Глава 17. Прибавление в семействе благородного Графа и Монро.
Рады, рады, рады все! Дом полный счастья!
Млада в гостя у сестры Монро. Монро узнает про Буслая.
Хорошо то, что хорошо кончается… в этой главе
Что-то за колдовскими делами мы совсем забыли про Монро, а ведь ей настал срок рожать детусей. Давайте посмотри, что происходит в доме у Клавочки.
С раннего утра толстопузенькая Монро начала волноваться. Она осторожно выбралась из-под лапы Графа и пошла к Клавочке. Будить не стала, а просто легла на мягкий коврик рядом с кроватью, чтобы быть рядом с подружкой. Так ей хотелось, было спокойнее. Для Монро давно приготовили удобное местечко, где она должна была окотить своих детусек. Но она страсть как хотела, чтобы Клавочка была постоянно у неё на виду, в поле её зрения.
Поспать у Монро не получалось. Ей ужасно хотелось забраться к Клавочке в постель, она еле сдерживала себя, по большей части от того, что не смогла бы запрыгнуть с довольно приличным пузцом. «Вот если бы Клавочка проснулась и сама забрала меня к себе…» - думала Монро. Но Клавочка спала крепко и в этот предрассветный час ничего не слышала и не подозревала. «Помурчать ей что ли в ухо? – начала прикидывать Монро. – Рядом с Клавочкой я могла бы сладко заснуть…» Она встала на задние лапки, но уткнулась носиком в мирно похрапывающий шнобель спящего с краю графа Григория. Стало понятно, что спеть мурлыкающую песенку Клавочке на ушко не удастся. От этого ещё сильнее захотелось разбудить подружку и прижаться к ней. Это желание приобрело масштабы всепоглощающей идеи-фикс. А на Григория Монро страшно разозлилась за то, что он (чёрт бы его побрал!) разлегся на её (!) законном месте рядом с Клавочкой и дрыхнет, как ни в чем не бывало.
Монро обиженно ушла из Клавочкиной спальни. Она посмотрела на Графа, который продолжал спать, развалившись поперёк их ложа. «Всем на меня насра…наплевать! - со злостью подумала Монро. – Вот Буслай бы себе такое ни за что не позволил!» Воспоминания о Буслае немного отвлекли её от занятия злиться на графьёв. Она забралась в приготовленную уютную коробку для родов. Там было пушисто и мягко. Монро улеглась кверху пузиком, заняв самое удобное положение, и стала думать о Бусе. Как он там? Они давно не виделись. Монро размечталась, что, когда родит детусей и приведет себя в соответствующую форму, обязательно любым путем организует свидание с Бус… Резкая боль пронзила низ пузика, Монро непроизвольно громко мякнула и выскочила из коробки.
Граф даже не шевельнулся, неописуемая халатность по отношению к беременной супруге! Монро поспешила к Клавочке. Тут уж не до приличий и светских манер! Она с трудом поднялась на задние лапки и протяжно замяукала графу Григорию в расслабленное ото сна лицо. Тот, не открывая глаз, погладил Монро по голове и спросил совершенно сонным безразличным тоном: «Что случилось, лапочка?» «Рожаем мы!» - заорала Монро, пресекая вселенский эгоизм. Потом душераздирающим голосом замяукала уже от пронзившей её продолжительной боли. Однозначно, роды начались!
Подскочили сразу все. Примчался Граф с бешеными глазами, схватил корчившуюся от боли Монро в крепкие объятия и совершенно перекрыл ей кислород, которого итак не хватало. Спасибо Клавочке, которая взяла весь процесс в свои руки. Точнее, она вырвала Монро из смертельных объятий очумевшего Графа и понесла её к коробочке для родов. Монро запротестовала, умоляя Клавочку позволить ей совершить важнейшее действо в её постельке. Зачем это нужно было Монро, она и сама не знала. Нужно и всё!
Конечно, Клавочка разрешила. Уложила Монро на одеяло, начала гладить, сюсюкать родным успокаивающим голосом. Монро присмирела, тихонько урчала, ждала. Схватки участились. Монро больше не кричала, стойко переносила боль. Кричал Граф и жутко мешал. Клавочка выдворила мужиков из спальни строго и беспрекословно.
Григорию пришлось взять Графа на руки, чтобы хоть как-то ослабить его метания и стенания. Граф с силой месил лапками махровый халат Григория и не замечал или просто не забивал себе голову тем, что выдергивает из халата длинные нитки и приводит красивую вещь в негодность. «Гриша, друг! – без остановки стонал Граф. – Представить не можешь, как трудно рожать! Дико страшно и больно, Гриша! Когда это только кончится, Гриша? Когда закончится этот ужас?! Выдержу ли я всё это, Гриша?!» Граф посмотрел на Григория совершенно измученными глазами с расширенными зрачками, как от действительно сильной боли. «Я думаю, ты выдержишь, дорогой, ты справишься! Ты же сильный, ты умеешь рожать!» - произнес Григорий уверенно, но не без иронии. Граф не заметил подковырки и вытащил ещё одну петлю, зацепившись когтем. Он улыбнулся уверенности Григория.
Григорий встал и с Графом на руках направился к заветной двери, за которой совершалось таинство. «Посмотрим только одним глазочком, что там…» - шепотом сказал Григорий. «Нет, нет, нельзя, - испуганно зашептал Граф, - мы спалимся, Гриша, Клавочка нас заругает!» Но Григорий уже приоткрыл дверь и оба с любопытством заглянули в щель. В этот самый момент раздался тонюсенький писк. Это родился первый детуся!
Граф сорвался с рук Григория, больно отпихнувшись от его груди задними лапами. Он разодрал-таки любимый халат Григория до огромной дыры и оставил кровавые царапины на благородном теле графа-хозяина. За спиной Граф услышал возглас Григория: «Блин! Что ж ты, падла, делаешь-то?! «Роженица» хренов!» Откуда у этого образованного, интеллигентного человека, графа по сословию, созрела такая заковыристая фразочка, совершенно неграфского формата? Из каких дальних закрытых тигулей памяти он вытащил такие непотребные слова? Не ясно! Выкрикнул Григорий это довольно громко и теперь жутко переживал, что про него подумают, особенно Клавочка. Хорошо ещё, что пинка не врезал ненормальному Графу.
А Граф ворвался в спальню и кинулся к рожающей Монро. Клавочка заправски выловила возбужденного Графа с траектории его полета на постель и потрепала за ухо. Граф как-то сразу сник, обмяк. С рук Клавочки ему открылся вид на масенькое голенькое существо с закрытыми глазками. Граф прижался к Клавочке и начал тереться об её подбородок, пристраиваясь провести на руках хозяйки энное количество времени. Монро снова засуетилась и заохала, в смысле замяукала. Клавочка непочтительно бросила Графа на пол и кинулась к Монро. Снова запищало, появился второй детуся. Граф пробрался за постель в изголовье и наблюдал молча, целиком поглощенный происходившим на его глазах процессом. Внизу живота у него было холодно, а сердце почти не билось. Граф пребывал в состоянии анабиоза. Возможно, это и спасло его от мозговой горячки, а остальных от безумных выходок Графа.
На очереди были ещё третий и четвертый детуси. Роды состоялись! Четверо тараканообразных детуськи ползали вокруг счастливой, но обессиленной Монро. Она подняла глаза кверху, туда, где в головах стоял её Граф, и вытянула в его направлении белую лапку. Монро слабо улыбалась и ждала, что Граф с дружеским участием возьмет её лапку в свою и будет с нежностью целовать и лизать в благодарность за четверых замечательных деток. Она не дождалась никаких порывов со стороны Графа, соответствующих торжественному моменту. Граф не мог оказать своей Душечке знаков любви и обожания по причине того, что провалился в обморок. Он безвольно висел на когтях, зацепившись ими за подушку, с откинутой назад и в сторону башкой, закатившимися глазами и высунутым набок языком. «Граф помер!» – заорала Монро. Клавочка рванулась к Графу, повыдергивала когти из подушки, подняла безжизненного котауся на руки, начала с силой дуть ему в нос сложенными трубочкой губами. Граф открыл глаза, еле слышно сказал: «Как тяжко рожать, Клавдия!» «А, то!» - поддакнула ему Клавочка. Она передала Графа на руки подоспевшему Григорию и велела отнести его в коробочку для родов. «Пусть поспит, умаялся!» Григорий уложил Графа на мягкую постилку в коробочку и Граф заснул, произнеся напоследок: «Всем спаси…»
Клавочка вернулась к Монро и начала хлопотать над детусями, которых уже успела вылизать молодая мамаша. Она аккуратненько распределила невесомые телки детусек по сосочкам с молочком и те, подчиняясь первому рефлексу, стали наслаждаться теплым сладким лакомством. «Как он?» - тревожно спросила Монро. «Родил!» - в два голоса ответили Клавочка и Григорий. Все засмеялись.
Вскоре примчалась Шарлиз и засюсюкала над мимишками. Кто они были по полу, мальчишки или девчонки, пока было не ясно. Все они были серенькие, как Граф. Монро была довольна, что нарожала Графу отпрысков, похожих исключительно на него. Это будет приятно Его графскому достоинству, когда он отойдет от родов.
Граф проспал часа три. За это время выспались и Монро, и маськи-детуси. Граф явился с охапкой шикарных цветов. Он запрыгнул в постель и начал заглаживать допущенную оплошность с неуместным обмороком. Граф нежно ластился к Душечке. Оба мурчали, издавая невероятно переливчатые звуки от счастья. Затем Граф немного помыл своих малышей, познакомившись с ними таким своеобразным путем. Детуси пищали, ползали, спали, ели, снова пищали и т.д. Граф и Монро были от них в восторге. Радость и восхищение с ними разделяли и Клавочка с графом Григорием. В домике звучала исключительно уменьшительно-ласкательная речь, как принято в воспитанных графских семьях. На радость Григорию никто не попенял ему за выходку со жлобским, даже каким-то зековским, сленгом. Возможно, просто не заметили, а может, не стали акцентировать внимание на позорненьком инциденте на фоне несоизмеримо более важных событий. Короче, проехали!
Славненькие детуськи стали быстро подрастать, как водится. У них уже открылись глазки. Пока ещё мягкая пушистенькая шерстка покрывала упитанные комочки. Граф был горд и важен. Все, как один, были его сугубо графским отродьем, вот так-то! Скоро стало возможным определить пол малышей. Клавочка выглядела двух мальчиков и двух девочек. Невероятно удачное сочетание! Можно было подбирать имена. Тут вышла загвоздочка. Монро отвечала за имена девчушек, а Граф подбирал клички мальчишкам. Возились долго, придуманные с вечера имена, утром казались некрасивыми, банальными или просто неуместными для их детусей. Например, однажды Монро сообщила Графу, что хочет назвать девчонок Джессика и Жюли (?) Граф молчал, удивленно приподняв бровь. «Что за проститутские имечки подобрали моим благородным дочерям!» - подумал он. Свои мысли он не стал озвучивать Монро, а коротко сказал: «Нет!» Естественно Монро обиделась и ушла плакать в сад. Сам же Граф ужасно мучился, подбирая имена пацанам, и никак не мог найти нужный вариант. Назревал скандал.
На помощь пришли Клавочка с Григорием. Они посовещались и предложили молодым родителям имена для детусек согласно историческим привязанностям графа Гри-гория. Для мальчиков он предложил Григорий и Алексей (по именам самых известных братьев из графского рода Орловых - своих выдающихся пра-пра-пра-пра-прадедов), для девочек – Фредерика и Анхальт («выдержки» из длинного девичьего имени Великой Императрицы Екатерины, чья судьба была тесно сплетена с судьбой Григория Орлова). Родители думали целую ночь и на утро согласились.
Монро нашла в именах своих девочек много оригинального и необычного. Удивительно, но событие с именами поразительным образом стало известно всему поселку и произвело настоящий фурор. О детусях котауси с необыкновенными именами не сообщили только самые ленивые или задрипанные телевизионные каналы. Монро с Графом пригласили даже на популярное ток-шоу одного очч-чень известного ведущего но они отказались. Уперся Граф, не желающий светиться на дешевых пошлых передачках ни за какие коврижки. Он был выше этого! Монро, конечно, расстроилась, ей так хотелось блеснуть перед тысячами зрителей. Но умалять графское достоинство муженька она не стала. Просто покрутилась перед зеркалом, изображая звезду, и нашла себя очень даже привлекательной. Признаюсь, в отсутствии Графа, пока он не видел, Монро всё же соблазнилась и дала несколько небольших интервью сверх настырным корреспондентам самых успешных и читаемых «глянцев» и, конечно, позволила сфоткать себя в самом выгодном свете. Эти фотки с шикарной молодой мамочкой Монро с детусями и увидел Шуст, который тайно полистывал журнальчики определенной направленности в каком-нибудь закрытом местечке садика. Он подпрыгнул от удивления и помчался показать журнал с Монро своей Младе, совершенно забыв, что это его маленькая невинная тайна. Так вся семейка бабуси Поликсении узнала про историю Монро. Конечно Млада тут же засобиралась к сестричке, а Шуст, совершивший непростительную глупость с журнальчиком, не мог ничего возразить, во всяком случае сейчас по свежим следам. Ну, об этом чуть позже, а сейчас вернемся в графский домик.
С рождением милейших детусек семейная жизнь графьёв и их обворожительных спутниц приобрела качественно новый оттенок. Целыми днями и вечерами все с радостью и вдохновением обсуждали успехи малышей, которые росли и зрели буквально на глазах. Домашние обожали прелестных масек. Веселый шум, улыбки и смех стали нормой жизни в замечательной семье. Монро и Граф были бесконечно счастливы!
Беда подкралась, как всегда, незаметно. Хотя, ещё вопрос, была ли это беда? Скорее, то, что случилось можно было бы назвать никому ненужной сейчас проблемой. Так что же стряслось?
Однажды утром Монро поневоле проснулась раньше всех. Дело в том, что Граф повадился во сне забрасывать на неё свои задние лапы. Ну, во-первых, при этом он каждый раз будил её, а во-вторых, Монро переживала за малюток, которых немудрено было придавить лапищей-то. Монро вздрогнула от резкого толчка и навалившейся тяжести правой графской лапы. Спросоня сердце у неё колотилось и, простите, разбирала злость. Монро не смогла больше заснуть. Она выбралась из-под лапени Графа, показавшейся ей двутавровой балкой (не меньше!), случайно свалившейся на неё. Монро с негодованием посмотрела на мирно спящего Графа и… непроизвольно расплылась в улыбке. Надо было видеть эту идиллическую картину! Граф блаженно спал с тремя малышами, которые заснули в местах, где их сморил сон – Августа устроилась серой меховой шапочкой на папочкиной голове, Фредерика опоясала дымчатым шарфиком шею Графа, Григория младшего сам папа обнимал лапкой. Детуся и папка уткнулись друг другу в носики и сладко сопели в две дуды. Все вместе котауси сливались в одну милейшую серебристую кучку. Только Алексей (Лека, как любовно называла его Монро) спал отдельно. Во сне он был явно на охоте, дрожа от возбуждения усами, попискивая и дергая лапками. Монро внимательно присмотрелась к сыну. Он, очевидно, был крупнее других детусей, так как обладал завидным аппетитом. Лека никогда не отвлекался во время еды, как это делали его сестры и брат Григ (тоже сокращенное имя, придуманное Монро). Поглощение калорийной пищи было для Леки очень серьёзным занятием. Вообще-то, он отличался ото всех детусей и своим характером. Лека редко принимал участие в лёгких никчемных суетливых игрищах. Зато обожал игры энергичные с элементами захватывающей охоты и, всегда побеждал!
Монро не удержалась и наклонилась, чтобы лизнуть маленького Леку, пока он спит и позволяет, да так и застыла столбняком. Она явно увидела порыжевшую на серой головке между ушками шерстку. Там же в этой рыжей шерстке прослеживались три темно-коричневых пятнышка. Такое же местечко Монро с замиранием сердечка обнаружила на правом бедре Леки. Что это?! Монро боялась двигаться и трогать сынулю, как будто от этого на его тельце могли появиться новые улики. Да, да именно улики, подло указывающие на её любовную связь с Буслаем! Точняк, Лека начал превращаться в рыську!
Сделав этот пугающий вывод, Монро съежилась и крепко зажмурила глаза. Монро не знала, что ей делать. От безысходности мысли сделались вялыми и тягучими. Она прилегла рядом с Лекой, притянула его к себе и заплакала, окропляя спинку сынули слезами. Но очень глубоко в душе у Монро теплилась радость, и сердечко сладко замирало. «Ну, каков сукин сын! – думала она о Буслае, вспоминая их единственную тайную, но очень страстную встречу – Перебил-таки графское семя! Вклинился, красавчик! Силён!» Лека отпихнул мамочку, сжимающую его в объятьях, высвободился и переполз на новое местечко.
Монро поднялась и вышла на улицу. Навстречу ей через двор шла улыбающаяся Млада. Они приветственно замяукали и кинулись к друг другу. Радости двух сестричек не было предела! Монро прижала пальчик к губам, показывая Младе, чтобы та не шумела, и повела её в домик хвалиться своим драгоценным добром. Млада, не имея возможности ахать и охать вслух, молча закатывала глаза, выражая тем самым свое восхищение. Вдруг Лека открыл глазки и потянулся к мамочке. Она взяла его зубами за холочку и понесла на улицу. Там устроилась на лежачке и стала кормить сыночка. Она поманила Младу поближе и молча показала ей предательские пятна. Млада вылупила глаза и присела, вопросительно воззрившись на сестричку. Монро только скромно пожала плечами, чем ещё больше удивила и насторожила Младу. Не выдержав, Млада зашипела: «Это же Буслай! И ты прикидываешься, что не знаешь КАК?!» Лека отвалился, наевшись до отвала, пузко округлилось, он сладко сопел. Монро вернула его в уютную постельку и снова вышла на улицу. Она спешно пошла подальше в сад, уводя за собой обескураженную Младу.
Там в зарослях ирисов Монро прильнула к сестре и замяукала: «Я не знаю, что делать! Скоро Граф и все-все заметят! Что же будет?» Млада, которая только что хотела выругать непутевую ветреницу, вдруг сникла от жалости. «Первое, надо рассказать всё Клавунчику!» - рассудительно начала она. «А, второе?..» - протяжно замяукала Монро. «Иди разбуди Клавочку. Пока мужики спят, мы всё спокойно обсудим нашим девичьим междусобойчиком» - посоветовала Млада и подпихнула Монро к домику.
Вскоре Монро вернулась, за ней, шаркая непослушными ногами в домашних та-почках, зевая на ходу, шла Клавочка. Она обрадовалась Младе, с любовью гладила её по белоснежной шерстке, хвалила, что та нашла время посетить сестричку, потом спросила, видя напряженный взгляд Монро: «А что собственно случилось, девочки?» Монро не успела рта открыть, чтобы постепенно ввести подругу в курс дела, как Млада уже выкрикнула: «Монро подгульнула с Буслаем! Алексей – Буслаев сын, пятнистый рыська! Так-то, дорогая Клавочка, не уследили!» Монро зарыдала. Клавочка, чувствуя, что именно она не уследила, лихорадочно соображала, что предпринять. «Так, успокоились, успокоились… - начала она аутотренинг, глубоко вздыхая и задерживая дыхание, - пока никто ничего не заметил и, возможно, не скоро заметит. Давайте решать проблему по мере её поступления. Не будем суетиться, а подготовимся к предстоящему объяснению конкретно». Она взяла Монро на ручки, стала гладить, успокаивая: «Дорогая, тебе не стоит волноваться, молочко может пропасть» «Да, да, Монрошечка! – поддакнула Млада и зачем-то добавила. - Иначе, чем ты будешь кормить Буслаева бугая?» Клавочка выразительно глянула на Младу и та потупилась. Монро опять захлюпала. Посидели молча. Монро вроде немного успокоилась на теплых Клавочкиных коленках.
«У твоего-то рыся тоже не всё путем!» - выдала Млада. Ей не терпелось рассказать убойную таежную историю. Такое состояние у девушек называется «вода в одном месте не держится», сейчас Млада пребывала именно в этом состоянии. Клавочка и Монро уставились на Младу. И она, задыхаясь, быстро начала рассказывать и про волков-мутантов, и про жуткую битву в тайге, и про победоносное шествие «рыжих» в симбиозе с большекошачьими, и про великого полководца Буслая, и про белку-иуду, заманившую беднягу Буслая в волчью стаю, потом добавила про отгрызанную лапу, фантастические колдовские выкрутасы и закончила выздоровлением Буслая, пока ещё неполным, но уже вот-вот…
«Я немедленно еду к нему!» - заявила Монро, спрыгнув с Клавочкиных коленей. Подружки онемели. Первой очнулась Клавочка. Она укоризненно посмотрела на Младу и выразительно спросила сквозь зубы: «Ну, зачем ты, бестолковая, это сделала?!» Млада, которая почувствовала неописуемое облегчение после того, как выплеснула на подружек долго томившуюся внутри новость, вдруг поняла, что завернула куда-то не туда. «А я что? Я ничего…» - начала оправдываться она, прекрасно понимая, что это её никак не оправдывает.
Взгляд Монро был устремлен вдаль в голубое небо, мыслями она уже была в Таежных далях. Она четко решила для себя, что не встретиться с измученным невзгодами Буслаем она не может. Кроме того, она привезет ему новость о родившемся сыне, его пятнистом маленьком рыське. Буслай имеет полное право знать об этом! Очень не правильно скрывать этот радостный факт от Буси, мужественный воин не заслуживает противной мерзкой лжи. Решено!
Монро почувствовала, как Клавочка дотронулась до её спинки. «Не делай глупостей, милая моя! Думай о детусях и о любимом Графе! Не бросай их, прощу тебя!» - проникновенно стала убеждать Монро Клавочка. «Мы обе просим тебя, дорогая сестричка! - присоединилась Млада. – Я себе не прощу, что все тебе рассказала про Буслая! Какая же я эгоистка и дура!» Млада зарыдала навзрыд. Тут-то и появился Граф.
Граф подошел гордой походкой. Увидел Младу, сразу подрасстроился и напрягся. Внезапное появление женушки Шуста - друга Буслая, не предвещало для него ничего хорошего. Согласитесь, он был прав! В глубине души Граф ещё чаял надежду, что одна белокурая сестра приехала поздравить другую любимую сестру с рождением детусек, но, заметив слезы, покрасневшие глазки и носик у Млады, эта хрупкая надежда развеялась, как дым. Он кивком головы поприветствовал Младу, не произнеся ни слова. Она ответила тем же, пряча глаза.
Все три подруги молчали, как юные пионерки (есть такое выражение, пошло оно в Советском Союзе от Ульяна Ильича). Клавочка суетливо задвигалась и обратилась к нерасцветающей Монро: «Милая, тебе не пора кормить детусей? Пошли?» Она попыталась увлечь Монро в домик. «Да, да, пойдемте отсюда, я хочу пообщаться с моими чудесными племяшами» - заворковала Млада. Все посмотрели на Графа слишком виновато и растеряно. Граф пришпилил подружек тяжелым подозрительным взглядом и произнес: «Не надо беспокоиться, детуси ещё спят. А вот, к примеру, ЧТО здесь происходит, мне очень хотелось бы знать! Я не буду, милые дамы, проводить допрос с пристрастием, но вы мне сейчас всё расскажите сами! Ясно?!» Последние слова Граф рявкнул, уже весь окутанный самыми жуткими подозрениями. Клавочка с тесно прижавшейся к ней Младой стали невнятно что-то говорить, то ли оправдываясь, то ли пытаясь как можно сильнее запутать и отвлечь Графа. Из их сумбурной речи, которую подружки произносили очень тихо, очень быстро и одновременно, Граф уловил только отдельные слова типа «как бы не так», «а вот это попробуйте», «ну, уж зачем так-то уж», «да, ладно, плавали, знаем», «при хорошей жене…», «дурной пример заразителен», «семь бед – один ответ» и ещё много всякой белиберды, которую Граф при всем желании не смог бы никогда собрать воедино.
Монро, которая даже при появлении Графа не отвела взгляда от голубых просторов неба и продолжала мечтательно следить за появившемся легким белым облачком, похожим на чайку, вдруг сказала: «Странно, почему котауси не летают?» Она повернулась к Графу, посмотрела красивейшими янтарными глазками ему прямо в изумленные широко открытые серые глаза и продолжила: «Я спрашиваю, любезный Граф, почему котауси не летают так, как птицы? Кажется, вот так бы раскинула лапки и полетела…(Монро показала, как бы она раскинула свои прелестные лапки и помахала ими, как птичка)…далеко-далеко к своему ненаглядному Бу…!» Граф упал на газон без признаков жизни.
Монро опомнилась и крикнула: «Девочки, я убила его!» Девочки всеми кинулись к Графу. «Что-то он слишком часто стал опрокидываться…» - недоуменно произнесла Клавочка, поднимая Графа на руки. «Слабенький какой…» - причитала Млада, шествуя сбоку. Она обернулась к Монро, завершающей процессию: «Ну, и зачем ты ему это выдала? Ещё хуже меня… Две клуши тупые – мы с тобой, Монрошечка!» Монро ответила решительным голосом: «Не хочу, и не буду врать! Пусть Граф все узнает сейчас и лично от меня! А к Буслаю обязательно полечу… скоро… только детки подрастут…»
Из домика навстречу летел Григорий. Он перехватил из рук Клавочки Графа и удивленно сказал: «Опять рожал? Заклинило беднягу!» Клавочка промолчала. Графа откачали веерными обдуваниями и обрызгиваниями холодной водичкой. Он попросил принести деток, исполнили графскую волю. Резвые детуси вернули Графу способность улыбаться и немного разговаривать. Он не вспоминал события в саду, которые довели его до обморока. Граф веселился и забавлялся со своими крошками и к вечеру поднялся, плотно поужинал и бодро вышел провожать улетающую домой Младу, передавая всем, кого знает, приветы. Он снова был настоящий Граф и соблюдал положенный этикет. Монро не начинала разговор, берегла Графа. Сейчас она находила, что слишком изощренно и гадко пыталась поставить Графа в известность о двойном отцовстве, проявившемся в сыночке Алексее. Монро было стыдно и мерзко на себя. Она жалась, ни на кого не смотрела, и всё время пыталась уснуть, скрутившись тугим калачиком и закрыв виноватую мордочку лапкой. Монро удалось заснуть, погрузиться в туманный сонный мир без сновидений.
Клавочка разбудила Монро покормить детусей. Она с радостью приняла всю четверку проголодавшихся малышей, поочередно намывая их длинным язычком. Случайно подняв глазки, она поймала на себе грустный, до боли в сердце печальный но, несомненно, очень влюбленный взгляд Графа. «Иди сюда, - позвала она шепотом, - смотри, какие они лапики!» Граф подчинился, подошел, резко наклонился и начал с неимоверной страстью целовать Монро, шепча: «Душечка, моя Душечка! Прости, прости меня!» Монро хотела спросить, за что простить-то? Ведь это она во всем виновата! Но, от покрывающих её славную мордочку графских поцелуев она не могла произнести ни слова. Слёзы катились из её прелестных глазок, разжигая у Граф новые приступы нежности, страсти и вины, что он, наглец, довел любимую до плачущего состояния. Они помирились и снова были счастливы! А на-долго ли, посмотрим… уже в следующей главе.
Продолжение следует...