За миллиард лет но нашей эры.
Ироничная версия возникновения жизни на Земле.
Он падал долго, мучительно долго, время не существовало, поэтому он и не понимал, сколько все это длится. В памяти стоял последний разговор с Ним. Тот отговаривал от его безумной, как все считали, идеи, говорили, что напрасно погибнет, в этом измерении разумное не существует, живое гибнет, что он нужен здесь и сейчас и сразу всем, ведь он - величайший представитель из рода Ангелов, которые сеят разумное, доброе, вечное на просторах Вселенных, а он настаивал и говорил, что только так можно спасти Планету.
Планета скучала и не просто скучала, а скучала до безумия, когда все, что она делала, выглядело бессмысленным и бестолковым. Она в бессильной ярости переворачивала горы, размешивала океаны и отбрасывала в сторону все, что попадалось под руку. Её мутило от тоски и все выворачивалось наружу, и огненная лава, смешиваясь с грязью и водой, создавала такую же безумную атмосферу вокруг неё. В ней не было стимула жить. Для кого, для чего было жить, когда ни одна молекула жизни не хотела здесь поселиться. А она так мечтала, что будет пестовать, лелеять и выращивать с любовью и радостью ту малую кроху, что подарит ей Космос.
А он как раз из Космоса и увидел её и поразился красоте и благородстве её вида. Она как голубой алмаз блистала средь темного окружения Космоса. А всполохи воспринимались им как биение любящего сердца. И ему было странно услышать, что она носит имя Земля, это серое имя никак не ассоциировалось у него с нежным ощущением любви и счастья, как ему казалось, исходившее от неё. Но он еще долго не смел приблизиться, чтобы не беспокоить или не мешать ей своим присутствием. А когда решился, то и увидел и понял все то, что его сподвигло на жертву.
Когда он стал входить в чуждое для него измерение, то почувствовал, как его крылья, прежде легкие, надежные и сильные, стали тяжелеть и наливаться неимоверной тяжестью. Из последних сил он еще сохранял полет, выбирая место для приземления. Но перья вылетали из крыльев все быстрее и быстрее. И ему все труднее становилось дышать, ощущения пространства исказилось почти до плоскости, а зрение сужалось и сужалось, пока он и вовсе стал видеть только спектр желтого солнца, освещавшего его красавицу. И упал он почти мгновенно, это мгновение выпало из его сознания, и боли он не почувствовал. А вот когда пришел в себя и открыл глаза, то боль разлилась по каждой его клеточке, и он понял, что сейчас рассыплется на молекулы и умрет, и правы были те, кто говорил, что здесь все живое гибнет. Краем сознания он услышал странные мелодичные звуки, эти вибрации как будто раскачивали его как в колыбели и не давали уйти в забытьё, чтобы умереть спокойно. А потом он увидел сначала тихое и нежное, как ему показалось, свечение, оно все плотней укутывало его и он, не сопротивляясь, отдался этому свету. Он почувствовал, как его тело поднялось и стало медленно раскачиваться из стороны в сторону. И симбиоз света и звука пронизывал его тело, проникал в каждую его клеточку, собирая её в единое целое и вытесняя из неё все то мучительно больное, что делало его готовым умереть. Он чувствовал, как его клеточки уже не собираются распадаться, они перестроились и потянулись к тому новому, что несло к ним эти новые ощущения. К нему возвращалась жажда жизни, новая жажда в новом мире.
А Планета, хоть никогда в жизни и не видела живое, но сразу поняла, что это как раз то, что она так долго выпрашивала у Космоса. Поэтому она сразу подхватила падающее тело, заключило в свои объятия, и, быстро поняв состояние маленького подарка, включила все свои восстанавливающие ресурсы. Ведь она знала, что надо делать для созидания горы или океана, для их восстановления после своих погромов. И интуитивно сделала тоже самое, но, конечно, с учетом размеров того, что попало в её руки, ведь она была разумной Планетой. Она качала упавшую малютку на своих руках и пела колыбельную, которую сочиняла прямо на ходу. «Спи, мой Ангел, усни, в небе погасли огни, глазки скорее сомкни, спи, моя радость, усни», - голос звучал нежно и успокаивающе. И она сразу поняла, как назовет своего малыша, им мог быть только Ангел. А малютка открыл глаза и увидел счастливое сияние глаз Матери и сияющую вокруг неё голубую дымку атмосферы. «Я жив, я дома», - сказал себе Ангел и закрыл глаза в спокойном восстанавливающем сне. «Ты моя жизнь, я сделаю все, чтобы ты был счастлив и никогда не пожалел, что прилетел ко мне», - так думала Планета, не подозревая, что через миллиард лет из этой колыбели жизни путем эволюции зародятся, а потом и вымрут страшные динозавры и могучие мамонты, а появившийся человек будет так похож на Ангела внешне, но совсем не внутренне, к которому так будут подходить появившиеся потом ироничные слова о падшем ангеле, и который готов будет уничтожить вместе с собой и Мать-Землю, подарившую ему Жизнь.
И как же хочется автору взглянуть далеко-далеко в Космос с надеждой, что, где-то там в его глубинах, уже летит к нам другой Ангел с лекарствами, который сможет вылечить заболевшего гордостью мелкого млекопитающего. А может быть и правы те, кто предостерегал первого Ангела от полета, что это измерение не для Разумных сушеств?
P.S. Использована (с небольшим изменением) колыбельная на слова С. Свириденко.