Жизнь, отданная небу. Гл. 11

Юрий Чуповский
               

   Весь этот день мы занимались разгрузкой самолёта, регулировкой аппаратуры (я убедительно просил техников, очень серьёзно отнестись к этому вопросу). Я предчувствовал, что работу нашего экипажа будут очень скрупулёзно контролировать, сравнивать с качеством работы польского лётчика – пана Адама. К тому же, я прекрасно понимал, здесь, в Европе, не примут, да и не поймут нашей технологии по обработке сельхозугодий, с тотальной припиской обработанных гектаров и варварским уничтожением – закапыванием или сливом ядохимикатов и удобрений в землю.
               
   И ещё  над экипажем не висел «дамоклов меч» налёта лётных часов, по которому нам начислялась зарплата. По договору, нам устанавливался месячный оклад, независимо от налёта, который раза в четыре был выше того заработка, в Союзе, при налёте месячной саннормы – 54000 злотых (это около четырёх тысяч рублей). А ведь это гарантия высокого качества авиационных химработ и высокого и качественного урожая в итоге.  Ну и проживание за счёт заказчика, а на питание Аэрофлот выделил финансы, целевым переводом средств на банковские счета хозяйств, где работали наши экипажи. Интересно, что экипажам не сказали о сумме, выделенной на питание, хотели сохранить это в секрете.

   Когда подошло время обеда, на аэродром приехал директор, пан Олек, поинтересовался, как идёт подготовка к полётам, нет ли каких проблем? Мы его заверили, что к завтрашнему утру будем готовы начать обработку полей, а он представил, приехавшего с ним главного агронома пана Ричарда, с которым в дальнейшем нам предстояло общаться и решать все производственные вопросы. В это время к аэродрому подкатил наш, советский УАЗ-ик, как сказал директор – для транспортного обслуживания экипажа. Пан Олек представил водителя – это оказался инженер хозяйства, нам льстило, что при нашем экипаже задействовано всё руководство, но на следующий день, всё разъяснится, и мы окунёмся, частично, в привычную жизнь несоблюдения (нарушения) правил, законов и инструкций, хоть они и написаны, как говорят, кровью прошлых поколений лётчиков.

   А сейчас мы загрузились в УАЗ-ик и нас привезли в столовую, здесь питались все работники и служащие PGR-а. Наше первое появление в столовой вызвало ажиотаж, внимание со стороны всех посетителей. Так как в столовой было самообслуживание, то мы сноровисто перенесли всё то, что нам поставили на раздаче молоденькие, симпатичные поварихи. Но я, опытным глазом, определил, что в наши тарелки повара наложили порции в два раза большие, чем другим едокам. Это было приятно, но при этом нигде не было хлеба. Хлопцы, сразу ко мне – ты хорошо общаешься с ними по-польски, подскажи, что поварихи забыли положить хлеб. Подошёл к окну раздачи и попросил хлеба, девушка сделала удивлённые глаза и выдала четыре небольших кусочка хлеба. Нас ведь сидело за столом четверо. Пацаны только рот от удивления раскрыли, перед каждым из нас стояла полная тарелка супа, огромная порция пюре, большой кусок мяса, чашка кофе и по маленькому кусочку хлеба. Пришлось опять идти к поварихам, решил ничего не объяснять, взял большую, глубокую тарелку и попросил нарезать булку хлеба. Вот теперь мы начали обедать. Нет, это только нужно было видеть – все посетители столовой, все пять поварих, разинув рты, внимательно наблюдали, как эти « радзецкие голодающие дикари» молниеносно расправились с таааким обедом и не лопнули.

   
   В Орлово всё было очень компактно и удобно. Вокруг дворца бывшего высокородного шляхтича, рядом, располагалась столовая, а в помещении бывшей прислуги и управляющего находились комнаты для лётных экипажей. В самом дворце, на первом этаже располагалась контора PGR, а на втором этаже личные апартаменты директора, пана Олека. Тут же, во дворе, находилась крытая стоянка для авто экипажа и погрузчика для самолёта, очень всё продумано. Когда мы после обеда пришли в свои комнаты, то были весьма удивлены, В холодильнике мы обнаружили огромные куски копчёной ветчины, несколько палок сырокопчёной колбасы, сыр, различные йогурты. А остальные полки были забиты, в то время это было для нас новинка, пепси- колой, кока-колой и соками, о которых мы и понятия не имели. В тот вечер мы долго обсуждали события сегодняшнего дня. Кстати, я объяснил ребятам ситуацию с хлебом, я ведь уже несколько раз бывал в Польше, у родственников, поляки уж очень строго следят за своей диетой, они скрупулёзно подсчитывают калории, которые потребляют с пищей и, никакими силами их не заставишь, есть хлеб с супом или картошкой (это они считали нарушением психики). Небольшой кусочек хлеба позволительно чуть-чуть смазать маслом к кофе. Это также относится и к сахару.

   По выработанной годами привычке лётчика – химика, утром проснулся на рассвете, экипаж мирно похрапывал (они все молодые, горазды поспать), тихо умылся и вышел во двор поместья. Хорошо. Тишина, только птицы уже вовсю щебечут, вот-вот солнце появится, нигде ни души. Как я понял позже, рабочий день здесь, как на заводе – от звонка до звонка. Может это и правильно, человек не работает на износ, как мы в Союзе. Пошёл посмотреть хозяйственные постройки, коровник, конюшню. Встретил пожилого конюха, он обрадовался, что может говорить со мной на польском языке, провёл интересную экскурсию для меня, познакомил с призовыми лошадьми. Какая красотища, это просто чудо. Он отметил, что ни одна лошадь не дёрнулась, не всхрапнула, сказал – это редко бывает, признали меня. Получил заряд хорошего настроения на весь день. А в дальнейшем, часто заходил, любовался этой красотой.

   Когда вернулся, экипаж уже проснулся, удивлялись куда запропастился. В это время подошёл агроном, пан Ричард и попросил после завтрака пройти пана капитана Юрия с ним к директору, на важное совещание. Он меня заинтриговал. После завтрака прошёл к кабинету директора, где уже ждали меня. Пока директор давал указания и по организации работы самолёта и по другим вопросам, сидел и анализировал, как чётко и продуманно организована работа этого PGR. Когда все разошлись по рабочим местам, в кабинет пригласили пожилого главного бухгалтера.

    Пан директор, некоторое время сидел, что-то раздумывал, решался на какой-то серьёзный разговор. Наконец обратился ко мне:
 - Пане капитан, я знаю, у Вас есть правила, свои законы, которые Вы обязаны выполнять, у нас не первый год работают самолёты. Мы всегда находили общий язык с пилотами. Есть несколько вопросов, которые нам очень тяжело выполнить. Во-первых, у нас нет свободных рабочих, я думаю, что Вы очень опытный лётчик и сможете обрабатывать поля без сигнальщиков. Затем, Вы имеете права на авто, я договорюсь с дорожной полицией, и в районе Орлово Вы будете самостоятельно ездить с экипажем, но у нас нет бензина, Вы уж заправляйтесь своим. И самый сложный вопрос – Вам расскажет пан бухгалтер.
Бухгалтер помялся, открыл свой блокнот:
   - По договору, Аэрофлот перечислил нам деньги на оплату Вашего питания, но это большая сумма, у нас получаются очень большие излишки, и мы не знаем, как выйти из этого положения.
Так вот почему, холодильник, у нас, забит дорогущей закуской, осталось купить водочки.
Вот те бабка и Юрьев день, подумал, та же картина, что и в Союзе. Но выход надо найти:
   - Да, опыт у меня большой, всё-таки пилот первого класса, обойдусь без сигнальщиков.
И правА имею, уже двадцать пять лет за рулём, сам буду за водителя. А вот с питанием не знаю, как решить, подскажите.
   - Давайте в столовой мы будем кормить Вас, как своих рабочих, а в конце месяца мы выпишем Вам премию, чтобы погасить разницу, - отреагировал бухгалтер.
Это нас очень устраивало, правда, сразу вспомнился член из министерства, который инструктировал во Львове, но это было уже давно и так далеко, что, пожалуй, можно забыть.
   - Хорошо, так и порешим, только эта договорённость пусть останется строго между нами. Об этом никому ни слова.

   А уже после обеда, выполнили первые вылеты по подкормке озимых селитрой. После первого взлёта, предупредил второго:
   - Я выполняю полёты, а ты внимательно смотри, ищи красный автомобиль председателя в лесопосадках, будет контролировать качество нашей работы.
И, действительно, на втором полёте засекли авто, спрятанное в кустах, в лесопосадке. Так началась наша обычная работа – взлёт – полёт – посадка. Но, честно признаюсь, удовольствие, от выполняемой работы, нааамного выше, чем в Союзе. Не нужно рисовать барограммы, придумывать, как расписать лишние гектары, куда деть тонны химикатов, тонны бензина. Да и сознание, что соблюдается нужная дозировка и будет реальная польза от твоей, такой тяжёлой, работы. Только испытавший всё это на себе пилот – химик может оценить эти ощущения.

   Итак, первый день работы по спасению урожая братской, а для меня ещё и родственной страны приближался к завершению. Было объявлено мной: – заключительный полёт и на стоянку. В это время, прямо к самолёту, подлетел автомобиль директора. По тому, как он стремительно выскочил из авто и начал махать мне рукой, у меня и душа оборвалась чуть ниже колен. Заглушил двигатель и полез из самолёта, а все, кто был на аэродроме, бегом к нам. Как же, не пропустить бы такое зрелище, все были уверены, что радзецкий капитан сейчас получит прочухана, пана директора – боялись (больно строгий). Когда подошёл к нему, он протянул руку и крепко пожал мою, а затем, обращаясь ко всем:
   - Вот с кого нужно брать пример, всем бы работать, как пан капитан.                И, тихо, на ухо, мне:               
   - Лучше, чем пан Адам.   
Как же приятно это было услышать. С того дня мы очень сдружились и, в дальнейшем, стали близкими друзьями. Они, всей семьёй, не раз приезжали в Полтаву, к нам в гости, а мы с младшим сыном, гостили в Орлово.

   Должен признаться, находясь в чужой стране, в чужом окружении, с большим вниманием присматривался, прислушивался к разговорам, к взглядам окружающих. Тем более, что нас, вначале, встретили в штабе не весьма радостно. В то время, польское общество очень настороженно относилось ко всему советскому, к коммунистической идеологии.

   Так уж сложилась моя судьба, в которой сплелись диаметрально противоположные взгляды и стремления к достижению цели, достижению мечты. В юности, когда хотелось познать весь мир, увлёкся и изучал, упорно, теорию Маркса – Энгельса, которая казалась, тогда самой справедливой, панацеей от всех бед, спасением для всего человечества. Чуть позже эту идею, весьма успешно, разрушил, своей жизнью и мерзкими поступками, коммунист – мой родной отец. Начал слушать «Свободу», «Голос Америки», «Немецкую волну». Теперь был убеждён – ни за что не попадусь на коммунистическую пропаганду. И тут возникла и стала претворяться в жизнь моя детская мечта, мечта о небе, о полётах, поступил в лётное училище Гражданской авиации. Молодой, амбитный – мечты о большой авиации, но это возможно только став коммунистом. Пришлось ломать своё мировоззрение, свои убеждения, стал классным пилотом, осуществил свою мечту. Но, при первой, же возможности, ещё при Советском Союзе, написал заявление о несогласии с политикой КПСС и Правительства Союза и отдал партбилет. Ох, сколько же было шума и уговоров, а я, просто очистил свою совесть.

   Но возвращаясь к настроениям в польском обществе. Народ только освободился от коммунистического ярма, в стране набирала силу «Солидарность» и, вдруг, прибыли мы из Советского Союза, ну, конечно же, отношение к нам настороженное. Забегая наперёд, скажу, редко какая семья не пострадала от репрессий. Отцы, деды, прадеды имели опыт лесоповала или каторжных работ на Севере России, в этом им способствовали, как свои репрессивные органы, так и КГБ России, да и царская охранка постаралась в этом пакостном деле. Приходилось бороться с такими последствиями «дружеских» отношений.

    Восьмого мая Европа праздновала победу над гитлеровцами, выходной, полётов нет. Мы вышли прогуляться по Орлово, в парке собрались и отдыхали работники PGR-а, молодёжь своей компанией, а люди постарше своей. Когда мы проходили мимо, несколько мужиков, которые работали с нами, возле самолёта, стали энергично звать нас выпить. Решили не отказываться, выпили и начались разговоры. В основном говорили поляки, а я переводил ребятам. Они, не стесняясь в выражениях, рассказывали какие мы, советские, подлые изверги, сколько горя принесли полякам. К этому времени, собралась уже довольно внушительная толпа, вот тут я уж не выдержал:
   - Можно и мне слово сказать? Вот здесь нас четверо советских парней, покажите, чьего родственника МЫ расстреляли или сгноили на каторге? Или рассказать Вам, как моя мама жила в концлагере, когда сбежала из Польши, чтобы спастись в Союзе?
Толпа молчала, а потом -  каждый хотел выпить с нами, просто за дружбу, за понимание между людьми.

   А на следующий день, пан Олек, пригласил нас к себе домой, чтобы отметить 9-е мая, уже согласно нашей традиции. Видимо ему рассказали о случае в парке. Мои ребята отказались идти, пришлось мне самому отдуваться. Стол был шикарный, а затем сидели и беседовали. Как оказалось, поляки абсолютно ничего не знали о жизни в Союзе, а у нас уже шла перестройка, начиналась гласность, печатался Солженицын, в журналах публиковали шокирующие подробности о сталинском режиме. Для них это было, как откровения. Этот ликбез я провёл часов до трёх ночи. В последующие дни они не раз звали меня в гости. Однажды, пан директор с женой, предложили оформить вызов моей жене, на что я, с радостью согласился. Когда она приехала в Орлово, мы подружились семьями и совмещали, ударную работу, с интереснейшими экскурсиями. Объехали пол Польши, даже навестил своих родственников в Кракове.

   По договору, полтавские экипажи должны были выполнять авиахимработы четыре месяца. В Орлово было несколько отделений со своими полевыми аэродромами, с которых мы и выполняли работу, и при этом к качеству обработки ни одной претензии. Даже, однажды, пан директор привёз нам местную газету, в которой была опубликована статья, с весьма хвалебными отзывами о нашей борьбе за будущий урожай Польши. Поэтому, большой неожиданностью, для нас, прозвучало сообщение, что наш экипаж будет заменён. По всей вероятности, сработала обыкновенная зависть, жлобство. Другие экипажи, где рабочие взаимоотношения с польскими заказчиками не складывались – не меняли, а у нас только хвалебные отзывы. Как мне, уже дома, рассказали свидетели – командир лётного отряда (отношения у меня с ним нельзя было назвать дружественными) заявил, при всех:
   - Не всё ж ему мёд ложкой – пусть и дерьма попробует.
                Я-то к такому отношению, его ко мне, уже привык и не реагировал (это был его стиль поведения, он, почему-то невзлюбил меня с первых дней, после перевода из Казахстана), но вот пан директор, как с цепи сорвался, рвал и метал. Часами звонил в штаб, в своё министерство, это не помогало, и, тогда, он решил созвать пресс-конференцию. Были приглашены до десятка корреспондентов, даже были съёмки телевиденья. ПризнАюсь, как приятно слушать хвалебные речи о себе, о работе твоего экипажа. А после пресс-конференции и интервью, шикарный обед с шампанским. Но, как можно догадаться, это ничего не изменило и, через несколько дней, мы вынуждены были уехать из Польши. Зато сколькИх друзей нашли мы, как тепло нас встречали, и не раз, в Орлово. Да старые, пожелтевшие вырезки из газет греют душу тёплыми воспоминаниями. Часто вспоминаются те два месяца интенсивных, тяжёлых, но очень интересных полётов, да, были и ЧП, и сложности, но экипаж смог, с честью, справиться со всеми трудностями.      
Можно было бы ещё о многом рассказать, вспоминая ту славную командировку, но, я думаю, вывод даже из этого короткого рассказа может быть один – нужно всегда помнить, что ты ЧЕЛОВЕК, а значит живи и поступай по-человечески.