Смех судьбы

Вольдемар Путинин
Ему  в  ней  нравилось  почти  всё. Как  она  пудрила  свой  носик, корчив  милую  гримаску  маленькому  зеркальцу, которое  потом  изящно  захлопывала. Ещё он  обожал, когда  она  своей  когтистой  ладошкой  ерошила  ему  волосы  на  голове, улыбаясь  при  этом  чудесной  улыбкой  проказницы. И,  конечно  же, он  был  без  ума  от  её  всегда  гладеньких  и  красивых  со  всех  сторон  ног. Особенно  в  моменты  кроватной  разнузданной  баталии. Или  когда  она  упаковывала  эти  самые  нижние  конечности  в  элегантные  колготки  с  гадючьим  узором.
А  уж   её  шикарный  бюст  приводил  его  к  помешательству. Он  буквально  терял  голову,  от  колыхания  телесной  выпуклости   при  глубоких  вдохах-выдохах. В такие  моменты  он  изнемогал  от  безудержной похоти  и  стремился осуществить  трогательное  лапание  где-нибудь  в  укромном  уголке. Она  догадывалась  об  этом  и  всячески  дразнила  его  такой  дыхательной  процедурой  обольщения. В  его  же  организме  в  такие  моменты  что-то  неестественно  клокотало, а  порой  даже  мистически  булькало.
 Глаза   же  соблазнительницы  начинали  искриться  от  фривольной  востребованности. Да  так, что  могли  даже осветить  остановку  общественного  транспорта  в  тёмное  время  суток.
Для  него  было настоящим  наслаждением  наблюдать, как  она  изящными  пальчиками  набирает  эсэмэски, растягивая  при  этом  густонапамаженные  улыбчивые  губки.
О, а  как  она  потребляла  мороженное! От созерцания  сего  процесса  ему  становилось  дурно. Лоб  покрывала  испарина, глаза  опутывала  пелена  сладострастия, и  как-то  по  особенному  поднималось  настроение  и  всё  остальное. Хотелось  жить  и   всячески  проявлять  своё  внимание  к  прелестнице, которую  ему  послала  судьба.
Ему  казалось, что  нет  прекрасней  девушки  на  свете. И  совместное  нахождение  с  ней, просто  череда  непрерывного  счастья. Обладание  такой  девушкой  тешило  его  мужское  самолюбие,  будоражило  кровь  и  воображение, щекотало  предстательную  железу.
Однако  были  два  момента  в  её  натуре, которые  не  делали  девушку  идеальной  в  его  глазах. Эти  два  момента  перечёркивали  все  перечисленные  прелести, словно  вонючий  запах  отбивал  аппетит. Первый  конкретно  пугал, а  второй- настораживал.
Конечно, можно  было  игнорировать  и  не  принимать  во  внимание такие  нюансы  и  мелочи. Но  он  не  мог, а  потому  мучился. А  раздражался  он   её  смехом   и  тем, как  она  считала  деньги.
Смеялась  она  раскатисто, с  хрипотцой. Нет, это  был  не  весёлый  хохот. И  не  заливистое  гоготание  десятиклассницы. Это  был  смех  старухи  колдуньи  из  народного  фольклора. Мурашки  пробегали  у  него  по  коже. В  мошонке  всё  как то  сразу  ёжилось  и покалывало. Тем  более, что   засмеяться  она  могла  внезапно, беспричинно  и  продолжительно. Хотелось  заткнуть  уши  или  сбежать. От  такого  смеха  у  него  поднималось  только  давление. Смех  прерывался  так  же  внезапно. Какое - то  время  царила   гробовая  тишина. И  только  потом  возвращались  бытовые  звуки.
Пару  дней  после  этого  он  не  мог  к  ней  прикоснуться. Ему  казалось, что  она  вот-вот  опять   взорвётся  приступом  клокочущего  хохотания. Но  постепенно  жизнь  входила  в  своё  русло, и  он  вновь  любовался  её  чарующими  повадками  обольстительной  гетеры.
 Вторым  раздражающим  фактором   оказался   элементарный  ручной  процесс  подсчёта  денежных  купюр  разных  достоинств.   Купюры  она  считала   с  хищным  выражением  лица,  совершая  быстрые  манипуляции  своими  наманикюренными  пальчиками. При  этом   звучно  чмокала  губами. Глаза  её  были  расширенны  и  неподвижны. По  завершении  процедуры  она  зажимала  банкноты  в  кулачке, устремляла  взгляд  в  верх, словно  благодарила  всевышнего, и  прятала  денежные  знаки    в  розовый  кошелёк. Он  сам  удивлялся, откуда   находил  в  себе  силы  терпеть  эти  моменты.
Отходчивость  натуры  позволяла  быстро  переключаться  на  прекрасное  и  восторгаться  положительным. Но  однажды  он  не  выдержал.

Случай  щедро  и  крупнокупюристо  вознаградил  её  за  какие-то  профессиональные  достижения, и  она  с  радостью  решила  поделиться  с  ним  таким  событием. Где  то  в  глубине  души  он  даже  обрадовался  за  неё. И  был  готов  ублажить  её  с  выдумкой  и  коитусной   дотошностью. Но  она  вдруг  достала  пачку  денежных  знаков  откуда  то  из  складок  одежды, уселась  на  диванчик, вызывающе  закинув  ногу  на  ногу,  и  принялась  пересчитывать  ассигнации. Посчитав  половину, она  буквально  окаменела. Он  тоже  замер, глядя  на  это  действо. К  реальности  его  вернул  взрыв  хохота. На  этот  раз  её  смех  походил  на  автоматную  очередь,  которая  сразила  его  наповал. В  себя  он  пришёл  через  пару  недель, когда  отношения  с  ней  закончились  окончательно.