Взгляд из окон кухни

Вместо предисловия.

В разгаре работы над этим материалом, 28 февраля 2015 года, я уже был израильтянином с 25 летним стажем. За эти годы я во многом изменился и стал другим – более независимым и мудрым человеком. Много улучшений я вижу в моем доме, городе и в стране, которая предоставила возможность заново обосноваться всей моей семье. Кое-кто со стороны видит в этом не что иное, как помощь США. Я этого оспаривать не стану, но если она и имела место, на самом деле, то сводилась, главным образом, к тому, чтобы не мешать нам, осуществлять свои планы.

О, как непросто они нам давались. Тогда далеко не каждый новичок был способен выдержать такую нагрузку. Мне помогало выстоять и понимание того, что моим предкам здесь было намного труднее отстаивать свое место под солнцем. Евреи на протяжении сотен лет проживали в Иерусалиме, Хевроне, Цфате и Тверии и после изгнания римлянами, незадолго до начала нового века. В 1860 году они начали покупать землю за пределами этих четырех городов, в отличие от первых белых поселенцев в США и Австралии. С 1930-х годов англичане и Организация Объединенных Наций не раз предлагали разделить землю Израиля на два государства – еврейское и арабское. Руководствуясь резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН от 29 ноября 1947 г. о разделе подмандатной Палестины на два независимых государства, евреи провозгласили и построили свою страну. В ней они мирно уживаются с согласившимися на это арабами.

Когда я оглядываюсь назад, в свое израильское прошлое, то не один раз вспоминаю непростой для репатриантов 1990 год. Их главные проблемы вытекали из того, что Израилю было тяжело принимать фактически одновременно около миллиона советских евреев – почти четверть населения маленькой страны. Но она не только выстояла с честью, но и сумела занять достойное место в списке стран с устойчивой экономикой и самыми продвинутыми технологиями. Далее разговор о том, как я, в своем окружении, преодолевал оказавшиеся на моем жизненном пути трудности и одновременно перестраивал свою ментальность.




Я был одним из тех, кто свято верил, что стоит ему изменить систему, чтобы исчезли кражи, убийства и несчастная любовь.
Луи Арагон


Глава 1

Отсутствие прямых авиарейсов из СССР в Израиль не подлежало критике, и мы были рады тому, что благополучно приземлились в Будапеште в 2 часа ночи. Вскоре здесь началась посадка в двухэтажный «Боинг» израильской авиакомпании «Эль-Аль». В его салонах свободно расселось около четырех сотен пассажиров, в основном, новых репатриантов. Самолет гигантских размеров набирал высоту настолько легко и быстро, что я даже не ощутил привычного закладывания ушей. Как только подъем завершился, на подвешенных к потолкам телеэкранах замелькали изумительные виды морских пляжей Тель-Авива, Нетании и Эйлата. В моих ушах впервые зазвучали бравшие за душу мелодии израильских композиторов. С этого момента начиналось «видео знакомство» с еврейским государством, которому предстояло стать нашим новым домом.
 
Вспомнилось, как в Советском Союзе нам втолковывали, что «Утверждения сионистов о том, что Израиль родина для всех евреев, на самом деле, обман, который раскрывается, как только вновь прибывший вступает на его землю. Здесь он воочию убеждается, что правящие круги Израиля проводят политику агрессии и оккупации арабских территорий. Новички же нужны Тель-Авиву лишь для пополнения армии и заселения оккупированных земель. Роль пушечного мяса – вот, что уготовано эмигрантам».

Такие воспоминания настораживали и тогда, когда просторный авиасалон на глазах превращался в зал ресторана. Сначала его воздух наполнили удивительно приятные ароматы разогреваемой еды. Затем в узких междурядьях засновали ловкие и приятно улыбающиеся стюардессы. На откидные столики перед каждым из нас поставили закрытое фольгой одноразовое блюдо. В нем – горячий шницель из индейки, зеленый горошек, зерна кукурузы, нарезанная кубиками свекла. Рядом кетчуп, соленые огурчики, оливки. По заказам разносят кофе, чай, печенье. Несмотря на предутренние часы, между пассажирами завязываются оживленные беседы.
 
– Такую праздничную еду, – негромко говорю я сидящим от меня слева и справа Матвею и Рае, – наверняка подают только приезжающим в Израиль евреям. Не думаю, что тем, что уезжают из него, подают то же самое.
 
– На идиш понимаешь? – Спрашивает меня по-еврейски пожилой мужчина с соседнего сидения, который, наверно, немного понимал русский и услышал мою реплику.
 
–Эта еда входит в стоимость авиабилета, – продолжал он в ответ на мой утвердительный кивок.

– Такую же еду нам подавали, – подключается к разговору его соседка, – когда мы улетали из Израиля в Венгрию две недели тому.

На эту элегантную пару «лет семидесяти плюс» я обратил внимание еще в аэропорту, перед выходом на посадку. На русском языке, который упорно, но давно изучали в школе, они с трудом произносили по два-три слова. Здесь они не скрывали своего желания ободрить излишне суетившихся репатриантов из Советского Союза и раздавали нервничавшим детям печенье и конфеты. Сейчас оба представились нам Шмуэлем и Ханой – пенсионеры из Тель-Авива, с 35-летним стажем проживания в Израиле, которые возвращались из поездки по местам своего детства.
 
– Так кто из вас играет на этом изумительном инструменте? – Шмуэль указал глазами на футляр с виолончелью Матвея.
 
В ответ я с трудом мычу что-то невнятное. Моего маленького запаса слов на идиш явно не хватало для поддержания беседы, и Матвею пришлось продолжить ее на английском языке. Тот разговор нас и побудил отказаться от обоснования в Ришон ле-Ционе, неподалеку от Тель-Авива, как мы планировали. В заключение наши попутчики предложили Матвею записать номер их телефона в Тель-Авиве, чтобы он и впредь мог с ним посоветоваться при выборе важных решений.
 
В аэропорту имени Бен-Гуриона мы приземлились ранним утром, а в десятом часу, с паспортами граждан Израиля, уже мчались на такси в столицу пустынного юга Беэр-Шеву. По мнению Шмуэля лишь там, подальше от перегруженного центра страны, хороший музыкант еще мог побороться за место работы в симфониетте, или консерватории, как в Израиле называют музыкальные школы. Мне и Рае, из-за большого наплыва новичков и предшествовавшего пенсии возраста, работа не светила вообще.
 
А пока за окнами «Мерседеса» мелькали аккуратные поселки с обжитыми домиками под красной черепицей. Радовали глаз ухоженные овощные и цитрусовые плантации. На апельсиновых деревьях горели золотом большие плоды. На подъезде к Беэр-Шеве сказочной красоты видения сменили лысые и унылые песчаные холмы. Им в тон смотрелись невзрачные пятиэтажки на главном проспекте города.

Но вот наше такси вкатилось на территорию гостиницы, с обильной зеленью тропических растений. Далее небольшой холл, а в регистратуре нам добродушно улыбается немолодая женщина. Ее взгляд засиял утренним солнцем, когда Матвей заговорил с ней на английском языке. В чистых, без излишней роскоши, номерах мы заснули мертвым сном, как только прикоснулись к белоснежным подушкам. Сказывалась усталость двух нелегких ночей.

Я открыл глаза лишь около шести вечера. Потом я отлеживался около получаса в душистой пене просторной ванны. Ужинать мы пошли в ресторан. Там было мало людей, а зал едва освещали утопленные в потолочных нишах светильники. Обычные стулья у шестиместных столов, которые привлекли внимание разве что свежестью одноразовых бордовых скатертей из какой-то особой бумаги. До блеска вымыты красивые керамические полы. За витринными стеклами окон дальней стены виден плавательный бассейн, залитый светом цветных прожекторов. Вокруг, на выстриженном газоне аккуратно сложены в штабеля кресла и лежаки из белого пластика.
 
По примеру других, направляемся и мы к стоявшему посреди зала огромному шведскому столу. Здесь буквально теряемся в том, что предпочесть из несчитанного количества рыбных и молочных блюд, салатов из свежих и маринованных овощей, выпечки и напитков. Волшебные запахи разгоняют аппетит, и больше всего мы удивляемся возможности класть на свой поднос все, чего твоей душеньке захотелось.
 
На улице, у выхода из ресторана, с нами заговорили по-русски Меер и Маня. И они представились нам супругами, которые приехали в Израиль из молдавского городка Бельцы 10 лет тому. Тогда и им старожилы помогали обустроиться на новом месте, а сейчас пришел их сионистский черед. Выходивших вслед за нами новичков подбирали другие русскоговорящие патриоты.
 
Наше знакомство началось с прогулки по ближайшим улицам Беэр-шевы. В свете фонарей и ярких разноцветных реклам они выглядели намного эффектней, чем утром. Особое впечатление произвел небольшой супермаркет. Его полки ломились от изобилия товаров. Такого я не видел даже в элитарном «Елисеевском» гастрономе Москвы в свои студенческие годы «лучших советских времен». Здесь же нам преподали первый урок о правилах местной торговли. В отличие от Союза, в Израиле на городских рынках продавали самые дешевые товары. За дорогой отборной продукцией здесь ездят в крупные супермаркеты.
 
Нам разъяснили и то, что явно не на них сориентирована небольшая государственная субсидия, которую нам выдают на считанные месяцы обучения. Она не предусматривала и разорительного проживания в дорогой гостинице со шведским столом и бассейном. О том, что от них «надо бежать без оглядки» нам рассказывали уже на автомобильной стоянке, у которой завершалась наша прогулка.

– Я с Меером вам и предлагаю заменить дорогое излишество на нашу удобную трехкомнатную квартирку. Плата за нее и на шекель не превысит выдаваемых вам на съем жилья денег, – подытожила Маня, открывая нам двери старенького «Форда-Фиеста».
 
Меня она сажает рядом, и через четверть часа мы приезжаем на какую-то узкую, едва освещенную улочку. Маленькие старые особнячки здесь буквально прижаты один к другому. Тот, у которого мы остановились, врос в землю и напоминал полуподвал. Воздух в комнатках-клетушках был сырой и спертый. Вернув нас в гостиницу, Маня сказала, что мы ей очень понравились и поэтому она приедет за нами в 9 утра для оформления договора. Тянуть нельзя, потому что такого спроса на съем жилья в стране еще не было. Чрезмерная «сионистская забота» вызвала у нас настороженность, и Матвей решил рассказать о предложенной нам квартире администратору.
 
– Ни в коем случае! – воскликнула госпожа Эгер.

Вслед за этим она уточнила название улицы, с которой мы только что вернулись, и рассказала, что в городе это место считают сборищем местных наркоманов и проституток. Жилье там давно никто не покупал, а местные ловкачи прочитали в газетах о начале массового выезда евреев из СССР и быстро скупили его за бесценок, чтобы заработать на тех, кого удастся обворожить фальшивым патриотизмом. Только не надо отчаиваться, потому что в Израиле есть намного больше порядочных граждан.
 
В том нам еще предстояло убедиться. А пока, руководствуясь новым напутствием, я с Матвеем с утра пораньше пришел в посредническую контору с официальной вывеской. Нам тогда разъяснили, что здесь специалисты занимаются сдачей жилья в наем и его распродажей. На этой улочке, в центре города, были десятки таких контор. Но мы ведь понятия не имели, что это все тот же частный рынок, услугами которого солидные граждане пользуются через адвокатов, для надежности. Наша контора представляла собой небольшую комнату с 5-ю канцелярскими столиками. Моложавый посредник за одним из них устроил Матвея потому, что, кроме иврита, он немного разговаривал по-английски.
 
Он тоже начал разговор с резко возраставшего спроса на жилье, но в его списке оказался подходящий для нас вариант. На своей машине и он провез нас на квартиру, с которой буквально завтра должны были съехать квартиранты, потому что у них на руках уже были ключи для вселения в свой новый дом. Представленная нам огромная светлая гостиная, с тремя комнатами, ванной и двумя туалетами, не имеет ничего общего с сырым полуподвалом, который мы увидели ранее. Кроме того, здесь есть возможность подселения и семьи нашей дочери, в случае дальнейшего обострения жилищной проблемы. Исходя из таких соображений, мы и подписали отпечатанный на иврите договор. Неудача на этот раз заключалась в том, что документ предусматривал продление срока освобождения квартиры на месяц, что и произошло из-за задержки ввода в эксплуатацию нового дома.
 
От большой переплаты за проживание в гостинице нас спасла приятельница Матвея. Она приняла нас троих в одну из двух комнаток, которые снимала с четырехлетним сыном. Первая ночевка обнажила всю остроту неудобств, которые мы причинили чужим людям. В поиске «порядочных граждан» и выхода из неприятного положения, я с Матеем примчался утром в посредническую контору. Там на разговор на повышенных тонах обратил внимание новый репатриант из США, который тоже искал квартиру на съем. Этому человеку захотелось хоть чем-то нам помочь. Он дождался нас на улице и предложил обратиться в офис поддержки репатриантов, который находился на соседней улице.

Там молодая служащая Кэтти просмотрела наш договор и объяснила, что закон на стороне ловкачей из посреднической конторы. «На всякий случай» Кэтти выписала из договора адрес снятой нами квартиры в свою записную книжку. Чтобы не терять время, мы поехали по магазинам присматриваться к товарам, которые должны были улучшить наш быт на новом, фактически, голом месте. Не трудно представить с каким волнением мы выписывали чеки хозяину магазина, когда покупали стиральную машину, холодильник, газовую печь и цветной телевизор.
 
На этот раз нам повезло. Оказалось, что на свободном рынке есть продавцы, которые дорожат доверием своих покупателей, а они, в свою очередь, обретают умение распознавать аферистов. Как только мы вселились в снятую квартиру, нам сразу стали завозить заказанные нами товары. Среди них не оказалось самого главного предмета в условиях жаркого лета – холодильника, но хозяин магазина не только извинился, но и прислал нам дней на десять свой подменный агрегат.

В то же время мы получали закупленные стол, стулья, кровати, матрацы, одеяла, простыни и наволочки. Они были пошиты из идеальной хлопчатобумажной ткани, вопреки опасению моих житомирских сотрудников «об использовании в Израиле, главным образом, синтетики, из-за нехватки хлопка». Уровню качества здешнего постельного белья, несомненно, уступало то, которым мы пользовались в Советском Союзе. Описание преимуществ закупленной нами бытовой техники заняло бы не одну страницу.

Так как нам и в самом деле надо было экономно использовать каждый шекель скромного государственного пособия, мы приобретали вещи только первой необходимости. По этой причине наша огромная съемная квартира выглядела почти пустой. Свидетельством являлось и очень громкое эхо, которым она встречала наших гостей. Ему очень удивилась неожиданно появившаяся Кэтти, служащая офиса по обустройству репатриантов.

На следующий день она приехала со своей подругой Шошаной и, они повезли меня в склад старой, но добротной мебели. Ее туда безвозмездно свозили для малоимущих репатриантов старожилы после того, как сами обзаводились новыми модными гарнитурами. Обслуживали склад несколько пенсионеров общественников. Один из них помог мне выбрать раздвижной диван, секретер и шкаф. Мне пришлось заплатить символическую сумму только за их доставку, с устным обязательством – вернуть мебель, когда обустроюсь и обзаведусь своей собственной.
 
Позднее ею нас полностью доукомплектовала администратор гостиницы госпожа Эгер. Оказалось, что она проживала в соседнем подъезде нашего дома, и, чтобы внести свою лепту в наш уют, решила ускорить обновление мебельных гарнитуров в собственной квартире.
 
– Когда и как я смогу рассчитаться за вашу доброту? – спросил я нашу попечительницу, когда она зашла посмотреть, как мы обустроились.

– Только своим стремлением помогать нуждающимся в душевном тепле людям, – ответила госпожа Эгер и пожелала нам обретения не только таких желаний, но и возможностей.
 
Этот разговор состоялся, когда мы уже немного подучили иврит в ульпане. Тогда же, для демонстрации того же успеха, нам пришлось изложить «свою советскую подноготную» в очередной приход Кэтти и Шошаны. Они, в свою очередь, нам многое рассказали о себе. Подруги приехали в Израиль из США по религиозным убеждениям. Кэтти появилась здесь восемь лет тому назад, в 22-летнем возрасте, и проживает в очень маленькой двухкомнатной квартирке хостеля – общежития для одиноких граждан.

Шошана лет на 20 старше. Она в Израиле всего три года, с двумя взрослыми дочками. Шошана страдает оттого, что не может найти работу по не принятой здесь профессии женщины-раввина. Она проживает на немалые алименты, которые ей выплачивает бывший зажиточный муж. В конце разговора подруги объявили, что в ближайший четверг повезут нас на «Мицубиши» Шошаны в Иерусалим – пора и нам познакомиться со священной столицей.
 
Еще в пути мы слышим, что город считают золотым и вечным евреи, мусульмане и христиане. За тысячелетия своего существования он многократно подвергался нашествиям и разрушениям. В его руинах следы римского, византийского, арабского правления, владычества крестоносцев и мамелюков. Но Иерусалим всегда оставался центром духовного притяжения евреев мира, которые обращаются к нему в ежедневной молитве. Именно сюда тридцать веков назад царь Давид перенес столицу своего царства, а его сын Соломон построил на горе к северу от города Храм.

И вот мы уже спускаемся по широким каменным ступеням к олицетворяющей Храм Западной стене, самому важному для евреев памятному месту. Достопримечательности современного Иерусалима сгруппированы вокруг горы Герцль. У горы Ха-Зикарон в западном Иерусалиме, в память о шести миллионах евреев, замученных фашистами в годы второй мировой войны, сооружен национальный мемориал Яд ва-Шем. Экономя каждую минуту, мы торопимся от одного памятного места к другому, и стараемся не упустить ни слова из переводимых Матвеем разъяснений Кэтти и Шошаны.

В заключение мы направляемся осмотреть экспозиции иудаики и этнографии крупнейшего Музея Израиля. После затянувшихся пеших переходов длинная очередь у касс музея показалась местом желанной передышки. Но здесь нам неожиданно пришлось испытать совершенно новое для нас ощущение.
 
– «Хэфец хашуд!» – несколько раз объявили по громкоговорителю из подъехавшего полицейского автомобиля.
 
Кэтти разъяснила, что речь об обнаруженном кем-то подозрительном предмете. Так террористы подбрасывают самодельные мины в Израиле, и, в частности, в Иерусалиме. От взрывов погиб не один десяток ни в чем не повинных людей. Для нейтрализации взрывчатки здесь принято вызывать полицию. Сейчас, по ее требованию, полтысячи стоявших у касс граждан организовано перешли на противоположную сторону большой площади. Появился минер в спецодежде. Он вытряхнул из сумки несколько книжек и тетрадок с помощью крючка, привязанного к длинной веревке. На этот раз исход оказался благополучным, и мы вернулись к кассам.


С новой недели мы продолжили изучение иврита в «ульпане» – специальные курсы, финансируемые государством. Группы здесь формировали с учетом возраста учащихся, их образования и профессий. В отличие от Матвея, я с Раей обучался по упрощенной программе. Тем не менее, я поставил перед собой задачу – научиться читать газеты и слушать радио. Рая больше жила волнениями о семье дочери и больном отце. Им, с небольшого денежного пособия, мы умудрились отправить несколько посылочек – с носками, костюмчиками и детским питанием для маленького внучка. Деньги экономили, главным образом, на проезде (преодолевали пешком немалые расстояния) и на продуктах с рынка.
 
Мне нравилось мое новое занятие. Дома, для улучшения результата, я использовал учебники с магнитофонными записями уроков и выпусков последних известий на легком иврите. Многократное прослушивание помогало улавливать интонационный спектр языка и смысл целостных выражений. Параллельно формировались мои новые представления об Израиле. О нем, пока еще на русском языке я перечитывал немало материала.

Лишь теперь я узнал, что на территорию провозглашенного 15мая 1948 года еврейского государства уже через несколько часов вторглись армии Ливана, Сирии, Ирака, Трансиордании и Египта. Подготовка к войне началась раньше – после принятия Генеральной ассамблеей ООН в ночь с 29 на 30 ноября 1947 года резолюции о разделе Палестины на еврейское и арабское государство.
 
В той необычной войне израильтяне сражались за право создания такой страны, в которой не повторилась бы трагедия европейского еврейства. Арабы старались не допустить этого любой ценой. Тогда лидеры стран-агрессоров побудили покинуть Израиль около 630 тысяч местных арабов. Беженцев сосредоточили в нескольких местах – в тесноте, без элементарных удобств.

Принимавшие их страны не предоставляли беглецам гражданства, несмотря на свои огромные просторы. Не принимался во внимание и тот факт, что в 40 и 50 годах произошел фактический обмен населением между Израилем и арабскими государствами. Число еврейских беженцев из арабских стран оценивается разными источниками примерно 800-900 тысяч человек, оставленное ими имущество – от 100 до 300 миллиардов долларов.

В лагерях арабских беженцев плодились многие политические и криминальные организации, лидеры которых встали на путь террора и непризнания Израиля в качестве суверенного еврейского государства. В непримиримой борьбе их и поныне поддерживают Ирак, Иран, Сирия и другие враждебные арабские страны. Армия обороны Израиля героически выстояла в нескольких войнах и крупных военных операциях. Если бы Израиль потерпел поражение, хотя бы в одной из них, его бы уже не существовало.

В ульпане нас знакомили не только с ивритом. Нас вывозили на комфортабельных автобусах на строительную выставку в Тель-Авив, в Научно-исследовательский институт имени Хаима Вейцмана, просто на пляжи Средиземного моря. Экскурсия в танковую часть особенно запомнилась не тем, что мы забирались в боевые машины, брали в руки автоматы, пулеметы, бинокли, приборы ночного видения, а – условиями быта израильских солдат. В их спальных комнатах мы увидели по пять-шесть кроватей с телевизором.
 
В воинской столовой нас пригласили отведать повседневной еды солдата. В армии обороны Израиля строго соблюдается кашрут. Посуда для мясной и молочной пищи не соприкасается. На поточной линии мы сами выбирали себе овощные салаты, горячие супы и гарниры к рыбе или индейке. Все это мы накладывали в вымытые до блеска фарфоровые тарелки. Рядом блестели вилки, ложки, ложечки и ножи из нержавейки.

Командиры и солдаты брали еду с той же поточной линии, а затем усаживались за один стол. Мне тогда вспомнилась недомытая алюминиевая миска солдата моих советских времен и ложка, которую каждый из нас облизывал по окончанию еды и прятал за голенищем сапога. Офицеры там вообще питались в отдельной столовой. У них и еда, и посуда были другими.

Меня искренне радовали успехи в обучении и познание неведомых ранее принципов жизни нового общества. В ту пору я уже знал о том, что процесс абсорбции нового репатрианта состоит из трех этапов – восторга, разочарования и привыкания. Но все равно, даже тогда, когда мы разослали по заводам свои трудовые биографии для трудоустройства, мне казалось, что у меня этап восторга не закончится. Тогда же наш Матвей полагался в поисках работы еще и на советы госпожи Эгер. Следуя им, он уже побывал на нескольких интервью и сейчас часами готовился к конкурсным прослушиваниям.
 
В моей группе повезло пятерым соученикам, возраст которых тоже не превышал тридцати лет. Им предоставили работу у станков, за рулями такси и грузовиков. Из-за небывало наплыва репатриантов безработица в Израиле зашкаливала. Не дождавшись ответа на свои запросы, я пошел на предприятия промышленной зоны города. На проходных, у окошек отделов набора кадров я только и слышал о бесперспективности моего возраста. Лишь в одном месте мне сказали, что глаза на него, возможно бы, и закрыли, если бы я был хорошим токарем или фрезеровщиком. Вот когда я заволновался. До выхода на пенсию мне надо было работать еще полных 10 лет. Но, так получалось, что передо мной закрывали все подступы к заработку на кусок хлеба.

Как-то к концу урока я почувствовал непривычно резкую боль в груди. Она неизменно нарастала и затрудняла дыхание, и тогда я вышел из аудитории, полагая, что мне станет легче на свежем воздухе. Боль нарастала и там. Лоб покрывался холодной испариной. Такого со мной еще не случалось. В перерыве ко мне подошли мои соученики и растерявшаяся Рая. Владимир, врач по профессии, осмотрев меня, сказал, что надо немедленно отправляться в приемный покой больницы. Там мне сделали электрокардиограмму и рентген. В ожидании объявления инфаркта я думал, что он-то и положит конец всем моим волнениям и планам.

После короткого совещания медиков меня привезли в маленькую операционную. Там мне помогли раздеться до пояса, а далее, я и вскрикнуть не успел, как один из врачей «виртуозно вонзил» мне меж ребер под мышкой левой руки металлический стержень. Посредством резинового шланга его соединили с бутылкой – воздушно-водяным затвором.
 
– Пневмоторакс – разрыв сосуда легкого, – объяснил врач мне, Матвею и Рае.

Далее перевезли меня в палату, где еще четверо больных отделяли друг от друга раздвижные тканые ширмы. Под утро за одной из них поместили совсем еще молодого мужчину, с таким же водяным затвором. Помогавшая ему медсестра разговаривала по-русски. Она рассказала, что мой новый сосед – армейский офицер. С разрывом сосуда легкого он доставлен с учений, и это не такое редкое явление даже у молодых людей.
 
– Медики Израиля, – подчеркнула медсестра, – успешно лечат таких больных. Главное – во время обнаружить причину. Вам повезло еще и тем, что попали в руки исключительно хорошего врача-диагноста, кстати, араба. Моего соседа и меня выписали из больницы на третий день. При выписке я спросил врача, снявшего дренаж – должен ли я соблюдать какой-либо специальный режим.

– А чем ты занимаешься? – спросил врач, в свою очередь.

– Учусь в ульпане.

– Вот и иди в ульпан. Продолжай учиться.

– Когда? – не поверил я своим ушам.

– Завтра.

В начале июня нам выдали удостоверения о завершении курса обучения. С ними мы и пришли в городское отделение министерства абсорбции. Там у дверей всех служащих стояли невероятные очереди.
 
– Теперь ожидайте открытия курсов переквалификации. Будете получать той же величины пособие, включая деньги на съем жилья, – сказал мой куратор.
 
Я с облегчением вздохнул. Значит, о нас кто-то думал и не собирался бросать на произвол судьбы. Раньше других начинались занятия на курсах десятимесячной продолжительности по подготовке помощниц воспитателей детских садов – нянечек по меркам советского прошлого. На них Рая и остановила свой выбор, чтобы приготовиться к профессиональному уходу за долгожданными внуками.

Меня направили на экзамен в ульпан «бэт» для более глубокого изучения иврита. Занятия там начинались после летних каникул. Матвей к тому времени успешно прошел конкурсный отбор не только в Беэр-Шеве, но и в одной из престижных консерваторий Тель-Авива. И там, и здесь его приняли на должность педагога. Об этом он с радостью сообщил Шмуэлю с Ханой и поблагодарил их за дельные советы в самолете.

Я тогда вспомнил об их предупреждении, что мне и Рае работа не светит вообще и из-за этого еще больше соскучился по утренним сборам на работу и ощущению того, что в тебе кто-то нуждается! Об этом я рассказал соседу-пенсионеру с первого этажа. Он был верующим человеком и принес мне на следующий день несколько религиозных книжек на русском языке:
 
– Познакомься, – сказал Яков, – многих людей это укрепляет физически и духовно.

Еще моя бабушка Бася рассказывала мне о Галахе – общем названии еврейского Закона, который означал «путь, по которому идут», а еврейская религия во всей своей полноте и есть жизнь. Сейчас я читал, что Талмуд четко характеризует мой народ тремя главными качествами: сострадательностью, скромностью и милосердием. «Ненависть к злу – такая же добродетель, читал я далее, как любовь к справедливости, ненависть к жестокости – такая же добродетель, как любовь к милосердию. Но недостаточно лишь уклоняться от зла и презирать жестоких людей. Нужно активно способствовать справедливости и милосердию, ибо сказано: уклоняйся от зла и делай добро».
 
Вскоре малоразговорчивый Яков повел меня в синагогу на утреннюю молитву. В помещении не было никакой роскоши – одни столы да стулья. На молитве присутствовало около пятидесяти мужчин с ближайших улиц. По субботам они одевались в свои лучшие одежды и приходили сюда с женами и детками. Женщины сидели отдельно, за перегородкой. Среди покрытых шелковистыми белыми накидками (талитами) мужчин появлялись и солдаты, которые приезжали домой на двухдневную побывку. На полу, рядом с ними, лежали их автоматы. Застигнутая врасплох в 1973 году Войной Судного дня страна теперь так обеспечивала ежеминутную готовность своих бойцов к обороне.

По завершении молитвы ко мне подходило несколько мужчин с вопросами: чем занимался в СССР, что думаю о тоталитарных режимах Сталина, Хрущева, Брежнева и как воспринимаю горбачевскую перестройку? Каждый раз кто-то приглашал мою семью на субботний ужин «для усовершенствования иврита и познания национальных традиций», потому что у верующих евреев принято так обласкивать тех, кто еще не имеет собственного обустроенного дома.
 
В синагоге ко мне относился теплее всех мой ровесник Юда. Он сидел рядом со мной и называл меня не Арнольдом, а только ласкательным Аралэ. Как-то, по завершении молитвы, Юда предложил мне поработать в его маленькой типографии.
 
– Будешь приходить ко мне по окончании уроков всего на 3-4 часа, – толковал он, – и я буду платить тебе по 5 шекелей за час.
 
В постоянном общении с сотрудниками Юде виделись самые лучшие условия для ускорения постижения иврита, несмотря на то, что я уже приступил к занятиям в ульпане «бэт». Переплеты небольших книжек посредством несложного устройства я освоил сразу. Юда радовался, что сам Бог послал ему такого исполнительного работника и обещал обучить меня работе на всех машинах. Вместе с этим, он задержал на три дня выплату причитавшейся мне за две недели зарплаты.
 
Вручая чек, он извинился еще и за то, что вынужден вместо 5 заплатить мне по 3 шекеля за час, что связано с непредвиденной покупкой дорогой типографской машины. Ее стоимость превышала мой заработок во многие разы, а мелочность моего хозяина меня настолько возмутила, что я тут же объявил ему об уходе с работы. С того дня я перестал посещать и синагогу.

Мои новые увлечения оказались не менее интересными. По подсказке Рут Хильман я ходил в концертный зал консерватории на встречи с известными деятелями искусства и самыми яркими политиками Израиля той поры. А гости, фактически, проводили своеобразные беседы со зрителями. Естественно, они разговаривали на иврите, и я здесь учился улавливать смысл полных фраз, несмотря на присутствие в них и незнакомых слов. Мой интерес к мероприятию теперь возрастал от одной субботы к другой. Этому способствовали и небольшие паузы, которые заполняли хорошими музыкальными номерами новые репатрианты. Организацией этой части «культурных суббот» занималась немолодая Рут.
 
До выхода на пенсию она возглавляла здешнюю консерваторию с дней ее основания. Она начиналась с нескольких приспособленных комнат, а современное здание построили на деньги, которые Рут собирала у местных и иностранных меценатов. В знак этого ее именем назвали очень красивый концертный зал учебного заведения, а она не собиралась отдыхать и на пенсии. Сейчас преданность музыке этой женщины проявлялась и в большой гостиной ее квартиры. Здесь, у старого рояля, делали первые шаги многие только что приехавшие в Беэр-Шеву музыканты. Лучшие из них заполняли паузы и «культурных суббот».

Там игра нашего Матвея очень впечатлила социального работника Микки Лоуб. Придя домой, она расчехлила виолончель, к которой не прикасалась много лет, которые включали несколько местных войн с ее участием. Микки попросила Матвея помочь ей «оживить» инструмент, который так долго дожидался своего часа. Их уроки проходили в свободные от основной работы часы в салоне нашей съемной квартиры. После их окончания, уже и в моем присутствии, начинались беседы об истории страны, мировой литературе и о жизни в целом.

К диалогу нередко подключался муж Микки Сидней, известный изобретатель в области опреснения морской воды, в прошлом профессор местного университета. Не трудно представить интерес, который вызывали разговоры жизнерадостного эрудита. Так как и я, и Рая все еще продолжали учиться, рассказ сына о каждом его новом трудовом шаге нас просто завораживал. Бывало, по вечерам мы часами выслушивали цитирование его маленьких местных гениев, после чего мама только и успевала пересказывать это своим приятельницам по телефону.

А к оригинальному учителю потянулись ученики с родителями и в Тель-Авиве. Появилось и там немало интересных людей, а самые теплые отношения тогда складывались с семьей ученика Итая Марома. Его отец Йоав являлся художественным фотографом. Мать Рути была занята в семейном бизнесе отца. Музыку в их доме обожали все, но особое место в семье Маромов отводили туризму – поездкам по Израилю и заграничным маршрутам.
 
Подчеркну, что все друзья Матвея в ту пору сразу становились и нашими хорошими друзьями. Разумеется, что в быстро ширившемся кругу оказалось немало новых репатриантов. Уже в первое лето у нас было так много приятелей, что обмены визитами с ними по выходным дням приходилось расписывать с календарем в руках. Ну, конечно, это было бы нереально, если бы Матвей не купил новый японский автомобиль «Шарада». Без личного транспортного средства, с 40-процентной скидкой для новых репатриантов, сын не осилил бы работу в двух городах.

Мое обучение в ульпане «бэт» требовало намного большей самоотдачи. В новой учебной программе появилась грамматика, тексты намного усложнились. У Раи на курсах тоже было, чем заниматься, и она с удовольствием увлеклась изучением теории и практики ухода за детками дошкольного возраста. Особый интерес там же у нее вызывало познание отвергнутых в советском прошлом своих национальных традиций. В связи с этим первый пост Судного дня все мы соблюдали особенно строго. С утра мы пошли в синагогу, а когда вернулись, в жаркие полуденные часы, изнемогали от жажды. Чтобы сохранить таявшие от непривычки силы, мы прилегли отдохнуть,.
 
Вот тогда в щели наших чуть приоткрытых окон хлынули такие запахи разогреваемой пищи, которые меня, голодного, просто сводили с ума. Только тем, кто это делал, было мало одной бестактности. Через минуту-другую они взорвали святую тишину Судного дня мелодиями русских песен «Катюша», «Калинка» и «Молдаванка», которые извергали мощные радио усилители. Их исполняли не на русском языке какие-то иностранные ансамбли. С одной стороны это могло отвести вину от приехавших, как и мы репатриантов, но, с другой, меня волновало, что этой частности не уловит глуховатый сосед Яков и подумает, что не имевшее оправдания безобразие происходит в нашей квартире.

На следующий день меня успокоила приехавшая к Матвею Микки:
 
– Я вовсе не оправдываю бестактность, – рассуждала не посещавшая синагогу женщина, – но ты не должен переживать больше тех, кто ее допустил. Что же касается тяжело перенесенной вами жажды, то я лично не только пью воду в Судный день, но и готовлю омлет своему Сиднею, чтобы не подвергать опасности здоровье человека 72-х лет. Мы проживаем в демократическом государстве, где в своем доме каждый гражданин волен поступать, как хочет. Главное – не мешать соседям. Мы не навязываем своих привычек, кому бы то ни было, но и не хотим, чтобы кто-то нам навязывал свои.

Хотя я и приступил к занятиям сразу после выписки из больницы, произошедший во мне физический и моральный надлом напоминал о себе еще долго. Ко всему непрерывно нарастали повседневные нагрузки – спустя месяц, я получил извещение о зачислении на вечерние инженерные курсы. Аудитории там оказались переполненными репатриантами. Как и я, многие из них продолжали обучение в ульпане. От перенасыщенных учебных программ все очень уставали.

А ведь не надо было большого ума, чтобы понять, что маленькой стране не нужно такого количества специалистов с высшим образованием. Надо было и здесь найти подходящий ход, и правительство предлагает хозяевам предприятий провести обновление части рабочих, чтобы таким образом трудоустроить хотя бы немного репатриантов. Притом государство доплачивало работодателям определенную часть заработка за каждого новичка. Теперь работники службы абсорбции стали вывозить нас на заводы, которые находились в 30-40 километрах от Беэр-Шевы. Но там, даже на таких условиях, отбирали всего по 3-4 молодых счастливчика – на конкурсной основе.

В середине октября 1990 года в ульпане появилась большая комиссия. Ее представители вызывали на короткое индивидуальное собеседование каждого из нас. Мужчина, который беседовал со мной, сразу куда-то позвонил и назвал мою фамилию. После этого он вручил мне маленький лист бумаги с именем и номером телефона.

– Я разговаривал с начальником отдела кадров текстильного завода. Его номер телефона и имя на листке – сказал служащий, положив трубку. – Это в Кирьят-Гате. Работа у станка. Нет в Израиле рабочих мест для всех приехавших инженеров. Так что жди звонка. Человека, который тебе позвонит, зовут Ицхаком.

Ицхак мне позвонил в последних числах октября и предложил приехать к 8 утра в определенное место. Там тогда оказалось еще 42 претендента. Всех нас посадили в автобус и доставили на текстильный завод. Здесь нас проинструктировали по технике безопасности. А далее тот же служащий называл 5-7 фамилий кандидатов, и исчезал с ними в чреве производственного корпуса. Я и здесь не в шутку разволновался, когда напоследок надолго остался один в опустевшем помещении. Но служащий вернулся и за мной. В пути он называл цеха, чрез которые мы проходили. В ниточном и прядильном цехах кондиционеры создавали приятную прохладу, но станки здесь гремели невыносимо громко. В красильном цехе было тише, но жарко, а от стойкого запаха анилиновых красителей подташнивало.
 
– А это «ашпара», – сказал служащий, когда мы вошли в следующее просторное помещение.

Здесь было и шумно, и жарко. Над огромными станками час от часа повисали густые облака пара. Их медленно разгоняли вентиляторы, закрепленные на металлических трубчатых фермах, под потолком. У станка, парившего особенно сильно, меня представили сухощавому немолодому мужчине. Он опирался на руль велосипеда и внимательно всматривался в ткань, что бежала по едва подсвеченному лампами дневного света экрану. К нему же было приковано внимание энергичного молодого человека в форменной рабочей одежде. Ему что-то беспрерывно втолковывал мужчина у велосипеда.
 
– Дани, – обратился к нему приведший меня служащий – побеседуешь с этим человеком.
 
Дани кивнул головой, дав понять, что вскоре освободится. «Ашпара», в переводе с иврита, означает «улучшение, усовершенствование». Дани являлся начальником цеха по окончательной отделке тканей. Станок, у которого я его увидел, выполнял финишную операцию. После нее ткань отправляли на приемку контролерам склада готовой продукции. Дани рассказывал мне это уже в своем маленьком кабинете.
 
– Я хотел бы видеть за этим станком, – сказал он, – серьезного и ответственного человека твоего возраста. Он должен не только нажимать на кнопки запуска и остановки. Главная задача – уметь обнаружить на бегущей по экрану ткани даже точечного размера дефекты, не говоря о полосах и пятнах в случаях неравномерной окраски.
 
Из той же беседы я понял, что такие явления исключительно редки, но в случаях их обнаружения, надо тут же остановить станок и доложить сменному мастеру. Дани было известно о моей работе на швейной фабрике до приезда в Израиль, а сейчас он предложил начинать с освоения понятия «честь заводской марки». Она слишком дорога для коллектива, который поставляет около 90% своей продукции (шерстяные и джинсовые ткани) авторитетным оптовым фирмам Западной Европы уже несколько десятилетий подряд. Всему остальному меня обучат.

Отныне будильник поднимал меня с постели ровно в полпятого, а через 20 минут я уже ожидал прибытия автобуса на остановке. Остальных моих сотрудников он подбирал еще в нескольких микрорайонах города. Ровно в шесть, соответственно наставлениям Дани, мои глаза прикипали к экрану станка с бежавшей по нему тканью. Моим наставником на протяжении первой недели оставался раскачивавшийся у экрана молодой человек, который являлся вольнонаемным рабочим из Чили. Отвечать на мои вопросы он или не хотел, или не мог, из-за незнания иврита: находился в Израиле всего четыре месяца.
 
Не знаю, что бы я делал, если бы об обучении новичков не позаботилась заводская администрация. У нас она это поручила Леониду – инженеру, ответственному за изготовление образцов новых тканей. Щуплому, среднего роста мужчине лет сорока шла коротко остриженная бородка. Больше всего удивляло его умение самостоятельно обрабатывать свои образцы почти на всех станках. Самое большое значение Леонид отводил своевременной чистке гладильного барабана, потому что налипавшие на нем твердые включения и нитки могли давать понижавшие сортность ткани отпечатки. Важные подсказки Леонида помогли быстро поверить в свои силы и другим моим сотрудникам.
 
А наставник Леонид приехал из Москвы, с женой и двумя дочерями, лишь годом раньше меня. Там, еще в конце семидесятых, ему пришлось уйти с должности старшего научного сотрудника текстильной лаборатории института, потому что получил отказ в праве на выезд в Израиль. Все эти годы он работал часовым мастером. Руководство здешнего завода признало диплом Леонида и доверило ему ответственный участок работы. Своей второй советской профессии он тоже не забывал, когда у многих из нас не выдерживали жары и влажности, привезенные из Союза часы. Мне самому он несколько раз бесплатно ремонтировал мой новый «Салют», пока я не обзавелся «вечными» часами западного производства.

Большая часть рабочих завода работала в две смены продолжительностью 12 часов, притом, что нормированная продолжительность обычного рабочего дня составляла 9 часов, а в пятницу – 7. Дополнительное время, с оплатой по повышенным тарифам ночных часов, существенно поднимало наши заработки. Численность рабочих ашпары в одной смене составляла 25 человек. Пока мне, новичку, предстояло трехмесячное обучение в девятичасовых утренних сменах. В связи с этим на протяжении одной недели я присматривался к работе неразговорчивого чилийца Сантоса, а на протяжении второй – только поспевал выполнять команды не умолкавшего Моти. Ему было лет тридцать. В цехе он представлял «еврейское меньшинство», До нашего приезда оно немногим превышало 10%.

Остальную часть работников завода составляли жители Газы и Хеврона. Из-за резкого обострения палестинского террора в 1987 году руководство предприятия взяло курс на разбавление агрессивно настроенных рабочих с территорий дорогими португальцами, пуэрториканцами и чилийцами. Массовая замена тех и других новыми репатриантами из СССР началась в 90-х годах. К моему приходу в ашпаре оставалось десять вольнонаемных иностранцев из Европы и Южной Америки и всего пять дисциплинированных палестинцев.
 
30 летний Ясир представлял одного из них и, несмотря на молодость, приходился отцом шестерым детям от одной жены. На содержание второй супруги у него пока не было ни сил, ни денег. В разговорах со мной, он не скрывал своего недовольства тем, что из-за нас остались без работы его отец и два брата. Махмуд и Набиль выражали свое недовольство иначе. Проходя мимо нас, русскоговорящих новичков, они произносили арабское ругательство, которое мы воспринимали в качестве приветствия. Ясир разъяснил мне это позднее.

Мне было приятней работать в смене под началом Моти за его полное доверие новичку. По истечении всего одной недели он заправлял в станок очередную партию ткани и исчезал «на перекур» на 30-40 минут. В итоге, я быстро научился самостоятельно управлять станком, что давало возможность моему наставнику исчезать на трехчасовые «перекуры». Это приводило в ярость сменного мастера Марко и начальника цеха Дани.
 
Оказалось, что так Моти добивался «увольнения с работы по решению администрации» с получением на руки ее письменного решения. Такой документ давал ему право на получение пособия по безработице и компенсации. Соответственно трудовому законодательству, это правило не распространялось на тех работников, которые увольнялись с работы по своей инициативе. Поединок сторон продолжался не очень долго. Моти добился своего и приступил к поиску лучше оплачиваемой работы.
 
Это явление обретало массовый характер, и руководство завода взяло курс на трудоустройство работников возраста 45+. На предприятиях с усложненным технологическим процессом их считали не перспективными. Еще в день моего приема на работу Дани мне разъяснил, что рабочие завода миллионов не зарабатывают, но и голодающих среди них нет. Такие расплывчатые условия не устроили большинство старожилов из тех 42 моих попутчиков, с которыми я был в первой поездке с инструктажем. Спустя месяц, из них осталось только четверо, включая меня, и нас стали возить на работу и с работы в десятиместном транзите, в который подсаживалось еще несколько старожилов.
 
Представлю самых стойких текстильщиков транзита. Близкий мне по возрасту, крупногабаритный, как и я, Алик в недавнем советском прошлом был директором пивоваренного завода. Сейчас ему предстояла продолжительная конкурентная борьба за нелегкую работу заправщика ниток на ткацких станках. Высушенный как вобла и не расстававшийся с сигаретой второй москвич Вениамин сразу согласился на уборку цеха, включая туалеты. Мусора в пыльном производстве хватало, и Веня едва управлялся даже с облегченной задачей. Говорили, что в Москве он работал в киноискусстве, от чего здесь осталась только кличка "Критик". Ему было труднее нас еще и от полного одиночества. Его русская жена осталась в Москве, где продолжала работать скрипачкой в каком-то оркестре.

Нашим четвертым попутчиком являлся маленький ростом угрюмый старожил Ихезкель. Он приехал из Индии и давно уже не знал, что такое жилищная проблема. Ему раньше всех нас доверили самостоятельную работу ткача, и он тут же стал добиваться 12-часового рабочего дня. А вот мои коллеги новые репатрианты на том этапе заметно скисли. Им, специалистам с дипломами о высшем образовании, было неприятно ощущать себя начинающими учениками. Я сам тогда с завистью посматривал на ездившего на работу вместе с нами высокого чернокожего Моше. Он приехал из Эфиопии на три года раньше нас, и добрая улыбка не покидала его лица. Притом, кормилец семьи с 4-я маленькими детками работал в самом трудном джинсовом цехе. Причина приподнятости духа Моше мне виделась в том, что и он проживал в амидаровской квартире, потому что в пору его приезда израильтяне вообще не знали нужды в социальном жилье.

Рядом с Ихезкелем сидел его ровесник Ицык, выходец из Марокко. На заводе он работал лет 10 и уже дослужился до начальника маленького вспомогательного участка. Тот и другой – тоже многодетные отцы. Даниель и Шмуэль подсаживались в наш транзит редко. Они, вообще, относились к недосягаемой категории заводских служащих. Первый, выходец из Румынии, приветливый, но мало разговаривающий. Шмуэль, наоборот, разговаривал много, высокомерно и с ярким оттенком агрессивности. Он приехал в Израиль из города Черновцы более 10 лет назад.

В компании не расположенных к веселью мужчин можно было бы умереть от скуки, если бы в одном из самых бедных районов города водитель транзита не подбирал двое недавно принятых на работу обаятельных совсем еще молодых местных уроженок. Обворожительная улыбка брюнетки Батшевы растапливала даже окаменевший взгляд Ихезкеля. Голубоглазая Сима пленяла всех нас своей доброжелательностью и энергичностью. Она была на шестом месяце беременности, и за ней было закреплено отдельно стоявшее переднее кресло. Усаживаясь в него, Сима пристраивала на коленях большой термос с круто заваренным кофе и начинала разливать его в картонные стаканчики, как только транзит трогался с места. Их передавали во все уголки автосалона, и удивительный аромат напитка сам по себе располагал к задушевному разговору. Кстати, и его затевали необыкновенные девушки.
 
Не забуду, как мы, бывшие кабинетные работники, мешками падали на сидения транзита по окончании смены потому, что уставали больше всего от непривычной для нас обстановки. Батшева и Сима это понимали, исходя из своей мягкосердечной женской сути, и потому старались нам помочь вжиться в новую реальность. В их глазах она существенно отличалась от наших представлений, и чего только для этого не придумывала будущая мамочка. Однажды она растолкала дремавшего Алика, взяла его за руку и приложила к своему животу.
 
– Чувствуешь, как бьется ножкой неугомонный мальчишка? – спросила Сима смутившегося от неожиданности бывшего директора пивоваренного завода. – И этот будущий гражданин Израиля не собирается сгибаться перед временными трудностями, потому что верит, что все вместе мы их обязательно одолеем.
 
Такие разговоры ободряли. По крайней мере, я перед выходом из транзита собирался духом и появлялся в нашей съемной квартире с улыбкой. Немного передохнув, я еще и убегал до 22-00 на вечерние инженерные курсы. Здесь, в отличие от меня, многие мои соученики все еще не теряли надежду на то, что им сгодятся дипломы инженеров. Окончательный выбор между заводом и курсами мне пришлось сделать, когда нас перевели на двухсменную работу.

Глава 2

А поток прибывавших из СССР новых репатриантов нарастал. По данным местной прессы, только в 1990 году в Израиль въехало более 185 тысяч человек. В конце ноября мы принимали в своей съемной квартире Лилю, дочь двоюродной сестры Раи. Из Ленинграда она прилетела с мужем и взрослой дочерью. С этого дня и мы начали вносить свою лепту в исключительно важное дело приема новых репатриантов. Немного позже Рае позвонила из Холона ее школьная подруга Света Гриншпун:

– Завтра из Житомира прилетает наша одноклассница Фаина с мужем и дочерью-студенткой. Они нацелились на Беэр-Шеву. Не примете ли вы их на первое время?
 
Житомирян мы поселили в комнатке, предназначавшейся для приема семьи нашей Бэлочки. Из нее лишь два дня тому съехали ленинградцы, которые с трудом сняли крошечную квартирку в проблематичном микрорайоне. Фаина не могла найти ничего и уговорила Раю на совместное проживание до весны. Так «наши квартиранты» включились в почти ежевечерние посиделки за чаем в салоне, который уже не казался таким большим.

Из гостей, разговаривавших по-русски, тогда к нам чаще других заходили родители Зиновия Полянского из Чернигова. С ним Матвея познакомила госпожа Эгер. Вечерами в ресторане ее гостиницы он неплохо наигрывал на рояле популярные советские мелодии. Способности Зиновия, более известного в Чернигове как архитектора, заметят и в Беэр-шеве. Подхватят и его волны строительного бума, подстегнутого нашим приездом, и заслуженно поднимут на весьма солидную должность в инженерной службе городского муниципалитета.

С Яковом и Аней мы познакомились на вечерней прогулке. Общие житомирские корни сразу сблизили, хотя, сколько людей, столько непохожих судеб. Яков мой ровесник. В своей житомирской молодости он был заводилой местных пацанов и родители пророчили ему карьеру большого начальника. Жизнь распорядилась иначе, когда он женился на обаятельной Анюте. Найти подходящую работу в Житомире было трудно, и Яков принял предложение дальнего родственника – возглавить передвижную «цирковую бочку». Так называли езду мотоциклистов по вертикальной стене. С Анютой и с ними он разъезжал по Зауралью и Средней Азии на протяжении нескольких лет.

Попадись Яков в руки милиции, когда он отвозил самолетами чемоданы денег шефу в Одессу, он заработал бы не меньше 10 лет тюрьмы. Не сразу молодые супруги поняли, что рискуют больше мотоциклистов, которые с легкостью снимали свои стрессы стаканом водки. Новые друзья во время помогли им осесть в Воркуте. Аня пошла работать по специальности лаборанткой больницы, за что получала считанные гроши. Яков быстро освоил новую роль кормильца, преобразившись в удачливого снабженца. В нелегких условиях севера выросли дети. Появилась на свет и первая внучка.

И вдруг мама Ани узнает о другой, более достойной жизни от своего брата, которому удалось обосноваться в Израиле вскоре после войны. Все ее близкие подали заявление на выезд в Израиль, как только услышали о жесте свободы Брежнева в конце семидесятых годов. Аня и Яков тогда в списки везунчиков не попали и «дожидались в отказниках» до 1990 года.

В Израиле Якову не пришлось изучать иврит в ульпане, потому что резко обострилась обретенная на севере глухота. Он тут же подрядился на укладку асфальта на дорогах, чтобы семья не познала нужды на святой земле. Анюте повезло больше: здесь ее профессия оказалась востребованной, и ее приняли лаборанткой в окружную больницу. Платили неплохо, но до этого 50-летняя женщина вымыла гектары полов на вилах старожилов. В нашем кругу трудолюбивые Яков и Анюта первыми из репатриантов 50+ взяли немало банковских ссуд на покупку трехкомнатной квартиры «со вторых рук» и новой автомашины «Мицубиши».
 
– На этом конец эмигрантской нищете! – заявила Анюта на одной из сходок в их гостеприимном доме. – И я с Яшей теперь езжу на рынок в своей машине. Здесь мы покупаем не 1 и не 2, а целых 5 килограммов куриных крыльев, пупков, попок, сердечек – и варим «бо-о-ольшой» казан жаркого. Приходите хвастуны-старожилы! В нашем доме не окажется голодным ни один из вас! И знайте, что и мы себе уже ни в чем не отказываем!
 
Мы и сегодня вспоминаем то заявление с улыбкой, потому что перечисленные Аней субпродукты тогда продавали за гроши.

На исходе лета и израильтяне возмутились вторжением Ирака в Кувейт. Его еще в июле Саддам Хусейн обвинил в незаконной добыче иракской нефти в последние десять лет. В августе Ирак оккупирует Кувейт, и Совет Безопасности ООН принимает резолюцию № 660 призывающую к немедленному выводу иракских войск из Кувейта. США, Великобритания и Франция тогда арестовали иракские счета в своих банках и ввели запрет на поставки оружия Ираку. Поддержка Хусейна Арафатом привела к тому, что государства Персидского залива резко сократили финансовую помощь Организации освобождения Палестины и выдворили тысячи палестинцев. Однажды в раздевалке цеха я увидел в руках своего сотрудника Ясира израильскую газету «Маарив».

–Ты и читаешь на иврите? – удивился я. – Так осуждаешь ли ты действия Саддама Хусейна?

– Ты сошел с ума! – ответил мой сотрудник из Газы. – Я всего лишь любуюсь портретом красивой девушки на рекламе. Печатаемый же моими оккупантами бред меня не интересует абсолютно.

Напрасно я пытался напомнить Ясиру, что в Израиле он получает работу, которая кормит его шестеро детей. Он слушал только самого себя, и всякий раз выискивал новый повод для недовольства. Узкий кругозор Ясира постоянно менялся под воздействием идеологии террористических движений ООП, ХАМАС и «Исламского джихада»,

В декабре уже было ясно о полной готовности к войне сил антииракской коалиции во главе с США. Иракский диктатор Садам Хусейн грозил ответными акциями, включая атаки Израиля ракетами «Скад» советского производства. На случай химической атаки израильское правительство раздало своим гражданам противогазы. Оно пообещало США не ввязываться в военные действия в целях сохранения интересов коалиции.

В нашем цехе оборудовали герметизированную комнату для укрытия в случае объявления воздушной тревоги. Темпы производства сокращались изо дня в день. В ночных сменах большинство станков простаивало. Рабочие собирались небольшими группами и обсуждали все усложнявшуюся международную обстановку. Ясир не скрывал своих симпатий к Саддаму Хусейну, решившему противостоять всему западному миру. Мой сотрудник из Газы верил в непобедимость иракской армии, «способной заставить содрогнуться весь мир».

Почувствовали опасность наши латиноамериканские сотрудники и вскоре покинули Израиль. Лишь португалец Джозеф и пуэрториканец Альберто остались у своих станков. Моим наставником в то время назначили Ясира. Война началась 17 января 1991 года. В тот день самолеты Британии, Саудовской Аравии, США и Франции нанесли массированные удары по объектам противовоздушной обороны, аэродромам и другим важным коммуникациям Ирака.

Саддам Хусейн привел в действие свою угрозу и атаковал Израиль «Скадами», которые были способны нести головки с не конвенциональным оружием. В первую ночь по Израилю было выпущено 8 «Скадов». 6 из них были нацелены на Гуш Дан и 2 – на Хайфу. Сирены воздушной тревоги раздались во всех уголках страны. Радио призвало всех граждан войти в герметизированные комнаты и надеть противогазы. Начинка вражеских боеголовок была неизвестна. Знали лишь то, что кровавый палач Хусейн ранее уже использовал отравляющие газы в борьбе с курдскими повстанцами.

Ту тревожную первую ночь мы провели в своей спальне. Ее окно, соответственно указаниям службы гражданской обороны было заклеено клейкой лентой. Щель у дверного порога мы прикрыли влажной тряпкой. Соседняя комната таким же образом укрывала семью одноклассницы Раи. Под утро нам позвонила из Житомира наша Бэлочка:
 
– Может, вернетесь? – спрашивала она дрожавшим от волнения голосом.

Так израильтяне оказались втянутыми в чужую войну. Поставленные немного позже американцами противоракетные установки «Пэтриот», хотя и сбивали некоторые «Скады» на подлете, но обеспечить стопроцентной безопасности не могли. Одна из ракет упала прямо в центр густонаселенного пригорода Тель-Авива. В результате получили ранения десятки жителей. Пострадавших могло оказаться намного больше, если бы значительная часть горожан не выехали заблаговременно на периферию.
 
– Может, вернемся? – позвонила из Тель-Авива школьная подруга Раи Света Гриншпун. – Этой ночью я сама слышала взрыв ужасной силы. Мне страшно, – глотая слезы, продолжала подруга, – со мною творится что-то непонятное. Ради этого сюда так спешили наши дети?

Подключившийся к разговору Даник был не в шутку обеспокоен тяжелой депрессией жены. Вечером того же дня Света, Данник и их старший сын Люсик заняли салон нашей съемной квартиры. В следующий вечер Матвею позвонила его бывшая сотрудница Неля из аэропорта имени Бен-Гуриона. Она прилетела из Одессы с мужем и двухлетним сыном, Заодно с паспортами граждан Израиля, им выдали противогазы. Матвею пришлось уступить новичкам свою комнату.

Так, во исполнение напутствия госпожи Эгер, в те дни, кроме нас, в нашей съемной квартире укрывалось еще 3 семьи новых репатриантов, общей численностью 12 человек. Разумеется, все не вмещались за небольшим обеденным столом, да и не было такого количества стульев. Наполненную тарелку опустошали с колен и на диване, и в креслах. «Чтобы расслабиться», мужчины пропускали привычную для россиян рюмку водки. Без нее традиционное картофельное пюре и селедочка с луком, просто, не воспринимались. Даже в те дни наш многолюдный реабилитационный центр навещали наши друзья.

Чаще других заглядывали на огонек Тихомировы и проживавшая на соседней улице госпожа Хильман. Не знаю, чего в том было больше – проявления солидарности или бегства от собственного одиночества. За столом, прежде всего, выслушивали краткую информацию – известия с фронта. Докладывал Данник, который не расставался с радиоприемником даже в туалете.

Больше других слушали Рут, которая весьма сносно разговаривала по-русски. Ее привезли из Москвы в Израиль трехлетним ребенком в начале 20 годов. Родители, оперные артисты, тут же включились в формирование культурной жизни будущего еврейского государства. Повзрослев, и Рут влилась в ряды пионеров сионистского движения. Ее молодые годы прошли в среде видных деятелей культуры и политиков, включая семью Бен-Гуриона. Рассказы Рут можно было слушать часами.

Однажды вечером ее захватывающий рассказ прервала сирена воздушной тревоги. Рут мы привели в свою комнату, но она забыла дома свой противогаз. В знак солидарности, мы впервые пошли на нарушение требований службы ГО и просидели без масок до сообщения «Можно снять противогазы». О том, как Рая поддерживала «боевой дух» немаленькой группы еще совсем новых репатриантов, рассказали в одной из передач русскоязычной радиостанции РЭКА. Материал в редакцию направила Лиля, которая тоже забегала к нам с целью «подбодрить и подбодриться».

А я и в те дни поднимался раньше всех и бежал на автобусную остановку с противогазом за спиной. На завод тогда не привозили только работников из Газы и Хеврона. Территории были закрыты в интересах предупреждения провокаций. Ведь немало палестинцев ликовало на крышах своих домов после падения каждого «Скада» на Израиль.

Полной загрузки в цехе не было. Иностранцев заменили репатрианты. «Подобные мне старожилы», выглядели в их глазах корифеями. В том не было ничего удивительного, потому что я теперь выполнял прямые указания педантичного начальника цеха Дани. А еще, в отличие от Сантоса, я щедро делился своим опытом с новичками. Так и на работе я воплощал в реальность наставления госпожи Эгер.

По составу нашего нового цехового коллектива можно было судить об обновлении структуры всего израильского общества. Так, управление машинами отделения стирки сейчас осваивали зубной врач Яков из Тулы и тренер юношеской сборной Эстонии по футболу, мастер спорта Игорь. Лет по сорок пять, было, тому и другому.

Раскруткой возвращаемых на исправление рулонов ткани занимался Моисей, 50-летний преподаватель математики из Вильнюса. Алекс, его сын, работал в нашем же цехе на отжиме тканей после стирки. Перед отъездом в Израиль ему пришлось прервать занятия в техническом вузе. Саша, тридцатипятилетний инженер-металлург из Днепропетровска, учился сшивать в партии те полотнища, которые поступали из прядения. Его подстраховывал сверстник и тезка из Одессы. Чтобы их не путать, Сашу № 2 называли доктором. «В той жизни» он более десяти лет проработал медбратом в бригаде скорой медицинской помощи.

У двух самых шумных и пыльных машин для бритья тканей работали мои сверстники – токарь из Донецка Борис и летчик из Москвы Виктор. И их фамилий я ни разу не слышал. Здесь по именам ученики называют своих учителей в школе, а рабочие – своих начальников. Только фамилию Виктора я узнал совершенно случайно. Как-то в комнате мастера я увидел на столе заводскую многотиражку с фотоснимком. С него бодро улыбался мой сотрудник за штурвалом своего станка. Ниже рассказывалось, что в августе 1963 года советский летчик Виктор Мостовой благополучно посадил на поверхность Невы реактивный самолет ТУ-124, заполненный пассажирами. Ни один человек не пострадал. Так удалось предотвратить катастрофу в небе над трехмиллионным Ленинградом.
 
– Ничего себе! – удивился я и показал Виктору газету. – Наверняка, еще и о Звезде Героя Советского Союза умолчал.

– Какого еще Героя, – Мостовой повел едва заметными бровями, – тогда я был счастлив, что не понес тяжелое наказание за «безответственность». Именно так было вынуждено рассматривать мои действия руководство Главного управления гражданского воздушного флота СССР, чтобы не скомпрометировать марку «самых лучших в мире советских реактивных лайнеров».
 
Немного позже начальство Виктора учло, что он сотворил чудо и вручило ему ключи от 2-х комнатной квартиры – за то, что ни один из 50-ти находившихся на борту пассажиров не получил даже царапины. До этого Виктор, с женой и 3-летней дочкой, «проживал за ширмой» в одной комнате вместе с родителями.

Я продолжаю перечисление имен моих друзей и сотрудников, в среде которых я теперь обучался новой жизни. Верующие старожилы «ашпары» Барух и Моше работали по 9 часов только в ночных сменах. С наступлением утра они убегали на приработки в свои небольшие семейные магазинчики, потому что на одну заводскую зарплату не могли прокормить свои многодетные семьи с неработающими женами.

Труд наладчиков и электриков, которые здесь обслуживали производственную технику,  приравнивали к труду инженерно-технического персонала. Вместе с тем, хозяева денег на ветер не бросали. Ремонтники работали по 9 часов только в утреннюю смену. Одного-двух из них вызывали в случаях ночных поломок. Мой станок безупречно обслуживал Виктор, выходец из Марокко, с вязаной кипой на макушке черной, как смоль головы. Он был не мелким 45-летним мужчиной, и я не мог не любоваться легкостью его доступа до самых высоких частей машины высотой в 2-этажный дом.

К 26 февраля 1991 года войска Британии, США и Франции полностью парализовали сопротивление иракской армии. Перед этим последний «Скад» упал на открытой местности юга Израиля и не причинил вреда. Чисто случайно ни одна из 39 упавших ракет не стала причиной гибели ни одного израильтянина. Не было особо серьезных разрушений. Заслуга в том и американских противоракетных установок «Пэтриот», уничтоживших определенную часть ракет прямо в небе. Успешно завершенные силами коалиции военные действия в Персидском заливе привели к резкому скачку всей мировой экономики. Золотым дождем на руководство нашего завода посыпались заказы из-за границы на самые дорогие ткани. Тогда и было принято решение усилить производственный персонал новым набором рабочих из Газы и Хеврона.
 
Палестинская бригада сменного мастера Набиля пополнилась пятью молодыми рабочими, и мне не верилось, что кто-либо из них прыгал от радости на крыше своего дома, услышав сообщение о падении «Скада» на Израиль. Выпуск основной продукции в отделочном цехе, как обычно, приходился на поздние ночные часы. Чтобы наверстать то, что было упущено в ходе войны, бригада Набиля уже какую неделю подряд оставалась в ночных сменах. Она же, с подключением португальца Джо и пуэрториканца Альберто, выходила на работу еще и в субботние дни.

Каждый рабочий той бригады умел управлять несколькими станками, и потому иностранцы вдевятером «разгребали все, скопившиеся на минувшей неделе заторы». Самой удивительной трудоспособностью отличался португалец Джо. Он мог по два-три месяца подряд работать в сменах продолжительностью 16 часов! С его слов, четырех часов сна в сутки ему вполне хватало для полного восстановления сил, и Джо доказывал это безупречной работой на самом сложном станке.

Время занятости каждого из нас на заводе фиксировал компьютер с точностью до минуты. Для этого мы «отбивали» свои личные магнитные карточки - пропуска в начале и конце рабочего дня. На той же основе специальная компьютерная программа начисляла нам заработную плату. Заводская автоматизированная система управления была задействована в технологии, планировании производства и бухгалтерском учете. Я восторгался ее широкими возможностями, когда сравнивал с тем, что имело место на советских предприятиях, которые и в этой части отставали в своем развитии на десятилетия.

Но, среди репатриантов были разные люди, и оценки некоторых из них расходились с моей точкой зрения. Трое новых заводчан вообще, не нашли ничего выдающегося в «заумной игрушке» и решили использовать в личных интересах ее неумение распознавать лица. С этой целью они в течение недели уходили из цеха, отработав всего по 9 часов, а свои пропуска оставляли «для отбивки» сотрудникам, занятым в сменах 12-часовой продолжительности. Тогда не каждому желающему давали возможность работать в удлиненных сменах.

В итоге, были уволены с работы за утрату доверия те и другие нарушители трудовой дисциплины. Представляю, как им было обидно, с учетом того, что вскоре начальство стало упрашивать каждого из нас перейти не только в двенадцатичасовые смены, а и подключиться к иностранцам, которые работали по субботам в связи с продолжением лавинообразного роста заказов.

Рабочее время, по которому я так истосковался за учебной партой в ульпане, буквально летело. Я и оглянуться не успел, как пришел наш второй пасхальный Седер в Израиле. На его празднование всю нашу семью пригласила Шошана. Арендуемый ею уютный коттедж находился в 10 минутах ходьбы. Только прежде она и Кэтти повели нас в конформистскую синагогу. От синагоги традиционной она отличалась тем, что женщины и мужчины сидели здесь вместе в общем зале, а праздничная молитва молодого и обаятельного раввина с заметным английским акцентом чем-то напоминала проповедь.
 
Он же вел и пасхальный Седер в коттедже Шушаны, на который пришел с красавицей женой и четырьмя похожими на ангелочков детками. Меня с Раей посадили за праздничный стол рядом с супргами Нели и Яковом. Они приехали из кибуца и были не намного моложе нас, а прибыли в Израиль из Праги 20 лет тому, по окончанию института. В кибуце сыграли свадьбу и застряли в нем навсегда. Времени зря не теряли. Свидетельство – три дочери-невесты. Их родители давно свыклись с ночными дежурствами на кухне, в коровнике и прачечной, а о своих дипломах инженеров даже не вспоминают. Из дальнейшей беседы вытекало, что в Израиле так уже не впервые решают проблему избытка инженеров. Трагедии в том нет, потому что на земле обетованной существует немало иной, не ущемляющей человеческое достоинство работы.
 
Наш разговор велся в перерывах, когда Шушана и Кэтти меняли блюда и посуду. Не обошли стороной и тему сионизма, происходящего от названия горы Сион – символа Иерусалима и Страны Израиля. На следующий день, я уточнял уже дома, что сионизм – это идеология, выражающая тоску разбросанного по миру еврейского народа по своей исторической родине. На протяжении более 4-х тысячелетий вавилоняне, римляне, арабо-мусульмане и другие завоеватели старались изгнать наших предков с этой земли. Но народ Израиля возвращался и снова восстанавливал свой дом. Из этого следует, что возвращение к Сиону является древней идеей евреев, изгнанных из Страны Израиля, а оформившийся в XIX веке современный сионизм всего лишь преобразовал в движение древнюю идею.
 
У верящего в нее рабочего класса праздники надолго не растягиваются. Вот и я следующую ночь уже проводил в своей ашпаре. Здесь, с приходом раннего утра, лично начальник смены Набиль выровнял «под шнурок» 50 - метровый поезд готовых тканей, покоившихся на специальных тележках. Я, швейник с многолетним стажем, не переставал восхищаться безупречным качеством товара.

В то утро , после продолжительного перерыва, появился на работе начальник цеха Дани. Он перенес сложную операцию на венах ног и снова приезжал на работу ровно в 5-30 утра, но теперь перемещался по цеху не на велосипеде, а на аккумуляторной инвалидной коляске. В сопровождении Набиля, Дани подолгу определял на ощупь качество каждой партии ткани, словно не доверял точности специальной компьютерной программы. Нередко в ту же рань появлялся сам директор. Удовлетворенный итогами работы ночной смены, он подолгу тряс руку Набиля на виду у всех.

После этого сменный мастер, разумеется, разгуливал перед нами павлином с широко распушенным хвостом. Я не знаю, где 30-летний Набиль черпал умение и энергию, чтобы ежедневно завершать какой бы то ни был объем работы ровно на час раньше, потому что в периоды его отсутствия мы передавали смены, как правило, на ходу. В остававшееся время мы накрывали ткани полиэтиленовой пленкой, чистили свои станки и приступали к влажной уборке полов. Воды не жалели, чтобы смыть скапливавшуюся за сутки пыль, раскручивали противопожарные шланги. В заключение стягивали воду в канализационные каналы резиновыми швабрами. Дело, разумеется, нужное, но под занавес 12 часовой смены утомляло, а еще и возмущало оттого, что Набиль поручал ту работу только нам, немолодым репатриантам.
 
То был такой период, когда нашего брата недолюбливали, как конкурентов, не только наши сотрудники из Газы и Хеврона, но и немало израильских евреев и, прежде всего, та их часть, которая разговаривала по-русски, но приехала сюда в конце 70-х. Почему? Ответ на вопрос давал и разговор, который состоялся в нашем транзите в пути с работы домой. В тот день Алик рассказывал мне, что перед самым окончанием смены мастер обнаружил его под прядильным станком, когда он присел на корточках передохнуть на 1-2 минуты.

– Встань сейчас же! – потребовал мастер, русскоговорящий ветеран.

– Яков, поверь, нет сил, – взмолился бывший директор. – Если поднимусь, упаду замертво. Неужели переступишь?

– И не задумаюсь! – последовал ответ.

Алик сделал большую паузу.
 
– Вот для этого мы сюда так рвались? – спросил он меня с выражением горького сожаления.
 
– Мастер прав на все сто процентов, – опередил меня лысый, словно коленка, Шмуэль.
 
Сидевшему за нами инженеру-текстильщику с двенадцатилетним стажем проживания в Израиле этой реплики показалось мало:

– Да и чем вы вообще недовольны? – продолжил он. – Вас кто-нибудь тащил сюда за рукав? А вот меня, как только все вы ринулись сюда сотнями тысяч, сразу уволили с должности начальника лаборатории. Появилась, видите ли, тьма специалистов, согласных работать за гроши. Еще одно такое увольнение в моем 50-лтнем возрасте – и мне, подобно вам, придется брать в руки метлу и убирать улицы.
 
В такой обстановке было легко скатиться на уровень потерявшего стыд и совесть скандалиста. Но это было только началом компании сообщников Шмуэля, которые видели в себе противников тоталитарного режима СССР по сионистским убеждениям, а в нас – беглецов от голода. Потому репатриантов алии 90-х они еще называли «колбасниками».
 
Самые сложные недоразумения в мире находят разрешение четким обозначением своей территории. Своему новому окружению важно было вразумительно втолковать, что здесь и мы намереваемся обосноваться навсегда. Объяснить это Шмуэлю не составило большого труда. Вскоре я и Набилю дал понять, что уборкой цеха должны заниматься не только мы «избранные». Реакция последовала положительная в том и другом случае.

Рая, в отличие от меня, продолжала оставаться под властью восторженных впечатлений первого этапа абсорбции. Она недавно завершила затянувшиеся курсы переквалификации, а обожавшая ее учительница еще и добилась для нее редкого тогда направления на работу в ясельную группу государственного дошкольного учреждения. Приподнятое настроение Раи отражали ее письма доченьке. В прекрасном настроении был и Матвей. Он написал сестре о том, что купил новый японский автомобиль к концу первого полугодия проживания в Израиле. У Бэлы то письмо сразу попросили подруги, и оно так и не вернулось, гуляя по городу.
 
А у нас в цехе кадровая политика быстро менялась в другую сторону. Сейчас сюда зачисляли на работу не мои ровесники, как планировало руководство, а совсем молодые выпускники советских вузов. Не было и у них другой возможности выплачивать долги банкам. Чтобы заблаговременно настроить семью своей дочери на возможность и такого развития событий, я делал небольшие дополнения в письмах Раи – о том, что видел вокруг себя в «ашпаре». Так велась подготовка к скорому воссоединению нашей семьи.

И вдруг 19 августа ГКЧП объявляет о переходе всей полноты власти в ее руки и введении в стране чрезвычайного положения. Направленный на свержение Горбачева путч, противостоял, по существу, всем его демократическим преобразованиям.

– Все, – с хрустом ломала пальцы Рая, – теперь мы уже не увидим нашу дочь, потому что коммуняки снова закроются от мира железным занавесом.
 
Отныне она не отходила от телевизора и не расставалась с телефоном, хотя линии были перегружены, и дозвониться до Житомира было невозможно. В течение четырех знаковых дней Москва пережила первые аресты и ввод бронетехники, занимавшей позиции вокруг редакций газет, телецентра, вокзалов, станций метро. По маршрутам движения бронетехники жители Москвы устанавливали заслоны из автомашин и строили заграждения. Рая ощущала себя в их рядах.
 
22 августа Михаил Горбачёв возвращается из Фороса в Москву. В столице объявлен траур по погибшим защитникам Белого Дома Дмитрии Комаре, Владимире Усове и Илье Кричевском. 23 августа Ельцин в присутствии Горбачёва подписывает указ о приостановлении действия компартии РСФСР. На следующий день Горбачёв объявляет о сложении с себя полномочий генерального секретаря ЦК КПСС. Сопротивление ГКЧП сломлено. Все эти дни Рая почти не спала.

К счастью паника мамы не передалась Бэле. На ее руках к тому времени уже были все необходимые для выезда документы, и она позвонила, что все они выезжают в Израиль через Бухарест. Наконец, долгожданная встреча состоялась, и мы не узнавали двухлетнего внука Женьку. Он самостоятельно поднялся по ступенькам на 4-й этаж и охотно шел на руки к каждому из нас. Последнее явление Бэла объясняла «ежедневными разговорами ребенка с нашими фотографиями в Житомире».

В ульпане Бэла и Дима попали в молодежную группу к хорошему педагогу. Через месяц они уже довольно сносно изъяснялись на иврите в магазинах и на улице. В ту пору им нравилось совместное проживание с нами, где мама взяла на себя все заботы по кухне и присмотру за Женькой. Мальчику еще в Житомире решили сделать обрезание сразу по прибытии в Израиль, и вот, освоив всего-то несколько сотен слов из иврита, Бэла побежала за разрешением в раввинат, как того требовали правила.

– Прочитай, что написано вот здесь о национальности матери в твоем свидетельстве о рождении, – велел ей лет восьмидесяти старик в очках, с белой покладистой бородой.
 
Его искривленный подагрой палец показывал вовсе не ту строку. Русский язык старика был очень примитивным. Редкое слово он не произносил без ошибок. Из этого Бэла сделала вывод, что читать он не умел вообще. Чтобы продемонстрировать ему свою выучку иврита в ульпане, она громко отчеканила:
 
– Егудия!

– Что ты такое говоришь!? – Насторожился старец, вместо ожидаемой похвалы. – Читай точно, как написано в документе.
 
– Ев-рей-ка, – буквально по слогам прочитала Бэла, потому что вспомнила, что в этом учреждении вольность неуместна.
 
– Еб-рей-ка, – повторил и облегченно вздохнул немолодой служащий раввината.
 
Несколько минут он внимательно всматривался в глаза посетительницы, а потом выдал справку. На следующей неделе бледненького, еще толком не понимающего, что произошло Женьку привезли из «Медикал-центра» счастливые и одновременно растерянные родители. Вечером в аптеке им, к счастью, подсказали, как облегчить страдания ребенка, но утром он уже толкал по гостиной опрокинутую кверху ножками табуретку, которая служила ему автомобилем.
 
В ульпане Портновых поздравили те супружеские пары, которые уже прошли непростую процедуру и те, что ее еще планировали. С нескрываемой завистью на Бэлу посматривали только Ира и Лена. Им не причитались справки раввината в связи с отсутствием записи «еврейка» в соответствующей графе их свидетельств о рождении. Все равно и они хохотали до слез, когда Бэла рассказывала об устроенном ей экзамене.
 
К выводу о том, что в раввинате есть проблемы с русской письменностью, пришло еще несколько молодых мам, а, спустя пару недель, Бэле с хитринкой улыбалась черноглазая Лена из Астрахани.

– Можешь поздравить с бритмилой моего мальчика и меня!
 
– Старенький раввин, – также счастливо улыбалась и Ира, – в русской письменности, действительно, ни бум-бум…

К концу лета, в честь приезда нашей дочери, всех нас пригласили в Омер на субботний пикник Микки и Сидней. Виллы их небольшого городка утопали в зелени цветущих садов. На пикник, кроме нас, пришла еще дюжина соседей Лоубов. Среди них были сверстники наших детей и представители старшего поколения. Ветераны мужчины окружили Сиднея, дожаривавшего на мангале индюшачьи окорока. Как и хозяин, они тоже приехали в Израиль из США в начале семидесятых. Непринужденно беседуя, гости наполняли одноразовые стаканы и тарелки. И в этой компании меня попросили рассказать, как жилось евреям в СССР.
 
Мои новые собеседники не могли представить, как это мне не разрешили забрать в Израиль деньги за проданную дачу, и что меня лишили гражданства и права на пенсию после 33 лет работы. Сохранившие навсегда свое американское гражданство израильтяне рассказывали, что в далекие годы их репатриации им, прежде всего, гарантировали работу по специальности на месте. Так, Сиднею, тогда совершенно не знавшему иврит, разрешили читать лекции в университете на английском языке. Сегодня им всем обеспечивают достойную старость пенсии, заработанные и в США, и в Израиле.
 
В подтверждение этого, после пикника, все мы отправляемся в местный парк. Там, на большом травяном газоне, у плавательного бассейна, расставлены сотни две белоснежных пластиковых кресел. Словно на десерт, в них и нам предстояло наслаждение бессмертными мелодиями Брамса, Мендельсона, Чайковского, Штрауса и Шопена в исполнении виртуозов симфониетты нашего города. Музыка была так хороша, что даже двухлетний Женька беззвучно просидел полтора часа на коленях отца.

Когда мы вернулись в нашу съемную квартиру, она показалась мне особенно неухоженной и чужой, под впечатлением того, что я услышал и увидел в Омере. Неоднократно переосмысливая все, я так и не заснул до утреннего подъема.

А в наш цех приняли еще два совсем молодых инженера. Новые дома в Кирьят-гате росли, как грибы. Квартиры в них были намного дешевле, чем в центре страны, и репатрианты, экономившие на всем, были вынуждены осваивать периферию. По утрам новоселы выстраивались в очередь у заводского отдела кадров.
 
Бэла тоже перед окончанием ульпана поехала с несколькими соученицами прозондировать обстановку на единственной в городе швейной фабрике. Там лишь Бэле сразу предложили место обычной швеи в потоке массового пошива, с учетом того, что она дипломированный специалист с опытом. В то самое время Дима взялся за побелку соседкой квартиры, и ему заплатили 300 шекелей за 4 плотно загруженных вечера. Местным специалистам, разумеется, пришлось бы заплатить за такую работу раз в 5 больше.
 
В полной неопределенности обстановке, я еще и втянул Портновых в покупку нового автомобиля. Мы, как и большинство репатриантов, тогда оказались жертвами умело запущенной в прессу «утки» об отмене льготы на покупку автомашин. В итоге, их моментально раскупили на год вперед потому, что речь шла о потере сорока процентной скидки. Я с зятем, «по счастливой случайности», успел выкупить в рассрочку на его имя, мало кому известный итальянский автомобиль «Фиат Темпра». Так как Дима еще не работал, я решил, что на протяжении первого года буду погашать его банковскую ссуду со своей зарплаты.

Тогда по состоянию здоровья у нас в ашпаре проводили на так называемую предварительную пенсию начальника цеха Дани. Его заменил Шимон, ничем неприметный человек средних лет. И он не снисходил до задушевных бесед с рабочими. Мое общение с новым начальником сводилось к тому, что он подходил к моему станку, бросал мне несколько полос ткани из партий «на подходе» и произносил единственное слово «дахуф». Это означало, что я срочно должен был обработать опытные образцы по заданным режимам. После этого компьютер определял тот из них, что обеспечивал ткани должный оттенок.

Под руководством Шимона я отработал всего 3-х месяца, когда меня вызывали в отдел кадров и вручили письмо на увольнение.
 
– Через две недели, – разъяснил его начальник Ицхак, – администрация завода отменяет невыгодную для завода подвозку всего четырех рабочих из Беэр-Шевы.
 
«Чертов капитализм! Недолго музыка играла…», – в отчаянье возмущался я, уже за дверью отдела кадров. От ошеломления я все еще не мог сдвинуться с места. Больше всего меня тревожила мысль о срыве планов по выплате ссуды на покупку машины зятя. Мои рассуждения прервало прикосновение к плечу.
 
– Почему ты не у станка? Что это у тебя в руках? – услышал я голос начальника цеха Шимона.

Я рассказал о разговоре с Ицхаком.
 
– Я разберусь, а ты возвращайся на рабочее место. Дахуф! – заключил начальник: он оставил на моем станке несколько новых лоскутов для срочных опытов.

Борис, оператор отделения мокрых тканей, подошел ко мне, как только я выключил станок.
 
– Начальника цеха не видел? – спросил он, тоже держа в руках лист бумаги.

– Видел в заводоуправлении. И тебя увольняют? – поинтересовался я, возможно, проявив бестактность.

– Нет, – улыбнулся Боря. – Это тот случай, когда я увольняюсь сам. Поступаю на инженерные курсы. Жена их уже закончила и настаивает, чтобы я использовал свой последний шанс. Она меня заверяет, что большинство подающих туда заявления репатриантов, не закончили изучение иврита в ульпане, как и я.
 
Борис еще рассказал, что курсы открываются в Беэр-Шеве под патронажем трех известных в Израиле проектных компаний, руководство которых планирует трудоустроить лучших выпускников. Дома я подробно изложил тот разговор Портновым и предложил Диме завтра же прозондировать обстановку на курсах.

До объявленного мне срока увольнения оставалось 2 дня, а Шимон, не меняя выражения своего всегда безразличного взгляда, продолжал бросать мне образцы для апробации все с той же командой «Дахуф!». Я связывал такое поведение с тем, что и моему новому начальнику внятно разъяснили в отделе кадров, что выгодно и не выгодно руководству завода. Но на этот раз, так и не меняя выражения лица, вслед за «Дахуф!» Шимон произнес:

– Пока будешь работать только в первую смену, а подвозить тебя будет начальник прядильного цеха Алекс, житель Беэр-Шевы. Подойдешь к нему и обсудишь детали.
 
Видевшийся мне раньше совершенно недоступным Алекс тоже оказался исключительно благородным человеком. Он, как таксист, ежедневно подъезжал к моему дому в 5:20. Так не прервалось поступление моей ежемесячной зарплаты на банковский счет. Дмитрия и в самом деле зачислили на инженерные курсы, не потребовав окончания ульпана. Теперь он приезжал на занятия не автобусом, а на своей новой «Темпре». Притом, заправлять машину бензином нередко приходилось и «с минусом в банке».

А Бэле тогда кто-то показал объявление в газете о конкурсном отборе швей-надомниц в Тель-Авиве. Этот путь показался ей наиболее приемлемым, когда муж учился, мама с папой работали, а 3-х летний ребенок требовал соответствующего ухода. «Победу на конкурсе» Бэла одержала легко. Спустя три дня ей привезли 3 мешка кроя женских блуз. Дело закипело. По вечерам к нему подключались Дмитрий и мама. Качество готовой продукции хозяина вполне удовлетворяло, но он потребовал существенного увеличения ее количества. Он и слушать не хотел, что невозможно поднять производительность на примитивной бытовой швейной машине, привезенной из Житомира. Чтобы Бэла не осталась без работы, я с Матвеем купил ей новую японскую быстроходную машину.
 
И она, и ее помощники работали много и в новых условиях. Теперь работодатель был доволен и производительностью, и качеством. Недовольство на новом этапе все больше донимало Бэлу. Ее зарплата не только не росла, соответственно вкладываемым усилиям, но и опускалась в том или другом месяце. Скрываемая хитрость хозяин заключалась в том, что он усложнял фасоны при тех же расценках.
 
Не только работодатель Бэлы дурил репатриантов. Забегавшие к нам Тихомировы и другие наши друзья тоже жаловались на низкие заработки. Всех тогда все больше припирала к стенке проблема покупки жилья. Активисты от «русской общины», которые рвались в большую политику, умело раздували тот пожар посредством русскоязычных газет и радио. Они называли потенциальными узниками долговой тюрьмы репатриантов, которые покупали ужасно подорожавшее жилье. Наши дети, под впечатлением таких прогнозов, собирались провести всю жизнь в съемных квартирах. Они даже завидовали мне с Раей, потому что соперничавшие между собой политики обещали построить социальное жилье для репатриантов пенсионного возраста.

Ту обстановку мы активно обсуждали за обеденным столом в доме житомирян Лены и Иосифа Дашковских, где я встретил своего соученика по вечернему институту Леву Куржнера. Только в тот день я узнал, что он с женой и двумя детьми выехал в Израиль еще в 1979 году.
 
– Все наладится и у вас, – утверждала жизнерадостная жена моего изрядно поседевшего соученика – а трудности у новичков были и будут всегда.

- Правда,- она уже противоречила своим утверждениям, – трудоустройство моего мужа состоялось прямо в ульпане, на одном из первых уроков. Нашей учительнице пришлось выйти на стук в дверь, а, вернулась она с вопросом – есть ли среди нас инженеры? В нашей группе им оказался только Лева: ненадолго подобревшая советская власть выпустила тогда немного врачей и инженеров.
 
Далее уже сам Лева рассказал, что прямо с урока двое мужчин привезли его на химический завод, опутанный густой паутиной трубопроводов. Они и слушать не хотели, что он металлист и ничего общего с химией не имеет. Главным для них являлось наличие диплома инженера, а всему остальному, включая иврит, обучат на месте. Вскоре Леву назначили сменным мастером, а немногим позднее он возглавил важный отдел в заводоуправлении.
 
К нашему приезду в Израиль Лева с Броней выдал замуж обе дочки. Все они были нормально трудоустроены и проживали в своих квартирах. Вот чем для него обернулся приезд в Израиль на 15 лет раньше нас.
 
После чая Куржнеры подвезли меня с Раей до подъезда нашей съемной квартиры.
Прощаясь, Лева сказал:

– Непросто маленькой стране принять одновременно миллион новых репатриантов. Условия вашей абсорбции сложнее, но и она завершится благополучно. И тогда, я уверен, ты тоже полюбишь Израиль всем сердцем, как люблю его я.
 
«В твоем положении и я произносил бы такие слова», – подумал я, и тут же устыдился своего упрека. Лева вовсе не виновен в том, что мы и не помышляли о репатриации в Израиль в конце 70-х.

Глава 3

Семья Маромов из Тель-Авива тоже очень любит свой Израиль. Тогда и Рути, и Йоав не сомневались, что все новые репатрианты вскоре увидят в ней свой подлинный дом. Чтобы привнести это ощущение в нашу семью, Маромы пригласили нас на субботнюю экскурсию к озеру Кинерет. Завтракали вместе. Еда домашнего приготовления казалась еще вкуснее за столиком в попутном парке. Следующую остановку сделали в крупнейшем на Ближнем Востоке питомнике по выращиванию крокодилов. С моста, переброшенного через искусственное озеро, мы наблюдали, словно дети, за неподвижно лежавшими в воде и на берегу рептилиями. Только Йоав, заменявший экскурсовода, мог различать среди них крокодилов нильских, аллигаторов и кайманов.

После этого мы остановились у реки Иордан, вытекавшей из известного пресноводного озера Кинерет. Здесь сотни переодетых в длинные рубахи паломников смиренно дожидались приглашения для омовения в водах святой реки. Мы отсюда проехали на ближайший пляж озера. День был жарким, и нам не без труда удалось отыскать затененное место под деревом. Напротив нас, в широком кругу, играли в волейбол парни и девушки. Они громко разговаривали на арабском, иврите и русском языках, причем преобладал русский. На нем непристойно матерились даже арабские парни. Мы, наспех искупались, подсохли и снова уселись в машину, потому что график нашей поездки был очень плотным.

– Мне лично, – сказал не понимавший мата Йоав, как только мы тронулись с места – приятно отметить все более громкое звучание русской речи в Израиле. Я из тех, кто этого хотел, потому что в этой перемене вижу важный шаг к реальному усилению страны и усилению ее демократизации. Нам пришлось бы этого дожидаться дольше в обществе тех выходцев из стран северной Африки, которые связывают свои самые лучшие надежды и чаяния с приходом мессии.

Рути, сидевшая за рулем, прибавила газа. Наше послеобеденное время побежало еще быстрее по асфальтному шоссе побережья. Справа от нас, на возвышенностях, замелькали виноградники и банановые рощи. Благодаря уникальному климату, плодородные берега озера были густо заселены во все времена. На археологических раскопках в Галилее и на Голанах обнаружено около 50 синагог, что доказывает широкое присутствие евреев в этих краях испокон веку.

Большую известность озеру Кинерет придают и зарождавшиеся здесь христианские традиции. Именно в ряде здешних поселений, соответственно преданиям, выступал со своими проповедями Иисус. В память об этом на побережье озера возведено немало красивых храмов. Как рассказывается в Евангелии, проповедуя перед жителями рыбацких деревушек, Иисус по воде Галилейского моря ходил "яко по суху". На Горе Блаженств он прочитал Нагорну проповедь. В Табхе произошло преумножение хлебов и рыб. В Капернауме Иисус исцелял больных и нашёл своих учеников.

Останавливались и мы у заполненных паломниками живописных храмов. Верующие евреи относятся к образу Иисуса с известной долей скептицизма. В Израиле, тем не менее, почитают свободу вероисповедания всех людей.

В прибережном туристическом городе Тверия мы остановились у нескольких археологических раскопок, которые свидетельствовали о наличии здесь следов еврейских поселений времен греческого, римского и византийского правления. На самый высокий уровень еврейская культура в этих местах поднималась во времена основания царем Иродом на берегу Кинерета 2000 лет назад города Тиберия, в который устремились беженцы из разрушенного Иерусалима. Среди них были десятки еврейских мудрецов, что и привело к обоснованию в Тиберии Сангедрина – Верховного суда. Он состоял из 71 мудреца с полномочиями толкования Торы и вынесения постановлений, отвечающих нуждам времени и поколений. Рассказывавший нам об этом Йоав, назвал нашу поспешную поездку вокруг Кинерета ознакомительной и посоветовал еще не раз вернуться в эти места для более углубленного изучения их многовековой истории.

Плотность транспортного потока на обратном пути нарастала по мере нашего приближения к Тель-Авиву. На одном из перекрестков, перед Нетанией, мы свернули с главного шоссе. Вилла одноклассника Рути Ицхака Кешета, в небольшом селении Бат-хен, подводила черту в списке объектов спланированной на сегодня поездки. Ицхак встретил нас у калитки, а через несколько минут его жена, с тремя дочками старшеклассницами, подавала нам кофе и сладости за большим столом гостиной. Я и в этом израильском доме обратил внимание на свежевыбеленные стены и простор, который объяснялся использованием небольшого количества мебели.

Как мы не торопились, но типичный разговор, затрагивавший прошлое и настоящее репатриантов, затянулся на полтора часа. Под конец Ицхак предложил осмотреть его детище – фруктовый сад и включил наружное электроосвещение. Оно было настолько сильным, что и в нем мы отчетливо разглядели плоды разной степени зрелости – граната, инжира, слив, хурмы, яблок. Ицхак не скрывал чувства гордости за всего-то десяток исключительно ухоженных деревьев, и на это у него была исключительно веская причина. В ходе одной из военных операций по защите государства Израиль он лишился кистей обеих рук. Их ему заменяли клешни искусно раздвоенных хирургами запястий.

Тяжелый инвалид войны мог бы безбедно проживать со своей семьей в многоэтажном доме Тель-Авива на выплачиваемую ему пенсию. Но оттуда Ицхак умышленно сбежал, чтобы доказать самому себе, что не все потеряно. И он это доказал и получением достойного образования, и многолетним чтением лекций по психологии в университете. Полутора часов крайне мало для ознакомления с жизнью необыкновенной личности, но их вполне достаточно, чтобы понять, какие люди являются солью земли Израиля.

Из-за больших транспортных пробок на подъезде к Тель-Авиву до виллы родителей Рути мы добрались в двенадцатом часу ночи. Ее отец родился Болгарии. В Израиль приехал в конце сороковых и вскоре открыл в Тель-Авиве небольшой магазин. Он, по воле случая, оказался в зоне прокладки нового магистрального шоссе. Компенсацию, полученную за снос, отец вложил в развитие дела и стал хозяином крупного магазина оптовой торговли. В дальнейшем он приобщил к семейному бизнесу дочь и сына.

Успешность дела подтверждала и двухэтажная вилла, хозяева которой находились на отдыхе в Европе. Меня здесь приятно удивил живой зимний сад под крышей здания. Еще большего восхищения был достоин идеально ухоженный дворовый сад, с бархатным травяным газоном, что я увидел утром. Здесь просто нельзя было оторвать глаза от размашистой кроны королевского делоникса, который полыхал большими ярко-красными цветами в дальнем левом углу. Рути, появившаяся вместе с восходом солнца, пригласила нас сюда на чашку кофе, и мы с удовольствием отпивали его маленькими глотками, удобно устроившись в белоснежных пластиковых креслах.

Теперь я анализировал все, что увидел на долгом пути в Беэр-Шеву. Разумеется, радушно принимавшие нас люди заслуживали хороших условий проживания в своей свободной стране. Они их добивались на протяжении многих лет упорного труда, в содружестве с собственной персональной удачливостью, а мне оставалось только думать о том, как их отблагодарить за все хорошее.

Но как же я мог это сделать, если тогда мы не видели возможности обретения главного – собственной крыши над головой. Ответа не было, и я снова попрекал за все советскую власть. Выйти из очередного приступа самоедства помогла мысль о том, что все познается в сравнении. Не я один тяжело работал и проживал на съемной квартире. Зато мы сытно ели и не знал проблем в медицинском обслуживании. В начале 90-х годов этого лишились почти все мои сограждане, остававшиеся на просторах бывшего СССР. Лишь отдельные счастливчики из них были благодарны судьбе за возможность поколесить по миру с протянутой рукой, что немногим позднее отразят следующие строки:

Пятилетки, перестройка – сколько лет и где привал?
Днепрогэс, Транссиб, ГУЛАГи, я не выдержал: устал.
Сбережения пропали, в дефиците газ и свет,
Все заводы закрывают, жить-то как: зарплаты нет.
Я сбежал от перестройки, тысячи меж нами верст,
До чего ж и в новой жизни путь спасения непрост.
Вены площадь городская. Осень. Холод. Ветра свист.
Здесь отныне выступает бывший оперный артист.
На асфальте, в кепке мятой, несколько монет блестят,
Только многие ли слушать пенье русское спешат?
В ту погоду только с неба мог упасть такой клиент,
Шиллинги вдруг зазвенели, словно аккомпанемент,
И раздался женский голос, сипловатый, деловой:
«Докатиться до такого, как не стыдно вам, друг мой!
Я вас в оперном театре раньше слушала не раз,
Сколько времени теряли люди у билетных касс!»
Не нашелся я с ответом, попросту остолбенел,
Голос тот еще с неделю у меня в ушах звенел,
Как всегда, ответ достойный появляется поздней:
Так и вы ведь не России, что ж вам мешало в ней?

На третьем году проживания в Израиле мои надежды на лучшую жизнь еще больше растаяли. «Как же ошибался основатель сионизма Теодор Герцель, – размышлял я сам с собой, когда наивно мечтал, что «прибывающие в страну евреи будут строить для себя деревянные дома и работать по 7 часов в день». К этим мыслям меня подтолкнули проблемы не только понаехавших новичков, но и отдельных местных уроженцев. С образом жизни одного из них меня свела просьба Якова, председателя домкома нашего подъезда Он попросил напомнить соседу по лестничной клетке, что он уже 3-й месяц не вносит деньги на уборку и ремонт подъезда.

– Папа спит, – говорила мне девочка лет шести, приоткрывавшая дверь на мой звонок.

Она захлопывала ее перед моим носом, и я уходил с возмущением – как можно постоянно спать в дневное время. Однажды мне открыла дверь мать ребенка, и мне тут же пришлось принести ей свои извинения, когда я услышал, что ее муж спит, потому что отработал тяжелую ночную смену на бензоколонке. Денег на уборку у них пока нет, потому что нелегко на съемной квартире растить трое маленьких детей на одну небольшую зарплату. Деньги за уборку они обязательно вернут, как только она определит младшего ребенка в ясли и подыщет себе работу. Тогда они рассчитаются и с другими неотложными долгами. Трагедии из этого семья не делала и терпеливо дожидалась своей удачи. Так ведь эти люди проживали на съемной квартире и брали в долг до зарплаты продукты в дворовом магазинчике, будучи значительно моложе меня, и прекрасно разговаривая на иврите.

Леня Гутман, мой земляк житомирянин, шел к своей удаче еще более сложным путем. Как-то он появился у нас очень похудевшим и осунувшимся. Его одежда давно не соприкасалась с утюгом и висела на нем, как на вешалке. Леня «приехал в Израиль ради единственного сына» на 53-м году жизни, но тут же снова разбил горшки с первой женой. Он не успел даже соприкоснуться с познанием азов иврита в ульпане, потому что бежал с небольшой сумкой в руках на уборку овощей или цитрусовых в кибуцах. Только так можно было кое-что заработать в его положении, а главное – получить место для ночлега.

В конце концов, Леонид оказался у жаркого Мертвого моря, где, ради крыши над головой, мыл посуду в маленьком кафе. Он ночевал чуть ли не птичнике, а в редкие выходные дни приезжал к друзьям высказаться, чтобы не лопнуть от негодования. Тогда же он стал осаждать письмами брошенную в Житомире Зину – «Прости! Спасай!». Сердобольная женщина примчалась в Израиль в разгаре лета 1992 года в качестве туристки. Для этого ей пришлось занять немалые деньги у друзей и родственников. Леонид тут же уволился с каторжной работы, и на протяжении 2-х недель Зина буквально откармливала его в одной из лучших гостиниц Эйлата. В конце своего турне они заехали к нам вдвоем.

В тот день Бэле пришлось раньше свернуть надомную работу, чтобы приготовить гостиную к приему гостей. После крепких объятий мы приступили к осмотру нашей большой съемной квартиры. Как опытный швейник, Зина, разумеется, остановилась у кронштейнов, на которых висели на вешалках десятки роскошных блуз и юбок с нашивками «сделано в Париже». Сначала это вызвало на лице гостьи снисходительную улыбку. Только после примерки изделий и рассказа Бэлы о технологии, включавшей производство исключительно точного кроя, парижских тканей и фурнитуры, Зина тщательно просмотрела каждый шов и отметила на удивление хорошее качество.

Матвей предложил гостям посмотреть город, пока Рая с Бэлой будут готовить ужин. Главное внимание в поездке уделялось массовой застройке новых жилых микрорайонов. Под конец мы заехали и в огромный караванный городок. Проживавшие в нем репатрианты дожидались окончания строительства домов для постоянного проживания. С разрешения хозяина одного из караванов мы осмотрели крошечные комнатки с миниатюрной кухонькой, душевой, туалетом, встроенной мебелью.

Наша поездка Зину не впечатлила. За ужином она вообще раскритиковала руководство Израиля за его неготовность принять сотни тысяч репатриантов. В подтверждение своих слов гостья привела мучительные скитания Лени. Ее вовсе не восхитило и наше обустройство в общей, давно не ремонтировавшейся съемной квартире. Мне лично немало досталось за то, что сменил свой фабричный кабинет на 12-часовые смены, хотя мог бы и продолжать работать на широко развернутом деле, под руководством нового хозяина. В Израиле Зина сделала все возможное и невозможное, чтобы забрать отсюда своего заблудшего мужа. В Житомире очень много проблем, но там нет языкового барьера, а, значит, мы еще услышим, о собственном деле Лени, которое он там откроет. С мытьем посуды, по крайней мере, уже покончено.

Я и без Зины часто упрекал себя в том, что не сумел добиться чего-то большего в Израиле. Конечно, я бы этого очень хотел, но столь важная для этого удача все еще не состыковывалась с моими желаниями. А вот та, что изредка появлялась, иначе как насмешкой не назовешь. Судите сами. Как-то щупленький огненно рыжий мужчина моих лет бесцеремонно плюхнулся рядом со мной на сидение в городском автобусе. Его неопрятный вид вызывал дополнительное раздражение. Из-за его бесцеремонности я даже решил пересесть на свободное соседнее сидение, но сосед взгромоздил на колени огромный баул, которым полностью преградил мне путь.

– Вы, конечно, говорите по-русски? – Спросил он. – Да и приехали, видно по взгляду, совсем недавно. Откуда, если не секрет?

– Соседи! – воскликнул рыжий мужчина, услышав мой ответ. – Я из Молдовы. Город Сороки. Слышали, надеюсь? А приехал я сюда 14 лет назад. Дай вам Бог устроиться здесь не хуже меня за более короткое время. Вилла в Хайфе – это вам о чем-нибудь говорит? И все от таких вот дел – бизнес, одним словом. Попутчик указал взглядом на баул, под которым я увидел его босые ноги в забитых пылью сандалиях.

– Волка ноги кормят, – сказал сосед, перехвативший мой взгляд. – Еще нет и десяти утра, а я уже около часа ношусь по торговым точкам Беэр-Шевы. Из Хайфы я выехал автобусом в начале седьмого. Машину не вожу: дальтоник. А весь мой бизнес вот в этом бауле. Попутчик расстегнул его молнию, извлек комочек пушистого меха и резко взмахнул им перед моим носом.

– Кончик соболиного хвоста! – Воскликнул он, как только рассосалось облако пыли, и тут же продолжил: – Мех соединяют с этим устройством, и получается роскошный брелок для ключей. Лично мое изобретение! Им сегодня пользуется почти половина автомобилистов и вашего города. Вы этого не замечали? Так вот, полный охват брелками второй половины Беэр-Шевы и вас приблизил бы к покупке виллы. О приработках в других городах я пока умалчиваю. В этом месте мне все же пришлось побеспокоить попутчика, чтобы выйти на своей остановке.

– Мужчина! – Тот же голос послышался за моей спиной на тротуаре. – Я же вам не успел осветить суть дела. Задержитесь еще минут на десять. Я заказываю нам по бутылочке содовой.

Я остановился у киоска, из-за хронического неумения отказывать. Спустя минуту мы стояли за круглым столиком и отпивали из горлышек игравшую пузырьками ледяную содовую.

– Моему бизнесу нет и пяти лет, – продолжал мой новый знакомый, – а я уже собираюсь покупать виллу в Тель-Авиве. Мог бы я об этом мечтать в своих Сороках, где я был одним из лучших учителей математики? Только не подумайте, ради бога, что я загребаю миллионы и очень легко. Я снова посмотрел на босые ноги миллионера в забитых пылью сандалиях, на этот раз еще и с недоверием, а в моих ушах уже звучал рассказ о начальной раскрутке дела в двух газетных киосках. Их хозяева не хотели брать в продажу даже по десятку брелков: не верили, что товар кого-нибудь заинтересуют.

На следующий день пришлось к ним «явиться на спор». Притом, вместе с брелками, вручить каждому по 200 шекелей под залог, на случай проигрыша. Тогда же десять соседей бизнесмена выкупили в киосках все брелки, разумеется, на его деньги, для чего пришлось оформить в банке ссуду на 2000 шекелей. Через день хозяева киосков приняли на продажу по 20-30 изделий. И товар, быстро вошедший в моду, хорошо распродавался на самом деле.

По мере насыщения рынка, уговаривать киоскеров становится все трудней. В «моей солидности уроженец Сорок увидел свежую силу убеждения». Но, кроме того, я мог бы заняться и «прямой распродажей брелков в людных местах из баула». Предполагаемый заработок – 50 агорот с брелка! Вечером в цеховой раздевалке над моим рассказом о приглашении в бизнес громко смеялись мои сотрудники. К тому времени завод возобновил поездки транзита в Беэр-Шеву, и меня вернули в 12-часовые рабочие смены.

А наш 25-летний Дмитрий успешно завершил обучение на инженерных курсах и получил приглашение на работу в авторитетную компанию. Рая тогда написала друзьям в Житомир, что цель нашей репатриации уже оправдана успешным обустройством детей. Еще большие надежды она возлагала на внуков. Оптимизм жены положительно действовал и на меня, потому что в ответных письмах сообщалось о закрытии заводов, фабрик и институтов в Украине и Житомире, в частности. На таком фоне то, что улицы городов Израиля подметали тысячи бывших советских ученых, инженеров и музыкантов уже не воспринималось настолько тревожно.

Моя соседка, местная уроженка, это по-своему оправдывала рассказом о немолодом дворнике-репатрианте, который упрашивал ее не делать замечание первоклассникам за то, что они бросали на тротуар бумагу – чтоб его не уволили с работы. Так рассуждал в недавнем прошлом диспетчер крупной гидроэлектростанции, и, так получалось, что он был просто рад своему бегству из России, потому что там зарплаты инженера ему не хватало даже на еду. Часть старожилов посмеивались и над нашей советской привычкой рассылать в разные инстанции письма с требованиями жилья и работы.

В то самое время некоторые депутаты Кнессета заявляли, что репатрианты должны благодарить Израиль только за то, что он предоставил им возможность бежать из советской клоаки. Все остальное, включая жилье и работу, такие депутаты относили к числу наших личных проблем. Тем не менее, о них вспомнили в связи с приближением выборов в Кнессет. Активно включившаяся в предвыборную борьбу команда Ицхака Рабина приехала на встречу с репатриантами Беэр-Шевы. Стараясь заручиться нашими голосами, Рабин дал высокую оценку невиданной по своей численности и образованности алие 90-х годов, а еще он заверил нас, что в случае своей победы, добьется значительного увеличения новых рабочих мест и существенного расширения строительства жилья для социально слабых слоев населения.

Немало говорилось и о мирном разрешении палестино-израильского конфликта в свете Мадридской конференции по Ближнему Востоку (октябрь-ноябрь 1991 года) с участием представителей палестинцев, Сирии, Ливана и Иордании, вскоре после завершения войны в Персидском заливе. Израиль там представлял Ицхак Шамир. Поверив убедительным заверениям новых авторитетных политиков, наша семья решила, что будет голосовать за возглавляемую Рабиным партию Авода. В одну из суббот того периода к нам позвонила Микки и попросила к телефону нашего Матвея.

– Жаль, жаль, – заметила она, когда я ответил, что его нет дома – а я хотела пригласить его на одно интересное мероприятие.

– Сожалею тоже, – ответил я и хотел положить трубку.

– Послушай, Арон, – опередила меня Микки, – а ты не хочешь поехать со мной в кибуц? Это всего в 20 километрах от Беэр-Шевы. Израильские сторонники мирных соглашений пригласили туда несколько палестинских активистов. Будет и тебе интересно услышать, как представляет такой мир вторая сторона.

И вот мы на заполненной десятками машин автостоянке у двухэтажного здания, которое являлось и столовой, и клубом кибуца. В нем были не полностью занятыми только первые три ряда, и мы удобно устроились во втором из них. Начало мероприятия затягивалось, а, спустя час, нам объявили, что из-за проблем с оформлением палестинцам пропусков на пограничном пропускном пункте, нас приглашают познакомиться с ведением хозяйства в местном кибуце.

Там, слева и справа от добротной асфальтной дороги, сияли свежими красками небольшие домики-близнецы. Они красиво смотрелись в окружении размашистых пальм и цветущих кустарников. На игровых площадках детского сада и школы, среди песочниц и спортивных снарядов, стояли отслужившие свой век комбайны, трактора и сеялки. Они тоже были аккуратно выкрашены в целях приобщения к технике будущих членов кибуца с раннего детства. А вот и огромная теплица, где крупные оранжевые помидоры дозревали на кустах двухметровой высоты. Стебли растений находились в заполненных грунтом ведрах. В них подавали воду и питательные смеси посредством пластиковых трубок.

Молочная ферма сверкала вымытой до блеска каруселью для механической дойки коров. Находившихся на ней животных, по рассказу экскурсовода, перед этим вымыли под специальным душем. К уху каждой коровы был прикреплен небольшой датчик. Он помогал компьютеру отслеживать даже нарушения температуры тела животных. В целом в Израиле тогда содержалось более ста тысяч коров. Каждая из них, в среднем, давала в год 10500 литров молока. Это на 1500 литров превышало надой американской коровы и на целых 3000 литров – показатели средней европейской коровы. Годовой надой коровы страны моего исхода составлял, в лучшем случае, 3000 литров.

А гости с территорий так и не приехали, но докладчики зачитали нам подготовленные ими материалы. Их обсуждение вылилось в горячую дискуссию о том, что народ Израиля выходил на путь новых перемен не только в своих мышлениях.

Намеченные на 23 июня 1992 года выборы в Кнессет завершились победой партии «Авода». 13 июля Ицхак Рабин представил депутатам Кнессета правительство. Шимон Перес был назначен министром иностранных дел. Новые лидеры Израиля наметили широкую программу действий. Особое место в ней отводилось мирному разрешению многолетнего конфликта с палестинцами.

Спрос на ткани нашего завода продолжал превышать его возможности, и мои начальники уже обижалось на тех из нас, что отказывались выходить на работу в субботние дни. Мы придерживались другой точки зрения. Усталость накапливалась. Больше всего работе без выходных противились наши жены. Они не хотели видеть в своих мужьях загнанных вьючных лошадей. Тора, подчеркивали женщины, предписывает субботний отдых не только евреям и слугам-иноверцам, но даже рабочему скоту.

И тогда руководство завода в очередной раз увеличило количество привозимых с территорий палестинских рабочих. Кстати, это соответствовало и политическому курсу нового правительства. Мой сотрудник Ясир рассказывал, что в газетах Газы появлялось немало намеков на создание автономии в связи с приходом к власти в Израиле нового правительства. Ясир, во всяком случае, ожидал у себя преобразований к лучшему.

– Если начнем строить свое государство, – рассуждал он, – то я бы хотел, чтобы оно было демократическим, как Израиль. За годы работы на заводе мы многому у вас научились, а поэтому на меньшие результаты не согласимся. Мы тоже будем избирать в парламент депутатов, и требовать от них исполнения наших наказов.

Я видел в тех рассуждениях и результат нашего общения. Неожиданно на пути наших добрых надежд выросла другая реальность. Террористы «ХАМАСа» стремились сорвать все мирные начинания непрерывными кровавыми вылазками. 17 декабря 1992 года, с целью решительного противостояния террору, израильское правительство выдворило на два года в Ливан 415 членов «ХАМАСа». Это была ответная акция на похищение и убийство солдата пограничной службы Нисима Толедано. Большинство из высланных палестинцев обвинялись в пособничестве террористам. С резкими осуждениями действий Израиля выступили все арабские страны. Под влиянием их постоянного большинства Совет безопасности ООН принял резолюцию, требующую от Израиля возвращения депортированных в Ливан лиц.

В январе 1993 из Москвы в Израиль переезжает на постоянное местожительство моя сестра Неля с дочерью Анной и двухлетней внучкой Фанечкой. Они останавливаются в Ришон-Леционе, куда несколько раньше приехала семья нашей двоюродной сестры Янины. Обе семьи сообща готовились к репатриации. Их подгонял нараставший в Москве беспредел. Преступные группировки уже давно поделили столицу на зоны, в которых действовали их законы. Кроме того, столицу наводнили нищие и бездомные люди, которые превратили в опасные ночлежки подвалы и подъезды жилых домов. Бомжи были готовы на все ради нескольких рублей на кусок хлеба и бутылку водки.

Любимица всей московской родни Шела, зав терапевтическим отделением больницы в недавнем прошлом, погибла от рук бомжа в подъезде своего дома. Это случилось, когда она возвращалась из булочной. Через две недели Шела должна была улететь на постоянное проживание к сыну в США. Трагедия, словно кнут, подстегнула большую родню, в которой многие были уверены, что «в Москве до этого не дойдет».

Нелю несколько задержала процедура расторжения брака дочери. По этой причине в Израиле она сразу взяла на себя полный уход за внучкой. Изучать иврит Неля ходила на вечерние курсы, но и там ей приходилось нередко пропускать занятия. Аня, из-за существенно урезанной корзины абсорбции, была вынуждена сразу встать за прилавок небольшого продовольственного магазинчика.

В семье Янины, кроме нее, было двое трудоспособных мужчин. Ее муж Саша 43 лет и 20-летний сын Веня устраиваются на небольшом механическом заводе с оплатой по минимальным тарифам, но даже такие две зарплаты существенно превышают заработки Ани. Дешевая рабочая сила в лице репатриантов из бывшего СССР тогда посыпалась манной небесной на хозяев предприятий Израиля. Массовый приток населения страны продолжал резко оживлять замерший рынок жилья. Цены на него росли неудержимо. Хозяин нашей съемной квартиры понял, что они оказались на пике, и объявил о ее продаже. Наш договор на съем тогда он продлил только на полгода.

День освобождения квартиры неумолимо летел нам навстречу. Портновы отвергли газетные страшилки первыми из нас и помчались на поиски подходящего варианта в «хорошем микрорайоне». Это определялось «авторитетом» школы для ребенка, как советовали сотрудники Димы. Вслед за Портновыми и Матвей приступил к поискам однокомнатной квартирки.

Нам дети предложили усилить натиск на городское отделение абсорбции в части выделения социального жилья, с учетом приближения пенсионного возраста. Чиновники приняли во внимание бесспорный факт и предложили нам выбрать одну из трех малюсеньких двухкомнатных квартирок. Они были настолько крошечными и убогими, что предложенная нам Меером и Маней из Бельц квартирка в полуподвале, выглядела на их фоне дворцом.

Мы бы еще долго копались в никчемных вариантах, если бы жизнь не преподала мне несколько важных уроков. Первый из них я получил на детской игровой площадке. После работы я привел туда своего внука Женьку и встретил там немолодую женщину за таким же занятием. Она проживала в Израиле 16-й год, а за чужим ребенком ухаживала в качестве няни, чем зарабатывала деньги на доплату очень дорогого съемного жилья.

– И все из-за того, – рассказала женщина, – что мой супруг побоялся банковских ссуд, а потому согласился на получение примитивной социальной квартиры, да еще и в неблизком местечке Димона.

Муж тяжело болел уже пять лет, и, чтобы не возить его в Беэр-Шеву на постоянные процедуры в дневной стационар пришлось на старости лет искать съемную квартиру. А вот его родственники не испугались ссуд, и потому они не знают подобных проблем.

– Не бойтесь и не повторите нашу глупость, – подчеркнула собеседница несколько раз.

Это я и рассказал Рае и детям. После этого начались бега по посредническим конторам, вместо отсыпания после ночных смен. В связи с заоблачными ценами я согласился на неблагополучный микрорайон. Вечером, на исходе одной из суббот, Матвей повез меня с Раей на осмотр такой квартиры, и мы сразу договорились с хозяином о поездке утром в адвокатскую контору для оформления сделки. И новый урок мы получили, когда мы выходили из подъезда дома. Матвея тогда окликнул мужской голос. Я оглянулся и увидел в свете уличных фонарей щупленького огненно рыжего мужчину в прогулочном спортивном костюме. Подавая сыну руку, он поинтересовался, что мы здесь делаем.

– Да вы с ума сошли! – выкрикнул незнакомец, как только выслушал объяснения. – Только не в этом доме, потому что 2 квартиры именно в этом подъезде принадлежат патентованным проституткам. Из-за непрерывно вспыхивающих здесь скандалов люди из соседних домов не знают покоя. Погуляйте часок, и вы сами все услышите.

– Бежим отсюда, – сказал Матвей, у него не было оснований не доверять человеку, с которым пришлось недавно отслужить 40-дневные сборы в армии.

Повторилось еще несколько таких попыток, и мы были крайне озабочены своим незавидным положением. Ведь с ними было связано немало других проблем: для получения машканты (льготной ссуды репатрианта) мне надо было предоставить в банк ответственных свидетелей и справку с места работы – свидетельство моей платежеспособности. Но меня могли еще и уволить с работы в любую минуту. Русскоязычная пресса тогда подчеркивала, что правительство обеспокоено лишь межпартийными распрями. Его так и не волнуют проблемы жилья и работы для новых репатриантов. «Пришло время, постоять за себя», – призывали нас новые лидеры, которые якобы созрели в наших рядах.

Своевременно подброшенную идею подогрело еще не искорененное в нас чувство совка с логикой «а мне положено». А появившиеся на русской улице активисты уже озвучивали идею, что мы и сами способны взять все, что причитается пятой части населения страны. Они же все настойчивей требовали от правительства подробного отчета об использовании миллиардов, выделявшихся США на нашу абсорбцию.

4 мая 1993 года я отпрашиваюсь с работы после обеда и еду в Иерусалим на невиданную по своей численности демонстрацию новых репатриантов из бывшего Советского Союза. С трибуны, сооруженной в Парке роз, лидеры только что сформированного политического движения «Исраэль ба-алия» во главе с Натаном Щаранским клятвенно заверили 14 тысяч собравшихся репатриантов, что только они способны коренным образом улучшить условия абсорбции.

Инициаторы демонстрации не сомневались, что к ним выйдет глава правительства Рабин, но после многочасового ожидания под жарким солнцем к ним на трибуну поднялся только министр абсорбции Яир Цабан. Ему и были высказаны угрозы центра политического движения – ужесточить требования в случае непринятия правительством мер по расширению строительства квартир для пенсионеров и увеличению количества рабочих мест. Вскоре после той демонстрации, ко мне подошел инженер Евгений с листом бумаги в руке:

– Это план жилого дома с небольшим земельным участком. Такие домики сейчас продают в Беэр-Шеве на льготных условиях всем жителям караванного городка. В нем проживала с семьей моя сестра. И вот сейчас она не представляет, что будет делать с землей после двух десятилетий проживания в московской высотке с мусоропроводом. Что бы вы, Арнольд, могли ей посоветовать, как бывший дачник?

Мог ли я тогда не одобрить покупку 3-комнатной квартиры всего за 40 тысяч долларов, притом, что половина ее стоимости еще и превратится в подарок по истечении 15 лет проживания? А на следующий день Евгений принес на работу вообще бесценную весть: в городском отделении министерства строительства Беер-Шевы в ближайшие дни будут продавать более сотни таких домиков для всех желающих. Я тут же оформил отпуск на неделю и примчался в контору распродаж для уточнения всех подробностей.

С той же целью туда приходило немало других репатриантов. Я предложил им составить список «живой очереди», которая неплохо зарекомендовала себя в крупнейших советских универмагах. Со мной согласились, и мы тут же купили тетрадку в оказавшемся неподалеку магазине. Так наши фамилии оказались первыми в списке, в который мне удалось включить и Матвея. Портновы тогда ожидали вселения в квартиру, которую купили за 50 тысяч долларов со вторых рук, разумеется, без подарка.

Распродажу назначили на среду, а быстро определившаяся инициативная группа дежурила два дня и две и 2 ночи у входа в контору, не выпуская список из своих рук. За 2 часа до открытия ярмарки я выстроил очередь соответственно списку. Немного погодя, к нам пришли представители нескольких банков с предложениями «своих наилучших условий на оформление машканты». Солидней других выглядели предложения от банка «Тфахот». Его руководство брало на себя выплату 2-х первых ежемесячных платежей. Я в той обстановке увидел куда более важный фактор в том, что двери кабинета представителя этого банка находились всего в 10 метрах от входа в контору распродаж.

К началу распродажи я отобрал 12 самых сильных, с виду, мужчин и поручил им поддержание порядка в очереди. Мы знали, что недавно такое же мероприятие здесь закончилась битьем витринных стекол, и руководству конторы пришлось вызвать наряд полиции, а затем заменить свободную распродажу лотереей. Повторение такого сценария привело бы к срыву сформированной очереди. Чтобы такого не допустить, я подошел к представителю банка «Тфахот» и показал ему список, в котором числилось 112 фамилий.

– Все эти люди оформят машканты у вас в банке, – сказал я, – если вы убедите руководство конторы провести распродажу в строгом соответствии с нашим списком. А еще мы гарантируем обеспечение порядка своими силами.

Пока представитель банка совещался, я оповестил очередь о разговоре с ним. Через 20 минут нам сообщили о положительном решении вопроса. Так 23 июля 1993 года я, Рая и Матвей подписали договоры на покупку двух трехкомнатных квартир в одном доме, с земельным участком площадью 5 соток. А оформление машканты в банке «Тфахот» начиналось с солидного кабинета уже знакомого мне работника. Подав мне руку, он объявил, что за проявленную мной инициативу освобождает меня от первых четырех выплат.

Намного больший подарок все мы получили от правительства Израиля. Оно взяло на себя оплату недешевых услуг адвоката, а, кроме того, оставило за нами право на ежемесячную компенсацию съемного жилья до истечения пятилетнего срока пребывания в стране. Самым приятным оказался день осмотра образца квартиры. Наконец-то, мы увидели своими глазами, за что заплатили деньги. Это был один из нескольких сотен собранных в пустыне типовых одноэтажных домов. Разделявшие их улицы были изрыты глубокими траншеями для прокладки сетей водопровода, канализации связи и электричества. В связи с этим вселение предусматривалось только через год.

Аня с Яниной подписали договоры на покупку новых квартир в Кирьят-Гате почти одновременно с нами. Им было некогда читать газетные статьи о долговых тюрьмах. А моя сестра Неля, в недавнем прошлом главный бухгалтер с многолетним стажем, сразу поняла, что возвращать деньги банку за собственную квартиру намного выгоднее, чем дарить их хозяину съемного жилья.

В год ее репатриации президент России Б.Ельцин уже делал первые шаги к демократизации государства, которые позволили нашим родственникам продать свои приватизированные квартиры. Покупательские возможности россиян были небольшими, но даже 15-20 тысяч долларов, которые тогда платили за квартиру их хозяевам, являлись важным подспорьем при обустройстве в Израиле с нуля. Умения толком использовать такую возможность не оказалось у моей двоюродной сестры Галины. Она, по неразумной подсказке дальних родственников, обосновалась в дорогом приморском городе Нетания.

От переезда на периферию Галя отказалась, и потому почти все привезенные ею деньги исчезли, как вода в песке, в качестве доплаты за комфорт. Ее положение существенно осложнило полное разочарование жизнью в Израиле сына. Способный молодой человек не нашел здесь работы по своей инженерной профессии в течение года и вернулся в Москву. Дочь, старшеклассница, наоборот, приняла эти условия. Заодно с мамой, она обустраивала новую жизнь, как могла, на определенном этапе.

Нередко достававшая меня «стадия разочарования репатрианта» буквально испарилась, как только я получил на руки еще не ключи, а только документы владельца собственного дома. Пребывавшая под тем же впечатлением Рая даже спокойно восприняла сообщение об увольнении из детского сада из-за неперспективного возраста. Вскоре она радовалась новой работе – уходу за тремя малышами в семье местных уроженцев. Здесь ей больше платили за каждый отработанный час, была меньшей нагрузка, а, кроме того, новые работодатели вносили за нее деньги в центр национального страхования – для оплаты потери трудоспособности (бытовая травма) и начисления специального пособия по достижении пенсионного возраста. Законы предусматривали и это в обществе «беспощадной эксплуатации трудящихся».
По окончании рабочего дня Рая торопилась в собственную квартирку Портновых. Там ее ожидали любимый внук, работа у плиты и утюжка блуз, которые пошила дочь за прошедший день. Когда с работы возвращался зять, он усаживался за машину для обметывания краев деталей кроя. Так, «в тесноте, но не в обиде», мы коротали сообща год, до переезда в нашу квартиру.

У дочери мне с Раей отвели крошечную спаленку Женьки. Втиснутая туда кровать для взрослых не давала закрыться дверям, потому что занимала часть дверного проема. Еще больше неудобств выпало Матвею. Свою складную кровать он ставил на место лишь в 23-00, когда Бэла выключала свою быстроходную швейную машину и задвигала ее в угол. Квартира Портновых была предназначена для небольшой семьи, и никто не повинен в том, что нам захотелось приспособить ее под швейную мастерскую и ночлежку для пятерых взрослых и одного ребенка. В небольшой гостиной, по той же причине обеденный стол, стулья и старый диванчик, с выпиравшими пружинами, были завалены горами кроя и готовой продукции. Именно в пору той невероятной тесноты моему брату москвичу Диме понадобилось погостить в Израиле.

– Привет! – Послышался в трубке квартирного телефона знакомый и родной голос. – Ну, вы еще не надумали возвращаться?

Дима звонил из Тель-Авива. Там он остановился в гостинице, с двенадцатью сотрудниками домостроительного комбината, после семидневного знакомства с главными достопримечательностями Израиля. В остававшиеся три дня брат решил проведать меня и Нелю. В тот же вечер наш Матвей доставил Диму в Беэр-шеву. За ужином гость рассказывал, как ему и его сотрудникам было трудно продолжать расстраивать Москву в тяжелых условиях экономического обвала на протяжении минувших 4-х лет. Объемы работы приватизированного ими комбината значительно сократились, но коллектив выстоял, потому что его возглавили хорошие хозяева.

Костяк, включая рабочих, не разбежался, потому что всем существенно подняли зарплату. Теперь и семья Димы не знала нужды. Брат был уверен, что и наша сестра Неля могла бы получать неплохие деньги в новых условиях, если бы не уехала в Израиль. Среди неплохо преуспевавших московских родственников вспомнили и о двоюродном брате Семене. Он возглавлял строительный кооператив, возводивший солидные виллы и офисы для «новых русских». Троюродный брат Наум являлся заместителем редактора популярной газеты «Московский комсомолец» и укреплял свой авторитет весьма смелыми статьями. К журналистике приобщился и бежавший из Израиля сын Гали. Но самого заметного успеха добился Юра, сын нашей двоюродной сестры Иды. Он основал солидную фирму, которая торговала дорогой европейской мебелью.

– А как вы там обходитесь с рэкетирами? – Спросил Матвей. – У нас поговаривают, что они пробрались во все сферы вашей жизни.

– В этом нет ничего нового, – спокойно рассуждал Дима. – Чтобы обеспечить надежную сохранность на своих объектах, и нам пришлось прибегнуть к их услугам. За все нынче платим, в том числе и за свой покой.

В числе моих успехов я мог назвать только то, что на работе по профессии зацепились сын и зять, не теряла планов на это дочь, а я с Раей, наконец-то, стал снова владельцем только что купленной на выгодных условиях квартиры. В отличие от меня, моего брата не впечатлил наш бревенчатый дом среди изрытых траншеями улиц, куда я с гордостью привел его на следующий день.

Глава 4

Году совместного проживания в тесной квартире дочери не видно было конца. Вместе с тем, он устроил нашей семье еще один экзамен по проверке всех нс на терпимость друг к другу. И все мы «сдали его», даже с учетом недоразумения, которое возникло незадолго до того, как мы разъехались по отдельным квартирам. Все произошло за ужином, на исходе субботы, когда Бэла демонстративно положила лист бумаги на скатерть перед тем, как подать чай.

– Это квитанция на оплату 378 шекелей за пользование специальной телефонной сетью на протяжении всего трех с половиной минут! – Объявила дочь и с умыслом сделала длинную паузу.

– Я была готова сгореть от стыда в конторе связи, когда мне объясняли, что на таких условиях оплаты работает какая-то нелегальная компания «Секс по телефону». Нашему Женьке это пока ни к чему. Я и мама, ради такого удовольствия, не станем корячиться трое суток над рубахами и юбками для моего хозяина. Так, может, вы мужчины, решили расслабиться таким способом? Бывает. Сложная обстановка абсорбции на каждого влияет по-своему. Или здесь вообще какая-то неразбериха? Тогда с нас и в будущем будут снимать такие деньги. Потому я и решила: давайте выясним здесь и сейчас. В любом случае никто не намерен прибегать к суду Линча. Так давайте же разберемся.

Во мне самом что-то заклинило от заявления дочери, которое было облачено в весьма миролюбивую форму. А кроме того, я не мог поднять глаза, чтобы увидеть страдания того из нас, кого припрут к стенке позора. Так на меня продолжало действовать привитое с детства понятие, вообще не существует.

– Какая чушь! – Произнесли поочередно зять и сын, и их слова приблизили меня к нормальному состоянию.

Новая пауза была еще длиннее первой. И вдруг ее нарушил негромкий голос Раи:

– Три недели тому назад, – произнесла она, как бы рассуждавшая вслух, – именно я оставалась одна дома, когда Бэла пошла, забирать Женьку из садика.

Я обомлел: причем тут моя жена, которая всегда одергивала каждого, кто в ее присутствии касался этой темы в откровенно грубых формах.

– Услышав дверной звонок, – продолжала Рая, – я открыла дверь и увидела перед собой смуглого молодого человека с пакетами картофеля, петрушки и прочей зелени в картонном коробе. Когда я отказалась от покупки, парень попросил стакан воды и разрешения на короткий телефонный звонок маме на работу. «Сейчас ее позовут», – пробормотал он тогда на иврите и поблагодарил меня за все. Похоже, что это и заняло те самые три с половиной минуты, которых я не заметила за мытьем посуды.

После такого поворота событий все с облегчением вздохнули и громко расхохотались.

– Хорошо, что проявленное Майей человеколюбие, – заметил Дмитрий, с трудом дождавшись тишины, – обошлась нам всего в 378 шекелей. В тот же день в квартире наших соседей исчезла сумка хозяйки с документами и тысячей шекелей! И туда заходил с той же просьбой разносчик свежих овощей. Будем считать, что у нас налицо еще и реальная экономия.

Мы опять дружно рассмеялись, и никто из нас даже не подумал упрекнуть дочь за некорректность постановки вопроса, а Раю – за излишнюю доверчивость. К тому времени, и мы уже научились у израильтян пониманию, что деньги – всего лишь деньги и главными в жизни не являются.

Я вообще об этом быстро забыл, а появление новых взглядов на жизнь связывал с возвращением важного для меня чувства хозяина своего собственного очага. Теперь и на работе я по-другому реагировал на вчерашние раздражители. А ведь еще недавно я, заодно с другими сотрудниками, мог возмутиться начальником цеха за то, что он не здоровался, когда проходил мимо нас. И вот я уже внушал своим сотрудникам совершенно другое: «Какая же это мелочь, в сравнении хотя бы с тем, что Шимон не копил зла на тех из нас, кто отказывался работать по субботам. Он, видимо, он один из немногих понимал, что и иностранцы, включая рабочих из Газы, тоже отказывались бы от работы в такие дни, если бы доллары, которые здесь зарабатывали, не превышали в значительной мере курс принятых в их странах валют. Зря ли чилиец Фернандо хвастался, что после пяти лет работы в нашей ашпаре, откроет на родине,  солидный ресторан и будет жить, припеваючи, до самой старости.

С того дня, что я бросил к ногам Набиля швабры и поставил ему новые условия по культуре взаимного общения, ни одна из сторон не выходила за рамки дозволенного. Более того, сменный мастер не раз приглашал меня в свою комнату на чашку кофе, чтобы просто поговорить. Теперь и Набиль ожидал прихода лучших времен в Газу. В связи с этим он даже планировал пригласить меня вместе с Раей в свою семью.

– Увидите, – заверял он, – что и мы мирные люди. Приедем и мы к вам, когда вселитесь в свою квартиру, ведь именно так мы здесь общались с евреями до интифады.

Из наших предыдущих разговоров я знал, что отец Набиля врач, а сам он получил высшее образование в Белграде.

К осени 1993 года на территориях активизировал свои действия насаждавший слепую ненависть к евреям ХАМАС. В Израиле резко обострилось противостояние между левыми и правыми силами общества. Это было связано с предстоявшим подписанием с ООП в Вашингтоне Декларации о взаимном признании сторон. Правые израильтяне считали, что палестинцы не откажутся от террора, несмотря на готовность левых поэтапно предоставить им полное самоуправление с выводом войск из сектора Газы и Иерихона. Правых не устраивала также позиция левых в ведении переговоров о беженцах, поселениях, границах и статусе Иерусалима.

Представляя Декларацию в Кнессете, премьер-министр И.Рабин призвал депутатов поддержать его политику установления добрососедских отношений между двумя народами. За ее осуществление проголосовал 61 депутат, против – 50; 8 – воздержались. Противники политики премьера продолжали обвинять его в безответственности и предательстве жизненно важных интересов страны.

Мнения моих сотрудников по этому поводу тоже были неоднозначны. По крайней мере, среди русскоязычных заводчан преобладали «правые» взгляды. Иначе тогда заговорил мой сотрудник из Газы Ясир, руководствуясь, на этот раз газетами, которые издавали реакционные исламисты.

– Запомни: между евреями и палестинцами никогда не будет мира, – однозначно заявил мне сотрудник.

Ясир, как и вторившие ему земляки, которые работали на соседних станках, никогда не осуждал жестокость устраиваемых палестинскими боевиками массовых терактов. Все они теперь не ценили того, что зарабатывали на нашем заводе намного больше, чем рабочие окружавших нас арабских стран. Соответственно новой психологии, они слышали только самих себя и своих предводителей.

А ценить им было что, включая, повседневную доставку на работу в современных автобусах, с кондиционерами, двухразовое кормление и выдаваемые ежегодно 3 комплекта спецодежды (джинсовые брюки, куртки и обувь). В мои советские времена ремонтники житомирской фабрики получали единственную хлопчатобумажную куртку, но и ее завоза на склад нередко приходилось дожидаться по 2-3 месяца, по истечению срока носки.

Как бывший советский производственник, я должен остановиться и на завтраках и обедах из поточных линий израильской заводской столовой. В свои тарелки, к порционной куриной четверти или увесистому куску тушеной рыбы, можно было без ограничения накладывать супы и гарниры, салаты из свежих и квашеных овощей. Руководство предприятия оплачивало половину стоимости за блюда ресторанного уровня (по советским меркам). Мне их даже стыдно сравнивать с заветренным салатиком из капусты и рубленым шницелем «из мяса с хлебом, или из хлеба с мясом», в столовой моей житомирской фабрики, с полной оплатой. Широкое разнообразие пищи там можно было увидеть только на огромном настенном панно или фотографиях в книге о вкусной и питательной еде.

В израильской заводской столовой я восхищался блеском стеклянной посуды, вилок, ложек, ножей и, конечно, обеденных столов. Их тщательно вымывал в нескольких систематически сменяемых мыльных водах, с приятным запахом, расторопный молодой человек. По окончании еды он подкатывал к каждому столу целый агрегат на колесах. На нем находились коробы для нескольких вод, сбора пищевых отходов и набор скребков и тряпок, с помощью которых выполнялась и последняя операция – полирование. Я внимательно наблюдал за быстрыми движениями профессионала (не торопиться он не мог: соответственно уплотненному графику, начинался обеденный перерыв у работников других цехов), потому что вспоминал в те минуты отвратительный вид столов все той же житомирской столовой.

На их крышках были всегда заметны грязнее разводы остатков супов и каш. Так их, с позволения сказать, намывала толстая немолодая женщина. Она едва перемещалась по залу сонной мухой, с детским ведерцем в руках, которое, для облегчения, заполняла водой наполовину. От смахиваемых туда же крошек вода превращалась в тюрю, а в нее обмакивалось какое-то подобие тряпки. Замены нерадивому работнику не было: никто другой не соглашался работать за нищенскую зарплату. Директор фабрики не замечал вопиющей антисанитарии, потому что ему подавали обед в отдельной комнате на белой скатерти. Директор израильского завода не только сам обедал в одно время с рабочими в общем зале, но и принимал там же представителей иностранных фирм – наших оптовых покупателей и поставщиков.

В результате умелого руководства завод продолжал увеличивать производство тканей, теперь уже полностью отгружаемых за границу. Противостояние небольшого предприятия натиску текстильных гигантов мира не поддавалось объяснению. Главные специалисты завода видели секрет многолетнего успеха в легкости перестройки небольшого производства и ставке на выпуск дорогих тканей очень высокого качества. Это означало, что среди покупателей добротной одежды все еще оставались те, что не скупились на дополнительные сто-двести долларов, чтобы солидно выглядеть на работе и в кругу друзей. Разве тот же фактор не действует среди любителей исключительно дорогих автомобилей или морских яхт?
Кроме того, для удержания лидерства наше руководство приглашало на работу лучших иностранных специалистов. За усовершенствование технологии отделки тканей в моем цехе уже не первый год получал немаленькую зарплату инженер текстильщик из Италии. Я искренне гордился тем, что и частица моих усилий содействовала поддержке авторитета предприятия. Такое ощущение вытекало, разумеется, не из призывов на красном кумаче «Свобода и равенство для всех!», а из моей зарплаты – небольшой, но способной удовлетворять главные потребности человека

Важность хорошего настроения, в совокупности с магазинами, наполненными доступными товарами, обретает особый смысл для израильтян, которые проживают в условиях отсутствия надежного мира. Нашу маленькую страну кому-то выгодно называть пороховой бочкой не только Ближнего востока, что связано с непрекращающимся здесь террором палестинских экстремистов и войнами, которые затевают арабские страны, враждебно настроенные против Израиля.

Поэтому встречи осенью 1993 года Ицхака Рабина и Ясера Арафата в Вашингтоне и Каире не у многих из нас породили веру в прекращение вражды и воцарение мира. Опасение большинства оказалось не напрасным. Прошло две недели, и в Гуш-Катифе погибло два израильских солдата. Еще через два дня палестинцы похитили и убили жителя еврейского поселения Бэйт-Эль.

В начале ноября было совершено нападение на машину раввина Друкмана. Его водитель и находившаяся в машине воспитательница детсада были убиты, а сам раввин – тяжело ранен. В начале декабря возле Хеврона были застрелены Мордехай Лапид и его сын Шалом. 28 декабря вблизи от Рамаллы убили двух израильтян из Бней-Брака. Негодование и терпение народа Израиля приближались к красной черте. Поселенцы называли главу своего правительства предателем. 25 февраля 1994 года последовала реакция. Барух Гольдштейн вошел в арабскую часть пещеры Меарат ха Махпела в Хевроне с автоматом в руках. За три минуты он убил около 30 молившихся арабов и ранил 125 человек. В завязавшейся перестрелке погиб и сам Гольдштейн.

Тридцатипятилетний офицер-медик Барух Гольдштейн растил четверых детей. Со своей семьей он проживал и работал на поселениях немало лет. Ему самому приходилось постоянно оказывать первую медицинскую помощь пострадавшим в терактах невинным людям. На его руках умирали люди, помочь которым медицина не могла. Невиданный по жестокости террор надломил психику и волю военного врача, и он выбрал ответную меру, хотя знал, что живым с того побоища не выйдет. Этого и добивались палестинские террористы, непрерывно провоцируя израильтян. Конечно, жаль, что не провокаторам, а пришедшим помолиться невинным людям пришлось расплатиться своими жизнями.

Члены правительства Израиля назвали происшествие диким и бессмысленным явлением. Они потребовали от руководства армии его немедленного расследования, чтобы не допустить повторения подобного впредь. Рабин и Перес высказали Арафату свои соболезнования и призвали его сделать все возможное для спасения судьбы переговоров. Организация ФАТХ, главная опора Арафата, в ответ призвала всех своих сторонников взяться за оружие и отомстить евреям за расправу. Бурно реагировал на то, что произошло в Мэарат ха Махпела и мой сотрудник из Газы:

– Как можно было проявить такую нечеловеческую жестокость! – Ясир с трудом подбирал слова для выражения собственного гнева. – Как можно было навести автомат на людей, которые пришли помолиться!

– Это безобразие, безусловно, – заметил находившийся рядом с нами Саша, бывший инженер-металлург из Днепропетровска. – Только палестинским бандитам, безжалостно расстреливающим наших детей, женщин и стариков, надо было знать, к чему приведет их необузданная жестокость.

– Что ты сравниваешь? – Недоумевал признававший только собственную боль Ясир. – Люди пришли в мечеть помолиться!

После очередного теракта в Израиле, территории закрывались на несколько дней, и Ясиру, вместе с его земляками, приходилось оставаться дома. Вернувшись на работу, он не переставал возмущаться коллективным наказанием людей, которые не имели прямого отношения к террору, но были вынуждены терять свои заработки. В то же время он уходил от прямого ответа на вопрос: «почему бы вам не провести массовые демонстрации в знак осуждения тех, кто посылает террористов взрываться в наших автобусах и набрасываться с ножами на наших солдат на контрольно-пропускных пунктах для вас?» Доказать Ясиру, что нет разницы между инцидентом в мечети и взрывами в пассажирских автобусах, гостиницах и школах было невозможно.

Так мне приходилось привыкать к тому, что напоминало жизнь на «огнедышащем вулкане», где праздники и семейные торжества, отмечали по принципу «спи скорей: подушка нужна». В июне 1994 года мы с Матвеем переехали в собственные отдельные квартиры. Двое молодых грузчиков тогда быстро погрузили наши вещи на большой крытый автофургон, а, спустя два часа, они бережно расставили их в наших комнатах. С учетом проявленного усердия, мастера своего дела получили причитавшиеся им немалые деньги. Зато приятное, ничем не омраченное событие не имело ничего общего с тем побоищем, которое нам учинила разъяренная пьяная толпа в черный день нашего переезда в житомирскую новую квартиру.

Наш новый дом стоял посреди совершенно пустого двора. Строение было собрано на бетонном фундаменте из цельных деревянных бревен 14Х20 см в сечении. На крыше блестели зеркала 2-х установок для подогрева воды посредством солнечной энергии. Совмещенная с готовым кухонным блоком гостиная радовала простором и неплохим качеством отделки. Немаленькими оказались и две комнаты со встроенными шкафами для одежды, которые отделяли ванна и туалет. Еще недавно я не мог даже подумать о таком чуде посреди пустыни.

Тогда я в очередной раз вспомнил добрым словом преимущества свободного рынка, и, словно ребенок, не мог скрыть своей радости. И ко мне, наконец, пришла удача. Вот она то и была очень похожа на сказочную мечту основоположника идеологии политического сионизма Т. Герцля «о репатриантах, которые будут проживать в деревянных домиках». На 4-м году проживания в Израиле, я уже не видел ничего плохого и в том, что чиновники нашего отделения абсорбции подталкивали работавших репатриантов моего возраста к покупке квартир.

Не знаю, так ли устроены другие люди, но я в дни своей несказанной радости совершенно забыл о тех десятках тысяч своих соотечественников, которые продолжали проживать на дорогих съемных квартирах. Каюсь, но, более того, если бы я и вспомнил о них тогда, то, наверное, стал бы оправдываться перед ними холодным стандартным объяснением эгоиста о том, что и в богатой Америке есть немало бездомных и бедных людей, потому что сама судьба наделяет каждого из нас своим счастьем. Из сложного психологического состояния я вышел довольно быстро, поняв, что погружать в него могут и отчаяние, и радость.

Для обустройства и наполнения мебелью не дарованной, а купленной за свои деньги, квартиры мне снова пришлось взять отпуск недельной продолжительности. В первую очередь, я вычертил планы всех комнат и нанес на них размеры простенков между дверными проемами и окнами, чтобы не просчитаться в размерах подбираемой в магазинах мебели. Выбирать ее я, конечно, поехал с Раей. Больших и малых магазинов было много, а выбор мебели в них невероятно широким – на каждый вкус и кошелек. Вот почему к полудню у нас уже были на руках документы оплаты 3-х гарнитуров.

Тогда же я вспомнил с искренней благодарностью моих прекрасных житомирских сотрудников, которые «подарили мне к новоселью свои очереди» на покупку импортной мебели (дожидались 10 лет), да еще и дали на это взаймы денег. Тот действительно прекрасный порыв сейчас еще шире раскрывал мои глаза на вопиющее унижение советских граждан и маленькой зарплатой, и отсутствием в продаже нужных товаров. Разве там мы не свыклись с очередностью на покупку настенного ковра или даже посудного набора, а в итоге, и с полной зависимостью от большого и малого начальства, которое могло отменить или передвинуть сроки наших очередей вперед и назад посредством телефонного звонка председателю профсоюзного комитета.

В Израиле взаимоотношения рабочего и начальника построены иначе. Он выполняет предложенную ему работу, и хозяин выплачивает ему назначенную за это зарплату. Моей зарплаты простого рабочего, всего с трехлетним стажем, хватило не только на оформление покупки дома и 3-х мебельных гарнитуров. Немалых расходов потребовала и закладка сада в пустыне, которая включала и подвозку 6 кубических метров дюнного песка – местного плодородного грунта. Никакой очередности и блата мне не потребовалось также для приобретения саженцев и системы капельного полива. Для решения подобных задач в мне, как и моим соседям, приходилось пригибать небо к земле.

Есть ли в так расхваленном мной новом для меня мире недостатки? Есть и значительно больше, чем хотелось бы его гражданам. Об их проблемах разговор впереди, и я прямо сейчас остановлюсь на одной из них. Так на работе, я с трудом втискивал свою одежду и обувь в маленький шкафчик с единственным отделением, когда приходил в примитивную бытовку нашего цеха. Не было там и душа, несмотря на невероятную жару долгого летнего периода. Я на это реагировал болезненно, потому что у рабочих житомирской фабрики мы существенно улучшили эти условия незадолго до моего отъезда.
– Неужели на ваших заседаниях никогда не поднимают такие вопросы? – Спросил я ветерана с 30-летним стажем, члена заводского комитету профсоюза. – Так встань же когда-нибудь, Моисей, и скажи об этом руководству, если оно само того не понимает.

– Если тебе так хочется, сам и скажи, – отреагировал, в свою очередь, мой сотрудник. – Только тебе, Арон, я по-дружески скажу вот что: получаешь здесь ежемесячно на кусок хлеба с маслом, так вот лучше помалкивай. Понял? Здесь ведь не Советский Союз, где все, от верха донизу, говорили без толку. У нас, как ты заметил, не разговаривают, а работают. Жди. Время само разрешит эти проблемы.

Ответ Моисея мне не понравился, но, оказалось, он был прав. В середине 90-х годов за тканями нашего завода приезжали представители торговых фирм Америки, Англии, Японии и других не менее именитых государств. Оптовым покупателям надо было своими глазами увидеть, что они выстраивают деловые связи с заслуживающим доверия солидным поставщиком. Заходя же в наш цех, почтенные гости промокали до нитки от невыносимой жары. Сначала они ослабляли на шеях галстуки, а потом были вынуждены перебрасывать пиджаки через руку.

Вот тогда руководство завода и воспользовалось огромными ссудами банка для замены морально устаревшего оборудования. В итоге, в нашем цехе появились станки с компьютерным управлением (стоимостью в миллион долларов и выше), система кондиционирования воздуха и те самые новые шкафчики с двумя отделениями – для домашней и рабочей одежды. Вот что делала конкуренция – самый мощный двигатель прогресса. Благодаря конкуренции, падали цены на новое жилье, настроенное в больших количествах на периферии. В итоге, я без особых усилий стал обладателем своей квартиры.

Немногим раньше нас отметили новоселья Неля и Янина. Казалось, что трудно было придумать лучший вариант. Только именно тогда у Нели резко обострились отношения с дочерью. Аню еще в Ришон-ле-Ционе соседка Джуди познакомила с выходцем из Йемена 30-летним Ами. На своей неновой автомашине «Субару» он приезжал из Хулона, где проживал со старенькой мамой неподалеку от моря. Заработки Ами, от ухода за частными садовыми участками, были невелики. Но не деньги играют главную роль в любви, и молодые люди быстро привязались друг другу.

Ами оказывал Ане посильную помощь в обустройстве новой 4-х комнатной квартиры, а «для полноты уюта», он привез Фанечке симпатичного щенка Лури. В субботу, по завершении рабочей недели, Ами сажал в свою «Субару» Аню, Фанечку, Лури и увозил их на берег Средиземного моря. Всем вместе было очень хорошо, включая дни, когда Ами привозил всю компанию в дом своей приветливой мамы. Аню устраивали те условия гражданского брака, и она не хотела задумываться над тем, что будет завтра. Ее мама совсем не так смотрела на идиллию, исходя из многолетних традиций ее краснянских предков.

Мысли о вольных отношениях дочери со странным мужчиной не давали покоя ни днем, ни ночью. Маму раздражало в нем все – борода, длинные волосы, собранные в хвост на затылке и, конечно то, что она не могла с ним поговорить ни на идиш, ни по-русски. Больше всего Неля переживала за маленькую внученьку: вскоре ведь и ребенок поймет, что мама ложилась в постель с человеком, отношения с которым не скреплены гербовой печатью ЗАГСа. «Бескомпромиссная праведница» забыла, что и ее Анька – не что иное, как плод жаркой внебрачной любви, вспыхнувшей после двух неудавшихся официальных браков.

И вот сейчас, съедаемая собственными фантазиями, Неля решает все же поговорить с Ами с глазу на глаз. Так как словарный запас иврита женщины едва насчитывал два-три десятка слов, тот разговор состоял, главным образом, из невнятного мычания и жестов. Но «в основном молчавшему собеседнику» и они дали понять, что впредь его не хотят видеть в этом доме до оформления в надлежащем порядке брачного союза. Аня отреагировала на вмешательство мамы исключительно резко. В результате ей, а не Ами, пришлось покинуть приобретенную после долгих раздумий и волнений квартиру. Янина, бывшая в последние годы в самых близких родственных отношениях с Нелей, заняла сторону ее дочери.

Семья Светы Гриншпун, в составе Даника и старшего сына, решилась на покупку не очень удобной квартирки в не престижном старом Яфо. Зато все они были вблизи от солидных медицинских учреждений, что было исключительно важно для главы семьи. Верность хода вскоре подтвердил очередной скачок давления крови, что сопровождалось непонятным кашлем. К счастью, там умелый врач быстро нашел и устранил причину. Правда вскоре возникла другая проблема, которая требовала показа проктологу.

Тогда в доме Светы иногда оставался на ночлег Матвей. Он, по просьбе хозяйки, и посоветовался с супругами Маром по поводу хорошего специалиста. Рутичка его не только быстро нашла, но и сама примчалась за Даником и Светой, чтобы доставить немолодых репатриантов в поликлинику на своей машине, конечно, предварительно, позвонив по телефону. Утренние часы милой женщины были очень загружены дома и на работе, и она, запыхавшись, буквально бегом поднялась на 5-й этаж. Уже собранный в дорогу Данник пригласил гостью присесть, показав на кухню, где суетилась Света.

Из-за незнания иврита, хозяин молчал. Молчала и Рути, полагая, что Света домывала посуду после завтрака. Только Света не вышла и через четверть часа. И тогда Рути, сидевшая как на иголках, заглянула на кухню. Не трудно представить ее состояние, когда она увидела, что Света полностью поглощена событиями, которые происходили на экране тихо вещавшего на русском языке телевизора. Разумеется, и Света почувствовала полную нелепость момента. Она тоже не разговаривала на иврите, но вспомнила единственную фразу, которую в ульпане заучили наизусть даже самые безнадежные ученики.

– Рути, зэ хашув мэод! – Выпалила Света, что означало – Рути, это очень важно!

Как же еще она могла разъяснить, что ей было очень важно досмотреть очередную серию бразильской мыльной оперы «Рабыня Изаура».А Рути, конечно, не понять, что в бывшем СССР в часы просмотра этого бразильского сериала улицы становились пустыми, да и вообще, можно было останавливать весь общественный транспорт и закрывать магазины.

Рабочий персонал нашего завода в очередной раз пополнился новыми репатриантами в пору поселения моих родственников в новом микрорайоне Кирьят-Гата. Гарик, самый молодой из них в отделочном цехе, он был ровесником моего сына. В процессе стажировки Гарик не задерживался более трех-пяти дней у того или другого станка, и я усматривал в том его очередную неудачу. К такому выводу меня подталкивал плачевный итог обучения Якова, репатрианта из Румынии, которого после таких же неудачных экспериментов не так давно пристроили грузчиком на складе пряжи. Гарик являлся выпускником текстильного института. В Израиль он приехал из Тбилиси, а потому, как принято здесь, его называли грузином.

45-летнего новичка Иосифа, в недавнем прошлом зама управляющего стройтрестом по экономике, поставили обучаться на новом станке для бритья ворса. Вот он довольно быстро приступил к самостоятельной работе, хотя не скрывал своего опасения – осилит ли новое дело. Мы все тогда дорожили любой работой, потому что над каждым висел ежемесячный возврат банку за выкупленные квартиры.

Уверенней других, среди новичков, вел себя Семен, расторопный мужчина лет 45-47, в прошлом подполковник Советской Армии. На это сразу обратил внимание начальник цеха Шимон, кстати, тоже подполковник в запасе, но ЦАХАЛа. «Своему коллеге» он доверил обучение на самом сложном станке, покорить который удалось считанным рабочим.

Казалось, что время в нашем саду бежало особенно быстро, что могли бы подтвердить сказочно разросшиеся деревья и кустарники. Яркими красками здесь полыхали на клумбах герань, гвоздика, петуньи и флоксы. Еле уловимый аромат источали розы, распускавшиеся с восходом солнца. Тщательно выстриженный травяной ковер впечатлял густой сочной зеленью. Рядом с ним я плюхался в белое пластиковое кресло, чтобы посидеть хоть несколько минут после нелегкой ночной смены. Утреннее пение птиц расслабляло. Все было бы вообще хорошо, если бы не противоречивые новости из маленького карманного радиоприемника.

В разгаре лета 1994 года сообщили о том, что Арафат со своей многотысячной командой перебрался из Туниса в Газу. Хорошо это было или плохо, я еще толком не понимал. А тут еще и объявляют, что Арафату, Рабину и Пересу вручена Нобелевская премия мира. В Кнессете тогда большинством голосов утвердили подписание мирного договора с Иорданией. Все это происходило при активном посредничестве президента США Билла Клинтона.

Ицхака Рабина в тот период радушно принимали в Египте, России, США и на Украине, что, несомненно, укрепляло признание Израиля за границей. А в Израиле 19 октября 1994 года в результате взрыва самоубийцы в автобусе на улице Дизенгоф, в центре Тель-Авива, погибло 22 человека, у 40 были ранения различной степени тяжести. Негодовало население, возмущались депутаты Кнессета из оппозиции.

Возглавляемому Рабиным правительству в той обстановке было явно не до своих предвыборных обещаний, и защитники общественных интересов русской улицы поспешили воспользоваться упущениями лидера. Русскоязычную прессу снова наводнили статьи о нашем униженном положении. Особо осуждалось высказывание министра труда Оры Намир о введении ограничений на въезд в Израиль репатриантов преклонного возраста, чтобы предотвратить его превращение в страну пенсионеров. Это объяснялось тем, что из республик бывшего СССР в Израиль устремились лишь пожилые и больные люди в то время, как их молодые и здоровые дети старались вырваться в Германию, Канаду или США.

Вот уже пять лет, утверждали в русскоязычной прессе Израиля, работодатели платят нам самую низкую зарплату. Наших женщин обзывают грязными проститутками, а мужчин – бездельниками и алкоголиками. Хватит терпеть унижения, плевки и уповать на пустые обещания. Наша община самая большая, но никто ее не защитит, пока мы сами не займем положенное нам место в Кнессете, отправившись на выборы под предводительством своей партии. А пресса, издаваемая на иврите, тогда же сообщила, что русская мафия намерена овладеть властью, и полиция не может оставаться в стороне от возможных опасных перемен.

Сила общинной солидарности известна и ее последствия непредсказуемы. Меня и моих друзей это не радовало. От подобного в насиженных веками местах мы бежали. И вот братья и сестры намеревались противостоять друг другу в новых условиях. Под воздействием призывавшей к драке прессы Бэла прервала сотрудничество со своим работодателем из Тель-Авива, который так и не согласился повысить расценки на блузы все усложняемых фасонов. Не дрогнула Бэла и оттого, что хозяин отказался выдать ей письмо об увольнении, что существенно осложнило получение пособия по безработице.

А крайне правых лидеров поселенческого движения не устраивали условия заключения мира с палестинцами. Они и слышать не желали об изменении сложившихся границ, объясняя свою позицию тем, что создание палестинского государства не только усилит террор, но и породит прямую угрозу существованию Израиля. У дома главы правительства тогда участились демонстрации протеста, сопровождаемые выкриками «Рабин – предатель». На стенах домов появлялись плакаты, изображавшие Рабина в форме СС. В Кнессете полную поддержку поселенцам оказывала оппозиция во главе с Биньямином Нетаниягу.


Я и мои сотрудники были далеки от подобного излияния эмоций. До них ли нам было при нашей загрузке на работе и ответственности перед банками за систематическую выплату долгов. В цехе меня теперь донимала не жара, а переохлажденный кондиционером воздух – не лучший пособник моему хроническому бронхиту с астматическим компонентом. А вот моя работа на новом итальянском станке упростилась тем, что исключала возможность допущения ошибок при ручной настройке программы. В новых условиях, я должен был ввести только ее код в память компьютера. В станке предусмотрели и более совершенную систему отсоса пара.

В соответствии с обновленной технологией, выполняемая мной операция уже не являлась финишной, и я, по завершении обработки партии, доставлял ее новичку Семену. Его станок находился всего в 5 метрах от меня. Четкие действия подполковника восхищали, и я радовался появлению в рядах репатриантов человека, не уступавшего в прыти железному Джозефу.

А Гарика, вопреки тому, что «он не задерживался ни за одним из станков более 2-3 дней», назначили начальником смены. Он должен был заменить Набиля, который, заодно со своими земляками, месяцами оставался в Газе из-за не прекращавшихся терактов. Таким образом, службы безопасности страны сдерживали дальнейшее усиление террора. Приступая к исполнению своих обязанностей, Гарик проводил короткие собеседования с каждым из нас.

– А тебя, Арон, – сказал он мне, – попрошу прекратить наставления тех сотрудников, которые постоянно прибегают к тебе за советом, как на молитву. Ты так им и скажи, что отныне их ребе – это только я!

Умение тактично разговаривать было свойственно далеко не всем начальникам, особенно тем, что разговаривали по-русски, потому сказывалась наследственная советская нетерпимость. Правда, меня тогда намного больше волновал конфликт Ани и Нели. Моей сестре пришлось снять маленькую двухкомнатную квартирку в Беэр-Шеве, где она тяжело переживала разрыв с единственной дочерью. Наша приятельница Рути старалась облегчить состояние близкого мне человека – она и Нелю приобщала к общим экскурсиям по стране. Кроме того, Рути почти каждый вечер беседовала с Нелей по телефону и даже приезжала к ней, с теплым свитером зимой и оригинальным вентилятором летом.

В такие дни Рути проведывала еще одну подопечную со сложной эмигрантской судьбой. Ту, вообще русскую по национальности женщину звали Елизаветой. Пианистка в возрасте «50+» приехала из Питера с мужем музыкантом пенсионного возраста и взрослой дочкой. Коллегам на первом этапе оказывал посильную помощь наш Матвей. Семья репатриантов полагалась не только на его советы и, толком не оценив свои финансовые возможности, оформила ссуду в банке и купила не новую, но и недешевую квартиру. Работу по профессии Елизавета не нашла и, чтобы возвращать ежемесячные долги банку, подрядилась на уборку вил.

Внезапно умирает ее муж. Дочь выходит замуж и выдворяет мать на съемную квартиру. А между тем, врачи обнаруживают у Елизаветы серьезное заболевание. Только Рути была тогда для нее тем человеком, который мог и выслушать, и чем-то помочь в трудную минуту. После операции Елизавета уже не могла продолжать уборку вил и уехала в Петербург. Там бывшая сотрудница пообещала помочь вернуться на прежнюю работу музыканта. Обещание реализовать не удалось. Лишь в Питере больная Елизавета остается без гроша и без лекарств. И ее снова выручает Рути. Она присылает деньги – сначала на еду и лекарства, а потом – и на возвращение в Израиль. Здесь Рути пришлось немало повоевать за возобновление подачи в выстуженную квартиру Елизаветы воды, газа и электричества: была отключена за неуплату.

– Где же ты черпаешь столько сил на все это? – Спросил я Рути в один из ее приездов в Беэр-Шеву.
– Спроси у Микки Лоуб, – ответила Рути, – она старше меня, но где-то черпает силы для участия в многочисленных демонстрациях и митингах в защиту мира. Я, как видишь, поддерживаю, чем могу, всего два-три человека, которые нуждаются в помощи.

Первый месяц 1995 года обернулся очередным кровопролитием для израильтян. 22 января на перекрестке Бейт-Лид, неподалеку от Нетании, взорвали себя два террориста из Исламского джихада. 22 человека погибло, более 60 получили ранения. Тогда наше руководство стало обращать внимание на то, что Арафат в одном месте заявлял о своей готовности покончить с террором и помириться с израильтянами, а в другом подчеркивал, что ведет с ними переговоры о перемирии лишь для того, чтобы проложить путь к Иерусалиму. В такой обстановке руководству Израиля было все труднее «продвигать вперед свои планы мирного урегулирования».

Гарик, новый начальник смены, несмотря на предупреждение, уже и сам подходил ко мне в ночных сменах обсудить происходящее. Он тоже не одобрял односторонние потуги нашего правительства. Притом Гарик перебрасывался несколькими фразами и по поводу работы.

– Теперь я точно знаю, – загадочно улыбнулся он однажды, – что Набиль умудрялся выстраивать длинные эшелоны готовой продукции за час-полтора до окончания ночных смен потому, что некоторые технологические операции упускал, или выполнял их на завышенных скоростях. В подтверждение сказанного, вскоре и Гарик загодя выстраивал длинные эшелоны готовой ткани.

Чем краше становился наш «повзрослевший» сад, тем больше компании здесь собирались. Этому способствовала большая открытая веранда (пергула) – наша главная комната на все долгое лето. Она была построена из натурального дерева и окрашена бесцветным лаком. Материал для нее мы закупили без малейших проблем в большом магазине-складе по весьма приемлемым ценам. Там же нам постругали и нарезали все доски и брусья, соответственно моим эскизам. Самостоятельная сборка на месте большого труда не составила. Тогда мне и вспомнилось напутствие перед репатриацией в Израиль моего сотрудника по Житомиру, всеми уважаемого директора Пня, который мне рекомендовал отправить в Израиль как можно больше упаковочных ящиков, потому древесина в пустыне на вес золота. То изобилие, что предлагалось местным покупателям, я бы мог от всего сердца пожелать всем моим друзьям.

В редкую субботу к нам в сад не приезжал друг Матвея Зиновий, с родителями и семьей своей сестры. Продолжая благоустраиваться, мы нередко обращались за советом к Зиновию, тогда уже авторитетному строителю, под руководством которого в городе возводились самые красивые многоэтажные жилые комплексы. Он к тому времени повторно женился и завершал строительство собственной виллы. Наш сын продолжал оставаться на твердых холостяцких позициях. Став обладателем отдельной квартиры, он обставил ее добротной мебелью и бытовой техникой. В ней было отведено особое место дорогой аппаратуре, которая улучшала качество воспроизводства симфонической музыки. Самое большое наслаждение он получал от ее прослушивания в свободные часы.

На работе, в Беэр-Шеве и в Тель-Авиве, его по-прежнему радовали старательные ученики. Подчеркну, что учитель, в свою очередь, не жалел времени и денег на повышение своих профессиональных знаний. С этой целью Матвей отправлялся в Англию, Францию и Россию для участия в мастер-классах самых именитых виолончелистов мира.

Бэла, после увольнения в Тель-Авиве, решила, что пришло время «поработать не на дядю, а на себя». Муж ее полностью поддержал.  Практического опыта хватало. Техники в доме было достаточно. Лучшие ткани в Израиле не проблема. Все упиралось в наличие клиентуры, и первыми заказчиками назвали себя наши лучшие приятели Анюта, Жужа, Кэтти, Рути, их друзья и сотрудники. Года два искренне радовались обе стороны, но на этом процесс насыщения одеждой узкого круга завершился. К тому же, торговую сеть засыпали дешевой одеждой из Китая и других стран 3-го мира, граждане которых соглашались работать за гроши.

В той непростой обстановке Портновы все решили предложить небольшую партию своих изделий в торговую сеть. И эта идея не сработала, потому что цены, которые им называли в магазинах, ставили их в условия, еще худшие, чем те, что предлагал хозяин Бэлы из Тель-Авива. Дочери чисто случайно помогла найти новую работу двоюродная сестра Инна из Ришон-ле-Циона, детский врач в советском прошлом. Уже более года она работала служащей в управлении компании по уходу за больными и пожилыми людьми. От своей начальницы Инна случайно услышала, что и в нашем городе ищут человека на такую же должность. Кандидатура Бэлы вполне устроила хозяйку.

Я с Раей продолжал организовывать приемы гостей в нашем саду, и я просто не помню субботы, когда у нас никто не появлялся. Особую атмосферу каждой встрече придавал неповторимого вкуса яблочный пирог, который хозяйка подавала к чаю. Родственники и приятели приезжали сюда из ближних и дальних городов. Им было у нас хорошо, а для нас не было ничего лучше слов их искренней благодарности. Мне это чем-то напоминало приемы гостей и на нашей житомирской даче, но здесь я в них видел еще и претворение в жизнь наставлений святой гверет Эгер – помогать нуждающимся в душевном тепле людям. Кстати, и она несколько раз приезжала в наш сад «на стакан кофе».

– С удовольствием приеду еще, – говорила и она в минуты прощания.

Такие слова окрыляли. Это они вернули желание выражать в рифмах свои самые сокровенные чувства:

Репатрианты в пятьдесят –
наивней вряд ли есть затеи,
Успех и крошечный у нас
отождествлялся с эпопеей.
Ты инженер? О том забудь:
он в возрасте таком не нужен,
На должность дворника попал,
молись: могла достаться хуже.
Не пахнут деньги, зря тебя
такому раньше не учили,
Мы с ними ходим в магазин,
на них жилье мы здесь купили.
Черед наш все-таки пришел –
ночуем в собственной квартире,
Я этого мгновенья ждал
не год, не два, а все четыре!
Досталась нелегко оно,
с трудом давалось все сначала,
Входи же в новый дом, жена,
хозяйкою и здесь ты стала!

Вскоре новое ощущение существенно укрепило пособие по возрасту, которое Рае стали выплачивать по достижении 60 лет – результат пятилетних отчислений ее хозяина Ноаха в институт национального страхования трудящихся. Новый статус давал возможность Рае полностью посвятить себя внукам и уходу за садом.

Кстати, и Ноах приехал в наш сад, чтобы увидеть, как обосновалась на земле обетованной семья немолодой репатриантки. Сам он родился в Израиле. Здесь он получил высшее образование и уже давно занимал ответственную должность в руководстве крупной химической компании. Сейчас большую часть времени Ноах проводил в продолжительных заграничных командировках. Слушая о нашем советском прошлом, он перебил меня в том месте, где я рассказывал, как мы уезжали в ежегодный отпуск сразу на 24 дня.

– Есть, вероятно, и в этом одна из причин постоянных советских дефицитов! – Воскликнул Ноах. – Мой ежегодный отпуск составляет 28 оплачиваемых дней. Только поверь, Арон, если бы я объявил своему боссу, что ухожу в отпуск сразу на 28 дней, для него это было бы равноценно моему заявлению об увольнении с работы.

– Но почему же так? – Удивился я.

– А потому, – пояснил Ноах, – что за 20 лет работы я ни разу не брал отпуск больше, чем на неделю. Его продолжительность могла подняться до 10 дней только тогда, когда я с Ширл улетал в далекую Америку или Индию.

Израильтяне и в самом деле получают свой отпуск небольшими частями, но не только этим они отличаются от нас, бывших советских граждан. Не принято в Израиле и совместное проживание взрослых детей и родителей. Молодежь, как правило, уходит на съемные квартиры по завершении службы в армии, а затем создает свои семьи. Их родители лишь на пенсии открывают второе дыхание: едут за границу на лучшие курорты. Состарившись, они, конечно, начинают болеть, и тогда, в особо сложных случаях, они попадают под надзор работников специальных компаний, финансируемых институтом национального страхования. В одной из таковых теперь работала наша дочь. В особых случаях детям приходится нанимать сиделок для круглосуточного ухода за родителями или сдавать их в платные дома престарелых разных уровней комфорта.

Глава 5

9 мая был один из тех советских праздников, которого в Израиле мне не хватало. В Союзе это был нерабочий день. В предшествовавший ему вечер я покупал букет красных тюльпанов, а утром, вместе с дочерью и сыном, возлагал их к могиле неизвестного солдата, в знак памяти о своем отце. Место его захоронения было тоже неизвестно, и потому именно в тот день я рассказывал своим детям все, что знал об их легендарном дедушке. Так делали многие, кому была дорога память о тех, кто заплатил своей жизнью за победу над вероломным фашизмом.

Важный ритуал в Израиле пришлось заменить скромным зажиганием ритуальной свечи памяти в домашних условиях, потому что здесь праздник вообще не отмечали.
9 мая 1995 года исполнилось 50 лет со дня победы над фашистской Германией, и эту памятную дату репатрианты отметили во всех уголках Израиля. Массовый митинг в тот день состоялся и в Тель-Авиве. На нем произнес речь глава правительства Ицхак Рабин, а накануне в Кнессете было заслушано предложение о рассмотрении дня 9 мая в качестве национального праздника.
В тот день я обнаружил существенную разницу еще в одном явлении. СМИ Израиля рассказывали много интересного о евреях из бывшего СССР и об их непосредственном участии в Великой Отечественной войне. До войны, отмечала тогда одна из русскоязычных газет, в СССР проживало около 3 миллионов евреев. Около 1 миллиона 300 тысяч из них не успело эвакуироваться с захваченных территорий. Их участь оказалась ужасной. Та часть, которая проживала на незанятых территориях, вместе с теми, кому удалось бежать от оккупантов, (около 1 миллиона 700 тысяч) оказала достойный отпор фашизму, наравне с русскими, белорусами, украинцами, татарами и другими народами СССР.
Свыше 500 тысяч евреев принимали непосредственное участие в войне. Погибли в боях и в плену около 200 тысяч. Орденами и медалями награждено около 340 тысяч человек. 157 евреев получили звание Героя Советского Союза. 12 евреев стали полными кавалерами ордена «Славы». 30 евреев были удостоены звания Героев Социалистического труда за заслуги в создании и производстве военной техники. Среди них были удостоенные этого звания дважды и даже трижды. В торговой сети по этой теме можно было приобрести и более объемные издания с портретами и именами народных героев. Об открытой, да еще и публикуемой в прессе статистике, о том, что евреи воевали и, как выяснилось, не хуже других, только и говорили ветераны. Некоторые из них отмечали, что в Израиль стоило ехать и ради того, чтобы увидеть все эти материалы своими глазами.

Вместе с тем, нагнетаемая здесь террористами обстановка не улучшалась на протяжении всего лета. После тяжелого теракта на перекрестке Бейт-Лид двойной террористический акт у Кфар-Даром унес жизни 6 солдат. 7 человек погибло 24 июля при взрыве автобуса в Рамат-Гане. При аналогичном взрыве 5 человек погибло 21 августа в Иерусалиме. Несмотря на это, в последних числах сентября 1995 года в израильском городке Тайбе было подписано соглашение «Осло-2». Оно предусматривало дальнейший вывод ЦАХАЛа из десятков городов и деревень Газы, выборы совета автономии и разрешало Израилю контроль обеспечения безопасности на разделенной на зоны территории Западного берега. После избрания совета Арафат обещал исключить из Хартии пункты, которые призывали к уничтожению Израиля. Бурное обсуждение соглашения в Кнессете завершилось его утверждением с перевесом всего в два депутатских голоса.

На улицах городов ширились демонстрации правых экстремистов, осуждавших соглашение с теми, кто непрерывно сеял кровавый террор. В той непростой обстановке силы, которые поддерживали правящую коалицию, решили сами продемонстрировать полное признание мирных начинаний созывом своего митинга. Он состоялся в субботу вечером 4 ноября 1995 года. На площадь Царей Израилевых в Тель-Авиве из разных уголков страны прибыло 100 тысяч граждан. Дома, у экранов своих телевизоров, сидело в несколько раз больше израильтян, включая меня и Раю, которые были согласны с политикой мира Рабина и Переса.

А на трибуне перед участниками митинга пламенные речи ораторов сменяли проникновенные песни лучших исполнителей Израиля. Вслед за речью Рабина при активной поддержке тысяч присутствовавших взмыла к небесам мелодия популярной в Израиле песни «Шир ха-шалом» в исполнении известной певицы Мири Алони. Искренней радостью просияли глаза премьер-министра, и он тоже запел вместе с тысячеголосым хором подпевавших ему сторонников мира.

Под их аплодисменты около десяти вечера Рабин спустился с трибуны и направился к дожидавшейся его неподалеку служебной машине. Когда он подходил к ней, прозвучали 3 выстрела. Пули попали в грудь, живот, и спину. Все средства массовой информации сообщили о кончине главы правительства на операционном столе в 23 часа 20 минут. Несмотря на поздний час, нам непрерывно звонили родственники и друзья, чтобы высказать гневное возмущение по поводу происшедшего.

– Что же это делается? – Рыдая в трубку, вопрошала моя двоюродная сестра Галя из Нетании. – Еврей убивает главу своего правительства! Похоже, что из одной страны идиотов мы попали в такую же другую. Какой же еще дурак будет называть после этого евреев богоизбранным народом? Я готова сегодня же бежать отсюда на край света. Вот только куда бежать? Может, ты подскажешь?

С Раей я обсуждал происшедшее до часа моего подъема на утреннюю смену. На работе большинство сотрудников молчали, словно были оглушены взрывом невероятной силы. Собственную точку зрения высказывали очень осторожно. И здесь никто бы не подумал, что убийцей главы правительства окажется еврей. Но, с другой стороны, то, что произошло, означало, что не все мы были готовы подходить к рассмотрению мирного процесса с одной точки зрения. Я и сам не видел в палестинцах, взрывавших наши автобусы, достойных партнеров в переговорах. Главное же – в возможность достижения мира не верили сами палестинцы.

Приезд на похороны Ицхака Рабина руководителей 80 государств, включая президента США Била Клинтона, сам по себе подчеркивал, насколько важны проблемы мира в нашем регионе. Произнесенная Клинтоном прощальная фраза «Шалом, хавер!» сразу обрела смысл символа. В качестве рекламного девиза она теперь широко использовалась в газетных заголовках, плакатах, дневниках школьников и на лобовых стеклах автомобилистов.

«Игаля Амира, 27-летнего убийцу главы правительства, суд приговорил к пожизненному заключению. Молодой человек вырос в скромной семье репатриантов из Йемена. Он закончил ешиву, отслужил в бригаде «Голани», учился на юридическом факультете Бар-Иланского университета. Игаль Амир был против политики, проводимой правительством, которое возглавлял Ицхак Рабин. На суде убийца ни в чем не раскаивался. Он не сомневался в правоте своих действий, направленных на сохранение неделимой земли Израиля, заповеданной богом его народу. Газеты отмечали, что Амир входил в экстремистскую группу «Эйяль» («Возмездие») таких же, как он молодых экстремистов.

Суд не нашел прямых соучастников разработки плана преступления, но немало граждан и сегодня не сомневается, что убийца действовал не в одиночку. Боль в сердцах от потрясения такой силы не утихала, и значительная часть израильского общества продолжали демонстрировать свою поддержку политике партии Авода. Тогда Ш.Перес и решил пойти на досрочные выборы, чтобы получить от избирателей больше времени для завершения сложного процесса, начатого им вместе с И.Рабиным.

Но, 25 февраля палестинские самоубийцы привели в действие еще два взрывных устройства в Ашкелоне и Тель-Авиве. 22 человека было убито и более 80 ранено. 3 и 4 марта прогремели новые взрывы в Иерусалиме и Тель-Авиве. В таких обстоятельствах рассчитывать на победу на приближавшихся выборах Пересу становилось все трудней». Так местные СМИ описывали тот непростой период в жизни израильтян.

Хотя к концу 1995 года в сферах экономики и финансов Израиля еще ничего тревожного не наблюдалось, у нас на заводе стали все четче проявляться странные явления. Темпов производства на суперсовременной технике мы не сбавляли, но заграничные оптовики стали возвращать заводу все больше и больше тканей, которые браковали и по надуманным предлогам. Это означало, что спрос на ткани резко падал.

В руководстве текстильного завода я не имел приятелей уровня Валеры Гольдмана, а потому мне приходилось выстраивать свои предположения по отрывкам фраз, оброненным начальниками невысоких рангов. Кстати, проживая в Израиле, я обменялся несколькими письмами с моими бывшими руководителями Гольдманом и Кузьменко. Никто из них не осуждал мой выбор, потому что обстановка в Украине продолжала катастрофически ухудшаться.

Надежда Васильевна в своем письме возмущалась тем, что «оказалась ограбленной до нитки государством, которому так заветно служила». Больше всего ей было жаль своих детей, которым не осталось ничего из ее потом нажитых сбережений. Гольдмана особо тревожил полный развал производства. Без него он не видел смысла жизни.

Весть о его смерти в начале 1996 года надолго выбила меня из колеи. Его дом загорелся среди ночи, но Валерий даже не проснулся, вероятно, потому, что пользовался большими дозами снотворных лекарств. После этого печального сообщения у меня началась регулярная переписка с наладчиком оборудования Юрием Пасечником. Надежде Васильевне было суждено пережить Гольдмана на целых десять лет.

Ткань, которую возвращали на завод, поступала на переработку в наш цех. Горы из нее росли в ашпаре изо дня в день. Руководство завода все больше возмущалось нашей медлительностью, и это закончилось увольнением начальника цеха Шимона. Говорили, что его нервы не выдержали, и он сорвался в разговоре с директором на совещании. Вернувшись с него, он собрал всех нас на середине цеха. Как обычно, лицо его ничего не выражало и тогда, когда он произносил свою исключительно короткую речь.

– Только что директор уволил меня с работы, – так я построил ее перевод на русский язык. – Вас я собрал, чтобы попрощаться и поблагодарить за приятный совместный труд. Всякое бывало, но тарелка, из которой мы ели всегда была полной.

Не окрашенная эмоциями речь Шимона меня очень впечатлила, а он сам остался приятной загадкой навсегда. По-своему увольнение Шимона воспринял сменный мастер Гарик. На работу он теперь приходил только в белой рубахе. Мне Гарик это объяснил тем, что предложил руководству завода свою кандидатуру на освободившуюся должность. Для этого, как он полагал, у него уже было все – и высшее образование, и местный опыт. Оказалось, что не все.

– Отказали! – Возмущался он, сменив белую рубаху на обычную одежду мастера. – Мотивируют тем, что хотят видеть на этой должности специалиста, свободно владеющего английским языком.

Приблизительно через месяц нам представили нового начальника – стройного, голубоглазого местного уроженца с университетским образованием. Маором звали инженера, который был еще моложе Гарика. До прихода к нам он работал технологом в другом цехе нашего завода. В те времена у нас завершался монтаж нового агрегата для скоростной сушки тканей. В работе участвовали цеховые ремонтники и рабочие основного производства, которые помогали двум иностранным наладчикам. С ними Маор и, в самом деле, свободно общался на английском языке.

Меня тоже не раз подключали к той группе, и однажды мне довелось оказаться участником оригинального разговора. Он начинался с истории моего сотрудника Боаза. Ему было 46лет, а в Израиль он приехал маленьким дитем из Марокко. На завод пришел из профессионального училища. Через несколько лет его назначили на должность начальника цеха. Боаз женился на своей сотруднице, с которой растил четверо детей. Как многие, тогда он проживал в социальной квартире компании «Амидар».

В начале 90-х годов ежемесячная плата за такое жилье намного возросла, оно стало невыгодным, и Боаз решил купить квартиру, а заодно и машину, со вторых рук. На репатриантские скидки он рассчитывать не мог, а чтобы не ввязываться в опасные банковские ссуды, уволился с завода и забрал из пенсионной кассы свои двадцатипятилетние сбережения. Тогда такое еще допускалось, и после разрешения поставленной задачи Боаз вернулся на завод. До пенсии ему еще надо было трудиться 21 год, и он надеялся заработать за это время какой-никакой новый пенсионный фонд, пусть и меньшей величины. Правда, 2-ю часть трудового пути ему снова пришлось начинать в качестве простого рабочего.

– Ты все слышал? – спросил вдруг меня участник того разговора наладчик Виктор. – Так поступил опытный израильтянин, чтобы избежать долговой тюрьмы. Вы же, русские, не задумываясь, покупаете на ссуды банков все новое и невероятно дорогое. Ты, Арон, ведь тоже купил новую квартиру, но даже не подумал, что ежемесячные возвраты банку возрастают соответственно индексу цен, а тебе их придется платить с копеечной пенсии. Только и на нее у тебя нет гарантии в твоем немолодом возрасте. Здесь человека могут уволить неожиданно, да и заболеть он может мало ли чем. Такие явления в нашей реальности не редкость. И что тогда? А то, что такие старожилы, как я и Боаз скупят у вас все ваши обновки за бесценок перед тем, как вы отправитесь в долговую тюрьму.

Многим репатриантам той поры приходилось выслушивать подобные страшилки. Когда дома я рассказал о них Рае, последовал однозначный вывод – сделать все возможное, чтобы сократить величину долга банку. И нам на выручку снова пришел счастливый случай – правительство разрешило возмещать банкам долги за жилье раньше договорного срока. В ближайшие дни мы внесли в банк все свои сбережения, а, кроме того, увеличили в три раза ежемесячные взносы. Мы могли себе такое позволить, пока продолжали работать. Хорошо, что в своем положении мы не купили машину, да и поездки за границу отложили до лучших времен.

К зиме 1996 по стране прокатилась новая волна массовых увольнений. Мне о них рассказывали те люди, которые пострадали на других предприятиях. Их трудоустраивали на нашем заводе, якобы, в целях ускорения переработки возвращаемых тканей. Я не уверен, что это было именно так, но в нашем транзите снова заполнились все пустовавшие места. Одно из них занимал Шломи. Недавно его сократили на оборонном заводе. Ему было лет 45. У нас его тут же зачислили на трехмесячные курсы руководителей младшего звена и назначили начальником смены. У местного уроженца, конечно, не было диплома инженера-текстильщика, что являлось обязательным условием при поступлении на такую должность репатрианта. Но Шломи этого было мало, и в пути он непрерывно возмущался своей новой работой.

– На такие нищенские социальные условия, – говорил он, – здесь могли согласиться только арабы и русские. Пусть бы посмело руководство завода, с которого я пришел, предложить своим рабочим на Песах такие смехотворные подарки. Там мои сотрудники сразу остановили бы станки и потребовали от директора большего уважения. Я уже не говорю о вашей унизительной зарплате.

– Верно, – присоединился к разговору такого же формата начальник смены Моше. – В моем подчинении работает четыре «русских» женщины. Труженицы отличные, только посмеют ли они открыть рот против начальства в условиях ежемесячного погашения банковских ссуд за автомобиль, квартиру и за мебель? Обращаю внимание – все новенькое.

– А еще и за обучение детей в университете! – Подлил масла в огонь кто-то из русских.

– Да, и за обучение тоже! – Моше заводился еще сильнее. – Я, видите ли, и не помышляю учить в университете на единственную зарплату четыре ребенка. А ведь моя жена и сейчас на четвертом месяце беременности.

– Моше, – раздувалось кем-то новое пламя, – лет пять тому ты пугал нас, русских, долговой тюрьмой за неосмотрительность. Так сегодня мы не только выучили своих детей в университетах, но уже меняем трехкомнатные на четырехкомнатные квартиры!

И здесь, припертый неоспоримыми фактами Моше, вдруг разворачивается в своих рассуждениях на 180 градусов:

– Да ладно, сдаюсь. Никому из вас, – громко, чтобы все слышали, говорит он и широко улыбается, – не понять, что такое жена-марокканка. В отличие от ваших жен, она не работает. Зато еженедельно едет на такси в самый дорогой супермаркет, где, не глядя на цены, загружает продуктами не одну, а две тележки. Ее невозможно убедить, что продукты в одной из них лишние и потом выбрасываются в мусорный бак. Так пропадают деньги, которыми ваши жены оплачивают домашний уют и обучение детей. Друзья мои, так что берегите своих «русских» жен!

Остается добавить, что теперь, в отличие от предыдущих лет, такие разговоры носили все более дружелюбный характер. Так, сама по себе, завершалась притирка между репатриантами и старожилами.

Преждевременные выборы в Кнессет состоялись в конце мая 1996 года. Их инициировал Ш.Перес, но, вопреки его ожиданиям, победил Б. Нетанияху с перевесом всего в 1 процент. Не менее неожиданным оказался приход в состав Кнессета с семью мандатами партии «Исраэль ба алия» во главе с Н. Щаранским. В предвыборной борьбе ему и его активистам удалось вызвать большое доверие у русской улицы. Хорошо организованный актив новой партии призвал своих избирателей отдать предпочтенье не Пересу, а Нетаниягу.

Так как голосование проводилось отдельно за главу правительства и за партии, я и Рая тогда отдали свои голоса Пересу и ИБА. После объявления итогов выборов нам позвонил из Тель-Авива Йоав. Он поздравил нас с победой нашей общины, которая, с его точки зрения, конечно, будет поддерживать в Кнессете важные мирные и демократические инициативы – принятие Конституции страны, отделение религии от государства и многое другое.

Но пока в Кнессете началась ожесточенная борьба мелких партий за министерские портфели и за свои общинные интересы. Многие репатрианты считали, что Б. Нетаниягу должен оценить отданные ему русской улицей победные голоса, а депутатам от их партии ИБА следует активней включиться в выполнение своих предвыборных обещаний. Но СМИ будут лишь чаще отмечать давнюю дружбу Б. Нетаниягу и Н. Щаранского, вплоть до того, что идеи перестройки экономики страны на основе предпочтения хайтека всем прочим видам трудоемких и малоперспективных видов производства, они обсуждают за чашкой кофе на кухне квартиры главы правительства.

А пока избранный с минимальным преимуществом новый глава правительства раздавал лучше должности содействовавшим его победе мелким партиям, возникло серьезное недовольство среди 32 депутатов его партии Ликуд. Параллельно нарастал нажим США, Египта и других государств, подталкивавших Нетаниягу к продолжению «мирного процесса» на Ближнем Востоке. Его даже заставили встретиться с Арафатом на контрольно-пропускном пункте Эрез. Премьер-министр Израиля, в конце концов, идет на болезненные уступки.

Появление в Кнессете 7 депутатов от недавно созданной партии новых репатриантов положительно сказалось на изменении тона разговора о русской общине. Теперь в стране чаще говорили о важности массовой алии. В ней видели струю свежей крови, которая оживила экономику и усилила оборонную мощь государства. В этих условиях заметно росли иностранные вложения в развитие новых технологий и компьютеризацию производства. Американская корпорация Интель ускоренными темпами возводила огромный, по масштабам Израиля, завод в Кирьят-Гате, для функционирования которого требовалось около трех тысяч работающих. Вскоре их стали обучать на родственных предприятиях, и много молодых людей с нашего завода побежали туда за большей зарплатой. В то время у нас обострилась и кадровая обстановка.

– Знаешь, Арон, – сказал мне тогда начальник смены Гарик – объем работы на твоем станке настолько сократился, что если на нем и понадобится пропустить две-три партии за смену, то с ними вполне справится не полностью загруженный Марат. Так что ты перебирайся на агрегат для сушки ткани в качестве второго номера.

Газу, после очередного инцидента, тогда все еще не собирались открывать. Набиль с его командой отсутствовал. Руководство «Полгата» не в шутку забеспокоилось. Чтобы не остаться без рабочих, оно объявило нам об увеличении премии, введении накопительного фонда усовершенствования и удлинении отпуска. Одновременно нас предупредили, что это будет сопровождаться большим сокращениями. В прогрессивной конкуренции, как известно, есть выигрывающая и проигрывающая стороны. Хотя общество в целом выигрывает, стороне проигравшей от этого не легче воспринимать свои личные потери. Пока я это ощущал в том, что мной продолжали затыкать все дырки.

– Арон, помоги Йосе! Арон, помоги Якову! – Раздавались одна за другой команды моего начальника смены.

В те времена СМИ обсуждали печальные итоги решения Нетаниягу открыть выход из Тоннеля Хасмонеев в ссудный день в сентябре 1996 года. В кровавом столкновении тогда погибло 15 израильских пограничников, 60 было ранено. Потери на стороне палестинцев были еще больше.

Появление нового начальника в ашпаре ощущалось постепенно. На этот раз я его увидел у соседнего станка, за спиной Доктора, когда он делал утренний обход производства. Сначала Маор посмотрел в технологическую карту, а вслед за этим долго анализировал каждое действие рабочего.

– Что ты делаешь, Алекс?! – Маор буквально выкрикнул, когда Доктор собирался обрабатывать очередную часть партии..

– Работаю, – на иврите ответил Доктор, в словарном запасе которого уже было несколько слов из плохо дававшегося ему языка.

– Вижу, что не пьешь кофе, но дальше ты так работать не будешь! – В голосе Маора чувствовался металл. – Сейчас же загрузи барабан, как положено. Соответственно программе, ты обязан заправлять в него не четыре, а три полотнища. Сначала я подумал, что ты ошибся, но со второй заправки понял, что у тебя это система. На каком основании ты нарушаешь технологический процесс пропаривания?

Большинство слов Доктору были незнакомы, но причина ярости начальника ему была ясна. Реакция невыдержанного рабочего, который не разговаривал с половиной из нас, последовала тут же, и она, конечно, содержала русские ругательства, которые уже были знакомы многим местным уроженцам.

– Ну, вот что, Алекс, – начальник подозвал меня и велел перевести ему, что с этой минуты отстраняет его от работы. А еще он велел ему разыскать Гарика и вдвоем придти к нему в кабинет.

Продолжить работу Доктора Маор поручил мне. Прошло менее получаса, когда Алекс вместе с Гариком выходил из кабинета начальника. Их раскрасневшиеся лица говорили обо всем без слов.

– С завтрашнего дня я уволен с работы, Доктор под большим вопросом, – бросил на ходу начальник смены, и я вспомнил, как он хвастался, что познал школу повышения производительности Набиля.

В конце рабочего дня я подошел к Маору:

– Алекс, – сказал я, – проявил по отношению к тебе (на иврите не говорят вам) недопустимую грубость. Тебе решать – какого самого серьезного взыскания он заслуживает. Одно прошу – не увольнять этого человека. У него резкий характер, но он умеет хорошо работать, а, кроме того, у него двое детей школьного возраста, больная жена и немалые ежемесячные выплаты банку.

На следующее утро Гарика заменил Нисим, который вообще не имел опыта работы в текстиле. Новый начальник смены направил Доктора на сушильно-растягивающий агрегат в качестве второго номера. Меня поставили к станку для раскрутки рулонов из гор возвращенных заводу тканей. Там я вырезал небольшие лоскутки в начале и конце каждого куска и на каждом из них надписывал фломастером его номер и артикул. Полотнища я сшивал в новые партии. Решение о способах их восстановления принималось Маором на основе данных лаборатории.

Что бы ни говорил Гарик о Набиле, но руководство видело в нем самого опытного сменного мастера на участке отделки ткани. Новый начальник цеха без него просто выдыхался. Я это видел лучше других, потому что у горы возвращаемых тканей Маор проводил многие часы.

– Маор, вчера передали по радио, что с территорий снимается режим закрытия. Вот-вот появится Набиль, и на том завершатся твои мучения, – так в тот день я решил поднять настроение молодому начальнику.

– В моих глазах, – оживился Маор, – Гарик и Нисим вдвоем не стоят одного Набиля. А тебе, Арнольд, как и многим другим репатриантам, просто не понять, что мы с палестинцами здесь не только вместе выросли, но и не можем обходиться друг без друга.

Я не был с новым начальником в таких близких отношениях, чтобы уточнить – уверен ли он, что его заключение по части взаимной заинтересованности полностью совпадает с мнением другой стороны.


С Маором, тем не менее, я не мог не согласиться в том, что ему на Нисима и в самом деле нельзя было положиться. Уровень его профессиональных знаний был никчемным. Но он и не стремился к их обретению, возможно, потому, что просто пересиживал на заводе какое-то время. Трудовой путь и Нисима, и Гарика оказался недолгим, но и за короткий срок они могли причинить немало вреда производству. Хотя я и не располагаю конкретными данными для таких утверждений, но все же не исключаю связи с ним даже крушения служебной карьеры предыдущего начальника Шимона.

А вот новичок Семен, в котором я увидел равнозначную замену португальцу Джозефу, уволился немного раньше и вот по какой причине. Его жена Света не только воспротивилась работе мужа на износ, но и помогла ему трудоустроиться в частной компании, которая выращивала в теплицах элитные сорта роз. Цветы экспортировали в Европу, а Семен и там быстро освоил новое дело с широким использованием компьютерных технологий. Теперь бывший советский офицер снова командовал, десятком закрепленных за ним рабочих из Таиланда. Для оперативности хозяин выделил Семену автомашину. Время поездки на ней на работу не превышало получаса. Важная фишка нового хода состояла в том, жена Семена руководила там же ответственным участком по выращиванию саженцев винограда из черенков особых сортов. Супруги и к нам в сад нередко приезжали в выходные дни на той же машине.

Набиль и еще четверо расторопных рабочих из Газы действительно появились на работе, спустя 2 дня. Хасан и Ясир тут же подменили меня на размотке рулонов. Набиль выдавал им задания и контролировал их выполнение. Молодежной бригаде потребовалась всего неделя на расчистку немалой горы возвращенных тканей, хотя ее тут же пополнили новыми возвратами. Это становилось все более привычным явлением, и завод терял немало прибылей на исправлениях. Так проявлялся общий спад производства, начавшийся с 1996 года и в Израиле. Радио и телевидение непрерывно рассказывали о забастовках рабочих на закрывавшихся предприятиях. Большинство из них переводили за границу по причине непомерно высоких налогов и дорогой рабочей силы.

Ослабление экономики страны сопровождалось ростом безработицы, вопреки обещанным депутатами от русской общины дополнительным рабочим местам и социальным благам. А я и здесь убедился, «Что же касается, красиво звучащего изречения, которым прикрывают честолюбие и стяжательство, а именно «Мы рождены не для себя, но для общества», то пусть его твердят те, кто без стеснения пляшет под одну дудку. Но, если у них есть хоть крупица совести, они должны будут сознаться, что за привилегиями, должностями и прочей мирской мишурой они гонятся не ради служения обществу, а скорей ради того, чтобы извлечь из общественных дел выгоду для себя». Так смотрел на политиков и французский мыслитель Мишель де Монтень (1533-1592 годы).

Вот почему в нашей семье теперь окончательно полагались не на партии, а только на себя. Быстро набирался профессионального опыта Дмитрий. На том этапе он часто вспоминал добрым словом своего деда-столяра и занятия в авиамодельном кружке городского дома пионеров. Здесь ему очень пригодились обретенные в детстве трудовые навыки и творческая смекалка. Пополненные новыми знаниями, они способствовали росту популярности молодого инженера, к которому вскоре стали приходить за советом и старшие коллеги. Ощущала и Бэла, что на работе к ее мнению прислушиваются не только сотрудники, но и сама начальница. Наконец, на банковском счету Портновых стали задерживаться деньги, и тогда они заменили новой мебелью все старье в своей квартире. Вот теперь она, конечно, казалась и большей, и уютней.

Выходя замуж, Бэла мечтала, что у нее будет хорошая квартира, много детей, и она целиком посвятит себя их воспитанию. От желанной мечты заставили отказаться сложные условия перестройки и непростое становление в новой стране. И вот сейчас все было пройдено и уже надо было поторопиться в принятии важных решения. В 1997 года единственному отпрыску Портновых Женьке шел восьмой год, когда у него появилась сестричка Анат. С его слов «Красивей ее он не видел в своем окружении».

Продолжительность декретного отпуска в Израиле составляла всего три месяца, и многих работающих мам по этой причине увозили рожать прямо с работы. Чтобы дочери своевременно вернуться к исполнению служебных обязанностей, к уходу за долгожданной внученькой приступила Рая. Отныне зять приезжал за ней ранним утром и возвращал домой к вечеру, по окончании своего рабочего дня. Познакомиться с уроженкой Израиля прилетела из Житомира и мама Дмитрия, Наталья Владимировна.

А меня продолжали перебрасывать от станка к станку. До выхода на пенсию мне оставалось ровно два года, когда мне и трем новичкам из нашего цеха выдали письма на увольнение с работы. То была середина февраля 1998 года. Такие же письма вручали рабочим других цехов. Новый начальник Сам Маор старался мне что-нибудь подыскать, вплоть до временного трудоустройства в соседнем цехе, но ничего подходящего, с моей точки зрения, не нашлось. Наладчик Виктор, мой сотрудник, оказался прав, когда предсказывал возможность такого развития событий. Правда, я не паниковал. Наши возможности на исходе 8 лет трудовой занятости я уже точно спрогнозировал с Раей накануне.

Длинный облегченный стол для торжеств, в последний день моей работы, появился в цехе за полчаса до обеденного перерыва. Его поставили в одном из проходов и застелили белой бумагой. Люба, работавшая с нами единственная женщина, быстро расставила разовые стаканы, несколько бутылок колы, минеральной воды, маленькие соленые бублики и орешки. За 15 минут до перерыва около 4-х десятков моих сотрудников окружили стол. Так же оперативно за ним появились начальник ашпары Маор и Менахем, директор нашего отделения.

Они оба высказали обо мне немало теплых слов. Маор подарил мне на память толстенную тетрадь и авторучку. За неимением времени «говорили коротко, но емко», как заметил один из моих сотрудников. Многие из них тоже пожелали мне всего хорошего – окликали по имени и приподнимали разовые стаканы. Больше половины стоявших вокруг стола рабочих разговаривали на русском языке. Они, в советском прошлом – учителя, инженеры и экономисты, даже были очень похожи друг на друга, в одинаковой спецодежде. На обед в столовой никого не задержали и на минуту. По его завершении ко мне подошел Набиль:

– Ну, Арон, – сказал он, – теперь у тебя будет много времени для изучения иврита. Тетрадь с авторучкой тебе ведь для этого подарили. А мое приглашение в гости остается в силе. Я обязательно приеду за тобой, как только наладятся наши добрососедские отношения. А сейчас ты можешь идти в раздевалку. Переоденься, отдохни, просто, почитай газету. До отхода транзита на Беэ-Шеву остается почти два часа.

Свой просторный шкаф для одежды, с двумя отделениями, я освободил довольно быстро, хотя и рассматривал каждую мелочь, на которую раньше вообще не обращал внимания. Я все еще оставался под впечатлением от торжественных проводов, потому что раньше я и подумать не мог, что столько внимания может быть оказано простому рабочему. За 8 лет работы я такое увидел впервые. В свою немалую сумку я не спрятал только тетрадь и авторучку, потому что решил набросать пометки к письму своему житомирскому сотруднику Пасечнику, чтобы не упустить чего-то главного из только что пережитого. Правда тут же у меня уже вызрела совершенно другая мысль, и я открыл новый лист. На нем, одна за другой, появлялись следующие строки:

В ашпаре усложняется летом работа:
Спецовка здесь не просыхает от пота,
Но вытерпим: мы не снег, не растаем,
Мы проблемы без паники превозмогаем,
Наши 12-часовые ночные смены
Выдают только набрякшие вены,
Но грех на завод кормилец роптать,
Плюсы призываю его поискать.
Преимущество в нем назову не одно.
Цепочкою тянутся – к звену звено.
С кормленья начну в хорошей столовой,
Вкусной еды, довольно дешевой,
Мы все здесь обуты, неплохо одеты,
Нас не унижают в копании этой,
И главный плюс всем нам понятен,
Задержек не ведаем мы по зарплате,
Не на нее ли, вчера мы купили
Мебель, жилье, наши автомобили!
Даже не снилось подобное мне
Когда-то в могучей Советской стране.
Не видите? Лучше протрите очки,
Так что не зря мы пыхтим, новички,
А легче здесь будет нашим внукам,
Эмигранты придумали эту науку,
Я ее отрицаю, устарела она:
Результатом моим довольна жена!

Мой сотрудник Саша из Днепропетровска пришел к своему шкафу сменить нательную майку, когда я уже перечитывал готовый текст.

– Уже иврит? – Спросил Саша и заглянул в толстую тетрадь.

– Нет, кое-что другое, – ответил я и прочитал ему то, что написал.

– А вы знаете, Арнольд, хорошо подмечено, особенно для тех, кто непрерывно ноет.

Больше того, Саша взял мою тетрадь и пошел в контору снять себе копию на ксероксе. В конце смены он мне рассказал, что содержание понравилось другим сотрудникам, и сейчас среди них гуляет уже больше десятка экземпляров. Мне было особенно приятно услышать такое от Саши, потому что он сам был долго недоволен итогами своей абсорбции. Не буду преувеличивать заслугу своего сочинительства: мнение моего сотрудника стало меняться после его недавней поездки на родину.

Дома Рая отреагировала на мое увольнение излюбленной поговоркой «Все, что не делается – к лучшему»
– Самое главное, – добавила она, – что у нас уже есть своя крыша над головой. Не пропадем, не печалься.
– И в самом деле, хорошо, что тебя не успели свалить с ног твои 12-часовые ночные смены, – Матвей, как всегда, занимал сторону мамы. – Так что иди на биржу труда и заканчивай, наконец, те инженерные курсы, которые ты прервал в 1990. Может, еще и найдется подходящее дело.

Чтобы подбодрить отца, сын был готов и на большее преувеличение его возможностей. На бирже, службе учета занятости инженеров, мне пришлось дожидаться своей очереди более двух часов. Народа было немало, но и здесь я выглядел старше тех, кто был впереди меня и за мной. Занятия группы, в которую меня включили, начинались через два месяца. Времени у меня было достаточно, а, значит, не торопясь, можно было разобраться в новой обстановке. Прежде всего, я узнал, что, с учетом курсов, буду получать от института национального страхования солидное ежемесячное пособие по безработице на протяжении года. Как рабочий, так и инженер в бывшем СССР, в случае увольнения с работы, получал на руки «денежное выходное пособие» в размере двухнедельного заработка.

Затем я узнал, что если труженик моего возраста не отработал установленный для начисления минимальной пенсии 10-летнй срок, он мог получить в пенсионной кассе все накопленные на его счету деньги и распорядиться ими по своему усмотрению. Мне той суммы было вполне достаточно и для выплаты банку остававшегося там долга за квартиру, и на неприкосновенный запас – для лечения зубов, замены кондиционера и прочей бытовой техники. Кроме того, нам причиталась немалая добавка к пособию по старости, которое выплачивается всем гражданам Израиля пенсионного возраста, включая тех, которые не работали даже одного дня. Этого тоже не было у советских людей.

Выяснив все относительно моего нового статуса, я успокоился и поехал в магазин за краской. Теперь я мог свободно заняться обновлением внутренней и наружной покраски своего дома. Разгуливая по торговому пассажу, я остановился у одной из витрин с вывеской «Городской штаб партии Исраэль ба-алия». «Возможно, здесь мне и помогут найти работу на недобранные до минимальной пенсии два года», – подумал я и открыл входную дверь, забыв о зароке больше никогда не связываться с какими бы то ни было партиями.

Мой сбивчивый рассказ внимательно выслушала немолодая женщина. Она назвала себя Ниной и, порывшись в ящике письменного стола, подала мне бланк. Пробежав глазами по заполненным мной личным данным, Нина сказала, что вскоре пригласит меня на встречу с активом, который «на практике продвигает идеи расширения рабочих мест, социального жилья и прочих животрепещущих проблем репатриантов». Так это и было то, к чему я сейчас стремился, и мне оставалось «повоевать изнутри за претворение в жизнь важных для меня задач».

В начале апреля, на третий или четвертый день праздника Песах, Нина действительно мне позвонила:

– Арон, как и обещала, приглашаю вас в штаб сегодня к 12 часам. Пусть с некоторым опозданием, но и мы решили символически отметить Песах с костяком актива.

Я знал об официально принятой в Израиле традиции. Соответственно ей, администрация текстильного завода тоже собирала в канун праздника всех работников смены на 20 минут за длинными столами в столовой. Там мы наполняли бокалы легким вином или виноградным соком, слушали поздравления директора и сообща провозглашали «лехаим!». В партийный штаб я приехал точно в назначенное время и увидел за длинным столом больше десятка увлеченных жаркой беседой мужчин почтенного пенсионного возраста.

Нины не было. Я присел на свободный стул: здесь говорили о выборах в городской муниципалитет в ноябре текущего года. По уровню владения материалом немолодые люди, с орденскими планками на пиджаках, напомнили маститых советских лекторов общества «Знания». Нина появилась минут через 30, с двумя немаленькими сумками в руках. Не мешая беседе, она расставила на столе одноразовые тарелки, стаканы, бутылки с водкой, колой и минеральной водой. Появилась и закуска: буженина, колбаса, свежие огурцы, помидоры, маца и…хлеб.

Верующие израильтяне к тому времени не оставили в своих домах даже крошки хлеба: перед приходом праздника они сожгли на кострах все остатки квасного. Я не исключаю, что в штабе ИБА Нина умышленно угождала обрусевшим ветеранам, которые привыкли к «100 граммам водки для храбрости» еще со времен минувшей войны.

Пасхальный праздничный тост произнесла Нина, хотя у евреев это традиционно делают мужчины. А еще Нина его совместила с поздравлением с 85-летием одного из присутствовавших ветеранов. В Израиле бывший редактор дивизионной многотиражки тесно сотрудничал с местными русскоязычными газетками, представлявшими желтую прессу. Ветеран проживал на дорогой съемной квартире, как моя сестра, и Нина пообещала ему место в общежитии для малосемейных – после «нашей» победы на выборах. Волнующий рассказ о действительно яркой биографии юбиляра вдруг прервал резкий телефонный звонок.

– Господа, – обратилась к нам Нина, продолжая держать в руке еще пикавшую трубку, – только что позвонила помощница председателя городского отделения нашей партии Наумкина. С минуты на минуту он сам может появиться перед нами с солидным чиновником из муниципалитета. Сами понимаете, из-за него нам надо быстро сменить меню на нашем столе. Чтобы не «опозориться», все быстро убрали со стола все некашерное – водку, хлеб и колбасу. Их заменили мацой, орешками и сухим красным вином. Ждали минут 20. Следующий телефонный звонок возвестил об отмене визита, и тогда на стол снова вернули, все, что было убрано.

Мои активные контакты с партактивом ИБА прервались на том оригинальном праздновании в связи с началом занятий на инженерных курсах. Правда, незадолго до них мне с Раей довелось принять участие еще в одном необычном праздновании: Кэтти, одна из наших первых попечительниц в Израиле, пригласила нас на свадебное торжество в Иерусалим. Там она проживала уже около 3 лет, где познакомилась с туристом-сверстником из США. Наши дети не поехали: побоялись отпрашиваться с работы на свадьбу. До указанного в красочном приглашении места мы добирались на рейсовом автобусе и на такси. Комфортабельный «Мерседес» остановился у небольшого особняка, и, прежде чем войти в него, Рая извлекла из сумки конверт с деньгами – от нас и наших детей.

– Насколько разумно здесь принято дарить в таких случаях деньги, – заметила моя жена и вспомнила, как на нашей свадьбе гости подарили нам 4 кофемолки.

Мы оказались в объятиях невесты и жениха, как только переступили порог входной двери. Я сразу обратил внимание на то, что на них не было традиционных свадебных одеяний. В нашу честь не прозвучала и привычная мелодия торжественного марша клезмерс, потому что музыкантов там не было. После обмена приветствиями молодожены представили нас своим родителям, которые прилетели из США. Особая теплота их улыбок говорила, что Кэтти им уже рассказала о нас много хорошего. Это подтвердила дальнейшая беседа на идиш, из которой нам стало ясно, что американским евреям неприятны завышенные требования некоторых репатриантов из бывшего СССР в части работы по профессии и социального жилья.

Пока мы беседовали, гостиную дома и его небольшой дворик заполнили более 4 десятков гостей. Они разговаривали, стоя, и жевали бутерброды. Их, вместе с колой, кофе или чаем, брали с большого шведского стола. Глядя на всех, мы тоже слегка перекусили и вышли во двор. Там тоже было немало людей. Стульев для всех не хватало. Немало гостей расположились прямо на травяном газоне. Здесь же шумно играли дети. Вскоре Рая мне сказала, что устала от неблизкого переезда и непривычной атмосферы.

– Кэтти, поздравляю с покупкой! – Обратилась она к невесте перед тем, как попрощаться. – Этот дом с садом выглядит намного внушительней твоей однокомнатной квартирки, в которой ты нас принимала два года тому назад.

– О чем вы, Рая, – криво улыбнулась Кэтти, – это дом моей начальницы. Она предложила мне им воспользоваться только для проведения этого торжества.

Кэтти и Марк приехали к нам с ночевкой через полгода.

– Вот это сад! – Восхищался на английском американец, не знавший иврита.

Едва переступив порог нашего дома, гости тут же сняли обувь и с удовольствием разгуливали босиком, как по квартире, так и по саду. Молодожены рассказали, что вскоре уезжают в кругосветное путешествие годичной продолжительности. У них уже были на руках авиабилеты до Бомбея. После Индии планировалось побывать в Австралии, Непале, Филиппинах, Японии и других островных государствах этого региона. Новая обстановка, соответственно напутствиям их приятелей, должна была поспособствовать беременности Кэтти, которой очень хотелось ребенка. С этой целью она уволилась с работы и забрала все причитавшиеся ей деньги, включая пенсионный фонд.

К занятиям на курсе переквалификации наша группа численностью в 32 безработных инженера приступила точно в назначенный срок. Теперь я приходил полным энергии и хорошего настроения в те же аудитории, в которых сразу засыпал от усталости в конце 1990 года. И снова большинство из нас здесь разговаривало по-русски, потому что проблемы, прежде всего, затрагивали репатриантов, хотя у них уже и появился важный местный опыт.

Мой соученик Миша Мендель тогда часто ходил к адвокату. С его помощью он старался добиться причитавшееся ему выходное пособие с пенсионным фондом. Сделать это было непросто, потому что компания, в которой Миша работал, разорилась, а ее хозяин сбежал за границу. Кандидат наук Аркадий Шнайдер таким же способом отстаивал свое авторское право на важное новшество в области добычи нефти из морских глубин, которое сумел присвоить его жуликоватый хозяин. Похожих историй было немало, и мои соученики, с одной стороны, ругали в хвост и гриву местных проходимцев, а с другой, не переставали восхищаться устойчивостью всей израильской системы хозяйствования. Они уже знали, что ей, благодаря свойству самонастройки, удавалось во все времена выдерживать на своих плечах крупные государственные монополии, отмиравшие кибуцы и огромный аппарат дорогостоящих государственных служащих.

У меня желание учиться вызывало все – авторитетный преподавательский состав, солидные соученики, прекрасные аудитории, лаборатории, с современной аппаратурой и техникой. На этот раз совершенно новый подход к занятиям отражали и высокие оценки в моем свидетельстве об окончании курса. Немало их учащихся показали тогда глубокие знания, но меня намного больше других впечатлил сорокатрехлетний Семен Альтман. Среди нас он первым решал любые контрольные задания и не ведал проблем в работе с аппаратурой и на станках. На лабораторных занятиях мои соученики обращались чаще к нему, чем к преподавателю, при возникновении вопросов.

И снова, за месяц до завершения курса, мы отпечатали свои трудовые биографии и разослали их по разным инстанциям. И снова я не получил приглашения на работу. Такая участь постигла большинство наших соучеников. Тем не менее, молодежи еще можно было надеяться на то, что спад производства носил временный характер, а Альтману я, вообще, пророчил самое светлое будущее.

Глава 6

Кампания по выборам местных советов набрала полные обороты к концу лета 1998 года. Принимавший в ней активное участие Вильям, мой сотрудник по текстильному заводу, рассказывал, что руководство совета партии ИБА Беэр-Шевы велело своим агитаторам обещать избирателям все, что просят и не скупиться на чернение соперников из предвыборных списков других партий. Мое отношение к тем событиям смягчил неожиданный телефонный звонок.

– Арон? – Услышал я незнакомый мужской голос. – Говорит Ицик. Я тебе звоню по просьбе Рути Маром. Ты бы хотел еще немного поработать?

– Что за вопрос? – Обрадовался я. – Конечно, хотел бы.

– Тогда сейчас, – продолжал Ицик, – приезжай на собеседование. Обратишься к Томи, в магазине «Все для дома». Он слышит наш разговор. Ему срочно требуется охранник на полставки для дежурства на центральном входе.

Мое настроение упало: я-то подумал, что мне предложат что-то, связанное с тем, что мы изучали на инженерных курсах. И все же я поехал, приняв во внимание, что это был единственный звонок за месяц, которого могло бы и не быть вообще, если бы не ходатайство нашей приятельницы. За три часа я прошел собеседование, инструктаж, стажировку на рабочем месте и получил форменную одежду.

С 8 утра следующего дня, на протяжении 4-х часов, я проверял личные сумки входивших в магазин покупателей «на предмет отсутствия оружия и взрывчатки». От покупателей, которые выходили из магазина с тележками, загруженными товаром, я вежливо просил предъявить кассовые чеки. Для пущей важности я пробегал по ним оценивающим взглядом.

Заработную плату за несложную работу начисляли по минимальным расценкам. Охранникам, в отличие от работников государственных и солидных частных предприятий, не причитался пенсионный фонд и прочие социальные блага. Количество тружеников такой категории в Израиле велико. Против явного ущемления их прав уже давно и безуспешно сражались активисты профсоюзов, но работодатели не спешили: знали, что в условиях безработицы народ соглашается на любую работу.

Площадь торгового зала немаленького магазина составляла около 3-х тысяч квадратных метров. 12 касс одновременно обслуживали покупателей в часы пик. Здесь можно было купить все, что сгодится для ремонта, строительства и благоустройства дома, начиная, от шурупа и, заканчивая, мебельным гарнитуром. Соответственно наставлениям на инструктаже, я говорил «здравствуйте» всем, кто появлялся на пороге, а тех, что выходили с покупками, приглашал заходить к нам чаще. А еще Томи заострил мое внимание на главном правиле торговли – покупатель всегда прав. К концу первой рабочей недели я знал в лицо десятки сотрудников и постоянных покупателей – хозяев частного бизнеса разной величины.

– Так, когда же ты познакомишь меня с женщиной для серьезных намерений, или ты уже забыл, что я ищу хорошую русскую хозяйку? – Протягивал мне руку, сантехник Мордехай, который покупал у нас краски, трубы и краны большими партиями.

– Спасибо за добросовестное несение службы, – говорила мне немолодая местная уроженка, когда раскрывала сумку, – из-за твоей щепетильности в несении службы и доброжелательной улыбки, предпочитаю ходить именно в этот магазин.

Возникали разговоры и с подчеркнутой репатриантской окраской.

– Признавайся, Арон, по какому блату тебе досталась такая работа? – Гремел бас Вильяма, моего попутчика по поездкам на Полгат. – За нее тебе, наверняка, пришлось ползать перед Наумкином на животе на недавних выборах в муниципалитет.

Речь шла о председателе городского отделения партии ИБА. На выборах, главным образом, пенсионеры помогли ему войти в состав муниципалитета с 6-ю мандатами и получить должность первого заместителя мэра города. Затем Наумкин неплохо пристроил своих ближайших соратников, включая Нину, хотя в своих предвыборных речах обещал золотые горы всем избирателям репатриантам. Вильяму лично была обещана работа, если он уговорит проголосовать за ИБА не менее полусотни избирателей. Вильям выполнил условие и пришел за обещанной работой в кабинет Наумкина. По его предложению директор пивоваренного завода, в советском прошлом, явился к хозяину крупного супермаркета, где ему предложили работу уборщика мусора.

А однажды в моем магазине появился мой соученик по инженерным курсам Семен Альтман, которому я пророчил большое будущее. Он выходил с покупками в те минуты, когда я передавал пост своему сменщику. Семен проживал на моем направлении и вызвался подбросить меня домой на своем автомобиле. Как только мы уселись в машину, я приготовился выслушать рассказ Семена о предложенной ему работе в солидной компании с научным уклоном.

– Кто бы мог подумать, Арнольд, что я буду так доволен своей нынешней работой, – такое начало разговора еще сильнее разожгло мой интерес, – в конце концов, самой спокойной и относительно неплохо оплачиваемой.

– И чем же ты занят, Семен, если не секрет? – Пошел я еще дальше.

– Вывожу бытовой мусор на спецмашине, – ответил Семен и даже не попросил, как это было принято у репатриантов, никому об этом не рассказывать. Я оцепенел от неожиданности, а Семен продолжал повествовать тем же спокойным тоном:

– Звонит мне в начале третьего ночи мой однокашник, а через 15 минут я уже подсаживаюсь нему, в кабину мусоровоза. В это время работать нежарко. На дороге не то, чтобы пробки – не увидишь ни одной машины. И мы мчимся на всех парах по заученным наизусть маршрутам: двор – свалка, свалка – двор. В восемь утра все ящики чистые, работе конец – и меня уже высаживают у подъезда моего дома. Представляешь, дальше я полностью свободен до следующей ночи! Разумеется, дневной сон не очень хороший, но никогда ранее я так не увлекался чтением. Книги разного жанра, просто проглатываю. Скажи, Арнольд, в нашем советском прошлом тебе приходилось встречать такого дворника, а ведь он еще и разъезжает в новом японском автомобиле? Жена тоже работает, а с двух зарплат мы вполне можем себе позволить эту маленькую «Судзуки». Сын пошел в армию. Наши заботы лишь о мире и, чтобы не уволили и с этой работы.

Относительно радости Семен, безусловно, ерничал, но он вполне серьезно опасался очередного увольнения.

С наступлением 1999 года противоречия в правящей партии «Ликуд» еще более обострились. СМИ были заполнены описанием чрезвычайных происшествий, которые связывали с бессилием главы правительства В. Нетаниягу.

27 человек погибло и 78 ранено в результате взрыва террориста-самоубийцы 25 февраля 1996 в иерусалимском автобусе на 18-ом маршруте. Через неделю на том же маршруте автобуса погибает еще 18 человек и десятки ранены. В праздник Пурим, в Тель-Авиве террорист-смертник взрывается у входа в дискотеку, в которой собирались праздновать сотни одетых в маскарадные костюмы детей. 14 детей погибает, 157 ранено. Не меньший резонанс вызвали трагедия столкновения в воздухе двух израильских вертолетов, перевозивших военнослужащих опорных пунктов в Южном Ливане, инцидент на границе с Иорданией с гибелью детей-туристов, взрыв самоубийц в центре рынка в Иерусалиме, обрушение моста на открытии Маккабиады. Десятки погибших. Раненные граждане исчислялись сотнями.

20. 04. 97 журналисты раскрывают нашумевшую сделку «Барон в обмен Хеврона» между Арье Дери и главой правительства. Партия ШАС обязывалась проголосовать за передачу Хеврона под управление палестинцам в обмен на освобождение Дери из-под следствия. В итоге только что назначенный юридическим советником Барон ушел в отставку в течение 48 часов. Так, террор продолжался, договориться с Арафатом не удавалось, экономика страны ухудшалась.

Итог: под давлением «Аводы» большинство депутатов утверждает решение о выборах нового премьер-министра и нового состава Кнессета. Теперь в очередной предвыборной гонке лидировал возглавивший партию «Авода» бывший начальник генштаба Эхуд Барак. Он пообещал избирателям вывести войска из Ливана, обеспечить призыв в армию учащихся религиозных школ и улучшить условия обучения молодежи в университетах. Выборы состоялись 24 мая 1999 года. Барак победил. Формирование коалиции из представителей 15 партий давалось тяжело. Пришлось и Бараку задействовать в ней партию ШАС, лидеры которой известны умением вырывать важные для себя министерские портфели. На Э. Барака тут же обрушилось мощное давление президента США Б.Клинтона и его окружения в части завершения процесса окончательного урегулирования конфликта с палестинцами. Заваленный со всех сторон проблемами Барак не имел возможности сосредоточиться на выполнении своих обещаний.


Немало израильтян считают, что их ожидает прямая дорога к психологу, а то и к психиатру, если не научить себя своевременно отложить в сторону газету, или выключить пульт управления телевизором. К счастью, пока большая часть общества здесь не теряет голову и умело дозирует информацию. Я тоже стараюсь придерживаться такой линии, а прекращение работы в ночных сменах вообще открыло мне второе дыхание. Еще недавно, глядя из окошка микроавтобуса в пути на работу, которая занимала около 14 часов (вместе с переездом), я мог только завидовать людям, которые совершали повседневные утренние или вечерние оздоровительные прогулки. Порой мне даже казалось, что я такого просто не дождусь: настолько я уставал.

И вот оно чудо: я сам вышагиваю пешком и вдыхаю на полную грудь целительный воздух золотого израильского утра. Ходьба занимает ровно час, и тем самым я еще и совмещаю полезное и приятное, потому что иду на свою новую работу. Кто же думает о резко упавшей зарплате, когда ты захлебываешься от удовольствия, вызываемого бесконечными картинами похорошевшего до неузнаваемости города! А в нем появились новые широкие улицы с многоэтажными домами, которым придает неповторимую красоту облицовка светлым иерусалимским камнем.

Среди таких домов легко ориентироваться, потому что их каждая шестерка или восьмерка отличается своей изящной и неповторимой архитектурой. Такие улицы и скверы при них сразу зелены, потому что здесь принято высаживать выращенные в питомниках многолетние пальмы и другие быстрорастущие тропические растения. Это придает молодому микрорайону вид давно обжитого места. Новые впечатления порождают новые рифмованные строки:

Город света, город солнца
щедрого, багряного,
Я с тобою, Беер-Шева,
возрождаюсь заново.
Обитель новая моя,
далась ты мне наградой,
Здесь солнца многовато днем,
по вечерам прохлада.
Как город молодею я,
и как не молодиться,
Ведь, словно первоклассник, я
пошел в ульпан учиться,
Растаял вскоре, как туман,
квартиры съемной холод,
Всех нас по-братски приютил
семи колодцев город.
Растут высотные дома,
летят лифты-ракеты
Фонтаны бьют, конечно, нет
на засуху приметы.
Ты вправо, влево погляди –
чудес немало всюду,
В улыбках добрых горожан –
не главное ли чудо.

Высокие здания уже полностью заслоняли наши маленькие деревянные домики, и сочетание дачной тишины с городским комфортом мне нравилось еще больше. Для содержания своего сада я теперь использовал машины для стрижки газона, зеленой изгороди и много другого инструмента, который едва вмещался в специальный ящик. После трехдневного пребывания у нас в гостях моя двоюродная сестра Галя и ее 17-летняя дочь Марина прислали из Нетании отснятые в нашем саду фотографии. Их сопровождала маленькая открытка со словами: «Спасибо за предоставленную возможность побывать в подлинном раю».

Тогда и мои родственницы улучшили условия своего проживания. Они обновили съемную квартиру и оказались вблизи центрального пляжа. Галя раскошелилась и на новые мебельные гарнитуры. На покупку жилья она по-прежнему не решалась и жаль, потому что продолжали уходить в песок деньги, вырученные от продажи московской квартиры. Так это виделось мне, но, повзрослев, каждый из нас волен выбирать жизненные пути на свое усмотрение. Я уже отмечал, что путь Гали осложняли разные обстоятельства. Ей и сейчас пришлось лететь на Кипр, чтобы повидаться с сыном. Туда он был командирован своей редакцией из Москвы. В Израиле молодой человек появиться не мог, потому что числился здесь дезертиром только из-за того, что в свое время не согласовал с военкоматом свое возвращение в Россию.

А мою родную сестру Нелю, наконец, поселили в хостель – общежитие для пожилых людей. Здесь за проживание в однокомнатной квартире со всеми удобствами она платила намного меньше, чем за съем жилья в частном секторе. Не менее важной являлась новая возможность общения в немаленьком коллективе. Большинство и в нем составляла малоимущая прослойка немолодых репатриантов. Нелю они сразу избрали в общественный совет и приобщали к занятиям в разных кружках. Это был результат и моих немалых усилий.

Их часть вижу и в состоявшемся примирении Нели с дочерью. Многие активисты хостеля тогда помогали моей сестре подготовиться к долгожданной встрече с Аней с Фанечкой. Стол для особых гостей накрыли в специальной комнатке для торжественных приемов. Только и радоваться бы Неле, что дочь, наконец, поняла, что нет у нее никого дороже матери. То была золотая пора, когда моя сестра буквально купалась в любви и внимании Ани и Фанечки, и это выражалось далеко не просто одними словами. Вернувшаяся радость, к сожалению, оказалась недолгой. Подорванное многолетними волнениями здоровье дало сбой в самое неподходящее время. Силы Нели быстро таяли изо дня в день.
Сердце не из железа, если принять во внимание тяжелый осадок, оставленный и другой неожиданной мелодрамой. Она тоже разворачивалась на моих глазах, а начиналось в скверике, рядом со съемной квартирой Нели. В знойные летние вечера она приходила туда подышать свежим воздухом вместе с приятельницей и занимала одну из нескольких скамеек. Однажды вечером сердечный спазм прихватил немолодого мужчину на соседней скамье, и только у Нели в сумочке оказалась таблетка валидола. Ей было суждено соединить два горьких одиночества. На следующий вечер мужчина пришел поблагодарить за оказанную помощь и представился Виктором. Ему было 67. В Израиль он недавно приехал из Волгограда с тридцатилетним сыном, после тяжелого инфаркта. Здесь его обследовали и назначили операцию, которую предстояло дожидаться 6 месяцев. Они-то и превратились в солнечное бабье лето для Нели и Виктора.

Они проживали у Нели – вместе ходили за продуктами в магазин, по утрам, и на прогулки в тот же сквер, по вечерам. После операции Неля провела у постели Виктора целую неделю. Я тоже проведывал его в больнице. В день выписки Неля с сыном Виктора повезла его в реабилитационный центр, по рекомендации врачей. Возвращаться ни с чем пришлось в тот же день: сын заявил, что не сможет оплачивать пребывание отца в учреждении с ежемесячной платой за услуги, которая превышает величину его государственного пособия. Неля, учитывая серьезность обстоятельств, стала оспаривать мнение сына. Речь шла всего о 3-х месячном сроке, и, с ее точки зрения, можно было изыскать небольшие дополнительные деньги. Сын Виктора с возмущением подчеркнул, что посторонних людей это вообще не касается.

– Виктор не произнес ни слова, – рассказывала мне Неля, и для нее этого было достаточно для полного разрыва, а я не оправдываю ни одну из сторон конфликта, который разразился в присутствии больного человека.

Рая в те времена переживала свое горе. Немногим более года назад у нас побывал в гостях ее брат Зиновий с Ниной. Супруги приехали из Германии и приступили к знакомству с Израилем с Ришон-ле-Циона, где проживала семья их старшей дочери. У нас гостям тоже было очень интересно, потому что в Беэр-Шеве оказалось несколько сотрудников Зиновия из Бердичева, где он возглавлял поликлинику на протяжении 35 лет. Всем им было хорошо в нашем саду, где они засиживались до поздних часов за приятными воспоминаниями.

В очередной раз Зяма позвонил из Дортмунда с наступлением лета 1999 года. Он сказал, что чувствует себя отвратительно и попросил Раю помолиться за него у Стены плача. Рая помчалась в Иерусалим с болью в распухшем от бурсита коленном суставе. 22 июля нам позвонила Нина:

– Нет уже Зямы, – сказала она и расплакалась. – Категорически не советую вам отправляться сейчас на похороны. У Раи болит нога. Прямых рейсов к нам нет и встретить вас некому. Прилетите на годовщину. Так будет легче для вас и для нас.

Страсти на политической арене Израиля не затихали и с приходом на пост премьер-министра Эхуда Барака. Теперь уже Египет выступал в роли посредника на встрече Барака с Арафатом в Шарм аш-Шейхе. Обе стороны подписали там соглашение 5 сентября 1999 года. Оно включало вывод израильских войск из района Палестинской автономии в три стадии, освобождение заключенных, срок принятия окончательного решения об автономии, строительство обходных дорог на территориях, а также комплекс конкретные меры по усилению безопасности Израиля. Хотя количество терактов в 1999 году значительно уменьшилось, ощущения полной безопасности у израильтян все равно не появилось.

В целях ее достижения, Барак переключается на переговоры с Сирией, понимая, что заключение мира с этой страной означает и мир с Ливаном. В то время уже тяжело больной президент Хафез Асад отказался от малейших компромиссов. Он потребовал полного ухода Израиля с Голанских высот, аннексия которых была утверждена принятием соответствующего закона в Кнессете в 1981 году. Взамен можно было надеяться только на какие-то туманные мирные договоренности. Проникавшие в прессу слухи об этом вызвали резкое недовольство действиями Барака у значительной части израильского общества.

К концу 1999-го меня уволили и из магазина. Мне не дали доработать и года, потому что это являлось негласным правилом хозяев, не всех ли охранных компаний: чтобы не начислять своим работникам отпускные, сверхурочные и прочие прибавки к зарплате. Избираемые нами политики и профсоюзные руководители всякий раз обещали устранить эту несправедливость, но они забывали о своих обещаниях, как только оказывались на хорошо оплачиваемых выборных должностях. Это ли не огромный минус элите, которая неустанно нахваливает себя «за демократические завоевания для самих себя». К сожалению, это не последние недостатки в моей новой, уже не направляемой коммунистической партией, жизни.

И все же, именно здесь я перестал ходить на поклоны к кому бы то ни было, чтобы вынести через черный вход отрез на пальто жене, или килограмм мороженой говядины на домашний обед выходного дня. Не дождавшись повторного приглашения на работу, я получил из пенсионной кассы все причитавшиеся мне деньги и распорядился ими в точном соответствии со своими планами. Не скрывая своей гордости, я позвонил Йоаву, нашему приятелю из Тель-Авива:

– Как бы то ни было, но и в положении репатрианта-пенсионера с укороченным не по моей вине рабочим стажем я смогу ежемесячно экономить государственной казне немаленькое пособие на пожизненную аренду жилья!

Тогда же я вспомнил, как в Житомире мне нерядовому инженеру с 32-летним стажем пришлось выворачивать наизнанку мозги, чтобы приспособить под жилье свою загородную дачу. В своем новом положении я не видел другого пути для предотвращения совместного проживания с семьей дочери.

В феврале 2000 года исполнялось ровно 10-лет нашего проживания в Израиле, и я уже мог подвести некоторые конкретные итоги. За это время дети обзавелись новыми автомобилями на протяжении первых месяцев прибытия в страну, потом они их обновляли через каждые 5 лет, как здесь принято. На четвертом году все мы занимали три отдельные собственные квартиры, без какой бы то ни было материальной зависимости друг от друга. Только в Израиле я, наконец, освободился от преследовавшей совков хронической мании двуличия.

Вероятно, и это укрепляло во мне совершенно новое чувство патриотизма. Его мне никто не навязывал, и я совершенно самостоятельно ощутил естественную потребность служения и на пенсии стране, в которой не на словах, а на деле действует один из главных принципов демократии – равенство перед законом простого человека и чиновника любого ранга. Мое новое устремление надо было воплотить в какое-то реальное дело, и мне оно увиделось просто в представлении реального образа жизни израильтян. Я брался за это потому, что немало так называемых миротворцев все еще стараются представить всех нас человечеству с оружием в руках и в военной форме, которую мы не снимаем ни днем, ни ночью.

Обдумывая свои новые планы, я поймал себя на мысли, что фактически этим уже давно занимался, и начинал с писем моим приятелям из Житомира, Киева, Москвы, Питера и других городов. Как можно больше подробностей о моей тоже непростой новой личной жизни я отправлял в те места, где обстановка оставалась чрезвычайно сложной. Там закрывались заводы, фабрики и колхозы, и миллионы трудоспособного населения слонялись без дела под страхом голода и холода. Многие из них обвиняли Горбачева и руководство США в развале Системы, «которая их кормила худо-бедно почти 75 лет подряд».

Недоедавшим людям было непросто говорить об опасности возврата на прежний путь, но у меня было достаточно времени на обдумывание убедительных ответов. Первые шаги окрыляли. Бывший сотрудник из Житомира Пасечник сообщал, что мои письма перечитывали десятки сотрудников, которые по-прежнему доверяли мнению бывшего редактора фабричной радиогазеты. И тогда, для большей убедительности, я прилагал к своим письмам вырезки из наших русскоязычных газет, с комментариями самых авторитетных обозревателей. Кроме того, я вкладывал в конверты выкладки с такими конкретными данными, как: количество молока (в литрах), индейки (в килограммах) и хлеба (в буханках), которые, с вычетом расходов на жилье, воду, телефон и электричество, я мог бы купить на мое ежемесячное пособие пенсионера. Притом я называл величины минимальной и средней зарплаты израильтян и отмечал, что уровень нашей жизни мог бы быть намного выше, если бы правительству не приходилось тратить большие деньги на борьбу с исламскими террористами.

К концу 90-х вновь обострилась обстановка в России, и киллеры отстреливали бизнесменов, журналистов и политиков, словно уток. Летом 1999 года мне позвонила из Москвы Ира, жена моего брата:
– Арнольд, – слезно просила она – объясни ты Диме, в какую цену нашей семье может обойтись его беспечность. Через полтора месяца истекает срок полученного нами из США разрешения на выезд к моей родне, а Дима стоит на том, что рано бежать. Если убьют, бежать будет поздно.

В результате и моего подключения Дима увольняется с должности начальника монтажного управления с хорошей зарплатой, секретарем и личным водителем. Ни квартиру, ни дачу он не продает, по совету друзей. Спустя месяц семья брата обустроилась в неплохой съемной квартире в Нью-Йорке, неподалеку от Брайтон бич. Английский язык, на 53 году жизни, Диме не давался. В его мыслях не прерывались видения московского дома с огромным лесопарком через дорогу. Эмигрантская депрессия усиливалась.

– Возьми себя в руки, – сказал Диме приехавший по просьбе Иры ее старший брат, – без языка тебе здесь не позволят копать даже траншеи для прокладки кабелей. В конце концов, смирись ты с тем, что здесь тебе уже не придется руководить строительной компанией. С этим Дима смириться не мог, и, спустя два месяца, он оставил жену с дочкой в Нью-Йорке и вернулся в Москву.

Я с Раей, наоборот, все больше свыкался с новым образом жизни. Лишь сейчас нам было в полном смысле хорошо в своем вечнозеленом саду, и мы делали все возможное, чтобы в нем было так же хорошо нашим подраставшим внукам. На том этапе Жене больше всего нравилось гонять футбольный мяч по тщательно выстриженному дедом травяному газону. Анат обожала рассаживать с бабушкой цветы на клумбах и «поить их водичкой» из маленькой бутылочки. Как только немного прогревался остывший за ночь воздух, Рая включала систему полива зеленого газона, и мелкие брызги воды зажигались разноцветной радугой в ласковых лучах пока еще не раскаленного солнца. Большую радость веселой пляски раздевавшихся до трусов малышей я сейчас не могу представить.

Здесь же, у газона, мы всей семьей усаживались за ужин в субботний вечер. Громкий смех на ярко освещенной веранде звучал до поздних часов. Тогда Бэла, с активным участием детворы, пересказывала показанную по телевизору свежую репризу израильского комика Эли Яцпана. Глава семьи Дмитрий большей частью молчал, но и его было трудно остановить, если он приступал к перечислению проблем, которые были связаны с продвижением его очередного проекта. Бывало, что к концу редких явлений за столом оставался только я.

Даже самые длинные монологи Матвея оставались в центре внимания, потому что состояли из всем понятных рассказов о его маленьких виртуозах и премиях, которых они добивались на специальных прослушиваниях. Не менее интересными были отчеты Матвея об интересных туристических поездках за границу. В каких только городах старой Европы он не побывал во времена своих двухмесячных летних отпусков. Память профессионала не подводила, и мы буквально заслушивались его рассказами об Андалусии, Венеции, Риме или о затерявшихся в австрийских Альпах озерах.
В последнее время Матвей умалчивал только о своих участившихся полетах в Париж. Для них он использовал даже короткие отпуска песаха, нового года и других праздников. Только маме сын рассказал по секрету, что у него возобновились свидания с Таней, девушкой из его лучших студенческих лет. Это с ней я увидел Матвея в гостинице Запорожья, где в начале 80-х годов разместили участников республиканского конкурса виолончелистов. Сейчас Татьяна работала в одной из музыкальных школ Парижа, а тогда и она числилась в списках лучших студентов в классе фортепиано на своем курсе. В Париже с ней был ее пятилетний сын от неудавшегося брака.

В начале августа 1999 года Матвей представил нам интересную голубоглазую женщину. Ни за что я не узнал бы в ней худенькую, почти просвечивавшуюся студентку в очках с позолоченной оправой, если бы сын не напомнил мне о нашем знакомстве в запорожской гостинице. Исчезновение очков, приятный цвет румян, красивую прическу и модную одежду можно было отнести и на счет парижских косметологов, но все, что касалось просто идеальных пропорций, то это был результат только матушки природы. Замечу, что и Матвей не выпадал из общей картины.

Каждое утро казалось и нам более радостным, потому что было озарено счастливыми улыбками Матвея и Татьяны. Чтобы «не вспугнуть счастье» мы не выходили из своей квартиры, пока Матвей не увозил Таню до позднего вечера на «показы местных достопримечательностей, которыми он очень гордился». Затеплившимся в наших сердцах светлым надеждам было суждено лопнуть мыльным пузырем, как только Татьяна вернулась в Париж по истечении месяца. Подлинной причины и нового разрыва не знаю. Можно было лишь предположить, что завершившийся тяжелой душевной травмой первый разрыв настолько безвозвратно сместил представления Матвея о счастье в придуманный им мир литературных героев.

Израильская действительность продолжала удивлять своими сюрпризами и с приходом 2000-го года. В январе в прессе появились сообщения о срыве вашингтонских переговоров Израиля с Сирией, но даже слухи о возможном отступлении с части аннексированных правительством Бегина Голан вызвали резкое недовольство политикой Барака у правой части израильтян. Падало доверие народа к главе правительства и из-за отсутствия обещанного продвижения в переговорах о мире с палестинцами. К тому же, ночью 24 мая он проводит подобный бегству вывод войск из южного Ливана. И в этом противники Барака увидели проявление слабости перед боевиками Хизбаллы и предательство по отношению к сотрудничавшим с Израилем отрядам Армии Южного Ливана.

Между тем, приближался очередной день рождения Раи, и мне захотелось порадовать ее чем-то необычным. Я остановился на том, что сделаю видеофильм о повседневных заботах жены, мамы и бабушки. Пришло время высказать и об этом все, что думалось, и с этой целью я приехал в торговый центр за видеокамерой. Выбирал долго, впервые держа в руках недешевый тогда аппарат.

– Арнольд Мотылевич? Вот это встреча! – Услышал я из-за спины.

Я обернулся и не поверил своим глазам. Так ко мне обращался бывший сотрудник по житомирской фабрике Наум Залманов. После крепких рукопожатий я узнал, что в Израиле он с семьей меньше полугода. Наум привез видеокамеру из Житомира, где купил ее для коммерческих целей. Он надеялся, что в Израиле займется съемкой семейных торжеств, но сразу понял, что эта ниша забита местными профессионалами более высокого уровня. Чтобы поднять настроение репатрианту, я предложил себя в качестве первого клиента. Отснятый нами видеофильм хорошо восприняли гости, которые присутствовали на торжестве. Их впечатлила особо исполненная мной и Раей песня, смонтированная в виде клипа. Мы с ней вместе придумывали мелодию и слова:

Время мчится, меняет
за зимою весну,
Обожаем всем сердцем
нашу кроху страну,
Здесь купили мы дом,
садик есть во дворе,
В нем костром полыхает
герань в январе.

Богачи! Поздравляйте!
Внуки – это наш клад,
Глазки умные, словно
маслины блестят,
Стол субботний детишки
помогают накрыть,
Многое нам, как всегда,
предстоит обсудить.

А проблем здесь хватает
даже очень крутых,
Разрешаем по мере
поступления их,
Результат самый лучший
есть надежда найти,
Вектор избран и все мы
на верном пути,

Время мчится, меняет
за зимою весну,
Обожаем всем сердцем
нашу чудо страну,
На хамсины не ропщем,
хоть порой достают,
Бог евреям помощник,
сохраняет нас тут.

Мне было приятно услышать и то, что сценарий удачно отразил существенную часть нашей семейной истории. Рассказ о советском прошлом взял на себя дикторский текст с фотографиями из семейного альбома. Съемками натуры изобиловала израильская реальность. Меня радовало хорошее настроение Раи. Она теперь все чаще говорила, что нам пора обзавестись своей видеокамерой, потому что увидела в ней интересное увлечение для серьезных пенсионеров.

Полет в Германию, на годовщину памяти Зиновия, мы запланировали на конец июля. Так как до Дортмунда не было прямых авиарейсов, мы доверились малокомпетентным советчикам. В итоге, мы попали на чартерный рейс и оказались в Мюнхене, на противоположном конце страны. Один из крупнейших аэропортов современной Европы принимал нас поздним вечером, и там малоопытные немолодые туристы столкнулись со новым приключением на станции метро, когда мы направлялись на железнодорожный вокзал.

В связи с тем, что правила пользования кассами-автоматами были написаны на немецком языке, мы сразу обратились к прохожим за помощью и предложили им приготовленные еще в Беэр-Шеве немецкие деньги. Как выяснилось, у нас отсутствовали купюры, которые принимали автоматы. Из-за позднего времени я не нашел места для размена и вернулся к кассам, где меня ожидала Рая с двумя чемоданами. Еще несколько моих попыток разменять деньги у прохожих результата не давали, пока перед нами не появилась седая худенькая фрау возраста 80+. Она долго вникала в суть нашей проблемы, а затем выскребла из своей сумки все, что там было, и купила нам два недешевых проездных билета.

– Возьмите! – Настояла она, показывая на настенные часы.

В основном посредством жестов фрау растолковала, что станцию закроют через 15 минут, и нам придется дожидаться ее открытия до 6 утра. В общении с милой фрау я вспомнил несколько немецких слов и даже фраз, которым меня учили в техникуме и институте. А ведь в самолете, когда мы подлетали к Германии, я с отвращением вспоминал тех немцев, которые приняли к действию программу фюрера по уничтожению 6 миллионов евреев. В минуты приземления мне казалось, что я слышу стоны моей бабушки по отцовской линии, шести ее взрослых внуков и их родителей, которых фашисты сбросили живьем в шурф шахты 4-4 бис города Донецка. Встреча у кассовых автоматов с седовласой фрау резко меняла представление о новой стране и ее гражданах.

Поездка в неблизкий Дортмунд тоже оказалась необычной. В вагоне поезда мы оказались в три часа ночи очень уставшими. Мягкие кресла здесь были настолько удобными, что, лишь усевшись в них, мы сразу уснули. Под утро нас разбудил проверявший билеты контролер. От неожиданности я не сразу понял, что ему надо, а он, после проверки билетов, что-то упорно пытался втолковать непонятливым иностранцам.

– Чтобы попасть в Дортмунд, через два часа вам надо будет пересесть на другой поезд, – кто-то произнес за моей спиной на ломанном русском языке.

Мои глаза округлились от удивления, и я сказал Рае, что не имею понятия, как это будет.

– Не волнуйтесь, я подскажу вам, на какой станции сойти и помогу, – прозвучал тот же голос.

После этого переводчик, словно с неба свалился в кресло напротив меня. Назвавшему себя Хасаном молодому желтокожему человеку было лет 25. Под его неподвижным, как протез, левым глазом зиял большой подковообразный шрам. Он рассказал, что это результат дорожной аварии, в которую он попал на одном из мостов Вены, когда проезжал по нему на велосипеде. Немногим больше месяца тому назад карета скорой помощи доставила его в больницу. Сейчас его выписали, и он убегает в Швецию, чтобы не выплачивать дорогой медицинский уход, который начинают удерживать из зарплаты после восстановления трудоспособности.

За чаем, с домашними коржиками Раечки, Хасан продолжал рассказывать о себе, уроженце Афганистана. Оттуда он в 14-летнем возрасте бежал на заработки в «перестраиваемый Горбачевым» СССР. Он бросил якорь в Житомире, на Украине! Там он открыл свой ларек по продаже одежды, которую челноки привозили из Турции. Два года тому из-за невыносимых поборов мафии бежал из Житомира в Европу. Со своих здешних случайных заработков он постоянно посылал деньги родителям в Афганистан и Насте, оставшейся в Житомире с их трехлетним сыном.

Волнующее повествование Хасана вызывало у меня двойственное ощущение. С одной стороны, я искренне сопереживал с молодым человеком его проблемы, а, с другой, подозревал в нем боевика из Чечни, или другой горячей точки планеты. Мало ли где тогда воевали наемники, которые превратили убийство и похищения людей в индустрию. Например, террористы в наших весях могли потребовать за похищенного израильского солдата освобождения из тюрем тысячу и больше своих сообщников. \В связи с этим, когда мы готовились в эту поездку, наши приятели соседи, посоветовали нам представляться в пути жителями Украины или России, а потому не пользоваться предметами с фирменными знаками израильских производителей.

– А вы откуда В Дортмунд направляетесь? – Так и спросил Хасан Раю, в глазах которой заблестела слеза сочувствия человеку сложной судьбы.

– С Украины в Германию, к родственникам, – я поспешил огласить заготовленную фразу, чтобы растроганная жена не проговорилась.

Мои опасения тогда усилили три молодых человека, которые дважды приходили из другого вагона и отзывали в сторонку Хасана на какие-то разговоры.

– А кто эти люди? – Спросил и я афганца после второго появления незнакомцев.

Меня, конечно, не успокоил его ответ, что это турки вымогают от него деньги на пиво. Кстати, и в этом случае я подозревал и сочувствовал.

– А где же вы проживаете в Украине? – Тем временем прозвучал новый вопрос Хасана.

– В Киеве, – ответил я, чтобы не проколоться на каких-нибудь не известных нам житомирских новинках.

– А на какой улице проживаете в Киеве? Ведь я и Киев хорошо знаю, – услышал я, все больше запутываясь.

– На Базарной, в восьмиэтажном доме, – выкручиваюсь я, назвав улицу, на которой проживали наши друзья Гончаренки.

Рая, чтобы не расхохотаться навзрыд, достает из баула бутылочку с минеральной водой и пытается отвлечь себя откручиванием пробки.

– Тогда откуда же у вашей жены бутылка с надписью на иврите? – Сразу замечает Хасан, как бы обличая меня во вранье.

Рае не помогает и вода. Она давится от смеха, и в ее глазах появляются слезы.

На мое счастье поезд пребывает на станцию нашей пересадки. Жилистый Хасан хватает мой тяжелый чемодан и спешит с нами к выходу. На улице он указывает направление нужной платформы и желает нам счастливого пути.

Но наши приключения на том не закончились.

– Хватит хохотать, ты ведешь себя, как наивная девчонка! – Выговорил я жене и напомнил о наставлениях в дорогу. – Лучше посмотри вокруг – не передал ли нас Хасан под сопровождение «просившим у него на пиво туркам».

Рая с опаской оглянулась. Тюрков мы не увидели и спокойно тронулись в путь. Катить чемодан на колесах мне было совсем нетрудно. Мы прошли метров сорок, и вдруг моя жена остановилась, как вкопанная со стоном. Дальше она не могла сделать и шага, а я немало пережил, пока услышал о сильной судороге в икроножной мышце. К счастью, в ту же минуту появился дежурный по перрону. Он спросил, что произошло и показал, как облегчить боль посредством массажа. После этого он сопроводил нас до лифта и попросил одного из его пассажиров посадить нас в вагон нужного поезда. Без этой бесценной помощи мы бы точно опоздали на своевременную посадку.
На удобных вагонных сидениях мы быстро отдышались, успокоились и от души посмеялись над моими преувеличенными опасениями. Здесь и я уже соглашался с Раей, что Хасан говорил правду и являлся своеобразным отражением все усложняемой реальности нашей эпохи.

В Дортмунде разговорчивый таксист доставил нас до самого подъезда четырехэтажного дома Нины. Она проживала на втором этаже, в большой, неплохо обставленной двухкомнатной квартире. Ужин, с бесконечными воспоминаниями, пролетел незаметно. Сразу после завтрака мы приехали рейсовым автобусом на большое ухоженное кладбище. В самом его конце, почти у забора, находилась могилка Зямы. У скромного памятника, на крошечном клочке земли, женщины высадили только что купленную в горшочках рассаду цветов «Анютины глазки».

– Мы были вынуждены похоронить Зиновия по христианскому обычаю на этом кладбище по очень уважительной для меня причине, – объяснила тучная Нина, когда мы возвращались домой. – Дело в том, что до другого, очень далеко расположенного кладбища, мне было бы очень тяжело добираться.

– Так вот почему меня отговорили от приезда на похороны, – позднее сказала мне Рая, – чтобы я не вздумала настоять на национальных традициях наших предков. И зря. Разве я не понимаю, что и это вытекает из последствий смешанных браков.

На следующий день Нина повезла нас знакомиться с Дортмундом. Впечатляло все: автобусы с опускавшимся на остановке полом, подземные переходы с узкими ленточными транспортерами для тяжелой ручной клади, эскалаторы в метро, которые включали сами пассажиры, в целях экономии электроэнергии. На главной пешеходной улице многоэтажного торгового центра огромные магазины предлагали товары на любой вкус. У входа в один из крупнейших универмагов меня приворожила красота мелодии из балета Чайковского «Лебединое озеро». Ее исполнял скрипичный квартет молодых музыкантов в элегантных костюмах.

Я их воспринял в качестве рекламы универмагу, и сделал знак Нине и Рае, что буду дожидаться их здесь. По окончании музыки один из стоявших рядом со мной слушателей вытряхнул из своего кошелька металлические монеты на бордовый бархат раскрытого скрипичного футляра. На высоком профессиональном уровне прозвучала и новая мелодия. Никто из прохожих на этот раз не остановился, и тогда музыканты стали складывать инструменты в футляры, чтобы найти более подходящее место. Притом парни разговаривали между собой на чистом русском языке.

Бедные гости самой богатой в Европе Германии просили подаяния по-разному. У другого магазина я ожидал Нину и Раю в маленьком сквере, возле большой закусочной. В ней торговали гамбургерами и баночным пивом. Из длинной очереди люди довольно быстро переходили к одному из десятков столиков под открытым небом. Здесь мое внимание привлекла другая, короткая очередь, которая состояла из небритых и небрежно одетых мужчин. Они внимательно высматривали тех посетителей, которые, уходя, оставляли в своей тарелке еду, и тогда первый из них устремлялся к ней торпедой. Он же проверял, осталось ли в банке пиво. Если «счастливчику» было мало того, что он доел для полного насыщения, он снова возвращался, но теперь уже в хвост очереди.

В Германии я увидел много контрастов. В том, что ее граждане не знали нужды, я убедился и в квартире Ефима Фишмана, моего житомирского друга и сотрудника. Он проживал в небольшом уютном городе Крефельд. Я подскочил к нему поездом всего на несколько часов. Меня принимали как родственника, и мне было приятно услышать, что там же неплохо обустроились семьи его дочери и сына.

Теплый прием нам оказали в хорошо обставленной квартире Веры, младшей дочери Нины. Ее бой-френд приготовил шашлыки на электрическом мангале, на балконе. За чаем мы показали кассету, которую я сделал к юбилею Раи. Своеобразное повествование о нашей жизни в Израиле сразу привлекло внимание хозяев. Черно-белые фотографии напомнили о советском прошлом. В нем разве можно было забыть о собственном детстве, родителях, самых близких родственниках и друзьях? Несколько фотографий напомнили о молодости Зямы и Нины. Она прослезилась. После этого о многих смешных и грустных эпизодах из жизни их семьи мы вспоминали до поздних часов

Из Дортмунда в Мюнхен мы возвращались прямым утренним поездом и с удовольствием рассматривали проплывавшие за окном горные массивы, леса и достойные кисти художника деревенские и городские пейзажи. Все в этой богатой стране впечатляло добротностью и монументальностью. Я и раньше знал, что здесь особенно развито производство автомобилей и станков, которые известны миру высоким качеством. Сегодня Германия – лучший образец государства высокоразвитого капитализма. Она обладает наиболее мощным хозяйством в Европе. Увидев всего лишь маленькую часть этой впечатляющей мощи, я невольно спрашивал себя, что было бы с этой лежавшей в руинах в 1945 году страной, если бы и ее западную часть заняли войска Советской армии, а не Великобритании и США?

Из Германии я увозил японскую видеокамеру из семейства «Сони» и не только приятные воспоминания. Я и сам растерялся от неожиданности, когда наш поезд въезжал под крытый перрон в Штутгарте. Он был буквально забит бритоголовыми парнями, и они нас встречали грохотом кулаков по стенам и окнам вагона. Спустя минуту они же оказались в вагоне и, бесцеремонно открывая каждое купе, что-то громко выкрикивали и размахивали бутылками с недопитым пивом. Рая очень испугалась и прижала голову к моему плечу. Позднее она рассказала, что неуправляемая молодежь напомнила ей ту одичалую толпу, которая по команде «фас», готова ломать и крушить все вокруг. К счастью, все парни прошли мимо нас, потому что не обнаружили свободных мест.

Наши попутчики немцы заметили замешательство Майи и разъяснили, что так фанаты болельщики возвращаются с футбольного матча. Охватившее Раю чувство страха было результатом воздействия закрепленного Гитлером за немцами на века ярлыка непредсказуемой агрессии и жестокости. Моя трусиха жена повторно плотно прижалась головой к моему плечу в момент завершения посадки самолета в аэропорту Бен-Гурион. Как только его колеса медленно покатились по бетонной полосе, в глазах Раи просияла счастливая улыбка:

– Мне надо было побывать в Германии еще и для того, чтобы убедиться, что в Израиле евреи чувствуют себя лучше всего! – Прокричала она в мое ухо, когда смолкли дружные аплодисменты летчикам за благополучное завершение полета.

Глава 7

Популярность Барака в связи неудачным выводом войск из Ливана в мае 2000-го года продолжала падать. Подправить свое положение Барак решил продолжением переговоров с Арафатом. Тот отреагировал на «потепление» отношений превращением особняка «Ориент Хауз» в арабской части восточного Иерусалима в филиал палестинской администрации. Начавшиеся там приемы иностранных делегаций из стран Европы вызвали еще большее негодование в рядах правых израильтян. Их газеты писали, что левые намереваются поделить Иерусалим с палестинцами.

Новые противостояния несколько затенила затронувшая и Израиль подготовка западного мира к встрече приближавшегося 2001 года. В преддверии нового века и нового тысячелетия в СМИ было много размышлений о веке уходящем. Его называли веком нетерпимости, безумия, самых кровавых войн и геноцида. Отмечалось и другое. Никогда ранее не было такого количества спасенных от преждевременной смерти миллионов людей, благодаря открытию антибиотиков, рентгена, прививок от полиомиелита и черной оспы. К числу самых важных событий относили расщепление атома, освоение космоса и гибель последней Советской империи.

Писали и о работе над международным сценарием празднества с участием звезд первой величины. На его заключительную часть в Израиль якобы собирался сам Папа Римский, который незадолго до этого снял с евреев обвинение в убийстве Христа. Организаторы празднования уже прикидывали немалый доход от приема миллионов паломников и туристов. Их планы смела мощная волна политического противостояния правых. Ариэль Шарон решил, что пришло время вернуть Ликуд к власти на основе просчетов Егуда Барака.

Чтобы привлечь к себе внимание правых слоев общества, 28 сентября 2000 года Шарон поднялся на Храмовую гору, в сопровождении нескольких соратников и охраны. В ответ вспыхнули беспорядки в восточном Иерусалиме, на территориях, в арабских деревнях и городах Израиля. Блокировались дороги, поджигались машины и лесные участки. Полицейских и солдат забрасывали камнями и бутылками с зажигательной смесью. Новое восстание получило название «Интифада Аль-Акса» – по называнию мечети на Храмовой горе.

При разгоне сметавших все на своем пути демонстрантов израильскими полицейскими было непредумышленно убито 13 арабов – граждан Израиля. Арабские депутаты Кнессета, обвиняли в случившемся главу правительства Барака. Разбирательством происшествия занималась специальная комиссия. СМИ Израиля нагнетали обстановку слухами о больших уступках Барака на переговорах с палестинцами.

В той обстановке Бараку пришлось заявить, что у Израиля нет партнера по переговорам, что побуждает его к принятию конкретных действий по одностороннему размежеванию, вплоть до строительства разделительного забора безопасности. Тогда эта идея не нашла одобрения у требуемого большинства в Кнессете. Несмотря на то, что в 2000 году в стране существенно улучшилась экономика, Бараку пришлось объявить о досрочных выборах.

В моих глазах обстановка в Израиле напоминала жизнь на огнедышащем вулкане и в 2000 году, но, несмотря ни на что, наша родня все прочней прирастала к этой земле. Саша Тихомиров, учитель физики из Ленинграда, в 1990 году с трудом устроился на стройке электросварщиком, получал гроши и забегал к нам с Лилей вечерком, чтобы пожаловаться:

– В этой Израиловке, со строительными технологиями времен возведения египетских пирамид, на чай только и заработаешь!

По истечении 10 лет Саша уже являлся равноправным членом маленькой строительной компании по реконструкции коттеджей, которую он создавал с двумя приятелями. Все они являлись и хозяевами и исполнителями работ. Теперь рассуждения Саши о той же строительной индустрии изменились в корне:

– Не налюбуюсь, – рассказывал он, – безотказной местной техникой, доступностью прекрасных материалов, а главное – доверием и доброжелательностью тех, кто все это поставляет. Вот где наяву реализована поговорка о том, что слово дороже денег.

Лиля тогда загорелась идеей строительства виллы. Заработки давались нелегко, но и в отдыхе они себе не отказывали – за границу на пару недель отравлялись ежегодно.

– Где мы уже только не побывали, Арон, – рассказывал Саша после одной из поездок, – но, поверь, нигде я не чувствовал себя лучше, чем в Израиле.

Изменился и образ мышления Бэлы после окончательного свертывания домашней шейной мастерской. Работа по организации ухода за больными людьми тоже давалась нелегко. Уважительному отношению к ним Бэлу учили на профессиональных курсах, и она строго соблюдала служебный долг. Того же она требовала от работников компании, с которыми непосредственно контактировала. Целый день работы у телефона утомлял. А ей звонили сотрудники, их подопечные и их многочисленная родня. В летний период, когда надо было еще и совместить работу тех, кто уходил в отпуск, обстановка становилась невыносимой.

Другие сюрпризы встречались в те дни недели, когда Бэла покидала контору, чтобы ознакомиться с обстановкой на местах. Однажды ей открыла дверь пожилая одинокая женщина. Она тяжело дышала и опиралась на два костыля. Из ее разъяснений Бэла узнала, что, из-за эпидемии гриппа, к ней никто не приходит уже четвертый день. В этом доме еще вчера закончились молоко, сахар и хлеб, а, кроме того, женщина не может самостоятельно пользоваться душем.
Подмену заболевшей сотруднице Бэла искала по мобильнику в пути в супермаркет. А, когда она вернулась с продуктами, прибрала в квартире и помогла подопечной принять душ.

– Надо было видеть, – рассказывала Бэла, – просиявшие благодарной улыбкой глаза больного человека. Так разве не дороже денег такие ощущения?

В нашем жилом микрорайоне немалая часть двухквартирных домиков роздана супружеским парам пенсионного возраста. Некоторые из них уже не первый год пользуются услугами компании, в которой работает наша дочь. Мы обмениваемся с этими людьми приветствиями в магазине, или на автобусной остановке.

– Вас тоже проведывает Бэла? – Спросила Раю одна из соседок, потому что увидела ее в нашем дворе.

– Еженедельно. Она же наша дочь, – пояснила Рая.
– Ваша дочь? – удивилась соседка и добавила: – Можете ею гордиться. Прекрасный человек. Отзывчивая. Красивая. Добрая.

А Бэла к концу рабочего дня нередко глотала таблетку от головной боли и распекала себя за неумение зарабатывать много денег. После этого она сама себя успокаивала:

– Ну, хватит ныть. Все познается в сравнении, – и продолжала: – Моя начальница, дай ей бог здоровья, не только считается с моим мнением, но и идет мне навстречу, где может. Так ее ли вина в том, что больших денег на нашем деле не заработаешь.

Хорошо, что этот недостаток восполнял Дмитрий, муж Бэлы. Он видел в себе мужчину «добытчика», как это и ведется с древних времен. На работе к 2000 году Портнова все чаще приобщали к разработке самых серьезных проектов. Хотя зарплата росла медленно, в его доме уже давно не знали, что такое «минус в банке». Существенная часть бюджета Портновых направлялась на просвещение детей. Женька, кроме основной, посещал альтернативную платную школу, с преподаванием математики и еще нескольких предметов на русском языке.

Анат водили в «домашние» детские ясли к воспитательнице «с хорошим именем», как здесь называют профессионалов.

– Пришло время и нам перебираться в добротную новую квартиру! – Заявила Бэла в 2000-м году, и не сомневавшийся в верности решения Дмитрий бросился на поиски подходящего варианта.

Анат тогда исполнилось 4 года, и ее воспитательница Яфа устроила традиционный «выпускной утренник». На торжество пригласили родителей малышей, чтобы своими глазами увидели, чему они не бесплатно научены. Запечатлеть важное событие посредством видеокамеры Бэла попросила меня, и я с удовольствием снимал умение деток декламировать, петь, танцевать, «красиво» кушать за столом и даже самостоятельно завязывать шнурки на обуви.

Дома все те наши близкие, которые не смогли принять участие в «выпускном балу», с удовольствием посмотрели мой фильм на телеэкране. На видеокассете, на которую я смонтировал отснятый мной материал, я написал «Семейная история 2», с учетом фильма, отснятого в честь Раи. Ее «новая страничка» была посвящена неожиданному приезду из Киева Галины Гончаренко.

– Узнаешь, кто говорит? – Прозвучал в телефоне знакомый голос, которого мы не слышала десять лет.

– Галка! Вот это да! – Воскликнула Рая. – Где ты? Скорей рассказывай.

В своей квартире мы принимали дорогую гостью в полдень 11 октября 2000 года. Ее волнующий рассказ о крушении Советской системы в Украине слушали до позднего вечера. Члены семьи Гали вышли из него благополучно: поддержал ее старший сын Андрей. С таким выводом, правда, не соглашался его отец Виктор. Он сам продолжал выпивать, несмотря на больное сердце. Возраст пенсионера лишил его достойного места в крутом водовороте событий. Он вообще не дожил бы до этих дней, если бы старший сын не оплатил операцию на открытом сердце отца в Германии.

Галя прилетела в Израиль на самолете, зафрахтованном Андреем для доставки паломников. Вчера она с ними совершила обряд крещения в водах святого Иордана, а на остававшиеся до отъезда два дня сбежала из гостиницы к нам. Утренняя погода была прекрасной, и Рая организовала завтрак на веранде в нашем саду.

– Хорошо у вас, – заметила Галя, разглядывая недавно подстриженный травяной газон. – Все миниатюрное – что дом, что сад. Такое нетрудно обслужить своими руками. Судя по всему, вы здесь надежно обосновались. Я с Виктором, без помощи Андрея, была бы обречена на очень серьезные проблемы.

Вскоре за Галей приехал тот же водитель такси, который вчера доставил ее до самой калитки нашего двора. Более полное представление о Гале и ее старшем сыне Андрее я получил, когда заглянул в красочно оформленную книгу. Она называлась «Один год из жизни народного депутата». Ее автором являлся Андрей Гончаренко. Описание занимало 135 страниц. На обложке, под портретом автора, отмечалось: «Андрей Викторович Гончаренко – народный депутат Украины, сопредседатель депутатской группы «Центральные регионы» в Верховном Совете Украины, член Комитета Верховного Совета Украины по вопросам экономики и управления, кандидат социологических наук». Далее следовала короткая биографическая справка. В верхнем углу оборотной стороны обложки Галя написала: «Дорогим Рае и Арнольду от мамы автора. 12.10.00.».

Судьбы даруют такие головокружительные взлеты далеко не всем сыновьям, но от этого все они не менее дороги своим матерям. Главное – чтобы выросли здоровыми, построили свой дом и семью с забавными внуками. Остававшаяся в Житомире мама нашего Дмитрия не могла нарадоваться куда более скромному успеху ее младшего сына Вадима. Наконец, неспокойный мечтатель остепенился, женился и ожидал рождения ребенка. Всего 3 года тому он приобщился к торговому бизнесу – единственному способу выжить в этих краях.

Сначала Вадим помогал довольному его работой хозяину, а, ко времени становления отцом, купил подержанный «Москвич» и решил открыть самостоятельное дело. Об этом он объявил своему боссу в тот день, когда отвез жену в роддом. В конце рабочего дня они попрощались, и Вадим решил заехать за цветами, чтобы проведать жену. Он проехал не более двухсот метров и был вынужден остановиться: ему преградил дорогу обогнавший его светлый «Жигуль». Из него вышел двухметровый верзила. Когда он отъехал, прохожие вызвали скорую помощь к Вадиму, который лежал в луже крови.

В то самое время в Израиле Дмитрий готовился к новоселью и встрече 2001 года. Вместо празднования ему пришлось срочно вылететь на похороны трагически погибшего брата. Дмитрию было тяжелее всего сообщить о случившемся жене покойного. Она родила сына, которому не придется увидеть своего отца. О том, что испытывала мама Дмитрия, говорили синяки под глазами, которые не высыхали от слез.

Что привело к происшествию? Куда бесследно исчез внезапно появившийся убийца? Эти и другие вопросы так и останутся в папках, не раскрываемых преступлений. Сколько же их должно еще свершиться на просторах бывшей «родины чудесной», чтобы и здесь восторжествовали закон и порядок? Правда, местные газеты там писали, что преступность пошла на убыль. А пока на утренней прогулке едва не погиб мэр города, тяжело раненный наемным убийцей.

«Что поделаешь, – рассуждали те официальные лица, которых подобные беды еще не коснулись, – подобный путь проходила и Америка в тридцатые годы ХХ века». Только такие рассуждения не могли утешить подавленную горем молодую вдову. Тогда ее состояние было настолько тяжелым, что она даже не отреагировала на слова Дмитрия, что он с Бэлой дарит свою трехкомнатную квартиру новорожденному мальчику.

Свои проблемы возникали перед новым главой правительства Ариелем Шароном, которого народ Израиля избрал 6 января 2001 года. Состав Кнессета тогда не переизбирался. Основой проведенной Ликудом дорогостоящей избирательной компании являлся лозунг «Только Шарон приведет Израиль к миру». Большинство граждан тогда поверили старому боевому генералу.

Правительство национального единства Шарон создал совместно с представлявшей в Кнессете большинство партией Авода. Портфель министра обороны получил Бен-Элиэзер, который возглавил партию Авода после ухода Барака. Портфель министра иностранных дел Шарон вручил Шимону Пересу, который пользовался хорошей международной репутацией. Тем самым Шарон заявил миру о своей готовности сесть за стол мирных переговоров с палестинцами, как только они откажутся от террора.

Тогда же Шарон послал к Арафату своего сына Омри, с призывом покончить с интифадой Аль-Акса. Но кровь продолжала проливаться на территориях и внутри Израиля. 1 июня в Тель-Авиве террорист приближается к дискоклубу «Дельфинарий» и взрывает себя в толпе молодежи у входа. Погибает 21 человек, 120 были ранены. Подавляющее большинство пострадавших репатрианты из СНГ. Там среди молодежи тогда оказалась Дина, дочь Инны, племянницы Раи из Ришон-Лециона. По счастливой случайности, она отделалась тяжелой психологической травмой.

9 августа в Иерусалиме взорвавший себя в пиццерии «Сбарро» террорист убивает 15 человек и ранит 100. Террористы широко применяют начиненные взрывчаткой автомобили, огнестрельное оружие, прибегают к минометным обстрелам. В Газе, к тому же, осваивается производство ракетных снарядов, которыми обстреливают город Сдерот.

Ответные воздушные и артиллерийские атаки Армии обороны Израиля приводили к жертвам среди мирного населения, хотя и были направлены на уничтожение террористических центров. Это было связано с ошибками в действиях военного персонала и техническими неполадками в системах наведения. Правозащитники Америки и Европы критиковали и осуждали Израиль за применение неравноценных мер.

Возможно, критики полагали, что Израиль должен отвечать террористам, взрывавшим его граждан в автобусах, камушками, рогатками и, в конце концов, теми же взрывами автобусов. Премьер-министр Великобритании «железная леди» Маргарет Тэтчер в конфликте из-за Фолклендских островов в 1982 году объявила войну Аргентине за тысячи километров от своих границ. По команде президента Бориса Ельцина во второй половине 90-х годов армия России сравняла с землей столицу Чечни город Грозный. Под его руинами остались десятки тысяч солдат и мирных граждан.

Где и когда каялись руководители упомянутых и неупомянутых стран? В то время, как о них мировые СМИ не произносили кривого слова, они же пристегивали к позорному столбу воюющее с террористами руководство Израиля и его вооруженных сил, сопоставляя их с кровожадными мясниками. Инициаторам такого подхода удавалось мобилизовать в свои ряды миллионы граждан в странах арабских и в тех, которые уже давно поддерживали их в принятии осуждающих Израиль постановлений в ООН.

Им, если не вторила, то терялась в догадках даже часть моих хороших друзей, которые проживали в Германии, Канаде, России, США и Украине, потому что некоторые СМИ и у них осуждали Израиль. В той обстановке я должен был разубедить людей из того круга. На этот раз исключительно важную роль в этом я отвел своей видеокамере. Зря ли говорят, что лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать. И снова мне ничего не надо было придумывать. Я просто снимал свою повседневную жизнь, которая пересекалась с жизнью моих друзей, родни и граждан всей страны. Даже съемки обычной субботней поездки на отдых, сопровождаемые моими комментариями, способствовали раскрытию избранной мной темы. Например, показывая лес, я рассказывал, что его высаживали мои сограждане-первопроходцы. «А современники, – я продолжал разъяснение, – тоже превращают лежащую под их ногами многовековую пустыню в цветущий сад.

Вот эти люди (объектив камеры направлен на сотни суетящихся у дымящих мангалов израильтян) приехали сюда на выходной день семьями на собственных автомобилях. На протяжении минувшей недели они тяжело работали на заводах, и стройках страны. Кое-кто из них, включая меня, сегодня вечером заступят в ночную смену новой рабочей недели. Время отдыха у рабочего человека невелико. Чтобы он мог его использовать наилучшим образом, в лесопарковых зонах и на морских пляжах сооружены столы со скамейками. Рядом есть водопровод, душевые и игровые площадки для развлечения детворы. Вход, разумеется, бесплатный».

Этот сюжет я дополнял съемками о проживании пенсионеров в общежитиях для малосемейных – и набор готов. Его я копировал на несколько видеокассет и отправлял моим сомневающимся друзьям. В ответном письме мой житомирский друг Юрий Пасечник писал, что для просмотра моей первой видеокассеты его сотрудник принес видеомагнитофон на работу. Смотрели в мастерской небольшими частями на протяжении нескольких обеденных перерывов. Видеомагнитофон у житомирян был редкой штуковиной. Не было его пока и у самого Юрия.

А у нас, из-за редких зимних дождей, уровень и без того дефицитной пресной воды озера Кинерет летом 2001 года упал на несколько метров ниже красной линии. В связи с этим последовали ограничения в использовании воды в промышленности и сельском хозяйстве. Засыхали зеленые насаждения в скверах и парках городов. Для разрешения проблемы водоснабжения правительство Израиля объявило конкурс по отбору компаний для проектирования и монтажа нескольких опреснительных станций. В число победителей попадает и компания, в которой работает наш Дмитрий.

Так и ему лично выпала честь подключиться к делу большой государственной важности. Срочную работу выполнили в сжатые сроки. Только Израиль в то время с такой силой сотрясали другие проблемы, что неотложные дела по восполнению скудных запасов воды правительству пришлось отложить на второй план – до прихода очередной зимы без дождей. Такая безответственность больше других волновала Раю. Именно она каждое утро начинала с полива цветов в нашем саду. Рая очень дорожила самым приятным временем суток потому что, когда наступает жара, надо заходить в дом, включать кондиционер и усаживаться перед телевизором. Если нет каких-либо ЧП, можно посмотреть любимый сериал. Утром 11 сентября 2001 мне позвонил сосед:

– У вас телевизор включен?

– Нет, а что?

– Быстро включите!

Я понял, что речь о чем-то неладном, потому что у нас, как правило, показывать по телевидению последствия всех ЧП. Но то, что я увидел тогда, сжало до боли сердце и остановило дыхание: показывали, как два пассажирских самолета, угнанные террористами международной организации «Аль-Каида» таранили высотные башни-близнецы международного торгового центра Нью-Йорка. Третий захваченный в воздухе над США пассажирский самолет был направлен в здание Пентагона в Вашингтоне. Четвертый, в результате проявленного экипажем и пассажирами мужества, упал в поле. В тех терактах погибло 3 тысячи человек из 80 стран мира!

С того дня отношение к понятию «исламский террорист» претерпело существенное изменение. Прогрессивное мировое сообщество единодушно осудило действия террористов, а палестинская молодежь в Газе и на этот раз проявила свою радость танцами на плоских крышах домов, что удалось зафиксировать нескольким телеоператорам.

После проведенного расследования терактов от 11 сентября, главным обвиняемым в их свершении был объявлен Усама бен Ладен и созданная им организация «Аль-Каида». Ответом США на злодеяния террористов стала начатая в октябре 2001 года антитеррористическая операция против укрывшегося в Афганистане бен Ладена и поддерживающего его режима талибов. Для проведения операции была создана широкая международная антитеррористическая коалиция. В результате совместных действий удалось уничтожить все базы для подготовки боевиков. На смену режима талибов в Афганистане пришло к власти временное правительство во главе с Хамидом Карзаем.

Противостояние Израиля и палестинцев резко обострило совершенное 17 октября 2001 года убийство в одной из иерусалимских гостиниц главы партии «Моледет» Рехаваама Зеэви, занимавшего пост министра туризма. Шарон потребовал от руководства автономии выдать израильскому правосудию определенных следствием преступников. Арафат не выполнил требование Шарона, и волны террора набирали новую силу.

Три крупных теракта в Иерусалиме, два в Хайфе и один в секторе Газа произошли в первой половине декабря 2001 года. Погибло 37 человек, ранено более 330. Учитывая резкие ответные удары по терроризму, предпринятые США после сентябрьской трагедии в Нью-Йорке, Ариэль Шарон, в свою очередь, решил дать бой не унимавшимся террористам из Газы. А там действовали десятки мелких военизированных отрядов не только Хамаса и Исламского джихада. Существенную силу представляли и более 12 тысяч вооруженных полицейских, подчиненных самому Арафату. В густо заселенных узких улочках лагерей беженцев каждое окно жилого дома можно было превратить в неприступную огневую точку. Такая обстановка могла привести к многочисленным жертвам с той, и другой стороны.

Кроме того, настораживали внутренние проблемы, связанные с начавшимся после 11 сентября 2001 года всемирным финансовым кризисом. Количество безработных в Израиле приближалось в 2002 году к 300 тысячам. Крепла оппозиция в Кнессете. Непрочный коалиционный союз с Аводой мог расколоться в любую минуту. В израильском обществе все громче поговаривали, что и Шарон проигрывает войну с террором. Число терактов росло. Ко всему, еще и боевики Западного берега вооружались ракетами «Кассам-2», что вот-вот могло привести к обстрелу аэропорта имени Бен-Гуриона.

Больше других и тогда страдали от террора жители Иерусалима. Оттуда нам позвонила наша приятельница Кэтти:

– Я с Марком хочу заехать к вам попрощаться.

Я подумал, что речь об очередном круизе. На самом деле, разговор оказался намного серьезней. Супруги Харвайт возвращались в США на постоянное место жительства. Такого шага я мог бы ожидать от кого угодно, но только не от горячо влюбленной в Израиль Кэтти. Выходцы из Америки составляют основу самых стойких поселенческих форпостов, а Кэтти нам неубедительно объясняет, что покидает Израиль из-за Марка, который за три с половиной года так и не нашел своего места в жизни. Не должен же грамотный человек подметать улицы Иерусалима, если он уверен, что найдет себе в Штатах более достойную работу.

Спустя пару месяцев последовал телефонный звонок от моей двоюродной сестры Гали из Нетании, жители которой были тоже потрясены несколькими тяжелыми терактами.

– Сижу на чемоданах. Кошмар! – Голос Гали дрожал, она не собиралась скрывать свои намерения. – Так и умом можно тронуться. Все это ведь происходило на соседней улице. Уже продала за гроши мебель, телевизор, стиральную машину и холодильник. Влад и Марина постоянно звонят из Москвы: «Бросай все. Как нам здесь не тяжело, но мы о взрывах смертников не слышим почти еженедельно».

Марина, дочь Гали, еще раньше решила, что ей больше нечего делать в стране, которая не в состоянии защитить ее от террора и обеспечить подходящей работой. Двадцатилетняя студентка последнего курса колледжа уже не раз слышала, что значительная часть дипломированной молодежи Израиля вынуждена отправляться за границу на поиски работы. С помощью интернета и она вышла на московского бизнесмена, который предоставил ей достойную работу. Следовало ли мне отговаривать Галю от воссоединения с детьми?

Несмотря на очень сложную обстановку, большая часть граждан страны верили, что кровавый террор получит достойный отпор. В числе тех, кто не падал духом оставался мой друг Семен из Кирьят-Гата, в прошлом подполковник Советской армии. Об этом человеке мне захотелось рассказать моим заграничным приятелям и потому, что в моих глазах он, как и вся его семья, являлся своеобразным образцом стойкости. И вот я среди десятка теплиц, похожих на самолетные ангары. Внутри каждой из них сотни кустов роз. Они растут в специальных желобах, заполненных пористыми грунтами, которые долго сохраняют влагу. Ее, как и жидкость для подкормки растений, подавали в пластиковых трубках под каждый куст по команде компьютера. Он же контролировал заданную температуру и влажность воздуха в помещениях.

Тем не менее, здесь только люди должны менять специальный грунт, высаживать в него саженцы и повседневно присматривать за их ростом. Затем они же срезают еще не раскрывшиеся бутоны на длинных стеблях. Эту специфическую работу выполняли 10 нанятых рабочих из Таиланда. Они же упаковывали цветы в партии, чтобы рано утром отправить их самолетом в Голландию. Всем этим уже не первый год успешно руководил Семен. Хозяином тепличного хозяйства, которое оценивалось миллионами, являлся выходец из Индии, приехавший в Израиль без копейки за душой в 50-х годах.

Наши приятели Маромы из Тель-Авива тоже не допускали мысли о бегстве. А авторитет Йоава еще больше возрос в моих глазах, когда я увидел его за работой над видеофильмом, отсняты в недавней туристической поездке в Москву и Питер. В тот же день он озвучивал свой фильм, сопровождая его песнями известного в России церковного хора. В лаборатории Йоава, которая занимала полноценную квартиру на первом этаже, я узнал и о специальных компьютерных программах для работы с видеофильмами. Для меня такие дела все еще оставались в списках не досягаемых вершин.

Незадолго до того, как попрощаться с Йоавом, я услышал от него резанувшее мое ухо заявление о репатриантах, с которыми он связывал большие надежды в начале 90-х. Местный уроженец не понимал, кому в угоду лидеры от «русской улицы» голосуют в Кнессете против принятия новых весьма важных для нашей страны решений (с его точки зрения). Йоав имел в виду переход в активную оппозицию лидера партии ИБА Щаранского и о его «переселении из кресла министра в палатку протеста для торпедирования капитулянтских планов правительства по окончательному мирному урегулированию».

А высокопоставленные американские чиновники уже подталкивали к возобновлению переговоров с палестинцами и «правого» Шарона, который, во исполнение своих предвыборных обещаний, требовал от сеятелей террора хотя бы недели без взрывов и обстрелов. Но количество присланного Ираном оружия и боеприпасов палестинским боевикам, которое было обнаружено на задержанном в начале января 2002 года судне «Карин», потрясло руководство Израиля. Арафат тогд еще и отказался выдать своего приближенного Фуада Шубаки, который занимался переброской оружия. В ответ ЦАХАЛ окружил ряд городов и лагерей беженцев, включая Рамаллу с резиденцией Арафата.

Террористы не собирались униматься. 27 января смертница взорвалась на оживленной улице Иерусалима и причинила ранения 101 прохожему. Вторая смертница привела в действие взрывчатку на пропускном пункте Маккабим. Раненных, по счастливой случайности, оказалось только двое. После очередного обстрела палестинскими ракетами территории Израиля наши самолеты нанесли бомбовый удар по военному штабу Палестинской автономии. 12 марта силы ЦАХАЛа вошли в Рамаллу. Дойдя до центральной площади, танки остановились.

Война, направленная на разоружение боевиков, поиск и уничтожение тех из них, кто оказывал сопротивление солдатам ЦАХАЛа, началась в конце марта. В ходе военной операции были изъяты сотни автоматов, снайперских винтовок, гранатометов, множество патронов и иного военного снаряжения. Вторая осада началась 2 апреля в Вифлееме. Около трех сотен оборонявшихся там боевиков забаррикадировались в христианских храмах.

Танки, под прикрытием вертолетов, участвовали в зачистке Шхема и Дженина. Арсеналы оружия и взрывчатки обнаружили в прилегавших к ним деревнях. Особую важность представляли документы, изъятые из канцелярии Арафата, которые свидетельствовали, что раис был хорошо осведомлен о действиях ХАМАСа и иных боевых организаций. Лично через него переводились деньги семьям террористов-смертников. Стало также известно, что деньги на террористические цели поступали из Саудовской Аравии и Ирака.

К 6 апреля в составе ЦАХАЛа погибло 12 солдат, 123 были ранены. В ходе военных операций силами Армии обороны Израиля  было арестовано 1413 палестинцев, из них 361 находились в розыске. Палестинская сторона объявила о 200 погибших боевиках и более 1500 раненых. На этом военная операция «Защитная стена» не завершилась. Из остававшихся в осаде Мукаты и Храма Рождества сдались всего 150 неопытных боевиков, защищавших Наблус. В городе было обнаружено 13 складов оружия. Тяжелые бои велись в лагере беженцев Дженин, остававшемся без воды и света.

В ночь с 8 на 9 апреля там погибло сразу 13 попавших в засаду солдат Армии обороны Израиля. В ответ орудийным огнем был превращен в руины целый квартал. Около 300 боевиков сдались 14 апреля. Но и сейчас отказываться от своего кровавого ремесла палестинские террористические организации не собирались. С 10 апреля по 7 мая только в двух терактах смертников погибли 21 и были ранены 71 израильтянин.

О завершении операции «Защитная стена» Израиль объявил 22 апреля. В начале мая Арафату разрешили свободно передвигаться в пределах своей резиденции после того, как руководство Палестинской автономии отправило убийц Рехаваама Зеэви в свою тюрьму в Иерихоне. Европа тогда приняла у себя 13 самых злостных террористов из тех, что сидели в Храме Рождества, вызвав негативную реакцию в Израиле. Духовный лидер ХАМАСа шейх Ахмед Ясин заявил, что ХАМАС продолжит теракты против израильтян. В ответ ЦАХАЛ остался на Западном Берегу и оставил за собой право на блокады и зачистки с арестами на той территории, которой, в соответствии с норвежскими соглашениями, уже распоряжался Арафат

Я уже давно восхищаюсь умением своих сограждан сохранять в любой обстановке не только душевное равновесие, но и удивительную работоспособность. В этом мне пришлось убедиться в очередной раз в ходе нашей поездки на север страны с давними друзьями Анютой и Яковом. В данном случае было уместно и несколько переиначить поговорку «Война войной, а отдых по расписанию».

В умелых руках Якова еще хорошо вела себя автомашина «Мицубиши», которую он купил 12 лет тому. Она и доставила нас в находящееся у самой границы с Ливаном небольшое селение Лиман. Там проживали сельскохозяйственные фермеры, но, кроме работы на земле, они еще практиковали приемы туристов на своих подворьях. Для себя они давно построили добротные вилы, а внаем сдавали отреставрированное старое жилье, которое поделили на миниатюрные номера для краткосрочного пребывания на отдыхе. Здесь их называют цимерим. Как и в гостиницах, они располагают оптимальным набором удобств: душевая, туалет, телевизор, холодильник, электрочайник и даже бассейн для купания, если больше заплатишь.

Нашему хозяину Йоси было 67 лет, и он нас встречал на немаленьком подворье, по которому, не торопясь, разгуливали огромные гордые индюки. Наш пятидневный сентябрьский отдых состоял из купаний на прекрасном морском побережье и экскурсий по округе под патронажем частного гида Йорама. Он проживавшего по соседству, и в полдень следующего дня он приехал за нами на повидавшем немало бездорожья джипе. Его Йорам выкупил в армии при очередном списании устарелой техники, когда уходил в отставку в звании майора. За 3 года он неплохо освоил гражданский бизнес, который не приносил больших денег, но зато спасал от скуки клиентов и себя самого.

В этом убедились и мы, когда восхищались рассказом о представленном нам высокоурожайном опытном хозяйстве по выращиванию бананов на вторично используемой воде. На песчаном морском побережье мы узнали, что местные ученые все еще не близки к разгадке причины бегства из этого места гигантских морских черепах. Далее старенький джип с легкостью поднял нас на высокую гору по узкой извилистой дороге. Здесь, в сотне метров от границы с Ливаном, мы узнали о героизме воинов Израиля, которые ценою жизни отстояли существование своего еврейского государства.

Много нового для себя мы услышали о тщательно оберегаемой здесь дикой природе и разнообразном животном мире. Захватывающий разговор завершился к вечеру чаепитием. Воду Йорам вскипятил на походной газовой плитке и положил в нее травы и корешки растений, которые он сам собирал на горных склонах. Удивительный вкус и запах того чая я не могу забыть и сегодня.

По моей просьбе о специфике фермерской работы рассказал сам хозяин Йоси. Он тоже не был против моих видеосъемок, и, больше того, терпеливо ждал, пока я переводил на русский все, что он говорил перед объективом. А Йоси было о чем рассказать. На конеферме он показал 8 красивых лошадей для верховой езды туристов и четверо пони для тех из них, что приезжали с детьми. В загоне для овец я снимал десятка два овцематок и огромного племенного барана. Главным образом, бедуины привозили сюда на спаривание самок, разумеется, тоже за определенную плату.

Ранним утром следующего дня Йоси посадил меня в кабину своего грузовичка и повез на цитрусовую плантацию. Через минут пятнадцать седовласый плотно сбитый и еще довольно подвижный фермер рассказывал перед объективом видеокамеры, как он, с помощью системы автоматического капельного орошения и подкормки, выращивает и собирает с относительно небольшого участка тонны мандарин раннего созревания. Отдельный разговор касался тесного сотрудничества с несколькими местными арабами. Их и их семьи Йоси приглашал на сезонные работы недельной продолжительности два-три раза в году.

С остальной работой хозяин вполне управлялся самостоятельно. Тогда он поведал и о том, что приехал из Румынии в конце 50-х годов. После окончания службы в армии женился. Вдвоем здесь начинали жизнь с чистого куска земли. При нем вырастили пятеро детей; они, не бедствуя, проживают своими семьями в разных уголках страны, а могли бы жить еще лучше, если бы не мешали частые войны за выживание страны. Сегодня каждый новый день Йоси встречает в 4-30 утра.

Его нелегкие заработки идут, главным образом, на покрытие полутора миллионного долга банку. Таким в начале 90-х годов оказался итог разорения открытого им немаленького магазина: не выдержал конкуренции с супермаркетами крупных сетей. Но руки Йоси не опустил. Последнюю часть долга он внесет в банк в следующем месяце. Видеофильм об откровениях не придуманного фермера, который никогда не сгибался перед трудностями, я тоже отправил моим друзьям в Житомир и другие города.

В сентябре 2002 наш внук Женя достиг возраста религиозного совершеннолетия. 13-летие мальчиков – день бар-мицва (сын заповеди) в Израиле принято торжественно отмечать, практически, во всех еврейских семьях. Родители Жени по этому поводу собрали его и своих друзей на нашей веранде. Повзрослевшая Анат помогала украшать место празднования разноцветными надувными шарами и бумажными гирляндами. В моем советском прошлом я и мои дети не изучали Тору, но на генном уровне все мы были верны формулировке великого мудреца Гилеля «Не делай другим то, что неприятно тебе. Вот и вся Тора, остальное – комментарии».

Эту идею излагали в своих напутствиях и тостах гости за торжественным застольем на веранде. На иврите ее убедительно изложил местный уроженец Йоав, заострив внимание на ответственности каждого взрослого человека за царствование справедливости на всей Земле. Йоав не первый раз приезжал к нам из Тель-Авива, вместе с Рути. Особых аплодисментов была удостоена короткая речь виновника торжества, который пообещал оправдать возлагаемые на него надежды.

Видеописьма, которые я продолжал рассылать своим друзьям, а в них нашлось место и красивому празднованию бар-мицвы внука, вызывали положительную реакцию у второй стороны. Моим бывшим сотрудникам из Житомира тоже захотелось показать, что и в их коллективе не сидят, сложа руки. В подтверждение этого, Пасечник прислал мне свое первое видеописьмо. Он снимал его вместе с коллегой Игорем Мартынюком, который, к тому же, был классным специалистом по регулировке автомобильных двигателей. На этой основе Игорь и одолжил видеокамеру у одного из своих постоянных клиентов.

Видеокассету из Житомира я с Раей просматривал, затаив дыхание. Первые кадры нам показывали фабрику, с которой я уехал в Израиль, но я не узнавал ни ее двора, ни цехов, не смотря на подробные комментарии Пасечника. Настолько там все изменилось в лучшую сторону. Двор каким-то образом стал на удивление большим. Цеха оснастили самой современной западной техникой. И, наконец, главное – на телеэкране появляются знакомые лица моих сотрудников. Они обращаются непосредственно ко мне, и я выслушиваю их сбивчивые рассказы о том, что они обрели и потеряли на протяжении непростых 13 лет.

А дальше – главные улицы зимнего Житомира. На них много неубранного подтаявшего снега, и колеса проезжающих автомобилей оставляют в нем глубокие канавы, заполненные водой. Тротуары пестрят сотнями торговых палаток. Тогда они еще являлись основой занятости большой части населения, которое выживало в тех условиях любой ценой. Не лучше смотрелись пяти и восьмиэтажные дома, с пятнами осыпавшейся облицовочной плитки или штукатурки. Среди них мы узнали дома, в которых мы проживали в разные годы, не без помощи комментариев Пасечника и нескольких соседей, которых ему удалось разыскать.

А смахнуть ностальгическую слезу мне с Раей пришлось на кадрах съемок следующего дня. Через лобовое стекло «Жигулей» Игоря Юрий снимал придорожный щит с надписью «Красное» на въезде в местечко.

– Места своего детства узнаете, Арнольд Мотылевич? – Спрашивал Юрий из-за кадра, а далее замелькали знакомые улочки, школа и парк удивительно красивый в любую пору года.

В заключительных кадрах к нам обращался только Игорь. Он находился за столом в комнате великодушного хозяина видеокамеры. В руках того и другого были наполненные водкой рюмки. Игорь рассказывал, что Юра не пришел на съемки этого момента, потому что вчера очень переволновался. При выезде из Красного у них вдруг перестала работать видеокамера, и Юра подумал, что пропал результат их двухдневной напряженной работы. К счастью, всего лишь разрядилась батарея.

Далее поднимаются рюмки, и звучит тост:

– За здоровье! За вас! За наших и ваших детей, внуков, за всех нас. Мы пьем за вашу страну. Пусть мир воцарится на вашей красивой земле!

В видеофильме и этих словах я видел подтверждение взаимного уважения людей, которых связывали десятилетия приятного сотрудничества.

Глава 8

Ближе к осени, как только в наших краях ослаб летний солнцепек, мы принимали у себя гостью из Германии Нину. Держалась она неплохо и в том ей помогало ее давнее увлечение сочинением стихов. Нина их даже издала небольшой книжкой. Люди пишущие не мыслят себя без аудитории. В Дортмунде, Нина находила своих слушателей в местном центре еврейской культуры, но в последнее время спрос на них ослабевает. В таких местах теперь трудно собрать десятка два евреев старше 50 лет, а молодежь туда уже вообще не затянешь. А, кроме того, на поездку в один конец Нине приходилось тратить больше часа.

К приятному удивлению Нины, на прослушивание ее стихов Рая пригласила на нашу веранду больше десяти наших друзей из соседних дворов. Поэтесса из Дортмунда читала им свои стихи больше часа, и я привожу запомнившиеся и мне строки:

Как талисман, над нами
наших предков тени,
В глазах моих детей
еврейская печаль,
И я молюсь, по-русски
преклонив колени:
Господь, и впредь
оберегай Израиль!

Слушателям стихи понравились, а в заключение они поинтересовались жизнью эмигрантов в Германии. Из ответов Нины вытекало, что на материальную обеспеченность жалоб у нее нет, а вот чувство некой изоляции от общества напоминало о себе постоянно. Израильтяне, в свою очередь, заявили, что и у них не все так однозначно. Хотя евреям, несомненно, лучше проживать в Израиле, но и здесь у репатриантов есть свои проблемы.

Больше других их испытывали смешанные семьи. Здесь их немало. В той или иной мере, с ними были связаны и те, кто присутствовал на веранде. Дети и внуки большинства из них уехали или планируют выезд за границу. Среди них обладатели важных рабочих профессий, хорошие врачи, инженеры и программисты. Их удачное трудоустройство на новых местах свидетельство тому, что мы теряем важных для страны граждан из-за непреодолимых рогаток раввината в вопросах бракосочетания и гиюра.

Древней истории нашего народа известно, что в борьбе за преодоление самых тяжелых обстоятельств, которые возникали в те или иные времена, успеха добивались те цари Израилевы, которые максимально упрощали порядок обращения инородцев в их веру. Я принадлежу к евреям, как со стороны матери, так и со стороны отца. В связи с этим мне пришлось немало пережить, особенно в детстве, которое совпало с войной. Именно поэтому я не могу закрывать глаза на затягивание разрешения проблемы государственного значения.

Наши политики противоречивы и ненадежны. По оценкам экономистов в 2002 году мы понесли убытки в 15 миллиардов шекелей от не затихавшей интифады. На 5 процентов, в годовом исчислении, снизились темпы производства. Предотвращение проникновения на территорию Израиля террористов-смертников связывалось теперь с ускорением строительства высокого разделительного забора со сложной электронной системой защиты. Новый план Шарона вызвал шумные споры между его противниками и сторонниками. Прочность правительства национального единства в тех условиях резко ослабевала. 4 ноября Шарон объявил о роспуске Кнессета. Очередные внеочередные выборы были назначены на 28 января 2003 года.


А в начале января газеты пестрели публикациями о сборах незаконных пожертвований на выборы приближенными, как Шарона, так и его конкурента Мицны. Левые, подчеркивалось в одной из статей, обещают нам мир и после полного провала соглашений Осло, а Ликуд продолжает гарантировать нам безопасность после 650 убитых за два года пребывания у власти Шарона. Итоги выборов, тем не менее, оказались самыми неожиданными. Из 120 мест в высшем законодательном органе 69 мандатов получили правые и религиозные партии, 18 – центристы, 33 – представители левых и арабских списков.

Впервые в истории израильского парламентаризма в Кнессете были представлены отец и сын. Ариэль Шарон занимал первое место в списке, его сын Омри – двадцать шестое. В правительственную коалицию вошли Ликуд, с 38 мандатами, плсюс 2 мандата присоединившейся к нему партии «Исраэль ба-Алия», Шинуй с 15 мандатами, блок Национальное единство – Исраэль бейтену и Национальная религиозная партия, всего 68 депутатов. Партия Натана Щаранского «Исраэль ба-Алия» растеряла доверие избирателей за то, что ее лидер пренебрег интересами русской улицы.

К концу зимы 2003 года жизнь израильтян осложнило ожидание возможной ракетной атаки со стороны Ирака. Находившиеся в Персидском заливе вооруженные силы Великобритании и США все туже сжимали кольцо вокруг Саддама Хусейна, и миру уже было ясно, что начало огневой атаки невиданной мощи неотвратимо. У Израиля не было планов втягиваться и в эту войну. Как и в 1991 году, руководство США предложило ему соблюдать нейтралитет, как того требовали от американцев условия ряда арабских государств, хотя антисемиты и в этой обстановке называли Израиль подстрекателем.

Я, в связи с этим, стал снимать очередной видеофильм, на этот раз, о нашей подготовке к защите от возникшей угрозы. В ходе съемок рассказываю, что Для быстрого обновления противогазов всем гражданам страны к нам прибывали добровольцы из Австралии, Канады и США. В торговую сеть Израиля поступило много полиэтиленовой пленки и клейкой ленты для герметизации помещений, предназначенных для укрытия от газовых атак. Я приступил к приведению в соответствие требованиям одной из наших комнат.

Учитывая опыт первой войны, гражданам страны предлагали запастись продовольствием и питьевой водой. Военная операция началась 18 марта. В Израиле с волнением было воспринято сообщение о выпущенных Ираком 20 марта шести ракетах «Скад» по территории Кувейта. К счастью на этот раз в нашу сторону они не полетели, и уже к концу первой недели было ясно, что от молниеносных воздушных и ракетных атак объединенных сил Саддаму Хусейну не оправиться.

В первые часы войны его аэродромы и военная техника на них были разгромлены. Иракские солдаты бросали танки, свое личное оружие и расходились по домам. Сухопутные силы США вошли в Багдад и другие крупные города фактически беспрепятственно. 14 апреля министр обороны Израиля Шауль Мофаз выступил с заявлением об отмене состояния повышенной боевей готовности в стране. 1 мая 2003 года президент США Д.Буш заявил о завершении военной операции в Ираке. Режим С.Хусейна был свергнут, а контроль над страной взят в руки временной оккупационной администрацией.

В среде моих верующих сограждан тогда звучали заявления, что в мае 2003 года сам Бог спас народ Израиля от нависших над ним угроз со стороны щедро стимулировавшего террор властителя Ирака. Его самого вскоре арестовали, а потворствовавший терроризму ливийский правитель Муамар Каддафи испугался участи Саддама Хусейна и заявил всему миру об отречении от террора.

В СМИ этому уделялось много внимания, и те разговоры наполнили наши сердца добрыми надеждами на воцарение прочного мира. По инициативе Раи в конце мая к нам в сад приехало много наших друзей, включая Рути и Йоава из Тель-Авива. Субботний стол необычной длины накрыли белоснежными скатертями на веранде. Честь и хвала огромной торговой сети Израиля за то, что ее полки завалены прекрасными продуктами даже в сложные времена и тем самым хозяйкам не причиняется головная боль, связанная с поисками каких бы то ни было дефицитов. Честь и хвала тем деловым людям, которые прочно удерживают в своих руках все промышленное и сельское хозяйство страны, не руководствуясь генеральными линиями враждующих правящих партий.

В подтверждение важных преимуществ, мы и выставили на стол собственноручного приготовления Раи разнообразную вкуснятину, и гости не переставали ею восхищаться. На правах хозяина радовался и я хорошему настроению забывших о недавних волнениях людей. А сама праздничная атмосфера чем-то напомнила мне застолье на веранде Гени Лейзеровны в подмосковном Подольске. Тогда, в 1953 году она, с моей бабушкой Басей, организовала званый пасхальный обед для родни вскоре после кончины правившего три десятилетия параноика Сталина, который, как известно, тоже захлебывался слюнями ненависти к евреям.

Оба исторических события разделяли ровно 50 лет. О трактовке их цикличности разными авторами я немало начитался, но в тот день у нас в саду не скрывали своего удовлетворения падением режима Саддама Хусейна. Кто же мог ему забыть десятки сброшенных на Израиль «Скадов» в первую войну и щедрое многолетнее финансирование палестинского кровавого террора.

В прозвучавшем за столом коротком израильском тосте «лехаим» выражалась радость наступившего душевного и физического облегчения. Последнее из них было связано напрямую и с укладкой в чуланы отягощавших наши плечи коробок с противогазами. За идею собраться у нас в саду на этот раз все искренне благодарили Раю, а мне и в этом факте виделась своеобразная перекличка поколений по части умения наделять людей хорошим настроением и вселять в них твердую веру в завтрашний день. Когда-то именно этим выделялась моя бабушка Бася. Сейчас это делала лучше других моя жена.

Моя видеокамера запечатлела и это событие из нашей сугубо семейной истории. Тогда же у меня возникла еще одна идея. Ее без участия Раи я бы осуществить не мог. Через несколько дней я решил ввести ее в курс дела. Для этого, в ее любимые часы утреннего ковыряния в клумбах, я незаметно поставил треногу с видеокамерой у стола, в затененном углу веранды, и принес две чашки кофе. В такое время распускающиеся в ласковых лучах солнца цветы особенно красивы.

– Откуда такой резкий запах кофе? – Спросила Рая, вспушивавшая землю на ближней клумбе.

Я попросил ее прерваться и усадил за стол, на котором стояли две чашки.

– Утро с кофе в удивительном саду родителей Рути, на втором году нашего пребывания в Израиле, не забыла? – Спросил я.

– А разве можно забыть такое чудо?
– Так я решил напомнить тебе о нем этим запахом, а заодно подчеркнуть и достижение равенства в красоте того и нашего сада. Разве это не так?

– Именно так. Но еще я благодарю Бога, что наполнил мое сердце чувством гордости за принадлежность к этой замечательной стране.

– Верно и это, – сказал я, выруливая разговор в нужном мне направлении, – но ты обрати внимание и на количество прожитых здесь лет?

– Это не трудно посчитать. Неужели юбилейная дата?

– В конце февраля исполнилось ровно тринадцать, – многозначительно уточнил я и отпил из своей чашки глоток остывавшего кофе.

– Да, своеобразная бар-мицва! – Сообразила Рая. – Только из-за иракской угрозы она выпала из нашего поля зрения.

– Я предлагаю восполнить упущение съемкой видеофильма под названием «Бармицва». На его просмотр позовем родню и друзей. Так и отметим наш непростой путь к «совершеннолетию».

– Если ты хочешь услышать мое мнение, то я не возражаю. Больше того, обещаю накрыть стол в день просмотра.

– Я и в этом не сомневался, а позвал тебя еще и для того, чтобы объявить, что съемка началась. Кстати, видеокамера уже фиксирует и этот разговор.

Вот когда и в Рае проявилась женская сущность. Она вспыхнула, словно факел, из-за того, что я ее не предупредил, и она не успела сменить рабочую одежду и привести в порядок прическу. Но вечером  того же дня мы вдвоем поехали на рейсовом автобусе снимать те места, с которых все начиналось. Это были располагавшиеся невдалеке друг от друга гостиница, квартиры – съемная и первая Портновых. Притом, вспоминая о впечатлениях тех лет, мы непрерывно менялись ролями комментатора и оператора.

Новая затея потребовала намного больше времени, чем я предполагал. За минувшие 13 лет серьезные изменения произошли не только в нашей личной жизни. До неузнаваемости расстроился наш город и вся страна. В достижение мощного рывка уже и наша семья вносила свой посильный вклад. Иногородние съемки мне пришлось приобщать к поездкам зятя и сына. В дальние микрорайоны нашего города нас возила Бэла. К тому времени она забирала из детского садика Анат, и мы приобщались к делу вчетвером. С учетом нередких замечаний воспитательницы, наша маленькая говорунья старалась соблюдать тишину в салоне автомобиля.

– Дедушка, – последовало замечание внучки в мой адрес, – ты что-то очень много разговариваешь с видеокамерой то по-русски, то на иврите.

Мне кажется, смышленая девочка тогда поняла мое разъяснение, что я снимаю отдельный фильм еще и для Кетти, в США, с которой мы могли общаться только на иврите.

Всех нас приятно удивляло умение 4-х летней внучки подмечать даже мелочи. За смышленость ее и воспитательница называла адвокатессой. Не лишенная юмора женщина умела подмечать в поведении своих подопечных разные черты. Так она представила одну из них Бэле. По традиции, в конце недели, к ним в группу приходил пообщаться с детьми белобородый раввин.

– Кто из вас, дети, отгадает, что находится в моей руке? – Однажды спросил раввин, подняв высоко над головой что-то, завернутое в бумагу.

– Конфеты! – Выкрикнул мальчик, сидевший за одним из столиков.

– Пазлы для детей! – Предположил другой мальчик после того, как раввин отрицательно покачал головой на первый ответ.

– Ну, подойди ко мне и скажи ты, девочка, – позвал раввин державшую поднятой руку Анат.

И он уже знал о ее догадливости.

– Сефер Тора! – Заявила Анат, что означало – Книга Тора.

– Умница, верно! – Подытожил раввин.

Но для Анат похвала уже не представляла интереса. Маленькая ножка девочки стояла на начищенном до блеска ботинке раввина.

– Рэбэ, а как тебе нравятся мои новые туфли? – Анат приподняла стоявшую на ботинке раввина ножку и повернула ее так, чтобы туфельку увидели все ее друзья. – Мама мне купила вчера вечером за 120 шекелей и учти – с двадцати процентной скидкой!

Жизнь обычных израильтян, которая состояла и из приятных детских забав, продолжала бег на фоне резких маневров в ее политическом эталоне. После выборов 2003 года можно было предположить, что впервые созданная Шароном правоцентристская коалиция имеет все основания для беззаботного существования на протяжении полной каденции. Несколько приутихли и террористы под впечатлением поражения Саддама Хусейна.

И тогда Ариэль Шарон предоставил полную свободу действий министру финансов Биньямину Нетаниягу в проведении экономических реформ, которые был направлены на преодоление тяжелых финансовых трудностей. Тут же последовало резкое сокращение расходов за счет уменьшения и замораживания пособий многодетным семьям, матерям-одиночкам и пенсионерам. Так претворялся в жизнь план выхода из безработицы, все еще сохранявшей катастрофические размеры. Слухи о расколе монолитной коалиции поползли после осенней Герцлийской конференции. Там глава государства Шарон выступил с программной речью, которая включала заявление о ликвидации еврейских поселений в секторе Газа и о выводе оттуда всех подразделений ЦАХАЛа в одностороннем порядке.

А, между тем безработица уже вплотную приближалась к нашим домам. В компании Бэлы сократили почти треть работников, из-за урезания институту национального страхования средств на уход за больными людьми. В основном этим занимались русскоговорящие репатриантки. Сидевшим без работы сотрудникам зятя их руководство продолжало выплачивать минимальную зарплату, чтобы сберечь лучших специалистов.

Сокращалось количество учеников в платных музыкальных учебных заведениях: у их родителей не было денег на оплату обучения. Это грозило увольнением Матвею и его коллегам. В поиске новой профессии наш сын поступает в колледж на отделение педагогов английского языка. Особое волнение вызывали газетные строки «Потерявшие работу молодые семьи рискуют оказаться не только на улице, но и в долговых тюрьмах за приостановку выплаты квартирных и прочих ссуд банкам. С 1997 по 2003 год на улицу выброшено около восьми тысяч израильских семей, прекративших выплачивать банкам ипотечные ссуды. Более семидесяти тысяч семей задерживает возврат машканты, и им грозит та же участь».

Можно ли было удивляться «помолодевшей» депрессии и иным сопутствующим ей заболеваниям, которые врачи все чаще обнаруживали у младшего поколения, рвавшегося в Израиль за лучшей жизнью. Что-то надо было предпринимать, но, к сожалению, немногие граждане видели главную причину в том, что возвращавшиеся во власть те же политики обещали нам перед выборами золотые горы. В Кнессете, они забывали о них, как только начиналась торговля за портфели министров при формировании коалиции. При другом подходе избирателей предвыборное вранье обошлось политикам намного дороже, чем всего лишь поражение на следующих выборах.

Так не потому ли Биньямин Нетаниягу, перед тем, как стать премьер-министром в мае 1996 года провозглашал: «Каждому репатрианту – работа по специальности!». Далее он даже приводил конкретные цифры: «Будут созданы 130 тысяч рабочих мест для инженеров, ученых, учителей, работников искусства и представителей других специальностей». Шимон Перес, в свою очередь, призывал не спешить покупать квартиру, потому что в Израиле никто не останется без крыши над головой при любых раскладах.

Политика, одним словом, дело тонкое, а потому немолодой и умудренный опытом глава правительства Шарон хорошо знал, что делал. Уж кто лучше него понимал, что на пути к вершине власти все средства хороши. Разве он сам не пришел к ней со щедрыми обещаниями покончить с террором? На этом фоне видятся особенно странными те избиратели, которые, идя на новые выборы, готовы повторно отдать свой голос именно тому политику, который намного больше иных их обманывал. Похоже, что это опасное явление становится у нас все более массовым, и недалек тот час, когда мы поручим управление страной, вообще, искусным кукловодам и наперсточникам.

Кстати, и это одна из причин ежегодного бегства из Израиля многих способных молодых людей. «В том и проблема, что других у нас нет». Такие слова нередко звучат и с телеэкранов перед очередными внеочередными выборами, и тогда все тех же завравшихся политиков снова выдвигают на первые места в оглашаемых списках.

Мне пришлось убедиться, что порядочных и способных людей у нас немало, в одном из актовых залов беэр-шевского университета имени Бен-Гуриона. И туда я пришел со своей видеокамерой на вечер памяти выдающегося израильского журналиста, литературоведа и переводчика Йорама Бруновского. Зал не до отказа заполнили студенты, преподаватели, приехавшие из разных городов страны актеры, журналисты и писатели.

Те из них, что поднимались на сцену, делились своими воспоминаниями, читали отрывки из наиболее удачных переводов и сочинений Йорама. Бросались в глаза скромные одежды и манера поведения людей. Каждого выступающего хотелось слушать, потому что все говорили правду. Наш Матвей зачитал любимое стихотворение Йорама из сборника стихов Анны Ахматовой. На нем была дарственная надпись Йорама. Он ее сделал восемь лет назад, когда еще приводил на занятия свою дочь.

Завершив чтение, Матвей взял в руки виолончель. Зазвучал Бах, и зрители замерли в очаровании волшебной музыкой. Их горячие аплодисменты, в заключение, являлись еще и знаком одобрения репатрианта, который на равных участвовал в мероприятии почитания культурного наследия страны.

Как быстро летит время! Как быстро взрослеют не наши дети! Весной 2004 года мы получили приглашение на торжественную церемонию принятия солдатской присяги: на верность отечеству присягала Диночка, дочка племянницы Раи из Ришон Ле Циона. Матвей привез нас на место церемониала в назначенный час. И сюда я тоже прихватил свою видеокамеру. Худенькую, стройную солдатку мы не без труда отыскали с помощью ее родителей среди сотен подобных ей девушек и парней в одинаковой воинской форме. Отдельные фрагменты отснятой церемонии я тоже приобщил к видеофильму под названием «Бармицва и отправил его копии своим друзьям.

Такой их положительной реакции я даже не ожидал. «Арнольд, – отмечал проживавший в Нью-Йорке Эдуард Штейнберг, – считай, что пол-Брайтона приходило ко мне смотреть вашу «Бармицву». Мы в восторге. Прекрасная страна, прекрасный народ. Горжусь своей принадлежностью к нему. Так и продолжайте! Я всю жизнь был неверующим, как и большинство моих здешних друзей. Но здесь мы все ходим в синагогу, чтобы помолиться за всем нам принадлежащий Израиль».

«Мое сердце переполняет гордость за Израиль и за вас, – писал проживавший в Германии Фима Фишман. – Мы смотрели вашу видеокассету всей семьей. О подобной широте общения здесь у нас мы и не мечтаем. А насколько богаче и радостней могла бы стать ваша жизнь, если бы на этом малюсеньком клочке земли удалось еще и покончить с кровавым террором».

«В моих представлениях, – писал мой сосед по житомирской даче Петр Кузьмич, – ваши южные края виделись выжженной солнцем пустыней. То, что вы показали – захватывает дух. Это как же надо любить свою страну, чтобы превращать в цветущие сады ее песчаные дюны. А вот у нас мы все еще не научились возделывать прекрасные черноземы».

Именитые соученики Раи позвонили ей из Москвы. В тот день они съехались с разных концов земли на дачу Гены Панова. После высказанных ей слов восторга, к телефону пригласили меня:

– Ну, старик, меня ты ошеломил своим видео рассказом – говорил Носик из Бремена, в прошлом член Союза писателей Белоруссии, – Горжусь всеми вами. Вы удачно впряглись в телегу новой жизни. Катитесь в верном направлении. По сообщения наших СМИ я все это представлял несколько иначе. Сегодня я твердо решил взглянуть своими глазами на то, что осталось за пределами объектива твоей любительской видеокамеры.

Разумеется, в стороне от нее осталось и не всем понятное смещение Ариэля Шарона из крайне правого фланга влево. В 2004 году Шарон официально представил план одностороннего размежевания с палестинцами, предполагавший вывод войск и всех еврейских поселений из сектора Газа, и в том же году ракетой с вертолета был убит лидер организации ХАМАС шейх Ахмед Ясин, а немногим позднее — его преемник Абдель Азиз Рантиси.

Инициированный самим Шароном опрос членов руководимой им партии дал крайне неутешительные для премьер-министра результаты. Из 99.652 членов «Ликуда», пришедших 2 мая 2004 года к урнам для голосования, «за» план А. Шарона проголосовали 39.7%, «против» – 59.5%. Так что напряженность обстановки росла, и мне оставалось лишь выслушивать отзывы о ней телекомментаторов и своих близких друзей. К счастью, Рая, как всегда, успокаивала своим неплохо работавшим клише «вот увидишь, все будет хорошо».

Света с Даником и в 2004 году приезжала к нам для «подзарядки положительными эмоциями». К тому времени два их сына с семьями неплохо преуспевали, а все они «окончательно обосновались» в Ришон Ле-Ционе. Естественно, бабушка с дедушкой сосредоточились на воспитании четверых внуков. Дедушке Данику недавно исполнилось 75 лет, но пока он их не ощущал. Вечером он разводил деток по родительским домам и приступал к самостоятельному изучению иврита, или шел на прогулку в городской парк, где его ожидали члены «организованного им русскоязычного филиала по ускорению строительства забора безопасности». Тогда многие из нас еще не прислушивались к предсказателям обстрелов Ашдода, Ашкелона и Беэр-Шеввы террористами из Газы, ракетам которых заборы не будут помехой.

В конце очередного учебного года наш внук Женя порадовал дядю Матвея неплохой игрой на классном отчетном концерте.

– Пора покупать парню солидную виолончель, – заявил пребывавший в хорошем настроении учитель. – Хороший инструмент иначе зазвучит, и все мы примем участие в его покупке.

С того дня не прошло и недели, а учитель уже вернулся с работы в отвратительном настроении:

– У нас объявили забастовку, – пробубнил он. – Завтра мои сотрудники, ученики и родители выходят на демонстрацию. Она состоится на площади, у муниципалитета.

Начало непростых времен подтвердил и мой бывший сотрудник по Полгату Семен. После того, как мы вместе пообедали семьями, я вышел проводить его и Свету за калитку. Там стояла их служебная автомашина, и Семен сказал, что с завтрашнего дня возвращает транспортное средство хозяину: две недели тому он вручил ему письмо об увольнении с работы. Причина: тепличное хозяйство стало нерентабельным в связи с выходом на европейский рынок очень дешевых цветов из стран Африки.

СМИ продолжали освещать сопротивление в Кнессете идеи премьер-министра об одностороннем выходе из Газы. С одной стороны, Шарона поддерживало большинство граждан, а, с другой, яростное сопротивление реализации его планов оказало активное меньшинство во главе с лидерами поселенческого движения. Эта же группа потребовала проведения всенародного референдума по этому вопросу. Шарон отказался и от этого требования

Очень тяжело проходило принятие госбюджета на 2005 год. И здесь главе правительства понадобилось вступить в сговор с «Яхадут ха-Тора». За этим последовало увольнение выступивших против этого министров партии Шинуй. И эти явления показывали, что главные причины многих наших проблем – в самом Кнессете. Его депутаты сами и не дают возможности привести в исполнение задуманные планы ни одному главе правительства.

Новый 2005 год мы встречали в салоне новой виллы Тихомировых. Празднование начинали с традиционного зажигания ханукальных свечей: оба праздника тогда совпали. Во дворе, да и в доме Саше предстояло выполнить своими руками еще немало отделочных работ, но его семья уже «сполна получала удовольствие от совершенно нового образа жизни. Кроме нас, за праздничным столом были еще две семьи коллег Тихомирова по маленькой строительной компании начала 90-х. Они тоже проживали в обновленных квартирах.

Сейчас за столом, после зажигания ханукальных свечей, все мы были заняты хоровым пением. Под пристальным взглядом Лили, учительницы музыки местной школы и хозяйки виллы, по совместительству, никто из нас не посмел бы схалтурить. Ведь, аккомпанируя нам на электрооргане, Лиля улавливала каждую фальшь.

Кстати, впервые с пением за субботним столом мы соприкоснулись у наших первых приятельниц Кэтти и Шушаны. Теперь они обе проживали в США. Кэтти продолжала поздравлять нас с праздниками по телефону. Из ее рассказов следовало, что и в США ей с Марком жизнь не кажется медом. Из-за невероятной дороговизны на рынке жилья супруги проживали на съемной квартире. Пока они зарабатывали мало – на перепродаже недвижимости по интернету.

Истосковавшись по Израилю, Кэтти появилась у нас приблизительно в середине сентября 2005 года. Характерных признаков верующей женщины я в ней тогда не увидел. Удивила и цель ее приезда в составе небольшой женской делегации, которая планировала «найти свой путь мирного разрешения местного многолетнего конфликта через сердца женщин из Газы». Сама идея неплохая, но нереальная, потому что к мнению женщин на той стороне никто не прислушивался.

В той поездке Кэтти также собиралась пройти профилактические проверки своего здоровья у израильских медиков, потому что не могла себе позволить того же в условиях невероятно дорогой американской медицинской страховки. Для убедительности закоренелая кошатница рассказала, что четыре месяца тому ее укусил за палец дворовой кот. Рука Кэтти к вечеру распухла, но в аптеке ей не отпустили лекарство без рецепта. Осмотр и выписка рецепта на мазь заняли у врача не более 5 минут.

Лечение Кэтти завершила на четвертый день. А вот немалые деньги за медицинскую услугу с нее будут ежемесячно удерживать до конца года. Тем самым Кэтти поставила маленький Израиль впереди всесильной Америки в этой исключительно важной стороне жизни. Я мог бы назвать еще немало преимуществ моей страны, но у подлинных патриотов принято больше говорить о проблемах, которых у нас, к сожалению, тоже немало.

Представлю часть из них посредством газетной статьей «Социальное неравенство в цифрах». В ней отмечалось, что средний ежемесячный доход израильской состоятельной семьи в непростом для страны 2003 году составлял 41835 шекелей. В то самое время доход семьи социально слабой составил 3108 шекелей. Несложное арифметическое действие показывает разницу в 14 раз!
В числе острых проблем того периода назывались останавливавшие жизнь страны забастовки профсоюзного движения Гистадрут, которые причинили экономике страны ущерб оцениваемый 7 миллиардами шекелей. Почувствовав слабину власти, подняли головы мафиозные структуры. Их внутренние разборки по своей опасности для окружающих не уступали палестинскому террору. Чтобы обуздать мафию, пришлось серьезно перетрясти полицию, отдельные служащие которой подозревались в сговоре с нарушителями правопорядка.

Нередко под следствием у нас оказываются депутаты Кнессета, министры и даже главы правительств. Вероятно, так и будет продолжаться, пока в самом Кнессете большинство решений принимается на основе финансовых сделок и уступок мелким секторальным партиям. Их огромное влияние позволяет им, как торпедировать принятие важнейших решений правительства, так и низвергать его задолго до установленных сроков. По этой причине дорогие внеочередные выборы уже проходят через каждые два с половиной года, вместо четырех.

Так СМИ представляли внутренние проблемы Израиля на стыке ХХ и ХХl веков. Справедливости ради замечу, что немало из них, главным образом, экономических, благополучно разрешаются на тех или иных этапах. Мы могли бы сами освободиться и от неуправляемости Кнессета, если бы на очередных выборах отдали свой голос одной из двух-трех крупных партий, как это делают избиратели Англии, США и других цивилизованных государств. Разумное разрешение прочих проблем я, как и многие, связываю с принятием Конституции страны.

Глава 9

В последних числах июля 2005 года мы получили традиционное приглашение сына в поездку на север страны. По рекомендации Рутички мы заказали домик в кибуце Парод, более известные ориентиры – города Кармиэль и Тверия (приблизительно между ними). Собрались быстро и отправились по новому скоростному шоссе, разумеется, с моей видеокамерой. И после Тель-Авива, за красочно оформленными обочинами, были видны идеально ухоженные плантации, перелески и населенные пункты.

– А это еще, что такое справа? – Спрашиваю я Матвея, указывая на очень высокий бетонный забор.

– Так это и есть тот самый забор безопасности, за ускорение строительства которого сражается твой друг Даник.

Высоким бетонным забором пришлось оградить террористов, превративших в осиное гнездо арабские селения Тулькарем и Калькилию. Большей частью отсюда смертники, надев на себя начиненные взрывчаткой пояса, отправлялись в наши мирные города. Чаще других в последнее время от взрывов страдали жители находящегося неподалеку города Нетания, что и подтолкнуло к возвращению в Москву Галю с Мариной. Сооружение забора безопасности вызвало вопли недовольства, оказавшихся за ним дикарей. Жертвами их обстрелов становилось немало проезжавших здесь ранее мирных израильтян. В интересных беседах о прожитом и будущем мы миновали три из пяти климатических поясов нашей очень маленькой страны.

После полудня мы оказались в месте назначения. Здесь нас в считанные минуты поселили в двухкомнатный номер сборного домика, на длинных сваях. Его деревянная веранда выходила шестью ступеньками на большой, поросший благородной травой двор. Вокруг было немало таких же домиков на 2 семьи, и они располагались группами в разных уровнях красивой холмистой местности.

Перед каждой верандой – стол со скамьями и мангал для любителей самостоятельного приготовления мяса на открытом огне. У нескольких домиков по соседству уже потрескивали раскаленные угли, и струился дымок с характерным запахом. Метрах в 40 от нас ветки развесистого грецкого ореха были усеяны плодами величиной с куриное яйцо.

За дальней стеной дома распростерлась глубокая долина с виноградниками, садами и овощными плантациями, за ними – величественные горы древней Галилеи, покрытые зеленью задумчивых лесов. Оттуда дул приятный ветерок, признак завершения на жаркого дня. В домике – простая, но очень удобная мебель. Кровати застланы белоснежным постельным бельем. В комнате Матвея, под прикрепленным к стене телевизором, занимала треть стола большая плетеная корзина с дынями, грушами, персиками, сливами, яблоками и гроздьями пальчикового винограда сказочной красоты. О вкусе фруктов и ягод словами не рассказать.

Мы отдыхали мало, и вскоре отправились в город Цфат, который расположился на высоте 3000 футов над уровнем моря. В иудаизме его считают одним из четырех святых древних городов. В средневековье здесь возникала Кабала, оккультная интерпретация Библии. В наши дни здесь проживают представители самых разнообразных течений иудаизма, которые продолжают верить в историческую значимость и загадочность этого места.

Новая машина Матвея легко бежит в гору, и мы успеваем к ритуалу субботнего шествия разодетых горожан в синагоги. Мы представляем ту немалую часть общества, которая предпочитает и в такие дни отдых с пешеходными прогулками. Вот почему мы и не заметили, как буквально пролетели два с половиной часа хождений по древнему Еврейскому кварталу. На узких гористых улочках, ты просто тонешь в мыслях о славной истории городка, начиная с культурного и экономического расцвета эпохи «Золотого века» и кончая героической обороной города его жителями в Войне за Независимость, выстоявшими в боях вплоть до его освобождения силами Пальмаха.

Главные синагоги здесь связаны с именами основоположников сокровенных учений иудаизма. Так, Синагога Бейт Кнесет «Маран Йосеф Каро» посвящена рабби Йосефу Каро (1488 – 1575), автору прославленного труда по Галахе «Шулхан Арух», являющегося сводом еврейских религиозных законов.

Утро следующего дня начиналось со знакомства с немалым поселком кибуца. По его извилистым, не очень ухоженным улочкам мы спустились к большому открытому бассейну. По пути в столовую один из скверов привлек внимание заброшенным и давно некрашеным оборудованием детской игровой площадки – в моих глазах, несвойственная для израильтян бесхозяйственность. Завтракали в большом, почти пустом зале столовой с традиционным «шведским столом».

– Вам здесь было всего достаточно? – Спросил нас у выхода приятно улыбавшийся распорядитель.

– Более чем достаточно, – ответил я, – а поблагодарить вас особенно хочется за корзину с очень вкусными фруктами. Неужели все это выращивают в вашем хозяйстве?

– Выращиваются здесь, – ответил распорядитель, – А вот поблагодарить за них вам следует Рути из Тель-Авива. Это она лично заказала для вас такой сюрприз.

После завтрака мы поехали  сторону Кармиэля. В этом направлении есть немало оригинальных парков и музеев. По совету Рути мы начинаем с экзотического горного питомника по выращиванию пищевых пряностей. Здесь, после продолжительного подъема, мы останавливаемся на небольшом плато. Жилые дома, под красной черепицей, особенно ухожены. В их крошечных дворах, врезанных в крутые горные склоны, на учете каждый сантиметр.

От стоянки для туристических автобусов проходим пешком на территорию питомника. У входа небольшое красивое здание кафе. Минуем его и оказываемся на плантациях экзотических пряностей. Их так много, и их запахи настолько резки, что у меня начинает кружиться голова. Еще больше впечатляет фруктовый сад, с плантациями груш, слив, черешен и яблонь. Все они росли на отвоеванных у горы террасах, обрамленных асфальтированными дорожками.

По ним свободно курсировала малогабаритная сельхозтехника, для доставки удобрений и уборки урожая, потому что канули в вечность времена тяжелого физического труда. Здесь продумана каждая мелочь, включая затененные скамьи для передышки туристов, которые сотнями приезжают сюда для обозрения необычной красоты. Отсюда не хочется уходить, и ты ловишь себя на мысли, что не можешь покинуть щит с подробным описанием очередного растения.

О том, что все же пришло время закругляться, напомнило чувство голода, и Матвей связался по мобильному телефону с Рути. По ее совету мы едем обедать в арабский ресторан «Абухасан», который находится у перекрестка Амиат, в 40 минутах езды от нас. Поесть можно было бы и ближе, но о потраченном времени мы не пожалели, когда с удовольствием уплетали цыпленка с лепешками и многочисленными сырыми и вареными овощами. Уходя из немаленького, обвешанного коврами зала, мы увидели, что, за десятками его столов сидели в основном евреи. Рая подчеркнула эту деталь вслух, как и то, что ей пришлась по душе вкусная еда и доброжелательность обслуживающего персонала.

– Недавно я читала, – заметила она, – что были времена, когда арабы с евреями дружелюбно проживали на протяжении многих столетий. Кому и с какой целью понадобились кровавые интифады последних лет?

– Ясно, тем, – бросил на ходу Матвей, – что очень захотели увидеть себя в президентском кресле, окруженном лакеями и пособниками.

А новый телефонный звонок Рути уже направлял нас к очередной местной жемчужине – заповеднику птиц на Кинерете. Долина Хулы занимает второе место в мире после озер Панамского канала, по количеству останавливающихся на отдых перелетных птиц. Более трехсот разновидностей: пеликаны, утки, аисты, фламинго, бакланы, морские орлы, цапли и журавли считают Долину Хулы своим вторым домом.

Работники заповедника обнаружили, что некоторые стаи, достигнув Хулы «и вкусив местной кукурузы» решают, что это и есть Африка и остаются зимовать прямо здесь. В заповеднике Хула также обитают буйволы, кабаны, выдры, дикие коты, ондатры и множество мелких животных. К сожалению, мы приехали в этот уголок к часам его закрытия, и на его просторы нам пришлось посмотреть только через широкие, сваренные из металлических стержней, ворота.

Возвращаться в Парод было еще рано, и я предложил Матвею направиться в Кирьят-Шмона. Маленький городок расположился у ливано-израильской границы. Террористы Хизбаллы ее годами ожесточенно обстреливали минометными снарядами «Катюша», до вывода Эхудом Бараком войск ЦАХАЛа из юга Ливана в 2000 году. Отважные жители форпоста выстояли, хотя нередко им приходилось неделями не выходить из бомбоубежищ. В вечер нашего приезда улицы городка порадовали массовыми гуляниями и дружелюбными беседами на скамейках зеленых скверов. О, как не хотелось верить слухам, что годы долгожданной тишины террористы Насралы использовали для того, чтобы упрятать в подземные бункеры тысячи ракет, намного более грозных, чем «Катюши».

Принятый в Израиле короткий отдых в три-четыре дня пролетел незаметно. Последний завтрак нам доставили прямо в домик. Он был обильным и вкусным, а доставивший его распорядитель был на редкость приветливым. Поблагодарив его, я не удержался от вопроса – не связана ли запущенность детской площадки с типичным бегством молодежи в город. Оказалось, что я как в воду смотрел. Больше того, кибуц не выдержал конкуренции с частными фермерами и разорился.
А еще в этом просматривалось лишение государственной поддержки в связи со сменой правящей партии во власти. Хозяйство этого кибуца два года тому приватизировала группа местных активистов. Большую часть его жилого фонда они преобразовали в зону отдыха. В руки частников передали и сельскохозяйственные угодья. Для погашения миллионных долгов его новым хозяевам пришлось воспользоваться немалыми банковскими ссудами. Их значительная часть уже погашена. До запущенного сквера и прочих мелочей руки пока не дошли.

В пути домой, я обратил внимание на один из придорожных указателей:

– До Афулы всего 36 километров! – Вырвалось у меня. – Не знал, что будем проезжать по этому маршруту.

– А кто у тебя есть еще и здесь? – Спросил Матвей, как мне показалось, с некоторым подвохом.

– Илья Кричевский, – ответил я и приготовился к подковырке типа «Не мог расселить всех своих друзей и родственников на соседних улицах».

– Илья? – Переспросил Матвей. – Так бы сразу и сказал. Это, знаешь ли, не просто знакомый или сотрудник. В годы моего детства вы были большими друзьями. Сейчас и заедем к нему хотя бы на пару часов.

– Им хватит и получаса: они часами сидят на телефонной линии по субботам, – Рая решила поддержать меня таким способом.

По части «сидения на телефонной линии» жена не преувеличивала. С Ильей у меня всегда было, о чем поговорить. Женился он к 40 годам, а после этого полностью окунулся в воспитание единственного сына. О нем и сейчас мы говорили больше всего. Из-за проблем со здоровьем Илья не занимал высоких должностей, но в Житомире, с начала внедрения компьютерной техники в промышленность, считался крепким программистом. Это Илья в 1992 году написал мне, что для срочной операции жены ему недоставало тысячи долларов.

В связи с ее заболеванием они отпустили после 8 класса сына в Израиль «по линии репатриации молодежи». Родители сумели переехать к нему только в 2000 году. И тогда немолодой отец сразу включился в подготовку сына к сдаче психометрического теста на поступление в высшее учебное заведение. Набранных Яшей баллов оказалось достаточно для факультета программирования престижного Хайфского университета.

В доме Кричевских тогда и радовались и волновались, потому что врачи обнаружили у Яши серьезное расстройство нервной систем. Молодому человеку приходилось надолго прерывать обучение в периоды курсов интенсивного лечения. А папа и здесь пригнул небо к земле. Он добивается консультаций для сына у лучших местных специалистов, а в интернете вышел на труды врача, который сам многие годы успешно борется с такой болезнью и не оставляет свою работу в солидной клинике. Илья не только довел до финиша обучение сына. Он еще и подобрал ему настолько важную тему для дипломного проекта, что сразу после его защиты, солидная международная компания пригласила его на работу. Там молодой инженер сдал экзамен по вождению и получил служебный автомобиль.

Семья моего товарища радушно принимала нас в съемной квартире, на последнем 8 этаже. После затянувшихся разговоров мы чуть ли не бегом осматривали недавно купленную новую мебель, крутой компьютер Якова и толстый альбом привезенных из Житомира фотографий. Два часа оживленного общения пролетели так быстро, что мы почти не прикоснулись к поданному чаю со сладостями. В пути мы продолжали радоваться приятной встрече.

– Молодец Яша, – заметила Рая, – хорошо, что он своевременно уехал из Житомира. Там бы ему, конечно, не предоставили такие условия для окончания института, не говоря, о престижном месте работы.

– Молодец Илья, настоящий идише папа – подытожил Матвей.

События в Израиле, связанные с приближением второй половины августа 2005 года – срока объявленного одностороннего размежевания, напоминали оранжевую революцию на Украине. Его противники ходили в оранжевых майках и привязывали такого же цвета ленты к своим автомобилям. Забастовкам не было конца, но глава правительства А. Шарон не отступал от принятого решения, в чем его поддерживало немало граждан.

Волнующие картины яростного сопротивления размежеванию телевидение транслировало в прямом эфире. Не желавших оставлять свои дома поселенцев сломали посредством усиленной полиции. Противившаяся этому группа ликудников во главе с Биньямином Нетаниягу потребовала досрочных перевыборов главы партии, но на стороне Шарона оказалось большинство членов Центра. И тогда противники в Кнессете стали голосовать против решений Шарона, связанных с назначениями новых министров. В то время возглавивший партию Авода Амир Перец объявил о выходе его партии из коалиции.

В сложнейшей обстановке Шарон выходит из Ликуда и создает новую партию Кадима. Политика Шарона, направленная на продолжение размежевания, на основе американской программы «Дорожная карта», находит активную поддержку в обществе. В Кнессете принимается решение о проведении выборов 28 марта 2006 года.

Захлестываемый непрерывными проблемами Израиль характерен еще и тем, что при самом высоком накале политических страстей между его ведущими лидерами, простые люди продолжают жить своими повседневными делами.
Я в то лето запланировал обновить свою видеокамеру, и сам Йоав мне помог подобрать более современную модель. У зятя Дмитрия учащались заграничные служебные поездки в разные страны. Он радовался возможности пополнять профессиональный опыт и одновременно нервничал, когда его идеи не сразу находили поддержку у начальства. После его возвращения из Китая, в позу встала еще и Бэла:

– Пришла пора, – заявила она на полном серьезе, – и мне выехать куда-то подальше нашего Эйлата. Захотелось отпуска, длинней трехдневного «соф шавуа», как здесь называют конец недели.

Портнов жене не возразил, но, когда они разговорились, куда, же отправиться, то у Бэлы оказалось единственное желание – поехать на родину в Житомир, чтобы пообщаться со школьными подругами и сотрудницами. К тому времени у меня уже была новая видеокамера. Конечно, я вручил ее Портновыми и попросил отснять как можно больше материалов о небезразличном и мне городе.

Полных десять дней их пребывания в Житомире пролетели, как один день. Начинать отдых пришлось с непредвиденной покупки двух пальто. Отвыкших от холода израильтян испугал первый морозец, а к тому же, им понравились элегантные обновки местного производства. Своим цветом пальто Бэлы удачно гармонировало с золотой осенью, и мне казалось, что я шагал рядом с ней по шуршащему ковру из опавших листьев и жадно вдыхал их неповторимый запах.

И вот я просматриваю съемки, сделанные в доме моего сотрудника Юрия. Его добрая улыбка повторяется во взгляде маленькой внучки Юльки, которая буквально приросла к коленям дедушки, потому что не понимала, почему прямо на нее направил видеокамеру незнакомый дядя. В Житомире я никогда не заходил в дом Юрия, а сейчас не мог оторвать взгляд от карликовых тропических деревьев и его немаленькой домашней библиотеки.

Из нашей переписки я знал, что недавно она пополнилась редкими изданиями Тараса Шевченко и Шолом-Алейхема, которые ему случайно удалось найти у букиниста. Сейчас он «отбивает ноги» в поисках повести «Билет до станции Юность», потому что влюбился в ее автора Наума Циписа. Желание пожать ему руку и сказать: «Спасибо за неугасимую любовь к земле, на которой вы родились», породил короткий отрывок из повести в местной газете.

Новые ощущения от того, что я вспомнил, увидел и услышал, захлестнули меня так, что Житомир и мне стал сниться каждую ночь. В Израиле это возникло впервые, и я вспомнил пенсионеров из Тель-Авива Шмуэля и Хану – первых израильтян, с которыми мы познакомились в аэропорту Будапешта в 1990году. На склоне лет их тоже потянуло в Венгрию – в места незабвенного детства.

А в реальности все еще не был оторван последний лист календаря 2005 года. СМИ и его называли годом бедствий, с учетом урагана «Катрина», который фактически разрушил Новый Орлеан в США. От разрушительного землетрясения силой 7,6 балла по шкале Рихтера погибли в Пакистане более 73 тысяч человек, в Индии – около полутора тысяч. Несколько десятков тысяч человек получили травмы, без крова осталось около 3 миллионов семей.

Своеобразные бури продолжали сотрясать жизнь израильтян. Полиция расследовала серьезные нарушения, в чем подозревались самые крупные государственные чиновники, включая главу правительства. СМИ смаковали результаты опросов общественного мнения, один из которых показывал, что почти 90 процентов израильтян недовольны системой власти в стране.

Вместе с тем, Шарону симпатизировало немало граждан. Новой партии Кадима под его руководством, после объявления о проведении выборов в Кнессет, итоги опросов сулили убедительную победу с 45-47 мандатами. Совершенно неожиданно в конце декабря 2005 года Шарона доставили в больницу с признаками микро инсульта. Вскоре он приступил к исполнению своих обязанностей, но после инсульта, который повторился 4 января, глава правительства впал в глубокую кому.

Еще вчера готовые отдать ему свои голоса избиратели серьезно задумались. В нашем доме тоже возникло много вопросов, но мы уже привыкли к тому, что в день выборов каждый и нас придерживался своей точки зрения. Это не мешало всем нам выглядеть вполне «монолитным коллективом» в день моего 70-летия в начале января 2006 года. Утром, вслед за вручением Раей традиционных цветов, я принимал поздравление по телефону от Юрия Пасечника.

– Арнольд Мотылевич, а мою бандероль вы получили? – Спросил Юрий после каскада наилучших пожеланий. – Теперь ведь у меня есть и видеомагнитофон, и видеокамера.

В доставленной с маленьким опозданием бандероли оказались поздравительная адресная папка руководства фабрики и кассета отснятая Пасечником. Подмеченные им лучшие виды города еще больше укрепляли мое решение о необходимости встречи с ним и теми его жителями, что нас еще не забыли.

А вечером, за столом, собрались родственники и самые близкие друзья. Как и во многих других обычных домах, прозвучали слова, которые произносят в адрес юбиляров. А вот к области явлений, для меня совершенно необычных, отношу появление Матвея с виолончелью в руках. В то же время Саша и Дмитрий быстро установили концертный электроорган.

На протяжении получаса виолончель то рыдала, то радовалась человеческим голосом. Сыну аккомпанировала Фиронька, неизменная соучастница его последних концертов. В те минуты мне казалось, что я вознесся на небо и оттуда, боясь пропустить даже один звук, веду наблюдение за исполнителями и загипнотизированными волшебной музыкой гостями. Лишь шквал аплодисментов, грянувший после последнего аккорда, вернул меня на землю, чтобы горячо пожать руки исполнителям. А если к этому прибавить все, что я в тот день увидел и услышал от не забывавших меня сотрудников в видеокассете Пасечника, то лучший подарок в такой день рождения я даже не мог представить.

Утром 8 марта того же года неожиданному сюрпризу радовалась Рая. К нам в гости из Киева во второй раз приехала Галина. На этот раз в центре наших разговоров были события свершенной недавно на Украине оранжевой революции. Наш интерес к ней подогревался еще тем, что в числе ее организаторов был Андрей Гончаренко, 44-летний сын Галины. Из дальнейшего освещения подробностей, выяснилось, что сейчас Андрей с женой уже больше недели отдыхает в одной из гостиниц на Мертвом море.

Это он организовал и этот приезд Гали со встречей в аэропорту представителем туристической компании. Он же поселил ее в гостиницу, отвез в частную клинику на прием к офтальмологу, а к девяти утра следующего дня доставил Галину к нам. По самому уровню обслуживания было нетрудно догадаться и том, что Андрей относился не к тем «революционерам», что ночевали в палаточном городке на Майдане. Подтвердить мою догадливость помогла немалая пачка свежих украинских газет.

– Захочешь, посмотришь, – сказала гостья, – чтобы получить представление о современной Украине, да и о нас в ней.

Пока школьные подруги продолжали обмениваться новостями, я перелистывал страницы свежей украинской прессы. В газете «Украинская правда» мое внимание привлек заголовок страницы «Орбиты олигархов-2006». Там было 17 портретов тех из них, что получили наибольшую поддержку в разных регионах. Под портретом Андрея Гончаренко стоял № 11. Из примечания следовало, что «нумерация является всего лишь условным обозначением, а не рейтингом».

Еще после первого приезда нашей приятельницы я понял, что ее талантливый сын находился в самой гуще политической жизни новой Украины. Мы с Раей сразу позвонили Андрею и просто пригласили его с женой на обед. Мы ведь его знали с пеленок, а время езды с Мертвого моря до Беэр-Шевы не превышало одного часа. Пару часов спустя у нас появились Гончаренки и наша Бэла с Дмитрием. Им мы позвонили тоже, и они даже раньше ушли с работы. Находившемуся в тот день далеко в Тель-Авиве Матвею звонить было бесполезно.

На улице в тот день было прохладно, и стол пришлось накрыть в гостиной еще и потому, что Лариса, жена Андрея, была одета в легкое шелковое платьице. В нем она выглядела девочкой рядом с коренастым мужчиной, разговаривавшим трескучим басом. Ни спортивная выправка, ни короткая, еще густая стрижка «ежик» Андрея, не могли сполна затушевать 20-летнюю разницу в их возрасте. Вместе с тем, признаков робости третья жена Андрея не проявляла. Полную раскованность невестки свекровь объясняла тем, что только она родила за 4 года ее сыну трех долгожданных мальчиков. В двух предыдущих браках детей у Андрея не было, и даже ходили слухи, что в том его вина.

Сейчас за столом он был в прекрасном настроении. Андрей с шутками он наполнил свой бокал сухим вином и высоко поднял его с возгласом: «Лехаим!». После очередного бокала вина последовали анекдоты и вызывавшие улыбку воспоминания мамы и сына о совместно проводимых ими избирательных компаниях. Предложенная мной бутылка коньяка Hennessy расслабила всех еще больше. К чести Андрея, он не злоупотреблял большими дозами спиртного, как это бывало у его недавно скончавшегося отца.

Ему-то и были посвящены дальнейшие воспоминания. Особенно смешным оказался рассказ Ларисы о прошлогоднем дне рождения Андрея. На его летнюю усадьбу тогда приехали министры, банкиры, прочие влиятельные люди из руководства страны. Прибыли и почтенные родители виновника торжества. За столом папа выпил больше обычного и потому не только много говорил, но и слишком часто приглашал на танцы богато разодетых жен высокопоставленных чиновников.

Спотыкаясь, он наступал на шлейфы их вечерних платьев и дорогую обувь. Женщинам, к тому же, приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удержать терявшего равновесие немолодого партнера. На просьбы дам, умерить пыл, он не реагировал, и тогда его призвал к порядку один из самых приближенных к президенту министров. Виктор усмотрел унижающую грубость в поведении министра и потому вышел на середину танцевального зала, когда музыканты оркестра поднялись на перекур.

– Послушай-ка теперь, господин, что скажу тебе я! – Крикнул Виктор в сторону обидевшего его госчиновника.

В те минуты он что-то живо рассказывал окружившим его мужчинам и женщинам. Среди слушателей была и Лариса. На окрик Виктора и она, заодно со всеми, притихла и повернулась в его сторону.

– Тебе ли, президентскому угоднику, поучать меня хорошим манерам? – Бывший учитель продолжал свою осудительную речь, словно на показательном уроке, и слова «отъявленный жлоб» были в ней далеко не самыми резкими. Веселье явно выходило за общепринятые рамки приличия, и кто-то из гостей прибежал к имениннику, в соседнюю комнату:

– Папу надо увозить домой! – Взмолился гость.

За нашим столом все, кроме Раи, рассмеялись.

– И чем же все кончилось? – Спросила она, взволнованная воображаемой картиной.
– А ничем. Просто было принято решение впредь на подобные торжества приглашать родню и сотрудников раздельно, – ответила Лариса вместо мужа, который наливал в свой фужер апельсиновый сок. Тогда же открылась входная дверь нашего дома. В ней показался таксист, который доставил к нам веселую супружескую пару с Мертвого моря. Я посмотрел на часы, и мне оставалось только пожалеть, что так быстро пролетели заранее обусловленные Андреем три часа.

– Все остальное о наших буднях вам доскажет моя мама, – сказал так неожиданно появившийся в нашем доме министр правительства Украины.

Я заметил и в этот приезд Галины, что вера в Бога стала неотъемлемой частью ее жизни. Это стало характерной чертой многих граждан бывшего Союза ССР, которые ранее веровали только в компартию и обещанное ею светлое будущее. На следующий день мы отправились с гостьей за компанию в святой Иерусалим. Чтобы сделать поездку, как можно интересней, Галина пригласила частного экскурсовода со своей машиной. В ходе экскурсии и мы услышали много нового и интересного для себя самых. Чего стоил только захватывающий рассказ о выведенных в условиях местного климата высокоурожайных сортах низкорослой пшеницы.

В Иерусалиме все начиналось с посещения Стены плача. Перед тем, как пройти на территорию ее мужской и женской части, мы написали Господу свои прошения и покрыли головы кипами и платками. В щелях самой стены, между огромными камнями, были тысячи записок, и надо было хорошо поискать место, чтобы приткнуть свою бумажку. Когда мы уходили, я, в какой раз, подумал о силе веры и наивности просителей.

Далее мы сопроводили гостью в храм Гроба Господня. До этого в одной из лавок Галя купила 33 парафиновые свечи, по количеству земных лет Христа. Чтобы припалить их благодатным огнем, а также освятить на камне помазания в Храме Гроба Господня, Гале и нам пришлось выстоять в очереди около 3-х часов. Перед пасхой сюда приезжают тысячи верующих с разных концов земли, а в тот день еще и состоялся церемониал приема руководства греческой католической церкви. Я уверен, что если бы потребовалось, Галя не пожалела бы и больше времени, чтобы, вернувшись в Киев, вручить оригинальный подарок самым близким ей людям.

В Беэр-Шеву мы возвращались при свете электрических фонарей. В долгой дороге все уже было обговорено. Молчали. Я думал о терпимости и взаимном уважении обыкновенных людей самых разных национальностей и вероисповеданий. Снова вспомнились мои добрые отношения с башкирами, казахами, поляками, русскими, украинцами и татарами в моем советском прошлом. А разве на заводе в Кирьят-Гате я не пришел, в конце концов, к полному взаимопониманию с палестинцами Набилем и Ясиром? Так чего же не хватает политическим лидерам с той или другой стороны? Не терпения ли, чтобы внимательно выслушать друг друга?

А Андрей не ошибся в том, что остававшаяся у нас мама расскажет нам еще немало подробностей из их «всякого полной жизни». Чаще всего Галя возвращалась к нелегкому пути «восхождения на олимп» самого Андрея. Все у него начиналось заодно с горбачевской перестройкой. Тогда, спрятав в ящик диплом инженера с отличием, Андрей принял решение идти в бизнес. Начинал с контейнеров с губной помадой и махровыми простынями. Постепенно в ассортимент вошли персональные компьютеры, автомобили «Жигули», «Москвич», иномарки.

Благодаря хорошим друзьям, последовало приглашение в компанию инициаторов реформирования энергетического рынка Украины. Он взошел и на пост губернатора одной из крупных промышленных областей. А дальше он не нашел общего языка с президентом Л.Кучмой, и ему пришлось надолго оставить большую политику. Андрей вернется в нее лишь в итоге победы оранжевой революции в начале 2005 года, с приходом на пост президента В.Ющенко.

Сейчас Андрей оставался в рядах политиков, которые поддержат Ющенко на выборах в Раду 26 марта 2006 года. Соответственно представлениям Андрея, несмотря на падение популярности президента, в той обстановке лишь его дальнейшее пребывание у власти могло обеспечить свободу в развитии частной инициативы, с привлечением капитала богатейших людей мира.

А у большинства обыкновенных граждан Украины, которые поверили в результативность оранжевой революции, оптимизма оставалось все меньше и меньше. Незадолго до появления в нашем доме Андрея я получил несколько писем от своих товарищей из Житомира. Мой сосед по даче, инвалид отечественной войны Петр Швыдкой в своем письме отмечал, что «бывшие партийные чиновники перекрасились и проникли во все звенья власти. Пользуясь новым служебным положением, они погрязли в воровстве, взяточничестве и обмане. Они довели до полного развала небогатую страну а ее народ – до постыдной нищеты». От предстоявших парламентских выборов Швыдкой не ждал ничего хорошего.

Юрий Пасечник тоже писал, что «год, прошедший со дня выборов президента В.Ющенко, принес одно разочарование. Это его окружение отстранило от дела правительство во главе с Ю.Тимошенко за то, что она взялась за регулирование цен на бензин, мясо и сахар». Нынешнее отношение Пасечника и его окружения к деятельности президента Ющенко отражала присланная им вырезка из газеты в стихах на украинском языке (к сожалению, фамилия автора оказалась отрезанной):

Триста гривень зарплаты.
Йде достаток до хаты,
В мiстi ти чи в селi.
Триста гривень зарплати-
В хатi дiти малi.
Ну, хiба не багато?
Ти-буржуй на весь свiт.
Триса гривень зарплати,
А тобi-тридцать лiт.
Якщо вийдеш iз хати
I зайдеш в магазин,
Триста гривень зарплати-
Це на кiлька хвилин.
Ти не можеш придбати,
Що бажае душа.
Триста гривень зарплати-
Завтра вже нi гроша.
Друже Вiкторе, брате!
Час минае з витяг.
Триста гривень зарплати-
Це невже для життя?
Як на ноги нам встати
I продовжити рiд?
Триста гривень зарплати-
Наче в пазуху лiд.
Страшно навiть вмирати:
Не провiдае пiп.
Триста гривень зарплати-
Ледь припорпаний грiб.
Iдем долi шукати
По европам ми скрiзь,
Наче дуля пiд нiс.

Появление в Израиле других наших приятелей из-за границы в 2006 году я связываю с влиянием моих видеописем. Вскоре после Галины к нам заехал наш бывший главный энергетик Литвак. С ним мы просидели около 3-х часов за разговорами – «так стоит ли сюда подаваться в возрасте 55+?». О достигнутом мной уровне жизни Литвак отозвался положительно. В собственной перспективе его смущал только один вопрос – сумеет ли он здесь обойтись без своего старого «Запорожца»? Я не уговаривал бывшего сотрудника потому, что человек должен сам принимать такие судьбоносные решения.

Спустя месяца полтора, в Израиле появилась моя житомирская сотрудница Роза Вайсберг. Там до 1990 года она возглавляла службы контроля качества и сбыта готовой продукции. Ее непростая работа требовала и оперативного мышления и умения контактировать с капризными оптовыми покупателями. Розе это удавалось, и не будь в ее паспорте «пятой графы», возможно, ей бы доверили и руководство одной из фабрик,

Это Роза в день моего отъезда в Израиль выпросила на базе «Одежда» полдюжины пакистанских рубах и принесла их мне прямо к поезду. Вряд ли бы она в тот день так не заискивала бы перед высокомерными работниками базы дефицитов, если бы знала, что такими рубахами в Израиле завалены прилавки самых дешевых магазинов, потому что в жарком климате полиэстер не пригоден для носки. После моего отъезда Вайсберг проработала еще около 10 лет в составе аппарата управления удачно реанимированного головного предприятия. Выйдя на пенсию, она выехала на постоянное место жительства в Нью-Йорк с семьями 2-х сыновей.

Оказавшись в Израиле, Роза не могла не зайти в дом Хозенов, которые с самого начала так хорошо отзывались об этой стране. За столом и с этой гостьей мы открыли бутылку сухого «Каберне», потому что в тостах лучше всего представляется и прошлое, и настоящее, а уж у Розы было, что вспомнить. С учетом возраста мы, разумеется, больше говорили, чем ели и пили, потому что остерегались прыжков давления и других проблем здоровья, обострение которых мы сдерживаем немалым числом лекарственных препаратов.

А Роза и в самом деле не сомневалась, что благодаря немалому мешку таблеток, она была способна совершать по две-три заграничных поездки в год. В незабываемом и для нее Житомире она побывала перед этим приездом, и мы уже который час выслушивали ее рассказы о наших общих сотрудниках, большинство из которых являлись женщинами. Меня это очень впечатлило, и я зачитал гостье отрывок из написанных мной в Израиле воспоминаний о нашем трудовом коллективе:

Не знал я женщин благородней,
Богини, без излишних слов,
Пред ними шляпу и сегодня
Снять с трепетом в душе готов.

Розалья, Эдви, Валентина,
Все чаще видятся во снах,
Березка стройная Галина –
Запутаешься в именах.

Все – сестры мне, мужчины – братья,
Могу ли не сестрой считать
Кнопульку Веру, что в объятьях
Мы все боялись потерять.

Мне в память ветров дуновенья
Картины тех времен несут,
Свежи их краски, откровенья,
Чисты, как капельки в росу.

Наши затянувшиеся разговоры прервал телефонный звонок подруги детства Розы, проживавшей в Беэр-Шеве. К ней наша гостья должна была уезжать на ночлег, и та уже волновалась, учитывая позднее время. Пришлось поспешно вызывать такси. И как же я хохотал, когда Роза вернулась минут через двадцать, так и не доехав до места назначения.

– Забыла на диване свою «кислородную подушку» – сумочку с лекарствами! – Объявила она. – В такой обстановке забудешь, что с тобой делается, вообще. Еще раз спасибо за все. Я давно так приятно не проводила время.

После этого нам позвонила Света из Ришон ле-Циона:

– Вы знаете, с кем мы сейчас к вам выезжаем?! – Кричала она не своим голосом от радости. – Везем приехавшего из Бремена Наума Носика. Этот зазнавшийся писатель уже 12 дней собирает материал в разных городах Израиля, а для встречи с нами оставил только сутки. И это с учетом того, что мы не виделись 20 лет!

В нашем распоряжении оставалось немногим более часа, но и этого Рае вполне хватило, чтобы накрыть достойный такого гостя стол.

– Разве это проблема, – приговаривала она, – когда в твоем распоряжении огромный холодильник с продуктами и «прекрасный инструментарий» для их приготовления.

Хотя густая шевелюра Носика совсем побелела, сам он держался явно неплохо: прямая осанка, еще не потух блеск голубых глаз. Так что дай, Бог, здоровья дорогому гостю! С похожего набора слов я и произнес тогда свой тост хозяина дома.

– Да ты о чем? – широко улыбнулся Наум и сделал глоток «Кабернэ». – Меня немцы семь лет тому назад вытащили буквально с того света: сердце потребовало немедленной операции.

И мы услышали, как в Минске друзья по перу срочно познакомили Наума с молодой немецкой журналисткой. Она и собрала через свою газету в Германии 10 тысяч марок на оплату операции! Вот такие они, сегодняшние немцы. После этого Науму с женой они даже предоставили право на постоянное жительство в Бремене. Теперь и они получали от государства все, начиная от добротного жилья и заканчивая раздельными очками для чтения и просмотра телевизора. Такой социальный уровень эмигранта достоин только восхищения. Но, на этом не очень общительные по натуре немцы дают понять о четкой разделительной черте.

– Можете ли вы представить, – подытожил Наум, – как немцы восприняли бы попытку нашей «еврейской общинной партии прорваться в Бундестаг с 7-ю мандатами», как это сделали ваши «русские евреи» в израильском Кнессете? Смешно, правда? Потому такое реально только в Израиле.

Здесь и Ципису понравилась возможность запросто встречаться с теми, кто понимает друг друга с полуслова. Разумеется, русскоязычному писателю в Германии тоже недоставало ушей.

Словно в подтверждение этого, он открыл стоявшую рядом с его стулом походную сумку и извлек из нее пачку заполненных печатным текстом листов.
– Это – моя новая книга, предлагаю послушать небольшой отрывков, – сказал Наум и приступил к чтению.

Я пожалел, что до смены кассеты в моей работавшей видеокамере оставалось только 7 минут, но Света иначе завершила наше трехчасовое застолье:

– Нолик, ты нам лучше пришлешь книгу, – она остановила автора на полуслове и пояснила, что доставивший всех их на своей машине сын, должен вернуться к определенному времени на работу.

Пока гости собирались, я нашел письмо Юрия Пасечника с вырезкой из житомирской газеты о повести Носика «Билет до станции юность». То и другое я вручил ему уже у машины и попросил отправить этому человеку свою книгу.

– Он достоин того по многим соображениям, – дополнил я, – в том числе, и в связи с тем, что отмечает в следующем месяце пятидесятилетие.

Я сам подготовил к юбилею Пасечника видеописьмо, с отснятым в нашем доме приемом автора повести, и приложил к нему открытку со словами:

Мудрец не зря такую дату
С прекрасной осенью сравнил,
Когда листвы на ветках злато
И красоты полно, и сил.

В расцвете сил и ты, я знаю,
Так будь, и впредь храним судьбой,
А я не зря соизмеряю
Порядочности эталон с тобой.

Глава 10

В конце апреля 2006 года мне позвонил из Москвы мой брат Дима:

– Я специально связываюсь с тобой на три месяца раньше – чтобы вы ничего другого не планировали на это время. Надеюсь, ты не забыл, что 1 августа мне исполнится 60. В связи с этим я жду вас у себя, как минимум на две недели. Приедет вся наша самая близкая родня. Попробуйте не приехать, а проезд пенсионеров оплачиваю я.

Наученные своим полетом в «Дортмунд через Мюнхен на перекладных», мы сразу заказали авиабилеты, визы и страховочные полюса. Притом, мы подключили к программе еще поездки в Житомир, Киев и Красное.

В Израиле еще не успокоились страсти поселенцев, выведенных невероятными усилиями полиции из сектора Газа. А уже под руководством Ольмерта, свершается жесткое выдворение поселенцев из Амона в северной Самарии. Так новый лидер доказывал, что именно он является главным преемником политики находившегося в коме Ариэля Шарона. Обстановка резко осложняется убедительной победой ХАМАСа на парламентских выборах в Палестинской автономии. Его лидеры продолжали заявлять о непризнании государства Израиль и ранее достигнутых договоренностей прежнего руководства автономии о мирном урегулировании.

И не думавшие разоружаться террористы продолжали обстреливать из автоматов автомобили мирных граждан на прилегавших к их поселениям дорогах. Ракеты Кассам взрывались на наших, прилегающих к Газе территориях и в предместьях промышленной зоны Ашкелона. В то же время Абу Мазен уступил требованию ХАМАСа и освободил убийц Рехаваама Зеэви, которые находились в тюрьме в Иерихоне под наблюдением международных сил США и Великобритании. ЦАХАЛ и ШАБАК, по указанию Ольмерта, проводят полную неожиданности операцию по задержанию убийц и передаче их суду Израиля. Вирус опасного птичьего гриппа впервые обнаружили в нескольких точках Западного Негева и опасались распространения эпидемии на север страны.

В такой обстановке 28 марта проходили очередные досрочные выборы в Кнессет. В итоге, партия Кадима возглавила коалицию всего с 30 мандатами. Правившая накануне партия Ликуд оказалась лишь четвертой в списке – с 11 мандатами. Немаленькая прежде партия Шинуй проиграла вообще. Эти события оказались лишь незначительной частицей того, что ожидало граждан Израиля в 2006 году.

В конце июня террористы из Газы внезапно атаковали израильский блокпост, с применением подкопа, и подбили танк. При этом погибли двое военнослужащих и четверо были ранены. Рядового Гилада Шалита захватили в заложники и взамен потребовали освобождения из израильских тюрем более 1000 палестинских заключенных.

12 июля террористы Хизбаллы нарушили границу с Ливаном и атаковали два наших патрульных джипа. В результате восемь пограничников погибло, а двое, Эхуд Гольдвасер и Эльдад Регев, были похищены, соответственно заявлениям террористов. В ответ Армия Обороны Израиля развертывает широкие военные действия с подключением авиации, морских и сухопутных сил. Тысячи бомб и снарядов превратили оплот Хизбаллы, юг Бейрута, в сплошные руины.

Кроме того, в Ливане была парализована работа авиационного и морского портов. Разрушению подверглись мосты и дороги, по которым могла продолжаться поставка оружия Хизбалле из Ирана и Сирии. Его у вооруженных подразделений противника было уже огромное количество, и они стали оказывать мощеное сопротивление.

30 июля я с Раей улетел в Москву на юбилей брата по давно приобретенным билетам. Мы, как и все израильтяне, настолько верили в превосходство наших вооруженных сил, что не сомневались в завершении и этой военной операции убедительной и скорой победой. А, кроме того, дети нас просто вытолкали в ту необычную поездку.

В московском аэропорту нас встречали Дима, Ира и их дочь Нина. Женская часть семьи брата и сама-то прибыла на празднование из Филадельфии всего на неделю раньше нас. Вчера они встретили прилетевшую из Израиля Аню с Фанечкой, а днем ранее – нашу двоюродную сестру Лиду, прибывшую из Сан-Франциско со своей дочерью.

Зал ожидания вокзала напоминала заваленная чемоданами и баулами квартира Димы. Из-за беспорядка и тесноты было трудно рассмотреть результат недавно выполненного здесь «евроремонта с широким использованием иностранных материалов». Тем не менее, здесь была очень уместна поговорка «в тесноте, но не в обиде». Временные неудобства и в самом деле не мешали оживленным разговорам гостей до поздней ночи.

На том этапе сам Дима с нами почти не общался из-за занятости на работе. В 7 утра к подъезду начальника монтажного управления №10 подъезжала казавшаяся мне динозавром черная «Волга» и увозила его на окраину Москвы, Там его коллектив уже третий год подряд возводил 18-этажки по улучшенным проектам. Лишь дважды Диме удалось пораньше вернуться, и в те вечера он отправлялся с нами на автомобильную прогулку по Москве.

Наконец, брату удалось вырвать отпуск на целый день, и с раннего утра он повез меня с Раей на свою загородную дачу. Дима знал о нашем пристрастии к земле в Житомире и в Беэр-Шеве, и, возможно, поэтому ему захотелось показать, что он тоже не новичок в таких делах. Мы прибыли на место около 10 часов и, конечно, познали, что такое московские пробки на дорогах.

На даче Димы, ко времени нашего приезда, уже была натоплена баня с парной, в немалой бревенчатой подсобке. С этого места и начался наш дачный день – с тазиками, березовыми вениками и пучками сушеных душистых трав. Из приездов к брату еще в советские времена я знал, что баня являлась его самым излюбленным местом отдыха, по завершении трудового дня. Нередко она заменяла ему и стадион, и театр.

После удобной парной, обшитой пахучей осветленной доской, нам предложили крепко заваренный чай. Мы его пили на просторной остекленной веранде, не торопясь, как это делают те, кто умел ценить каждую минуту подлинного счастья. После вопроса брата «Ну, как банька?» мы пошли осматривать жилую часть кирпичного двухэтажного дома под фигурной черепичной крышей. В просторных комнатах первого и второго этажа было очень уютно. Там хорошо смотрелись еще нестарая мебель и большие ковры на полах из искусственного паркета. На диванах и креслах не видно было пылинки.

– Безупречный порядок, похоже на то, что здесь кто-то проживает, – сказал я.

– Да, это так, – Дима подтвердил мое предположение, – здесь уже несколько лет обитает один из моих немолодых рабочих с женой. Здесь они и зимой, потому что есть система центрального отопления, с котелком в подвале.

– Вижу даже радиаторы под окнами, – заметила Рая – так что нашу житомирскую дачу ты, Дима, обошел по всем статьям. Молодец! Увидели бы это строение те завистники, которые называли дворцом наш садовый дом со стенами толщиной в один кирпич.

– Времена другие, а за добрые слова спасибо, – улыбнулся Дима и прикурил сигарету, – но вас я привез сюда по другой причине – чтобы вы увидели, что можете здесь обосноваться всей своей семьей до лучших времен у вас в Израиле – пока там не наступит покой.

Брат хотел еще что-то добавить, но я его перебил:

– Японцы не покидают свои острова из-за смертельно опасных цунами. Мы тоже не намерены покидать Израиль из-за очередных устрашений террористов. Они получали по голове раньше, наши бесстрашные солдаты и офицеры поставят их на место и сейчас, – ответил я, потому что уже ощущал себя в статусе израильского старожила.

Завтракать мы вернулись на веранду бревенчатой подсобки. Там нас ожидали только что отваренные вкрутую яйца, сосиски, нарезанные крупными кусками помидоры, огурцы и французские булки. Крепко заваренный чай с мятой принес неразговорчивый мужчина лет пятидесяти. На нем была недавней стирки светлая рубаха, перетянутая ремешком на талии, как во времена Толстого. Несколько пуговок под воротником были расстегнуты. На загорелой шее серебряный крестик. Лицо гладко выбрито. Глаза голубые. Давно не стриженые волосы на голове цвета прошлогодней соломы.

На обратном пути Дима связался по мобильнику с женой. Она продолжала развлекать остальных гостей, и Дима пригласил нас еще и к себе на работу. Не исключаю, что ему хотелось показать старшему брату и то, чего он добился по этой части. Дима и повез нас той дорогой, с которой были видны дома, возведенные его монтажным управлением.

Он рассказывал, что в конце 80-х годов это были малопривлекательные девятиэтажные коробки. Восемнадцатиэтажные башни последнего десятилетия смотрелись намного эффектней. Квартиры в них были комфортней, и потому стоимость квадратного метра колебалась от одной до двух тысяч долларов. Соответственно и у строителей существенно выросла заработная плата. Она и дала возможность комбинату сколотить надежный костяк из местных специалистов. Дима этому уделял особое внимание в своем коллективе.

О том, что и его ценили на работе, говорили и необыкновенной красоты розы в вазах невероятной величины. Их было около полутора десятков вдоль правой стены немаленького кабинета. Начальнику МУ10 вчера их торжественно вручали руководство комбината и коллеги из других монтажных управлений, в связи с юбилеем.

Я с Раей обосновывался за длинным столом заседаний, когда к Диме зашли сразу четыре начальника отделов для согласования какого неотложного вопроса. Он им представил брата с женой из Израиля, и в наш адрес посыпались слова дружелюбных приветствий. Минут через 20 мы снова остались одни, и секретарь принесла нам на подносе пахучий натуральный кофе. Наступила располагавшая к размышлениям тишина. Дима заговорил первым. В нескольких предложениях он рассказал о вчерашнем торжестве и стал вспоминать весь свой непростой жизненный путь. Мы сидели поодаль, в конце длинного стола. На нем стояла моя видеокамера, и я продолжал незаметно снимать отдельные фрагменты.

Ну, конечно, мне хотелось показать брата в рабочей остановке моей родне, которая ожидала нас в Израиле. И тогда, словно сговорившись со мной, секретарь попросила Диму принять маляра – боевую женщину лет сорока. Она вручила брату букет, пояснила, что ей этого не дали сделать вчера, пожелала очень много хорошего от имени своей бригады и выставила на стол подарочную бутылку водки, в знак глубокого уважения. Тогда я обнаружил на нашем столе несколько экземпляров многотиражек комбината, с цветным портретом юбиляра почти во всю первую страницу.

Еще более сильное чувство гордости за брата я испытал в просторном зале ресторана вечером пятого дня нашего пребывания в Москве. Там собралось около двухсот самых близких ему друзей и родственников. Чтобы принять участие в необычном торжестве, немало гостей преодолели расстояния в тысячи километров.

За главным столом, по левую руку от юбиляра посадили меня и Раю, справа сидели его дочь и жена. За самыми ближними столами я увидел гостей из Америки, Израиля и семьи не покидавших Москву моих двоюродных племянников Юры и Фарида. Но мое внимание привлекает к себе необычный тамада, один из ярких актеров театра имени Вахтангова. Ему помогает хороший джазовый ансамбль, и он умело чередует музыку, танцы и полные искренней любви и уважения тосты. В них уже не первый раз звучат воспоминания и о бегстве Димы из США в Москву на третьем месяце эмиграции.

Все, кто затрагивал эту тему, подчеркивали, что были уверены в возвращении Димы, потому что он не мог жить без них, как и они без него.

– Дорогой и любимый дядя, – так начинался тост Ани, – я знаю, что именно ты морозным зимним днем забирал маму со мной из роддома. Вы тогда шли пешком потому, что у вас не было денег на такси. Спасибо, что донес меня благополучно. С той поры я непрерывно ощущаю твою заботу на протяжении многих лет.
Вслед за этим унаследовавшая у матери рост и красоту Аня приглашает на вальс чуть прослезившегося от нахлынувших воспоминаний дядю. Вдвоем они кружат, легко и непринужденно, под аплодисменты гостей. Все это было потом, а слово для первого тоста тамада предоставил старшему брату юбиляра из Израиля, и я зачитал все, что думал о нем, в рифмованных строках. Пробежался и я по его оригинальному жизненному пути, включая бегство из Америки, а здесь я привожу лишь последние три куплета:

…Там снилась Москва, в какой уже раз.
Избушки из Красного не забывались,
Из той, где поставили на ноги нас,
Мы только вдвоем с тобою остались.

Насквозь пропитавшись духом ее,
Мы помнить до вздоха последнего будем,
Что в доме у нас не любили нытье,
Ценили сполна уважение к людям.

Ты с гостем не одним делил пирог,
Кому ночлег с Ириной ты не представлял?
Молюсь, чтобы в Москве хранил вас Бог,
А нас, чтобы в Израиле в обиду не давал.

Утром следующего дня Дима привез нас на Востряковское кладбище, у ворот которого нас уже дожидался, с цветами и свечами, наш двоюродный племянник Юра. Отмытые до блеска памятники на могилах бабушки Баси, мамы, отчима и Иды находились в густой тени высоких деревьев. У каждого из них раввин читал поминальную молитву. Мы, соответственно традиции, возлагали цветы и зажигали свечи.

После этого Юра посадил меня с Раей в свой американский джип и доставил в один из своих немаленьких мебельных салонов в самом центре столицы. Два этажа здесь были заполнены образцами дорогих гарнитуров известной австрийской фирмы. Нам их не без гордости представлял сам хозяин. В заключение Юра познакомил нас с немаленьким коллективом продавцов. Среди них были и родственники хозяина, которым так он помогал выжить в новых условиях. В них мне виделось новое поколение нынешней молодежи. Было заметно, что эти парни и девушки дорожили работой, которая давала им возможность относительно вкусно покушать и красиво одеваться. Из того, прежде всего, и вытекало уважительное отношение к хозяину магазина.

Приближалось время полудня. Юра пригласил нас на обед в грузинский ресторан. Он находился близко, в нескольких минутах пешей ходьбы. Туда же подъехала вся приглашенная Димой родня, местная и из-за границы. По приглашению распорядителя ресторана за общим столом на уютной веранде тогда собралось немногим более 20 человек. Все дальнейшие действия чем-то напоминали отрепетированную пьесу. В ней, если кто-то говорил, все остальные внимательно слушали и дружно смеялись, после удачных шуток.

Я и здесь обратил внимание на умение подать себя Юры и Димы. Это отражалось даже в их манере разговора. Глядя со стороны, я этому приятно удивлялся. Мне даже казалось, что эти когда-то совсем простые парни побывали на специальных курсах, где не бесплатные специалисты – имиджмейкеры обучили их манерам хорошего поведения. Так ведь и в России этим уже занимались не только политики и люди из шоу-бизнеса.

А официанты только и успевали приносить очень тяжелые подносы. Никогда раньше я не пробовал такого количества вкусных кавказских блюд. Половина из них, конечно, осталась на столе, потому что человек способен съесть лишь определенное количество. Родня еще долго продолжала обсуждать свое прошлое и настоящее за чаем, на квартире Вероники и Юры.

Время пешего перехода до их трехэтажного дома тоже не превысило 10 минут. Со слов Юры, он был не так давно построен по специальному проекту, и в нем проживало 12 семей. Сначала я это определил по солидной подземной автостоянке в подвале, на которую Юра меня специально привез на своем джипе. Конечно, и Юре хотелось показать, что 15 лет он прожил здесь не зря. Свою машину он поставил рядом с «Мерсидэсом» тренера по хоккею одного из самых популярных клубов. Несколько дальше, кажется, стоял джип олимпийской чемпионки Елены Водорезовой. Это говорило о статусе соседей, и дороговизне жилья в самом центре Москвы.

Жирной точкой в этом ряду являлся блестевший хромированными деталями и зеркалами лифт, который поднял нас на последний 3-й этаж, в сопровождении лифтера в лакейской ливрее. На лестничной площадке было всего 2 квартиры. Та, что принадлежала Юре, отличалась просторными комнатами, обставленными роскошной мебелью из его салона.

Наше появление здесь было тоже предусмотрено, судя, по разнообразию десерта. Пока женщины все расставляли на столе, а потом рассматривали семейные фотоальбомы, Юра предложил мне и Диме подняться на плоскую крышу его дома. Она была очень большой, и Юра рассказал, что вынашивает план ее преобразования в летний сад. А пока он обратил наше внимание на местоположение дома. С того места, где мы стояли, были видны, как на ладони, памятник Петру Первому, работы Церетели, купола храма Христа-Спасителя и рубиновые звезды Кремля.

Гостеприимство Юры напомнило мне такую же щедрость его родителей, хотя и жили они во времена совершенно других возможностей. В какой-то момент Юра широко улыбнулся, и мне вспомнился озорной первоклассник, который не вынимал изо рта указательный палец, назло своей придирчивой учительнице. Кто бы тогда мог подумать, что, спустя немногим более двух десятков лет, Юра превратится в бизнесмена, который оперировал миллионами рублей.

А перед тем, как вернуться с крыши в квартиру, Юра протянул мне сложенный вдвое конверт:

– Здесь полторы тысячи долларов, – сказал он. – В Беэр-Шеве к тебе заедет за ними мой брат Саша. Так я помогаю и ему, по мере возможности.

Саша, бывший сменный мастер московского автомобильного завода, работал в Израиле сварщиком. В периоды межсезонья его еще и увольняли на несколько месяцев из-за отсутствия работы. Болезненная жена Саши не работала вообще. Вот теперь я понял, почему в таких условиях, Саша достаточно быстро погасил в банке долг за квартиру, да еще и постоянно содержал автомашину.

Проводами на перроне Киевского вокзала завершался последний день нашего пребывания в кругу хлебосольной московской родни. И вот мы уже перебрасываемся последними короткими фразами из открытого окна нашего вагона. Разговаривают, главным образом, женщины. Дима молчит и часто моргает. Возможно, он думал, встретимся ли мы еще или нет, учитывая, что наша предыдущая встреча в Москве состоялась 17 лет назад.

Возможно, его тревожила обстановка затянувшейся на севере Израиля войны с боевиками Хизбалы. Ее в сводках российских вечерних теленовостей представляли, главным образом, тысячами стариков, женщин и детей южного Бейрута, оставшимися без крова. Лишь вскользь тогда упоминалось, что в их дворах и подвалах боевики Хизбалы размещали свои штабы, оружейные склады и установки для запуска ракет. Вскользь говорилось о жертвах и разрушениях в мирных городах и поселках Израиля.

На самом деле это были мои размышления, а к тому же я тоже волновался о небезразличном мне младшем брате. Через неделю его жена и дочь возвращались в США, и он снова оставался один, что трудно было представить при сложившемся у меня образе жизни. Когда поезд тронулся, Рая по-своему подвела итоги исключительно теплого приема. Как и я, она восхищалась одной его стороной, и не понимала другого – почему никто из моих родственников даже словом не обмолвился о подлинных причинах закрытии независимого телеканала НТВ, о политической расправе с Михаилом Ходорковским и убийствах неугодных бизнесменов, политиков и журналистов.

Для нас, людей из совершенно другого мира, такое восприятие жизни был уже неприемлемо. А постукивавший колесами поезд все глубже вонзался в опускавшуюся на землю ночь. Завтра ему предстояло доставить нас в мир, который пытался обновляться по несколько другим правилам. С его людьми нас связывали многие годы сотрудничества и искренней дружбы. К этой поездке планировал приобщиться и Дима. Непредвиденные обстоятельства на работе сорвали его планы, и он попросил меня отснять как можно больше материала о городе его детства – Красном.

В пути, даже в своем отдельном двухместном купе, мы не ощутили должного комфорта. Окно мы не могли приоткрыть из-за ночного холода, а централизованная вентиляция гнала сквозь жалюзи зловонье и холод плохо убираемого туалета. Из-за этого я с трудом заснул после полуночи. Мы не поспали и часа, когда разбудил громкий бесцеремонный стук в дверь российских таможенников. Они наспех проверили, везем, куда едим. Вскоре вслед за ними появились украинские пограничники. Земляки оказались помягче, возможно, и потому, что это были две женщины. Они, по крайней мере, с нами просто по-человечески поговорили, вопреки своим служебным инструкциям.

– Что же это там у вас творится? – участливо спросила Раю лет 30 с небольшим симпатичная щупленькая украинка в форменной одежде. – Неужели террористы и в самом деле непобедимы? Мне искренне жаль тех своих бывших сограждан, с которыми мы вместе учились, работали и дышали одним воздухом. От моих родителей я и сегодня слышу уйму хороших слов об уехавших в Израиль соседях. Они не одни скучают по хорошим людям.

С одной стороны, слова сочувствия таможенницы трогали и волновали, а, с другой, означали, что на этот раз военная операция по уничтожению террористов буксовала и проходила с немалыми осложнениями.

Радость встречи с нашими друзьями на железнодорожном вокзале Житомира нам было трудно представить. Это было в полдень 8 августа, и мы еще из вагонного окна увидели Наталью Владимировну, Ксюшу, Зинаиду Гутман, Валентину Горшкову с букетами в руках. Кто их оповестил и собрал, я не знаю и сегодня. Скорее всего, это был первым оказавшийся у ступенек остановившегося вагона Юрий Пасечник. В группе находившихся чуть поодаль земляков я увидел и жену Юрия Анастасию с нацеленной на нас видеокамерой. Жаркие объятия и волнующие разговоры на привокзальной площади заняли больше получаса.

Перед тем как ее покинуть, Юра еле затолкал в багажник «Жигулей» наш заполненный сувенирами чемодан. Его же, спустя 20 минут, он помог нам доставить в прихожую квартиры Натальи Владимировны. Полы всех ее трех комнат были устланы коврами и дорожками. Ходить по ним в носках нам было уже непривычно, но чертовски приятно. Тишина, чистота, уют и вкусная домашняя еда, так разморили после бессонной ночи, что я должен был поспать хотя бы 20 минут. Большей роскоши не позволяла чрезвычайно уплотненная трехдневная программа пребывания в Житомире.

Уже через час Юра доставил нас к могилам наших близких и друзей, посещение которых было одной из главных целей нашей поездки. У мраморной стелы памятника своим родителям Рая долго простояла в говорившем самом о себе молчании. Затем она поправила цветы на бетонном надгробье отца и стала возмущаться вандализмом нелюдей, которые украли красивую металлическую ограду. В смутные годы становления новой власти та же участь постигла много соседних могил.

– Назло грабителям, – вдруг отчеканила Рая, – все это мы не только восстановим, но и заменим мраморной бетонную плиту в надгробье папы. Он этого заслужил всей своей жизнью и вовсе не повинен в том, что в этих краях было не до мрамора, когда его хоронили.

Когда Юра сопровождал меня по узкой дорожке своего маленького сада, уже опускались вечерние сумерки. Несмотря на миниатюрную площадь, хозяин выращивал на ней вишни, груши, сливы, яблоки, крыжовник, смородину и даже лесную землянику для внучки. Дальний угол сада занимал сарай с глубоким погребом. В нем сохранялись компоты, соленья, овощи и фрукты, собранные и с сельских участков родителей.

Так окупалось недешевое содержание стареньких «Жигулей». Надежность давней стратегии самостоятельного выживания подтверждало обилие поданного Анастасией ужина. Его красоту и вкус по достоинству оценила подобная ангелочку Юлька, только что приехавшая со своими родителями. Четырехлетнему любознательному ребенку был знаком каждый уголок небольшого, но удобного для проживания одноэтажного домика.

На ночлег к Наталье Владимировне мы возвращались поздним вечером в «Жигулях» Юры. Ухоженная старушка выпуска 1985 года в золотых руках этого человека походила на древние надежно отлаженные «ходики» антиквара. В пути Рая не переставала восхищаться обаятельной Юлькой, скромностью ее родителей и теплотой оказанного нам приема. Я, уже высказался по этому поводу и сейчас рисовал в своем воображении намеченную на утро встречу с трудовым коллективом, который покинул 17 лет тому.

На фабричной проходной Ирина Загородная вышла ко мне с Юрием ровно в 9 утра, с приятной улыбкой на лице. В начале далеких 80-х годов она, обаятельная молоденькая девушка, разносила по отделам служебную почту. Немногим позднее она стала секретарем-машинисткой генерального директора. Затем работала в отделе кадров, и вот сейчас руководство предприятия доверило эффектной женщине важное дело – сопровождение многочисленных гостей.

– Соответственно особому указанию начальства, – подчеркнула Ирина, – наша экскурсия не ограничена во времени. К сожалению, сегодня оно не сумеет вас принять, потому что уже второй день отсутствует в городе.

С новым руководством я был и не очень знаком, а поэтому преспокойно последовал за Ириной в фабричный двор. В мыслях я предусматривал и то, что по советской традиции, беглому управленцу могут умышленно не устроить пышного приема. Значительно позднее Юрий убедил меня в том, что с этим здесь не было ничего общего. Больше того, при встрече сам хозяин фабрики высказал Юрию сожаление, что все так случилось, и выразил надежду на новую встречу.

А со двора у меня начиналось первое потрясение. Перед моими глазами простиралась неведомая мне ранее огромная территория. После моего отъезда с нее убрали добрый десяток небольших подсобных зданий. Кроме того, к ней прирезали солидный кусок территории давно прекратившего работу союзного значения соседнего механического завода. Здесь появилась и парочка новых неплохо смотревшихся строений, под красными шапками современных крыш. Такое же покрытие я увидел и над главным производственным корпусом. Оно заменило серый шифер, который содержал запрещенный асбест.

Новый двор фабрики давал возможность беспрепятственно маневрировать огромным автофургонам. Сейчас их не менее трех находились, возле складских помещений. На таких машинах доставляли из Европы сырье, а туда увозили «по дешевке выработанные из него готовые изделия». Во дворе мне пришлось неоднократно обменяться крепкими рукопожатиями с солидными мужчинами и женщинами. Когда я уезжал, они были совсем молодыми.

В цехах, еще большее потрясение произвела новейшая техника. Когда-то трудоемкий раскрой тканей теперь выполняли специальные агрегаты, управляемые компьютерами. А какие комплексно механизированные линии, для утюжки деталей и готовых изделий, мне с гордостью показывала начальница цеха №2 Мария Федоровна Гурманова.

– А помните, Арнольд Мотылевич, – спросила она – огромные горы брака вот в этой части цеха, на финише?

– Как не помнить, – отвечали мои глаза и спрашивали одновременно: – А где они сейчас?

– Нет. Исчезли навсегда, благодаря исключительно точному крою, сложным машинам-автоматам и прочим секретам новой технологии пошива. А ткани этих изделий сравнимы с теми, что были здесь в советские времена? Сегодняшний пиджак фактически в три раза легче. Обратите внимание на его элегантность. Костюмы нынешнему городскому начальству теперь подбирают прямо в этих потоках. Представляете, полностью отпала потребность в услугах первоклассных портных опытного потока экспериментального цеха, который вы, надеюсь, не забыли…

Крепких рукопожатий и объятий в цехах было намного больше, чем я предполагал.

– Как вы там, Арнольд Мотылевич? – Звучало с того или другого рабочего места.

В сиявших приятной улыбкой глазах на посеченных морщинами лицах я не без труда узнавал когда-то молоденькую сотрудницу, среди десятков уже совершенно новых рабочих. Смысл возникавших коротких бесед сводился, главным образом, к усложнившейся работе и низким заработкам. Потрясло и возмущение людей тем, что в новых условиях «богатеет только хозяин и его семья». Он стал владельцем главного пакета акций методом обмана и запугивания. Ветераны не видели личных заслуг своего хозяина в коренном изменении предприятия. Не ошибочно ли они полагали, что и сами были способны вознести его на такой уровень.

После трехчасового обхода совершенно обновленной фабрики мы возвращались на проходную тем же двором. С одной стороны, я был рад очень высокому уровню новизны, а, с другой, меня омрачали массовые жалобы швей на очень низкие заработки. На проходной ко мне подошел наемный директор фабрики Михаил Иванович Макаренко:

– Я вас вижу впервые, но узнал сразу, по рассказам сотрудников, – сказал худощавый мужчина средних лет, пожал мою руку и приятно улыбнулся. – Как фабрика? Вы узнали ее цеха?

Я с трудом подбирал слова для описания восторга, но упомянул и о недовольстве швей. По тому, что реакция не последовала, я понял, что это не являлось новостью и для Макаренко.

– А теперь давайте зайдем на пару минут на склад готовой продукции. Мне поручено подарить вам брюки на память о сегодняшней встрече, – сказал директор.

Пока мне искали подходящий по размеру подарок, Макаренко рассказал, что знает о моей обширной переписке с Пасечником. В заключение и директор пожелал благополучного для израильтян завершения военных действий у границы с Ливаном.

Вторую половину дня я с Раей провел в кругу своих лучших дачных соседей. Погода была прекрасной. Петр Кузьмич сколотил большой стол на границе своего и когда-то принадлежавшего нам участка. Еда здесь мало отличалась от лучших фирменных блюд советских времен. Под них, с традиционной рюмкой водки, прозвучало немало тостов с признаниями во взаимной любви и уважении. Перед расставанием нам показали «состояние самой верной кормилицы земли» и мы услышали, что силы у состарившихся владельцев на исходе, а на нищенскую пенсию им не прожить.


И без того короткое время, отведенное на поездку в Красное, нам пришлось сократить на пару часов. Причина – ленч у Зинаиды Борисовны Гутман-Кавун, который не был предусмотрен нашей сжатой программой. Это женщина приезжала в Израиль в самом начале 90-х годов «спасать загибавшегося на Мертвом море Леньку». Вернувшись в Житомир, он таки «раскрутил там бизнес на основе какой-то сомнительной газетной рекламы», а, в итоге, настолько запутался в больших долгах, что повторно и навсегда сбежал от Зинаиды. Через несколько лет его след обнаружился в США, где жалкого приспособленца приютила третья жена.

Зинаида все еще работала на фабрике. Она превозмогала свое мучительное одиночество тем, что превратила в цветочные оранжереи два утепленных балкона. Зимой и летом здесь цвели в пластиковых коробочках десятки видов герани. Главным образом, о ней, компотах и овощных солениях, закрученных на зиму в стеклянных банках, говорилось за столом, потому что в них отражался издавна сложившийся в этих краях образ жизни. Мы, разумеется, одобряли умение энергичной хозяйки, а про себя я благодарили судьбу за то, что теперь не тратим уйму своего личного времени «на заготовки на зиму». С минуты на минуту за мной должен был заехать Юрий на своих «Жигулях». На прощание я подарил Зине книжечку со своими стихами. Представляю одно из них, навеянное мыслями о предстоящей встрече с местами своего детства.

Далекой юности местечко,
Изба под толевою крышей,
И словно вновь на том крылечке
Мы детства аурою дышим.

Горит подсвечник на комоде,
Молитву бабушка поет,
Звезда взошла на небосводе
Приступим к ужину вот-вот.

И хала вновь пойдет по кругу,
Ее кусочки в соль макали,
Желали благ мы тем друг другу,
С добром ведь хлеб отождествляли.

А можно ли предать забвенью
Субботних ужинов жаркое,
Рук мамы – образец творенья!
Варил ли кто еще такое?

Кстати, такую же книгу я оставил своим коллегам при посещении фабрики. Я, разумеется, понимал, что она не претендует на соседство с классиками. Но главный посыл в этом случае предназначался Зине и тем ее сотрудникам, которые заверяли, что в Израиле я уже не вернусь к своему многолетнему увлечению.

А Красное встретило нас громом, молниями и проливным дождем. Он долго лил, как из ведра и, как только несколько ослаб, я предложил Юре отправиться на «съемки из-под зонта». Не мог же я не выполнить просьбу Димы, хотя вскоре мне надо было возвращаться в Житомир на «очередное мероприятие».

В годы моей молодости время ходьбы от места остановки «Жигулей» до нашей глинобитной избы на улице Колода занимало не более полутора минут. Сейчас начало улицы отсутствовало вообще, а на ее месте стояло большое новое здание с вывеской «Клуб». Для его строительства пришлось снести наш дом и несколько соседних домов. Что оставалось незыблемым неподалеку от них – так это пятиметровый памятник Ленину. С 50-х годов он возвышался на бетонном постаменте центральной площади местечка. Справа, сразу за ней, появилась еще одна обновка – большая церковь под позолоченным куполом, со стенами, выкрашенными в едкий синий цвет.

Еще больше недоумения вызвал второй, хорошо досмотренный памятник Ильичу. Он возвышался перед главным корпусом санатория «Чайка», важным памятником архитектуры 18 века. Стены фасада дворца с гранитными колоннадами не ремонтировали лет 20. Их штукатурку дожди и ветры разрушили во многих местах и обнажили, словно внутренности, красный кирпич. Меня огорчили невзрачным видом когда-то красивая танцевальная площадка, запущенные розарии и клумбы, которые поросли густым бурьяном. Я снимал все, включая, и находившийся неподалеку школьный двор. Когда-то он тоже производил намного лучшее впечатление.

Вечером мы приехали на ужин в когда-то принадлежавшую нам житомирскую квартиру. Сейчас в ней проживали вдова и сын трагически погибшего брата Дмитрия. Пенсионного возраста родители молодой хозяйки приехали на встречу с нами из не ближнего села, а маленький Максим усадил меня рядом со своим дедом Мыколой.

– Я вас сразу узнал, – сказал Микола, наполняя наши рюмки водкой «Немиров».

После такого начала я стал тщательно перебирать в памяти обстоятельства, в которых мы могли встретиться раньше.

– По голосу на видеокассетах, – поспешил мне на выручку дед Мыкола, который прочитал мои мысли по глазам. – Лидия привозила нам в село те, что вы присылали Наталье Владимировне. Ну, как же было не посмотреть, как живут в Израиле обыкновенные люди. Восхищались, а как еще скажешь. Мы же, сельчане Украины, из проблем не вылезаем, особенно пожилые люди, вынужденные и на пенсии работать на земле. И так будет, пока в нашей Раде будут сидеть богачи депутаты, которые не представляют, что такое бедность.

А еще от Мыколы и его жены мы выслушали немало благодарственных слов за квартиру, в которой сейчас проживала их дочь. До этого я никогда так не ощущал, что, в самом деле, есть слова, которые дороже денег. И в этот день мы вернулись на ночлег в дом Натальи Владимировны поздним вечером.

– Это только будет считаться, – упрекала она нас, – что вы приехали ко мне, а ведь мы с вами толком еще и не поговорили.

В Киев нас доставил в послеобеденные часы следующего дня фирменный электропоезд. Галина встретила нас на немноголюдном перроне. Он и подхватил наш все еще нелегкий чемодан на колесах. Минут через 30 он же доставил нас на джипе к шлагбауму с двумя вооруженными охранниками. По предъявленному пропуску всем нам разрешили въехать в поселок сказочной красоты. Вдоль его улиц стояли двухэтажные особняки «дворцовой архитектуры», как их назвала Галина. Здесь проживала верхушка новой украинской знати.

Спустя несколько минут, Геннадий припарковал американский «Хаммер» возле большого сквера с детскими песочницами, качелями и горками. Здесь, в присутствии вооруженного охранника и нянь, состоялась пятиминутная встреча бабушки Гали с тремя обаятельными внуками. Когда мы отъехали от места их встречи, Галя рассказала, что за ее внуками присматривают посменно по две молодые няни с университетскими дипломами. Кстати, и сам Геннадий окончил музыкальное училище, но зарплата на работе по профессии была несравнима с той, что он получал у своего хозяина. Она была существенно выше и зарплаты наладчика швейной фабрики Юрия Пасечника, который оказал нам незабываемый прием в Житомире.

Андрея дома не было, но для осмотра места его проживания, нам открыл ворота охранник. Геннадий заехал во двор и остановил джип рядом с десятиместным микроавтобусом и спортивным вездеходом. Двухэтажное здание справа от нас до «дворцовой архитектуры» не дотягивало, и Галя пояснила, что «объект сейчас реконструируют».

Вглубь двора, в направлении реки, мы прошли мимо выстриженного газона с большим плавательным бассейном в центральной части. Левую часть пологого берега занимал большой двухэтажный терем из толстых осветленных бревен. Когда мы поднялись на его просторную веранду, которая заканчивалась у края берега, я понял, что именно здесь Виктор высказал министру-угоднику все, что о нем думал.  Историческое место я отснял своей видеокамерой, а Галя уже показывала мне куда более высокий уровень комфорта на противоположном берегу. Там лучи заходившего солнца четко высветили беломраморные колонны и замысловатые карнизы двух действительно дворцов, в миниатюре.

Усадьба самой Галины находилась в 15 минутах езды от места проживания сына. Своими габаритами она выглядела еще более внушительно, хотя здесь и не было вооруженной охраны. Ее огромный двор тоже являлся частью берега той же реки. В полном смысле двухэтажный дом из красного кирпича был не новым, но большим и в хорошем состоянии. Рядом немаленькая подсобка, с летней кухней и санузлом. Вокруг молодой, но уже плодоносящий сад и огород с грядками кабачков, лука, огурцов, перцев, помидор.

Ближе к берегу огромный тщательно выстриженный газон. Своими размерами он больше нашего газона раз в 15. Островками казались при нем затененное серебристыми елками место отдыха, с тремя роскошными скамьями, со вкусом оформленная большая цветочная клумба, плавательный бассейн – копия того, что мы видели у Андрея и деревянная беседка над водой, у весельных лодок. Ухаживал здесь за всем водитель джипа Геннадий, и этой работы ему сполна хватало на полный рабочий день.

Галина проживала здесь совершенно одна уже не первый год, и нашему приезду она обрадовалась. Вечером, после ужина с затянувшимися воспоминаниями, она привела нас на ночлег на второй этаж, в огромную королевскую спальню. Время было поздним. Рая, утомленная переездами и приятными впечатлениями, сразу уснула. Я обдумывал все увиденное, чтобы завтра продолжить видеосъемки, которые, в моих глазах, уже давно являлись неотъемлемой частью семейной истории с поучительной целью.

Для этого она уже сама расширяла круг своих зрителей материалами не приплаченного властями автора. Разве не это подтвердила недавно в Житомире фраза деда Мыколы за рюмкой водки «Я вас сразу узнал по голосу на видеокассетах». Уже засыпая, я вспомнил снисходительную улыбку Галины в нашем саду, возле нашего травяного газона. «До чего все же миниатюрно», – сказала она тогда, но намного больше слов говорила сама улыбка. В числе не выясненных вопросов на данный момент у меня оставался только один – для чего проживавшей в полном одиночестве Галине была нужна эта усадьба невероятных размеров, которая превосходила ими немалый парк-сквер Беэр-Шевы, с игровыми и спортивными площадками?

Утром следующего дня, в субботу, на том же джипе нас повезли на осмотр жемчужин древнего Киева. Погода была прекрасной, и было многолюдно всюду, где мы появлялись – у Мариинского парка, Речного вокзала, Дома с Химерами, Киево-Печерской Лавры. Из джипа мы вышли только у Андреевского спуска. В бесчисленных ларьках, на тротуарах, мы покупали сувениры для своих израильских друзей и близких. Там из своего черного «Мерседеса» нас окликнул Андрей на одном из перекрестков:

– Как дела?! – Крикнул министр и помахал нам рукой в приоткрытое окно.

Там же нас встретила вторая невестка Галины и пригласила на чашку чая, потому что проживала «здесь, совсем рядом». Так мы познакомились с неплохими условиями проживания семьи младшего сына Гали. Его четырнадцатилетняя дочь и девятилетний отличались подчеркнутой самостоятельностью

Чтобы попасть на «зимнюю квартиру» Галины, ее джип въехал на именитую Печерскую улицу. В ее начале мы осмотрели, с позволения охраны, солидный многокомнатный офис Андрея. Больше всего впечатлили со вкусом отделанный зал заседаний и немаленькая комната, заполненная множеством спортивных тренажеров.

«Зимняя квартира» Гали находилась в трех минутах езды и занимала весь этаж лестничной площадки. Она начиналась с огромного холла. Заполнявшая ее мебель была сродни той, что я видел в дорогом мебельном салоне моего двоюродного племянника в Москве. Галя переезжала в город только на холодные месяцы зимы.

И в Киеве наше время пребывания было уплотнено до предела. Ну, конечно, это Галя позаботилась, чтобы мы здесь увидели как можно больше интересного из жизни ее родни, которую по-отечески опекал Андрей. Встреча с ней самой состоялась на следующий день, на званом обеде в нашу честь. Для готовки не повседневных блюд к Гале на дачу приехала ее старшая сестра Рада. Рая тоже засучила рукава, и по ее инициативе было приготовлено несколько оригинальных овощных салатов.

Гости, включая семью сына Рады, съезжались сюда к полудню в солидных импортных автомобилях. Жену всеобщего кормильца Андрея, с родителями, тремя сыновьями и двумя няньками, доставили в микроавтобусе. Время летело и за длинным обеденным столом, в затененной части двора. По ходу дела здесь произносили длинные тосты, обменивались сувенирами и приятными воспоминаниями. Делали несколько перерывов для купания в расчехленном бассейне и в речке. По непринужденному поведению детей и взрослых было видно, что в это место они приезжают часто. Вот когда я понял для чего Галине нужна огромная усадьба. Она, прежде всего, помогала ей (не без участия Андрея) оставаться в центре жизни ее дружной родни.

Под вечер здесь приступили к приготовлению куриных крылышек на мангале. К тому времени я с Раей уже устал отвечать на вопросы о нашей непростой израильской реальности. В связи с тем, что там затягивались военные действия, нас наперебой уговаривали переждать их здесь, на даче. Как раз в это время из нее вышел не скрывавший радостной улыбки Андрей Гончаренко:

– Хватит галдеть, послушайте меня! – этими словами ему удалось сразу переключить на себя внимание разгоряченных собеседников. – Могу вас успокоить. В теленовостях только что передали – по решению Совета безопасности ООН, с завтрашнего дня обе стороны прекращают военные действия на израильско-ливанской границе.

Наступило молчание. «Переваривание» смысла только что объявленной новости произошло моментально.

– Ура! – выкрикнул кто-то.

Вслед за этим из-за стола стали выходить женщины под мелодию песни «Хава нагила». Ее громко напела невестка Гали, которая встречала нас на Андреевском спуске. Теперь ее подпевали все, следуя за Галиной по кругу с широко разведенными пальцами приподнятых рук. Спустя минуту-другую, немолодая мать министра сменила еврейскую мелодию на не менее зажигательную мелодию украинского гопака. Появились и резвые солисты – внуки и внучки хозяйки дачи и ее сестры.

Когда мы возвращались в Израиль, я и в кресле самолета продолжал размышлять о резких контрастах, которые мне довелось увидеть в ходе нашей поездки. Жизнь радушно принимавших нас зажиточных москвичей и киевлян была совсем не похожей на ту, что я увидел в Житомире, в домах обыкновенных граждан. Высокий уровень достатка удачливых людей не мог не радовать. Вместе с тем, не могла не волновать униженность тех, от имени которых было написано стихотворение «Триста гривен зарплаты» – безработных закрывшихся заводов, глубоких стариков, продолжавших горбатиться на земле, да и рабочих действующих фабрик с копеечной зарплатой. Миллионы таких граждан сожалели об исчезновении советской власти, а вышедшие из их рядов «защитники общественных интересов» бережно хранили памятники Ленину и Сталину.

Кровавый палач, на совести которого миллионы невинных жертв, в свое время сумел влюбить в себя большинство населения страны именно строгим образом жизни – отказом от чрезмерных жизненных благ и удовольствий. Это говорило, что и нынешним политикам нельзя забывать о соблюдении разумных пропорций, потому что самые жестокие народные бунты, как утверждает история, зарождались там, где недовольство народа выплескивалось чрез край.

Глава 11

Выходя из аэропорта в Лоде, я увидел в глазах моих израильских сограждан остатки тяжелого потрясения. Их состояние сразу передалось мне, как только дома я включал телевизор. На его экране без конца смаковали «непростительные просчеты армейского руководства и главы правительства». А ведь израильтянам и без того было ясно, что в этот раз война с боевиками Хизбаллы не закончилась феерическим победным маршем ЦАХАЛа.

В минувших недавно военных действиях погибли 160 израильтян, включая 43 мирных жителя. Прямой ущерб, причиненный ракетными обстрелами Хизбаллы предприятиям севера, составил 1,05 миллиарда, сельскохозяйственным угодьям – 3 миллиарда долларов. Торги по поводу возвращения захваченных террористами пограничников Эхуда Гольдвассера и Эльдада Регева продолжались. Не удалось, как планировалось, разоружить и уничтожить вражеские банды Хизбаллы.

Этим тут же воспользовались проигравшие на последних выборах в Кнессет политики, и, чтобы вернуть себе популярность, они во весь голос призывали тысячи людей выйти на городские площади с требованиями отставки правительства, которое «привело страну к позорному поражению».

Скрывавшийся от мести в подземном бункере лидер Хизбаллы шейх Насралла по-своему истолковал то, что происходило в Израиле. Он объявил о полной победе боевиков и призвал тех, кто не верит его заявлению, читать газеты и слушать комментаторов радио и телевидения Израиля. Международный телеканал Аль-Джазира показывал выступление Насраллы во многих арабских странах, а, значит, и там могли усомниться в мощи наших вооруженных сил. Так не теряем ли ум мы, израильтяне, когда отправляемся митинговать на площади с теми, кто готов подпевать и врагу в интересах своего реванша?

А тем временем, к расследованию того, что произошло на самом деле, приступили государственный контролер, судья в отставке, Миха Линденштраус и специальная комиссия во главе с судьей в отставке Элиягу Виноградом. Ее члены писали объемистые отчеты о проверках на местах, составляли протоколы бесед с непосредственными участниками событий. Бушевавшие вокруг минувшей войны страсти то затихали, то возобновлялись с новой силой. Начальник генштаба Халуц подал в отставку задолго до опубликования выводов комиссии. Позднее, по итогам внутренних выборов в партии Авода, Перец уступил пост министра обороны Бараку.

В СМИ все же проскакивали и другие точки зрения на вторую Ливанскую войну. «Приостановленная Советом безопасности ООН военная акция, – отмечалось в одной из них, – не привела к полному принятию выставленных Израилем условий. И, тем не менее, в результате принятых мер, затяжная партизанская война боевиков Хизбаллы завершилась не просто объявлением им со стороны ООН запрета приближаться к границам Израиля. На этот раз контроль по всей протяженности границы, включая ее морскую часть, передали 15 тысячам военнослужащих Ливана и международных сил ЮНИФИЛ. Они пришли сюда с новыми, не только наблюдательскими полномочиями. Во всяком случае, со дня прекращения огня на израильско-ливанской границе никаких инцидентов боевики Хизбаллы себе не позволяли. Даже самая сильная в мире армия США надолго увязла в Ираке именно в такой войне».

Намного более существенные потери, признанные Ливаном и Хизбаллой, тем не менее, напоминали тем врагам, которые уже поспешили называть армию обороны Израиля бумажным тигром, что каждый напавший на нашу страну агрессор, заплатит за это самую высокую цену, вплоть до разрушения его страны, потому что это и есть главное условие нашего выживания.

Чтобы не свихнуться с ума в потоке цифр и фактов, на разбирательство в которых были отведены месяцы компетентным членам госкомиссии, я переключился на упорядочение материала, который я отснял в поездках в Россию и Украину. Теперь, убирая из него все лишнее, чтобы добиться упорядоченного рассказа, я снова и снова восхищался решением Димы увидеть на своем 60-летии самых близких родственников. Благодаря моему брату, и я с удовольствием пообщался с теми из них, которых не видел много лет.

Из беседы с прилетевшей из США двоюродной сестрой Лидой я понял, что ей не очень сладко проживалось в Сан-Франциско, несмотря на то, что там же, неподалеку, находились с семьями ее родители, дочь и родной брат. У каждого из них была своя жизнь со своими успехами и проблемами. Сама Лида выглядела моложе своих «50 с небольшим», что было свойственно женщинам из нашей многочисленной родни. Лиде, как немалой части русскоговорящих американок, предстояло еще долго самостоятельно зарабатывать на пропитание и медицинское обслуживание. Им это давалось нелегко, потому что каждая из них ходила в модной одежде, снимала неплохое жилье и содержала автомобиль. Но, кроме того, она дважды в год отправлялась в туристическую поездку за границу.

Лида побывала в самых отдаленных уголках земли. В числе ее желанных, но все еще не осуществленных маршрутов оставался Израиль. Это она связывала с заявлением ее мамы: «В эту страну ты поедешь через мой труп». Так боялась террора уже далеко немолодая женщина. У меня другой взгляд на рассуждения людей, которых я не стал бы попрекать ни в коем случае. Он сложился на основе не только моего собственного анализа реальности наших дней.

Весь мир менялся на глазах. Обострялись межнациональные конфликты между алавитами, суннитами, шиитами и христианами в мусульманских странах. Клоакой Европы, оккупированной наркоманами, наркодилерами и выходцами из государств третьего мира, видели свою страну голландцы. Статистика показывала, что Франция, из-за усиления антисемитизма, обгоняет бывшие коммунистические страны Восточной Европы по количеству евреев, выезжающих в Израиль.
А при этом Израиль, как утверждал Гай Бехор – ведущий израильский востоковед, продолжает укреплять свои позиции в списках ведущих государств мира, для которых одними из главных показателей являются устойчивость экономики, обороноспособность и средняя продолжительность жизни населения.

В Москве в разговоре с Лидой я вышел на след Леры. В студенческие годы только упоминание ее имени вызывало радостный трепет в моем сердце. Так сложилась ее и моя жизнь, что мы не общались на протяжении нескольких десятилетий. Приятное волнение обожгло память, когда я записывал ее номер телефона в Лос-Анджелесе, где она проживала с двумя дочками с начала 90-х годов.

Я набирал его уже у себя дома, в Беэр-Шеве, и не сразу узнал голос из-за появившейся в нем старческой сиплости. Вероятно, подобная реакция была и на той стороне, свидетельством чему являлась затянувшаяся пауза. Затем, чтобы поведать, друг другу обо всех своих «обретениях и потерях», мы созванивались еще несколько дней подряд. Как выяснилось, безответная любовь моей юности уже пять лет пользовалась опорной палкой при ходьбе. Но даже с дополнительной опорой хрупкость костей ног требовала повышенной осторожности, из-за недостатка в них кальция.

К условиям своего проживания в США Лера не имела претензий. У нее была неплохая двухкомнатная квартирка. Ее ежемесячного пособия ей вполне хватало на питание и одежду. В дни посещения врача к подъезду ее дома подъезжала машина и бесплатно доставляли ее в поликлинику. На ней же Лера возвращалась домой. Не все урожденные американцы пользуются сервисом такого уровня: в США действуют несколько видов пенсионного обеспечения.

Результаты сложной американской системы социальных благ сполна пожинают дочери Леры: заработки низкие, съемные квартиры тесные и дорогие. И эти женщины обречены на небезопасное самолечение из-за дороговизны медицинской страховки. Свои личные бюджеты, тем не менее, они используют так экономно, что тоже дважды в году отправляются в десятидневные туристические поездки в разные концы света. Притом, чтобы болезненная мама не оставалась без присмотра, ее прихватывали с собой. Разумеется, что из-за больных ног Лера не поднималась на Египетскую пирамиду и даже не разгуливала по залам одноэтажного музея. Дочери просто усаживали ее в удобном местечке перед входом, где она и дожидалась их возвращения, с журналом или газетой.

Молодец Лера: в своем непростом состоянии она не падала духом и не теряла чувства юмора. Сомневаюсь в том, что она, заодно со своими дочками, ощущала тяжелую зависимость от своеобразного наркотика под названием туризм. Воротилы исчисляемого многими миллиардами бизнеса основательно посадили на иглу немалую часть развитого американского общества. Я это определил еще в действиях нашей израильской приятельницы Кэтти. В свое время урожденная американка промотала свой немаленький пенсионный фонд на кругосветное путешествие с Марком.

Возвращаясь к хронологии, замечу, что конец 2006, вся протяженность 2007 и начало 2008 годов запомнятся израильтянам не только спорами вокруг итогов Второй ливанской войны. Не меньшие страсти в ту пору разгорались в связи с подготовкой к судебному разбирательству дел президента страны Моше Кацава и министра юстиции Хаима Рамона. Относительно Кацава рассматривались письменные жалобы на изнасилование от нескольких женщин «алеф, бэт, гимел», которые в разное время работали в его подчинении. Рамона полиция допрашивала по поводу поцелуя в служебном кабинете девушки «с глубоким проникновением языка».

Информация о каждом из вызовов на дознание в полицию необычных подозреваемых занимала немалую часть первых полос газет.

– У вас там больше ничем заниматься, что ли? Все до единой проблемы разрешили? Просто стыд и срам! – Заключила в разговоре со мной по телефону Ира, жена моего брата из Москвы.

И мне было, действительно, стыдно. Каждый раз и утренняя, и вечерняя новостные программы нашего телевидения и радио отводят этой теме, чуть ли не половину эфирного времени. Сегодня говорят о министре, завтра о мэре города, далее о журналисте, офицере, ответственном работнике полиции или обо всех одновременно. Обратите внимание, осуждают и требуют отправить на нары за сексуальное домогательство мужчин, которые поднялись на самые высокие орбиты социальных слоев общества. Лишь падение с такой высоты ведет к полному крушению их карьеры и семейной жизни.

Так, что же это? Не что иное, как желание обнажить постельные истории насильников пяти и десятилетней давности, которые разворачивались втайне от законных жен и мужей. Характерно, что от жертв в тот период не поступали жалобы в полицию и другие инстанции на то, что мужчины их связывали, укладывая в постель, или прибегали к угрозам посредством пистолета и ножа. За что, безусловно, надо судить строжайшим образом.
Вывод: в противном случае все происходило с обоюдного согласия. Почему? А потому, что люди еще не достигли полного совершенства. В связи с этим даже замужняя женщина способна задаться целью, отбить намного более яркого, чем у нее, чужого мужа. Со стороны мужчины возможен и вариант обычного флирта, способного вызвать недовольство стороны, которая добивалась более существенной цели. И тогда вчерашняя обоюдная радость сводиться к поговорке «от любви до ненависти один шаг». Но стоит ли потворствовать превращению ненависти в бессрочную месть?

Находятся сторонники и такого курса. Его они умело преобразуют не только в нишу кипучей личной занятости, но и в средство для сведения счетов с политическими противниками. Я уверен, что, не втянутые в скандал мужчины, не должны, молча, прятать головы в песок. Теперь пришло их время и в этом им тоже помогут свобода слова и торжество демократии. Они же будут нам способствовать, успешней справляться с другими все еще неразрешенными задачами.

Среди них террор так и оставался на первом месте. Вот уже семь лет боевики из Газы обстреливали самодельными ракетами «Кассам» жителей города Сдерот и его окрестностей в Западном Негеве. СМИ отмечали, что в ходе обстрелов в последних числах мая 2007 года упало 125 ракет. Женщина, попавшая под обстрел 21 мая, скончалась по дороге в больницу. Во время той же атаки пострадал еще один человек. 26 мая в результате ночной ответной атаки ВВС Израиля на юге Газы был уничтожен штаб боевиков ХАМАСа. Палестинцы сообщили о четырех погибших и шестерых раненных. 27 мая раненный в утренней ракетной атаке израильтянин 36 лет скончался, несмотря на все усилия медиков.

В тот же день на еженедельном заседании правительства премьер-министр Эхуд Ольмерт заметил, что нынешнее израильско-палестинское противостояние может затянуться надолго. Глава правительства не ошибался. Вслед за Сдеротом, террористы из Газы стали обстреливать город Ашкелон. В ход пошли не только «Касамы», но и снаряды, используемые Хизбаллой в Ливанской войне. Не трудно было догадаться, что новое оружие поступало террористам через прорытые ими подземные тоннели филадельфийского коридора на границе с Египтом и морским путем.

А в середине июня 2007 года руководство ХАМАСа объявило, что вся власть в Газе переходит в его руки. По сути, Газа была захвачена посредством расправ без суда и следствия, в перестрелках с идеологическими противниками из ФАТХа. Его оставшиеся в живых активисты, бросив оружие, бежали в сторону египетской и израильской границ. Президент палестинской автономии Абу Мазен 17 июня объявил о роспуске правительства национального единства, численное большинство в котором принадлежало ХАМАСу.

Израиль не вмешивался в происходящее на палестинской стороне. 17 июня на город Кирьят-Шмона вдруг упали 3 ракеты. К счастью, никто не пострадал. В числе возможных версий рассматривалась и провокационная вылазка у самой границы палестинских террористов. На следующий день Генсек ООН выразил возмущение по поводу инцидента и пообещал, что международные подразделения ЮНИФИЛ примут все меры, чтобы не допустить его повторения. В тот же день нам позвонила из Филадельфии жена моего брата Ира:

– Что там у вас, опять несчастье? Неужели Насралла снова поднимает голову?

– Не переживай, – успокоила родственницу из Америки Рая, – всего лишь очередной выброс из горловины огнедышащего вулкана. С этим живем, хотя нормальному человеку такое трудно представить.

Да и не просто живем. Погоревав, шутим, спешим в магазины, чтобы купить более модную одежду и мебель, ездим на экскурсии, расширяем дружеские связи и, конечно, надеемся на лучший завтрашний день.

На то, что мы и в самом деле спешим без оглядки, я обратил внимание, когда Жене осталось сдать два экзамена на аттестат зрелости, а сразу вслед за этим ему предстоял призыв в армию. Еще в 8-м классе ортопед порекомендовал внуку специальные ортопедические стельки от врожденного плоскостопия, которое мальчик обнаружил, когда ему стало трудно гонять мяч на баскетбольной площадке. А вот сейчас эта проблема очень озаботила Женю тем, что могла помешать призыву в боевые подразделения.

Так рассуждали еще несколько его одноклассников. Чтобы добиться цели, они каждый вечер подкачивали мышцы в платном спортзале и пробегали по пять километров. Жене тому способствовали специальные стельки в кроссовках. Параллельно он сдавал выпускные экзамены в основной и музыкальной школе. Такой подход к армейской службе характерен для большей части молодежи Израиля.

Чем меньше времени оставалось до дня призыва внука, тем сильнее сердце дедушки сжимал леденящий холод волнений. Какой же израильтянин не представляет опасности, которая угрожает каждому солдату в его трехлетнем противостоянии попыткам вражеского окружения «столкнуть евреев в море». 19 ноября 2007 все мы провожали коротко постриженного Женьку на городском призывном пункте. Я перебирал в памяти десятки заранее заготовленных для него «наставлений из собственного опыта», но не огласил даже одного. Молодежь во все времена уходит от напутствий, потому что ей свойственно добиваться цели методом собственных проб и ошибок.

Все это и внука ожидало впереди, а пока мне оставалось утешать себя тем, что он не проявлял слабости духа в кругу новобранцев. А вот я сник: у меня даже повлажнели глаза, когда поступила команда садиться в автобусы. Я спрятался за одним из них, чтобы другие этого не заметили и вспомнил о своей видеокамере, хотя еще дома внук предупредил меня, «чтобы я его не позорил».

– Снимите крышку с объектива, – подсказал мне зять Дмитрий.

Он тоже волновался, но именно так нескольким тайно отснятым кадрам и пришлось отражать очередное памятное событие нашей семейной истории. В пути домой Рая нахваливала мне и Матвею Бэлу. За три дня до призыва сына она оформила отпуск и побаловала его всем, чем могла. Они ходили в кино, обедали в ресторане и закупили в магазинах все, что ему могло бы понадобиться в первые недели службы, включая специальную присыпку в носки, для предотвращения натирания ног на марш-бросках. Тогда Бэла еще не знала, что израильские солдаты не ведают недостатка в еде и одежде. Сам Женя большее всего радовался тому, что сам пребывал за рулем машины отца с новыми правами на вождение.

О том, что в Израиле не бывает продолжительных затиший на его границах, я знал и ранее. И все же сейчас всякая весть об обострении напряженности тревожила намного больше. А как назло, на севере страны и Сирия, и Хизбалла едва успевали заново заполнять свои арсеналы оружием и боеприпасами – посланиями правительства Ирана. Эта страна, вопреки запрету ООН, продолжала гонку в создании своего ядерного оружия, а ее президент Махмуд Ахмадиниджад только и повторял, что вот-вот Израиль будет стерт с лица земли.

Давно известно, что войны не нужны всем обыкновенным людям земли. Им главная цель жизни видится в мире, здоровом потомстве и хлебе насущном. Выращивать его они приспособятся даже у горловины огнедышащего вулкана. О доброжелательности, присущей таким людям, мне рассказала наша приятельница Елена Дашковская. В начале июня ее 77-летний муж Иосиф оказался в больнице. Он был в очень тяжелом состоянии, и Лена сутками дежурила у его постели. Однажды она вспомнила поздно вечером, что во рту ее не было маковой росинки с утра.

– Не завалялась ли у вас от ужина больных корка хлеба? – спросила Елена вошедшую в палату медсестру.

Ее отрицательный ответ услышала находившаяся у постели другого больного женщина в арабской национальной одежде. Елена и не заметила, как она вышла из палаты. Через несколько минут арабка вернулась и поставила на тумбочке перед Еленой стакан чая, питу, соленые оливки и хумус. Рассказ Лены напомнил мне и мое восьмилетнее сотрудничество с палестинцами Набилем и Ясиром. Из него, после первых не очень дружелюбных месяцев привыкания, я не мог бы назвать ни одного случая, который выходил за рамки взаимного уважения.

А жизнь в нашем доме все теснее увязывалась с графиком приезда Женьки в увольнения. Солдату, несшему нелегкую службу в боевой части, предоставляли отпуск на пятницу и субботу один раз в две недели: Жене все же удалось выхлопотать у военных врачей согласие «на несколько завышенный профиль своей готовности», как это делают немало молодых израильтян. Рая с Бэлой к дням приезда солдата были всецело поглощены приготовлением чего-нибудь вкусного и оригинального. А нам, мужчинам, очень хотелось выведать за столом хоть что-нибудь из образа жизни солдата. Вытянуть из него удалось лишь коротенький рассказ о крайнем недовольстве своими личными результатами на самоподготовке – он не сумел преодолеть последний метр в упражнении подъема по канату.

– Дедушка, все в порядке! – Радовался внук в следующий приезд. – Вчера мне удалось показать нормальный результат.

А далее мы услышали и том, что командир взвода перед строем объявил его отличником боевой подготовки за минувший месяц. Радовался и я не меньше внука. К сожалению, мы рано ликовали. Вскоре Женя позвонил на мобильный телефон мамы. То был поздний вечер дождливого и холодного января 2008 года.

– Только что закончились полевые учения. Я в палатке на двоих. Утепленный комбинезон не одевал, потому что тесен. Ботинки и носки мокрые. От холода не чувствую ног. Околеваю. Что можно сделать?

Это был своеобразный «сигнал SOS», за которым последовало:

– Разотри ноги. Смени носки. Попрыгай, чтобы разогреться.

Под утро поступила эсэмэска: «Я в порядке. Не переживайте». К счастью, завершилась без тяжелых последствий апробация собственной ошибки. Но Бэла в ту ночь глаз уже не сомкнула. Вины новобранца, не оспаривая, она мысленно адресовала больший упрек ответственному за проведение учений командиру. Именно он был обязан проверить полную готовность к первым полевым учениям каждого вчерашнего школьника?

Можно было бы еще долго терять время на поиски идеального человека и идеального общества. Мы не из того десятка, потому что умению отстаивать справедливость, быстро забывать мелочные обиды, да и вообще, радоваться тому, что имеем, уже давно учимся у наших приятелей из Тель-Авива Рути и Йоава. У них в армии давно отслужили трое детей, и мы, бабушка с дедушкой, конечно, поделились с ними своими переживаниями за внука.

В очередной раз Рути позвонила нам в канун завершавшей Песах субботы и предложила присоединиться к их экскурсии в каньон Эйн Авдат. Утром она с Йоавом заехала за нами на «Тойоте»цвета морской волны.  Спустя полчаса, Рути остановилась перед небольшим перекрестком:

– Рая, – сказала она, выключив мотор – вон за теми металлическими воротами, справа от нас, находится воинская часть вашего внука. Мы можем сейчас проехать туда и повидаться не только с Женей, но и с одним из его командиров. Можете быть уверены, что он вас выслушает и примет к сведению ваши высказывания, но сначала позвоните Жене на его мобильник – как он отреагирует на наше появление.
Внук отказался от встречи, потому что заступал в ближайшие минуты на дежурство. Бодрый голос солдата поднял настроение, и мы поехали по спланированному Рути маршруту. Следующую остановку мы сделали возле нескольких высоких холмов пустыни причудливой формы. На вершину самого ближнего холма новая «Тойота» резво взлетела по высыпанной щебнем дороге. Последовав примеру Йоава, и я расчехлил свою видеокамеру, чтобы запечатлеть оригинальную животноводческую ферму.

Ее небольшой загон вмещал около полусотни козочек. Маленькими показались и дом хозяев, и запасы спрессованного в кубы сена, и бак для воды. Так и самого места на вершине было немного. Все, что здесь было, принадлежало многодетной еврейской семье, и являлось главным источником ее доходов. Их обеспечивало миниатюрное сыроваренное производство. Доходы тоже были небольшими, судя по скромности всего, что присутствовало на подворье. Но у каждого человека свои предпочтения. Цены, вероятно, здесь не имели необъятные просторы в подножье холма, на которых выпасали коз, и тихие звездные ночи.

Мы увидели еще несколько подобных хозяйств на соседних холмах, когда возвращались на главную дорогу, а Йоав заметил, что их высококачественные сыры пользуются спросом в престижных супермаркетах Тель-Авива.

В глубокий каньон Эйн Авдат «Тойота» медленно спустилась по пологому склону. Здесь тоже было, что снимать, и профессиональный фотограф Йоав, перебросив через плечо ремень фотокамеры, побежал искать оригинальные объекты. Перед нами простиралась неширокая пешеходная тропа, которая вела к замыкавшему ущелье крошечному озеру.

Она извивалась среди больших валунов. Их острые углы и зазубрины отполировали дожди и ветры тысячелетий. В подножье правой, почти отвесной стороны было много гнезд и нор. Их доверчивых хозяев, грызунов и птиц, любопытные туристы подкармливали прямо из рук. Людей было много. Там и здесь они приостанавливались группами, чтобы порадоваться маленькому чуду природы.

А в этом месте «дорожную пробку» вызвала троица горных оленей с молодым приплодом. Все они, гордо изогнув грациозные шеи, ощущали себя здесь полными хозяевами и потому тропу переходили медленно, словно напоминали, что на этом перекрестке их преимущество в движении. Такие картины приятно расслабляли и поднимали настроение.

– Такие прогулки разве не полезней сжигания выходных дней на бесконечных митингах протеста, – сказал я, поравнявшись с Рути.

С мнением этой женщины я считаюсь давно.
– Это разные вещи, – услышал я, – потому что нашему руководству надо и напоминать час от часу о его ответственности. Разве ты не видишь, в каких позорных безобразиях замешаны отдельные наши политики.

– К сожалению, вижу и все больше привыкаю к тому, что в нашей жизни все сводится лишь к выбору из нескольких зол того, что поменьше.

– А так все и будет продолжаться, пока обычные люди будут мыслить, как ты, а члены правительства будут уверены, что они содержат нас, а не наоборот. Для исправления таких перекосов люди и отправляются на митинги протеста. Понял?

Понял я тогда еще и то, что мне надо было родиться в Израиле, чтобы смотреть с такой точки зрения на окружавшую нас реальность. В пути домой мы остановились у могилы Бен-Гуриона, и Йоав поведал нам несколько интересных подробностей из жизни легендарной личности. Здесь, в кибуце Сде-Бокер провел свои последние годы провозгласивший в 1948 году независимость государства Израиль его первый премьер-министр Давид Бен-Гурион. Историки немало написали о том, как он героически преодолевал трудности начального периода, но есть и упущенные частности.

В 1954 году Бен-Гурион в возрасте 68 лет сам ушел с высокого поста и уехал со своей женой в кибуц. Имущества у них было здесь очень мало, в основном, книги. В кибуце Бен-Гурион работал и сторожем в коровнике!!! Кто-нибудь из россиян может представить на такой работе, скажем, Черномырдина, Фрадкова, Медведева или Путина?

Спустя пару лет Бен-Гуриона опять пригласили возглавить правительство. А в 1970 году он навсегда отошёл от политической деятельности и окончательно переселился в Сде-Бокер. По причине преклонных лет он занимался уже только трудами по истории и умер в 89-летнем возрасте. За целенаправленность и воодушевление, с которыми Бен-Гурион руководил страной, историки ставят этого политика в один ряд с царем Давидом и Иеhудой Маккавеем, а также с такими современными государственными деятелями, как Черчилль, Рузвельт и де Голль.

Со свойственной ему отвагой он вел за собой народ и не покидал его в самые опасные моменты. В то же время он требовал и от народа не только элементарной человечности в повседневной жизни, но и способности к высшему самопожертвованию в определенных обстоятельствах. О том, что старания Бен-Гуриона не пропали даром, говорят и те немалые достижения Израиля, которые вывели его в список достаточно развитых стран мира.

Интересный рассказ Йоав завершал уже в машине, а я вспомнил такой случай, в подтверждение. Недавно я нашел на утренней прогулке паспорт молоденькой девушки. Он лежал на тротуаре, рядом с глубоким безлюдным оврагом, и это вызвало у меня тревожные предположения: мало ли какой маньяк мог оказаться в этом месте ночью. Я тут же вернулся домой и позвонил оперативному дежурному полиции. В ходе разговора полицейский задал мне несколько вопросов и записал интересовавшие его данные из паспорта. Часа через три он мне сообщил, что девушка жива и здорова, а к вечеру она сама приехала за утерянным паспортом, по окончании занятий в колледже.

Эти действия не имели ничего общего с реакцией полицейского в Житомире, которому я позвонил незадолго до отъезда в Израиль по поводу варварского захвата девушки на автобусной остановке хулиганами. Тогда мне порекомендовали радоваться тому, что я сам остался жив с паспортом, подброшенным пострадавшей на моих глазах. Тот случай оказался одной из последних капель в планах ускорения отъезда.

В 2008 году израильтяне отмечали 60-летие со дня основания своего государства. В Советском Союзе в канун подобных событий СМИ пестрили фальшивыми рапортами о «грандиозных успехах на заводах, стройплощадках, полевых станах и животноводческих фермах». В Израиле, заодно с достижениями, отмечали замедление развития местной экономики – запланированный рост на 4,2%, снижался до 3,5%, из-за мирового экономического кризиса.

А 2 мая, газета «Едиот ахронот» информировала своих читателей: «Ольмерт будет допрошен сегодня полицией в связи с подозрениями, что еще до того, как стал премьер-министром, получал солидные суммы денег наличными в Израиле и за рубежом от некоего американского бизнесмена-миллионера». Продолжались разговоры о разраставшемся скандале вокруг дела Моше Кацава. В 2007 году под давлением общественности президент страны был вынужден досрочно уйти в отставку. Его обвиняли в домогательствах сексуального характера, включая изнасилование. Но, с другой стороны, это говорило о равенстве перед законом всех граждан, независимо от занимаемой высокой должности.

Празднование юбилея единственного на Ближнем Востоке демократического государства обретало все более широкий размах. 13-15 мая в Иерусалиме состоялась международная конференция "Взгляд в завтрашний день". В ней принимали участие высокие гости, включая президента Украины Виктора Ющенко, главу Совета Федерации России Сергея Миронова и экс-президента СССР Михаила Горбачева.

Глава правительства Германии Ангела Меркель приезжала в Израиль 16 марта. 14 мая с официальным визитом прибыл президент США Джордж Буш. Президент Франции Николя Саркози приезжал с официальным визитом 22 июня. Почетные гости выступали с теплыми речами перед депутатами Кнессета и выражали народу Израиля полную поддержку во всех его демократических начинаниях. Большие надежды возлагались ораторами на мирное сосуществование Израиля с соседями-палестинцами в рамках двух независимых государств.

По-своему встречали торжественный юбилей в нашей родне. К тому времени зять Дима имел на своем счету десятки часов налета в служебных командировках в Италию, Китай, Киргизстан, Латинскую Америку и Южную Африку. Настолько широкими являлись деловые связи компании, в которой он работал. Видимо дела у зятя продвигались неплохо, что подтверждал и такой звонок дочери по мобильному телефону.

– Папа, могу тебя порадовать – сообщала Бэла, находясь в пути на работу, – вчера Дима вернулся домой тоже уставшим, но радостным. Он даже шутил, что не так часто бывает. Еще бы, по решению руководства его компании ему вручили в торжественной обстановке удостоверение обладателя звания лучшего инженера по итогам работы за год.

Порадовал и другой телефонный звонок, на этот раз сына.

– Папа, так конкурс молодых виолончелистов Израиля закончился. Мой ученик, – продолжал воодушевленный Матвей, – добился первого места в своей возрастной группе. Словом, лауреат! Только не забудь передать это маме: такие новости для нее очень важны

Когда у Матвея возникла угроза остаться без учеников, он с отличием окончил курс колледжа по преподаванию английского языка. К счастью, новые знания понадобились лишь для осуществления давней мечты – прочитать Байрона и Шекспира в первоисточнике. То, что произошло на конкурсе, говорило, что сын не отложил в сторону и главное дело жизни – любимую музыку.

Меня в ту пору впечатляли и сольные выступления Матвея. На них я тоже приходил со своей видеокамерой, как только обновлялась программа. Ее умело составляла неизменный концертмейстер Фира, что подтверждали громкие аплодисменты зрителей. Они очень хорошо воспринимали ее комментарии по истории исполняемых произведений и биографические справки авторов. Немалыми вставками записей из тех концертов я существенно оживлял мои видеописьма, а заодно, пропагандировал классическую музыку своим зрителям.

Главным увлечением и трепетной заботой Бэлы, безусловно, являлись ее дети. С одной стороны, ей нравилось, когда о сыне и дочери хорошо отзывались в школе, с другой, она с ними продолжала воевать, приучая к порядку и ответственности. С повзрослевшим Женей ей было уже проще, а вот Аня, своенравная ученица 4 класса для продвинутых детей продолжала час от часа выбрасывать очередную хохму.

В нашей родне уже давно принято дарить и детям наличные деньги в конверте в праздники и дни рождения. Мы в этом видим возможность раннего проявления умения экономно тратить деньги на предметы первой необходимости, с твоей колокольни. Таким образом, в кошельке Ани уже накопилось более 300 шекелей, и она из них попусту не потратит и агоры. Иногда Бэла «специально занимала у нее небольшую часть сбережений на условиях возврата в течение трех-четырех дней. Так вот, на пятый день Аня не стыдилась напомнить маме об истекшем сроке.

– Так как вы смотрите на свою хитрющую внучку в другом случае? – высказывала Бэла свое удивление мне и Рае. – Недавно я приехала за ней в школу и обнаружила несколько пятен фломастера на ее впервые надетой кофточке. Естественно, я отчитала девочку за неряшливость, а в пути домой мне пришла на ум такая воспитательная идея.

Она была оглашена во время короткой остановки на светофоре.

– Ну, вот что, – сказала я, – так как эту кофточку ты фактически загубила, сегодня вечером мы поедем с тобой покупать такую же кофту, но на твои личные деньги. Надеюсь, после этого ты будешь более бережно относиться к вещам. Договорились? Ответ дочери не последовал, хотя мы уже остановились у следующего светофора.

– Так почему ты молчишь, Аня? – допытываюсь я после немаленькой паузы. – Я хочу знать твое мнение по поводу моего варианта.

– А о чем говорить, – отвечает невозмутимая девочка, – я считаю, что с покупкой нам не стоит торопиться. Сначала мы кофту постираем, а вот если пятно на ней останется, тогда мы и поговорим о покупке.

Что больше такого рассказа может порадовать и посмешить бабушку и дедушку, которые не только занимают сторону внучки, но и видят в ее действиях разумную рассудительность и важную деловую хватку.

В конце июля 2008 года мы отметили 50-летие Матвея. За 18 лет проживания в Израиле он окончательно сформировался в гражданина этой страны. Матвей не скрывал своей гордости по этому поводу, хотя и отчетливо видел ее еще не разрешенные проблемы. Теперь уже Матвей «выбирал для себя место подходящей работы, а не оно его», как это было, когда мы только приехали в Израиль. Недавно он даже отказался от приглашения в консерваторию Иерусалима.

Теперь сын уже не видел прока от беспросветной занятости. О был уверен, что те небольшие деньги, которые он уже скопил, пора «заставить эффективней работать» на себя самого. Давались они ему нелегко, чтобы удовлетвориться теми грошами, которые выплачивают за их хранение в местных банках. Доверие к ним сокращали разорительные мировые и региональные кризисы. Выводы Матвея, разумеется, базировались на рассуждениях его самых расторопных приятелей и, прежде всего, опытных Маромов из Тель-Авива.

Они и подсказали ему, что хранимый в банке вклад выгоднее использовать для покупки неновой квартиры, взяв для этого даже некую ссуду. Так Матвей и сделал, чтобы оказаться владельцем запущенной четырехкомнатной квартиры. Ее ремонт обошелся новому хозяину недешево, а вот поселяться в ней клиенты долго отказывались из-за того, что она находилась на последнем четвертом этаже, без лифта.

Вот почему Матвей просто ухватился за первого 27-летнего, но сговорчивого квартиранта. Договор они составили быстро. Этому способствовали человеческое обаяние, общий русский язык и поспешность молодого человека, связанная с ожиданием приезда из Москвы тещи – для ухода за новорожденным ребенком. Матвей даже сочувствовал естественным хлопотам, и его вполне устроил аванс за три месяца вперед. Это мимолетная история вскоре забылась, и Матвей не вспомнил бы о ней вообще, если бы, спустя месяц, ему не позвонил сосед по квартире, которую он сдал внаем.

– Что там у тебя вытворяют твой квартирант?! – Орал сосед не своим голосом. – Третий день подряд людям не дают покоя отбойные молотки. Грохот падающих на пол кусков блочных перегородок слышен и на 1-м этаже. Почему ты нас не предупредил? Чего молчишь? Приезжай немедленно. Надо разобраться

На 4-й этаж Матвей буквально взлетел. Сердце его было готово выскочить из грудной клетки, когда он увидел сквозь густую пыль свою недавно отремонтированную квартиру в виде единого зала, без перегородок. От них на керамических полах остались только следы – незаполненные плиткой борозды. Рядом валялись остатки бетонных блоков, которые еще не успели убрать.

– Остановитесь! – С трудом преодолевая удушливый кашель, крикнул Матвей рабочим. – Что вы делаете? Кто вам это позволил?

– Хозяин! А ты кто такой? Чего разорался? – с ухмылкой ответил один из рабочих, опиравшийся на черенок совковой лопаты.

– Я и есть хозяин! Здесь какое-то недоразумение. Стойте! – Взывал Матвей к людям, посмеивавшимся над ним.

Вслед за этим он подошел на ватных ногах к тому из них, что опирался на черенок лопаты, вырвал ее из его рук и разъяснил, что происходит дрожавшим от волнения голосом. В Израиле рабочие не пьют на работе, и они, по крайне мере, поняли, что имеют дело с нормальным человеком. Один из них позвонил начальнику ремонтной компании, а затем передал Матвею мобильник.

Из беседы выяснилось, что 7 дней тому эта квартира выкуплена для таких же коммерческих целей у «молодого человека лет под тридцать», который представился Матвеем Хозеном. Новый хозяин, по совету посредников, решил разделить большую квартиру на 3 маленьких – для поселения студентов. «Нового хозяина» нашли в считанные минуты. Он проживал в Тель-Авиве. По его совету Матвей тут же поехал к оформлявшему сделку адвокату, и они вдвоем сразу обратились в полицию.

Преступника задержали на 3-й день с деньгами и четырьмя фальшивыми паспортами на руках. Влипший в аферу «новый хозяин» уговорил Матвея продать ему злополучную квартиру, потому что ее восстановление обойдется ему очень дорого. Так сын и поступил. Денег он не потерял, а как только отошел от пережитого, купил другую, легче сдаваемую квартиру. Личный опыт можно смело назвать лучшим учителем. После этого наш внук Женя назвал дядю самым расторопным бизнесменом в родне.

Матвей непредсказуем, и в самом деле, а я по сегодняшний день открываю в характере сына новые загадки. Одну из них характеризует его письмо учительнице ранней студенческой поры, которое он принес почитать маме и оставил на ее столе. Несколько отрывков из письма помогут и вам лучше представить небезразличного мне человека.

«Дорогая Валерия Николаевна! Только что поговорил с вами и, вместо ощущения удовлетворения высказанным, у меня возникло нечто противоположное – желание взять перо и поверить бумаге то, что по телефону в спешке и не скажешь. Специфический жанр предусматривает обмен короткими репликами, не более. Всякое же письмо – стремление к монологу, вызванное не только желанием высказаться, а и уверенностью в готовности другой стороны выслушать. Ведь так?»

«Но можно ли представить себе жизнь без интереса? Со временем я понял, что для меня самый верный способ разглядеть его – это серьезное чтение». «В нем не сразу проявился тот эффект, в котором я стал ощущать себя фактически собеседником любимых книжных героев, замечу, умных, преданных, которые никогда не обидятся, будучи прерванными на полуслове телефонным звонком и возвращением на полку».

«Войдя, таким образом, в некую форму одиночества, я обнаружил еще немало важных для себя преимуществ. Отдельным моим друзьям трудно было понять, что у меня дух перехватывает на виражах воображения, когда ты жмуришься в сладчайшем удовольствии от услышанных тобой аллитераций или испытываешь головокружение от метафоры или инверсии.

Папа нередко упрекал меня (сейчас уже меньше), что я, по его представлениям, переживаю опыт вовсе не мой, но писателя, который, кстати, и слукавить может. Но он просто не знает, что я читаю по принципу эхолота, а теперь развил в себе такое чутье, что мой радар на сигнал «свой, чужой» четко срабатывает на дальних подступах».

«Недавно я, смеха ради, прочитал «Мастера и Маргариту» по-английски: захотелось побыть в шкуре англичанина, а заодно и оценить «степень суррогатности», на которую, понятное дело, обречен иностранец. Убедился, что даже самый опытный переводчик надевает на него противогаз. В нем всегда будет воздух другой разреженности, другие законы притяжения».

«Я заметил, что в последнем нашем разговоре Вы уже не спрашивали меня о моем семейном положении, убедившись, видимо, в праздности вопроса. «Вот так и живем». Здесь важнее самоощущение, нежели оценка со стороны. Я насмотрелся на многие пары и выдержал немало завистливых взглядов своих братьев по полу. Счастливые случаи – редки, как алмазы. Но это уже судьба, которую мы не выбираем, а если льстим себе противоположным, то платим за ошибки все той же жизнью, или точнее – нежизнью.
Нежно обнимаю дорогого человека».

Разве приведенные строки не проливают свет на то, что сыну все еще не удалось найти друга, способного заменить книгу, как, и понять нереальность такой затеи. С учетом присущих всем живым людям отрицательных и положительных качеств, я, не без гордости, вижу в своих детях свою достойную смену. Я рад, что и они прочно удерживают в руках эстафету поколений своим умением не только самостоятельно кормить и обхаживать себя, но и желанием протянуть руку помощи, тому, кто в ней нуждается. Специально мы их этому их не учили. Дети просто не видели в родительском доме ничего другого.

Лирическое настроение посещает израильтян ненадолго. Оно тоже тесно связано с действиями их политиков. На этот раз министр обороны Эхуд Барак под напором партнеров из центра возглавляемой им партии «Авода» поставил партии премьера ультиматум: или отставка Ольмерта, или досрочные выборы. В условиях новых угроз Хизбаллы» и ХАМАСа, отмечалось в заявлении, премьер-министр не может параллельно управлять страной и справляться с полицейским расследованием. Праймериз в «Кадиме» состоялись 17 сентября, и Ольмерт в них участия не принял. Его сменила Ципи Ливни, но так как ей не удалось создать коалиционного правительства, 26 октября 2008 года она объявила о проведении в Израиле досрочных парламентских выборов.

А тем временем кандидат от Демократической партии Барак Обама одержал сокрушительную победу над кандидатом от Республиканской партии Джоном Маккейном на президентских выборах в США. 47-летний Обама стал первым чернокожим президентом Америки. Он пообещал перемены и «новую зарю американского лидерства». Явка избирателей составила более 64 процентов голосов – такой высокой явки на выборах в США не было в течение последних 100 лет.


У американцев особые понятия о свободе, и этим они мне еще более симпатичны. О наших контактах с израильтянами – выходцами из Америки, на этих страницах уже не раз упоминалось. Сидней, муж Микки, занимал в этом ряду особое место. В конце октября 2008 года Микки позвонила Матвею:

– Сегодня хороним Сиднея. Он умер во сне на 92-м году жизни, сохраняя до последнего дня ясный ум, любовь к жизни и чувство юмора.

На кладбище Микки была настолько взволнована и растеряна, что не узнавала многих из тех, кто ее обнимал и выражал соболезнования. Но, с другой стороны, она и не могла знать в лицо сотни бывших сотрудников и учеников Сиднея. Я узнавал о присутствии здесь авторитетных ученых, когда их предоставляли перед произнесением прощальных речей у могилы. Они были трогательны тем, что состояли из множества забавных историй из жизни великого открывателя и очень скромного человека. Особенно подчеркивалось его жизнелюбие и очень тонкий юмор. В теннис Сидней играл и, когда ему исполнилось 80 лет. По утрам он первым приходил на тренировочный корт и проверял его полную готовность к приходу партнеров.

– В мире именем Сиднея Лоуба еще при жизни было названо несколько университетов и научных центров, в знак исключительной значимости его открытия, – отмечал в своей речи один из его бывших сотрудников. – Его подлинная цена резко возрастает из года в год, в условиях катастрофического сокращения на земле запасов пресной воды. Пройдет еще 15-20 лет, и к могиле Сиднея Лоуба потянутся многие тысячи людей. Так они будут проявлять свою благодарность за изобретение века – удивительную мембрану, которая открыла человечеству путь к промышленному опреснению морской воды».

Глава 12

Давно подмечено, что чем старше мы становимся, тем быстрее пролетают недели, месяцы и годы. Такое ощущение свойственно хорошим условиям жизни человека и наоборот. Для наглядности сравню кажущуюся мгновением ночь с любимой девушкой, с часом невыносимой жары в пустыне, без капли воды, которая способна показаться вечностью.

В моих глазах так же медленно потянулось время осени 2008 года, и я это связывал резким сокращением увольнительных у внука. Он это объяснял дополнительными учениями на курсах младших командиров. Чтобы поднять настроение себе и внуку, мы и его родители отправились к нему в воинскую часть в одну из последних октябрьских суббот, и были там не единственными гостями солдат.

Столики со скамьями у ворот воинской части уже были заняты, но мы не менее удобно расположились на травянистой обочине дроги. Накрытая здесь бабушкой и мамой скатерка едва вмещала приготовленную ими вкуснятину. К сожалению, и в этот раз внук больше напоминал мне школьника-старшеклассника, чем сложившегося солдата. Меня это особенно тревожило, потому что зарвавшиеся террористы из Газы нагло расширяли территории ракетных обстрелов, и каждый здравомыслящий человек понимал, что показать врагу границы нашего терпения предстояло солдатам ЦАХАЛа.

Противостояние обострилось 4 ноября. В тот день были убиты ответным огнем шестеро палестинцев. После чего последовали массированные ракетные и минометные обстрелы Израиля. Пришлось закрыть все КПП на границе с анклавом, делая исключения лишь для небольших партий гуманитарных грузов и поставок топлива для электростанции в Газе. ХАМАС усиливал обстрелы территории Израиля. Террористы заявляли, что добьются от Израиля уступок на своих условиях.

Я все еще успокаивал себя тем, что мы не станем ввязываться в широкомасштабные военные действия до выборов, назначенных на 10 февраля. 19 декабря истёк срок полугодового перемирия между Израилем и находящейся у власти в Газе террористической организацией ХАМАС. Перед окончанием перемирия Израиль неоднократно заявлял о готовности продлить прекращение огня, однако ХАМАС продолжал придерживаться избранной тактики. 24 декабря из сектора Газа было выпущено более 60 ракет и миномётных снарядов.

Пресса отмечала, что к тому времени на территории Израиля уже упало 3000 (!) ракет. Жизнь мирных граждан Израиля превращалась в ад. Атакам реактивными снарядами «Град» подвергались города Ашкелон, Сдерот, Нетивот, Офаким и прилегающие к ним объекты хозяйственной инфраструктуры. Укрепленные бетоном крыши теперь не спасали от снарядов калибра 122 мм. Тогда же ХАМАС угрожал «Градами» с радиусом действия не 20, а 40 километров, способными долететь до Беэр-Шевы и даже до Ришон ле-Циона.

Предупреждение об игре с огнем премьер-министра Израиля Эхуда Ольмерта, выступившего 25 декабря в эфире телеканала «Аль-Арабия», ХАМАС не воспринял всерьез. К тому же, в Израиле все резче ощущалось влияние мирового финансово-экономического кризиса. Он сопровождался сокращением рабочих мест, повышением цен на бытовые услуги, продовольствие и промышленные товары. На работе у Дмитрия администрация сократила на 10 процентов зарплаты всем работникам.

– Только бы никого из нас не сократили. Вот за это и молись, – попросила свою маму Бэла, видя в ней человека, которого способен услышать и сам Всевышний.

26 декабря в моей квартире раздался телефонный звонок из Москвы.

– Арик, – звучал сиплый от курения голос Юры, – мы решили встретить Новый 2009-й год в твоем доме, а заодно поздравить тебя с днем рождения. Летим на полную неделю – я, Дима и наши жены.

От радостного волнения у меня подступил комок к горлу, но я же не мог не предупредить родственника о сгущавшихся над нами грозовых тучах.

– У вас там всегда облачно, – пошутил Юра, – а у нас уже билеты на руках. Только не вздумайте утруждать себя грандиозной готовкой. Мы сами все организуем.

Раю задела «боязнь перегрузки дремучих стариков». В остававшиеся дни она только и бегала в супермаркет за израильскими деликатесами. Продемонстрировать свое еще не утерянное умение ей хотелось именно таким дорогим гостям.

Вопреки моим предположениям о курсе ЦАХАЛа на сдержанность, в субботу 27 декабря более 50 истребителей-бомбардировщиков и боевых вертолётов нанесли первый удар по инфраструктуре ХАМАСа в секторе Газа. Спустя полчаса последовал второй налёт с участием 60 самолётов и вертолётов. В тот день в секторе Газа было атаковано более 170 целей. К ночи на 28 декабря танки израильской армии начали сосредоточение на границе Газы, а израильская авиация продолжала наносить удары по объектам ХАМАСа.

Отсиживающийся в Сирии глава ХАМАСа Халед Машаль заявил, что на этот раз палестинцы достойно ответят Израилю, и арабо-израильский конфликт закончится смертью «сионистского врага». Руководители военного крыла ХАМАСа в Газе, пройдя боевую подготовку на военных базах Ирана и Сирии, были полны решимости, устроить кровавую баню бойцам ЦАХАЛа, как только они появятся на улочках густонаселенных кварталов города. С этой целью были напичканы взрывчаткой не только сами улочки, а и входы, и выходы в каждый дом.

Знавшее об этом руководство ЦАХАЛа тоже не сидело, сложа руки. С этим, вероятно, и были связаны ставшие редкостью увольнительные нашего внука, потому что и в его подразделении шли упорные тренировки по преодолению вражеских ловушек. 28 декабря правительство Израиля принимает решение о частичной мобилизации воинов запаса. В ночь на 29 декабря ВВС Израиля подвергли бомбардировкам в секторе Газа Исламский университет, здание министерства внутренних дел и иные объекты. Все они, в той или иной, мере использовались в качестве военных плацдармов.

В обеденные часы 29 декабря я позвонил в Москву Юре на его мобильный телефон:

– Не сдать ли вам авиабилеты? Здесь, в 40 километрах от нас, разгорелась настоящая война.

– Ты о чем, Арнольд? В эти минуты я на пути в аэропорт. Твой брат с женой и дочерью вылетают вечером. Из сообщений наших СМИ мы знаем все, что у вас происходит. Тем не менее, мы однозначно решили, что в эти непростые минуты хотим быть рядом с вами.

Вечером Юру, с его женой Татьяной, принимали в Кирьят-Гате, в семье его брата Саши. Утром следующего дня я с Матвеем привез из аэропорта Диму с Ирой. За завтраком Рая завалила стол холодными и горячими изысками. И все ужин, по настоянию Димы, нам подавали в ресторане. Судя по этому, москвичи еще у себя дома четко спланировали «программу визита к скромной израильской родне». Соответственно, Юра с Димой обзвонили родню по поводу общего торжественного обеда завтра в ресторане. Бодрость духа надо было укрепить всем, а меня, в частности они пообещали уважить явкой на ужин в ночь с 31 декабря на 1 января.

Местом сбора назначили наш дом, и к 12-ти часам дня в его дворе собралось ровно 20 человек, чтобы отправиться на обед в ресторан. И вот здесь, под воздействием какого-то необъяснимого чутья, мне удается убедить всех, что лучше самим организовать приготовление шашлыков в нашем замечательном саду. Полному перевесу чаши весов в мою пользу способствовал по-весеннему солнечный предпоследний день 2008 года. Сердца нарядившихся в ресторан женщин не смогли не дрогнуть под воздействием красоты полыхавших разными красками цветов и обещания мужчин-израильтян взять на себя «всю черную работу».

На этих условиях мы и помчались в супермаркет на шестиместном автомобиле Юры, взятом напрокат. Немалую тележку там в считанные минуты заполнили всем, включая, напитки, салаты, кондитерские изделия и даже разовую посуду – всего на сумму в 2,5 тысячи шекелей, а гости мужчины еще и поспорили между собой за преимущественное право на оплату.

Приготовление шашлыков из высококачественных местных полуфабрикатов особого умения не требовало. К сервировке же стола, конечно, подключились женщины. И вот несравнимое с рестораном пиршество, которое отражало безусловную поддержку москвичами своей израильской родни, запенилось шампанским и зашумело трогательными тостами.

Разнообразной вкуснятины на столе тогда оказалось так много, что за него можно было свободно усадить еще и добрую дюжину солдат. Мы вспомнили и о них, и провозгласили тост за удачу тех, кто в эти минуты штурмовал густозаселенные проулки противника, где каждый дом можно было превратить в долговременную огневую точку для снайпера.

Вслед за ранними зимними сумерками быстро стемнело. На клумбах зажглись разноцветные огни. В их сказочном свете растения казались еще более красивыми. Празднество продолжалось и после захода солнца, когда стал крепчать ночной холод зимней пустыни. А вскоре от него уже не спасали ни горячительные напитки, ни все кофты, куртки и шарфы, которые мы сумели обнаружить в своих плательных шкафах.

– Пора по домам! – Выкрикнул кто-то. – Пошел 9-й час нашего пребывания в этом райском уголке!

Всего через четверть часа совершенно чистые столы окружали одинокие белые кресла. Вот что такое – разовая посуда и скатерти!

Как только в доме наступила привычная вечерняя тишина, Рая расстелила уставшим с дороги гостям кровать. Новое особо нежное постельное белье, заодно с банными полотенцами, мочалками и комнатными тапочками, Рая закупила специально к приезду Иры и Димы. Уже, будучи в махровых халатах, они сели за стол, чтобы выпить по чашечке успокаивающего на ночь цветочного чая с вернувшимся из Тель-Авива Матвеем.

В те минуты и завыла, не в шутку напугавшая всех сирена. Мы это хоть помнили с времен двух войн с Ираком в начале 90-х годов. Соответственно рекомендациям службы гражданской обороны на открытой местности, я предложил всем лечь на пол и прикрыть головы руками. Фактически, так и надо было воспринимать слабенькие крышу и стены нашего домика.

Мы поднялись, спустя минут пять, после глухого взрыва, который вызвал содрогание оконных стекол. То, что они не разбились, говорило, что «нас пронесло». А ракета в тот раз попала в пустое здание, приблизительно в 400 метрах от нас и вскоре туда помчались машины полиции, пожарной команды и скорой помощи. Позднее стало известно, что от прямого попадания разрушена одна из комнат. Частично пострадали два, подобные нашему, соседних жилых дома. Их легкие крыши и стены пронзили несколько осколков. Чудом никто серьезно не пострадал, лишь одна пожилая женщина отделалась царапиной на лбу.

На следующий день, во время завтрака, нам позвонили Тихомировы:

– Ожидаем вас заодно с гостями, – предложили родственники, вилла которых была оснащена встроенным убежищем.

Обедать пришлось уже у них, а заодно дважды воспользоваться убежищем в первой половине дня. В остальное время Дима с Матвеем почти не отходили от телевизора, чтобы не пропустить что-то важное в сводках новостей.

– Ну, что? – Только и переспрашивал гость переводившего ему с иврита на русский племянника.

Лицо Димы обрело свой естественный румянец к вечеру Кирьят-Гате, в квартире  нашей племянницы Анны. Пока этот город хамасовцы не обстреливали, да и вообще при четырехэтажном доме Анны условия укрытия были несколько лучше. К тому же там, в соседнем подъезде, проживали у брата Юра с Татьяной.

Нас сюда доставили вечером на автомобилях Матвея и Дмитрия, с провиантом, приготовленным Раей на 31 декабря для приема гостей из Москвы. Когда мы вошли в дом Анны, то там самое больше удивление вызвало появление Жени, который нес самые тяжелые сумки. Его командир, несмотря на чрезвычайно сложную обстановку, отпустил солдата на сутки, чтобы он познакомился с родней деда из Москвы, которую еще никогда не видел.

Почти все участники вчерашнего пикника в нашем дворе веселились здесь до более поздних часов, и они даже выплясывали под возгласы «назло ХАМАСу!». Трусиха хозяйка четырехкомнатной, но все равно, тесной для таких мероприятий квартиры переживала больше всех. Во-первых, сейчас она себя чувствовала беспомощной ответственной за всех, кто был в ее доме. Во-вторых, ей было обидно, что в глазах москвичей мы все выглядели униженными тем, что наша армия уже не первый раз не могла поставить на место зарвавшегося врага одним ударом кулака, и она даже съязвила по этому поводу:

– Назло ХАМАСу дали деру из Беэр-Шевы.

Мне в тот вечер запомнился ответ Димы на приглашение Бэлы повторить визит в Беэр-Шеву, как только улучшится обстановка.

– Нет уж, спасибо, приезжайте лучше вы к нам на Колыму, – сказал мой брат, –словами ходкой поговорки.

А мы вернулись в Беэр-Шеву в тот же вечер. Мы отступать не собиралис, а поэтому нам надо было надежней окапываться там. Сначала, по настоянию Портновых, мы все переехали в их квартиру, где одна из комнат тоже являлась укрытием. Меня с Раей в ту комнату и поместили, к нам прибегали все, как только раздавалась сирена. Страшновато было и здесь, но хоть ночевали не в верхней одежде.

Свой дом я с Матвеем навещал несколько раз для полива растений. Дважды нас там заставал вой сирены, и тогда мы бежали в общее убежище, которое находилось в начале улицы. Многодетные мамы ночевали там с малышами, по опыту северного городка Кирьят-шмона. А я тогда убедился в том, что в отведенные 45 секунд мне с Раей до этого места не добежать, а поэтому надо искать другое решение.

Не оправдалось и наше предположение по безопасности родни из Москвы в Кирьят-Гате. Ракеты полетели туда тоже, и гостей пришлось срочно переправить в необстреливаемый тогда центр страны. Из этого вытекало, у меня в Беэр-Шеве они могли бы не появиться, вообще, если бы 30 декабря я не отговорил их от похода в ресторан. В довольно тревожной обстановке даже Ира изменила свои «пацифистские» взгляды на «чрезмерное применение силы ЦАХАЛом», но для этого ей самой пришлось несколько раз пощелкать зубами от страха в минуты дикого рева сирены.

– Нашего Путина – вот кого вам недостает! – Кричала мне Ира в телефонную трубку, вернувшись в Москву. – Он бы с вашими террористами разобрался в два счета.

У нас военные действия продолжались. Теперь жители и нашего города учились ездить под ракетными обстрелами на работу, ходить в поликлинику, аптеку и магазины за повседневными покупками. Меня в таких походах часто сопровождала 11-летняя внучка Анат. Ее появление в торговой точке начиналось с определения места укрытия по сигналу «воздушная тревога». Это был тот случай, когда быстрое взросление детей не радовало. Только жителям граничившего с Газой города Сдерот было еще трудней. Вот уже 8 лет его граждан обстреливали фактически ежедневно. Притом, если мы должны были добежать до укрытия за три четверти минуты от начала сигнала «воздушная тревога», то в Сдероте на это отводилось всего 12 секунд. Долго ли еще могли проживать в таких условиях жители юга Израиля?

Его руководство, чтобы с этим покончить, подключило к защитной операции «Литой свинец» дополнительные сухопутные силы. Они быстро вышли к восточной границе сектора Газа и разделили анклав на три части. Лидеры ХАМАСа укрылись в бункерах, а потрепанные подразделения их боевиков продолжали ракетные обстрелы и пытались оказать вооружённое сопротивление в пригородах Газы. Силы ЦАХАЛа оперативно подавляли огневые точки врага. В ходе его воздушных и наземных атак гибли боевики ХАМАСа и те мирные жители, которых они цинично использовали в качестве живого щита.

Для подвоза палестинским гражданам продовольствия и медикаментов руководство ЦАХАЛа вводит с 7 января ежедневное прекращение огня в Газе с 13:00 до 16:00. Боевики ХАМАСа и в эти часы продолжали обстреливать израильтян. Обе стороны тогда отклонили требование резолюции о прекращении огня в секторе Газа, принятой 9 января Советом безопасности ООН. 10 января израильская армия начала наступление вглубь города Газа, не встречая обещанного яростного сопротивления боевиков ХАМАСа.

В ночь на 17 января резолюция с требованием немедленного прекращения огня в секторе Газа принимается на экстренном заседании Генеральной ассамблеи ООН. Такие решения являются обязательными для государств-членов ООН. Вечером того же дня кабинет министров Израиля проголосовал за прекращение огня. На следующий день о прекращении огня объявили «ХАМАС» и другие палестинские группировки. К 20 января из сектора Газа были выведены последние воинские подразделения ЦАХАЛа. В течение первых пяти дней с момента окончания операции боевики ХАМАСа продолжали открывать огонь по Израилю, но уже с меньшей интенсивностью.

Мы с радостью принялись за уборку в осиротелых комнатах и в саду, как только вернулись в брошенный дом. Наконец, и здесь запахло борщом, котлетами и привычно забубнил телевизор. В итоге проведения Израилем защитной операции «Литой свинец» большинство намеченных для ликвидации целей было уничтожено. Созерцая бесчисленные руины в самом центре Газы, руководство ХАМАСа в очередной раз убедилось в нерушимой силе и стойкости Израиля. Конечно, и нам досталось от ракетных обстрелов. И все же израильтяне мужественно выстояли перед опасностью и вновь доказали, что отступать из обжитых мест они не намерены, потому что и некуда нам отступать.

Далеко не все мировое сообщество тогда с пониманием отнеслось к праву Израиля на самооборону. Его действия вызвали массовые демонстрации протеста, а некоторые страны даже пошли на разрыв дипломатических отношений с ним. Руководство Великобритании, Германии, США и Франции, как обычно, пообещало Израилю содействовать в предотвращении дальнейшего вооружения ХАМАСа и призвало обе стороны к достижению мира.

На прошедших 10 февраля 2009 года выборах в Кнессет Кадима набрала 28 мандатов, партия Ликуд – 27. С этим незначительным преимуществом Ципи Ливни снова не удалось сформировать правительство. Неожиданного успеха, 13 мандатов, добилась откровенно правая партия «Наш дом Израиль», возглавляемая Авигдором Либерманом. Он заявил о своем предпочтении Нетаниягу. Ему, учитывая поддержку НДИ, президент страны Шимон Перес и поручил формирование нового правительства.

Присоединение возглавляемой Эхудом Бараком партии Авода к правительственной коалиции значительно упрочило положение нового правительства во главе с Нетаниягу. Реальные итоги выборов показывали, что на этот раз большинство избирателей забыло о своих старых упреках в адрес уже правившего страной политика, а, возможно, и умышленно простило его, исходя из принципа «за одного битого двух небитых дают».

В числе таких избирателей были и значительно «поправевшие» к этому времени наш Матвей и Йоав из Тель-Авива. Так или иначе, в нашем доме все мы в очередной раз смиренно приняли итоги демократического выбора большинства граждан Израиля. Время покажет, как на итоги победы на выборах в Израиле правых сил отреагирует мир, кстати, тоже обновленный в значительной мере итогами выборов первого в истории США чернокожего президента. Мировая пресса еще долго будет освещать итоги прошедших выборов, пережевывать и смаковать ответную акцию Израиля «Литой свинец» на ракетные обстрелы террористов ХАМАСа. Военные эксперты в очередной раз отметят высокую боеспособность армии Израиля. На этот раз она ее наглядно продемонстрировала и в сложнейших условиях уличных боев.

Именно армия сформировала мужской характер нашего Жени, и теперь он был назначен командиром отделения. Возобновились его увольнительные, и он не скрывал восхищения дисциплиной и ответственностью воинов в доверенном ему подразделении. С кем-нибудь из них он теперь приезжал субботние увольнения. Имели место и ответные визиты, потому что именно так в Израиле формируется воинское братство.

Весной 2010 года, в канун Дня независимости, родители Жени и мы получили приглашение на церемонию чествования его лучших сослуживцев. Церемониал проходил в зале музея танковых войск. Огромное помещение заполнили воины, их близкие друзья и родственники. Каждого из нескольких десятков отличников боевой подготовки вызывали на сцену. Притом, на огромном экране появлялся портрет награждаемого воина и краткая справка о нем.

Удостоверение и символический подарок вручал офицер штаба рода войск. Горячая слеза гордости покатилась по моей щеке, когда на сцену поднялся мой внук – высокий, стройный, подтянутый и серьезный воин. Почему же не радоваться, если в воспитание достойного гражданина страны вложена частичка и наших стараний. К осени 2010 года Женю демобилизовали в связи с завершением трехлетней службы.

Немного отдохнув «на гражданке», он пошел по стопам большинства своих сверстников – устроился барменом в ресторане и поступил на подготовительные курсы. Осенью того же года он стал студентом университета имени Бен-Гуриона. Учение на первом этапе давалось очень тяжело.

А у Аннушки в школе объявили, что в период зимних каникул ее лучшие соученики восьмиклассники поедут в США, в международный детский лагерь «НАСА». Внучке для этого пришлось немедленно отрубить некий хвостик по какому-то предмету, и она это сделала в удивительно короткие сроки. Теперь считала себя взрослой и Аннушка. Свою батмицву она отметила год тому.

Хотя операция "Литой свинец" нанесла серьезный урон боеспособности военизированного крыла ХАМАСа, его боевики, поддерживаемые иранскими властями и Хизбалой, со временем оправились от удара и вскоре возобновили ракетные обстрелы населенных пунктов Израиля. Руководство ХАМАСа тогда ссылалось на действия неуправляемых мелких группировок, но Израиль возлагал вину за все атаки на ту из них, которой принадлежала власть. Притом он использовал оставленное за собой право на ответные авиа удары. В основном им подвергались вырытые в Филадельфийском коридоре подземные тоннели для поставки оружия и боеприпасов, а также пусковые установки, заодно с теми, кто приводил их в действие.

В письме своему другу Юрию из Житомира в числе положительных явлений я тогда отмечал наступление относительного затишья с возобновлением наших привычек систематически улучшать качество жизни. Мы, в частности, тогда заменили состарившуюся за 16 лет мебель и для дальнейшего подъема настроения все чаще отправлялись в туристические поездки по стране в комфортабельных рейсовых автобусах и поездах с большими окнами для обзора. Впечатлили посещения обновленного музея Израиля в Иерусалиме и международной выставки художественного стекла в Тель-Авиве.

Взволновало особо посещение Масады – остатков древней крепости у Мертвого моря. Ее неплохо сохранившиеся части свидетельствуют о культуре и интеллекте наших предков, которые обитали здесь еще около двух тысяч лет тому. В 70 г. н. э. антиримское восстание иудеев было потоплено в крови. Сотни тысяч людей погибли. Страна была опустошена, Иерусалим и его знаменитый храм были разрушены. Десятки тысяч пленных были уведены в рабство. Но Иудейскую войну продолжала до 73 г. н. э всего тысяча храбрецов, укрепившихся в труднодоступной крепости Масаде.

Римский полководец Сильве занимался захватом Масады три года. Около 9 тыс. рабов подносили землю для сооружения осадного вала вокруг крепости и площадок для метательных машин и тарана. Когда римлянам удалось поджечь дополнительно выстроенную евреями из дерева и земли оборонительную стену, участь Масады была решена. И тогда занимавшие оборону герои решили, что не сдадутся врагу живыми. Они предали огню все ценности, кроме продовольственных запасов.

В речи, вложенной Флавием в уста Элеазара, главы тех, что оборонялись, говорится: «Только съестные припасы мы оставим в целости, ибо это будет свидетельствовать после нашей смерти, что не голод нас принудил, а что мы, как и решились от самого начала, предпочли смерть рабству». Утром следующего дня римляне через пробитую тараном брешь ворвались в пылавшую огнем крепость. На шум из подземелья вышли укрывшиеся там только две женщины с пятью детьми. Они и рассказали римлянам о том, что произошло.

Побывавшая здесь в качестве туристки Валерия Новодворская свои впечатления сформулировала так: «Масада больше не падет! Так клянутся у крепости теперь, присягающие на верность отечеству молодые десантники Израиля. Их страна возродилась из пепла, чтобы иметь свою одну из лучших в мире армий и доказывать, что евреи – не менялы, не тихони, не жертвы, не серенькие мышки из гетто, а свободный народ воинов. Чтобы взять реванш за все гетто, все плевки, все крематории на свете. Им надоело подставлять другую щеку. У агнецев выросла львиная грива».

Ортодоксальные евреи Израиля (по разным данным составляют больше 17 процентов населения) считают, что религия является главной силой единства народа. Составляющая основу современной армии цивилизованная молодежь видит ее в сионизме, и потому она все больше отдаляются от тех, кто отказывается от воинской повинности и работы на благо общества.

На свадьбе одной из отдалившихся от этой части населения пар нам довелось побывать по приглашению старшего сына Рути. От многих других таких торжеств оно отличалось тем, что проводилось в субботний вечер и в отсутствие раввина. Среди гостей я увидел тогда немало известных в стране актеров, журналистов и писателей.

А вот немногим позднее мы праздновали свадьбу Дины из Ришона ле-Циона, внучатой племянницы Раи, «с полным соблюдением кашрута», как говорится и, конечно, в присутствии почтенного раввина: Дина выходила замуж за местного уроженца из верующей семьи с иракскими корнями. Для нас это было не менее приятно. Умницей Диной мы гордимся и сегодня. За короткое время она стала мамой двух детей и добилась академической степени магистра.

Все это сопровождала не затихавшая ракетная морось. Она то затихала, то усиливалась над городами Юга Израиля. Ракета, разорвавшаяся в Беэр-Шеве вечером 23 февраля 2011 года, повредила жилой дом. На месте падения находились четыре человека: двое взрослых и двое детей. Все они были доставлены в больницу в состоянии нервного шока. Весной того же года на пути «Градов» встала первая в Израиле установка «Железный купол».

Стопроцентной защиты она не обеспечивала. И тогда предприимчивые строители поставили на поток производство небольших защитных сооружений из железобетона. Спустя месяц, под нажимом Рути, мы тоже обзавелись недешевым собственным бункером. Так и мы привыкали к новому прифронтовому положению.


2 мая 2011 года главной новостью СМИ было сообщение об уничтожении главаря всемирного зла Усамы бин Ладена. Так доблестная группа американского спецназа поставила точку в трагической истории, начавшейся 11 сентября 2001 года с обрушения башен Всемирного Торгового Центра в Нью-Йорке.

А в период, последовавший за антитеррористической операцией «Литой свинец» покатилась новая волна целенаправленного осуждения Израиля. В это включались арабские государства, исламские движения, крайне левые европейские движения и антисемитские группировки. В осуждениях Израиля за «несоразмерную силу» лидировала недавно дружественная Турция во главе с премьер министром Эрдоганом, который выстраивал «теплые отношения» с ХАМАСом.

Резкое обострение отношений вызвала попытка прорвать морскую блокаду сектора Газа сформированной в Турции провокационной флотилией. В ходе ее предотвращения 31 мая 2010 года персоналу военно-морского катера армии обороны Израиля пришлось применить силу на борту судна «Мави Мармара». Возникла перестрелка, в которой было убито 9 турецких граждан, использовавших металлические прутья для оказания активного сопротивления израильскому конвою.

Многие годы подряд участники многоголосого хора врагов Израиля неустанно твердили, что израильско-палестинский конфликт является главной причиной роста напряженности во всем мире. Это опровергли массовые выступления протеста, охватившие арабский мир с 2011года. Они показали, что его несравнимо больше волнуют собственные неразрешенные проблемы. Народный гнев, получивший название «арабской весны», привел к свержению правящих режимов в Тунисе, Египте и Ливии. Продолжались войны за власть в Йемене, Ираке и Сирии.

Новая обстановка сдвинула с первых страниц мировых СМИ непрерывные упоминания об Израиле, но ХАМАСу это не мешало усиливать обстрелы еврейских городов. В ответ израильские военные наносили артиллерийские и воздушные удары по целям в секторе Газа. Это приводило к жертвам и пострадавшим на одно и другой стороне.

14 ноября в 16:00 в результате точечной атаки силами ВВС Израиля был уничтожен командующий военного крыла ХАМАСа в Газе Ахмед Джабари, который нёс прямую ответственность за обстрелы и операции ХАМАСа против израильских граждан. Одновременно было уничтожило большинство ракет иранского производства Фаджр-5, способных поражать цели на расстоянии до 75 км и немало ракет с радиусом действия более 40 км, включая подземные пусковые установки.

8 дней подряд сигналы тревоги не давали покоя жителям Аждода, Ашкелона, Беэр-Шевы, Офакима, Эшколя и других городов Юга. «Особое положение» было введено в районах, находящихся на расстоянии 40 километров от сектора Газа. Эта военная операция Цахала получила кодовое название «Огненный столп». Таких интенсивных обстрелов в Беэр-Шеве еще не было. Мы только и успевали бегать в свое укрытие под вой сирены.

Как только их вой прекращался, в небе раздавался своеобразный шум ракеты системы «Железный купол». Нередко ее «встреча» с вражеским «Градом» происходила над нашими головами. И тогда, после громкого взрыва, мы слышали звон падавших на крыши мелких осколков. Вот почему служба гражданской обороны требовала пребывания в укрытии не менее 10 минут. Сидели и куда больше, когда атаки шли одна за другой.

Однажды, в ходе затянувшегося ожидания отбоя, мне вспомнилась выдержка из письма моего житомирского друга Юрия Пасечника о его зимней поездке в село к родителям на выходные. Мела пурга. В расчете на непогоду Юрий привез несколько моих видеокассет, чтобы внимательней посмотреть их самому и показать кое-кому из сельчан. Спрос оказался настолько большим, что кассеты пришлось оставить до следующего приезда. Через месяц Пасечник узнал, что кассеты просмотрели половина односельчан: им «хотелось увидеть своими глазами, как красиво и с толком живут израильтяне».

В бетонном бункере то воспоминание вызвало грустную улыбку. Газеты в те времена сообщали о 86% эффективности противоракетной установки «Железный купол». Но ведь и одного неудачного перехвата вражеской ракеты было достаточно для причинения больших разрушений и вытекающих из них последствий. 20 ноября в результате разрыва ракеты в Ришон ле-Ционе были ранены четыре человека. От прямого попадания ракеты в жилой дом в Кирьят-Малахи 15 ноября погибли трое израильтян. 20 ноября в результате обстрелов погибли два человека. В общей сложности погибло 6 израильтян – 2 солдата и 4 гражданских лица, 239 ранено. Впервые в истории палестино-израильского конфликта террористы из Газы обстреляли окрестности Тель-Авива и Иерусалима. В Беэр-Шеве был нанесён ущерб зданиям и машинам, в Ашдоде и Эшколе падениями ракет были вызваны перебои в подаче электроэнергии.

21 ноября 2012 года, в 21:00 по ближневосточному времени, было объявлено о прекращении огня в зоне конфликта вокруг сектора Газы. Усилия международных посредников увенчались успехом. Незадолго до вступления в силу данного соглашения лидеры Израиля собрали пресс-конференцию в Иерусалиме. Биньямин Нетаниягу заявил, что правительство Израиля решило дать шанс прекращению огня, если оно позволит гражданам Израиля вернуться к обычной жизни.

25 ноября пресс-секретарь ХАМАСа Тахер Аль-Нуну заявил журналистам, что восьмидневная война против Израиля обошлась Газе в 1,2 млрд. долларов. Прямой ущерб оценён в 542 млн. долларов, а косвенные убытки составили 700 млн. долларов. Полностью уничтожены 200 жилых домов, а 8000 частично. Полностью разрушены 42 нежилых здания, включая штаб-квартиру ХАМАСа. С палестинской стороны: 177 палестинцев были убиты, из них 120 боевиков, более 900 ранено.

Военная операция «Огненный столп» завершилась без ввода в Газу сухопутных сил Цахаля, хотя и было призвано 40 тысяч резервистов. Мнения граждан страны по этому поводу разделились. Одна ее половина усмотрела в том «предвыборную трусость», вторая, наоборот, узрела в действиях власти ту чрезвычайную мудрость, что привела к победе без излишних жертв.

На протяжении этой военной операции мне часто звонили мои друзья и родственники из-за рубежа, используя бесплатное исключительно удобное программное обеспечение Skype в интернете. Тогда уже обзавелись компьютерами немало трудоустроенных жителей России и Украины. Чаще других звонили мои родственники Игорь из Питера и Леонид из Екатеринбурга. Мы были почти одного возраста, но россияне, в отличие от меня, продолжали занимать солидные инженерные должности в проектных организациях. Долгие разговоры с людьми, которые обладали солидным жизненным опытом, вызывали интерес.

В разговоры часовой продолжительности мы тогда уже не укладывались с писателем из Бремена Наумом Носиком. Темы затрагивались самые разные, но о литературе говорили больше всего. Затаив дыхание, я выслушивал и кое-что из секретов творческой кухни мастера пера. Восхищение вызывала безукоризненная память человека, находившегося на пороге своего 80-летия.

В награду за проявляемый интерес, я стал получать по электронной почте последние писательские новинки. Они стали зацепкой в разговорах о жанрах, формах и стилях в литературном творчестве. Мой интерес к его творчеству, как и к моим видеосъемкам, Наум воспринимал как увлечение человека, которому небезразлично то, что его окружает. Он, конечно, не подозревал, что и меня уже одолело желание воспользоваться словом для выражения собственных мыслей. Решение задачи мне существенно облегчал даже мой невысокий уровень владения компьютером, чему способствовали инженерные курсы, дети и внуки. Как только я рассказал Науму, что дописал последнюю главу своей книги, он тут же изъявил желание познакомиться с ней.

Носик довольно быстро прочитал отправленный мной материал. Он вернул его мне, сделав немало пометок и правок. В ходе обсуждения по Скайпу, он предложил избавиться от некоторых длинных и придумать более подходящее название.

– Я увидел по-своему представленное советское прошлое. Ты написал книгу и ее нужно издавать, – заключил писатель.

Сам Носик написал не одну хорошую книгу. В каждой из них он видел выношенного под своим сердцем ребенка. Его сердце было большим, добрым и открытым для людей.

Мирная жизнь быстро возвращалась в привычное русло и в этот послевоенный год. В нашем саду еще ярче цвели цветы и кустарники, а за субботним ужином Матвей снова рассказывал о своих необычных учениках. В этот раз он нам продемонстрировал запись сольного концерта 15-летнего Даниэля с филармоническим оркестром Торонто в You Tube. После этого перед юношей открыли двери лучшие учебные заведения Бостона и Нью-Йорка, с предоставлением престижных стипендий. Немногим позднее мы с не меньшим восторгом смотрели запись выступления в знаменитом «Карнеги холл» юной пианистки Джессики, внучки моей двоюродной сестры Лиды из Сан-Франциско.

Наконец, наш Женя привык к напряженному университетскому студенческому ритму и получал на экзаменах самые высокие баллы по главным предметам. Бабушка Рая видела в том немалую заслугу умненькой и расторопной Тани, с которой ее внук не разлучался уже более года.

Я, перед подачей кофе на субботних обедах, уединялся с зятем, чтобы выслушать его рассказ о новом проекте завода по производству аммиака в России или Шри-Ланке. С этими странами тогда поддерживала деловые связи компания, в которой он продолжал работать главным инженером проекта. За общим столом рассказы Димы не вызывали интереса из-за сложных технических подробностей.

Начало 2013 года мы просто боялись сглазить. Почти 3 месяца из Газы не летели ракеты! За это время прошли президентские выборы в США и выборы в Кнессет в Израиле. Там и там переизбрали на второй срок Барака Обаму и Вениамина Нетаниягу. Официальный визит в Израиль Барака Обамы состоялся 20-22 марта. Программа визита включала встречу с президентом Израиля Шимоном Пересом, раунды закрытых переговоров с премьер-министром Биньямином Нетаниягу, краткий обмен мнениями с председателем ПНА Махмудом Аббасом и многочисленные пресс-конференции.

Почетного гостя всюду принимали исключительно тепло, потому что нет у израильтян более дружественной страны, чем США. А пока, в ознаменование второго дня пребывания в Израиле президента США Барака Обамы, палестинские боевики нарушили условия перемирия и выпустили 2 ракеты по югу страны. Одна ракета взорвалась в жилой зоне приграничного города Сдерот, а фрагменты второй были найдены в открытом поле. В результате инцидента никто не пострадал. Ущерб был причинён лишь зданиям города.

Глава 13

По настойчивому приглашению моего брата Димы и не подлежавшему отмене желанию Раи летом 2013 мы снова поехали в Москву. В просторной трехкомнатной квартире на этот раз мы сполна ощутили все преимущества евроремонта, которые не заметили в предыдущем приезде. А удивиться было чему, начиная с огромных шкафов в прихожей, унитаза с подогреваемым душем, электрокамина, умной сушилки для белья и мало ли чего еще.

В этот приезд я обратил внимание на существенные перемены к лучшему даже на второстепенных улочках и во дворах при жилых домах. Здесь иначе выглядели палисадники у подъездов: на земле, обильно удобренной черным торфом, появилось много гвоздик, гортензий, пионов, примул и дорогих карликовых кустарников. Изменился казавшийся ранее одичалым лесопарк напротив дома Димы и Иры. Его прогулочные аллеи вымостили специальным камнем, как это уже давно делается у нас в Израиле. Я не узнавал детские и спортивные площадки, на которых появилось много нового оборудования. Сюда я с удовольствием приходил на утреннюю зарядку, чем уже давно занимался у себя дома.

Запомнился образцовый порядок в детских песочницах. Его поддерживали десятки молодых таджиков в оранжевых жилетах, которые ранним утром буквально просеивали песок на ситах. Те же расторопные молодые люди тщательно подметали дворы и куда-то увозили мусор. Это им нелегко давалось, потому что территория была буквально забита автомобилями иностранных марок жильцов. Свободной оставалась узкая полоса, по которой они не без труда съезжались и разъезжались.

Желтокожие парни и девушки взяли на себя почти всю работу на заправочных станциях, в буфетах и магазинах. Все это означало, что после экономических проблем начала 90-х годов двенадцатимиллионная Москва подтягивалась к уровню тех регионов мира, в которые едут на заработки сотни тысяч людей из менее успешных мест. Об этом же говорили и магазинные прилавки, которые ломились от завезенных из-за границы продовольственных и промышленных товаров. И москвичи их живо разбирали, что являлось еще более убедительным свидетельством достатка.

В этом не трудно было рассмотреть и появление нового среднего класса, который состоял из инженеров, мелких предпринимателей и работников сферы искусства. Из этого вырастала уверенность в том, что жизнь россиян можно сделать еще лучше, если отказаться от ставки на сырьевые ресурсы в экономике страны и объявить бескомпромиссную войну увязавшим в коррупции чиновникам.

По сложившемуся сценарию меня с Раей снова радушно принимали на даче Димы и Иры. На этот раз это было с ночевкой, шашлыками и ведром клубники, которым брата угостили его сотрудники из соседней дачи. Не обошлось без парных, бань, театра и ужина в ресторане, в узком кругу друзей. Юра пригласил нас на обед в ресторане на воде после посещения могил родителей. Он принимал нас один, а в заключение показал на экране новейшего смартфона фотографии восьмилетнего сына и его матери. В тот период Юра оформлял у юристов официальный переход в другую семью. Так что из Москвы мы уезжали с широкой гаммой впечатлений. Никаких признаков, предвещавших изменения в налаженной жизни столицы я тогда не заметил.

К концу 2013 года в Украине разразился политический кризис, спровоцированный решением ее правительства приостановить процесс подписания Соглашения об объединении с Евросоюзом. Массовые акции протеста в центре Киева и в других городах Украины, вызванные низким уровнем жизни населения и разгулом коррупции, переросли в сражения на баррикадах. 20 февраля со стороны сил, которые защищали власть, был открыт огонь на поражение. Погибших в той бойне людей из протестовавшей толпы назвали небесной сотней. Рада лишила Януковича президентских полномочий за «самоустранение от осуществления конституционных полномочий» и назначила досрочные президентские выборы на 25 мая 2014 года.

7 февраля 2014 года в Сочи открылись XXII зимние Олимпийские игры. Домашние стены, в присутствии президента Путина, помогали спортсменам России завоевывать медали самого высокого достоинства на ледяных беговых дорожках, лыжных трассах и трамплинах. И без того немаленький рейтинг Владимира Владимировича поднимался.

Его самого в те дни намного больше волновали события в Украине. Несколько позднее в документальном фильме «Крым. Путь на родину» Владимир Владимирович чистосердечно признался, как возглавил войсковую операцию по отторжению Крыма, с ядерными боеголовками наготове. Согласно планам верховного стратега, 28 февраля 2014 года было сформировано новое правительство Автономной Республики Крым. 18 марта РФ и Республика Крым подписали договор о присоединении Крыма к России. Через 3 дня Генеральная Ассамблея ООН абсолютным большинством голосов приняла резолюцию, в которой заявила о незаконности крымского референдума. В середине апреля Верховная Рада Украины объявила Крым временно оккупированной территорией.

А это отрывок из сообщения о событиях в Украине на нашем сайте:
«В центре внимания мирового сообщества остаются выборы президента Украины. В четверг, 29 мая, Александр Турчинов, пока еще исполняющий обязанности украинского лидера, объявил окончательные итоги выборов. 25 мая большинство украинцев поддержали Петра Порошено: за него проголосовали 54,7% избирателей. Обратите внимание, что до 80% далеко…

26 мая первый канал России сообщил, что выборы в Украине выиграл «Правый сектор» с 37% голосов. На самом деле кандидаты «Свободы» и «Правого сектора» Тягныбок и Ярош получили в районе 1% голосов. СМИ России придумывали и другие небылицы с единственной целью – не допустить присоединения к Европейскому Союзу самостоятельной Украины с численностью населения почти 43 миллиона человек. Писатель-националист Проханов назвал эту страну «стратегическим подбрюшьем России». В целях сохранения за Украиной такого статуса на часть территории Донецкой и Луганской областей устремились тысячи обученных военных – «российские добровольцы».

Наш сайт очень маленький – всего 3 тысячи посещений в год, а отражаемая в нем информация соответствует сугубо нашей точке зрения – «взгляду из окон кухни» обыкновенного человека, как мы ее определили. В еженедельные выпуски сайта мы включали приготовление праздничных и повседневных блюд Раи. «Взглядом из окон кухни» я называю и эту книгу, чтобы рассказать, как мы врастали в жизнь нового скромного сообщества. Ему я решил бесплатно служить и после выхода на пенсию.

Итак, я продолжаю представлять события, которые оставили глубокий след в моем сердце. В конце августа 2014 в очередном докладе Управления Верховного комиссара ООН по правам человека по ситуации на Украине сообщалось, что в результате боёв на востоке Украины лишь за один месяц погибло более 1,2 тыс. человек. Общее число жертв достигло 2,2 тыс. Среди них как минимум 23 ребёнка. Ранения получили 5956 человек, в том числе не менее 38 детей.

В этом обвинялось руководство России, которое признало итоги крымского референдума, поддержало одностороннее провозглашение независимости Республики Крым и приняло ее предложение о вхождении в состав России. В ответ на это США, Евросоюз, Австралия, Новая Зеландия и Канада объявили о введении первого пакета санкций против России – замораживании активов и введении визовых ограничений для россиян, включённых в специальные списки. Компаниям присоединившихся к санкциям стран запретили поддерживать деловые отношения с лицами и организациями, включёнными в списки.

Летом того же 2014 года получила широкую огласку жестокость крайне экстремистской организации «Исламское государство». Его боевики себя вольготно почувствовали на территории стран, по которым прокатились мощные волны арабской весны. В ходе стремительного наступления они заняли значительную часть территории в Ираке и изгнали оттуда правительственные войска. 29 июня радикалы объявили о создании халифата, простирающегося от города Алеппо на севере Сирии до провинции Дияла на востоке Ирака.

Их руководство опубликовало видеозапись казни второго американского журналиста. Президент США Барак Обама заявил, что подобные акции не остановят операцию, проводимую Америкой против экстремистского движения. Против «ИГ» выступила международная коалиция – США совместно с Бахрейном, Иорданией, Катаром, Саудовской Аравией и Объединенными Арабскими Эмиратами. Союзники наносили в основном воздушные удары. С 8 августа по позициям боевиков в Ираке было нанесено более 800 ударов, по захваченной территории в Сирии – более 550.

На фоне сложной обстановки в Ираке, Сирии и Украине все то, что происходило в Израиле, не очень интересовало мировую прессу, пока 12 июня 2014 не пропали трое учеников религиозной школы на Западном берегу реки Иордан. Ребята сели в одну из попутных машин, и вскоре стало ясно, что они похищены, а затем и убиты палестинцами. С целью расследования преступления и поиска виновных в нем террористов Израиль мобилизовал большие силы полиции и армии. Они задерживали сотни подозреваемых, включая десятки активистов ХАМАСа. Имена скрывшихся убийц стали известны следователям в двадцатых числах июня, а вскоре после этого находят тело 16-летнего палестинского подростка. Его убили в отместку два еврейских религиозных экстремиста.

После этого усилились ракетные обстрелы израильских городов из сектора Газа. Каждая из сторон освещала происходящее по-своему. Наконец, руководство ХАМАСа нашло повод для привлечения внимания мировой общественности к сложившимся в Газе невыносимым условиям. В результате разрушения новым руководством Египта подземных тоннелей на линии филадельфийского коридора, Газа лишилась бензина, оружия и денег для выплаты зарплат чиновникам и боевикам военного крыла.

Сначала года террористы из сектора Газы выпустили более 450 ракет в сторону Израиля. 7 июля ХАМАС и другие террористические группировки резко увеличили интенсивность ракетных обстрелов еврейского государства. В течение одних суток по Израилю было выпущено около 100 ракет. В ответ, Израиль начал крупную военную операцию «Нерушимая скала». Ее главная цель сводилась к вторжению в анклав для уничтожения подземных туннелей. По одному из них боевики ХАМАСа проникли на территорию Израиля и планировали дальнейшие атаки с массовыми терактами.

В военной операции израильтян были задействованы авиация и наземные силы. ХАМАС принял во внимание просчеты предыдущей операции «Огненный столп» (продолжалась 23 дня, с декабря по январь в 2008-2009 годов) и то, что сейчас от него полностью отвернулся Египет. На этот раз боевики расширили атаки и доказали, что способны обстреливать ракетами практически всю территорию Израиля. На какое-то время врагу даже удалось добиться кратковременного отказа международных авиакомпаний от полетов в центральный аэропорт имени Бен-Гуриона, который оказался в зоне опасных обстрелов.

ЦАХАЛ, в свою очередь, продемонстрировал высокую эффективность системы противоракетной обороны при ракетных атаках из сектора Газы по центральным и северным районам страны. Стороны не без труда договорились о прекращении огня только 26 августа, при посредничестве Египта. Операция «Нерушимая скала» в секторе Газы, начатая 8 июля и, не считая почти девятидневного перемирия, длилась 50 дней. Это была самая продолжительная антитеррористическая операция в Газе.

В ней погибли 70 израильтян (в их числе 64 военнослужащих), более 800 были ранены. На стороне противника погибло более 2 тыс. палестинцев, более 10 тыс. получили ранения. Для сравнения, за время операции «Облачный столп» (ноябрь 2012 года) в Газе были убиты около 100 человек (среди них не менее 65 боевиков), 850 получили ранения. В операции «Литой свинец» (декабрь 2008 – январь 2009) в Газе погибли около 1.400 человек (среди них, по оценкам военных, около 750 боевиков), были ранены 5.450 человек. Несоизмеримость в цифрах потерь была не способна заглушить боль пережитого.

Операция «Нерушимая скала» мне с Раей запомнилась больше других не только повышенной интенсивностью обстрелов (бывали дни, когда из дома в убежище приходилось бегать по 5 и 6 раз). Как назло, у Раи тогда разыгрался ревматический артрит. Из-за острых болей в суставах, ей было трудно преодолеть даже 20-метровое расстояние до бункера, когда она толкала впереди себя ходунок. Разговор особый о нервных потрясениях, которые причиняло завывание сирены воздушной тревоги.

Вращение колеса жизни продолжалось. В ночь со вторника на среду, 17-18 марта 2015 года, многие израильтяне не сомкнули глаз, потому что выборы в Кнессет без сюрпризов не обходятся. Эти выборы тоже были внеочередными, а явка избирателей на участки оказалась на 4,5% выше, чем двумя годами раньше и составила более 72% от числа граждан, обладающих правом голоса.

Сюрприз же заключался в том, что согласно опросам общественного мнения в течение нескольких недель перед выборами, «Ликуд» не мог считаться фаворитом гонки и упорно отставал от своего главного соперника – партии «Сионистский лагерь» во главе с Ицхаком (Бужи) Герцогом и Ципи Ливни. Разрыв составлял 3-4 мандата в пользу «Сионистского лагеря». В отдельные моменты число прогнозируемых парламентских мест «Ликуда» едва переваливало за отметку 20.

По итогам подсчета 99% голосов на выборах, убедительную победу одержала правящая партия «Ликуд» во главе с Биньямином Нетаниягу. Партия набрала 30 мандатов, а ее лидер Нетаниягу сохранил за собой кресло премьер-министра. Таким оказался результат его активного включения в агитацию избирателей в последние дни компании. С трудом далось и создание коалиции в составе всего 61 одного депутата из 120.

Несколько позднее Биньямин Нетаниягу сделал еще один важный маневр, который позволил ему расширить коалицию до 68 мандатов и, таким образом, закрепиться в роли главы правительства для всех израильтян. Надолго ли – покажут время и обстоятельства. В Израиле они приводят, в последний период, к перевыборам через каждые два года, вместо четырех.

9 мая 2015 года на Красной площади в Москве проводился военный парад, посвященный 70-й годовщине победы над гитлеровской Германией. После окончания трансляции парада по телевидению со мной связался по «Скайпу» мой троюродный брат из Екатеринбурга:

– Смотрел? Ну, как новый танк Т-14 «Армата»? Правда, здорово? – спросил брат.

–Дорогая радость, – ответил я.

Потом я еще долго рассуждал – не лучше эти огромные затраты вкладывать в здравоохранение и образование россиян, чтобы сравнять их уровень жизни с европейцами. Наш разговор закончился тем, что мы назвали друг друга вкрутую сваренными продуктами своих СМИ.

Немногим позднее со мной связался троюродный брат Игорь из Питера. Он тоже не видел ничего излишнего в демонстрации силы властью России. А вообще, в том и другом разговоре россиян так и напрашивался вывод «чтобы у кого бы то ни было и мысли не возникло потребовать вернуть наш Крым». От них же я слышал о готовности страдать от санкций стран Запада столько, пока им самим не надоест.

А окружении Израиля «Арабскую весну» и «Исламскую зиму» сменило «Лето ДАИШ». Так или иначе, Ближний Восток изменился. Старый порядок рухнул. Что еще хуже, на смену арабским государствам и нациям пришел мир этнических группировок, кланов, племен и радикальных исламистских движений, угрожающих отбросить не только арабов на сотни лет назад. С лета 2015 года с охваченного войной Ближнего Востока в Европу направились сотни тысяч нелегальных мигрантов. По данным пограничной службы Frontex, за прошедший год были зафиксированы 1,82 млн. случаев нелегального перехода границ ЕС. Eurostat сообщает, что за этот же период свыше 1,25 млн. человек запросили в странах Евросоюза статус беженца.

В той непростой обстановке самую высокую ответственность, гибкость и понимание проявило руководство Германии (с его точки зрения). Оно решило принять миллион беженцев, которые спасались от ужасов войны в Сирии и Ираке. Так повели себя далеко не все страны Европы. Их руководство не сумело понять, что миллионы беженцев, несмотря на проблемы, связанные с их приемом, принесут экономике ЕС $45 млрд. к 2020 году, потому что восполнят тот острый недостаток рабочих рук, к которому привела низкая рождаемость.

Так взбудоражили мир все еще пылавшие военные конфликты. Известный американский журнал Foreign Policy опубликовал список стран, где ожидались конфликты в 2017 году. Помимо уже известных нам Сирии, Украины и Ирака, в список так же попали Турция, Йемен и Мексика.

В 2016 году Организация Объединённых Наций определила 13,5 миллионов сирийцев, нуждающихся в гуманитарной помощи, из которых более 6 миллионов являются перемещёнными внутри Сирии, а более 4,8 миллиона являются беженцами за пределами Сирии. За пять лет, прошедших с начала гражданской войны, число погибших достигло 470 тысяч человек. Правящий режим этой страны уличали в применении запрещенных международными законами газовых атак и сжигании своих противников в крематории, без суда.

Южный Судан отделился от Судана в результате конфликтов, но они все равно  продолжаются. После трех лет гражданской войны число внутренне перемещенных лиц здесь достигло 1,8 миллиона человек. Около 1,2 миллиона покинули страну. Переломный момент наметился в декабре 2015 года, когда было подписано мирное соглашение, однако уже в июле оно было разорвано. Это не полный перечень тяжелых конфликтов на планете, которые ООН и государства посредники не способны предотвратить.

По данным ООН на середину декабря 2016 года, жертвами конфликта в Украине стали 32 856 человек, из них 10 056 погибших. На ноябрь 2016 года 1,5 млн. человек бежали в другие страны. Конфликт на востоке страны привел к тому, что многие украинцы были вынуждены покинуть свои родные дома, и они оказались в категории внутренне перемещенных лиц. Две трети из них сталкиваются с серьезными финансовыми трудностями. Многим из них не хватает денег на пропитание.

На весну 2017 года назначили свадьбу наш внук Женя и его невеста Лара. К этому времени он завершил обучение в университете и немногим более года отработал инженером в исследовательской лаборатории известной не только в Израиле компании. На большее рассчитывает выпускник университета имени Давида Бен-Гуриона в Беэр-Шеве, ректора которого Ривку Карми награждала Орденом Британской империи, "за вклад в развитие научного и академического сотрудничества между Великобританией и Израилем" сама королева Великобритании Елизавета II. Успехи молодого специалиста еще скромны. Похвастаться ему нечем, кроме как некоторым авансом доверия его начальника. Недавно он пригласил Женю в кабинет и вручил ему семейную путевку для проведения выходного дня в солидном гостиничном комплексе.

– Этим, – сказал начальник, – я хочу отметить твое старательное отношение к делу.

Реализовать награду внук собирается в ближайшую субботу вместе с Ларой. Это будет для них приятным дополнением к их свадебному путешествию. В жизнь и эта молодая израильская пара намеревалась ворваться сразу, без раскачки и устрашающих раздумий. Стоя на таких позициях, они уже подписали договор на покупку хорошей новой квартиры в небольшом, интенсивно расстраивающемся населенном пункте. Там цены на жилье ниже, чем в городе их проживания.

Параллельно сестра Жени завершила армейскую службу, освоила и получила права на вождение автомобиля, поступила на облегченные курсы по подготовке к психометрическому экзамену для тех, кто поступает в высшие учебные заведения, сдала его и уехала с подругой в США на отдых и заработки одновременно. Так Аня планировала самостоятельно оплатить недостающие ей деньги на обучение. Здесь мне остается заметить, что эти расходы, и без того, были готовы взять на себя родители Ани.

Намного меньше оптимизма я ощущал в разговорах тех моих российских друзей и родственников, которые еще недавно были уверены, что санкции им не только не помешают, а, наоборот, помогут местным предпринимателям ускорить выпуск товаров, потребительские свойства которых будут не хуже их иностранных аналогов.

Мой друг строитель из Перми теперь напрямую связывал санкции с тем, что на работе он уже третий месяц не получает зарплату: строительство жилья резко сократилось из-за падения покупательского спроса. Другой россиянин не скрывал своего волнения в связи тем, что у него пришел срок замены кардиостимулятора сердца. Неужели ему придется довериться отечественному аппарату, который создадут на основе «импортозамещения»?

Моя немолодая дальняя родственница в Москве быстрее всех других почувствовала действие санкций в заметном сокращении покупательной способности своей пенсии. Она это связывала с резким падением курса рубля по отношению к доллару, но понимание причин не освобождало ее от необходимости тщательно экономить на питании, одежде и даже на лекарствах.

Реакция на тему «Крым наш» шла на убыль в России и Украине. На моей родине тоже происходило что-то непонятное. Увязшие в хронической коррупции политики всячески увиливали от требований Запада – покончить с опасным явлением. В мышиной возне, которая давно присуща руководству этой страны, все больше поднимали головы украинские националисты. Их весьма почитаемыми символами стали памятники Степану Бандере, Роману Шухевичу, Евгению Коновальцу и другим лидерам УПА и ОУН. О том, что Путин переиграл всех, можно услышать от многих моих знакомых.

В том же 2017 году новоизбранный президент США Дональд Трамп принял главу правительства Израиля Вениамина Нетаниягу в белом доме в числе своих первых почетных гостей. Демократическое государство Израиль стало одним из первых, которое он посетил 22 мая, на четвертом месяце своего пребывания в должности, потому что в нашей стране Трамп видит самого верного друга Америки на Ближнем Востоке. В ходе исторического визита президент заявил, что он переводит посольство США из Тель-Авива в Иерусалим, который де-факто является столицей Израиля. 14 мая 2018 года Соединенные Штаты открыли посольство в Иерусалиме в переоборудованном помещении американского консульства.

Сам разговор о переносе американского диппредставительства обострил обстановку на границе сектора Газа в конце марта. Массовые беспорядки там были направлены на нарушение границы, и для ее защиты Израилю пришлось привлечь свои вооруженные силы. Всего в ходе протестной акции «Марш возвращения», продолжающейся уже 14 недель, пострадали около 14 тыс. палестинцев. Жертвами беспорядков стали 130 человек.

В ходе постоянно возобновляемых провокаций ХАМАС избрал новую тактику массовых поджогов посредством запуска воздушных шаров и змеев с контейнерами с легковоспламеняющейся смесью. Вот что отмечали 1 июля в СМИ Израиля «Пожарные пытаются справиться с крупными пожарами возле колледжа «Сапир» в Сдероте, рядом с мошавом Натив а-Асара в региональном совете Хоф Ашкелон и кибуцами Нир Ам и Эрез на границе с Газой. Пожары возникли сегодня утром в результате поджога с помощью воздушных змеев, запущенных с территории Сектора Газа.

Тактика «выжженой земли», практикуемая ХАМАСом, привела к значительным убыткам в южных районах Израиля. Со времени начала беспорядков на границе с Газой на территорию Израиля были выпущены 600 горящих воздушных змеев. 400 из них удалось перехватить «технологическими средствами», 200 упали в приграничной зоне. В результате вспыхнувших пожаров пострадали 9000 дунамов лесов и сельскохозяйственных угодий. Во вторник воздушный змей поджег большой участок поля рядом с колледжем «Сапир», учащиеся были эвакуированы, так как существовала опасность распространения огня на здание колледжа. Пламя быстро распространялось по сухой траве.

Ранее полиция была вынуждена закрыть для проезда шоссе 232 рядом с кибуцем Нир Ам, так как пламя подошло совсем близко. В тушении пожара участвовали не только пожарные бригады, но и местные жители. На фоне непрекращающихся стычек на границе с Сектором Газа, а также «огненного террора», министр внутренней безопасности Эрдан Гилад предложил 5 июня вернуться к тактике точечных ликвидаций главарей ХАМАС».

Воздушные шары, запускаемые из сектора Газы, способны преодолевать десятки километров (дальность зависит от подъемной силы, общей массы конструкции, скорости и устойчивости направления ветра). При этом такие шары могут нести как обычный контейнер с зажигательной смесью и горящим фитилем, так и контейнер со взрывным устройством или взрывное устройство с дополнительным контейнером с легковоспламеняющейся жидкостью. Полиция настоятельно просит не приближаться к таким находкам и немедленно сообщать об их обнаружении в правоохранительные органы по телефону 100».

В ходе обстрела израильской территории 20 и 27 июня было выпущено из Газы более 100 ракет. Израильские СМИ сообщили, что ракетный обстрел из сектора Газы начался после того, как ВВС и танк ЦАХАЛа нанесли удар по транспортному средству боевика ХАМАСа, причастного к организации запуска через границу воздушных змеев и шаров с зажигательными и взрывными устройствами.

На данный момент все средства, которые задействовал Израиль, не дали желанного результата. Что его руководству остается сделать, чтобы обеспечить покой десяткам тысяч граждан, которые требуют, защитить их дома от возобновившегося террора? Только очередная военная операция типа «Железная стена», «Литой Свинец»или «Железная скала, чтобы в очередной раз вычистить отравленное ненавистью к евреям осиное гнездо. А надолго ли? А дальше? Все повториться снова – у нас, в Египте, Сирии, Украине.

Как прекратить все войны в мире вообще? Ответ на это вопрос и я Раей мучительно ищу годами. Из окон своей кухни нам увиделось всеобъемлющее решение только в создании Единого Экономического Союза Планеты. Для благозвучия назовем его ЕСП. Так ведь человечество уже и располагает определенным опытом на базе Евросоюза. Первые шесть стран Европы объединились в 1957 году. Сегодня, по истечении 60-лет, в составе Евросоюза 27 стран. Их большая часть поднялась на весьма высокий уровень экономического и культурного развития, хотя есть прецедент и недавнего выхода Англии. Время покажет – надолго ли.

С появлением ЕСП отпала бы целесообразность и в Евросоюзе, и в Организации объединенных наций. ООН в последние годы все больше критикуют за падение доверия к этой организации, потому что утратила свою эффективность. Ускорение создания Единого Союза продиктовано необходимостью прекращения многолетних кровопролитных войн, массового террора, повышения уровня жизни населения в регионах с отставшей экономикой и объединения усилий в предотвращении зависимых от нашей жизнедеятельности последствий глобального изменения климата.

Существенное неравенство и бедность приводят к резкому обострению противоречий, революциям, войнам и переселениям миллионов граждан. «Арабская весна» началась с демонстраций протеста, вспыхнувших в середине декабря 2010 года в Тунисе. За считанные дни они привели к падению режима президента Бен Али, двадцать лет единолично правившего страной. Затем настала очередь египетского режима Хосни Мубарака, который управлял страной почти тридцать лет, а за ним были Ливия, Йемен и Сирия.

Потрясения, охватившие Ближний Восток, были выражением кризиса, который арабский мир переживал несколько десятилетий подряд. Все это устроило молодое поколение – результат быстрого прироста населения во второй половине ХХ века. В начале 1960-х годов население арабских стран составляло 100 миллионов человек. В начале 2011 года, во время «Арабской весны», в арабских государствах проживали 400 миллионов человек, а к 2050 году их может быть 700 миллионов. Для быстро растущего населения не нашлось ресурсов, позволяющих обеспечить достойный образ жизни.

В мире «Арабскую весну» приняли с нескрываемой радостью, в надежде, что молодежь на площади Тахрир и других местах сможет преодолеть или перескочить бездну, отделяющую арабский мир от западных стран, и обеспечит экономическое процветание и демократическое устройство. Но очень быстро выяснилось, что речь идет не об «Арабской весне», а об «Исламской зиме». Во многих арабских странах к власти пришли ответвления движения «Братья-мусульмане», желающие покрасить весь арабский мир в зеленый цвет (цвет ислама, цвет флага «Братьев-мусульман»).

Вместе с тем, на нашей уникальной планете есть уже немало таких стран, в которых отсутствует прирост населения. Среди них государства с огромными территориями и несчитанными полезными ископаемыми. Есть и другие – страны, территории которых явно недостаточны для сотен и тысяч миллионов их граждан. И это тоже можно и нужно регулировать, не дожидаясь кровопролитных войн и природных катаклизмов.

Не менее важной является проблема выживания человечества в условиях опасных природных катаклизмов, хотя в наши дни о приходе многих из них можно заранее предупреждать. К ним относятся землетрясения, цунами, вулканическая активность, природные пожары, оползни, сели, лавины и засухи. Большинство из них можно было бы прогнозировать с высокой точностью при условии концентрации научных сил для доработки методов контроля и необходимой аппаратуры.

Отдельной проблемой следует рассматривать загрязнение атмосферы углекислым и другими газами, которые выделяются автотранспортом, электростанциями, работающими на угле и другими источниками. Такие нечистоты вызывает парниковый эффект и, как следствие, повышение температуры поверхности земли. Это ведет к таянию ледников, повышению уровня воды в морях и серьезным климатическим изменениям. Несколько веков назад эта экологическая проблема не была такой явной.

С ежегодным развитием технологий увеличивается количество источников, которые обеспечивают парниковый эффект в атмосфере. Охрана атмосферного воздуха – ключевая проблема оздоровления окружающей природной среды. Атмосферный воздух занимает особое положение среди других компонентов биосферы. Его значение для всего живого на Земле невозможно переоценить. Человек может находиться без пищи пять недель, без воды – пять дней, а без воздуха всего лишь пять минут. Притом воздух должен иметь определенную чистоту и любое отклонение от нормы опасно для здоровья.

В наши дни трудно найти такое место на Земле, где воздух не загрязняют свои или соседские выбросы. Активно участвуют в формировании парникового эффекта водяной пар и газы – углекислый, метан и озон. В декабре 2016 года в 34 северных городах Китая загрязнение воздуха достигло критического уровня. В отдельные дни миллионы людей не покидали своих домов из-за токсичного смога. В городе Шицзячжуан провинции Хэйбэй концентрация мелкодисперсных взвешенных частиц превысила безопасный уровень в 32 раза и составив 800 микрограммов на кубический метр.

Для предотвращения таких явлений надо изыскивать альтернативное топливо и совершенно новые способы получения электроэнергии, с помощью ветра и солнца. Такой же важной является проблема обеспечения населения планеты пресной водой и едой.

За минувший год количество людей, испытывающих недостаток продовольствия, увеличилось на 28 млн. Таким образом, по состоянию на 2016 год около 108 млн. человек во всем мире живут в условиях продовольственной нестабильности. По мнению исследователей, основными причинами голода стали вооруженные конфликты и изменения климата. Отмечается, что проблема голода наиболее остра в Южном Судане, Сомали, Йемене и на северо-востоке Нигерии. В огромных объемах продовольственной помощи нуждаются Ирак, Сирия, Малави и Зимбабве.

Сытая часть населения планеты, в свою очередь, должна пересмотреть список предпочитаемых продуктов. Как следует из результатов исследований, свыше половины метана в атмосфере – это результат экстенсивного развития сельского хозяйства и, прежде всего, животноводства. Речь идет, главным образом, о крупном рогатом скоте. Обычная корова – это источник метана, едва ли не самый мощный. Желудочные газы, как бы комично это не звучало, становятся серьезной проблемой не только стран с мощным сельским хозяйством. Принимая во внимание этот факт, ученые рекомендуют любителям говядины взять курс на мясо птицы. Источниками второй половины очень опасного метана в атмосфере являются болота, мусорные свалки, нефтеналивные платформы.

К счастью, мы не одни так размышляем. Итальянский журналист и писатель Джулио Меотти придерживается даже точки зрения единой страны на планете, потому что государства – это то, что разделяет людей и приводит к созданию различных противоборствующих идеологических, политических и прочих «лагерей».

Еще шире развивает эту идею Валерий Медведев – американский ученый, в прошлом один из создателей советской школы программирования. Во-первых, ему становится смешно и грустно, когда он читает в российской прессе предсказания о скором «закате Америки». На смену ей, в роли «глобального лидера», дескать, вот-вот придут, то ли полтора миллиарда коммунистически организованных китайцев, то ли еще кто-то. К сожалению, так готовы принимать желаемое за действительное некоторые неглупые и вроде бы даже информированные люди.

«Я, – отмечает ученый, – вовсе не хочу сказать о том, будто Pax Americana будет существовать бесконечно или даже ближайшую тысячу лет. Но о том, что именно в Соединенных Штатах Америки, а не где-либо еще, готовится грандиозный технологический прорыв, который определит будущее человечества, лично у меня никаких сомнений не возникает…

…Технологии управления обществом строятся на технологиях управления человеком, его интересами и потребностями. Однако лучшей формой управления является созидание. Когда люди не могут найти приемлемого для всех общественного устройства, начинаются протесты, забастовки, революции, войны и т. д. Государства разделяют людей, и это пока приводит к созданию различных идеологических, политических и прочих «лагерей», а также к их противоборству, иногда доходящему до применения оружия массового поражения...

…Но человек уже нашел научно-технологическое решение, противостоящее «лагерям», – это обмен информацией, принятие «виртуальных» совместных решений, которые способны перестроить всё общественное устройство на Земле. Например, только в системе Facebook сегодня около 800 миллионов человек ежедневно обмениваются информацией, принимают совместные решения, иногда устраивают публичные бунты и демонстрации. О такой возможности даже 20 лет назад никто и не мечтал, и это только начало. Интернет «убьёт» все «лагеря», позже исчезнут и государства...

В ближайшие 10-15 лет мы станем свидетелями борьбы государств, «лагерей» за сохранение своих позиций. Посмотрите, например, на «арабскую весну», и это только начало»...

Выше я привел только отдельные выдержки из большой статьи, в рамках которой ученый пытается сосредоточиться на формируемых сегодня в США самых главных моментах нового технологического уклада. Далее предлагается заключение статьи, чтобы не утомлять читателя новыми техническими выкладками.

«Что касается вполне очевидного противоречия между двумя моими тезисами: о том, что новый технологический строй будет сформирован и начнёт распространяться с территории США, обеспечивая им на ближайшее будущее привычную роль глобального лидера, и о том, что развитие нового технологического строя приведет к постепенному отмиранию государств и наций, – то должен заметить, что любой реальный процесс происходит в рамках столкновения двух противоположных тенденций, но колесо прогресса, в целом, катится вперёд, и, конечно, США, разбивая привычные границы национальных суверенитетов, готовят, в том числе, и свою гибель как суверенного государства».

Этот процесс, по мнению ученого, займет целую историческую эпоху, «но если человечество сумело остановиться на грани термоядерной войны, грозившей миллиардами жертв и уничтожением планеты, то оно сумеет найти выход и из нынешней очень сложной, но не безнадёжной обстановки».

Я лично поддерживаю каждое слово ученого человека и уверен, что список его единомышленников намного длиннее. В подтверждение этого я привожу высказывание Авраама Ицхака Коэна Кука (1865–1935), первого главного раввина Израиля, который был одним из величайших каббалистов 20-го века. Выдающийся духовный лидер, блистательный мыслитель, замечательный поэт, стоящий в одном ряду с виднейшими мудрецами последних поколений, тоже считал, что «всему человечеству подобает объединиться как одна семья, и тогда прекратятся все распри и все отрицательные свойства, которые возникают от разделения между народами и из-за границ между ними».

Последняя редакция июнь 2018.
;
ПЕРЕЧЕНЬ
использованных материалов

1. Александр Бовин. «Записки ненастоящего посла».
2. Пилкингтон С. М. Иудаизм.
3. Михаил Штереншис. «История государства Израиль».
4. Макс Даймонд. «Евреи. Бог и история».
5. Хаим Донин. «Быть евреем».
6. СМИ (газеты, журналы, интернет).