Глава 4.
На пилораме был обеденный перерыв, когда главный инженер проходил мимо транспортера. У рамы возле мотора возились слесари-наладчики, ругаясь матерно на гайку, которая не хотела откручиваться. Александр Петрович Комелев в качестве главного инженера проработал совсем немного, меньше месяца. Он ходил по участкам, присматривался, беседовал с рабочими, как говорится, входил в курс дела с низов.
- Ешь твою бишь! Прикипела, как Манька к Ваньке, - ругался рабочий, стуча молотком по ключу, накинутому на гайку.
Александр Петрович наблюдал за ними до тех пор, пока каретка, не застопоренная башмаком, тихонько двинулась на слесарей. Остановив ее, он произнес:
- Вы, почему нарушаете правила техники безопасности?
- А, - махнул рукой Федя, - что с ней сдеется с кареткой-то.
- С ней-то ничего, а с вами может произойти производственная травма. У вас все такие безответственные? Наверное, и выпить не прочь на рабочем месте, а?
- Ходите тут, высматриваете, лучше бы подсказали, что с болтом делать, не зря же вас учили пять лет, - проворчал другой слесарь-наладчик Василий.
- Заржавели, небось, болты, вы бы их соляркой полили да солидолом смазали, - ответил Александр Петрович и пошел в бытовку.
- Стри, Вась, кумекает чего-то.
Несмотря на то, что во дворе стоял апрель, на улице было холодно, особенно в цеху пилорамы из дощатого помещения. «Да условия труда не ахти какие, - подумал главный инженер, - не мешало бы построить теплое здание цеха лесопиления».
Он смотрел на двор пилорамы. Пачки горбыля беспорядочно лежали в кучах, занимая большую часть пространства. У эстакады, пытаясь подцепить пачку рассыпавшегося горбыля, месил снег трактор. Снег был ослепительно белый и яркий, только у забора начинал чуть-чуть сереть. Солнце слепило глаза. Пахло смолой и талым снегом. «Не научились мы экономно работать, горбыль невостребованный идет в отвалы, не выдерживаются нормы распила, что простым глазом заметно. Отсюда и выход продукции небольшой. Как-то не по-хозяйски мы работа-ем, не бережем народное добро. Весь процесс работы менять надо, переходить на новые технологии» - думал главный инженер.
В бытовке давно заметили нового человека, но не выходили, ждали, когда он сам зайдет к ним. Женщины по привычке стали поправлять платки, поглядывая в зеркало. Учетчица Оля, молоденькая девушка, мазнула губы помадой. На широкой скамье дремал единственный мужчина, бригадир и рамщик Степан, если не считать деда Прошку, старого, скрюченного, как засохший стручок, завсегдатая пилорамы, философа и политика, который сидел на охапке дров за печкой. Одинокий бобыль, он нередко оставался на пилораме после сдачи ночного дежурства, следил за печкой, а женщины из жалости подкармливали его. На перерывах Прошка рассказывал байки о своей жизни, такой закрученной и заверченной, что не хватило бы еще одной жизни, чтобы поведать обо всех мытарствах, выпавших на его долю.
- Как сейчас помню, - рассказывал Прошка, почесывая босые ноги от припекавшего жара и переворачивая портянки, которые сушил тут же у печки, - Липа - первая красавица была на прииске. Только почему она меня полюбила, до сих пор не пойму. Росточка я выдался не большенького, да и на лицо не красавиц, а вот прикипела она ко мне всей душой, и такая любовь промеж нас завязалась, ни в одном романе не сыщешь.
Он говорил, не замечая оживления в бытовке, пока его не прервал голос главного инженера:
- Добрый день.
- Какие люди к нам пожаловали, - сразу переключился Прошка на другую тему.
- Здравствуйте, - вразнобой поздоровались женщины, принимая главного инженера за очередного лектора.
Прошка обрадовался. Новый человек заявился, можно о политике побалакать с ним.
«Толку от этих болтунов, ходят, время отнимают, наобещать наобещают целую гору и уедут, а мы как таскали доски вручную, так и таскаем» - думала Матрена, убирая посуду в шкаф.
Александр Петрович огляделся. Небольшая комната освещалась двумя окнами с южной стороны. Сквозь запорошенные снегом стекла пробивался поток света, квадратами падая на пол. Пол был настлан из широких некрашеных досок. Расположенные вдоль стен широкие ящики, отполированные до блеска, служили рабочим вместо скамеек. С одной стороны рядом с ящиками на всю длину комнаты размещался деревянный стол, на котором стояли кружки, тарелки, баночки с солью, сахаром, чаем. Все это прибирала в шкаф немолодая высокая женщина. Делала она это спокойно, не торопясь. Во всех ее движениях угадывался уравновешенный характер.
В другом углу за двухтумбовым столом сидела учетчица и что-то быстро писала в книгу. Стол был старый, обшарпанный, хранивший многие тайны дебета, кредита бухгалтерских отчетов. В углу на стене прибита гвоздями картинка с обложки журнала «Здоровье», на которой симпатичная молодая женщина-врач держит голенького новорожденного младенца, не научившегося еще созерцать на окружающий мир. Между окон на веревке висело зеркало с отломанным углом.
Влево от двери до угла на гвоздях, вбитых прямо в стену, висели фуфайки, пальто и другая одежда.
По другую сторону двери топилась печка. На печке, клубясь струйками пара, стоял большой закопченный чайник. Черная буржуйка трещала, кряхтела, выбрасывая в поддувало красные угольки, они выкатывались на лист железа, прибитый рядом с топкой, и медленно угасали. От печки по всей комнате расходилось тепло. Женщины, разрумянившиеся от тепла и горячего чая, разглядывали вошедшего
мужчину.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/05/25/859