерти и я убью тебя, — громко и чётко сказала она.
К слову, свою дату смерти я тоже прекрасно знал, потому и не поверил, что она сможет убить меня. Точно не сегодня.
— А ты кто?! Миссис смерть?! — я наконец поднялся и посмотрел её прямо в глаза. Боковым зрением я видел то, что осталось от Бена. Его изуродованное лицо и кровавое пятно на полу говорили сами за себя.
— Валери, отдел зачистки, — ловким движением девушка достала из кармана удостоверение и показала его мне, словно была злобным копом, которая поймала меня с поличным.
— Отдел чего? — удивился его. Несмотря на всю трагичность ситуации, на лице у меня появилась слабая улыбка.
— Зачистки, придурок, — коротко ответила она.
И в этот момент я уловил в её взгляде нечто знакомое, близкое мне. С тех пор, как у меня появилась эта чудо-способность, я также смотрел на людей, как она на меня сейчас. Она чувствовала свою власть, превосходство над обычными людьми, она знала, что она практически неуязвима, также, как и я чувствовал то же самое по отношению к себе.
— Чай будешь? — неожиданно для себя спросил я и она, как ни странно, согласилась.
От вида Бена меня всё ещё бросало в дрожь, но я всем своим видом показывал, что всё в порядке.
— Смерть нельзя отсрочить, пойми, — уже спокойно говорила Валери, распивая чай, — мы для этого и созданы. Если кто-то пытается помешать привычному порядку вещей, помешать судьбе сделать своё дело, появляемся мы и сами вершим человеческие судьбы. Нам говорят, кого убить — мы выполняем.
— Мы? И много вас?
— Много. Ты не представляешь, сколько людей умирает каждый день. И сколько человек пытаются играть с судьбой.
«Уж представляю», — подумал я.
— Уж представляю, — сказал я.
— Что? — удивилась Валери.
— Я знал, что Бен сегодня умрёт. Также, как знал, что его мать умрёт несколькими днями раньше. Также, как знал про все остальные смерти людей, которых я встречал. Также как знаю…., — но я резко осёкся.
— Откуда?
Я пожал плечами:
— Над вашими головами висит число с датой смерти. Достаточно лишь бросить взгляд, чтобы понять, сколько человеку осталось жить.
— И мою тоже видишь? — спросила девушка.
— Не поверишь, но это самый частый вопрос, который я слышу, — я отхлебнул чай из своей кружки, — да. Вижу. Но не скажу.
Во взгляде Валери проскочил какой-то огонёк надежды. Она подняла глаза от кружки и посмотрела на меня:
— Сделаешь ради меня кое-что? — спросила она.
— Что? Ты только что убила моего друга и просишь об одолжении?
— Мы оба знали, что ему не суждено жить, — серьёзно сказала Валери, — хватит уже играть в героя. Мы с тобой оба связаны смертью. Помоги мне, — она отчётливо произносила каждое слово, словно вдалбливая мне их в голову, — пожалуйста, — она закатила глаза, видимо, последнее слово ей далось с особым трудом.
— Ну, хорошо, — нехотя согласился я, — и что ты от меня хочешь?
Мы вышли из дома и сели в её машину.
— Вам и машины выдают на вашей, кхм, работе? — спросил я.
— Ага, ещё пистолеты и черные пальто, — ехидно ответила Валери, — для надёжности.
Она вставила ключ и завела мотор.
— И это… прости за друга, — вдруг сказала она.
— Проехали, — я тяжело вздохнул.
Через несколько минут мы оказались в больнице. Валери быстрым шагом шла по коридорам, в то время, как я чуть ли не бежал за ней, гадая, куда она меня ведёт. Через пару поворотов мы оказались в одной из больничных палат. Перед нами на койке лежал мальчик лет четырнадцати. К лицу у него была присоединена кислородная маска, рядом стояла капельница. Медсестра, которая ухаживала за ним, кивнула Валери, когда мы вошли, и удалилась за дверь.
Валери села на стул рядом с кроватью и погладила мальчика по его светлым волосам.
— Это мой брат, Джерри, — тихо сказала она, не обернувшись на меня, — уже около года он привязан к постели. Врачи говорят, что шансы, что он выйдет из комы, очень малы.
— Что с ним случилось? — спросил я.
— ДТП, несчастный случай, — ответила Валери, — почти каждый день я прихожу сюда и не знаю, чего мне ждать. Я хочу, чтобы он выздоровел, но понимаю, что, возможно, этого никогда не произойдёт. Так что… Киф, — она повернулась ко мне, — я хочу, чтобы ты сказал мне, когда он умрёт.
Семь лет назад я точно также стоял в больничной палате. Те же белые стены, та же кровать, только на ней лежал мой собственный отец, который не мог шевелиться и даже разговаривать. Меня и маму пропустили тогда в реанимацию, чтобы мы проведали его. Мы стояли в палате, и он крепко сжимал мою ладонь, а по его глазам текли слёзы. Я так и не смог сказать ему последние слова. Так и не набрался решимости сказать, что люблю его. Я просто молча стоял рядом и смотрел, как он медленно умирает. Медсестра вошла в палату, чтобы взять у него кровь. Как только в шприц подалась кровь, белые стены вдруг начали расплываться, я почувствовал неимоверную жару, и пол ушел у меня из-под ног. Темнота. Она окружала меня. Я слышал отдалённые голоса медсестры, слышал плач мамы, чувствовал, как они выводили меня из палаты.
— Как тебя зовут? — спрашивала медсестра, проверяя мою работоспособность.
— К-киф, — мямлил я.
— Сколько тебе лет?
— Пятнадцать.
Мне было пятнадцать лет, когда это случилось. Через минуту я пришёл в себя и сел на кушетку в коридоре.
— Ничего страшного, — улыбаясь, сказала медсестра, — небольшой обморок. Сейчас многие боятся крови. Даже взрослые мужики порой падают от одного её вида.
Кровь. Я не боялся крови. Дело было не в ней. Совсем не в ней.
И после того, как темнота медленно отступила, над головой медсестры я увидел знаки. Эти красные цифры, которые не давали мне покоя. Они были и над головой мамы и над всеми, кто проходил тогда мимо. Когда меня уводили домой, я последний раз заглянул в палату и увидел цифры над головой отца. Тогда я понял, что они означают. И понял, что моя жизнь изменится навсегда.
Джерри. Бедный Джерри, которому оставалось прожить еще пару месяцев, не вставая с кровати. Я смотрел на этого мальчишку, смотрел на Валери, которая сидела рядом и держала его за руку и вспоминал себя.
Хотел бы я тогда знать о смерти отца? Этим вопросом я задавался уже семь лет.
Кто я такой, чтобы вершить человеческие судьбы?
Кто я такой, чтобы сообщать людям о смерти их близких людей?
Я просто хочу, чтобы люди ценили каждый момент и проводили с ними как можно больше времени.
Будут ли они делать то же самое, зная, что скоро наступит конец?
Я вздохнул, развернулся и вышел из палаты. Валери выбежала за мной и догнала меня в коридоре.
— Ты куда? — она схватила меня за плечо и развернула к себе.
— Домой. Я хочу домой. Я устал.
— Ты обещал помочь мне. Ты должен сказать, когда он умрёт, — она не на шутку разозлилась.
— Я ничего тебе не должен, — я пошёл дальше.
— Киф, пожалуйста! — Умоляла она меня, — я так больше не могу! — Она снова догнала меня.
Я развернулся и посмотрел ей в глаза:
— Завтра, Валери, — тихо сказал я, — он умрёт завтра.
Она побледнела и застыла с выражением страха на лице.
— Иди к нему, Валери, — сказал я, — ты нужна ему.
Не отводя от меня пронзительного взгляда, она отошла назад, и по её губам я прочёл еле слышное «спасибо», а после убежала в палату.
Я знал, что поступил плохо. Но я думал, что так будет лучше для всех. Я играл в Бога. И с каких-то пор мне перестало это нравиться. Я просто хотел домой. Хотел лечь на диван и смотреть в потолок, не видя ни людей, ни даты их смерти, ни их проблем. Я хотел тишины и спокойствия. Но я знал, что скоро Валери опять захочет меня найти, чтобы выяснить отношения.
Придётся спасти ещё чью-то жизнь, чтобы увидеть её снова.
Теперь мы навсегда связаны смертью.