Игривый щуп поисковика, совершив несколько прыжков в корнях полусгнившего пня, на глубину, не более пяти сантиметров, сразу был озвучен владельцем:
- Пружинит мужики, есть что-то, точно есть, широкое.
Поисковик опустился на колени и стал разгребать листву под ногами:
- Шинель ребята, может и солдатик тут, ну давай, давай покажись браток, разгребая верхний слой, разговаривал сам с собой поисковик. Два товарища стояли рядом и не спуская взгляда с коллеги, замерев ждали результата.
***
Хруст надломившейся под ногой ветки, молниеносно разнесся по округе, обозначая чье-то присутствие. Пес мгновенно замер, сканируя ушами пространство. Больше звуков не доносилось, но собачье чутье ощущало чужака. Пес чуть прижался к земле и издал тихое рычание обозначающее готовность защитить хозяина. Солдат идущий по лесной просеке на которой не было веток, схватив за ошейник и прижимая шею верного друга к ноге, с словами:
- Тихо, тихо, быстрей, быстрей, тихо, засеменил к кустам в пяти метрах от тропы. Ощущая всем своим существом напряженность ситуации, хрипя, пес послушно следовал за хозяином,. Значит так надо, за просто здрасте хозяин душить и тащить не будет. Пес привык подчиняться не только с команды. Он понимал, чувствовал хозяина даже на расстоянии, по взгляду мог определить чего от него он хочет, а за настроение и взгляд не требовался. Он понимал это нутром, сердцем, всей своей собачьей сутью. Псу шел четвертый год, два из которых, он провел на войне. Вся его собачья жизнь состояла в одном этом человеке, без которого он себя не представлял. Он в его жизни был всегда, всегда и рядом. Кормил, хвалил, ругал и защищал. Он и хозяин - это неразлучное целое, есть, гулять и даже спать, всегда вместе. Пес его любил и был готов, ради него на всё, а как иначе? Пес не умел говорить, но всегда знал, что хозяин понимает его без слов. Достаточно только взгляда, писка, движения. Хозяин знал всё, всё и наперед, от него нельзя было что-то скрыть, да он мысли читал, читал и озвучивал. Обожал пес хозяина еще и за то, что он всегда разговаривал с ним на равных, как с товарищем, как с братом. Хозяин, ничего от него не скрывал, не мысли, не о чем и даже о ком мечтал. Хозяин всецело доверял псу и тот невозмутимо доверял и повиновался в ответ.
***
- Хрень какая-то мужики, кусок шинели, да еще и проволокой перемотан, проводя руками по краям очищенного верха сукна солдатской шинели, очищая от земли, высказался поисковик.
- А может в нем завернуто, что-то? Знамя может? Подойдя, почти вплотную, задал вопросы коллега.
Взгляд поисковика уставился на товарища в напряженном недоумении от серьезности вопроса. Все на какое-то мгновение замерли:
- Сейчас увидим, с явным напряжением в голосе сказал поисковик и начал аккуратно с краев отрывать свернутую и перевязанную в несколько оборотов проволокой находку. В стоявшей тишине и повисшем напряжении можно было расслышать, как поисковик с треском разрывает мелкие корни, проросшие сквозь материал.
- А ну секатор дайте, прозвучал требовательный голос, а то если, и впрямь, что-то ценное там, корнями порву. Секатор в мгновении ока был извлечен из рюкзака и подан в руки извлекающего из земли военный сверток.
- Тонковато для знамени, но что-то же перевязали проволокой, и что-то между тканью есть, мелкое что-то, вон бугорки видны и прощупываются отчетливо, озвучивал свои мысли поисковик, выкладывая почти квадратный сверток на ровную поверхность земли рядом с раскопом.
Он аккуратно стащил опоясывающую тряпицу проволоку, и отыскав край скрученного куска начал бережно разворачивать.
***
Забежав и затащив своего друга, за разросшийся придорожный куст, солдат рухнул в траву под самые корни:
- Цссс, цссс, обхватив и сжав ладонью пасть пса, глядя в собачьи глаза, приставляя выпрямленный указательный палец второй руки к губам, умоляя пса беззвучно замереть. Пес, так же глядя широко раскрытыми глазами на хозяина, как бы в знак понимания закачал головой, не издавая ни звука. В это же мгновение с противоположной стороны дороги, с которой они только что убрались, из таких же кустов и зарослей травы появились три здоровых немца с автоматами на перевес. Один из них что-то крикнул и они на какое-то мгновение замерли. Солдат обнял голову пса, и накрыв ее своим телом прижал к самой земле:
- Цссс, тихо родной, только тихо, замри, шептал еле слышно над его ушами. Через небольшую паузу раздалось шуршание травы, немцы выходили на лесную дорогу. На лесной просеке немцы закурили, и казалось еще мгновение и они пойдут своим путем, как вдруг один из них, показывая рукой, обратил внимание на след помятой травы, тот самый след который оставили солдат и пес в спешке забегая за куст. Тишину летнего дня, жуткой трелью, нарушила автоматная очередь с одновременным треском перебитых пулями веток укрывающего куста. Пес не сразу понял, где стало больней, на пасти, которую с неимоверной силой сжал хозяин. или в боку в который, будь-то, воткнули раскаленный прут. Хозяин навалился на его всей грудью, но даже будучи прижатым, пес расслышал протяжный стон над своей головой.
***
Трое поисковиков с полным непониманием разглядывали содержимое свертка. Под частью разорванной шинели, которую приоткрыл ее нашедший, не было ни папки, ни планшета, ни солдатских вещей, и уж тем более знамени. Трем поисковикам открылась странная картина, между слоями шинели находились мелкие кости, а сама ткань была покрыта неким прикатанным ворсом.
- Да это животина, высказался один, рассматривая ребро небольшого размера.
- И какого хрена их нужно было заворачивать? Шинель рвать, как ни как имущество, война, и спросить ведь могут.
- А может это был кусок мяса, вот его и завернули, ну, что б донести до кухни, окружение, голод. Да не донесли, по всему выходит, а мы гадаем тут. Версий на эту тему больше не было и с небольшим разочарованием, поисковики, оставив непонятный сверток с его содержимым, переместились на раскоп, из которого он был извлечен. Начатое нужно было закончить, а поставить точку с этой находкой могла только подсказка с этого самого места, если она, конечно, была там. Обступив раскоп с трех сторон, поисковики начали его расширение во все стороны.
***
За первой автоматной очередью последовало еще несколько, но пули сбивая ветки, свистя и цокая, прошли выше. Немцы еще о чем-то громко поговорили и через несколько минут, насвистывая какой-то марш, удалились прочь. Хватка руки на пасти ослабла, и пес понял, что можно выбраться из под навалившегося тела хозяина. Солдат тоже приподнялся, опираясь на руку, вглядываясь на просеку, и еще какое-то время оценивал обстановку, а пес, боясь издать лишний звук и прижав к боку лапу, дрожа с частым дыханием глядел на хозяина выпученными глазами, из которых по мимо его воли текли слезы. Ему было страшно и нестерпимо больно, но. Но пес видел, что хозяин рядом, а значит всё должно быть хорошо. Страшно было и потому, что тот самый стон и хрип, который он только что услыхал от хозяина, был ему знаком. Пес помнил, как он помогал вытаскивать друга хозяина с поля боя. Тот, друг хозяина, был весь в крови и так же стонал. Псу было страшно, потому что после этого случая он больше не видал того человека, а до этого они встречались каждый день на протяжении долгого времени. Солдат оторвал взгляд от лесной дороги и провел рукой по холке, а затем опустил руку к боку, где было больно псу. Пес поспешил отвести лапу и начал старательно вылизывать залитое кровью место.
- Надо же, с горечью, произнес солдат, и тебе дружище досталось. – Идти-то сможешь?
Пес в напряжении посмотрел на хозяина. Что значит, смогу ли я идти? Да, а как иначе? И желая успокоить хозяина, пес вскочил, и хотел было обежать солдата, но… задние лапы подкосила какая-то сила, а в боку резкая боль обожгла тело и пес, скуля, рухнул. Он уставился на хозяина виноватым взглядом, в полном недоумении как за это может знать хозяин. Подвёл, пробежало в собачьей голове, подвёл. Псу было больно, больно и страшно, страшно и стыдно.
***
- Опаньки, гляди утка, демонстрируя друзьям птичьи кости с утиным клювом, с неким задором разразился один из поисковиков. - Да вы гляньте, тут она вся, жаль фотика нет, зырьте какой сохран, и скелетик каков, нетронутый, хоть в музей отправляй. У ног поисковика действительно находился в идеальном состоянии скелет птицы нетронутый ни лесным зверьем, не вездесущими корнями.
- А может и в шинели была птичка?
- Ну конечно птица, рас рядом еще одна, только вот название той, что в свертке Птеродактиль, и никак иначе, отреагировал на глупость услышанного другой. – Ты ребра этой птицы видел? Не кабан конечно и не лошадь, у тех ребра другие, а вот на лису очень даже смахивают, да и из иной живности в этих местах другого не встретишь. Да вон в подтверждение минуты три назад я в сторону откинул, кусок челюсти животины, ну точно лиса, больше некому.
Разговор о живности округи прекратился, как только третий поисковик извлек из-под небольшого корня застегнутый ремень маленького размера.
- Да нет, не может быть такой талии, произнес он, вертя ремень в руке, как не голодай, может, это типа жгута использовали, ну при ранении там, или переломе.
- Вряд ли, отозвался другой, кожаный ремень для жгута? Да это не по медицинским нормам будет. Вот разве что-то связывать нужно было, лопаты там или другой инвентарь, хотя и тут кожу ни разу не встречал.
- Ну и прёт нам сегодня, отозвался третий, животина в свёртке под проволокой, ремень не больше ошейника.
Молниеносный нервный разряд, поразил, после этих слов, сразу три головы присутствующих. Поисковики замерли, и уставившись на произнесшего, слово ошейник.
- Собака, почти одновременно произнесли все трое.
***
Солдат стащил с тела скатку шинели, развязав узел, стал её раскручивать. Вместе с шинелью предусмотрительный боец закатал вторую гимнастерку, которая ему совершенно случайно перепала при последнем посещении банно-прачечного отделения. Растянув рукава гимнастерки, солдат накрутил нательную часть трубочкой во круг плеч гимнастерки. Получился достаточно длинный, широкий в середине, перевязочный материал. За неимением другого обмотал своё тело на уровне живота, куда угодили две прошившие тело пули автоматной очереди. Посмотрев на истекающего кровью пса, солдат достал из обмотки ножичек и принялся резать шинель, по спине, на две широкие ленты. Одну, в два оборота, разместил на теле собаки, а вторую вокруг себя. Отдышавшись, принялся снимать проволоку, которая по солдатской смекалке, использовалась им для закрепления обмоток и ботинок. Закрепив обвязочный материал, солдат взял пса на руки, и превозмогая боль, поднявшись, стал выбираться на просеку.
***
По осознанию находки останков, вероятно раненной собаки перевязанной частью солдатской шинели, работа поисковиков возобновилась. Поиск приобрел совершенно новую, и предвещающую новые открытия, волну поискового азарта. И дело не заставило долго ожидать результата.
- Опаньки, братва, снова шинелька пошла. Секи сюда и здесь проволокой перемотано, прервал рабочую тишину поисковик.
- Ну везет же тебе сегодня на шинели, отозвался второй, снова собачка завернута?
- Её что, как мумию заворачивали? с некоторой иронией отозвался на события третий.
- Сейчас увидим, и поисковик, поддернув новый сверток, без лишней осторожности потянул его на себя, но через мгновение замер от неожиданности увиденного. Скрепленная прошитыми корнями ткань порвалась и открыла взгляду поисковиков находившиеся в ней останки. Только на этот раз перед поисковиками из оставшейся в земле части шинели торчали человеческие ребра и позвонки.
- Солдат, на выдохе приглушенным от неожиданности голосом, произнес поисковик.
- Видимо ремня не было, раз проволокой перевязался, рассматривая останки в части шинели перевязанные проволокой, добавил второй.
- Да нет, это только кусок шинели, вон и еще какие-то остатки тряпок в несколько слоев, а между ними позвонок. А вот ниже и выше, тряпки нет.
- Это ребята место ранения перевязано, догадавшись, озвучил третий поисковик.
– И пес по всему был перевязан частью шинельки, тоже, может, ранен был, рядом лежат, видимо вместе и погибли.
***
Не нести друга, не идти дальше самому у солдата уже сил не хватало. Тело то горело, то обдавало непонятным холодом из нутри, то всего простреливала новая нестерпимая боль, будь-то новая пуля, прошивала надувающееся по ощущениям тело. Ноги становились ватными, невесомыми и не управляемыми. Солдат сошел с лесной тропы и направился к нескольким высоким деревьям, за которыми как он считал, сможет укрыться и передохнуть.
- Вот здесь, прерывисто дыша и сдерживая внутреннее нытьё, - здесь передохнем немного, тут нас не видно, говорил солдат, опуская на землю пса. Солдат сел под дерево, прижавшись спиной к стволу, и положив голову друга себе на ноги, поправил съехавшую повязку, затем достал из кармана гимнастерки кисет.
Пес знал этот кисет как никакую другую хозяйскую вещь. Сам солдат не курил и кисет, этот прекрасный в собачьем понимании мешочек использовал для хранения чудного лакомства именуемым сахаром. Хозяин достал два кусочка, один из которых, положив на ладонь, протянул псу, второй положил себе в рот. Пес несмотря на боль слизнул сахар и брызжа слюной принялся разгрызать его, слизывая с штанов хозяина вылетающие из пасти мелкие кусочки крошащегося счастья. Во рту разлился сладкий вкус домашнего уюта, а по телу прокатилась теплая волна надежды на хороший исход происходящего. Хозяин погладив по холке пса, откинул голову за край ствола дерева и закрыв глаза уснул.
Пес, поскуливая, смотрел на хозяина преданными и жалостливыми глазами. Таким уставшим хозяина ему еще видеть не доводилось, а запах свежей крови исходивший от тела хозяина настораживал. Псу приходилось видеть людей истекающих кровью, и он точно знал, что за этим следовало расставание с этим человеком. Но если расстаться с кем-то псу было не сложно, то вот расстаться с хозяином – это было вне понимания собачьего сознания. Пес еще раз взглянул на заснувшего хозяина, положив голову на его ногу, тоже прикрыв глаза, задремал.
Уходя в неведомое пространство, то ли сна, то ли видений пес, то бежал с хозяином по залитому солнцем, в окружении разноцветных цветов, лугу источающих тонкий сладкий медовый аромат. То хозяин с руки кормит его множеством кусочков сахара, а то хозяин крошит в его миску большие куски хлеба и заливает их из котелка похлебкой с крупными мясными кусками тушенки. Из прекрасного, пожалуй, это было всё, что испытал в своей собачьей жизни пес, выше ничего нет, и не могло быть в его понимании. И поверх всего, конечно, хозяин, треплющий его за шею, его полные любви и доброты глаза. Именно эту картину прервало неуемное утиное кряканье в раннем летнем рассвете. Пес поднялся, оглядел спящего хозяина и пошатываясь поплелся на звук кряканья. Внезапно в псе проснулся охотник. Ему уже приходилось помогать добывать дичь, и он знал, что это нравится хозяину. После той охоты ему перепала солидная порция наваристой похлебки. Обогнув кустарник, перед псом открылась заводь, по которой совершенно безбоязненно, плавала кругами стая уток. Крадучись пес вступил в заводь, которая оказалась совсем не глубокой, а утки вели себя совершенно спокойно и даже несколько нагло. Подкравшись на достаточно близкое расстояние, пес изготовился и рванул, как только мог. Он вложил в этот прыжок всё, все свои силы и умения. Но произошло, то, что пес не мог знать. Едва он оторвался в прыжке от земли, все тело прошила ужасная боль заставившая изогнуться в воздухе, а из пасти вырвался скулящий хрип. Пес просто рухнул на воду и только сила толчка, да беспечность, непуганых, птиц, довершили дело охотника. Пес просто накрыл собой поздно размахнувшие крылья в испуге птицу. Поставленная задача схватить была выполнена автоматически, челюсти мертвой хваткой сошлись на вытянутой шеи рвущейся из под него утки. Скуля и волоча задние лапы, пес полз назад, не выпуская из пасти добычу. Там, у дерева тот, ради которого это всё, там тот, кому он нужен, тот ради которого он сделает всё. Там человек, ради улыбки которого он живет. Пес не считал времени затраченного на обратный путь, он вообще не знал часов, для него были ночь и день, остальное ни к чему. Он не мог остановиться и отдохнуть, он не может подвести хозяина, расстроить, он должен успеть до того как хозяин проснется и тогда… тогда он увидит довольное и счастливое лицо родного человека. Тот возьмет его за ухо, и нежно потрепав, скажет самое чудное для пса слово «молодец». Ради этого стоило жить, жить и преодолевать всё и вся.
Солнце уже вскарабкалось на самую свою высь, когда обессиленный пес ослабив челюсти, положил птицу у ног хозяина. Хотел пес есть или нет, значения не имело, он ел только тогда, когда это делал хозяин и только то, что давал хозяин, другого в его жизни просто не было. Пес вспомнил сладкий вкус тающего в пасти сахара, и собрав силы подтащил ослабленное тело к руке хозяина. Лизнув её, пес ощутил её прохладу, а тело хозяина отдавало холодом. Пес из последних сил подсунул голову под хозяйскую руку, вспомнил родной голос, ему даже показалось, что хозяин как обычно ласково потрепал его за ухом. Закрыл глаза, и из всех сил помчался по цветущему и пахнущему медом цветочному лугу навстречу хозяину.
***
Солнце уже склонялось к горизонту, а на притащенном бревне, посередине четырехметрового раскопа не спеша курили трое поисковиков. В полуметре от их лесной скамейки стояли два черных пакета с останками бойца Советской Армии. На одном из них, находился прозрачный пакетик, в котором горсткой лежали собранные пуговицы от двух гимнастерок, ременная солдатская пряжечка, стеклышко от зеркальца, часть обломанной расчески, и кисет из тонкой кожи. Больше при солдате ничего не оказалось.
А перед поисковиками, над старыми корнями уже не существующего дерева возвышался холмик, в который был вкопан деревянный крестик, сделанный из двух связанных проволокой палок на который, как венок, был надет собачий ошейник. Под крестом лежала вырубленная топором дощечка, на которой можно было прочесть «Верному, безымянному другу».