– Ну, рассказывайте.
А Пиносолову ведь было, что рассказать.
Из этого маленького города не то под Лугой, не то под Воронежем, первым в заграничную командировку отправился именно Валера Пиносолов. Точнее вторым, но тот, второй, он из Риги не вернулся. Шутили, что рижский бальзам поработил его слабую душу. А там кто его разберет. Сам же Валера вернулся и не один, а в сопровождении крепко сшитых туфлей из телячьей кожи.
Они его, кстати, и подвели. Подложили свинью. Еще там, в магазине, они шли ему по размеру, а по возвращении вдруг стали болтаться и даже слетать с ноги. Теперь Пиносолов сбрасывал их на тротуаре, в подъездах и магазинах, и обитающие в самых низких слоях атмосферы босяки тоже все время пытались стянуть их с пятки. А вчера, проходя мимо рынка, он поймал на каблук ни много, ни мало куриную лапу. Немыслимо! Лохматые кошки, растеряв по дворам свой последний стыд, стали вешаться ему на штанину и пускать под подошву острые когти. Отказаться он от обувки той, конечно, не мог – без нее он терял весь свой забугорный шарм. И блеск он свой тоже терял.
А теперь Пиносолов, опоздавший на полчаса (туфля его снова сбежала на городскую клумбу) сидел напротив Галечки и, демонстративно раскачивая одну ногу на другой, ждал салата. Галечка теребила на блузке похожую на поросячье рыльце розовую пуговицу и тоже чего-то ждала.
Кроме них в зале обедал лишь один посетитель. Судя по красному носу и лимонным долькам на блюдце, он только что назначил очередное свидание коньячному графину. Кремовая скатерть, похожая на содранную с окна занавеску, вместе с пустой вазой и поминальной розой все время съезжала ему на колени. Посетитель бурчал.
– Ну, рассказывайте, – не терпелось Галечке.
И Пиносолов принялся говорить. Он успел похвалить братское кладбище и отругать латышей за их шпротоедство.
– А на косогорах? – перебила вдруг Галечка. – На Рижских косогорах Вы не были?
– Не бывал ли я? – возмутился он. – Мои окна выходили на Рижские склоны!
– И Вы там, наверное, бегали по вечерам?
– Я по вечерам там бегал, да. Под фонарями, меж лавочек.
Но только Пиносолов собрался поведать Галечке о самой природе тех склонов, как его со спины обдало грубым, неотесанным смехом ранней эпохи мезолита. Мужчина с кислой закуской, отвалившись на стуле, дрыгал ногами и сотрясал рюмки на столе.
– Говорят, там много французов, – не отставала Галечка.
– Достаточно, будьте спокойны, – ответил Пиносолов, накалывая на вилку бледный, как губы покойника, помидор. – Я с одним даже познакомился. Жюль, удивительной натуры человек.
И тут любитель коньяка взорвался. Теперь он попеременно топил рот слезами и спиртом, хватался за живот, гнулся от судорог и бился лбом об стол. Пиносолов, немало смущенный таким поведением, не выдержал и повернулся к соседнему столу.
– Хорошо это у Вас выходит, – кряхтел тот сквозь слезы. – Я бы сказал, уморительно!
– Что Вы имеете в виду, уважаемый? – растерялся Пиносолов. Галечка от смущения ломала пальцы и крутила шеей.
– Ну, про эти, как их. Про Рижские склоны, а? – Тут он снова схватился за живот. – Умира-а-а-ю!
– Да что же это, в самом деле, такое?
Сосед кое-как успокоился и, захлебнув с рюмки, обратился к Галечке:
– Дурит Вас, милая, этот латыш. Никаких склонов в Риге нет. Разве что, допустим, в Саратове. Знаете, такое нередко бывает. Китайский квартал – в Сингапуре, Эйфелев мост – в Унгенах, а Рижские склоны – пускай в Саратове. Как вам такое, а?
И он снова стал гоготать, что есть мочи. Пиносолов стал кусать губы. Сначала он, ясное дело, разозлился на Галечку, но узрев ее грустное бледное личико, понял, что она тут совсем при чем. Как выяснилось позже, о косогорах ей поведала двоюродная тетка. Видимо, приврала.
– А с чего это Вы взяли? – спросил вдруг Пиносолов. – Сами, небось, там не были. Вот и не мелите чепуху.
Прокашлявшись, весельчак зажал в зубах лимон и, зажмурясь, сказал:
– А помните, с Риги который не вернулся? А? Да? Это я был. Христос воскрес!
Пиносолов с Галечкой переглянулись и, наспех рассчитавшись, побежали к выходу. Горячего ждать не стали.
– Туфлю забыл! – кричал придушенный смехом мужик вдогонку. – Жюлю салют от меня!
Но Пиносолов с Галечкой уже не вернулись. Они бежали по тротуару. Пятки жгло от стыда.
А после этого случая Галечка еще больше Пиносолова полюбила. Ну и что, что на склонах не бывал. Зато остальное-то видел!