36. когорта. русский эпос казахстана

Вячеслав Киктенко
36.
***
Не одна журнальная, вся литературная ситуация изменилась, и не только в отдельно взятой республике, но на всём постсоветском пространстве. Свои произведения авторы нередко вынуждены издавать за собственный счёт. Если найдутся средства, конечно. Или спонсоры-филантропы. А в итоге продавать невеликий тираж, реализовывать его самим, уж кто где сумеет, у кого как получится…
В издательствах печатают большею частью не столько книги писателей, сколько финансовые серийные проекты. У них, конечно, тоже есть авторы… или какой-то коллективный автор, которого Юрий Поляков остроумно назвал: «ПИП». Популярный Издательский Проект. Любому читателю,  а в особенности самим руководителям книжного дела понятно, что ПИПы не литература, но – ничего личного, бизнес есть бизнес. А литература? Может быть, она вообще кончилась, и её больше нет в природе?
Есть литература, никуда не делась. Талантам на Руси искони нет перевода, и можно бы радостно воскликнуть: «Жив, жив курилка!». Жив… конечно, жив. У писателя остался последний не взятый рынком форпост, последний редут настоящей литературы – толстый литературный журнал. Здесь главный критерий отбора не деньги, не «жареная» тема, а единственно художественная ценность произведения.
И поддержать бы государству литературные журналы, это в его стратегических интересах, да всё руки не доходят. Журналы держатся на последнем дыхании, нищем   финансировании, по остаточному принципу, смехотворной зарплате.
А ведь денег совсем немного требуется для поддержки не только нормальной журнальной политики, но и для воспитания молодых поколений. Чего уж проще, казалось бы: обеспечить городские, школьные, сельские библиотеки бесплатной подпиской не на гламурную россыпь, а на десяток лучших русских литературных журналов.
Чем ныне заполнены бибколлекторы, а потом и библиотеки? Что видят там молодые, на чём воспитываются? На гламурном барахле о серийных маньяках,  подвигах путан, киллеров, мироедов. Ну и что вырастает отсюда, чем формируется сознание «нашей надежды», «нашего будущего»?  Погано становится, как только представишь, что  из всей этой слизи может возрасти.
А если представить, что та же самая молодёжь, даже подпорченная гламуром и глянцем, увидит в школьной библиотеке, пусть даже среди всех мусорных изданий, хотя бы с десяток лучших русских литературных журналов, сама ведь потянется к ним! Конечно, не всем дарован чуткий эстетический вкус, но одно только присутствие – вот здесь, под рукой, с самого детства – современной, живой, настоящей русской литературы, может вывести на верную дорогу не одно поколение.
Опыт убеждает, да и не раз убеждал – переформатировать молодые мозги дело не  столь уж затяжное. Десять-пятнадцать лет последовательной государственной работы, и вот уже они, совсем другие люди. Умные, требовательные к себе, настроенные на доброе дело. Патриоты без ложного пафоса. Не болтуны, не прожигатели жизни, а настоящие, на совесть, трудяги. Семья, служба, Родина – все корневые понятия с юности естественно входят в человеческую сущность, будучи движимы в добром направлении.
Известны слова о том, что войны, да и все подлинно крупные, судьбоносные дела выигрывает не только воинский или политический руководитель. Не столь явно и зримо, как власть, но стоит у истоков побед именно школьный учитель. Стоило бы тут добавить – и школьный библиотекарь. Кабы не прозябал в нищете и пренебрежении.

***
А что же наша Когорта, куда подевалась, рассеялась, растворилась? Жива Когорта, жива! После развала Союза по всей огромной стране, меняя осёдлый образ жизни на кочевой, стали сниматься не только отдельные люди, но целые сообщества, коллективы и даже частично регионы. Дело понятное, сообща легче выживать в новых условиях, в незнакомой среде, в ином территориальном климате.
Пожалуй, лишь Когорты это не коснулось. Ещё недавно единая, чувствующая плечо друг друга, ритм, сердцебиение, она вдруг разъединилась – по сугубо личным причинам, интересам, условиям. Люди в основном небогатые, лишь городскую недвижимость каждому из нас можно было положить в подоснову передела судьбы.
И – всё-таки переселились, кто смог, кому позволили условия, зажили на новых местах, на новой почве. Оперились, окрепли, и неизбежно проступившее, сильное личностное начало повело каждого по своей, непохожей на другие, дороге.
Хотя по главной мистической сути она была общей, эта дорога в большой мир, общая тяга к разъединению, пробе себя, осознанию себя отдельной, творчески состоявшейся единицей. Но как подсказывает старый, а уже и с высоты прожитого, поздний взгляд на жизнь в целостности – это была дорога к разъединению временному. История старая, как мир. Ещё у Катулла сказано о таком дружестве. Друзья юности поэта, расставаясь с домом, заверяют друг друга:
«Хоть из дому общей выходим дорогой,
По разным дорогам домой возвратимся...»
Мы никого не заверяли. Думать не думали, что случится вскоре, а вот…

***
Ситуация после распада державы менялась на глазах. В большой единой стране резко изменилась не только политическая ситуация Большого Стиля. По отношению к Слову переверсталась вся эпоха Большого Эха. Тихий отзвук едва слышно пытался –правда, жалковато-утешительно – компенсировать ещё недавно былинно Большое Эхо.
То, Большое Эхо… это когда слышно было из одного конца страны в другой, когда мальчик из Владивостока, впервые встретившись в Москве на литературном форуме с девочкой из Белгорода, могли говорить на совершенно одном языке, оперировать одними понятиями, цитировать одни и те же строки, а то и целые абзацы только что опубликованного произведения.
Да, ситуация менялась. Все наработки, всё написанное или только начатое, словно подвисло в воздухе, и в нём же, свободном и сильно разрыхлённом, ослабленном воздухе иной эпохи не находило отзвука. В дому без стен не услышится эхо. Словно разрушили, не считая пресловутой Берлинской, все стены окрест. Нерушимой оставалась, как и столетья назад, пожалуй, только Китайская. Но это не наша история…
А наши надежды таяли на глазах. Казалось, мы никому не нужны в разваливающейся стране, в разворошённом, ещё вчера надёжном укладе жизни. Тогда-то и написались горестные, слава Богу, что не итоговые строки:

                «На излёте Большого Эха
Мы провыли зачины драм.
Колыханье тихого смеха
Откатила эпоха нам:
– «Ах вы, сирины-перестарки,
Ах вы, кочеты соловьи,
Ах вы, блеющие волчарки,
Захребетнички вы мои…» 

Жизнь над нами попросту надсмеялась – такое было тогда ощущение. И на доброе десятилетие многие замолчали. А кто-то и навсегда. Но теперь, собирая по крупицам лучшее, свершённое нашей Когортой, которая разбрелась в те «бездомные» годы, вижу – мы своё слово сказали. Сказали сильно. Оставшиеся в живых скажут ещё. Вижу, как она  опять собирается воедино, Когорта, и уже не делю её на живых и ушедших. Вот она, команда молодости нашей, нашей жизни, общей судьбы, единого некогда порыва. Сильного творческого прорыва, из глубины – на простор.
И правда, возвращаются все в итоговое единство – каждый своей дорогой. Возвращаются домой, в дом-книгу, в читательский дом... уже навсегда вместе.
Верно, по Катуллу:

«По разным дорогам домой возвратимся…»