Так уж устроен человек, что ему всегда надо чего-то сверх того, что он имеет. И эта планка всегда пропорциональна тому, что у него есть. Есть у него немного – ему для полного счастья не хватает ещё совсем чуть-чуть, а если есть много, то тогда уже не хватает гораздо больше.
Если у человека есть свой угол в комнате, ему надо чуть побольше места возле койки, и побольше времени, чтобы общий для всех стол свободен. Если есть своя комната, то никакого «побольше» за своим столом ему уже не нужно – его стол должен свободным и в его распоряжении все 24 часа в сутки. И ещё ему нужно место в коридоре для того, что в комнате держать уже не хочется.
Если несколько семей заставить ютиться в одной комнате, то для них пределом мечтаний будет положение, чтобы у каждой семьи была своя комната. И они научатся так экономить своё жизненное пространство и свободу движений, что при таких привычках при переезде в отдельную комнату им первое время просто будет больше уже ничего и не нужно. А вот когда комната у них есть всё время, тогда уже хочется две комнаты. Ибо так устроен человек: желание большего – одна из составляющих его жизненного движка.
Когда человек живёт в квартире, ему не хватает отдельного дома, когда он живёт в коттедже, то не хватает дворца. А если он живёт во дворце, ему не хватает дворца побольше и более напыщенного ансамбля фонтанов внизу марша лестниц. Но даже если ему таковой появится, то всё равно через некоторого времени ему будет не хватать ещё сада побольше, и владений, чтобы где-то на горе построить дополнительный дворец для отдыха от жизни в основном. И чем больше будет иметься, тем больше размером должен будет оказаться новый шаг, которого не хватает до полного счастья.
Аналогичным образом устроена психология агрессивного субъекта, которому, чтобы стало хорошо, кому-то другому должно быть плохо. Если такой человек сидит в тюрьме, ему нужно, чтобы ему какой-то более слабый его сокамерник постирал его носки. Когда он на воле, ему нужен авторитет в своей компании, на улице, в районе, в городе, и каждый раз чтобы его воля нагибала чью-то другую. И каждый раз, как только ему удастся достигнуть желаемого, ему будет требоваться новый шаг на пути увеличения своей влиятельности. Остановить таких может разве что старость, когда природа вещей принудительно навяжет свою волю на его интересы, заставив искать покоя в отстранении от дел. И то, многие даже при ней стараются до последнего вздоха цепляться за рычаги власти.
Принцип «чем дальше – тем больше» работает и в обратную сторону: «чем ближе – тем меньше». В относительно цивилизованном демократическом обществе чиновник средь бела дня не может приказать своим охранникам застрелить того, кто обвинил его в коррупции. Но ему этого может быть и не надо: у него есть возможность ехидно что-то ответить, потребовать какого-то суда, который он может купить, или организовать в тихую ликвидацию каких-то свидетелей. Или достаточно даже просто надавить на кого-то, чтобы замять дело (что ещё проще, ибо нет вопросов, куда человек исчез) и больше ничего не нужно. А когда человек знает, чего ему можно, а чего нельзя, его психология и не вырабатывает соответствующей степени вспыльчивости, чреватой гневом, который не так просто будет удовлетворить. И когда такой идёт баллотироваться на свою должность, он это так себе и определяет, что ему будет достаточно того, что она предоставляет, и сверх этого как бы ничего не нужно. Но как только он пресытится тем, что имеет, и перед ним хотя бы где-то на горизонте замаячит возможность состроить порядок, при котором ему можно будет в открытую делать то, что раньше ему не дозволялось, и чтобы за это ничего не было – ему сразу этого порядка для полного счастья начнёт не хватать.
В поэтапности суть эволюции института агрессии в этом мире: она всегда идёт поступательными шагами, и на каждом этапе всё воспринимает так, как ей удобнее в данный момент. И нет такой универсальной позиции, которой бы все агрессоры придерживались, чтобы по ней можно было бы судить о том, кто на что способен.
Очередной идущий по поэтапному пути может вообще не представлять, что ему будет надо через несколько шагов. А ему этого и не нужно представлять – иному кандидату так гораздо удобнее искренне общаться со своими избирателями, и располагать их к доверию общим с ними пониманием каких-то норм поведения. Только это не значит, что избирающие его избирают эти нормы. Они избирают динамику процесса, который в данный момент они наблюдают всего лишь в определённом положении.
Когда технический прогресс дойдёт до того, что люди начнут себе в голову вставлять чипованные имплантаты, жаждущим власти сразу же захочется видеть то, что видят эти имплантаты, слышать то, что они слышат, управлять тем, чем они могут управлять. Дай им возможность мониторить процессы восприятия, они захотят читать мысли. Дай им и эту возможность, они захотят контролировать управление движениями тела. Как только они наиграются во что-то одно – захотят большего. И если кому-то непредставимо, куда ещё дальше можно идти, то это потому, что он мыслит слишком статично (как раз как те избиратели, которые вместо динамики процесса мыслят статикой).
Есть такая разновидность паразитов, называется вирус. Некоторые его виды – самые ущербные хищники на земле. Один его штамм может нести опасности больше, чем самый большой тираннозавр. И он же является самым непереговороспособным на земле существом. Решить вопрос исходящей опасности от вируса можно только одним способом – полной её ликвидацией. С ним нельзя договориться «мы тебе дадим из пробирки выползти и покушать немножко, но ты дальше не расти» – он таких условий не понимает. С ним можно разговаривать языком полного перекрытия всех его возможностей распространяться в каком-либо направлении.