Глава 22.
Утром, управившись по хозяйству, Настя пошла к сестре.
- Свет, ты дома? – спросила она с порога.
Никто не отозвался. В доме стояла угнетающая тишина. У Насти меж лопаток пробежал холодок, и она пошла по комнатам.
- Ты где?
- Помоги, - услышала Настя голос из спальни.
- Что с тобой, Свет?
- Ног не чувствую, не могу с кровати встать.
Настя помогла сестре сесть, растирая ноги, заплакала:
- Господи, что делать?
- Да не плачь ты.
- Ага, не плачь! Сейчас я в школу позвоню, чтобы Иру отпустили домой.
- Не надо.
Но Настя уже набирала номер директора школы.
- Александра Гавриловна, здравствуйте! Пожалуйста, отправьте Иру Сиверскую домой.
- Хорошо, сейчас посмотрю, где сейчас десятый класс занимается. Анастасия Алексеевна, обращайтесь, если нужна будет помощь.
Директор школы уже знала об аресте отца Ирины Сиверской.
- Мамочка, что с тобой?
- Не плачь, доченька, пройдет. Ночью плохо стало.
- Мам, почему ты меня не разбудила? - заплакала Иринка и ушла на кухню варить кофе.
- Я целый день крепилась, крепилась, а когда все ушли, приступ начался, потом всю ночь проплакала.
- Знаешь, Свет. Это какой-то кошмар. Не верится, что в наше время может такое быть. Я весь суд внимательно прослушала. Даже мне, далекому человеку от юриспруденции, было видно, что дело шито белыми нитками. Надо скорее писать жалобу в областной суд. Семена оправдают. Состава преступления нет в деле.
Как первое весеннее яркое солнце на снег, на поселок обрушился бурный поток разговоров и пересудов, заливая водой долину любопытства и домыслов. Телефон у Сиверских не замолкал. Такое было впервые для небольшого поселка, где все хорошо знали друг друга. Не только Хребтовая, но почти весь район прослышал о несправедливом решении суда. Звонили жители Хребтовой, звонили жители Железногорска, звонили жители из других поселков района, которые хорошо знали Семена и кто едва знал его. Предлагали помощь, выражали сочувствие, собирали всю информацию, которая могла бы пригодиться для подачи жалобы в областной суд.
Из райкома знакомая сообщила, что судья Тупырина во время суда в перерыве приезжала к Ковшикову, нарушая закон. Из прокуратуры сообщали, что приговор рвался два раза и что народные заседатели отказывались участвовать в этом процессе. Заседатели менялись несколько раз, очевидно, не все могли продать душу дьяволу, им пред-стояло жить и работать здесь.
Жители Хребтовой хорошо знали Семена, как интеллигентного, уважительного, безотказного в любых ситуациях, еще с тех пор, когда работал он председателем рабочкома, замом в Илимском леспромхозе.
Настя воспрянула духом. Ребята собирали бумаги для областного суда. Нужно было ехать к адвокату. Насте не хотелось встречаться с Иудой (так она стала звать Моташевич), но это была пока единственная ниточка, связывающая всех с Семеном. Нужно было взять консультацию у нее, как правильно оформить письма жителей села для кассационной жалобы.
- Письма от жителей поселка лучше заверить в поселковом совете, а от рабочих коллективов желательно с характеристикой от руководителей предприятий, в которых он работал, - отвечала адвокат, - жалобу в газету лучше писать от жены, от родственников, от друзей, а в нарсуд еще и от рабочих коллективов.
- Можно включать в жалобу сведения о незаконных действиях судьи, которые передают знакомые по телефону.
- Это не желательно.
- Оксана Михайловна, передайте Семену Леонидовичу, что коллектив школы и поселковый Совет сами пишут письма в областной суд. Мы собираем подписи жителей поселка. Рабочие Оренбургского леспромхоза готовят письменное ходатайство. Еще передайте, что мы за него переживаем и что с семьей все в порядке.
От делового разговора Настя перешла на личное. Ей показалось, что адвокат пытается искренне помочь Семену, переживает за него.
Оксану Михайловну действительно мучило чувство вины за случившееся. Она искренне жалела своего подзащитного, думая, что не я, так все равно кто-то другой возьмется за его дело. Противостоять генеральному прокурору и секретарю райкома оказалось невозможно, они рушили все преграды закона. Сидеть на приеме граждан и давать консультации ей было куда легче.
- Мне искренне жаль Семена Леонидовича, я сделала все, что было в моих силах, - сказала Оксана Михайловна, понимая родственницу осужденного, которая не доверяла.
А Настя думала: «Черт побери, что это я тут разнюнилась, ей дела нет до нашей боли».
Собирать подписи жителей села в защиту Семена было непросто. Оказалось, что из всех желающих помочь, были завистливые, затаившие злобу. Таких было немного, но когда Насте приходилось сталкиваться с грубым ответом, она приходила в смятение. У нее было другое понятие о человеческих взаимоотношениях, по-детски наивное, ради Семена она готова была терпеть все.
Иногда в свободное от работы время помогала собирать подписи Римма Макаровна. Услышать гадость им приходилось там, где они не ожидали больше всего. Они заходили в дома, чьих подписей в письме не было.
- Давай зайдем к Кипии, - позвала она Настю.
- Я их не знаю.
- Пойдем, мы с Людмилой вместе работаем в школе.
Осторожно открыв калитку, чтобы убедиться, что со-бака на цепи, они до тех пор стояли на тротуаре, пока огромная псина не кинулась с громким лаем на вошедших. Добежав до калитки, злобно рыча, она рвалась на цепи.
- В дом нам не прорваться, пойдемте дальше, калитку только придется оставить открытой, - сказала Настя.
В это время на крыльце показалась хозяйка.
- Что вам нужно? - с крыльца спросила она.
- Людмила Романовна, подойдите, пожалуйста.
- Уходите, - ответила она. Увидев Римму Макаровну, хозяйка отогнала собаку и подошла к калитке.
- Здравствуйте, Людмила Романовна! Мы собираем подписи в защиту Сиверского Семена Леонидовича для письменного ходатайства в областной суд.
- Я ничего подписывать не буду, - прервала Настю хозяйка, - Егор передал, что тоже не будет подписываться.
Не желая больше разговаривать, она пошла в дом.
- Ой, Настя, не могу. Стыд-то какой, - сказала Римма Макаровна, - я больше ни к кому не пойду.
- Не обращайте внимания. Интеллигенция задрипанная. Собаку держат на цепи до самой калитки, во двор не войдешь. Да к ним и не ходит, наверное, никто.
Настя помнила из детства, как к отцу постоянно приходили домой жители села за помощью. Кому-то нужно было «выправить» справку в Собес, кто-то приходил по-просить колхозного коня, чтобы съездить за сеном или дровами. Шли сельчане с любыми просьбами не в контору, а домой. Так они привыкли, так им было ближе и удобнее, чем идти в контору.
К Семену тоже шли на дом рабочие и жители Хребтовой в любое время суток с различными просьбами, и он, по мере возможности, помогал.
- На Людмилу ни за что бы, не подумала, в школе она совсем другая, - не могла успокоиться Римма Макаровна.
- Это еще что, - ответила Настя, - вчера я подошла к конторе, когда рабочие Нижнего склада ждали автобус. Все подписывались под письмом, даже не читая, кроме Брони. Она говорит мне: «Когда красную икру ели, нас не звали». Маркина и Олейшик ей поддакивают, мол, за начальника подписываются, случись что с рабочим, некому заступиться будет. Может быть, и когда-то был у них конфликт с Семеном.
- На руководящей работе не всем угодишь. А злорадствовать, когда человек в беде!?
- Это же не по-христиански. В основном все сочувствуют, предлагают помощь. Терентий Степанович Скрябиков адрес сына дал в Иркутске, чтобы помог хорошего адвоката найти, он у него юристом работает. Подписи в Хребтовском леспромхозе помог мне собрать. Семена там хорошо знают, он же начинал работать шофером в Хребтовском леспромхозе еще в Илимске до затопления. Отец Семена, дед Леня, тоже шоферил в Хребтовском леспромхозе. Женщины из котельной рассказывали, что Леонид Игнатьевич на работу ходил в костюме и при галстуке, его «Интеллигент» звали. Работая среди шоферов, он никогда не ругался, не грубил, был спокойный, обходительный. Они тоже помогали мне собирать подписи в защиту Семена.
- Как перенесли известие об аресте сына баба Шура и дед Леня?
- Дед Леня, как узнал, что Семена арестовали, слег в постель, ни с кем не хочет говорить, не встает, твердит одно: «сволочи». Вечером со Светой поедем к ним, когда Коля с работы придет. Не зря говорят в народе: «Одна беда не ходит никогда».
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/05/27/256