Человек и Гражданин

Елизавета Нерубенко
Пространство и время

Время относительно. Его будто бы и нет совсем. Только в земной жизни мы ограничены циферблатом, измеряющим сутки, часы, минуты. Бог создал земное время, когда творил мир за шесть дней. И эти дни были не днями, а тысячелетиями.
Пространство условно. Кто-то разделил голубую планету во Вселенной на континенты. Дал им названия. Просторы Европы разграничил на большие и малые страны.

1 сентября 1989 года. Центральная Россия. Ясный теплый день. Пестреют оранжевые бархатцы на клумбах школьного двора.
Французский язык вошел в мою жизнь со второго класса. Поэтому к шестому мы уже свободно, как и по-русски, говорим, читаем и пишем на языке этой удивительной страны. Кроме того, мы настолько близко знакомы с Францией, что ориентируемся в ее истории, культуре, искусстве. Мы знаем наизусть и поем первые два куплета «Марсельезы».
Омытая теплыми и холодными морями солнечная Франция! Жители ее одаренный и вольнолюбивый народ. Неустрашимые потомки короля Хлодвига.
Трудно осознать, насколько время отдаляет и приближает разные события. Маленькое поселение Лютеция на продолговатом болотистом острове Ситэ, основанное в III веке до нашей эры. Это будущий Париж. Даже года неизвестны, приблизительно века.

Наша эра, первый век от Рождества Христова. Париж, освященный подвигами христианских мучеников.
Не случайно сместилась во времени история Дионисия Ареопагита, мужа Апостольского, пришедшего с проповедью о Христе в Лютецию Галлийскую. Он был обезглавлен безбожным правителем. Но после казни на глазах изумленных палачей тело встало, взяло в руки свою голову и прошло еще значительное расстояние до христианского храма.
Сказание гласит, что другой Дионисий, первый Парижский епископ, в 272 году, так же усечен во главу на вершине холма Монмартр (гора мучеников) и так же проходит с головой в руках, а потом падает замертво.
Некоторые источники отождествляют двух святых, долгое время вопрос был предметом богословских споров. Один ли это человек или двое различных? А по времени, что такое почти триста лет разницы? В масштабе космическом – одно мгновение.

Франция спустя пятнадцать веков – основной очаг классической культуры, законодательница моды. Этот период времени назовут еще Галантным веком. Французский язык станет международным языком светского общества и дипломатии. В учебниках истории этот век назовут Новое время.
В отношении пространства понятно, что Франция находится от нас за семь тысяч километров. Но время не имеет никакого значения. На уроках мы переносимся в разные эпохи, словно на чудесной машине времени.
Liberte, Egalite, Fraternite. Наверное, первые выученные слова. Учительница сообщает, что в нынешнем 1989 году, французский народ празднует 200-летие взятия Бастилии и начала Революции.
Почему это важно? Все, что произошло во Франции в XVIII веке, произошло впервые.

Сколько великих людей дала миру эта держава. Но хочется говорить, писать и думать об одном человеке.
Вижу его издалека. Портрет на стенде в кабинете французского языка. Только он один из троих деятелей Революции смотрит сквозь пространство и время. Мне с давних лет знаком этот благородный профиль в пышном белом парике. Высокий лоб, прямой нос, узкие губы, пронизывающий взгляд.
Его короткая жизнь вместила в себя целую эпоху жизни его родной страны. Она подобна вспышке ослепительной молнии. Его имя как выстрел, заставлявший вздрагивать современников и потомков. И во все последующие времена вызывающее самые противоречивые суждения.

Имя этого человека Максимилиан Робеспьер. Если точнее, по-французски Maximillien будет читаться как Максимильен. Все же, Максимилиан привычнее.
Когда думаю о нем, все меняется. Прошлое как настоящее, а настоящее — как будущее. В шестом классе не понимала, почему он мне интересен, а сейчас понимаю. Может быть, действительно, времени нет? А может, оно исчезнет с концом мира.
Ученые-историки напишут, что началом новой исторической эпохи и драматическим завершением XVIII века стала Великая Французская буржуазная революция.

Время взлета

На планете люди скованны временными рамками. Различают прошлое, называют его историей.

6 мая 1768 года. Франция. Северная провинция Артуа. Мирное безоблачное утро. Цветущие яблоневые и абрикосовые сады.
В лазури неба белоснежная птица. Кончики ее нежных кружевных крыльев кажутся серебряными от весеннего солнца. Мальчик смотрит, высоко подняв голову. Он вернется, любимый голубь, он же ручной и знает своего хозяина. Слезы радости высыхают на глазах от теплых лучей солнца.
Еще не знает печальный и мечтательный, рано осиротевший ребенок, какой путь ему уготован. Впереди многие годы вдали от родного дома. Учеба в королевском колледже, где он станет лучшим учеником. Затем университет Сорбонна, по окончании которого получит звание лиценциата права.
Но пока все только начинается. Юный Максимилиан Робеспьер, тихий, послушный, аккуратный, склонный к одиночеству и молитвенным упражнениям. Увлекается историей, литературой, поэзией Древнего Рима. В колледже Людовика Великого и ученики, и преподаватели зовут его Римлянин.

Пролетит двадцать лет и многое изменится. Он уверен, что нет более возвышенного занятия, чем профессия адвоката, если выполнять ее бескорыстно и гуманно. Он становится профессионалом своего дела, как и его отец, дед и прадед. Храбрый, справедливый защитник угнетенных и невинных, ведь не случайно он родился в день памяти святого великомученика Георгия Победоносца.
Если молодой адвокат брался за дело, то исполнял его до конца и со всей серьезностью и скрупулезностью. Самым громким оказалось дело о громоотводе, когда ему только исполнилось двадцать пять лет.
Господин Виссери из города Сент-Омер увлекся физикой и соорудил на крыше своего дома громоотвод. От соседей и местных властей на несчастного тут же посыпались обвинения во вредительстве, шпионаже и даже в колдовстве. Виссери обратился за помощью к Робеспьеру, который сразу почувствовал политический характер этого конфликта. Его защитительные речи в арасском суде имели колоссальный успех и процесс, привлекший общественное внимание, был выигран.
«Человек победил молнию», - вспомнит он через несколько лет в одной из своих речей.
Впереди еще достаточно побед и поражений. Но, быть может, вся предшествующая жизнь была лишь подготовка к тому служению, ради которого он отдаст все время, силы, энергию, здоровье.

Еще, будучи студентом, Робеспьер прочел у своего духовного учителя, философа и просветителя Жан-Жака Руссо о равенстве и свободе людей. Эти идеи давно не давали ему покоя. Но главное, его поразили таинственные и судьбоносные слова: «Мы приближаемся к кризису и к эпохе революции».
Полет с нарастающей скоростью набирал высоту. Тогда уже все вокруг заражалось этим духом. В литературе, публицистике, философии наблюдалась беспощадная критика абсолютизма, во всех слоях общества назревало недовольство существующим строем. Старый порядок на грани разложения. Средневековье вытеснялось ростом городов и промышленности.
Он размышляет над вопросами государственного устройства. Что собой представляет французская аристократия? Цвет нации или деградирующие от богатства и разврата люди? Аморальное и циничное общество, роскошную жизнь которого обеспечивает буржуазия и простой народ.
Что такое Третье сословие? Это горожане, купцы, ремесленники, крестьяне, рабочие, интеллигенция. Это вся Франция.

4 мая 1789 года. Огромный Париж в сизой дымке. Звонкий погожий день.
Тысяча двести народных представителей собрались в церкви святого Людовика на молебен по случаю открытия Генеральных штатов. А на следующий день король в присутствии многочисленной публики открыл заседание.
Молодой человек в пышном белом парике один из них. Он уже тридцатилетний адвокат, достигший определенного положения в своей среде. Все осталось в родном городе. Из родственников младшие брат и сестра. Литературно-философский салон. Общение с друзьями и дамами, сентиментальные письма и задушевные беседы. Стихи о красоте природы и трактаты на тему морали.
Максимилиан очень счастлив, что он депутат от Третьего сословия. Его земляки с радостью выдвинули своего достойного представителя. Он благополучно прошел все инстанции и был выбран депутатом от города Арраса, провинции Артуа.
Земной мир и вся жизнь человечества это миллиарды и миллионы настоящих моментов.

«Черты Робеспьера были хороши только выражением, которое им давал внутренний огонь», - зафиксировал Эдмон Пилон, собравший в начале ХХ века сведения о его жизни из различных мемуаров современников.
«Максимилиан строг к себе и неприхотлив, в пище привык довольствоваться малым», – вспоминала в1834 году его родная сестра Шарлотта Робеспьер.
В виду спокойного характера и сдержанности, он легко сходится с людьми, а завязывать знакомства сейчас просто необходимо. Но его задумчивость принимают за рассеянность или, чего хуже, за гордость.
Он противник крайностей и ценит умеренность во всем. Его невозможно ни запугать, ни унизить, ни устрашить. Невозмутимый, уверенный в своей правоте и не поддающийся переубеждению.
«Я увидел, что придаю бессмысленным мнениям людей и мелким событиям этой короткой жизни человеческой гораздо больше важности, чем они того заслуживают. Я понял, что поскольку наша жизнь – только цепь испытаний, не важно, какого рода будут эти испытания, лишь бы достигнуть того результата, к которому они направлены и чем эти испытания больше, сильней, многообразней, тем выгодней проявить в них стойкость», - писал Руссо и Робеспьер непреклонно следует этому наказу.
Он ходит пешком от гостиницы до места работы, много думает и пишет. Не для самоутверждения проявляет такую активность. Он знает путь! Он понимает, какие реформы нужны стране в связи с назревшими переменами.
Пусть не столь изысканы его провинциальные манеры, проста и старомодна одежда. Предметом насмешек станет не только приподнятый слог заранее написанных речей, но даже его средний рост и резкий, но негромкий голос.
 Еще более года его речи в Национальном собрании будут встречены настороженно и с усмешкой. Но постепенно он добивается всего. Генеральные штаты по его предложению переименуют в Национальное, а вскоре в Учредительное Собрание.
«Робеспьер столь энергично ввязался в политическую борьбу потому, что к этому его подталкивали его убеждения, чувство ответственности перед народом, доверившим ему представить его интересы, действенность его натуры, стремившейся всегда претворить принципы в практику, слово в дело», - напишет советский историк ХХ века Альберт Захарович Манфред, много потрудившийся для изучения жизни и деятельности Робеспьера. Неутомимый и талантливый исследователь создал документальный исторический портрет своего любимого героя.

Версаль – символ королевской власти. Белые лилии на гербе Франции. Дворец «Малых забав».
Теперь время летит, не останавливаясь. «С раннего утра он уже, как воин, на своем боевом посту, в зале заседаний. Один из представителей народа, кому было доверены поиски спасительных для судьбы страны решений». Эти слова принадлежат Анатолию Петровичу Левандовскому. Советско-российский специалист по французской истории и писатель в 1950-х годах создал прекрасный художественно-исторический образ Робеспьера.
Максимилиан верит, что мир можно изменить к лучшему. Но чего же хочет король и министры? Потом станет известно, что монархия к 1788 году оказалась на грани банкротства, король растратил всю казну. Страну ожидал полный финансовый крах. Плюс неурожай и начавшиеся восстания крестьян в разных департаментах.
И Генеральные штаты король созывает, чтобы установить новые налоги с ремесленников, торговцев, финансистов.

20 июня 1789 год. Версаль. Прохладное дождливое утро. Сырость каменных фонтанов.
Депутаты Третьего сословия, численностью около шестисот человек, быстро идут вдоль чугунной ограды, они возмущены до предела. Им постоянно чинят препятствия, а, возможно, намереваются распустить Собрание. Найдя свою залу заседаний закрытой по приказу короля, они отправляются в первое попавшееся помещение. Им оказался большой спортзал, Sall Jeu de Paume (Зал для игры в мяч).
При поддержке простого народа, военных добровольцев, духовенства они, взволнованные и потрясенные, решили связать себя клятвой-присягой. Они поклялись не расходиться, пока не будет выработана Конституция для Франции.
«Горе тем собраниям, которые не сумеют даже найти таких слов, не сумеют сделать даже такого торжественного заявления!» - напишет спустя 115 лет русский ученый-анархист Петр Алексеевич Кропоткин.
Сколько энергии и света на картине Луи Давида «Клятва в зале для игры в мяч». Легкий ветер развевает шторы в верхнем окне. Это ветер грядущих перемен.
Как романтично все начиналось! Желания сердец, помыслы, идеи собравшихся устремлены ввысь. В центре стоящий на столе с поднятой правой рукой Жан Байи, первый председатель Учредительного Собрания и вскоре избранный мэром Парижа. Тут же обнявшиеся трое священнослужителей: посередине епископ Анри Грегуар, выступавший за отмену привилегий дворянства, слева Кристофер Герле революционер и мистик, справа Жан-Поль де Сент-Этьен, протестантский пастор и публицист.
Многие из присутствующих здесь впоследствии отойдут от политики, большинство коренным образом изменят свои убеждения. Граф Оноре Мирабо, сторонник конституционной монархии, скончается 2 апреля 1791 года. Вскоре станет известно о его предательстве — вступлении в тайную связь с двором. Все остальные отброшены потоком времени на крутых поворотах этой нелегкой борьбы.
Остался только Максимилиан Робеспьер, изображенный в правой части полотна. Тогда еще неизвестный один из депутатов. По словам Манфреда «он стоял в самом центре стремительного хода событий, невиданных, беспримерных в истории. Он остался и прошел путь Революции от начала до конца».

Через месяц случилось неизбежное. Практически все полумиллионное население Парижа как в кипящем котле. Колоссальное количество народа двинулось в Сент-Антуанское предместье, где высилась громада крепости-тюрьмы. Во второй половине дня после штурма Бастилия пала.
«Я видел Бастилию, меня туда провел отряд той бравой гражданской жандармерии, которая ее взяла. Ибо в день приезда короля, после того, как мы вышли из городской ратуши, вооруженные граждане были рады составить почетный эскорт встречавшимся им депутатам, которые шли, приветствуемые народом. Каким чудесным местом стала Бастилия с тех пор, как она во власти народа, как опустели ее карцеры и множество рабочих без устали трудятся над разрушением этого ненавистного памятника тирании! Я не мог оторваться от этого места, вид которого ныне вызывает у всех честных граждан только чувство удовлетворения и мысль о свободе», - писал Максимилиан в письме другу Бюиссару в Аррас.

Расправились с комендантом Бастилии, а позже танцевали на ее развалинах. Сначала всех захлестнула всеобщая эйфория толпы, воодушевленной патриотическими лозунгами. А потом поведение народа стало все более угрожающим. Известно, что голодные крестьяне в провинциях нападают на дворянские замки. Произошло то, что называлось Революцией.
Революция – принесет ли она счастье и желанную свободу? Наступит ли торжество справедливости? Это ведь крушение привычного, это непременно мятеж, хаос, насильственная власть, страх и смерть. Это уничтожение всего, что строилось веками.
Время рассматривается как последовательность мгновений, каждое из которых причастно вечности.

 «Во всей революции существовало два течения различного происхождения: политическое движение буржуазии и движение народное. Они временно сливались и одерживали крупные победы над старым строем», - отмечал Кропоткин.

Уже тогда наметился раскол между теми, кто старался удержать свои привилегии и теми, кто стремился их уничтожить. Те законодатели, кто за конституционную монархию, наделили короля правом вето – правом приостанавливать на долгое время любой законопроект Ассамблеи.
«Тот, кто утверждает, что один человек имеет право противостоять закону, говорит этим самым, что воля одного выше воли всех. Он этим самым утверждает, что нация есть ничто, а один человек есть все. Если он добавляет, что это право принадлежит тому, кто облечен исполнительной властью, он этим самым утверждает, что человек, поставленный нацией для исполнения ее воли, имеет право противоречить ей и сковывать волю нации. Тот, кто так рассуждает, создает немыслимое моральное и политическое чудовище, и это чудовище не что иное, как королевское вето», - смело скажет Робеспьер 21 сентября 1789 года.
Он согласен с Мирабо в понимании, что Франция созрела для революции. По его мнению, король уполномоченный, а источник власти в народе. Старый маркиз де Мирабо уже тогда смог по достоинству оценить способности Максимилиана.

Он присматривается к окружающим и отзывается обо всех только положительно, он полон доверия и восхищения. В его нраве сочетается неторопливая рассудительность и порывистая эмоциональность.
Воспитанный в глубокой религиозной атмосфере он всегда помнит, что ум, совесть, воля — составляющие души. А Высший разум, создавший Вселенную и человека – Бог.
Он осуждал духовенство, которое навязывало кирпичи из окаменелых библейских догм, а само являло пример далекий от благочестия. Но религия не может быть опорочена пороками своих служителей. Он знал и достойных священников. Например, Ларош, настоятель Собора Парижской Богоматери, старый добрый аббат Берардье из колледжа Людовика Великого.
Вера должна быть живой. Но не слепая, а данная разумом вера – самое прекрасное, что есть на свете. Для исторического сознания Робеспьера не подлежало сомнению уважение к религии и Церкви, как к самому древнему и мощному основанию всей французской цивилизации.
Барельеф Собора Парижской Богоматери изображает святого, который держит в руках свою собственную голову.
Дух первых христианский общин ведь тоже был революционный!

С первых дней работы Генеральных штатов депутаты проводят свободное время в игорных и публичных домах. А он ночами пишет письма и речи своих выступлений. Потому что господин Робеспьер, на самом деле, не водит знакомств с людьми дурных привычек и сомнительной честности.
Все сравнительно. Я не историк, а лишь мыслитель. О Робеспьере написаны сотни книг и тысячи статей, мои измышления жалкое повторение всего сказанного.

Пространство триумфа

История, которая по своей сути есть история духа, протекает во времени. Но дух, идея выше времени. Дух или словесная сила — высшая способность человеческой души.

Он добился! Добился воплощения главных принципов свободы и права на жизнь.
В этой торжественной Декларации изложены естественные, неотчуждаемые и священные права человека.
Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Источником суверенной власти является нация. Свобода состоит в возможности делать все, что не наносит вреда другому…
Всем гражданам ввиду их равенства перед законом открыт в равной мере доступ ко всем общественным должностям, местам и службам сообразно их способностям и без каких-либо различий, кроме обусловливаемых их добродетелями…
Теперь доступно всеобщее избирательное право. Свободное выражение мыслей и мнений есть одно из драгоценнейших прав человека. Свобода религиозных взглядов. Свобода совести и вероисповеданий.
Декларация, принятая 26 августа 1789 года, предполагает образ нового человека. Человека и Гражданина. Свободного и добродетельного.
Текст Декларации прав человека и гражданина выгравирован золотыми буквами на каменных скрижалях в городской ратуше, в 1793-м она еще будет дописана.

Учредительное Собрание уничтожило сословное деление монархии и провозгласило социальное равенство. Но многие законы противоречат Декларации. Еще не достигнуто почти ничего.
Он выступает снова и снова. По аграрным вопросам, о свободе печати, о гражданском устройстве духовенства, против избирательного ценза, против закона о военном положении, против смертной казни. Все его речи обращены только на защиту прав человека.
Были основания у историка-социалиста Луи Блана в его обширной «Истории Французской революции» считать Робеспьера одним из великих апостолов гуманности.

Прощай, Версальский дворец с розовыми садами и соловьями. Ассамблея перемещается в Париж.
Незадолго до созыва Генеральных штатов в Версале революционно настроенными депутатами из буржуазии основан Бретонский клуб. Затем в Париже он расположился в библиотеке доминиканского монастыря святого Якова, недалеко от манежа, где заседало Учредительное собрание. В политических спорах принимали участие и некоторые монахи, поэтому роялисты прозвали участников клуба в насмешку якобинцами. Сами якобинцы стали называть себя «Общество друзей Конституции». После свержения монархии члены Якобинского клуба нареклись «Общество друзей свободы и равенства».
Все знают, что здесь собираются только настоящие граждане и патриоты, друзья и защитники бедноты. Им подражают в провинциях, их слушает и с них берет пример вся страна. Клуб, насчитывая все больше участников, становится чем-то вроде народного собрания. Он формирует общественное мнение.
С 1790 года лидером этой радикальной политической партии стал Максимилиан Робеспьер. А 28 ноября 1791 года  официально избран председателем Якобинского клуба.
Народ выдвигает его на самые важные административные должности.
 «Сила законов зависит от внушаемых ими любви и уважения, а эта любовь, это уважение зависят от внутреннего сознания, что эти законы справедливы и разумны. Загляните в историю всех народов, вы увидите, что мягкость уголовных законов у них всегда находится в соответствии со свободой, мудростью и мягкостью правительства», – скажет он в Национальном собрании 30 мая 1791 года.
По наблюдениям физиков, пространство – абстрактная множественность различаемых в нем точек. Пространство есть время, а время есть истина пространства.

21 июня 1791 года. Центр Парижа. Ветреное и пыльное утро. В парках, лавках, тавернах, на каждом углу люди переговариваются возбужденно.
Король вместе с семьей бежал из-под домашнего ареста и спустя сутки пойман в городке Варенн. Что это? Близость скорой победы или уловка, за которой последует ловушка для патриотов. А Национальное собрание толкует это событие, как похищение, будто бы всячески покрывает преступления монарха.
Вечером Максимилиан выступает в Обществе друзей Конституции. «Ясно, что король, имевший сорок миллионов ренты, располагавший всеми должностями, обладавший прекраснейшей в мире короной, все еще прочно сидевшей на его голове, не мог отречься от стольких преимуществ, не будучи уверенным в том, что он их вернет себе.
Я знаю, какую судьбу мне готовят... Я решил принести свою жизнь в жертву истине, свободе и родине и, когда одобрение моих сограждан, общее доброжелательство, крайняя снисходительность, благодарность и привязанность меня достаточно вознаградили за эту жертву, я приму почти за благодеяние смерть, которая не даст мне быть свидетелем неотвратимых бед».
Все члены клуба потрясены. Какая дерзость в высказываниях! Какое могущество духа! Какая сила слова! Собравшиеся восемьсот человек окружили его со словами: «Мы умрем вместе с тобой!»
Одни исследователи напишут, что эта речь принесла Робеспьеру славу и власть над сердцами якобинцев. Другие упрекнут в крайней противоречивости позиции, ведь он осмелился обвинить Национальное собрание, что оно предает интересы нации.

Что отличает его речи и статьи? Длинные витиеватые фразы, сложные словосочетания, чередование политических и юридических терминов с лирическими размышлениями. Глубокое знание истории своей страны и Древнего мира. Любовь к Родине всепоглощающая, даже ослепляющая. Неприязнь к тем, кто с ним не согласен. Абсолютное бесстрашие перед лицом опасности и самой смерти.
Когда 17 июля 1791 года произойдет следующее кровопролитие на Марсовом поле, Робеспьер сразу поймет, что это результат разногласий Третьего сословия. Большинство требует низложения монархии. Об этом трубит пресса, политические сообщества, народные массы. Подписывают петиции, обращенные к Учредительному собранию.
Народ отправился на поле провозглашать республику. Войска Национальной гвардии начали стрелять в мирных демонстрантов. Потом еще наказывали виновных, а участники названы мятежниками.
Но многие из членов Собрания стремились к монархии конституционной. «Национальная гвардия создана для защиты родины и свободы, а не для расстрела толпы мирных граждан!» - воззвал Максимилиан, собирая разбросанные силы демократов.
Он уже показал себя, как непоколебимого противника всякой несправедливости, настойчиво отстаивая принципы демократии. Идеи народного суверенитета и политического равенства. По его выражению, народ всегда прав. Кто против народа, те его враги.

30 сентября 1791 года закрылось последнее заседание Учредительного Собрания, народ Парижа устроил овацию своему любимому депутату. Робеспьеру надели дубовый венок и с пением патриотических песен проводили до его дома.
Популярность, глубокое уважение, авторитет в Якобинском клубе, в народе, по всей стране. Простые люди отметили его силу и мужество, бескорыстие, честность, чистоту его помыслов и дел. Ему не нужна слава, личные достижения, тем более почести и деньги.
 «Он не юлил между политическими группировками, не страшился репрессий и не дорожил благами жизни: справедливый глас народа прозвал его Неподкупным… Этот человек смело смотрел в будущее. Он видел впереди не деньги и поместья, но равенство и добродетель освобожденных граждан», - напишет в 1965 году Левандовский.
Он постоянно получает письма со всей страны со словами восхищения и благодарности за его смелость, патриотизм, защиту интересов народа.
После этого ездил на месяц в родной Аррас, где так же был встречен с аплодисментами и криками восторга толпой почитателей, которые хотели распрячь лошадей и везти экипаж. Не лишним будет отметить, что Робеспьер за тридцать шесть лет своей жизни нигде больше не бывал кроме Арраса и Парижа.

Назревающая очередная беда не дает расслабиться ни на мгновение. Максимилиан чувствует, что война будет на руку двору и контрреволюции. Созревает «кощунственный союз наших внутренних врагов с нашими внешними врагами».
«Чтобы знать, какое решение будет самым полезным, надо рассмотреть, какого рода война может нам угрожать. Будет ли это война одной нации против других наций? Или это будет война одного короля против других королей? Нет, это будет война всех врагов французской конституции против французской революции. Кто эти враги? Они двоякого рода, внутренние враги и внешние враги.
Война — величайшее бедствие, которое может угрожать свободе в тех обстоятельствах, в которых мы находимся. Я знаю, что опасности возникают в обоих случаях, будем ли мы атаковать или не будем, в случае если будет война. Но если мы рассмотрим истинные мотивы войны, если мы лучше узнаем истинные намерения наших врагов, мы увидим, что единственное возможное решение, это — ждать», - произнесет он 12 декабря 1791 года.

20 апреля 1792 года Франция объявила войну Австрии. Раз война уже началась, она объективно оборонительная, справедливая, против реакционно-абсолютистских монархий, эту войну надо вести как революционную, народную войну.
Если солдатам хватало мужества и храбрости, но руководство армии было в руках генералов и офицеров, не желавших сражаться за революцию. 17 мая 1792 года Робеспьер начал издавать свою еженедельную газету «Защитник Конституции». Место битвы для него по-прежнему трибуна и орудия – перо и слово.
«Члены Учредительного Собрания, как и все деятели XVIII столетия, проникнутые идеями энциклопедистов, были пацифистами. В торжественной декларации они отвергли всякие завоевательные замыслы и искренно хотели бы уничтожить всякую войну», - писал крупнейший французский историк Альбер Матьез в книге «Как побеждала Великая Французская революция» в 1928 году.
За неделю до взятия Тюильри Робеспьер говорит: «Напрасно хотят увлечь горячие и малоосведомленные головы приманкой более свободного управления и именем республики: низвержение конституции не может в настоящий момент дать ничего кроме гражданской войны, которая приведет к анархии и деспотизму».
Предчувствие не обманывает его. Искренне ли король примирился с Революцией, когда надел красный колпак во время визита в столицу?

Отечество в опасности! Все сказано этими словами для пылких сердец, исполненных любви к родине и к свободе.
Матьез через 136 лет свидетельствует как очевидец: «Парижский муниципалитет организовал грандиозный по свое простоте церемониал. В воскресенье 22 июля отряды шести легионов национальной гвардии собрались со своими знаменами на Гревской площади. Набатная пушка, установленная на Новом мосту, ежечасно давала выстрелы, - орудия арсенала отвечали ей…
На трехцветных знаменах было написано «Граждане, Отечество в опасности!». Во всех кварталах барабаны били сбор. Были разбиты палатки, где производилась запись в армию. Добровольцев нового призыва собралось пятнадцать тысяч.
Все граждане, способные носить оружие, были объявлены в «состоянии постоянной боевой готовности».
 «Это – античная картина, где голос орудий приобретает новую мощь, где свобода, ставшая, наконец, достоянием всех людей, становится особо величественной. Революция взяла у Греции и Рима великое искусство придавать опасности строгое спокойствие и внушать к смерти, добровольно принятой за свободу и за родину, такой энтузиазм, что она была как бы высшей экзальтацией жизни», - рассуждал историк и философ Жан Жорес в конце ХIХ века.
Считаю, что только французские деятели исторической науки могут достоверно истолковать события прошлого своей страны.

10 августа 1792 года народ пошел на королевский дворец Тюильри, Людовик заключен в башню Тампль.
Федераты провинций полны боевого духа и решимости, они прибыли в Париж с девизом «Победить или умереть». «Надо спасти государство каким бы то ни было образом. Антиконституционно лишь то, что ведет к его гибели», - сказал Робеспьер в Якобинском клубе 29 июля 1792 года.
Неужели это возможно? Руками народа свергнуть монархию после тысячелетней власти! «Где же еще найти любовь к родине и верность общей воле, если не у самого народа?» - спрашивает лидер якобинцев.
Конечно, он сам там не участвует. Он идеолог и вдохновитель. Он все обдумывает, формулирует и пишет. Он, как никто, понимает, что это восстание приведет к образованию Республики.
Они неизменно действуют втроем. Максимилиан Робеспьер, Жан-Поль Марат и Жорж Дантон. Вожди демократии, вожди народа, вожди Республики. Они решают, как поднять народ на окончательное нападение на королевскую власть. Восстание – своеобразный итог деятельности триумвирата.
«Так началась прекраснейшая из всех революций, прославивших  человечество, вернее, единственная, имевшая вполне достойную человека цель  добиться, наконец, того, чтобы политические общества были построены на основе бессмертных принципов равенства, справедливости и разума.  Разве какое-либо другое дело могло бы в один момент объединить этот огромный народ, это бесчисленное множество граждан всех состояний, и побудить их действовать согласованно, не имея ни начальников, ни сборного пункта!» - напишет Робеспьер в статье о восстании 10 августа.

Максимилиан снова говорит перед огромной аудиторией. Тысячи глаз сосредоточены на нем. Речь его риторически совершенна. В каждом слове, в каждой интонации невозмутимая логика и уверенность в своей правоте. Он умеет убеждать. Во время пауз он устремляет вдаль непроницаемый взгляд своих серо-голубых глаз. Рефреном звучат слова об очищении нравов, о совести, о честности, о принципах.

Земля наша всего лишь частица Млечного пути. Пространство бесконечно и многомерно.
Какая глубокая и необъятная тема. Долго не решалась начать писать. Что нового я могу открыть? Все изложенное здесь только личное осмысление и дань уважения великому человеку.
Какой же он? Бескомпромиссность и величие революции для него прекрасны.

Во дворе запах свежего дерева, неизменный шум работающей столярной мастерской. Деревянная пристройка на втором этаже. Просто обставленная комната с низким потолком. Стол, книжные полки, кровать.
К вечеру звуки инструментов стихают. На столе чашка кофе без сахара. Пламя свечи разгорается сильнее. Наконец-то можно начать писать. Серый лист бумаги, перо, чернила. Часы показывают полночь.
«Он жил на улице Сент-Оноре, против церкви Зачатия. Этот дом, низенький, с небольшим двориком, окруженный сараями с запасом досок, принадлежностями плотницкой работы и другими строительными материалами, принадлежал столяру Дюпле, который с энтузиазмом приветствовал принципы революции...
Жилище Робеспьера состояло из одной низкой комнатки на чердаке с одним окном, которое выходило на крышу. Эта комната служила ему и для работы, и для сна. Бумаги Робеспьера были аккуратно уложены на еловых полках у стены. Несколько избранных книг, в очень небольшом количестве, были расставлены там же. Почти всегда том Руссо или Расина лежал раскрытым на столе…», - записывал в 1847 году писатель Альфонс Ламартин.
Робеспьер высоко ценил внимание и заботу гражданина Дюпле и его семьи, но все равно платил из своего жалования за проживание, не желая быть нахлебником.
Вся его жизнь была на виду. Здесь предоставлена возможность иногда спокойно отдыхать. Если можно считать отдыхом то состояние непрестанной умственной работы, в котором он находился.

Трудно определить, какие отношения сложились у Максимилиана с Элеонорой, одной из дочерей Мориса Дюпле. Многие утверждают, что она была его невестой. Сестра Шарлотта считала, что с его стороны любви к Элеоноре не было и в помине. В любом случае их связывала нежная дружба.
В отношениях с женщинами Робеспьер осознанно не стал подражателем Руссо. Как выразился Левандовский, «его спартанская душа оставалась неуязвимой для стрел купидона».

Время побед

Для Всемогущего Творца Вселенной какие-то двести-триста лет лишь доля секунды. Но и человек может направить взгляд сквозь мрак столетий. И даже преодолеть пространство.

Задорная, возвышенная и беспощадная «Марсельеза», знакомая мне с детства, была написана за одну ночь 25 апреля 1792 года. С этой песней на устах побеждали в справедливой освободительной войне.

Allons enfants de la Patrie,
Le jour de gloire est arrive!
Contre nous de la tyrannie,
L `etendard sanglant est leve

21 сентября 1792 года. Солнечный пурпурный день. Дворец Тюильри. Между павильоном Единства и павильоном Свободы.
«И вот перед нами Национальный Конвент. Вершина, кульминационный пункт человеческой истории. Нынче он виден нам в перспективе времени, и на фоне бескрайних небес, в безоблачно чистой и трагической дали вырисовывается гигантский абрис французской революции».
Мастер изящного слога Виктор Гюго в 1873 году опишет Конвент в романе «Девяносто третий год» так подробно и ярко, будто сам там бывал.
Эти скамьи, поднимающиеся амфитеатром от центра. Стол и полукруглое кресло председателя на возвышении. Огромный овальный зал, вмещающий до трех тысяч человек. Он стал для депутатов ареной сражений и родным домом. Здесь решались судьбы народа и страны.
Национальный Конвент – первая во Франции законодательная ассамблея, созданная на основе всеобщего избирательного права. В него вошли якобинцы, жирондисты (коих было наполовину больше). А самое большинство составляли около пятисот депутатов, не принадлежавших ни к одной группе, их звали «болотом». Они наблюдали, кто сильнее, того и поддерживали. Вначале Жиронду, члены которой заседали на нижних скамьях.
Якобинцы заняли места наверху, поэтому и получили название монтаньяров. Montagne (Гора) читается как «монтань». Робеспьер возглавил Гору вместе с Дантоном и Маратом.
На первом своем заседании Конвент единогласно провозгласил отмену монархии во Франции. Буквально на днях в сражении при Вальми революционная армия одержала первую победу над интервентами. Конвент объявил 21 сентября начало «новой эры» - 1 день, I года Республики, 4 года Свободы.

«...К Вам, кто поддерживает Отечество, изнемогающее под натиском деспотизма и интриг, к Вам, кого я знаю только как Бога по его чудесам, к Вам, сударь, обращаюсь я с просьбой... Я не знаю Вас, но Вы великий человек. Вы не только депутат одной провинции, Вы глашатай человечества и Республики...»
Как искренне письмо этого молодого человека из Блеранкура. Его сердце так же болит за судьбу Отечества. Кажется, написано еще два года назад? Как летит время.
Вдохновленный идеями Робеспьера, он очень переживал, что революция началась без него. Теперь приехал в столицу в качестве полноправного депутата Конвента. Ему едва исполнилось 25 лет. При встрече был немногословен и робок. Отдал родовое имущество на общее пользование.
Максимилиана привлекли не лестные слова, он почувствовал, какая сила скрывается в душе этого хрупкого на вид юноши. Его отличают смелость и воодушевление, блестящее знание права, военного и ораторского искусства. Самоотверженность и хладнокровие. Вера в чистоту идеалов революции.
С этого времени Антуан Сен-Жюст станет не только соратником, но и самым близким другом. До самого конца, до ступеней на эшафот. Современники назовут его «Апостолом Иоанном» за всецелую преданность своему учителю. И «Архангелом смерти» за речи, сурово и виртуозно разоблачающие противников.
Как раз в этот период вокруг Робеспьера сформируется узкий круг надежных друзей и единомышленников. Таковым будет умный и внимательный Жорж Кутон из департамента Овернь. В Конвент, новый орган верховной власти, так же избран и младший брат Огюстен Робеспьер.

Ледяной ветер гудит в коридорах времени.
Именно здесь вершится самый суровый суд. Суд над королем Франции, как над предателем Родины. Людовик не простой гражданин, он враг всей нации и к нему можно применить лишь закон военного времени.
Он допустил, чтобы иностранные войска напали на революционную Францию. Европейские государства объединились будто бы в поддержку французского монарха. Пруссия, Австрия, Германия двинулись со всех сторон и были остановлены почти у стен Парижа. Позже к ним примкнут Англия. Голландия, Испания.
Нет жалости к бывшему монарху. Ему было доверено все! На протяжении трех лет его не хотели свергать. Ведь старались только устранить неравенство путем разумного общественного договора с монархом. А теперь найдены точные доказательства измены – документы в секретном сейфе в Версале. Он преступник против человечества, враг Отечества.
Гражданин Робеспьер, как и почти четыреста депутатов Конвента, голосует за смертную казнь. По его убеждению, государственная власть имеет право, исходя из нравственных принципов, решать – казнить или миловать.
Событие весьма нелепое и страшное, казнь короля Людовика XVI состоится чуть позже 21 января 1793 года. Что же будет дальше? Знает один Бог.
Отныне весь мир порицает революционную Республику как убийцу помазанника Божия. Франция сохранит дипломатические отношения лишь со Швейцарией, республикой США, Турцией и скандинавскими государствами.

 «Кто не за народ, тот против народа… Надо истребить всех этих подлых злодеев, которые будут всегда плести заговоры против прав человека и против счастья всех народов. Доверенные мне народом обязанности были бы для меня мучением, если бы при виде лицемерия, от которого он страдает, я не поднимал мужественно своего голоса в его защиту.
Я не претендую на  благодарность народа. Я могу жаловаться лишь на чрезмерную любовь ко мне бедного класса и, если б это было возможно, я согласился бы быть презираемым им, если б этою ценою народ мог быть спасен», - возгласит он в «Обществе друзей свободы и равенства» 8 мая.

Каждое мгновение причастно вечности. Но физические законы не могут препятствовать времени течь в обратном направлении, из будущего в прошлое.
27 июля 1793 года Робеспьер избран руководителем Комитета Общественного спасения.
«Среди двенадцати членов Комитета, спасшего Францию, не было ни одного, который скрывал бы свои антимилитаристские чувства. Неподкупный Робеспьер энергично и с изумительной дальновидностью боролся с воинствующей политикой жирондистов. Он не доверял генералам. Он предвидел в результате побед возможность военной диктатуры. И, тем не менее, он упорно и настойчиво вел войну. Вступить в переговоры с победившим неприятелем, это — ему казалось актом величайшего бесчестия» - напишет Матьез.
Утреннее и вечернее заседания в Конвенте. Между ними еще совещания в Комитете. После семи вечера Якобинский клуб, ночь за бумагами — прочитать депеши, доклады, газеты, написать речь или статью, ответить на письма.
Времени нет, если бы в сутках стало больше часов!  На сон остается какие-то два-три часа. Может ли выдержать человек такое напряжение? Полное истощение умственных и душевных сил доводит его до частых болезней.
Но Максимилиан не жалеет себя, потому что уверенность в истинности своих убеждений его укрепляет. Спокойно рассматривает и взвешивает все вопросы. Он старается остаться верным принципам до последнего своего дыхания.
Ради Республики он отказался от всяких материальных благ, от покоя и личного счастья.

31 октября 1793 года (10 брюмера II года Республики). Молочный туман висит в холодном воздухе. С самого рассвета шум и крики на улицах и площадях Парижа.
Неделю продолжался процесс, а сегодня казнь жирондистов. Как больно, когда вчерашние друзья становятся лютыми врагами. Среди них Жером Петион, один из первых товарищей еще со времен Национального Собрания.
Борьба началась в 1791 году, после раскола Якобинского клуба. В марте 1792-го король согласился сформировать министерство из жирондистов. Жирондисты, находящиеся у власти, обвинили Гору в стремлении к диктатуре. Но при этом сами считали революционный Трибунал и гильотину одним из самых действительных приемов управления. Между партией буржуазного порядка и партией народной революции должна была неминуемо начаться борьба не на жизнь, а на смерть.
Жак-Пьер Бриссо руководитель жирондистов призывал к войне против тиранов. Они не успокоились и когда война началась. Жирондисты пытались всеми средствами, хитростью и маневрами не допустить августовского восстания, а значит, продолжения Революции.
Бриссо выпустил брошюру против Горы, где называл их дезорганизаторами и анархистами. Луве в конце октября произнес обвинительную речь, в которой требовал головы Робеспьера.
Борьба между Горой и Жирондой обостряется в условиях войны и экономического кризиса. На фоне всеобщей катастрофы, когда армии интервентов идут на Париж, контрреволюционный мятеж по всей стране возрастает, они усиливают нападения против лидеров Горы. Они пишут в провинцию послания, полные лживых наветов в их адрес и особенно революционного населения Парижа.
По выражению историка Жюля Мишле, якобинцы все время старались быть мудрыми политиками, держать в своих руках равновесие. Они не управляли революцией, они следовали за ней.

«Слухи о диктатуре распространялись как приверженцами Робеспьера, так и его соперниками. Эти слухи поддерживал Марат, который не переставал требовать у народа передачи власти и топора в руки кого-нибудь одного, чтобы поразить всех врагов разом. Жирондисты усиливали такие слухи, сами им не веря», - напишет в Ламартин в своей «Истории жирондистов».
В речах Робеспьера в Конвенте против жирондистов все точно и ясно. Логика железна, аргументация безупречна: жирондисты – партия честолюбивых интриганов, противники революции, монархисты, разжигающие гражданскую войну. Они противились казни короля. В военных поражениях 1793 года тоже были виноваты жирондисты.
Поэтому главное зло не за рубежом, а здесь в сердце Парижа. С ними связана измена Дюмурье, мечтавшего повернуть армию и пойти на Париж, свергнуть Конвент и восстановить монархию.
Но самое худшее, что невозможно извинить, это их отношение к народу. Жирондист Франсуа Бюзо, успевший написать мемуары о французской революции, изданные в 1823 году, подчеркивал, что жирондисты ненавидели и презирали народ.
Бриссо не мог привести веских доводов против слов Робеспьера, он отвечал только клеветой и руганью.
Робеспьер, Дантон и Марат вместе будут бороться против общего врага Жиронды. Чтобы спасти Францию от расчленения и Революцию от гибели, лидеры Горы вынуждены будут решиться на насильственные меры и создать диктатуру национальной обороны. По словам Марата «тиранию свободы». Тогда и будет образован Революционный Трибунал.
Народ начнет требовать: хлеба, головы аристократов и жирондистов, и всех на гильотину. Секции Парижа в этой борьбе на стороне якобинцев. 31 мая 1793 год народное восстание свергнет власть Жиронды, победа выпадет на долю якобинцев и Робеспьера.
Невероятная драка в Конвенте в июне. Восстание во главе с генералом Франсуа Анрио, войска оцепят Конвент. Затем последует арест двадцати девяти депутатов-жирондистов.

Максимилиан смотрит пристально, сдвинув на лоб очки. Этот взгляд его светлых глаз пронизывает пространство, всматривается сквозь время. Он никогда не хвалится своими достижениями. Тем более, здесь заслуга не его одного. Даже можно считать, что не достигнуто ничего.
По проекту Робеспьера аграрные законы 3 и 10 июня и 17 июля 1793 года дали крестьянам за шесть недель то, что революция не дала за четыре года. Ликвидация феодального землевладения, новая демократическая Конституция обеспечили якобинскому правительству поддержку основного количества народа. 24 июня 1793 года доработана Декларация прав человека и гражданина, Максимилиан составил 4 статьи о собственности.
Позднее историки напишут, что придя к власти, якобинцы сочинили самую демократическую, уравнительную и свободную Конституцию в истории человечества.

13 июля 1793 года новый удар – убийство Марата. Он так же бессмертен, как неистребимая идея свободы. Робеспьер на похоронах «сожалеет, что честь погибнуть от кинжала, ее первенство было предрешено лишь случайно. И гибель моя приближается быстрыми шагами».
Триумвират, руководящий и поддерживаемый Коммуной, распался. Они вместе старались, прежде всего, поднять дух, разжечь сердца, чтобы прибавить силы всей Франции. Действовали единодушно, хотя и спорили по-человечески. Были личные неприязни, но все же, втроем они были силой.

О военных победах я не обладаю достаточным объемом знаний. К лету 1794 года Республика создала четырнадцать армий и прогнала интервентов. Организована оборона по всем границам. Главное командование происходило из пространства Комитета общественного спасения. Побеждали во имя Республики с «Марсельезой» в сердцах.
Сен-Жюст вернулся ночью с 10 на 11 мессидора, одержав победу в сражении под Флерюсом, которая принесла завоевание Бельгии. Он неоднократно ездил на поля боя, в миссию, как тогда говорили. Участвовали в войне и брат Огюстен, и Филипп Леба. Члены Конвента поддерживали патриотический дух в армии и своими посланиями, и своим участием. Гражданская доблесть не уступала военной.
В битве с австрийцами победили при Ваттиньи 16 октября 1793 года. Завершением военных побед станет Базельский договор, признавший за Францией линию Рейна, границу древней Галлии. Заключен с Пруссией 5 апреля 1795 года. Но это уже событие, пережившее Робеспьера.
Дух вечен и не увлекается потоком времени. Вечность – это остановившееся время, а время – движущаяся вечность.

Жак-Рене Эбер снова будоражит народ с 1793 года и в своей газете «Отец Дюшен», и в уличных выступлениях. Простые граждане не знают, где правда, где ложь. Вчерашних кумиров с легкостью проклинают сегодня.
Как верно заметил Руссо, народ хочет блага, но не ведает, в чем оно. Безбожники и богохульники Эбер и Пьер Шометт, возглавлявшие Коммуну, организовали движение против католической веры.
Храмы закрывались, священников принуждали отрекаться от сана. Взамен они активно пытались насадить культ Разума. В честь «богини Разума» проводили карнавальные шествия с привлечением огромного количества актеров и городской бедноты. Христианские святыни подвергались глумлению. Сжигали мощи святых, кощунствовали над Таинствами Церкви.
7 ноября 1793 года устроили вакханалию в соборе Парижской Богоматери. Роль «богини» исполняла артистка или блудница. Они объявили, что все церкви Парижа посвящены ей.
Движение компрометирует революцию в глазах верующей Франции, санкюлоты могут возненавидеть революционное правительство. Волнения в департаментах возбуждали такие же комиссары Конвента, объявлявшие «войну суеверию и лицемерию». В Конвенте это вызвало более ожесточенную борьбу, кто-то одобрял безбожные действия, кто-то не соглашался.
Робеспьер, осуждающий насаждаемый эбертистами атеизм, решительно выступил против «дехристианизации». Его поддержал Дантон.

21 ноября 1793 года (1 фримера) он произносит в Якобинском клубе очень острую речь против «культа Разума». Осуждая лживых и фанатичных сторонников культа, призывает «сохранить свободу исповеданий и не позволять преследовать мирных священнослужителей. Отменить католицизм – поступок безрассудный, и Конвент на него никогда не пойдет… Атеизм аристократичен. Идея Бога, Верховного Существа, охраняющего угнетенную невинность и карающее торжествующее преступление, – это народная идея… Никакая сила не должна вмешиваться в религиозные воззрения граждан».
Эти слова встречены горячими аплодисментами.
Может быть, кто-то считает, что религия для него наполнена только морально-этическим содержанием. Может быть, кто-то обвинит в неискренности. Пусть, главное, он знает, что нельзя без Бога!
6 декабря 1793 года (16 фримера) Робеспьер потребовал от Комитета общественно спасения декрета о свободе богослужения, первый параграф которого запрещал «всякое насилие и всякую меру, противную свободе вероисповеданий». К концу года, наконец, удалось добиться прекращения этого антирелигиозного помешательства.
Он не вступает в сделки с совестью. Он тщательно и беспощадно взвешивает и анализирует каждый свой шаг, каждый поступок. Но всегда высказывается резко и открыто, что не нравится тем, у кого совесть нечиста.

Как много событий! Я медленно читаю, еще дольше перерабатываю информацию. Время спрессовано, как книжные страницы в переплете. Не могу углубляться в подробности запутанной политической борьбы. Об этом написаны статьи, содержащие точные ссылки на источники.
Для меня главное – увидеть его душу.

Стоит упомянуть прорицательницу Катрин Тео. Прежде она была монахиней монастыря «Дочерей святой Женевьевы». Когда провозгласила себя «Богоматерью», поселилась в центре Парижа и зарабатывала на существование исцелением больных, спиритизмом и пророчествами. На собраниях у нее дома читали вслух Евангелие и Апокалипсис и толковали их истинный смысл.
Катрин утверждала, что Робеспьер тот Мессия, чей приход предсказан в Книге пророка Иезекииля. Он должен спасти Францию и народ.
 «Богоматерь» посещали многие члены Конвента, скорее по политическим соображениям. Шпионили, высматривали, выслушивали. Конечно, ею заинтересовался и Комитет общественного спасения. Судачили, что сестра Робеспьера Шарлотта, поддерживала отношения с Катрин.
Потом будто бы нашли в тюфяке бедной старой полуслепой женщины, которая не умела писать, письмо, адресованное Робеспьеру «ее первому пророку», «своему дорогому министру». Письмо не сохранилось в архивах или оно вообще существовало как устное предание.
Самым потрясающим было ее предсказание, произнесенное конкретно Максимилиану, когда он однажды вечером пришел к ней просто из любопытства. «Солнце воссияет в день, когда человек в голубых одеждах и с цветами в руках станет на мгновение Королем и Спасителем мира. Вы станете великим, подобно Моисею, и прекрасны, подобно Орфею, когда, поправ голову чудовища, готового поглотить вас, убедите палачей и жертв, что Бог есть! Снимите маску, Робеспьер, откройте лик, который Бог должен поместить на чаше своих весов. Голова Людовика XVI тяжела, и лишь ваша сможет ее уравновесить».
Катрин называет его «Ангелом Революции, ее спасителем и ее жертвой». Она говорит, что «цветы в его руках сплетут венок его мученичества».

Пространство ошибок

Устойчивый миф, что комната Робеспьера была заполнена его собственными портретами и бюстами, хочется опровергнуть. Конечно, поклонники приносили ему в знак восхищения созданные произведения искусства, но вряд ли он сам все это собирал и созерцал каждодневно.
Мне кажется, у него была икона. Или скульптурное изображение страдающего Христа. Он молился. Он не мог не молиться, когда испытывал особенно тяжелые душевные мучения.
Немногие вещи, оставшиеся после его казни, были уничтожены врагами, поэтому никто не знает об иконе.

Робеспьера обвиняют в том, что блестящие победы Республики сопровождались Великим Террором. Но разве он был инициатором террора?
Во-первых, якобинский террор возник в ответ на жирондистский, контрреволюционный террор летом 1793 года по требованию народных масс. Они помогли якобинцам прийти к власти и вынудили развернуть террор.
Из народной петиции в Конвент во время восстания 31 мая-2 июня 1793 года: «Декретируйте немедленное разоружение и арест во всех городах Республики всех подозрительных и чтобы лица, известные своим негражданским и контрреволюционным поведением, были преданы карающему мечу правосудия».
В сентябре 1793 года согласно декрету Конвента террор поставлен в порядок дня. Решение применить террор было общим. Робеспьер являлся одним из двенадцати членов революционного Комитета.

Время земное обладает разрушающей силой. Будто неистовые порывы ветра сдувают постройки, судьбы, идеи. В лабиринтах времени теряются архивы, документы, факты. Ветер перемен принес новые законы, которые требовала раздираемая на части гражданской войной страна. Против спекулянтов, нарушителей законов, предателей.
Одна часть общества думала, что нехватка продовольствия спровоцирована, чтобы обвинить правительство. Другие кричали, что виновато во всем именно правительство. Эбертисты, возглавляющие Коммуну, требовали так же усиления террора.
Ввести максимум на хлеб и другие продукты было тоже требование санкюлотов. Но Закон о максимуме считали одним из злодеяний Робеспьера.
Враги повсюду: иностранцы, бывшие дворяне, эмигранты, роялисты, вольнодумцы, недовольные революционным правительством. 17 сентября 1793 года введен Закон о подозрительных. Всех подозрительных арестовывали и держали в тюрьмах до заключения всеобщего мира. Режим террора выступал как необходимое зло.

Из декрета «Об управлении Францией» 10 октября 1793 года: «Порядок управления Францией будет революционным вплоть до заключения мира. Временный исполнительный совет, министры, генералы и установленные учреждения подчиняются наблюдению Комитета общественного спасения, которому вменяется в обязанность ежедневно давать соответствующие отчеты Конвенту».
Террор был необходим для обороны страны. Как писал Манфред, «сама жизнь создала систему якобинской революционно-демократической диктатуры с ее широкими разветвлениями снизу – Комитетами, народными обществами и самым авторитетным и авторитарным высшим органом – Комитетом общественно спасения».
Контроля над толпой нет, и стихийное насилие приобретало чудовищный размах. Бешенство голодной толпы жителей Парижа не поддается описанию. Они обезумели от ненависти ко всем и громили продуктовые лавки. Остервенелый народ повсеместно вершил самосуд. Они будто жаждали крови, не могли насытиться зрелищем казней.

Далее с начала 1794 года приказ Национального Конвента «действовать со всей строгостью» исполнялся уполномоченными и местными якобинцами. В провинциях они поголовно истребляли не только контрреволюционеров, но и все население, десятки тысяч невиновных. Злоупотребляли неограниченной властью для совершения зверской расправы. Хищные вымогатели, не имевшие совести, использовали террор для грабежа с целью наживы и сведения личных счетов.
Комиссары Конвента сажали тысячи людей в тюрьмы, а потом за взятки освобождали их. Лицемеры, способные на любое предательство, они призывали продолжать террор до бесконечности. Сами устраивал гонения на церковь и священников, а народ полагал, что они действуют по приказу Комитета общественного спасения и лично Робеспьера.
Это порождало все большую ненависть к Республике.
Жан-Батист Карье, один из самых жестоких комиссаров, говорил о Конвенте: «Здесь все виновно, вплоть до звонка председателя».
Весь Конвент ответственен за террор и политику насилия.

Историографы настроенные критически отметят, что он боролся за добродетель во имя революционных принципов, но без колебаний подписывал тысячи смертных приговоров.
Для Робеспьера, фактически возглавившего государство в этот страшный период, на первом месте оставался патриотизм. «Моя ненависть к врагам сравнима только с моей любовью к родине», - скажет Максимилиан.
Всех, кто не был так бескорыстен в личной жизни, как он сам, Неподкупный считал аморальными людьми и главной угрозой для Республики. Ведь честь и достоинство каждого складываются в одно целое, в величие всей нации, всего народа.
Да, он многих подозревал. В начале ХХI века подобное состояние назвали бы манией преследования. Нет, это был не психически больной, а измотанный усталостью человек, патологически любящий свою родину.
Он предвидел близкий финал революционной республики, когда сказал в Якобинском клубе. «Будем настороже, так как гибель Отечества уже недалека»

Сначала Робеспьер был вынужден поддержать террор, а затем обдумал и изложил свою философскую теорию.
«Надо задолго принять предосторожности и переложить судьбу свободы в руки правды, которая вечна, а не в руки людей, которые смертны; таким образом, если правительство забывает интересы народа или если они попадают в руки развращенных людей, согласно естественному течению вещей, свет признанных принципов освещает их измены и пусть новая клика падет при одной лишь мысли о преступлении.
Я говорю о той добродетели, которая является не чем иным, как любовью к родине и ее законам! Если движущей силой народного правительства в период мира должна быть добродетель, то движущей силой народного правительства в революционный период должны быть одновременно добродетель и террор — добродетель, без которой террор пагубен, террор, без которого добродетель бессильна.
Террор — это не что иное, как быстрая, строгая, - непреклонная справедливость, она, следовательно, является эманацией добродетели; он не столько частный принцип, как следствие общего принципа демократии, используемого при наиболее неотложных нуждах Отечества. Горе тому, кто осмелится направить террор на народ, он должен относиться только к его врагам!» - было произнесено в Конвенте 5 февраля 1794 года (17 плювиоза II года).
К врагам! Самая быстрая и самая беспощадная справедливость. Террор предполагался быть направленным только на врагов! Вот к чему призывает Максимилиан Робеспьер.

Революционные меры должны носить чрезвычайный характер! Он подчеркивает временный характер террора. Да, Сен-Жюст обмолвился однажды, что Франции нужна кровь для возрождения. Он часто выражался аллегорическими образами. Но он также имел в виду только отношение к врагам.
Безукоризненно точно эту тему сформулировал Матьез: «Террор не покрыл Францию саваном молчания и тайны. Если он беспощадно и жестоко подавлял попытки роялистов и жирондистов, соучастников неприятеля, - он не сломал ни одного пера, не закрыл ни одной трибуны, которые служили республике. Только контрреволюционная печать была задушена. Террор был исключительным средством обороны республики.
Лучшим средством действительной защиты страны является не убаюкивание общественного мнения в люльке официального оптимизма, а, наоборот, возбуждение энергии, беспрерывное указывание новых препятствий, стоящих на пути, и новых задач, которые нужно разрешить… «Нужно нагонять страх на тех, которые управляют, - говорил Сен-Жюст, - но никогда не надо держать в страхе народ».

Какими только бранными титулами не наградили одного человека при жизни и после его смерти. Убийца, кровопийца, великий палач, диктатор, деспот, человек террора, демон, чудовище, главный вдохновитель кровавых репрессий. Жестокий, тщеславный, кровожадный тиран, носивший с собой списки обвиняемых, только и мечтая гильотинировать всю Францию.
Идеалист, романтик, человек сентиментальный, он был строгим и проницательным руководителем.  Но, к сожалению, не он один все решал.
Революционер Филипп Буонарроти в своих мемуарах в 1836 году напишет: «Тирания Робеспьера заключалась в силе его мудрых советов, влияние его добродетели... Он стал тираном для дурных людей».

В художественном фильме «Сен-Жюст и сила обстоятельств» французского производства 1975 года это самый тревожный момент, когда подписывается смертный приговор. Клеветники уже давно составили списки. Робеспьер последним ставит свою подпись. Сен-Жюст, подчиняясь приказу Комитета, составляет обвинительный декрет.
Он не мог не подписывать и не мог ничего изменить. Не он один все решал.
Некий «комиссар при гражданских администрациях, полиции и судах» внес в Комитет общественного спасения доклад, испрашивая разрешение произвести следствие о заговорах внутри тюрем с последующей очисткой мест заключения. И тогда ряды повозок каждое утро везли на гильотину десятки мужчин и женщин.
А весь террор приписали Робеспьеру.

Почти пять лет всех объединяло одно великое дело. Теперь разделились на фракции. Кордельеры призывают к восстанию, но не знают против кого. Эбер, набрасываясь с новой яростью, обвиняет Робеспьера в стремлении к единоличному господству. Пишет в своей газете, что только террор может спасти Францию.
В определенный момент ужас не устрашает, а только озлобляет.
Смертная казнь полагалась и за распространение ложных известий с целью посеять смуту или разделить народ, и за развращение нравов и общественной совести. 24 марта (4 жерминаля) 1794 года  состоялась казнь эбертистов.
«План французской революции был буквально начертан в книгах Тацита и Макиавелли, и могли бы находить описание обязанностей представителей народа в истории Августа, Тиберия, Веспасиана или даже в истории некоторых французских законодателей, ибо некоторыми нюансами в отношении коварства и жестокости все тираны похожи друг на друга», - скажет вскоре Максимилиан. Он все знал наперед.
Древних римлян и греков любили все. Республиканский Рим постоянно напоминали внешние детали. Вдоль стен Конвента были установлены статуи античных философов и полководцев. В Конвенте олицетворением тирании считался Цезарь, а общим кумиром был Брут — заговорщик и убийца.
Максимилиан, со школьных лет уважающий доблестные примеры античных политиков, в каждом выступлении упоминает и приводит в примеры эпизоды из их жизни. В его воображении оживают братья Гракхи, древнеримские реформаторы. Сципион, искренне верующий, добродетельный военачальник. Цицерон, призывающий против изменников меч закона и гнев богов; умирающий Сократ, который беседует со своими друзьями о бессмертии души.
«Но все-таки на трибуне Робеспьер использует христианскую риторику, а не античную», - отмечает спустя двести лет в своей статье «Робеспьер и Церковь» русский историк и архивист начала ХХ века Владимир Васильевич Максаков.

Демулен превзошел себя, когда придумал злостное обвинение в подборке, используя отрывки из сочинений Тацита. Упрек в адрес режима, правительства и непосредственно Робеспьера. Язвительная параллель была очевидна. «В тиране все вызывало подозрительность. Если гражданин пользовался популярностью, то считался соперником…»
Максимилиан давно привык мужественно переносить личные оскорбления. Но что касается родины и собрания народных представителей. «Мы хотели бы лучше умереть, лишь бы Конвент и родина были спасены», - скажет он 10 июня (22 прериаля) 1794 года.
Камилл Демулен, школьный друг, ведь известно, что Максимилиан ходил к нему в тюрьму, умолял его вернуться к подлинно революционным принципам, от которых тот отошел.
А Жорж Дантон! Даже неважно, что он расточал государственные средства. Слишком занятый своими личными удовольствиями, он встал в оппозицию к революционному правительству.
Разве легко было Робеспьеру отправлять на смерть близких людей? Но их казнили бы и без его согласия. Он заступался и старался спасти их обоих. Но, ни Дантон, ни Демулен не пожелали перейти на сторону Максимилиана. А для него выше всего было понятие чести родины.
Разве он ввел принцип «амальгамы», когда смешивались в зале суда обвиняемые политические и уголовные? Так проходил суд над Дантоном и его приверженцами. Этим занимался Комитет общественной безопасности. Этот орган сосредотачивал всю тайную полицию и имел полномочия, кого угодно посылать на гильотину.
Не он один все решал.

Еще в далеком сентябре 1792 года случилась жуткая резня в тюрьмах, когда полторы тысячи заключенных подверглись жестокой расправе. Кого в этом обвиняли? Робеспьера. Все забыли, что сначала Дантон призвал найти и казнить тридцать тысяч предателей, потом Марат потребовал сто тысяч голов.
К жестокости в свое время призывал Дантон, создавая Революционный Трибунал. А Марат был самым яростным сторонником усиления террора. Его называли «поставщик для гильотины». Однажды Робеспьер сказал Марату, что он компрометирует Революцию. «Ты требуешь казней и этим вызываешь ненависть». Но кто его слушал?
В результате Друг народа Марат и всеми обожаемый Дантон погибли во имя свободы, как герои. А Робеспьер остался отвечать за всех.
Зловещие слова оратора-жирондиста Пьера Верньо окажутся пророческими. Революция, как Сатурн своих детей, пожрет всех ее творцов.

Его обвиняли в честолюбии и жажде власти. Все думали, что Робеспьер стремился к власти преимущественно из-за своей гордости.
«Логика торжествующей добродетели: Робеспьер и идея революционного насилия» называется исследование доцента кафедры европейской интеграции МГИМО Александра Изяславовича Тэвдой-Бурмули, опубликованное в 2003 году. Автор констатирует:
«Речь идет не о заурядном властолюбии, но о стремлении к власти ради определенной высокой цели, об осознании собственной миссии как миссии представителей интересов общей воли… Во внутриполитической борьбе за власть его личные (за некоторым исключением) интересы особой роли не играли: Робеспьер представлял власть и общую волю».
Гордость его не личная, а исключительно национальная. «О процветании государства судят не столько по его внешним успехам, сколько по его счастливому внутреннему положению», - отметит он в обществе друзей свободы 1 июля 1794 года (15 мессидора II года).
Ошибочно то, что Робеспьер слишком поздно осознал иллюзорность демократии.

Когда изучала материалы, периодически меня охватывала паника: как смогу доказать невиновность Максимилиана?
Историки давно все доказали. Альберт Манфред – убежденный защитник Робеспьера в спорах, которые ожесточенно ведутся во всем мире на протяжении более двух веков, все изложил в замечательной книге «Три портрета эпохи Великой Французской революции».
Доказано самой его жизнью гражданина, и его смертью человека. Его защита в его чистой совести. А противники пусть извергают фонтаны злобы и ненависти, как и двести тридцать лет назад.
О, время! Оно разрушает горы, цивилизации, пространства. Все материальное подвержено тлению. Но оно не властно над памятью.

6 апреля 1794 года (17 жерминаля). Лунный диск бледнеет над Парижем.
В очередную бессонную ночь Максимилиан смотрит в окно. Виднеется стройная башня монастыря святого Якова.
Он верит, что мечта о республике, похожей на идеальную античную Республику, где царит свобода, равенство и братство, приближается к реализации. Удалось наладить производство промышленной продукции. Все силы и средства идут на оборону страны, но остается потерпеть немного. Без жертв невозможно победить в любой борьбе. Французские патриоты это понимают.
Кругом доносчики, интриганы, лицемеры как можно их жалеть? Рядом в Конвенте и Комитете каждый второй предатель и негодяй. Тайная вражда, зависть, ропот окружают его, он все чувствует. Поэтому и надевает маску надменности и холодной жестокости. Как с ними быть добрым и человечным?
«Если никто не управлял браздами государства более мощной рукой, то никто также и не был кроток и более скромен в частной жизни. Он был человек с достоинствами, а есть люди, которые не прощают достоинств в других», - напишет Шарлотта.

Как передать любовь к Родине и Республике. В новых сложившихся условиях необходим образ гражданской государственной религии. Уж если не хотят Бога, пусть будет Высшее Существо.
Речь Робеспьера в Конвенте 7 мая (18 флореаля) 1794 года:
«Порок и добродетель составляют судьбу земли; это два противоположных духа, оспаривающих ее друг у друга… Этот чувствительный и гордый народ действительно рожден для славы и доблести.
О, родина моя! если бы я судьбой рожден был в чужой и далекой стране, я бы обращал к небу бесконечные мольбы о твоем благоденствии; я проливал бы слезы умиления, слушая рассказ о твоих битвах и о твоих доблестях; моя душа с вниманием, беспокойством и пылкостью следила бы за всеми движениями твоей славной революции; я бы завидовал судьбе твоих граждан; я завидовал бы судьбе твоих  представителей! Я француз, я один из твоих представителей!..
О,  величественный народ! Прими в жертву все мое существо; счастлив тот, кто родился в твоей среде! Еще более счастлив тот, кто может умереть за твое счастье! О, вы! Кому народ доверил свои интересы и свою мощь, чего только не можете вы достигнуть вместе с ним и для него!
Кто вверил тебе миссию оповещать народ о том, что божества нет, о, ты, кто проникся страстью к этой бесплодной доктрине и кто никогда не проникается страстью к родине? Какую пользу ты находишь в том, чтобы убеждать человека, что над его судьбой властвует слепая сила и что она случайно поражает то преступление, то добродетель; что его душа это лишь слабое дуновение, угасающее у входа в могилу? Разве идея его небытия внушит человеку более чистые и более возвышенные чувства, чем идея бессмертия?»
Он доказывает, что идея Бога и бессмертие души – это беспрерывный призыв к справедливости и добродетели, следовательно, она идея социальная и республиканская.

8 июня 1794 года (20 прериаля II года Республики). Марсово поле. Ясное синее безоблачное небо. Зеленый ковер из молодой травы.
Священная Гора – образ Горы в Конвенте. На ее вершине Дерево Свободы. Множество цветов и колосьев, повозки с фруктами. Статуи Атеизма, Эгоизма и Невежества будут сожжены, а на их месте восстанет Мудрость. Художник и патриот Давид вложил все свое мастерство в создание декораций.
Этот солнечный воскресный день совпал с христианским праздником Пятидесятницы. Люди надели самые красивые одежды, и пришли на всенародный праздник.
Тогда это была окраина Парижа. На том самом месте в 1889 году будет построена грациозная Эйфелева башня.

Робеспьер в голубом камзоле обращается к народу с короткой речью. По сути, он говорит о Боге.
«Он создал Вселенную, чтобы показать Свою мощь, создал людей для любви друг ко другу, для достижения счастья путем добродетели. Бог создал природу в богатстве и величии. Все лучшее — дело Его рук. Творец природы связал всех смертных огромной цепью любви и блаженства, да погибнут тираны, осмелившиеся разбить ее!
Встретим праздник с восторгом чистого веселья! Завтра мы снова покажем миру пример республиканских добродетелей. И этим восхвалим Бога.
Человек — высшее творение божие, мимолетна жизнь, а душа, данная Богом, бессмертна. Пусть же природа воспрянет во всем своем блеске, а мудрость во всей своей власти!
Только защитники свободы могут доверчиво отдаться Твоему отцовскому сердцу. Ты знаешь создания Свои, знаешь все наши нужды, все наши тайные мысли. Ненависть ко злу и недобросовестности горит в наших сердцах вместе с любовью к Родине. Наша кровь льется за дело человечества: вот наша молитва, вот наши жертвы».

Максимилиан полагает, что народ отложил свои героические дела для того, чтобы возвысить мысль к Высшему. Многие члены Конвента слушают, презрительно искривив рты. Для них культ никогда не станет опорой для морали и нравственности. Их души терзает зависть и мысли, что Робеспьер добился неограниченной единоличной власти.
Это мероприятие стало его большой ошибкой. В провинциях новый праздник встречен еще враждебнее.
Мы – великая и непобедимая нация, которая покоряет и наказывает королей! Неужели мы не достойны мира и счастья? Нет большей скорби, чем непонимание родного народа.
Так состоялось первое и последнее празднество, посвященное Верховному Существу.  Историографы ХХ века отметят, что за месяц до своей гибели Робеспьер обращается к религии, пусть и в виде Верховного Существа, по глубоко личным причинам, переживая тяжелую драму разочарования о власти и в людях.

Есть версия, что революцию во Франции подготовили и осуществили масоны. Таковым были все идеологи Просвещения, и Руссо, и Вольтер, и Монтескье.
Известно из монографии бельгийского профессора Эрнеста Ниса конца ХIХ века о масонстве, что почти все выдающиеся революционеры принадлежали к франк-масонству. В частности Робеспьер относился к ложе иллюминатов, цель которых была «освободить народы от тирании князей и духовенства…
Своими человечными стремлениями, своим непоколебимым чувством достоинства человека и своими принципами свободы, равенства и братства масонство сильно содействовало приготовлению общественного мнения к новым идеям… Повсеместно на территории страны масоны держали собрания, в которых излагались и восторженно принимались прогрессивные идеи и где подготавливались люди, умевшие обсуждать сообща дела и голосовать. Соединение трех сословий в июне 1789 года было, по всей вероятности, подготовлено в масонских ложах».
Вот и российский философ Александр Гельевич Дугин в книге «Ноомахия: Войны ума. Французский Логос», вышедшей в 2015 году, подчеркивает, что «культ Высшего Существа, созданный Робеспьером, соответствовал языку большинства масонских лож».
Что ж, масонство предполагает духовное и нравственное совершенствование в рамках той религии, которую человек исповедует.

11 июня 1794 года (23 прериаля II года). Темно и тревожно. Смятение повисло в воздухе.
Вчера по предложению Кутона утвержден закон, отменяющий состязательный процесс и упрощающий судопроизводство. Приговор выносится на основании «любой моральной или физической улики, понимание которой доступно каждому разумному человеку».
Закон наказывает тех, кто будет сеять панику, распространять ложные сведения, обманывать народ.
Максимилиан огорчен и обессилен. После ссоры в Комитете слезы выступили у него на глазах. В конце разбросал бумаги и крикнул: «Защищайте Республику без меня!» С этого дня Робеспьер больше не посещал заседания Комитета. Он осознал, что уже не может погасить факелы раздоров силой своей правды.
Как раз на вершине могущества в Комитете стали проявляться внутренние конфликты. Чувство опасности, совместная работа в условиях тяжелейшего кризиса сначала препятствовала личным ссорам. Теперь же пустяковые разногласия преувеличивались до вопросов жизни и смерти. Амбиции пополам с нечеловеческой усталостью.
Робеспьер не признавал себя диктатором потому, что Комитет, им возглавляемый, никогда не обладал неограниченной властью. Он все равно подчинялся Конвенту.
В Конвенте даже воздух пропитан духом политических интриг. После изгнания жирондистов ненавистники обозлились с большей силой. Они, ослепленные завистью, не могут простить ему всего, и осуждения Дантона, и нежелания его судить. Одержимые страхом, они изливают потоки фальшивой лести.
Страсти теперь кипят с особой силой. Борьба коалиций внутри Конвента, в Коммуне и внутри Комитета общественного спасения.
Они больше не хотели подчиняться диктатуре монтаньяра, столь строгого в своих нравственных правилах. И вообще, им всем не выгодно соседство настоящих патриотов, защитников свободы.

Робеспьер не представлял себе этого количества врагов. Не оценил их возможности и силы. Полагая, что лицемерных интриганов и корыстолюбцев осталось буквально два-три десятка, он рассчитывал избавиться только от них. Но против Революции и лично него восставали бескрайние ряды вражеских сил. Те, для кого не существовало принципов и нравственных законов. Только жажда власти, наживы, зависть и месть.
Даже среди якобинцев ожесточилась вражда, еще вчерашние друзья становились предателями.
Какой политик не совершает ошибок? Максимилиану надо было быть более жестким, чтобы не допустить этих промахов.
«И вот я один на земле, без брата, без ближнего, без друга — без иного собеседника, кроме самого себя. Самый общительный и любящий среди людей оказался по единодушному согласию изгнанным из их среды. В своей изощренной ненависти они выискали, какое мучение будет более жестоким для моей чувствительной души, и грубо порвали все узы, меня с ними связывающие... Сам того не заметив, я сделал прыжок из яви в сон или скорее — из жизни в смерть», - снова в его размышлениях Руссо.
Оставшись в одиночестве, как раз все друзья были в отъезде, Максимилиан навестил Эрменонвиль под Парижем, место захоронения своего дорогого учителя.

Филипп Бюше, французский политик начала ХIХ века, идеолог христианского социализма, синтезировал евангельские принципы с революционными идеями. И прославлял Робеспьера. Но, если не ошибаюсь, его труды не переведены на русский язык. Вместе с Пьером Ру-Лавернем он составил грандиозную, в сорока томах, «Парламентскую историю Французской революции».
Кропоткин работал над историей революции около тридцати лет. Многие труды французских историков и документы он изучал в подлиннике в архивах Парижа и Лондона. Как и Манфред, имевший возможность держать в руках и читать бесценные творения французов.
Я живу в далекой стране, где в небесах видны другие созвездия. Нас разделяет время и пространство. Мне подчас нелегко понять менталитет француза XVIII века. Но люблю его такого, каков он есть. Честолюбивого, уязвимого, ошибающегося.
Максимилиан, в самом деле, имеет завидную выдержку. Никакие душевные переживания снаружи не проявляется. Он по-прежнему всегда тщательно следит за своей внешностью, просто, но красиво одет, причесан. Предан своим принципам и не занимается легкомысленными увлечениями. Любезный, чуткий в общении, но грустно задумчивый. Целомудренный и скромный.

Время жертвы

Священномученик Дионисий Ареопагит писал: «Бог начальствует предвечно, ибо предшествует вечности и ее превосходит. И Царство Его – Царство всех веков».

Вот что отмечает в своей статье «Разногласия в правительственных кругах накануне 9 термидора» Альбер Матьез: «Кризис, приведший к своей развязке 9 термидора, был вызван скорее борьбой личностей, чем конфликтами программ или партий. Все свидетельства говорят нам, что первые серьезные и стойкие разногласия в комитетах начали проявляться после знаменитого декрета от 18 флореаля, которым Робеспьер заставил торжественно признать существование Бога и бессмертие души. Комитет общественной безопасности, составленный главным образом из «дехристианизаторов», теперь рассматривал Робеспьера как скрытого защитника католицизма».

25 июля 1794 год (7 термидора II года республики). Теплый поздний вечер. Небо чисто черное, золотые звезды отражаются в реке.
Максимилиан идет по набережной Сены. Один, даже без своей собаки, дога по кличке Броун. Собак, как и птиц, он любил с детства.
Мысли его чисты и возвышены, вспоминаются слова псалмов: «Господи, как умножились враги мои... Кто дал бы мне крылья, как у голубя? Я улетел бы и успокоился. Далеко удалился бы я и оставался бы в пустыне... На Бога уповаю и не боюсь, что сотворит мне человек…»
Господи, только Ты властен над всем, жизнью нашей и вечностью нашей. Несколько покушений за последний месяц. Если Республике нужна моя кровь, моя голова – я согласен!»
Так было всегда: если человек с Богом, значит, он – безумец для мира. Завтра он произнесет свою последнюю речь в Конвенте и в Обществе друзей свободы и равенства.

Знакомство с письменным наследием Максимилиана Робеспьера я начала именно с его последней речи 8 термидора. Отлично понимаю, почему писатель-переводчик Николай Христофорович Кетчер, живший в Москве в ХIХ веке, читал вместо вечерних молитв речи Робеспьера.
«…Вы стремитесь похитить у меня уважение национального Конвента, самую славную награду трудов смертного, которое я не получил обманом, но которое я вынужден был завоевать. Казаться предметом ужаса в глазах тех, кого уважаешь и кого любишь, это для человека чувствительного и честного самая страшная пытка… Кто я такой, кого обвиняют? Раб свободы, живой мученик республики, жертва и враг преступления. Подлецы хотели, чтобы я ушел в могилу с позором! И чтобы я оставил на земле лишь память тирана…
Я предпочитаю мое звание представителя народа званию члена Комитета общественного спасения и ценю, прежде всего, мое звание человека и французского гражданина… Они задумали отнять у меня вместе с жизнью право защищать народ. О, я без сожаления покину жизнь! У меня есть опыт прошлого, и я вижу будущее! Может ли друг родины желать пережить время, когда ему не дозволено больше служить ей и защищать угнетенную невинность!
Смерть – это не вечный сон! Это начало бессмертия! Если мое существование кажется врагам моей родины препятствием для выполнения их отвратительных планов и если их ужасная власть еще продлится, я охотно пожертвую свою жизнь».

Роковая ошибка в том, что он явно обвинил своих соперников и врагов, и, предчувствуя собственную гибель, не назвал их имена.
Я тоже не буду перечислять их имен и фамилий. Этих людей уже давно осудил суд истории. Все были примерно одного возраста. Молодые, сильные, умные, талантливые, все незаурядные личности. Но все существующие в мире пороки слишком овладели их сердцами.
Их сплотил страх. Они боялись самого Робеспьера. Как выразился Альберт Манфред: «Враги революции, открытые и тайные, трепетавшие при одном лишь движении его бровей, но тем сильнее его ненавидевшие, оттачивали ножи, плели паутину заговоров». 
Революционное правительство представляли ненавистным для того, чтобы подготовить его уничтожение. Так созревал преступный сговор термидорианцев. Они уже согласовывали способы ареста Максимилиана, «одинокого тирана» во время его прогулки.
Льстецы и трусы, они все в страхе быть арестованными постоянно меняли место ночлега, боялись появляться у себя дома. А Робеспьер спокойно ходил по городу пешком днем и ночью, бывало, в полном одиночестве или в сопровождении своего верного четвероногого друга. 
«Большинство лиц, составивших заговор, сводили с ним счеты только за то, что он сурово порицал их преступные деяния. Робеспьер высказывался резко и открыто, а это не нравилось тем, у кого совесть была нечиста», - вспоминала Шарлотта, жившая тогда рядом с братом.

Они ежеминутно боялись, что каждый из них скоро попадет в объятия гильотины.
А он посвятил свою жизнь Родине и Революции, и теперь ради них готов пожертвовать собой, умереть без сожаления.
Максимилиан неспроста называет себя мучеником. Мучеником Республики, мучеником Свободы. Он, действительно, мучился. И, действительно, хотел смерти, только бы она была полезна Родине.
Союз Робеспьера, Сен-Жюста и Кутона издевательски называли триумвиратом. Только это был триумвират мучеников. Если пророчество Катрин Тео, действительно, принадлежит ей, то старая гадалка не была безумной фанатичкой. Она была права.
Катрин еще упоминала Иоанна Крестителя, самого близкого ко Христу мученика. Ведь ему тоже отрубили голову.
«Мое открытое доверчивое сердце изливалось перед друзьями и братьями, а между тем предатели опутывали меня потихоньку сетями, выкованными в глубине ада», - прочел он у Руссо.
Есть предание, что накануне дня своей гибели Робеспьер увидел в небе совершенно кровавый закат. Необычный закат для жаркого летнего дня. Это было предзнаменование большого моря человеческой крови.

Земля совершила очередной оборот вокруг своей оси, и наступил этот день. Париж изнемогает от зноя.
Он надел свой любимый голубой камзол и к полудню отправился в Конвент. Сегодня Сен-Жюст должен назвать имена и огласить доказательства всех их преступлений.
Организаторы переворота сговорились не давать сказать ни одного слова Робеспьеру и его помощникам, перебивать и выкрикивать непрерывно ругательства и гнусные обвинения, и тогда большинство членов Конвента поддержит их.
Это началось, как только Сен-Жюст вышел для доклада. Каждую минуту лихорадочно звонит колокольчик председателя. Заговорщики один за другим выбегают и кричат с трибуны, в зале стоит кромешный шум. Грохот, лязг, непрерывные раскаты множества мужских голосов. Искаженные безумным гневом лица мелькают, как в круговороте.
Невозможно даже собрать все усилия, чтобы быть услышанным. «В последний раз, председатель убийц, я требую слова!» - голос Максимилиана срывается и сердце сжимается от отчаяния.
Сколько это длилось? Потом стало известно, что более пяти часов. Моральная пытка, которая гораздо страшнее телесной. Пока один из них по имени Луше не осмелился выкрикнуть предложение об аресте Робеспьера и всех, кто с ним. И Конвент проголосовал за арест. Из трусости и ужаса согласились все, и вчерашние сторонники якобинцев «болото».
Поистине римская трагедия разыгралась в Конвенте. Что их удержало вонзить кинжалы в своего ненавистного Цезаря прямо там?

После кратковременного заключения в тюрьму, к вечеру все освобожденные собрались в городской ратуше. С утра очень душно, поэтому открыты все окна.
Здесь в ратуше сконцентрировано и время, и пространство. Время теперь измеряется не в столетиях, не в годах или месяцах, а в часах и минутах.
Напрасно санкюлоты Парижа, простой народ, солдаты, Якобинский клуб, секции и Коммуна встают на защиту Робеспьера и его друзей. Генерал Анрио, командующий парижской Национальной гвардией, собирает артиллеристов и орудия. Их несколько тысяч. Они могут пойти на Конвент и разгромить все и всех. Толпа теснится вокруг ратуши и готова по одному знаку устремиться, куда укажет вождь якобинцев.
Нет, решено повиноваться палачам, подчиниться воле Рока, точнее смириться перед Тем, кто властен над человеческими судьбами. Его уважение к национальному собранию было столь безгранично, что Робеспьер предпочел покориться, чем посягнуть на священный Конвент сопротивлением.
На основании документов Национального архива в Париже впоследствии историки отметят, что терялось драгоценное время. Пока составляли послание армии, подписывали по предложению Максимилиана от имени французского народа, нужно было как-то действовать. Поднимать народное восстание.
Нет. Он знал, что пришла пора погибнуть.

В эти минуты шайка разбойников объявляет членов сверженного правительства во главе с Робеспьером вне закона. Войска Конвента, подчиненные заговорщикам, проникают в ратушу и врываются в зал. Трехцветный пояс носят и побежденные, и победители.
Робеспьер подписывает документ и вдруг капли крови падают на первые буквы его имени. Это кровь одного человека и всей поверженной Франции.
Бесконечно длинный, страшный день войдет в историю как роковая дата 9 термидора, положившая конец Французской революции.

28 июля 1794 года. (10 термидора II года республики). 3 часа ночи. Наконец, разразилась гроза, и хлынул дождь.
Что испытывает человек, раненый в челюсть? Нестерпимую боль, невозможность малейшего движения мышц лица и горький вкус крови во рту. Но не слышно ни одного стона. Антуан смотрит, не отрывая глаз, на своего наставника и друга. Огюстен с переломанными ногами, он выпрыгнул из окна, когда увидел Максимилиана, лежащего на полу в крови. Леба по этой же причине выстрелил в себя. Парализованный Жорж Кутон вместе с креслом был сброшен с лестницы.
Молчание покрыло всех тяжелой пеленой. Мысли лишь о том, чтобы поскорее закончилась боль. Через боль непременно придет спасительное облегчение. Время и пространство планеты не вмещает этого несчастья.
В Робеспьера стрелял молодой жандарм по фамилии Мерда. Он специально целился, чтобы лишить свою жертву возможности говорить. Журналист Жак Малле дю Пан писал по свежим следам, что таким образом предатели решили заставить молчать того, кто поражал оружием слова. Они больше всего боялись, что он расскажет о них правду.

Порой кажется, я все видела. И высокие потолки с лепными украшениями, и зеркально сияющие мраморные плиты на полу в большой зале городской ратуши, и всполохи рассвета за окнами. И слышала грозный голос набата. Как кричала толпа, подосланная заговорщиками: «Долой тирана!» Видела, как потом с утра возили их измученных в Комитет общественного спасения, в тюрьму «Консьержери», в Трибунал.
Вполне возможно, если человек силой духа способен преодолевать пространство и время. Реальность и прошлое настолько смешались: я засыпала и просыпалась с уверенностью, что живу в Париже в 1794 году.
Старое средневековое здание ратуши сгорит через семьдесят семь лет, во время очередных революционных потрясений. Как и дворец Тюильри, подожженный коммунарами в мае 1871 года.

Какое густое, липкое время. Минуты тянутся, равные вечности. Окружающая действительность превратилась в воздушное пространство, где растворяются слова и звуки.
Он здесь. Не абстрактный Высший разум, не Верховное Существо, а Бог, сотворивший небо и землю. И Сын Божий, пришедший на землю искупить грехи человеческие.
Об этом думал Максимилиан в свою последнюю ночь, уже ощущая дыхание жизни вечной. Несколько раз он терял сознание и не слышал оскорбительных выкриков.
Оклеветанный, поруганный, с окровавленной повязкой, закрывающей всю голову, в позорной повозке палача Сансона, Робеспьер сохранил свое достоинство. Достоинство человека, свободного духом, которого не в силах сломить никакое насилие. Он остался Человеком и Гражданином.

28 июля 1794 года (10 термидора II года). 6 часов вечера. Площадь Революции. Пурпурные тучи подпирают небесную твердь.
Июль месяц жары. Термидор — месяц мучений и смерти. Как проницательно заметил дорогой друг Антуан! Презренный прах, из которого состоит тело, можно как угодно терзать и погубить. Можно вырвать жизнь, но не душу. Душа свободна, ее ничто не в силах поработить. Без свободы нет ни религии, ни нравственности. А для души нет времени и расстояния.
Максимилиан не видел тысячи людей вокруг гильотины. Он видел лишь синее небо. Есть ли справедливость на небе? Только там она и есть.
Все, добровольно согласившиеся пить до дна эту чашу страданий, по очереди поднимаются на помост. Под барабанную дробь. Кровь, тоже густая и липкая, капает с эшафота на землю.
Орудие казни не такое уж и высокое. Человек ложится лицом вниз и не видит, как летит массивное лезвие. Слышит единственный звук. Нож падает в течение одной секунды.
Белая птица взмывает ввысь. Какой короткий и какой длинный миг – жизнь! В Царстве Света жизнь души вне времени только начинается. Начало бессмертия. Впереди вечность, где больше нет ни революции, ни войны, ни боли, ни страданий.

Почему я это пережила? Ведь всех сторонников Робеспьера бросали в тюрьму, затем истребляли.
Термидорианцы, учинившие государственный переворот, свирепствовали еще почти год. «Противники террора, те, которые постоянно говорили о милосердии, показали, что о милосердии они хлопотали только для себя», - заметил Петр Кропоткин.
Потом, называя террористами всех республиканцев, они сами разделились на правых и левых и стали казнить друг друга. Террор приобрел такие грандиозные масштабы, что казни продолжались непрерывно. Потоки крови с площади стекали на соседние улицы.
Торжество реакции. Максимилиан Робеспьер назвал это царством разбойников.
Как осталась в живых и сестра Шарлотта. Убитая горем от потери обоих братьев, она хотела так же скорой смерти. Но была отпущена на свободу после двухнедельного заключения. Она выжила, чтобы написать для потомков свои прекрасные воспоминания.
Кладбище Эранси, общая могила. Здесь лежат все вместе. Герои, отдавшие свою жизнь за благо народа. Патриоты, изменники, простолюдины, аристократы, республиканцы и роялисты. Обезглавленные тела засыпали известью, чтобы не осталось следов. В церкви-часовне море горящих свечей. Пусть их души обретут покой.

Вечность и бессмертие

Для человека существует прошлое, настоящее и будущее. А у Бога всегда вечность.
Мне кажется, в Царстве Небесном всегда весна, месяц май. В мае он родился, в мае приехал в Париж, чтобы стать вершителем судьбы свой родины.

Из-за разрушительного действия времени этот мир не может существовать вечно. Меняются границы государств, политические структуры, меняется народ и его мировоззрение.
Как бесконечна мечта человека о земной справедливости и устранении социального зла. Идеализированное представление, столкнувшись с жестокой действительностью несоответствия этого общественного идеала, и привело к крушению Первой Республики.
Над входом в Пантеон, когда-то церковь святой Женевьевы, в центре Парижа надпись: «Великим людям благодарная Отчизна». Внутри храма размещена скульптурная композиция, изображающая Национальный Конвент. Автор ее скульптор начала ХХ века Франсуа Сикар.
В центре Свобода в образе женщины с мечом и щитом в руках. Справа Сен-Жюст, воин-победитель на коне, окруженный солдатами.
Слева люди, стоящие в позах как во время клятвы в зале для игры в мяч. Это депутаты Конвента, протягивающие руки к Свободе. На первом плане Робеспьер.
Они были первооткрывателями. Они создали первую Республику, первую Конституцию, первые Комитеты, первую Коммуну. Именно городскую власть не пролетариата, а юридически грамотных представителей буржуазной интеллигенции. Они боготворили народ и верили в совершенное будущее.
Смысл революции сам по себе ужасен. Но они были сумасшедшими романтиками и заблуждались искренне, когда говорили, что народ станет свободным и это будет торжеством Революции.
Свобода народа это утопический, недостижимый идеал. А власть народа, демократия – страшная сила. Обезумевшего от хмеля вседозволенности, требующего, как и в древние времена, только хлеба и зрелищ, народа.

Сейчас во Франции, одной из процветающих стран Европы, республиканская форма правления смешанного характера и не может быть предметом пересмотра. Две политические партии и президент, наделенный неограниченными полномочиями, соседствуют в гармонии. Лавровая ветвь на гербе Франции символизирует победу Республики, дубовая ветвь обозначает мудрость правителей.
Декларация прав человека и гражданина, государственный гимн «Марсельеза», трехцветный флаг, девиз «Свобода! Равенство! Братство!» – осталось все лучшее, что было построено и обагрено кровью первооткрывателей.

«Мы любим Робеспьера, потому что он не боялся идти напролом, когда это было необходимо, невзирая на разные мнения. Мы любим его, потому что он без устали повторял правду... о том, что демократическая форма правления одна из самых трудноосуществимых. Ведь необходимо жертвовать многим ради общего блага, ради добродетели, которую он без устали проповедовал...
Мы любим Робеспьера, потому что он воплотил в себе все самое благородное, отважное и самое искреннее, что было в революционной Франции. Мы любим его за его жизненный пример и за символ его смерти», - заключил свое выступление на конференции 14 января 1920 года историк Альбер Матьез.

Посмертное поругание вопреки стараниям его врагом оказались напрасными. Максимилиан Робеспьер продолжает жить в памяти человечества. Никакой поток водоворота времени не в силах смыть его светлое имя.
Христианство признает не только страдания за веру, но и считает мучениками людей, погибших за правду и высокие нравственные принципы. Насильственная кончина посылается как Божий дар и венец добродетели. Пролитая кровь омывает все грехи, совершенные человеком в жизни. Казнь без суда, непротивление убийству, в том числе и по политически мотивам, приравнивается к мучениям за истину.

6 мая 2018 года. Париж. Сад Тюильри. Тишина раннего утра. Цветущая сирень и бело-розовые каштаны в брызгах солнечного света.
Я иду по аллее мимо причудливо постриженных кустов, благоухающих клумб и прудов с плавающими рыбами. Согласно одной легенде он любил голубые цветы, другая повествуют, что исключительно розы.
Уверена, он любит всякие цветы и сейчас, ибо времени нет. Настоящий миг – промежуток между далеким прошлым и неизвестным будущим.
Была ли я когда-нибудь в Париже? Или еще буду в отдаленных временах. Если пространства нет, не знаю, на земле ли это или в других измерениях.
Сегодня я иду навстречу господину Робеспьеру с белыми лилиями. Теперь это не символ королевской власти. Лилии – символ чистоты и бессмертия. Иду с беспокойными мыслями: где его искать? Собственной могилы нет, дом на улице Сент-Оноре полностью перестроен.
Он жив! Вижу его издалека. Знакомое лицо. Он одет в голубой камзол. В белом пышном парике. Он смотрит и улыбается, потому что, на самом деле, очень жизнерадостный человек.