Путь третий

Шими Кун
                А потом она открыла глаза в темной комнате воспоминаний.

  Следующие пять лет пролетели незаметно. Не скажу, что это были простые годы. Олеус был тем ещё забиякой, и хоть мы и жили в одной комнате четыре года, отношения у нас так и не изменились.  Учителя устали от наших вечных драк и в последний год  просто закрыли на это глаза.

  Кони за это время набралась смелости и уже не дрожала от любого крика. Моя школа. Девочка научилась постоять за себя и дать сдачу, но получала за это почему-то я. Учителя все никак не могли нарадоваться, что в нашем потоке есть такая умная девочка как Кони. Причем они были уверены, что я на неё плохо влияю! Но мне нравилось с ней учиться, и я была искренне рада её успехам.

 Что до меня… Сорванец, он и на другой стороне мира будет собой. Моё поведение оставляло желать лучшего, что неоднократно повторяли учителя. Но ведь я не виновата, что вокруг столько всего интересного! Кто знал, что в подвал ходить нельзя? Что если дверь старая, пошарпанная, со странными надписями и заперта, то её нельзя открывать? Что не стоит разговаривать с призраками и подговаривать их на шалости? Но ведь им так скучно и одиноко, никто почти не видит и не разговаривает с ними! А Шейри достал мне интересную книгу, и мы вместе читали чей-то дневник. Правда, потом его у меня отобрали, и мы так и не узнали, что случилось с этим мужчиной.
 
На выходных я возвращалась домой, и мама каждый раз удивлялась, почему школа ещё стоит.

— Просто она волшебная, — Каждый раз отшучивалась я. На самом деле, помимо меня в школе было ещё три таких сорванца, и это только в моем потоке! Мы часто встречались у дверей директора и получали вместе свои порции нравоучений. Несколько раз вместе мыли полы в качестве наказания, но после третьей сломанной швабры учителя передумали насчет этого способа.

 Тогда нас отправили к местному мастеру фехтования и военной подготовки. Однако после второго занятия мы втянулись, а после десятого учитель взвыл, но продолжал выполнять свои обязанности.

 Так пролетели все пять лет, и настал день выпуска. Счастливая пора. Учителя плакали больше чем сами дети. Они махали белыми платочками, пускали разноцветные шары и танцевали джигу. Мне наговорили столько приятных слов, что у меня закралось подозрения, что они счастливы наконец-то избавиться от моей милой персоны.

 Кони стойчески пыталась не разреветься, однако к концу мероприятия разрыдалась у меня на плече.

— Я тебя больше никогда не увижууу! — Шмыгала она носом. Я честно, успокаивала её словами, что никогда её не забуду. Однако через месяц нас ждала новая встреча в башне волшебства. О, это легендарное место. В школе нас только готовили, давали только базу, учили языкам и символам. А вот в самой башне мы  будем практиковать магию. От нетерпения у меня загорелись глаза, Мастер Фейир, случайно заметивший это, вздрогнул, начертив в воздухе знак, отгоняющий злых духов.

 Но учиться в Башне означало распрощаться с родными на ближайшие пять лет. Мама очень переживала, но всё же согласилась, спустя четыре дня после моего выпуска. Оставшееся время мы готовились, тщательно, чтобы не было ни одной свободной минутки. А всё почему? Потому что в моих силах было разнести дом по камушкам за
полчаса без дела.

  В город, рядом с которым находилась башня, мы поехали с бабушкой вместе, оставив маму на хозяйстве. Можно было, конечно, воспользоваться школьными вратами, порталами, но все почему-то пришли к выводу, что нужно этот путь проделать именно на телеге или пешком. Наверное, потому, что это занимает несколько недель, а переход через портал всего пару минут. У учителей с бабулей явно был какой-то сговор, но я не стала этим заморачивать себе голову.

 Путешествовать мне понравилось, мы ночевали под открытым небом, присоединялись к разным караванам, тряслись в телегах и шли пешком. Я раньше не замечала, как может быть приятна мягкая кровать и теплая вода, а то, какой вкусной может быть еда в тавернах, стало целым открытием. Каждый день был словно чудо, полный новых открытий.

  И вот, до города оставалось всего два дня пешком. Мы остановились недалеко от
реки Сиита вместе с караваном, идущим в Доуэл через Тиас. К нему наша скромная компания присоединилась в таверне день назад. Поговаривали, что в этих местах могут попасться лихие люди и нелюди, и их следует избегать, или ходить там большой группой.

  Вот только нам это не помогло. Ночью на наш лагерь напали. Дядя Риол ещё два часа назад рассказывающий мне о том, как отличить хорошую ткань от подделки, падал на землю, утыканный десятками стрел, словно ёж. Стражники и наемники бросились на защиту простых людей, примкнувших к каравану на время пути. Однако враг окружил нас и начал отстреливать по одному то с одной стороны, то с другой. Бабуля спрятала меня под телегу, укрыв шкурой какого-то зверя.

  Больше я ничего не видела. Только слышала. Топот ног, крики воинов, бросающихся в бой. Крики женщин, плач детей, хрипы, оглушительно громкий смех. Не помню, когда, наконец, всё стихло. За пределами моего укрытия было тихо, холодно, темно и пахло металлом, смешанным с кислым запахом браги.

  Я шла по разоренному лагерю, по скользкой траве, периодически обо что-то спотыкаясь. Уже покидая пределы лагеря, упала, зацепившись за что-то. В темноте на меня уткнулись безжизненные глаза, которые ещё днем, светились любовью и заботой. Бабушка… Я протянула руки и поняла, что от неё осталась только голова с растрепанными, влажными волосами.… Наверное, с криком из меня вырвались последние капли рассудка.

  Я шла вперед, подальше от того места, глаза высохли от слез, руки устали, но ноги упорно продолжали двигаться. Всё как в тумане, в голове была только одна мысль «надо уйти как можно дальше».  Мне казалось, что рядом кто-то есть, но мне не было страшно, не это волновало меня.

 Когда ночь второй раз сменила день, я уткнулась во что-то и остановилась. Подняв глаза на преграду, увидела мужчину с черными волосами, свисающими почти до пояса. За ним высилась какая-то серая громадина. В этот момент на меня накатила усталость за последние несколько дней. Воспоминания ударили под дых так, что я, качнувшись, упала, так и не выпустив из рук свою ношу.

 Мне снились сны, странные, смутные, кто-то плакал, кого-то утешали, все двоилось. Периодически меня выбрасывало из полудремы, но неведомая сила, раз за разом отправляла назад в этот нескончаемый бред.
Когда я все же могла разлепить глаза, то оказалась в совершенно незнакомом месте. Было темно, и лишь маленький магический огонек еле светился у потолка. Я попыталась встать, но получилось лишь сесть. Кровать предательски громко скрипнула подо мной в звенящей тишине. Безмолвие комнаты давило хуже жерновов, что молят зерна в муку.
 
 Я опустила взгляд на свои руки, они белыми приведениями светились в темноте и слегка подрагивали, меня бил озноб. В нос ударил запах крови, а из глаз хлынули реки слёз. В тот момент я вспомнила, что произошло. Бабуля.… Перед взором стояли мертвые, стеклянные глаза, заляпанные кровью. Что мог ребенок в этой ситуации?
Что я могла сделать тогда? Рыдания не прекращались ни на минуту. За окном шёл дождь, словно оплакивая со мной Бабулю.

— Но но, малышка, — Послышался голос со стороны, и мои плечи обняла крепкая рука. Подняв глаза, поняла, что уже давно не ночь, это раз, два – в комнате я не одна. Мужчина с легкой проседью сидел рядом и пытался меня успокоить. Он ни о чем не спрашивал, но мне это было и не нужно, слова сами собой полились из меня потоком. Больше не помню ничего.

— Покушай, — Просил мужчина в синей мантии, протягивая тарелку  бульона и небольшой кусочек хлеба. Но я не хотела есть, вообще ничего не хотелось. Не знаю, сколько дней так продлилось, в глазах все чаще темнело, и моё  сознание проваливалось в спасительную темноту.

 Однажды меня разбудили активные толчки в плечо и всхлипы:

— Сирин!  Открой глаза, прошу тебя! — Это была Кони.  Я смотрела на неё и не узнавала, она была словно из другой жизни, где бабуля была жива. А девочка продолжала трясти меня и плакать вместе со мной. — Это и вправду ты! Я так переживала, когда узнала, что тебя ещё нет! Но мастер Гриндо сообщил, что нашел какую-то дикую девчушку  перед башней, всю в крови и грязи. Представь, как я удивилась, увидев тебя здесь в таком состоянии!

 Девочка прижалась ко мне всем телом, словно пытаясь согреть своим теплом. Наверно, я потихонечку начала оттаивать, потому как мой живот издал победоносный Бррр, скрутив болью желудок. Словно по волшебству появился  тот мужчина в синей мантии и начал кормить меня теплым бульоном с ложки. Наверно, чтобы не передумала.

 Через несколько дней под присмотром Кони и Мастера Гриндо я смогла самостоятельно подняться и немного пройтись по коридорам башни. Она была огромной, а по этажам носилось огромное количество ребят в разноцветных мантиях. Я ещё мысленно  возвращалась к разговору с бабулей, как бы рассказывая ей всё. Трудно было принять то, что произошло, что её больше нет, что она не расскажет мне истории на ночь, не подбодрит и не посмеётся над моими шалостями.

 Спустя неделю я уже смогла начать посещать занятия, однако Кони странно на меня поглядывала, а преподаватели смотрели с опаской, словно не верили, что та самая Сирин из Школы Магии, которую боялись местные учителя, это я. А мне на это было абсолютно всё равно. Я приехала сюда учиться.  Бабуля бы хотела этого.
Пару раз мы встречались в коридорах с Олиусом, он пытался меня задеть, но получив от Кони в глаз, а от меня в нос, передумал и больше нас не трогал.

— Ты сильно изменилась. — Сказал он как-то, оглядев меня печальным взглядом. — Стала скучной и взрослой, такой ты мне не нравишься.
Меня задели его слова, но не настолько, чтобы что-то изменить. Кони обняла меня, сказав, что все мальчики грубияны и вруны, что я ни капельки не изменилась. Мастер Гриндо лишь качал головой на всё это.

  Однажды, он взял меня в город и отвел в один квартал. Раньше там жили брошенные старики, обманутые или же потерявшие всё. Но много лет назад всё начало меняться. Город восстановил дома в этом квартале и дал возможность этим людям жить, а не дожидаться своей смерти в старых лачугах.

  Здесь были действительно счастливые лица, они занимались любимым делом, обучали чему-то молодых, пели песни и были все словно одна большая семья. Там я, наверное, впервые за последнее время улыбнулась, горько, легко, но все же.
Это стало неким ритуалом, в каждый выходной меня вело туда  желание бродить по этим улочкам, смотреть их жизнь. Это словно затягивало, но мои воспоминания гнали меня обратно в башню в слезах.

 Несколько раз на площади квартала я видела одну женщину, она, казалось, была ещё молода для этого места. Её голос переливался и трогал сердца, даже моё не раз начинало биться чаще. Фигура её была тонка, но при этом крепка и упруга, словно ивовый прут. Когда она танцевала в толпе, каждым своим движением, поворотом головы или изгибом шеи приковывала взгляды. Я часто задерживалась, наблюдая за ней, запоминая, чтобы потом попробовать в своей келье. Что удавалось не всегда.

 Однажды, я увидела её на улице, сидящей на каменных ступенях. Она смотрела в небо уставшими глазами, слабо чему-то улыбаясь. Мне казалось, что она вот-вот начнет что-то говорить или закричит. В нерешительности я застыла в нескольких шагах от неё. Женщина перевела на меня взгляд и улыбнулась, словно мы давно были знакомы.

 Я так ей восхищалась, наблюдая издалека, а сейчас, когда она была настолько близка, словно дракон из сказки, сбежавший со страниц, слова застряли в горле. Женщина похлопала по ступени, словно приглашая присесть рядом. Когда моё тело на ватных ногах приковыляло к ней и уместило свою пятую точку на нагретую солнцем поверхность, она сказала:

— Перестань нести своё горе поперед себя. — Голос её был тих, но отдавался в голове набатом. Я хотела что-то возразить, но она продолжила, грустно улыбнувшись: — Мы все что-то теряем, дома, имущество, близких, части тела или честь, да мало ли чего можно утратить в жизни?. Но посмотри на этих людей вокруг, разве ты это замечаешь? — Женщина указала кивком головы на какого-то мужчину, весело смеющегося над шуткой товарища. — Это Мишаль, три года назад он потерял всю свою семью в пожаре. Погибли даже внуки. Он остался один, последний. Но мужчина продолжает жить, и, кажется, у него скоро свадьба. Смотри дальше, видишь женщину в синем платье? Она пританцовывает у ларька с флейтами. Это Жюстин, танцовщица, что потеряла честь и ногу на банкете знатного лорда много лет назад. Но как видишь, она продолжает жить счастливой жизнью и даже танцевать. Недавно, Жюстин похоронила мужа, говорят, он любил её больше жизни.

 Женщина замолчала, уставившись в толпу и явно о чем-то задумавшись. Она машинально коснулась повязанного платка на шее, поглаживая его. Я видела подобный жест раньше. У мамы был старый большой шрам на руке, и когда она задумывалась о чем-то, то начинала поглаживать его. По её словам, это то, что кроме меня ей оставил мой отец.

— Вы тоже много потеряли в жизни? — Спросила я, указывая на шею. Женщина отдернула руку и слабо улыбнулась.

— Все мы что-то теряем, так или иначе. Иногда в нашей жизни происходит то, от чего хочется залезть в петлю, но это не выход. Иногда мы совершаем поступки, от которых остаются шрамы на душе или теле, как напоминание нам.

— И что произошло с вами, что вы сделали?

— Есть вопросы, на которые нельзя получить ответ. Слишком личные, чтобы рассказывать маленьким любопытным девочкам. — Женщина горько улыбнулась и ткнула меня в нос тонким тёплым пальцем. — Обещай мне, маленькая пташка, что не будешь нести своё горе поперед себя, словно хрупкую вазу.  Помни о нём, но храни подальше от людских глаз, иначе, как ты сможешь громко петь? Ваза треснет и перестанет быть такой красивой, ещё и поранит. Обещаешь?

— Обещаю, — прошептала я, уткнувшись в плечо этой женщины. Казалось, за её плечами целые склады хрупких ваз, но, несмотря на это, она продолжала громко петь. Да, надо брать пример с неё, продолжать жить, не трястись над своим горем. Бабушка умерла, но я ещё здесь.

  Оглядываясь назад, поняла, как много хлопот доставила и Мастеру и Кони. Все они беспокоились обо мне, каждый по своему, даже Олеус.

— Ступай домой, — Сказала женщина, поправляя рыжую прядь, выпавшую из-под серого платка. — Тебе о многом нужно поговорить с близкими.

— Спасибо.  — Я обняла её на прощание и хотела уже уйти, но вспомнила, протянув женщине руку: — Сирин, меня зовут Сирин.

— Арьен Флюи, — Кивнула она, пожимая мою руку. — Приходи ещё, посмотреть, как я пою.

 Мы расстались с ней на тех ступенях и разошлись в разные стороны. С тех пор прошло много времени, но я её больше не видела на улицах того квартала.