— Видите ли, Матвей Никифорыч… Я ведь знаю самые страшные человеческие трагедии. Профессия такая. -
Матвей Никифорович опрокинул стопку, взял ломоть колбасы.
— Не совсем понимаю вас, герр Свенсон. -
— А то как же? — Свенсон покачал головой. — С хорошей ли жизни человек обращается в ломбард? Как-то Бальзак говорил, что врачи, священники и юристы знают самые мерзкие тайны человеческой жизни. И ничего не сказал о ломбарде… -
— Ну, положим, прижало кого-то. Надо срочно денег достать. С кем не бывает? -
— У меня в ломбарде закладывали иконы и золотые крестики. И простые деревянные, на тесёмке. Детские игрушки. Подвенечные платья. Кухонную утварь. -
— И чего только народ к вам не тащит! -
— Не только в этом дело. Согласно закону, я не имею права сбывать сданные вещи по истечении срока выкупа, не предупредив хозяина. Так вот, многие клиенты выбывали. -
— Это как? -
— Кто руки на себя наложил. А кто и умер. -
— С чего б умер? -
— Кто спивался. Кто с горячкой слёг. Кто зимой застудился, как шубу сдал. Кого удар хватил. В общем, не выдержал. -
— Слушайте, герр… А вам-то самим как, с этим делом возиться? -
— А вот и не знаю, Матвей Никифорыч… Я-то, как начинал, о таких вещах не думал вовсе… А вот оно как вышло, — Свенсон замолчал, изучая взглядом носок ботинка. — Такая вот история. -
Матвей Никифорыч умолк. Потом вдруг встрепенулся.
— А с чего б не бросить всё? -
— А это что-то изменит? Может, кому-то и поможет выкарабкаться… Хотя… Шанс ничтожный. -
Свенсон встал, поклонился, и направился к выходу из трактира. Собеседник долго глядел ему вслед.
— Вот и разбери. Злодей? Благодетель? Или просто себе — человек? -