Провинциальная история

Клавдия Наумкина
                рассказ

    Надежда Земскова несколько кривила душой, когда говорила, что хочет лишь приударить за понравившимся ей богачом. Даже у самой разбитной провинциальной бабенки хватит ума понять, что это птица очень высокого полета. Но не открывать же правду. А она была неприглядна.

   Когда Надя приехала по распределению в этот провинциальный город, сразу поняла, что пришлась не ко двору. Много чего было устоявшегося, давно поделенного и перераспределенного. К рулям местной власти рвались правдами и неправдами члены семейных кланов.

   В годы советской власти они вырывались вперед благодаря своей активности, умению вовремя поддержать инициативу сверху, быть на виду, увлекать за собой молодых, сплачивать для нужного дела старшее поколение, играя на струнах патриотизма, любви к родному краю, к коренному народу. Когда началась перестройка и можно было организовать свое дело, молодежь из этих семей при поддержке старших, увешенных знаками отличия прошлых времен, устремилась к властным рулям.
Где нужно было изобразить выборность народом, активно велась работа среди населения, особенно сельского. Там народ всегда податливее на лесть и посулы счастливой и сытной жизни. Всегда есть такие рычажки, за которые можно подергать, чтобы протолкнуть своего, удобного, управляемого.
 
   Обычно это происходило так.  Стоило только где-либо собраться нескольким селянам, как к ним прибивался кто-нибудь из местных активистов и заводил разговор о том, что вот, мол, насаждают здесь свою власть пришлые. Все ключевые посты захватили. А потом и все добро и самих селян загребут, антихристы. То ли дело свой. Он за своих, местных порадеет. Куда ж ему от родных мест податься. А то, что этот местный очередное хозяйство развалил, что пил беспробудно, никого и не касается. Он же местный, свой. А то, что  когда становилось лихо, он растаскивал все, что под руку попадалось, так это же было не всегда.

  Ну и что ж, что обанкротил хозяйство? Но он же свой, в ответ на возгласы наиболее продвинутых сельчан отвечали активисты, зато у власти он будет за нас бороться, за наши нужды…

   Вот только избранный во власть такой местный, свой, доморощенный деятель, очень быстро забывал о долге, о чести, о совести. Надо ведь было успеть за выборный срок решить свои семейные проблемы – ребенка пристроить в Москве, а лучше отправить за границу на учебу, и, конечно, за бюджетные деньги, прибрать к рукам то, что еще не распродано из земель вокруг города, захватить лакомые куски в местах отдыха по берегам реки. Ну и, конечно, пока власть в руках, обустраивать свою собственную территорию. При этом постараться на ключевые посты протолкнуть всех своих родственников. Главное, чтобы поддерживали, не выносили сор из избы.
При этом до нужд остального населения никакого дела нет. О нем вспоминается только перед выборами, когда для проформы требуется подтверждение лояльности народа к местной и вышестоящей власти. Тогда горстями разбрасываются обещания улучшения жизни населению, очередные прожекты по переустройству городских и сельских коммуникаций, ну и так далее.

   Надежда была активной и не такой наивной, как хотела бы казаться. Потому поняла, что без поддержки ничего в районе не добьется. Разве что выберут в городской совет, где все работают на общественных началах. А в районный, где депутаты уже имеют ощутимую денежку, продвигаются только свои, проверенные.
Однажды ей повезло. Познакомилась в гостях у подруги с мужчиной, который назвался известным ресторатором. Он ей и помог открыть свое дело  в Малом. На первых порах поддержал, подтолкнул ее инициативу. А потом пустил в свободное плавание. Она его любила, но понимала, что для такого крупного деятеля была всего лишь мелким эпизодом. Потому претензий не предъявляла, успокоилась на том, что имела и дальше продолжала выживать в одиночку. Правда, ценные советы своего бывшего патрона выполняла неукоснительно. А они заключались в том, что бизнес свой она зарегистрировала на стороне, в контакты с местными не влезала. Была как бы сторонним наблюдателем.

   Но при ее деятельном характере такое было трудновато. Она взяла под опеку местный детдом. Помогала, чем могла. Не отказалась от  депутатства в городском совете, хотя, казалось бы, зачем ей лишняя головная боль. Ведь основную часть средств на благоустройство города загребала районная власть, заставляя депутатов работать с населением, собирать благотворительные пожертвования на восстановление то исторических памятников, то наведение порядка на улицах города и деревень.
Все бы ничего. Но все промышленные объекты как в городе, так и в районе  в свое время были очень быстро разграблены, обанкрочены и распроданы. Горожанам негде было работать. Одна бюджетная сфера не спасет. А создавать рабочие места хлопотно, да и затратно. Вот и приходилось большей части трудоспособного мужского населения подаваться на заработки в другие города.

   Земскова знала все эти проблемы населения. Ну не спасут жителей все те прожекты, которые выдумывает местная власть. Понимала, что в основном это одна говорильня. На деле каждый чиновник искал только свою выгоду. Развалились несколько строительных организаций. Безработные строители сбивались в артели и нанимались работать к частникам. А в это время властьпредержащие для работы по госзаказу привлекали мигрантов из южноазиатских республик. Объясняли это тем, что работы проходят через аукционы, что все законно. Но местные видели, что все шито белыми нитками. За те объемы выполненных работ, которые местные оценивали в десятки тысяч, из бюджета на оплату пришлым изымались сотни тысяч. И, естественно, «пилились» между заинтересованными фигурантами. Местным в этой дележке госпирога места не было.
 
   Развернувшись с ресторанно-гостинничным бизнесом, Надежда Земскова подумала немного, посоветовалась со своим благодетелем, о котором не так давно узнала, что он является крупным криминальным авторитетом, и открыла швейный цех. Набрала вначале десятка два горожанок, прежде работавших на развалившейся швейной фабрике. Ее в свое время закрыли, а территорию и цеха превратили в местный торговый центр.

   Благодетель подсказал Надежде, с чего начать, что актуально на модельном рынке. А потом пошло-поехало. Очень кстати оказалось, что из детского дома две свистушки-выпускницы возмечтали о карьере дизайнеров одежды.

   Земскова им помогла, поддержала в годы учебы. Девчонки побывали за рубежом с ее легкой руки, а потом вернулись в родной город, на ее фабрику. Здесь им были созданы все условия. И они творили. А продукция шла нарасхват в Москве и даже за границей. Об этом швейном  деле Надежда не особенно беспокоилась. Было оно попутным, создавалось, как способ обеспечить рабочими местами не только население, но и выпускников детского дома. Но барыши стало приносить ощутимее,  чем ее любимый гостиничный бизнес. С этим всегда были проблемы, всегда была конкуренция. О нем были ее мысли и заботы.

   А гром грянул с другой стороны. Районный голова, вернее, его супруга, тоже увлеченная бизнесом, просчитала возможности Надеждиного цеха и возмечтала прибрать его к рукам. Но как это сделать так, чтобы не взбудоражить местное население?

   Районный голова, мужик ушлый, тоже не прочь был поживиться на дармовщинку. Но просто так оттяпать прибыльное производство, дающее работу и существенную зарплату сотне жительниц города и окрестностей, он понимал,  нельзя. Надо прежде создать отрицательное общественное мнение. И пошли шептать по углам, что в цеху используется детский труд на запрещенных участках производства, что детдомовских откровенно эксплуатируют. Что есть вредные операции, что сбросы в канализацию разрушают очистные, что цех стоит на земле, которая принадлежит городской управе…
Горожане эти измышления слушали и посмеивались. Для умных вся суть разговоров была ясна и понятна. Так что постепенно волна измышлений сошла на нет.

   Но районный голова не успокоился на этом. И однажды, зазвав Земскову вроде бы по общественным делам, один на один, без свидетелей, предупредил ее, что если не получит определенный процент с бизнеса, ей придется несладко. И этот процент оборачивался этой самой швейной фабричкой. В противном случае, ей очень прозрачно намекнули, что пострадает ее дочь.

   На кону стояли фабрика или самое дорогое, что у Надежды было – ее ребенок. И материнское сердце в ужасе затмило разум.

   Дочь, единственный ребенок, все, что осталось от благодетеля, к этому времени  исчезнувшего из ее жизни при довольно странных обстоятельствах, была основным  смыслом ее существования.

   Надежда запаниковала, отправила девочку в международный лагерь, а сама решила за это время разрулить ситуацию.

   Сложность заключалась в том, что в гостиничном бизнесе у нее были конкуренты в лице братьев Мирзоевых и владелицы медцентра Кабановой. Кабанову побаивалась даже супруга районного головы. И в достижении своей цели, она могла заключить перемирие с Кабановой, чтобы свалить Земскову.

   всем этом Надя никогда никому не рассказывала. К чему? Кто может помочь? Благодетеля нет. Поручиться за нее некому. Но и бросать в пасть шакалам свое детище она не хотела. Нужен был кто-то со стороны, кто смог бы поддержать ее. В конце концов, возможно, он и проглотит ее фабрику, но в противостоянии с городским головой и его окружением окажется большей силой.

   Случайно забредший в район какой-то крутой бизнесмен (она внимательно слушала выступление губернатора, но так и не уяснила, в какой сфере деятельности он подвизается) показался ей подходящей фигурой. Предстояло устроить так, чтобы встретиться с ним без свидетелей.

   Тут ей улыбнулась удача. Богач со всей своей свитой выбрал ее новую гостиницу. Почему? Она не стала вдаваться в подробности. Теперь предстояло за то короткое время, что он будет обитать в стенах ее отеля, суметь увлечь его перспективным предложением. А для этого предстоит и ей некоторое время пожить в отеле. И убедить этого бизнесмена в выгодности предлагаемого союза.

  Юхнов, январь 2012 г.