В начале 80-х годов двадцатого века мы с моим одноклассником Витькой жили в одном доме — обыкновенной панельной девятиэтажке. Таких зданий в нашем микрорайоне было большинство. Бело-серые коробки, совершенно одинаковые, безликие, они загромождали огромное пространство, где некогда простирались обширные поля и сады.
Детвора без всякой опаски лазила в самые укромные уголки скучных дворов, исследуя неизведанные места. Подвалы и подъезды уже утратили для подростков свою привлекательность. Там давно всё было изучено, и казалось обыденным и неинтересным. Только крыша, далёкая, загадочная, по-прежнему манила к себе. Любопытство подогревали металлические решётки и замок размером с кирпич, который неизменно красовался на двери.
О чём в ту пору разговаривали подростки, бесцельно шатавшиеся по двору? Полушёпотом обсуждали важнейшие дела двора — кто с кем подрался, у кого есть авторитетные знакомые среди старших парней, что произошло в других дворах микрорайона… Те, кто уже начал курить, залихватски предлагали бычки, аккуратно подобранные на улице. Кто-нибудь обязательно делился информацией о других районах города, куда опасно ходить из-за тамошних пацанов.
— По Богдашке можно ходить свободно, там никто не пристанет, деньги не отберёт! — с видом знатока говорил шестнадцатилетний Пашка.
Он часто собирал нас, тринадцати-четырнадцатилетних «салаг», и учил уму-разуму.
— Запомни, не будь фраером, если что — сразу беги на центральную улицу. Там людей больше, а при людях чужие пацаны бить не будут!
Пашкины «уроки» запоминались прочно тем более, что он постоянно ссылался на каких-то незнакомых парней, называя их прозвища или, на уличном сленге — «погоняла». Он употреблял слова, о значении которых мы могли только догадываться. Спрашивать мы побаивались, да и неудобно было отвлекать такую солидную персону дурацкими вопросами. Пашка лихо сплёвывал на землю и щелчком пальцев выстреливал бычок далеко-далеко.
Майские дни выдались необыкновенно тёплые. Люди спешили избавиться от ненавистной тяжёлой одежды, опостылевшей за долгую сибирскую зиму. Пашка провожал настойчивым взглядом девушек в лёгких платьицах, причмокивал языком и говорил:
— Да, люблю весну! Когда тепло, девушки раздеваются, раздеваются… и не успевают одеться, а тут мы!
Он начинал гоготать, показывая непристойные жесты, которые, видимо, означали сплетение тел и хаотичные движения. Пацаны, обступавшие Пашку со всех сторон, невольно опускали глаза и деланно ухмылялись, притворяясь, что понимают непристойные намёки. На самом деле, мы мало что знали об этой запретной, постыдной и сладко-манящей стороне жизни. Ведь, как известно, секса в СССР не было. Дружить с девочками мы ещё не умели, эротических книг и фильмов в глаза не видели. Все сведения об отношении полов приобретались в искажённом виде именно на улицах.
— Что, салаги, обламывают вас девчонки? — спросил однажды Пашка. — Ничего, подрастёте, научитесь выбирать! Да и места знать нужно!
Пашка обвёл стоявших рядом подростков таинственным взглядом и почему-то перешёл на шёпот:
— Кстати, вот здесь на крыше, как раз над первым подъездом, раньше девушки собирались. Они там загорали.
Он показал рукой на наш с Витькой подъезд. Потом выдержал артистическую паузу, и продолжил:
— Голые, совсем голые. Вот так-то, пацаны!
Пашка ушёл по своим делам, грозно сообщив, что ему «нужно кое-что перетереть». А мы ещё долго обсуждали услышанное, и каждый слегка завидовал Пашкиной смелости и осведомлённости.
Конечно же, мы с Витькой решили проверить вход на крышу. Но металлические двери из арматуры были надёжно заперты. Висячий замок, огромный и ржавый, выглядел устрашающе, словно вражеская крепость. Грустно посмотрев на непреодолимую преграду, мы ушли ни с чем.
Но через пару дней, когда мы с Витькой скучали на лавочке, в наш двор вдруг впорхнула стайка незнакомых, весело болтающих девушек лет восемнадцати – двадцати. Может быть, и старше, мы тогда не слишком разбирались в возрасте женщин. Но могли бы поклясться, что эти девушки не живут в нашем доме! Они уверенно направились к первому подъезду. Витька подмигнул мне, и через секунду мы вприпрыжку помчались вслед за девушками.
Лифт грохотал в шахте, поднимаясь вверх. Мы, задыхаясь, бежали по лестнице. На восьмом этаже пришлось остановиться. Прижавшись к прохладной стене, мы сдерживали дыхание, и кажется, даже приглушали биение собственных сердец. Вот звякнула дверь старого, видавшего виды лифта. Послышались осторожные шаги — это девушки потихоньку пробирались по металлическим конструкциям к двери, ведущей на крышу. Приглушённо щёлкнул замок, скрипнули дверные петли, снова послышался щелчок. Всё это время девушки не разговаривали, явно не желая привлекать к себе внимание.
Мы переглянулись и, не сговариваясь, на цыпочках стали красться вверх по ступеням, поближе к заветной двери. Устрашающий замок висел на своём месте. Но теперь мы додумались, что нужно подёргать его руками. Оказывается, эта ржавая махина давно была сломана, и легко открывалась одном рывком. Затаив дыхание, мы крались, как мыши. Вверх вела крутая лестница. В её конце было разбитое окно, через которое можно было попасть на самый верх крыши.
Мы осторожно выглянули в окно, столкнувшись при этом головами, но боли не почувствовали. Нашим взорам открылось зрелище, невероятное даже для самых смелых мечтаний. На крыше загорали четыре девушки. Пашка не обманул — они были совершенно голые.
Три красотки лежали на животе, подставляя свои белые спины и попки жаркому весеннему солнышку. Четвёртая раскинулась на спине, слегка согнув ноги в коленях. Пышная копна её рыжих волос огненным пятном выделялась на фоне белёсых тел. Огромные, как спелые дыньки, груди не давали нам разглядеть её лицо. Надо признать, мы не особенно интересовались им. Наши взгляды больше притягивал оранжевый треугольник внизу живота.
Девушки молча наслаждаясь солнечными лучами, закрыв глаза. Мы могли вволю любоваться то одной, то другой. Мы рассматривали девичьи тела, сглатывая слюни, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не зашуметь и не испортить очаровательное зрелище. Это был незабываемый момент — мы с Витькой впервые созерцали женскую обнажённую природную красоту.
А девушки и не подозревали, что стали объектом восхищённого наблюдения. На крыше были высокие бортики, и лежащий человек был незаметен из окон и с крыш других девятиэтажек. Красавицы чувствовали себя в полной безопасности, и вальяжно переворачивались со спины на живот, приводя нас с другом в состояние блаженного восторга.
Сколько мы простояли у разбитого окна, сказать трудно. Время и сердечные мышцы работали в такт, весьма быстро. Вдруг, наверное, каким-то шестым чувством мы поняли, что пора уходить. Если сейчас удастся удалиться потихоньку, мы сможем приходить сюда ещё не раз, и наслаждаться волшебной картиной снова и снова. Мы ушли, заперев дверь на замок, чтобы девушки ни о чем не заподозрили. Потом долго ожидали у подъезда, когда выйдут наши любительницы солнечных ванн. Нам почему-то нам очень хотелось рассмотреть их лица.
— Давай, это будет нашей тайной! Никому во дворе говорить нельзя, а то набегут пацаны и спугнут их. Потом больше никого не увидим! Могила!
Так мы перешёптывались, сидя на лавочке у подъезда. Клятва придавала происшествию привкус сладкой тайны, в которую хотелось окунуться ещё раз.
Девушки вышли часа через полтора. Нам показалось, что они намного старше нас — даже не десятиклассницы, а взрослые. Две из них выглядели настоящими женщинами. Мы были немного разочарованы их внешностью, далеко не такой чудесной, как виделось из разбитого окна. Рыжеволосая девушка выделялась среди подруг высоким ростом и крупным телосложением. Но на ней было платье свободного покроя, и роскошные груди как-то терялись под ним. Там, на крыше, они казались нам гораздо красивее.
—Какие-то они… обыкновенные! Так себе, — оценивающе, совсем по-взрослому, проговорили мы.
Но завораживающая сцена на крыше часто вставала перед моими глазами. Она возникала в юношеских мечтах, мешая уснуть и подумать о том, что считалось достойным — об учёбе, например. Потом ещё долго мы с Витькой выслеживали всех девушек, которые заходили в наш подъезд, пробирались тайком на крышу, но никого там больше не заставали.
Через пару месяцев моя семья переехала в другой район, и наша дружба с Витькой оборвалась. Лишь через несколько лет мы стали иногда встречаться на городских спортивных соревнованиях. Обменивались рукопожатиями, задавали пару стандартных вопросов и снова расходились, каждый — в свою новую жизнь.
Уже после службы армии, я по делам приехал в свой старый район, к дому, где прошло моё детство. У продуктового магазинчика я вдруг столкнулся с Витькой, повзрослевшим и необычайно весёлым. Обменявшись приветствиями, мы неловко переминались с ноги на ногу и пытались найти тему для беседы. Не так-то просто было разговаривать после стольких лет после расставания! Неожиданно какая-то женщина окликнула Витьку по имени.
Он сразу засуетился, как мне показалось, даже покраснел слегка и смущённо проговорил:
— Побегу, жена зовет! Женился я, месяц назад, такие вот дела! Как с армии пришёл, так и женился.
И он поспешил навстречу высокой рыжеволосой женщине в ярко-зелёном платье. Может быть, мне показалось, но она была удивительно похожа на ту самую любительницу загорать на крыше «в костюме Евы».