- А как хотелось бы! Быть похожей... Но только, если ты дирижёр. А если ты композитор, то я нота, написанная твоей рукой. Так кто же это я? Наверное, сначала надо определиться, кто такой ты. Или сначала определить меня, а ты сам как-нибудь определишься? Кто от кого зависит? И зависит ли?
- Я нашёл ответ на вопрос, кто ты такая. Ты - мастерица задавать вопросы. Или загадывать загадки. Сейчас ты мастерица, а в детстве ты была загадким утёнком.
- Ну, мастерицей я себя не чувствую, а вот загадким утёнком быть нравится. Наверное, я и сейчас, если не загадкий утёнок, то наверняка загадкая утка. Тогда кто же такой ты?
- Сегодня я себя чувствую революционером.
- Подстреливающим загадковых уток?
- Ну, во-первых, ты не утка, а Загадочница, а во-вторых, я за революцию не подстреливающую, а бархатную. Ты же любишь бархат?
- Бархат – да, революцию – нет. Бархатная революция, хотя бархатом и заглушаемая, тоже ревущая. А рёв мне не нравится. Он не строен.
- «Революционный держите шаг»! Это уже о строе! К тому же, твой любимый Блок!
- Блок любимый, а шаг я не держу. Тем более в строю. И тебя я не держу, хотя Блок любимый. Но если ты революционер, я не революция и даже не антиреволюция. Я не знаю, кто тогда я.
- А как же гражданская позиция?
- А что это такое? Это когда надо быть «за» или «против»? Это разъединяет, а я за объединение. Так что, когда надо быть «за» или «против» я даже не воздерживаюсь, а просто исчезаю. Однажды ты уже был революционером и исчез сам, не ожидая моего исчезновения.
- Но я тебя нашёл!
- Но не революционером! Композитором! И в нотах! Наверное, когда надо занимать гражданскую позицию, я занимаю её в нотах и превращаюсь в музыкальный материал... Грустно как-то. Если ты революционер, то кто-нибудь из нас исчезнет. Наверное, ты исчезнешь для меня, а я исчезну для тебя. Я стала фаталисткой. Это я не ною - фаталю...
- Фаталица! Ты никогда не ноешь...
- А у нас опять снег, и я выздоровела...
- Теперь я буду спокоен за снег.
- А за революцию?
- Сейчас я думаю о том, что завидую Тосканини, который запоминал партитуры визуально. Пытаюсь следовать его примеру.
- Так ты сегодня дирижёр? А зачем тебе визуализировать свою программу? Она и так сидит у тебя в голове.
- Чтобы всё время не опускать глаза. Детали же забываются, музыку помнишь, а где кому показать, забывается.
- Опущенные глаза тебе очень идут.
- Нужно, чтобы они не шли мне, а воздействовали на других.
- А они и воздействуют. На меня, например.
- Поэтому я люблю тебя, а не оркестр.
- Как не любишь оркестр! Не может этого быть!
- Люблю. Но с ним не переписываюсь и не целую... Мне продолжать? Или ты поняла?
- Я поняла, что стала похожа на оркестр!
- Не совсем, я же с тобой переписываюсь...
Когда мы встречаемся, ты совсем не похожа на оркестр. И когда я встречаюсь с оркестром, он вообще не похож на тебя.
- Н-да... Всё-таки не оркестр... Может, мне что-нибудь такое написать о том, как я не похожа на оркестр?
А когда мы не встречаемся, я могу походить на оркестр?
- Нет, ты всегда похожа на оркестр в том смысле, что вызываешь оркестровые мысли и звучания у того, кто любит оркестр в тебе и тебя в оркестре.
- Ну какой ты... Сверхпоэтичный... Ну и закавыристый тоже...
- Это и есть оркестровость, и твоя, и моя. Запоэтичная сверхкавыристость.
- А может быть, ты сегодня поэт? Мой любимый Блок, например? Только без революционного шага. Впрочем, ты склоняешь меня во всех вариантах, и я чувствую себя музыкальным материалом. Настаиваю на том, что ты сегодня композитор! Давай я буду держать революционный шаг, а ты будешь композитором! Наперекор всем законам зависимостей!
Ну надо же! Только подумала о тебе, и зазвучала ми-бемоль-мажорно-виолонченльно-баховская жига. Которая очень твоя, хотя и баховская тоже. Слышишь? А ты сегодня жига? Или жиг...
- Конечно услышал, я же сыр покупал.
- Какой сыр? Зачем сыр? Почему сыр? Ты же Жиг!
- Я – Жиг, который хочет съесть хлеб с сыром.
- Красиво! Жиг, жующий хлеб с сыром...
Давай есть вместе. Я буду жующей Жигой! Но только из этого сыра с хлебом я смогу съесть только хлеб! Я же Жига, а не Жиг! Давай ты будешь есть сыр, а я хлеб!
- Хорошо! Но только ты хлеб, а я хлеб с сыром.
- Тогда я хлеб с вином. Чтобы тоже с чем-то! Если не с тобой...
- Со мной...
- Я пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, пьяна, испанским белым вином, а хочется тобой, тобой, тобой, тобой, тобой, тобой, тобой, тобой, тобой, тобой, тобой, тобой, тобой, тобой, тобой, тобой..
- Ну и пьяней мной. Зачем же вином?
- А я такая, такая, такая, такая, такая, такая, противоречивая, противоречивая, противоречивая, противоречивая, противоречивая, противоречивая, противоречивая, противоречивая...
- А я заречивый, заречивый, заречивый, заречивый, заречивый, заречивый, заречивый, заречивый, заречивый, заречивый, заречивый, заречивый, заречивый, заречивый...
- Вот и заречивай, и заречивай, и заречивай, и заречивай, и заречивай, и заречивай, и заречивай, и заречивай, и заречивай, и заречивай, и заречивай, и заречивай....
- Ты сидишь в огромном зале? Такое эхо!
- Ты тоже, ты тоже, ты тоже, в зале, в зале, в зале, в огромном, в огромном, в огромном, эховым, эховым, аховым, аховым, ховым, ховым, овым, овым, вым, вым, ым, ым, ммммммм..................
- Ну и как твоё похмелье?
- Не знаю. А что это такое?
- Не знаешь, что такое похмелье?
- Не знаю. У меня не бывает похмелья. Кстати, по-немецки это называется „Kater haben“ – иметь кота. Забавно.
- Аааа, поэтому у тебя не бывает похмелья - у тебя всё время есть кот.
- Ну да. Есть. Всё время. И всё время с аквамариновыми глазами.
- Ты можешь спокойно напиваться - и кот есть, и я.
- Ну да, я и сама кот.
- И без кота у нас не бывает похмелья, так как мы год кота.
- А у года кота глаза тоже аквамариновые?
- Аква – не обязательно, а мариновые точно. У меня странные слова получаются сегодня.
- Ну да. Ты же сегодня кот. Забавно, что слова у тебя получаются, а у меня случаются. Ты даже слова композируешь, а я на слова натыкаюсь. Хотя коты мы оба.
- Натыкаешься? Нетыкаешься? Тынекаешься?
- Каюсь, что натыкаюсь не очень тыкаясь.
- Даже если тебе тыкают?
- Особенно, когда тыкают.
- Нетыкаемая...
- Уже начинаю чувствовать себя тыквой. Ты этого добивался? Тебе нравится тыква? Или наоборот?
- Нет, не люблю. Поэтому ты не тыква. А если выкать, то ты станешь выквой?
- Не стану, а почувствую себя ею!
А выква тебе нравится?
- Не пробовал. Впрочем, мне нравится всё. Угадай почему.
- Потому что не пробовал.
- Нет. Угадаешь, если почувствуешь себя всем.
- Ты специально хочешь ввести меня в разряд всего, чтобы я не смогла исчезнуть, если ты станешь революционером? Если я почувствую себя всем, а ты революционер, то тогда сможет исчезнуть только часть меня. Какая? Если любая не выдерживает революционный шаг, то может исчезнуть всё! Ужас! А давай ты будешь революционером с бородкой? Тогда я могу в неё прятаться. От революционного шага. А ещё воображать тебя дирижёром!
- Я рассказывал тебе, что когда Караян начинал как пианист в консерватории, его профессор заметил, что если он не займётся дирижированием, то произойдет катастрофа? Так вот - у меня уже много лет внутри происходит перманентная катастрофа. Пора...
- Пора... Рад? Волнуешься? Счастлив? В эйфории? В панике? В чём?
- В трезвом, творчески-деловом состоянии. Рад, что всё это может обернуться в серию концертов с большим симфоническим и с хором.
- В этом весь ты – творчески-деловой. Поэтому и дирижёр – самообладание!
- Это не только самообладание. Это и тебяобладание тоже.
- Нет. Я камерная. Очень. А ты занялся тяжёлой артиллерией. Чуть ли не революционной – хор, оркестр...
А будет ли место для камерных изысков? И вообще для чего-то очень-очень инструментального? Ментального? Не монументального? Или мне сочинить рассказ, как ты замонументализировался и все инструменты мира в плаче по тебе?
- Ко всему изысканному, что у меня сейчас есть, прибавится ещё и монументализм.
- Оооо! Этот твой революционный монументализм...
Слушаю твою французскую увертюру Баха и монументально напиваюсь. Кстати, почему это увертюра твоя? У Баха не было бородки! Или у тебя тоже уже нет бородки? А есть только масштабный монументализм. Вот я и напиваюсь - соответствую твоим возросшим масштабам. Или противостою им. Ну? Какова? Шикарна! Камерный монументализм! Не-а – монументальная камера! Не-а! Ментальная, тальная, ная, я!
- Даааа - полимонокамернизм.
- Опьянизм... Очень хочется подёргать тебя за бородку... А она у тебя всё-равно есть, если ты уже не революционер, а дирижёр? А у дирижёров бывает бородка? Я не знаю дирижёров с бородкой! Может быть, ты теперь композитор? У композиторов бородка бывает очень часто. Не у Баха, конечно... У Скрябина, например!
- А я всё время задавался вопросом, почему это ты не дергаешь бороду? Разве моя борода не достойна твоего дергизма?
- Значит, ты всё-таки с бородкой, хотя и не революционер...
А бородка более чем достойна, не достойна я! Тойна. На. Аааааа! Я не достойнаааааа! Слишком камерная. Тюремная. О ужас! Я ужастик и боюсь ужей! Они так похожи на змей! Можно, я спрячусь от них в твою бородку? И пусть бородка дёргает меня!
- А я найду тебя в своей бороде?
- Это зависит от твоей находчивости.
- И твоей найдючести.
- Какая прелесть это твоя «найдючесть»! А ты – не прелесть! Ты - чудо! И чудо монументальное! Ты заметил, что я больше не называю тебя Чудиком? Может быть, уже пора назвать тебя Чудовищем? В честь твоего монументализма?
- А-а, значит монументальное чудо - это чудовище? Лучше монументик. Или нерукотворный чудомент.
- Вот именно! А я хочу тебя рукотворить! А ментом можешь оставаться!
- Ты со мной будешь заниматься творческим рукоприкладством. А я с тобой - творческим всеприкладством. Всеми способами будем творить клад. Да?
- Не знаю... Решай сам... Ты – творитель. А я падеж. Творительный. Падаю и падаю. Как-то творчески падаю. Камерно-изысканно...
- Мы не можем творить не клад. Или не можем не творить клад. Это наш вклад друг в друга.
- Ну вот, ты и решил. Пока я падала.
- Вино, которое ты пьешь - это тоже мой вклад в тебя.
- Да? Ну что же ты раньше мне не сказал? Я бы как-то по-особенному поглощала вино. В творительном падеже.
- А же тоже многое познаю в процессе.
- Да? Какой ты познавательный. Как программа на культурном канале. А я познаваемая инстанция. Нет - субстанция...
А ты любишь субтитр пиано? Люби! Пожалуйстааа...
- Люблю, а что это?
- Это корректором откорректированная я. А вообще-то - субито пиано.
- А, тогда я твоё сфорцандо. А ты моя субитная и пианная.
- Ага. Ты моё монументально-ожидаемо-неожиданное сфорцандо, а я в твою бородку шептальная камера. Не-а – я твой шептальный камертон. А ты – мой тон! Задающий! Ну в общем, сплошной праздник! Без революционного держания шага! Пью розовое вино! О! Мы никогда вместе не пили розовое вино. Ужас!
- Мы пили кампари, а это значит, что мы пили всё! Сразу! За компанию.
- Ага! Мы пили всё! А главное – вместе!
- А сейчас едим хлеб с сыром.
- Это ты с сыром. А я без сыра. Зато с вином. Розовым. И как это у нас так камерно-монументально получается?
Как хорошо, что я не похожа на оркестр. Особенно тогда, когда ты ешь сыр с хлебом.