Половинки

Вячеслав Мандрик
 
 Электричка, словно гигантский пылесос, всасывала на каждой остановке в свои металлические коробки толпы рабочего люда и мчалась дальше, оставляя пустынными перроны, заплёванные мокротой и липкими окурками.

 Тамбур забит мужскими телами, сжатыми так плотно, что Гордеев не мог даже  вдохнуть полной грудью.
 Женщин в тамбуре не было. Они, то ли сами умудрялись протиснуться внутрь вагона, то ли мужчины по мере своих сил сжимались, освобождая для них проход.
.
  Двое рослых парней в китайских куртках с капюшонами заслоняли боковые окна и Гордееву ничего не оставалось делать, как тупо глазеть во внутрь вагона. Его взгляд равнодушно скользил поверх голов пассажиров. Большинство из них сидели или с закрытыми глазами, или уткнув подбородок в грудь, восполняли постельный недосып.

  Только одна женщина не спала и смотрела в окно. Он обратил на неё внимание из-за причёски. Точно такая же была у его жены: на темени прилизана, а к щекам ниспадала колечками и завитушками. Воспоминание о жене вызвало в нём озлобленную тоску и неприязнь ко всему женскому.

Он зажмурился. Видеть ещё и здесь, в чужом городе, плебейские завитушки, увольте. Он долго не открывал глаза, но всё это  время  его мысли крутились вокруг этой женщины с её отвратными завитушками. Ему показалось, что  он где-то видел её раньше. Давно. Очень давно.

  Эта длинная шея, покатые плечи, острые по-девичьи груди и даже изящный профиль дамы пушкинских времён напоминали кого-то из близких ему женщин.
Ну надо же!- поразился он, раскрыв глаза,- да это же моя Елена до замужества!
Женщина по-прежнему смотрела в окно, подперев кулачком подбородок.

Точно в такой же позе 10 лет назад сидела, глядя в окно, ещё незнакомая ему девушка, будущая его жена, а он, ошалелый, пялил на неё глаза.
-Надо же такое! Что это- двойник? Мистика, ей богу. Ну повернись лицом, ради бога!-попросил он почти приказным нетерпеливым тоном.

  Женщина вдруг вздрогнула, опустила руку на колени и повернулась.
-Нет, на Елену не похожа, -почему-то обрадовался Гордеев. -Хотя, в общем, что-то есть. Овал лица и разрез глаз слегка восточный.

  Женщина медленно поворачивала голову, разглядывая стоящих в проходе, как бы ища кого-то.
 Почему-то появилась уверенность, что она ищет его, Гордеева. С каждым мгновением уверенность разрасталась, крепла и он с неимоверным усилием, даже стиснул зубы, чтобы не крикнуть: -Я здесь!

 Она будто услышала его немой крик и метнула взгляд в тамбур. Взгляды их встретились. Ему показалось, что его окатило тёплой морской волной, мгновенно смыв озлобление и тоску. Она опять отвернулась к окну, чем вызвала досаду и какую-то обиду на её равнодушие к нему.
-Идиот!- выругал он себя.- Кто я для неё? А она для меня?
Для него она просто воспоминание о молодости. Да, да, о его первой любви.

А была ли любовь?- ужаснулся Гордеев, сжав в одно мгновение десятилетие семейной жизни, в избытке наполненной мелочными упрёками, надуманными обидами, ежедневными ссорами, доводящими  до взаимной ненависти и, если бы не сын Артёмка, они бы давно разошлись.

-Все вы бабы одинаковы: в начале — загадка, а потом...-заканчивать мысль ему не хотелось, как и снова видеть живьём воспоминание молодости, сидящее в трёх-четырёх метрах от него.
  Электричка остановилась. Несколько человек вышло. Чтобы не видеть эту с завитушками, он слегка присел, ткнув лоб в плечо соседа, но тут же его будто магнитом потянуло к этой женщине.
 Острое желание увидеть её снова внезапно захватило, заставило выпрямить ноги и даже привстать на цыпочки.

  Она стояла встревоженная, бледная. Глаза её испуганно метались, пока вновь они не встретились с его взглядом. Глаза её вспыхнули, заблестели. Лицо  просветлело, порозовело. Она опустилась на скамью, закрыв глаза и прикусив нижнюю губку.

-Что с ней? Чего она испугалась? Подумала, что я вышел? При чём тут я? Чего ты мнишь о себе! Может она подумала, что проехала свою остановку. А ты городишь чепуху.
Она вскинула ресницы, мельком взглянув на него и застенчивая улыбка слегка тронула её губы.

 На щеках вдруг появились две обворожительные, боже мой,такие по-детски беззащитные милые  ямочки, что он задохнулся от какого-то дотоле неведомого ему чувства непомерного счастья, то ли от зачарованного восхищения, то ли от радостного до слёз умиления при виде этих завораживающих душу чудо ямочек, вдруг сразу ставшими удивительно родными и принадлежащими только ему одному.

Жгучее желание коснуться их губами испугало его. Такие же ямочки иногда по утрам он целовал у смеющегося во сне Артёмки.
-Сынок, родной мой...Нет, нет... Это просто мистика, сынок. Мистика.-Уверял Гордеев себя, нетерпеливо ловя в промежутках между протискивающимися к выходу головами её вопросительно тревожный взгляд.

 Она словно читала его мысли и ощущала его чувства.
 Он внезапно осознал, что это она, та самая, предназначенная ему судьбой половинка, без которой  его жизнь не полноценна и бессмысленна.10 лет назад  он встретил девушку, ошибочно приняв её за свою половину. Возможно виной безрассудство молодости, возможно, как сейчас он понял, из-за внешнего сходства. Ведь они так мистически похожи. Конечно, только внешне. Боже мой, у них даже обручальные кольца одинаковые: широкие, как обруч. Она замужем?

 Господи, она также несчастна в личной жизни как и несчастен он. Она ошиблась в своём выборе.
-У нас с тобой одна беда на двоих. Мы потерялись, а теперь нашлись. Это же чудо. Мистика!- мысленно послал он ей радостную весточку, ловя в ответ её сверкающий счастьем взгляд. Они понимали друг друга без слов.

-Гражданин, вы со своим чемоданом загромождаете проход. Вы бы вышли, а потом зайдите.- Недовольным басом посоветовал кто-то за его спиной. Гордеев подхватил чемодан и шагнул на перрон. На остановке народу вышло много, но выходили медленно и долго.
 Когда из вагона донеслось угрожающе: -Осторожно, двери закрываются,- Гордеев поспешно шагнул в тамбур. На встречу ему с душераздирающим воплем:-Пропустите!-выкатилась шарообразная женщина с двумя корзинами в руках.  Тугим, как футбольный мяч выпирающим животом, она столкнула его обратно на перрон.

  Наполняясь ужасом, он смотрел безумными глазами как створки дверей стремительно смыкаются, отрезая словно гильотиной что-то ещё не понятое разумом, но уже несущее мучительную боль отчаяния и безнадёжности. В нём самом что-то сомкнулось, смялось и рванулось в горло, застряв в нём огромным колючим комом. Он закричал:- Остановите! Кран!
 Вместо крика наружу выполз хриплый шёпот.

 Где-то впереди истошно по-женски вскрикнул гудок электрички.
-Это её крик,- отозвалось в нём острой как игла болью в сердце. Моторы взвыли и, подрагивая на стыках, вагоны покатились к чернеющей вдали полосе горизонта. Состав неумолимо сужался, уменьшался. Скорость стремительно растворяет в пространстве любую вещь. И вот уже красной точкой мигнул огонёк, очевидно,   фонарь на последнем вагоне и погас, поглощённый далью.