Продолжаю писать воспоминания о посольской жизни лет этак 45 с гаком тому назад. На сей раз пробило меня на лирику, поэтому воспоминания будут носить личный и даже интимный характер, так что готовьтесь.
Дипломатом я был не всегда, но даже в студенческие свои годы испытывал определенный интерес к девушкам и некоторым женщинам, встречавшимся мне на пути: в институте, общественном транспорте, парках и зоопарке и особенно в бассейне и на пляже, где сама обстановка располагает к легкому флирту. Но даже в самых смелых фантазиях я не мог предположить , что встречу свою судьбу в поликлинике.
Тем не менее, именно это произошло тёплым и солнечным апрельским днём, когда мы с Ириной, не сговариваясь, встретились у кабинета стоматолога и познакомились по моей инициативе. Встретились, но тут же разбежались по своим врачам и могли бы никогда не встретиться вновь, если бы Ира меня не нашла, не догнала и не дала свой номер телефона.
Было ей тогда 18 лет, мне 19 и роман наш развивался весьма бурно, пока не завершился законным браком, давшим через два года приплод в виде дочери Варвары. К этому времени я уже закончил МГИМО и был направлен на работу в Посольство ССОР в Турции с расплывчатым статусом стажера.
Первые восемь месяцев мы провели порознь, что было жестким испытанием наших отношений на прочность, которое мы худо-бедно выдержали. Я как мог поддерживал семью, переводя ей всю полагавшуюся мне зарплату в рублях, регулярно отправлял с оказией посылки с детским питанием, сухофруктами, орешками, модными и красивыми трикотажными кофточками «отузбешками» - столько они тогда стоили на Улусе. Ира тоже утешала меня письмами о своей тяжелой жизни в разлуке с мужем, а так же последними сплетнями о богемной тусовке, в которую как то неожиданно для меня затесалась.
В мой первый отпуск многое прояснилось и я вернулся к своей любимой протокольной работе в посольстве, взяв с жены твёрдое обещание при первой возможности приехать ко мне.Надо сказать, что это были годы, когда Турция переживала не самое лучшее время. В стране цены на самые необходимые продукты росли чуть ли ни ежедневно и многие торговцы припрятывали товары, чтобы потом продать их втридорога. Купить килограмм сахара считалось редким везением, а оливковое масло было вообще недосягаемой роскошью. Самыми уязвимыми группами населения оказались пенсионеры, чьи пенсии обесценивались на глазах, и советские дипломаты, зарплата которых установлена была в лирах и не пересматривалась в течение долгого времени.
Что греха таить, многим приходилось экономить, ограничиваясь самым необходимым. Выручал нас магазинчик при посольстве, куда раз в два месяца Внешпосылторг завозил консервы, сыр, крупу и водку по московским ценам. Но особенно приятно было получить посылочку из дома и таким образом скрасить свою потребительскую корзину буханкой Бородинского и малосольной селедочкой. Понятно, что я с нетерпением ждал приезда жены: соскучился за полгода, да и жрать хотелось очень.Тем более, что 20 кг оплаченного багажа давали возможность затовариться едой на месяцы, так как одежду и обувь мы все равно покупали на месте. Этим воспользовались и наши друзья, рассчитывавшие, что Ира привезёт им не только горячий привет от родных.
И вот наступил этот радостный день: приезд жены! Я заранее прибрался в квартире, отменил все запланированные мероприятия и договорился с советником- посланником Ковригиным о том, что встречать жену я поеду на его Мерседесе: стажеру посольства машина не положена, а по работе я пользовался раздолбанной разъездной Волгой с водителем. Мне же хотелось пустить жене пыль в глаза и недолго покрасоваться, пока она не разобралась ,что к чему.
На этом лирическая часть заканчивается и начинается триллер «Ужас в Аэропорту». --прочитав начало этой истории, Ира , которой я дал ее просмотреть на предмет предварительной цензуры, не смогла ничего возразить по существу, поскольку я всегда пишу только правду, какой она видится мне по прошествии многих лет. Не вставить свои 5 копеек она тоже не могла и попеняла за отсутствие развёрнутых описаний природы, в отличие от ее любимого Бунина.
Ладно: стояло ясное анкарское утро в конце весны. Весна уже заканчивалась и день обещал быть жарким. Своё обещание он в конце концов выполнил. В аэропорту Эсенбога, куда я приехал загодя в свежей рубашке, гладко выбрившись и с огромным букетом цветов, царила обычная для людей, находящихся между небом и землёй, нервозная обстановка. Провожающие провожали, встречающие встречали. Невнятные, но громкие объявления по радио выслушивались с особенно внимательным видом, после чего следовало хаотичное перемещение людей в пространстве и опять все возвращалось на круги своя. Наконец, женский голос с радостной интонацией оповестил, что рейс Аэрофлота из Москвы приземлился и все встречающие устремились к паспортно-таможенной зоне, хотя было ясно, что раньше чем через 15-20 минут никто не появится.Исключение составляли только французские специалисты, в срочном порядке вывезенные чартером из охваченного огнём революции Ирана, вторые сутки ожидавшие, когда их эвакуируют на родину. Они вольготно заняли большую часть зала прилёта, поставив в каре свои чемоданы и сумки, а сами коротали время в дружеской беседе, обмениваясь ещё неулегшимися впечатлениями и передавая друг другу быстро пустевшие бутылки с вином из Дьюти-фри.
Атмосферу бивака Великой армии дополняли каски литого серебра, в которых щеголяли инженеры с иранских серебряных рудников.Все было как всегда и никто не мог подумать, что всего через четверть часа ужас осенит своими чёрными распростертыми крылами встречающих и смертельная бледность зальёт смуглые щёки видавших виды горняков. Но пока только нетерпеливое ожидание царило в зале, тем более, что первые пассажиры начали уже проходить из таможенной зоны, озираясь с неуверенными полуулыбками. Ирочка моя явно не торопилась и появилась на сцене с отрепетированной надменностью прима балерины, ожидающей привычный уже гром оваций. Увидев меня, она никак не изменила устало-презрительного выражения лица. Я неловко протянул в ее направлении цветы, она умело уклонилась от объятий и вручила мне несколько бирочек, лаконично сказав: «Багаж».Ладно, багаж так багаж, куда же мы без багажа, тем более, что на резиновую ленту транспортёра уже вываливались чьи то чемоданы и разномастные сумки, впрочем, исчезавшие, не доехав до нас.
Постепенно толпа пассажиров стала таять и вдруг, как гром среди ясного неба наступила тишина. Занятый багажом, я не сразу обратил внимание как изменились лица людей и округлились их глаза, прикованные к багажному транспортеру. Переведя взгляд на мерно двигавшуюся ленту, я пошатнулся и едва не потерял равновесие: прямо на меня неумолимо надвигалась сочившаяся кровью объёмистая коробка, вокруг которой уже образовалась кровавая лужа. «Да что же это?»- подумал я. Первым моим желанием было закрыть глаза, сказать себе, что это морок, обман зрения, вызванный духотой и волнением, но Ира не оставила мне ни единого шанса. «Бери, что смотришь,»- хладнокровно сказала она. «Это наша коробка.»Я понял, что незадолго до отъезда она кого то убила, возможно, случайно или в порядке самозащиты, и не имея возможности замести следы, расчленила труп и отправила его багажом, рассчитывая на мою помощь. «Что делать, что делать?!»- меня охватило отчаяние. А расчленённый кадавр между тем поравнялся с нами, я ухватился за веревку, чтобы снять его с транспортера и тут дно размокшей коробки окончательно развалилось, в моих руках остался ее опустевшая оболочка, а на транспортере отправился в свой последний путь здоровенный шмат мяса килограмм на шесть с торчавшим из него желтым мозговым мослом. Ира тут же ловко подхватила его за кость и протянула мне: «Посылка,- сказала она. - Вадиму Иванову.»Не глядя по сторонам, я направился на выход, где нас ожидал блестящий чёрный Мерседес Ковригина. Ира шла чуть впереди, с большим букетом желтых роз, я чуть сзади с большим окороком в руке. Сердце учащенно билось, а свежая рубашка была насквозь мокрой от пота.
Мы ехали по дороге в Анкару и мне вспоминались строки поэта: Любить иных нелёгкий труд, но ты прекрасна без извилин. Вадим на следующий день пригласил нас на ужин к себе, но я отказался, не помню уж под каким предлогом.