Часть вторая. Маленькие фрагменты большой жизни

      1.
                Лето 1967 года

      Новый коллектив, в котором Сане предстояло учиться и жить, на первый взгляд ничем не отличался он прежнего. Те же вчерашние школьники, солдаты и сержанты из войск, те же кадеты, рижане, третья часть курса из Белоруссии, все примерно одногодки, даже курсовой старшина в звании был старшинском. Всё тоже и всё также. И гитаристы были, и певцы, и  умники, и спортсмены, всё как на его бывшем курсе. Это радовало и успокаивало Александра. Те же живые люди со своими  привычками и привязанностями,  заботами и интересами. Однако он не знал, как примут его парни, всё же он из категории двоечников.  В школе тех, кто оставался на второй год, или учился кое-как, недолюбливали. А за что их было любить или уважать. Неуч, он всегда и остаётся неучем. Порой таких людей и презирали. Вот этого Саша и боялся. Боялся проявления презрения к нему как к неучу. Беседовал он на эту тему со своим другом, Женькой Александровым. Тот вполне резонно, комментировал ситуацию.
      - Отчислили сколько? Считай два десятка. Они что, все тупицы? Или неудачники? Нет, конечно. Ты лучше думай о том, что тебе просто не повезло, на том и успокойся. А самое главное, выводы делай и учись нормально, ведь в школе ты прилично учился. Однако если кто уж чересчур измываться будет, ты дай знать, объясним, если что.
      Конечно, Саня никогда бы и ни кому не жаловался на отношение к себе, он умел сам за себя постоять. А друг,  вполне верно рассудил его положение. Да, просто надо всё забыть и делать выводы.
      Опасения оказались напрасными, с сокурсниками он сошёлся довольно быстро. Оказывается никому не было интереса как он заработал двояки, за что и прочее. Ребята вели себя с ним вполне по-человечески. Уже через пару недель учёбы он  на равных общался со всеми. Дружить пока не с кем особо не дружил, со всеми был на равных. И в наряды ходил, и к командирам с уважением относился. В курилке, как в прежние времена так же пел под гитару, и хохмил не меньше других, одним словом всё в его жизни шло, как и в прежние времена.
      Но вот к учёбе он относиться стал с особым прилежанием. Если в наряде был во время занятий, обязательно восстанавливал конспект. Спать на лекциях? Да упаси Господь, ни за что. Даже, если глаза сами закрываются, иголкой себя колол, лишь бы не закемарить. На семинарах, прочих активных занятиях руку тянул, всё выступить желал. А как же, авторитет в учёбе надо было с первых дней зарабатывать. Да, именно зарабатывать, другого пути к положительному результату в учёбе не было.
      Поступавшие вторично вместе с Саней Юдин и Юрин, не прошли по конкурсу и уехали, Юрин домой, а Валера Юдин в войска, для прохождения срочной службы. Сеня Курилин, как и Саша, по конкурсу прошел и учился в одном с ним отделении.  Они и за столами на занятиях вместе сидели, и в столовке рядом, да и кровати их стояли рядышком.  Рядом, то рядом, но сдружиться с Сеней, он так и не смог, очень уж разные они были характерами и интересы были разные, так что они были просто друзьями «по несчастью». А вот с кем быстро сошелся Александр, так это с Виктором Денисенко. Витя учился в третьем отделении. Он родился и вырос в Риге, отец служил в штабе округа, мама домом управляла. В один из дней, это было воскресенье, парни готовились убыть в увольнение. Виктор понятно, домой спешил, а  Сане спешить было некуда, подружки не было, и друзьями он пока не обзавелся. Так что он, неспешно прогуливаясь с сигаретой в зубах у дверей казармы, обдумывал куда податься. То ли в кино, то ли просто погулять по городу. А тут    Витька выскакивает.
     - Санька, что ждём? Куда собрался, а?
     - Да, в общем-то, никуда, спешить некуда, вот думаю, куда пойти.
     - Так не годиться. Знаешь что, пошли ко мне, с родителями познакомлю, по-домашнему перекусим, в гражданку переоденемся и прогуляемся. Я тебя ещё и со своими одноклассниками познакомлю.
     Саня задумался. Резон в словах товарища по учёбе был. Чем болтаться неприкаянно по городу лучше с Витей прогуляться.
     - Так у меня и гражданки нет.
     - Ерунда, что ни будь, придумаем. Пошли.
     Это увольнение Саня провел замечательно. Родители Виктора были приятными людьми. Мама, Татьяна Алексеевна, чем-то походила на его матушку. Наверно их матери все похожи друг на друга, конечно не внешностью, а любовью к сыновьям. Татьяна Алексеевна сразу усадила ребят за стол, сытно и вкусно накормила. Подробно расспросила Сашу о семье, о сестричке, о его интересах. От этого общения  тепло и уютно пахнуло домом.
     Отец Витин пришёл, когда парни собирались на прогулку, так что толком Саша с ним и не познакомился. Просто поздоровался и представился. Но он успел глянуть на орденские планки Павла Евсеевича, и был сражён. По планкам понятно было, что только орденов Красной Звезды у того было штук пять, не меньше, были и другие ордена. Саня многозначительно посмотрел на Витю, но тот  слегка качнув головой, дал понять, что позднее они поговорят на эту тему.
     Уже на улице Саня дал выход своим эмоциям.
     - Вот это да! Столько наград… Он, что же всю войну прошёл?
     Витя с гордостью рассказал об отце
     - Да, Санёк, батя  фронтовик, а на войне с июля 1941 года. И знаешь, где служил? В танковых частях прорыва, и командиром танка был, и командовал танковыми подразделениями. Несколько раз ранен был, а войну в Кенигсберге завершил. Ты прав, орденов у него много, только Отечественной войны два ордена, первой и второй степеней, четыре ордена Красной Звезды, много медалей, всех и не упомнишь. Так что отец заслуженный человек.
     - А лет ему сколько?
     - Он с 1923 года.
     - Это что, ему ещё и восемнадцати не было, когда началась война?
     - Да, он в июле по спецнабору пошёл в Полтавское училище, восемнадцати ещё не было, а в августе уже под Кременчугом воевал. Кстати мама у меня тоже фронтовик, с 1942 на фронте.
     Саня был  впечатлён. Его отец не воевал, он моложе Павла Евсеевича, когда война началась жил в далёкой Сибири. Только в сорок третьем Сашин отец пошёл в военное училище, а закончив его, в апреле 1945 года выехал в действующую армию. Но их бригада была выведена в резерв и, с учетом приближавшегося конца войны, отправлена на подготовку к участию в Параде Победы. Так что батя Санин участник знаменитого Парада в июле 1945 года.
     Юноши несколько минут шли молча. Думали они наверняка об одном и том же. О родителях они думали. Отцами своими они  гордились, любили их и боготворили. И в мыслях этих молодых ребят чувство гордости было неотделимо от понимания своей ответственности за будущее. За своё будущее, за семьи свои, за отцов. Их старики честно и добросовестно служили и служат Отечеству, но придёт время, они заменят отцов, своих орденоносных ветеранов. Это время придет уже скоро, жизнь стремительна, не успеешь оглянуться и они уже офицеры.
     В тот день, Саня был наверху блаженства. И вечером писал домой: «…А сегодня я познакомился с родителями моего товарища, Виктора Денисенко. Мама, какие они замечательные люди, и тебе бы они понравились. Я сказал Татьяне Алексеевне, что сегодня же заочно познакомлю тебя с ней, что в письме и делаю…»
Кстати Саня побывал в семье ещё одного Рижанина, Юры Ступакова. Отец Юрки  фронтовик,  орденоносец, с августа 1941 года на фронте. В двадцать два года в звании майор, он был  заместителем командира полка.  Орденов у Николая Акимовича полна грудь, орден «Боевого Красного знамени», орден «Красной Звезды», «Отечественной войны» первой и второй степеней, около тридцати медалей. В мирные годы отец Юры продолжил военную службу и руководил кафедрой в их училище, был он полковником. Николай Акимович строгий человек, это как руководитель, разумеется. А собственно так и должно было быть. Ему подчинён большой коллектив офицеров и служащих, управлять этими людьми, надо было уметь, так что строгим был полковник Ступаков, и это вполне закономерно. Строг он был и к сыновьям. Старший,  закончив училище, служил в Казахстане, а младший, как и Саня первокурсник. Саша и с Юркой близко сошелся, они нередко отдыхали в увольнении вместе, да и в казарме общались друг с другом с большим удовольствием. Клавдия Фёдоровна Ступакова, тепло приняла Саню, и в этой семье он чувствовал себя приятно и комфортно.
     Но особенно сдружились парни после одного случая. Было это в октябре 1967 года.

     2.
     В той, прошлой, советской жизни было много замечательных  мероприятий, к которым готовились, которые  хорошо  знали.  Какие-то любили, какие-то нет, какие-то проводились на государственном уровне, какие-то были чисто домашними,  что-то отмечать и проводить было принято только в коллективе и так далее. Среди таких  мероприятий были субботники и воскресники. Как раз к началу весны,  и к зиме поближе,  коммунистические субботники  и проводились.  О них в своё время говорили: «ростки нового, ростки коммунистического отношения к труду». Ты работаешь бесплатно, работаешь там, где Родине и партии надо, работаешь во благо всех.
     Вот и их училищный курс в октябре 1967 года, готовился к субботнику.    Рисовались плакаты, из загашников доставались лопаты и грабли, носилки и мётлы. День «свободного труда», обещал быть плодотворным и ударным. Готовились и Саня с другом Юркой. Юрка накануне намекнул подружке, что мол, в училище особо важное учебное мероприятие и вряд ли в субботу, а может даже и в воскресенье он сможет вместе с ней провести время. Таким образом, алиби отработано и вечерком, можно было, уже после субботника, поиграть в бильярд.
Но как оказалось, тот субботний денёк, был не так уж  скучен. Буквально перед построением Саню с Юрой вызвал начальник курса, вручил увольнительные и, пожелав всяческих успехов в труде на «особом объекте», направил на кафедру, к Юркиному отцу. Слегка озадаченные, они, постучав, вошли в кабинет Николая Акимовича.
      – Что тоскуем, как настроение? Понятно, гулять захотелось. Ладно, помогу.   Петр Иванович направил вас в моё распоряжение до завтрашнего вечера. Что, не нравиться?
      Саня тут же среагировал: «Нет, нет, что вы товарищ полковник, мы рады такому доверию. Вы только скажите что делать, мы мигом».
      – Ну и отлично, Юра давайте к нам домой, там в нашем подвале порядок наведете и свободны. Да, старшему дома, да ты его знаешь, Василию Поликарповичу, подсобите немного на территории и гуляйте. Вперед, бойцы.
Вперед, так вперёд. Трамвайчик быстро  доставил их к Юркиному дому и вот они изучают объект.  Подвал, в Санином понимании, это должно быть сооружение эдак два на два, как у его родителей. Но здесь, размеры подвала, если так можно назвать большую просторную комнату в цокольном этаже дома, поражали  воображение и несколько  смущали. Дел тут было  невпроворот. Но парни не митингуя, как на субботнике положено, немедленно приступили к работе. Мусор влево, пустые бутылки в ящики и к двери. Вправо, мелочь всякая, что может сгодиться для дома. Через час всё было рассортировано, а это уже полдела.  Передохнули, водички хлебнули и поволокли мусор во двор. А там… народу полон двор, все что-то таскают, вносят и выносят, метут, скребут, и так далее. Вроде некое броуновское движение, но если присмотреться, система, в общем-то,  здесь была. Руководил всем, тот самый Василий Поликарпович, и спецом не надо быть, чтобы понять, именно он  здесь распорядитель. Зычный голос, старая офицерская фуражка на голове, китель без погон нараспашку, ну и сапоги, разумеется. Именно он возглавлял здесь «битву за чистоту и коммунистический порядок» в доме.
«Куда понесли: - это Поликарпыч им с другом, - куда! Вон контейнер, к нему и несите. Юрий, как закончите в подвале, ко мне сразу, ясно?»
     Что тут не ясно, сговорились они все тут, решили за «просто так», на курсантских горбах навести во дворе чистоту. Саня покосился на Юрчика, а  тот молчит, как рыба об лёд. Ладно, может, повезёт, прорвемся.
     Через тридцать минут они, уже порядком подустав, сдавали пустые бутылке в пункте приёма тары, благо хоть тот не далече был. Деньги за тару, как боевой трофей ребята отложили на пиво. Бегом к дому. Опять в подвал, последние штрихи и вот, вроде всё, есть ещё время на отдых.
     – Юр, а Юр, может, мы как-нибудь проскользнем мимо Поликарпыча, как ты думаешь, а?
     – Да я  не прочь, но батю, сам понимаешь, ослушаться нельзя.
     – Согласен, но и погулять охота. Давай знаешь что, если его наверху нет, смоемся сразу, вроде как искали его, искали, а его нет нигде.
     – Давай, где «наша не пропадала».
     «Наша» пропала сходу. Василий Поликарпович,  как дежурил у выхода. И увидев ребят, обрадовался, улыбается, доволен.
    - Ну, голубки вы мои, где же вы так долго пропадали, я уж заждался.
Задумка не удалась.  Пришлось им в обнимку с тачкой и лопатами, от первого подъезда и  до четвертого, грузить мусор и свозить его к контейнерной площадке, А куч этих, было  восемь, на каждую по три тачки, это значит двадцать четыре рейса по десятку минут  на каждый, итого  четыре часа ударного труда.
     Но надежда, как известно, умирает последней. Было всего два часа дня, значит к шести можно вполне справиться с задачей.
Итак, исходное - пустой  желудок, четырнадцать рублей с полтиной за сданные  бутылки в кармане,  страстное желание прогуляться по тихим улочкам Риги и посидеть в кафешке.
     Второе дыхание открылось уже после третьего рейса, после двенадцатого парни решили передохнуть и пару минут перекурить.
     – Сань, слышь, а Сань, что-то я не понял, куч-то опять восемь, мы, что же не работали, а?
     Действительно, восемь, даже нет, уже девять. Откуда же они берутся?
     А Поликарпыч тут как тут: «Ну что, братки присели, давай, давай, вперед, пошевеливайтесь, может время останется прогуляться.
     «Дядя Вася, - заканючил Юрка, - ну, смотри, сколько тут мусора, как мы его весь перенесём, тем более что кучи растут и растут».
     – А я что вам не говорил, мусорить не надо, иль ты думаешь, что всё это из соседних домов пришло, а? Давайте, шевелитесь, а то Акимычу пожалуюсь. Вперёд, огольцы, вперёд.
     Услыхав отцово имя, Юрка, да и Саня с ним, сорвались с места, всё же Николая Акимовича они уважали. Где-то часам к девяти вечера  мусор они победили. Цена этой победы  была правда,  велика. Желудок сводило от голода, мышцы болели, на руках мозоли, одежда промокла от пота. Но до ближайшего кафе мужики все же, планировали добежать. И надо же, опять этот Поликарпыч, что б ему пусто было.
     – Юра, осталось ещё забор щетками подмарафетить и гуляй, не хочу.
Гулять они уже не то, чтобы не хотели, а просто не могли, и ослушаться грозного  Поликарпыча было боязно. Одним словом, ровно к двадцати трём часам, уже в изнеможении, с любовью и нежностью вспоминая свою родную кровать в казарме, парни пришли к Юрке домой. Клавдия Фёдоровна накормила фирменными домашними пельменями и через минут десять они уже спали сном тружеников, достойно отработавших свою «коммунистическую смену» на субботнике. Сновидений не было.
     В восемь утра их разбудил Николай Акимович.
     – Что вы так разоспались, вставайте, братцы-кролики, айда завтракать и на площадку, Василь Поликарпыч ждёт, воскресник коммунистический начинается.
     И хотя из всех их потревоженных вчерашним трудом членов крутилась только голова, ребята, мгновенно сорвались с кроватей. Не сговариваясь, уверяя Акимыча и Юркину маму в том, что сейчас важнее сессии для них ничего нет, и что эта самая сессия уже, не то что «на носу», она просто из голов не вылезает. Как в старые добрые времена, Саня за сорок пять секунд, а Юрка так  вообще  секунд за тридцать, влезли в бриджи, сапоги, куртку и мимо красиво и видимо вкусно накрытого стола, рванули в дверь. Теперь было главное, не нарваться на Поликарпыча.
     Уф…Пронесло…
     Притормозили уже у трамвайной остановки.
     – Юра, а Юр, мы что же, не заслужили по кружке пива? Как ты думаешь?
     Вопрос был очень интересным, правда, поставлен несколько рановато, всё же девяти утра ещё не было. Однако, если прикинуть, пока туда, сюда, и до моря на электричке часик в пути, идея разумная, прекрасная альтернатива учебной аудитории, тем более, что на руках увольнительная, на дворе выходной день,  а измученное непосильным коммунистическим трудом тело требует отдыха.
     Следующей остановкой были прекрасные сосновые просторы Юрмалы.
     Эх, хороша ты жизнь, особенно когда тебе восемнадцать, ты молод, силён,  здоров  и счастлив.

     3.
     На следующей неделе, после столь трудного для парней субботника, им предстояло вновь  потрудиться, теперь уже на уборке урожая в ближайшем к Риге совхозе.   И опять это была суббота.
     Народ, было, взбунтовался, мол, а учиться когда, мы учиться желаем.   Начальник курса цыкнул на недовольных.
     - Не пищать! Кто там не желает Родине помочь урожай собрать, а? Пусть из строя выйдет.
     Конечно, никто не посмел и двинуться. Парни в принципе и не прочь были на картошке потрудиться, всё какое-то  разнообразие, но вторую неделю подряд терять заветный выходной вечер, многие не желали, а потому и канючили: «Вот, опять работать надо за кого-то. За что такая участь. Вон старшекурсники по выходным по городу бродят, а мы опять трудиться».
     Вот и вся причина недовольства. Не невозможность учиться, а то, что увольнения в субботу не будет. В прежние времена Саня откосил бы от этого занятия, сославшись на необходимость репетиции художественной самодеятельности, но, увы, он сам же отказался от участия в квартете, так что ехать пришлось вместе со всеми.
     Подъём состоялся ни свет ни заря. Бегом перекусить в столовую и там уже курс расселся по машинам. Выделено было училищных четыре «Зилка», да совхоз подослал несколько «Газонов». Начальник курса построил слушателей.
     - Итак, предупреждаю…
     Инструктаж был нудный, слова дежурные, ничего непонятного в них не было. Шевельнулся было курс, когда майор предупредил о поведении в отношении гражданских лиц.
     - Вести себя достойно. На соседнем поле работают студенты из политеха. Если кто пойдет к девчатам знакомиться, я… Короче, вы меня знаете! И последнее. В машинах не курить, категорически запрещено, предупреждаю.
     Последнее предупреждение зря он сделал. Курящие сразу захлопали по карманам, а не забыл ли кто сигареты. Сразу стало понятно, как только сядут парни в машину, закурят, если не все, так большинство курящих. Оно и ясно, запретный плод всегда сладок. И ещё, даже тот, кто всё ещё не проснулся, очнулся, глаза протёр и понял, раз девчата будут рядом репку, или морковку таскать, значит не всё ещё потеряно для личной жизни.
     Колонна двинулась.  Сразу пахнуло табачным дымком. Ехали долго, но весело, сначала шутки прибаутки, затем песни запели и «Шинель», свою любимую  и «Кадеточку», так же не менее популярную на курсе песню. Кто-то подремать успел, кто, закрыв глаза, просто мечтал о своём, о личном, о сокровенном.  Саня ехал в последней машине, и сидел у борта. Рядом на средней скамейке повернув голову в сторону убегающей назад дороги, сидел Володька Фетисов.
     - Слыш, Саня, давай пуговицу запустим, а?
     Саша удивлённо вскинул брови.
     - Не понял, как это?
     - А вот так. Берём пуговицу. Так. Вот она. Привязываем к ней нить. Вот так, вот так… И пускаем в свободный полёт.
     Вовка запасливым оказался. Всё у него было с собой. Собственно нас и учили, чтобы пуговицы,  нитки и иглы под рукой были. Но тут целая бухта крепкой зелёной нити. Откуда он её взял? Колонна ехала со скоростью где-то километров сорок, сорок пять в час, скорость, в общем, не большая. Пуговичка Вовкина медленно, но уверенно мчалась с такой же скоростью за машиной и помаленьку удалялась от заднего борта. Вот она уже коснулась дорожного полотна, подпрыгнула, вновь подпрыгнула, на повороте листву придорожных деревьев качнула.
     Однако крепкие в стране нашей нитки делают.
     Парни с интересом наблюдали за этой игрой. Вдруг пуговичка слегка прошлась по голове черно-белого кота,  котяра видимо решил сразу после машины перебежать дорогу и получил. Ладно бы получил заслужено и видел от кого, а тут неизвестно что, и самое главное, неизвестно за что, бьёт кота по кумполу.  Он на метр  подпрыгнул, в воздухе пару раз перевернулся, присел и ждёт врага. А его нет. Что уж там дальше кот этот делал, ребята не видели, машина мчалась вперёд и вперед. Вовке игра эта нравилась, он продолжал шуровать своей
пуговицей, пока водитель обгоняющей колонну легковой машины не высунул из окна огромный кулак. Пуговичка видимо и по машине прошлась. Вовка срочно перекусил нитку и, засунув руки в карманы, сделал вид, что это не его предмет и он совсем не при делах. Инопланетяне, мол, хулиганят. Кулак спрятался, легковичёк обошел грузовик.
     На улице стало  совсем светло, колонна, свернув с трассы, втягивалась в небольшой посёлок, и, проехав его, уже по пыльному бездорожью медленно двигалась вдоль бескрайнего поля.
     Витя Голуб, сидящий рядом с Саней, удивился.
     - Это же надо, Латвия невелика по территории, людей много здесь живёт, промышленность, село работают… Но чтобы такие просторы… Как в Казахстане!
     Иванов Валера добавил.
     - И, между прочим, всё это по нашу душу. Работай, не хочу.
     Действительн6о просторы поражали. Причем неухоженных земель не было видно, чувствовалось, что хозяева в этих местах крепкие. А ещё мыслишка в головах ребят  зрела, придётся им несладко на этих полях.
     Наконец машины остановились. По команде парни выгрузились и, разминая ноги, рассыпались по поляне, где стояли машины. Собственно это была не поляна, а подобие некой базы. Здесь располагались две огромные хозяйственные и одна маленькая, видимо командирская палатки, трактор, несколько тракторных прицепов, цистерна с водой и три стола с приставленными к ним лавками, точно как в их столовке в Лиласте. По территории сновали люди, лица их были сосредоточены и серьёзны. Чувствовалось, что это серьёзная команда и готовиться она именно к работе с прибывшими слушателями.
     Парни пока отдыхали. К курсовому офицеру Игорю Львовичу Курносову, он здесь был старшим, начальник курса в этой поездке курс не сопровождал, подошел один из местных руководителей. Они, а вместе с ними и старшина Миша Лапин, зашли в одну из палаток. Минут через пятнадцать Лапин  вышел. Курс построился.    Подошёл и Курносов.
     - Порядок таков. Получаем ведра, мешки, рукавицы. Старшина расставляет всех по грядкам, и собираем картошку, технологию сбора расскажет Эдуард Янович. Пожалуйста.
     Небольшого роста мужчина, вышел вперёд и коротко рассказал, как надо собирать картофель. Казалось бы, что проще, увидел картофелину, хвать её и в мешок, ан нет, здесь была целая наука. Об этом и рассказал Яныч, так его мгновенно окрестил курсовой любимец Саня Боровиков.
     Команда Яныча, рассыпалась вдоль рядов и вместе с командирами отделений экипировала курс. Через минут десять стройные ряды перешли на поле. Послышалась команда: «Начали!»  и они не шибко быстро, сначала не очень уверенно, но затем всё более и более энергично двинулись огромной лентой по полю. Сзади перескакивая из колеи в колею, бегали помощники Яныча и давали советы как половчее собирать её родимую, они же замечали, кто пропустил парочку картофелин, кто спешит, кто отстает, и наводили в этом деле порядок. Парни работали весело, напряжения не чувствовалось. Что им, им какую физическую работу не давай, им всё нипочём, молодые ещё, ничего пока не пищит и не скрипит, всё пока в норме.
     Пока… в норме.
     Через час объявлен перерыв. Перекурили, посидели, кто на мешках, кто на земле, побалагурили и вновь за работу. Местные при этом практически не отдыхали. Тракторишка сновал впереди по полю, бороздя плугом землю. Дальше полосой шли наши герои, а за ними ещё один колёсный трактор с прицепом, он увозил мешки с картофелем. Всё было отлажено, как на хорошем конвейере.
     Осеннее солнышко, видимо жалея ребят, грело последним осенним теплом. Незаметно подошло обеденное время. От базовой поляны курс, собирая урожай, отошел уже на значительное расстояние, однако, о том, что их ждёт обед, не часы подсказали, ароматы полевой кухни.
     И Саня и Виктор Астапкин, что работал с ним рядом, также уловили этот желанный аромат.
     - Наверно борщ будет в обед.
     - Трудись Санёк, работай, нечего о борще размышлять, позовут, когда нужно.
Витя, сказал эту замечательную фразу, не потому, что сам не желал есть, нет, просто он командиром был, и должен был что-то говорить, но по тому, как он, сглатывая обильную слюну, косо поглядывал в сторону кухни, понятно было и он готов всё бросить и мчался на запахи снеди.
      - Перерыв! Пе-ре-рыв!!!
      Второй раз старшина мог бы и не кричать. Реакция на первый клич была мгновенной. Через пятнадцать минут парни, рассевшись, кто, где мог, и на лавке, и на мешках, и на любом подвернувшемся предмете, сидели и уплетали замечательный борщ. Давненько такого шикарного блюда они не ели. На второе было рагу из картошки с мясом. Обед завершился компотом со сдобной булкой. 
      Кто сытно отрыгнул, кто, сразу осовев после горячей пищи, прилёг здесь же с мешками рядом, курящие те, затянулись сигаретным дымом. Наступила пора расслабления и блаженства.
     «Мужики, что я вижу! – это Коля Лобанов, - здесь же девчонок уйма.
     Точно, метрах в ста пятидесяти, может чуть дальше, на такой же, как и у них, поляне, тоже видимо на обед, собирались девушки. А не видно их было раньше, потому что их поле было где-то за домиками поселка.
     - Парни я пошёл! Жози, Андрюха вы со мной?
     Наши кадеты Коля Лобанов, а вмести с ним Саня Боровиков и Ахтин, быстрым шагом направились в сторону девушек.
     - Стоять! Куда это вы. Если в отхожее место то это налево. Стоять!
     Из служебной палатки выходили Курносов и Яныч. По их покрасневшим лицам, было видно, что борщ они запивали не только компотом. А что, им можно, они взрослые, это не пацанята восемнадцатилетние. Игорь Львович оценив ситуацию, наверно понял, что и сам не так давно молодым был.
     - Ладно,  идите, недолго только, узнайте, откуда девчата, и сюда. Эдуард Янович, пойдемте, обсудим второй этап работы.
     Понятно было, что предмет обсуждения стоит початым у руководства на столе и добить его надо немедля.
     В семнадцать часов был объявлен конец рабочего дня и это правильно. Парни от силы могли ещё часок поковыряться в земле, но не более. Молодость она конечно молодость, но предел был и у молодых. Усталость ощущали все, курсовой офицер, что, судя по его весёлому лицу, неплохо потрудился с Янычем в палатке.   Устал и старшина, ему тоже досталось, нет, не Рижского бальзама, он вместе с командой Эдуарда Яныча носился по полю и курировал  все организационные вопросы. Устали, конечно, и парни, не до изнеможения устали, но передохнуть всё же было необходимо. Впрочем,  Валя Борисенко, Саня Суханов, Юра Куликов и прочие, могли ещё не одну целину поднять, что им кокой-то десяток, другой гектар, им сотни га подавай, они спортсмены, им всё нипочём. Да. К этому списку стоило прибавить Боровикова, Лобанова и Ахтина, они под шумок после обеда  на поле и не появлялись, уж больно им девчата с соседней поляне по душе пришлись. То были студентки второго курса педучилища.
     В Ригу ехали уже без песен и прибауток, даже Вовка Фетисов пуговицу в полёт не отпускал. Устали ребята. Ужин для них был заказан на восемь часов вечера. Поужинали, и в люлю, как говорят. Не все конечно, кто-то, сразу получив на сутки увольнительную, домой побежал, кто-то к любимой, кто на танцы стремился успеть, а Саня в курилку, и затянул там свою любимую песнь.

     «Не жалею, не зову, не плачу
     Всё пройдет, как с белых яблонь дым,
     Увяданья золотом охваченный,
     Я не буду больше молодым…»

     Утро встретило их пасмурным небом и лёгким дождиком. На зарядку не надо было, воскресенье, можно полчасика понежиться в кровати. Но завтрак и прочие дела выходного дня никто не отменял. Встали, отряхнули с себя мысли и вчерашние дела и снова они как огурчики, готовы горы свернуть.
     Всё им нипочем.

     4.
     1967 год был особым годом. Это был год пятидесятилетия Великой Октябрьской революции. Страна работала и готовилась к  празднику. Предприятия, трудовые коллективы, советская наука, коллективы и деятели культуры рапортовали об успехах в труде и общественной жизни.
     31 октября учреждается Орден Октябрьской революции. Одним из первых орденом награждается колыбель революции город Ленинград. Дает промышленный ток мощнейший гидроагрегат, гордость страны Советов Красноярской ГЭС. В Москве завершается сооружение Останкинской башни, знамени советской инженерной мысли.  5 ноября  Президиум Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР принимает Обращение "К советскому народу, ко всем трудящимся Союза Советских Социалистических Республик" в связи с 50-летием Великой Октябрьской социалистической  революции.
     В газетах и журналах, на телевидении и по радио славится трудовой подвиг Советского народа, народа – Победителя. Празднование юбилея Октября в то время было поистине великим, эпохальным событием.
     Готовились рапортовать о своих достижениях и слушатели Рижского высшего командно-инженерного Краснознамённого училища имени Маршала Советского Союза Бирюзова С.С. А что они могут ощутимо представить Родине и родной коммунистической партии, конечно, свои пятёрки на зачетах и экзаменах и твёрдую воинскую дисциплину. С последним на курсе было, в общем-то, неплохо, все, кто хулиганил и не желал служить уже были отчислены. По пятеркам также положение было неплохим. В индивидуальных социалистических обязательствах слушатели писали: «Обязуюсь… иметь по учебным дисциплинам следующие оценки…», далее шло перечисление дисциплин и оценки. Обязательства утверждал комитет комсомола и начальник курса. И что вы думаете, кто-то написал: «…обязуюсь иметь три балла по…», да ни в коем случае. Только пятаки и в исключительных случаях четверки. Но этого было мало, комсомол и партия требовали ещё чего-то значимого и важного. Когда Юрка Куликов на собрании по утверждению соцобязательств, предложил на состязаниях по многоборью к юбилею страны бросить гранату дальше шестидесяти метров, председатель  собрания было задумался. Но увидев в глазах Юрки чёртика, понял, что это такая шутка и предупредил участников: «Давайте не будем шутить и подумаем, что мы ещё к седьмому ноября сможем доложить Родине».
Дальше, после некоторых дебатов, президиум предложил, а собрание поддержало: «Подать… рационализаторских предложений, вырастить… мастеров спорта, … перворазрядников, … других разрядов…» Много ещё чего было написано в протоколе, а главное это были обезличенные цифры, но все на 5-10% выше, нежели цифры зимнего периода обучения курса набора 1966 года. Фамилий в решении не было, а потому протокол прошёл на «Ура», единогласно. Вот он наш вклад к пятидесятилетию Великого Октября.
     В перерыве собрания вечный шутник Саня Боровиков высказал начальнику курса интересную мысль: «Петр Иванович, вы, пожалуйста, эти оценки, ну те, что индивидуально записаны, нашим преподавателям не показывайте, не поймут ведь».
Петр Иванович почесал затылок и широко улыбнулся. Начальник курса шутки понимал.
Но, пожалуй, самым ощутимым подарком Родине к её великому юбилею от курса и училища, соответственно, могло стать успешное участие в параде войск Рижского гарнизона. Поскольку тренировок было более чем достаточно, с этой задачей слушатели училища, в том числе и первого курса набора 1967 года вполне справились.
     А накануне 7 ноября 1967 года училище было награждено Почетным Знаменем Военного Совета РВСН, которое было вручено на стадионе СК-6. Празднование 50-летия Великой Октябрьской Социалистической революции запомнилось огромным театрализованным представлением на сцене певческого поля в Межапарке. В этом мероприятии было задействовано около 3 тысяч человек. В том числе, и первокурсники.
     Оставалось ещё одно испытание - участие в проведении праздничного салюта. Пушек и установок для проведения салюта и пуска ракет в гарнизоне города было явно недостаточно, а украсить фейерверком набережные и центр города руководство латвийской столицы очень  хотело,  и потому принято было решение для проведения коллективных залпов отправить слушателей и курсантов военных училищ, дислоцированных на территории города. Авиационное училище имени Алксниса планировалось к стрельбам на окраине города, а вот Бирюзовцам был поручен центр.  А что такое центр, это набережные и крыши домов. Ну ладно, на набережных можно поставить людей так, что бы их не было видно, короче, спрятать их. Зачем портить горожанам праздничное настроение видом дрожащих от холода людей в форме. Но вот что касается крыш, проблемы здесь были. Главное, конечно, было обеспечить безопасность стрелков и хорошую видимость фейерверка людьми. Задачу эту организаторам решить удалось довольно быстро, и одна из точек как раз оказалась на крыше нашего спального корпуса.  Но Санино отделение убыло для стрельбы на набережную. Прибыли с большим запасом по времени, часа за два до девяти вечера, не меньше.Время пролетело быстро. Пока раздали ракетницы, патроны, пока их пересчитали. Долго ребят расставляли по местам, а это всё было исключительно важно, ибо от расстановки зависит кучность стрельбы. Несколько раз потренировались. Вот и всё, осталось полчаса.  Ровно в 8.59.50 подняли заряженные ракетницы и по команде: «Огонь!», в двадцать один час, фейерверк начался. Озираться по сторонам уже было просто невозможно. Тридцать секунд на перезарядку и вновь: «Огонь!» и так ровно пятьдесят раз. Со стороны видимо было очень красиво, вроде как двадцати пяти ствольная пушка стреляет. Однако ребята могли всё это наблюдать лишь боковым зрением, отвлекаться на любование  было невозможно. Двадцать пять минут и салют состоялся. Вроде всего-то двадцать пять, а показалось, что на труды их часа два ушло, не меньше. Прозвучала команда оружие к осмотру. Курсовой офицер обошёл шеренгу отделения.
     - Спасибо товарищи. Итоги подведем в расположении, но, в общем, салют удался, только вот не всегда я двадцать пять выстрелов видел. Если кто патрон, не выстрелив себе оставил, лучше сдайте сейчас. И незаряженное ружье однажды может выстрелить, а здесь патрон. Оружие к осмотру!
      Игорь Львович медленно двинулся вдоль шеренги. Иногда он останавливался, пытаясь подсчитать использованные патроны, да куда там. Во-первых, темно было, а его фонарик едва светил. Во-вторых, как пятьдесят достаточно больших гильз подсчитать, не запутавшись.
      - Ладно, завтра разберёмся.
      Слова эти прозвучали как лицензия на применение «заныканых» отдельными парнями патронов в ближайшие праздники. А ближайшим был Новый год. О том, что возможность будет забрать хотя бы один, а то и парочку патронов, ребята догадывались. А как это сделать не договаривались, собственно не всем это и нужно было. К примеру, ни Витя Харланов, ни Гриша Зихич, не планировали в городских компаниях встречать праздник, и естественно они и о фейерверках на Новый год и не думали. Но Саня знал, что патроны ему сгодятся и спрятал пару штук. Сгодятся скоро.
      Восьмого ноября, страна, уставшая от торжественных речей, митингов и соревнований в честь…, мирно отдыхала. Отсыпались и наши герои. Гильзы от патронов естественно никто не считал, их просто в мешках отволокли в кладовую, а затем видимо и на склад отправили.

      5.
      А между тем время вновь как бы ускорилось в своём и так стремительном движении. Приближалась сессия. Для Сани она была уже третьей, и если учесть, что предыдущая была крайне неудачной, то вполне понятно, что волнений за положительные результаты было у него предостаточно. Впрочем, всё это был, так называемый «психологический аспект». Занимался молодой человек вполне прилежно, занятий не пропускал, активничал на семинарах, конспекты имел приличные, и «хвосты» отсутствовали. Но вот некие сомнения в голове были, и кошки время от времени скребли его неокрепшую душу.
     В этот серьезнейший для Сани момент состоялся его разговор с земляком, старшекурсником Игорем Заборским. Парни иногда пересекались в корпусах и спальном и учебном. Призывались оба из Гомеля, это не то чтобы очень уж их сблизило, но общались они с интересом, и общение это было обоим приятно. Игорёк был на три года старше Сани, учился вполне прилично и мечтал о карьере преподавателя. Причём тянулся он в основном к общественным дисциплинам.
Как состоялся этот разговор, с чего всё началось, Саня уж и не помнил, но вот суть общения отложилась у него на всю оставшуюся жизни. И то что спустя полтора десятка лет, Александр, будучи уже майором, с отличием и золотой медалью завершил обучение в военно-политической академии имени Ленина, всё это были отзвуки того самого общения с Заборским.
     Удобно усевшись в фойе клуба на диванчике, Игорь философствовал: «Саня, то, что ты двояков нахватал, это не беда. Что такое «неуд», это всего на всего, оценка. Оценка твоей готовности по отдельным вопросам предмета. Подчеркиваю по отдельным вопросам предмета. Это отнюдь оценка не знания самого предмета. Знать, познать, изучить, это всё термины совершено разные, и понимать их так же нужно по-разному. Какова наша задача в процессе обучения здесь в ВВУЗе. Здесь мы получаем первичное знание основ предмета, будь то математика, физика, да мало ли какой ещё предмет. Эти знания, безусловно, выше школьных, в школе, если хочешь, тебя учат элементарному, тому, что в обыденной жизни необходимо. Здесь уровень несопоставимо выше. Знания, что здесь дают тебе, необходимы уже как инженеру, как специалисту. Думаю это понятно.
     Следующий момент. Высшая школа предполагает что материал, который тебе преподносят, базу полученного образования, ты вполне сможешь применить в жизни, а для этого тебя, обучая конкретному предмету, учат ещё и самостоятельно развивать полученные знания. Согласись. Выучил вопросы экзамена, сдал экзамен, а завтра у тебя другие дела, другие заботы, через пару, тройку месяцев ты и вообще подзабыл все, о чем шел разговор на прошедшем экзамене. Что, не так? Так. Так вот образование тебе здесь дают для того чтобы ты изучив предмет, мог спустя какое-то время знать как его поднять снова, где и как найти источники по этому предмету. Вот оно как. И это понятно».
     - Игорь, так то приписные истины, я их знаю. А как сделать так, чтобы не вызубрить ответы на вопросы на экзамене, а сдать экзамен. Я вот зубрил, зубрил, а книгу закрыл, всё из башки разбежалось.
     Игорь продолжил: «Вот, вот… Это замечательно что ты это осознаешь, просто замечательно. А вот теперь смотри. Что такое рецепторы. Да, да, вижу, головой киваешь, значит, понимаешь, что это некие нервные окончания, которые дают команду мозгу, мозг их запоминает и далее тебе помогает, в том числе и в изучении наук.  Конечно, это очень упрощенно. В справочниках этот термин и механизм работы рецепторов описаны сложнее. Однако если уж совсем по-простому, то это всё вот так выглядит. Как ты готовишься к экзамену? Да, правильно, ты «зубаешь» вопросы и ответы на них. И чем ты в этот момент работаешь? Только глазами, и то их порой закатываешь от не понимания, о чём речь идет. А ты пробовал вслух читать? Нет? Что бубнить стыдно? А ты попробуй, попробуй… У тебя и слуховые рецепторы заработают. Ты ещё и пощупай, пальчиком поводи под строчками, разок другой, поводи по наиболее важным местам конспекта или учебника. У тебя и пальчики команду дадут в мозг.
     Ты видел наверно на самоподготовках парни вместе обсуждают непонятные вопросы. Видел? Так вот, ты им завидуй, они не просто болтают, они вдвое больше информации чем ты, зубря конспект, в момент пикировок получают. Вот так-то!»
Долго ещё шел этот разговор. Заборский вошёл в раж, видимо он уже чувствовал себя маститым учителем. А что, у него неплохо получалось. Очень просто и доходчиво. Игорь взял у Сани конспект по матанализу. Кроме того что он отчитал коллегу за неграмотно написанный конспект, он на конкретном примере показал, как надо готовиться к экзамену. Сане со стороны казалось, что всё просто, причём не только просто, но и интересно.
    Урок был замечательный.
    - Саня, я к тебе завтра подойду, мы ещё над конспектом с тобой поработаем.   Нельзя же так как ты записываешь конспектировать материал. Преподаватель чихнул, и ты пишешь: «преп. чихнул», я тебе покажу свои конспекты и расскажу, как это делать. А у тебя карандаши разноцветные есть? Да? А почему по конспекту этого не видно. Ну ладно, это завтра, завтра поработаем.
Хороший у ребят был разговор. Очень хороший, и что главное, полезный.

     6.
     Приближался Новый год, это был уже второй праздник, который Саня, отмечал вне семьи. Позади четыре месяца напряженной учёбы, впереди сессия и каникулы. Но до каникул надо ещё дожить, а пока готовимся к Новому году.
     Повезло, конечно, не всем, наряд, патруль и караул выбили некоторых из праздничной суеты, однако большинство к празднику готовились обстоятельно. Надо было отослать праздничные открытки, письма и телеграммы домой. Стоило поскорее определиться, где собственно справлять Новый год. У женатиков и слушателей из местных, не было альтернатив – только домой,  а остальные  договаривались между собой, где праздновать, или на квартире, или в казарме, одним словом выбор был. Правда выбор выбором, а было ещё и решение курсового начальства, тут уж не поспоришь, только примерное поведение давало шанс праздновать вне училищных стен. Народ естественно старался, и внешний вид и скорость, с которой парни мчались в строй по команде старшины, и прочие мелочи, которые в обычной жизни порой игнорировались, всё это говорило о приближающемся празднике. Командиры не могли нарадоваться, глядя на эту исполнительность.
     – Вот всегда бы так, - рассуждал начальник курса, -  ведь знают, стервецы, увольнение впереди. Стараются. Ну, посмотрим, посмотрим…
     Этот Новый год Саня и Юра Ступаков планировали встретить вместе. Юрка был знаком с пареньком, который, как и Саня, учился в училище несколько месяцев в прошлом году, но по состоянию здоровья вынужден был уволиться. Звали парня Смирнов Сергей. Жил Смирнов в Риге, недалеко от вокзала, в небольшом двухэтажном частном домике. Родители его на праздники уехали за границу, и Сергей предложил отметить этот праздник у него дома. Компания вырисовалась сразу, это были и школьные друзья Сергея и новые товарищи по учёбе в училище, и входило в этот, так сказать ближний круг, человек восемь. После прикидок, обсуждений и прочего вырисовалось желающих гостить у Сергея семь пар, четырнадцать человек. Юра и Саня пригласили девчат, с которыми познакомились месяц назад, на танцах. Сергей и его друзья так же готовились прийти все с девчонками. Сомнений вызывала только кандидатура Женьки Цветкова, это был друг Сергея, паренёк со второго курса второго факультета. Сам-то он планировал участвовать в мероприятии, это точно, однако девчонки у него не было, а найти пару за несколько дней, было довольно проблематично.
     Четырнадцать минус один, это тринадцать, а тринадцать, это  не очень весёлая цифра.
     Готовились к празднику все, парни договаривались, по сколько денежек с носа, кто и когда купит шампанское и  покрепче напитки. Девушки также были настроены, половина из них были знакомы друг с другом, с другими созвонились. Салаты, мясо, овощи и фрукты, всё это легло на хрупкие девичьи плечи.
31 декабря в восемь часов вечера у Серёги дома накрывали стол. Ребята и девчата прибыли все, потерь не было. Как и предполагалось, Цветков был один, а потому ему было доверено вскрывать шампанское, водку и другие напитки, резать хлеб, колбасу и так далее. Женька хоть и чувствовал себя не очень уютно в одиночестве, но держался молодцом.
     В одиннадцать вечера проводили старый год, потанцевали, парочки успели пообщаться по уголкам огромной Серегиной квартиры.
     На улице побывали, в снежки смогли поиграть, декабрь в тот год снежный был. Саня с Юркой затеяли фейерверк организовать. По две ракеты у них с ноябрьских праздников осталось, и они, по элементарной технологии подготовили с помощью шила и спичек патроны к пуску. Затеяли пуск произвести прямо во дворе. Возможность такая здесь была. Прямо посредине двора стоял небольшой, высотой где-то метра полтора вентиляционный короб из бетонных блоков. На коробе, с помощью огромных Серёгиных плоскогубцев, устанавливались и удерживались патроны. Спичкой чирк и всё, полетела ракета.
     Да высоко! За ней другая, третья.
     -Урааааа!!!
     С четвертой случился казус. Не вверх она пошла, а мимо Саниного чуба, слегка опалив его, прямо к Сергею на балкон, и закрутилась. Все на мгновение замерли, но спохватившись, гурьбой бросились спасать дом. А там уже был «пожарник», это Евгений. Гулять на улице ему было скучно, а потому он, с рюмкой водки в руке, наблюдал с балкона за  шалостями друзей. Как уж его не шарахнуло зарядом патрона, не понятно. Вид у Цветкова был просто  замечательный. Огромный шарф на шее, в левой руке рюмка, в правой чайник с водой, и глаза, глаза, как две огромные таблетины.
     - И с какой руки теперь пить будешь, а Евгений?
     Это Юрка пошутил. Народ засмеялся.
     Сергей был по натуре большой выдумщик и здесь он вовсю старался. Фантики, конкурсы, различные  игры развлекали молодых людей. Обстановка была прекрасной. Новый год встречен был просто на «Ура». Серёгина «двушка», не походила на обычные двухкомнатные квартиры в многоэтажках, это были хоромы с длинными лабиринтами переходов и загашниками, при всём этом, кухонька было метров пять, шесть, не больше, одна спаленка три на пять и гостиная, так же не впечатляющих размеров. В такой квартире спать было абсолютно негде, но присесть в уголках и проходах могли не только семь пар, но и больше. Вот по этим загашникам молодые люди и расползлись. Они шушукались, посмеивались, целовались, вновь шли к столу.
     В ход пошел чай с тортом.
     Одним словом, ребятам было весело.
     А между тем, Женька тосковал. Он слонялся по квартире, пугал разгулявшуюся молодежь и периодически прикладывался к рюмке. Время шло. Часам к двум ночи, Женька отрубился в бабушкином кресле, кресло было уютное, глубокое и мягкое. Он еще пару раз приходил в себя. Поднимало его чувство несказанного горя: вот они все, парами, а он один, и он был в большой обиде на себя и на весь мир. Женька подходил к столу, вновь нагружался спиртным и уходил к, ставшему ему родным, креслу. Часов в шесть утра, когда все разошлись и отдыхали от бурных празднеств, Женька  спиртного не обнаружил, всё было выпито, а сердце рвалось от тоски и требовало «ещё чуть-чуть». Он ещё в два круга изучил дно многочисленных бутылок, поискал в холодильнике, на полках в кухне и прочих возможных местах. Нет спиртного и всё тут.  И вдруг рядом с бабулькиным креслом он увидел бутылку с шампанским, грамм двести там булькало. Удобно усевшись в кресло, он прямо из горлышка выпил содержимое. Пошло хорошо. Правда, его несколько смутил запах из порожней бутылки. Пахло маслом.
     Через час Сергей растолкал сокурсников, пора было приводить себя в порядок и мчаться на построение. Опоздать, это значит кроме ругани начальства, получить ещё и запрет на очередное увольнение, а этого ни он, ни его друзья не желали.   Парни просыпались быстро и весело, всё же молодость своё берёт, даже после приличных возлияний. Девчата занимались посудой. Сергей трижды сбегал к мусорке, квартиру надо было привести в порядок.
     Пора уходить. А Женька где? Вот он родной, в обнимку с пустой бутылкой на бабушкином кресле почивает.
     – Жека, вставай, уходить надо, на построение опоздаешь.
     Женька продрал глаза, взгляд был мутным, лицо бледное, и к тому же от него сильно разило машинным маслом. Сергей подошёл к другу поближе.
     – Елки, палки, да ты, видать, всё бабкино машинное масло вылакал. Ну, паршивец, меня  бабушка с потрохами съест.
     Женька вскочил на ноги и бросился в ванную. Кое-как  он пришел в себя.   Ребята быстрым шагом пошли к казарме.
     Юра и Саня доложились вовремя и, получив увольнительную, вновь пошли в город. На сей раз домой к Юрке. А с Женькой была целая история. Он на построение тоже не опоздал, как и все стоял в строю курса. Курсовой офицер, что дежурил в ту ночь на курсе, обнюхал каждого.
     – Да, добры молодцы, видать хорошо отдохнули. От всех как от пивной бочки разит. Вы что, до утра пили? А почему не закусывали? Один Цветков как человек. От всех спиртным, а от него машинным маслом разит. Цветков, ты что, масло пил? Ладно, шутка. Ты что такой зелёный, а?
     – Товарищ капитан, брат ночью позвонил, машина обломалась, пришлось всю ночь на морозе ремонтироваться. Но машину сделали.
     – Ну, вот хоть один среди вас молодец. В новогоднюю ночь не пьянствовал, а трудился.  Иди Цветков, отдыхай, а с вами, дорогие мои, я ещё поговорю…
Парни давились от смеха. Женьке не до смеха было, он боялся, что его вырвет вот прямо здесь, перед строем. И когда капитан разрешил  удалиться, он  помчался в туалет. В этот день, туалет и рукомойники были его самыми родными и в полном смысле «насиженными и выстраданными» местами.  А вечером он с диагнозом «пищевое отравление» был госпитализирован.  История это была предана огласке. Не смеялся только ленивый. И курсовое начальство узнало, но молчали  офицеры, жалко паренька.
      Могучий Женькин организм, вместе с ежедневной кучей таблеток, победил болезнь. Через неделю, как раз к сессии, Женька вернулся. Кстати, пропажи масла, бабушка Сергея не обнаружила, на швейной машинке шила она уже, к счастью, редко.

      7.
      В начале января началась сессия. Саня, не только помнил рассказ друга Игоря о подготовке к экзаменам, но и готовился  по предложенной им методике, и эта подготовка принесло успех. Занимался он с Сеней Курилиным. Попытался было подсесть к Куликову Юрке, но с этим «ботаником» ему было не по пути. Юра был не прочь подмогнуть, но  был он не просто умным человеком, он был очень умным и после первого дня подготовки с ним, Саня понял, надо искать ровню. Сеня был ему по уровню готовности и понимания предметов примерно тем самым ровнёй, вот они вместе и шелестели конспектами. Спорили, тыкали пальцами в учебники, ломали карандаши,  затем отдыхали друг от друга, опять сходились, и дело шло неплохо.
В сессии он получил две пятерки и две четвёрки. Причём по матанализу получил пять. Это после трояка и двойки в прошлом. Да! То была победа, настоящая победа.
      Кстати, преподаватель, да, да, тот самый, что и двояк ему полгода назад поставил, а так же четвёрку на вступительных экзаменах, вновь принимал экзамен. Саня этим был несколько смущён. Но ответил на первый вопрос очень даже прилично. До второго дело не дошло.
      - Растёте, молодой человек, на глазах растете. Пятерку вам ставлю. Не возражаете?
      Какой там возражаете! Нет, конечно. Саня, взяв зачетку, двинулся было к выходу. Но преподаватель вновь ему на ушко шепчет: «Летом сложнее будет, не забывайте. Опять я принимать буду», и улыбнулся. Саня уже у выхода опять оглянулся, а «преп» улыбается, доволен. Ну что за люди, эти преподаватели, порадоваться пятерке нормально не дают, теперь думай о летней сессии, до неё ещё полгода, дожить бы, а он: «…опять я принимать буду».
     Семён получил такие же оценки. Естественно и он был рад удаче.
     Каникулы для Сани были хорошим отдыхом. Он много времени провел дома, почти половину каникул. Отец на эти дни взял отпуск. Они долго и интересно общались друг с другом. Мама со стороны наблюдала за мужчинами и, пуская слезу, радовалась за них. Подъехала сестричка, вчетвером им было весело и интересно.   Саня с сестричкой сходили в родную школу, посидели за партами в своём классе. В один из выходных классом сходили в ресторан, собралось их человек пятнадцать, все кто мог. Весело и непринужденно прошла та встреча.
     А время опять бегом!
     Да что оно творит!
     Что, нельзя хоть на недельку замереть?
     Нет?
     Нет! Оно, тик-тик-тик…

     8.
     Приехали слушатели с каникул и вот, новое событие отмечается, 50-лет со дня создания Советской Армии и Военно-морского Флота.
Вновь обязательства, вновь подготовка, ну и празднество. Отмечалось это событие широко и повсеместно. Ребята даже в школы и на заводы приглашались, выступали с рассказами об армии. Конечно, это больше старшекурсников касалось. Был и праздничный концерт, и усиленное питание в юбилейный день, по максимуму домашнее и вкусное. Но вот самым памятным событием празднований было вручение всем военнослужащим юбилейной медали «Пятьдесят лет Советской Армии и Военно-морского Флота». Медаль была побольше тех, что за выслугу вручались и очень красивая, наверно у кого-то может и красивее были награды, но эта была лучшей. Так как она была именно твоей. Твоя первая правительственная награда. Носить медаль следовало на парадном мундире, на груди с левой стороны. А на повседневном обмундировании полагалось носить колодочку. Сразу с медалью в их среду вошли различные прибаутки типа: «Хорошая медаль свою грудь найдёт» или  «И на груди его могучей, одна медаль висела кучей». Кучей не кучей, но первая правительственная награда - вот она, и это не хухры-мухры, тебе. Вслед за медалью новость, что кого опешила, а кого и обрадовала, это по вкусу, а на вкус и цвет, как говорят, товарищей нет. Так вот, сначала пошел слух, что им меняют форму и знаки различия. Затем слух полез уже со склада, дескать, точно, обмундирование завезли.
     Среди слушателей легкая паника. А как же наши чистошерстяные (ЧШ) пилотки, это же наша гордость. А как же наше ЧШ обмундирование, говорят его на простое, солдатское хлопчатобумажное (ХБ) поменяют. Слухи ходили недолго. И вот курс за курсом начали переодевать. Да, ЧШ забрали, вместо него ХБ получили. Пилотки так же полагались, тоже ХБ. Но свои, темно-зелёные ЧШ, никто сдавать не собирался. Вместо сапог в парадную форму включены были ботинки, к ним пара носков полагалась. С этим ещё как-то можно было смириться, в ботинках легче, чем в сапогах. А в повседневную форму вместо яловых сапог хромачи ввели. Но вот еще, что было непонятно и неприятно. Наши артиллерийские пушчёнки на петлицах, были заменены на общевойсковую эмблем. И погоны, наши черные с желтым кантом погоны, поменяли на красные.
     - За что!
     - Что это такое?
     - Мы не заслужили такого издевательства!
     Это ещё самое мягкое, что по этому поводу говорили парни. Мог состояться бунт, и серьезнее, чем на «Потемкине», в своё время. Время-то, какое было – оттепель, говори что хочешь. Правда в армии особо не забалуешь, отчислят из училища и всё. Но, тем не менее, возмущению не было границ.
     И душевный плач молодого войска был услышан. Через пару дней пришел приказ, вернуть слушателям прежние погоны и их любимые пушечки. Ну а пилотки, пилотки они уж и сами одели. Командиры и начальники поняли, бороться с этим бессмысленно. Пусть  носят до выпуска.
     Вот так, казалось бы неспешно, шла их жизнь. Но неспешной это действительно казалось. Только они пилотки свои отвоевали, на тебе, сессия, и как всегда нежданно. Однако Саня к экзаменам был готов, он уже понял, с учёбой шутки плохи. Девчонок пока в сторону, в Юрмалу ни ногой, пива ни капли в рот.  Все силы на учёбу.
     И вот он пишет послание домой.
     «…Итак, сегодня, 24 июня сдал матанализ, у меня уже по матанализу пять и   четыре по  материаловедению. Только - только вышел с экзамена. Билет попался не тяжёлый, вышел самый первый. Сейчас уже  свободен.
…теперь самое страшное - физика, материал огромный - 500 страниц учебника.  Ежели три балла получу, буду рад. Главное сделано - сдал первые два экзамена. После физики (если всё будет нормально) можно считать что я дома, потому что останутся  история КПСС и теоретическая механика. Историю я, конечно, сдам, надо не меньше четырех баллов, т.к. идет в диплом, а в дипломе у меня пока нет троек.
Химия - 4
Материаловедение -  4
Начерталка -  4
Аналитика - 4
История  (1-й семестр - 5)
Осталось ровно две недели.
…пока, до 29 числа».
    Сдал он и физику и по истории пятак получил, короче, всё было в норме.   Впереди отпуск, вполне заслуженный и желанный.

     9.
     Как всегда отпуск пролетел мгновенно и вот он снова с Риге. Начался этот этап обучения лагерным сбором в Лиласте. Вновь они осваивали Рижское взморье, вновь бегали на зарядку, на кухню в наряд они уже не ходили, было кому помоложе там потрудиться.
     Но вот повеяло первым для них холодком. 20 августа на территорию Чехословакии вступили войска пяти государств – участников Варшавского Договора. Казалось бы, их это не очень-то и касается, всё же они пока учатся, не офицеры, и вообще Ракетным войскам делать в Чехословакии нечего. Парни, обучаясь в училище, не очень политикой интересовались. На лекциях, политинформациях кое что из политических моментов им преподносили, но, как правило, в розово-бравурных тонах, дескать, всех мы победим, если что. Но  вот однажды, именно в эти августовские дни, кто-то из ребят настроил приёмник на волну «Свободной Европы». Слушала вся палатка. А там такое говорили, страшно повторять. И что это акт прямой агрессии. И что Советская Армия убивает мирных жителей Праги. И что Запад этого Советскому Союзу не простит… Они наверно и ещё бы слушали эту, новую для них информацию, если бы не Виктор Астапкин, бывалый он человек, командир, он смекнул, если кто-нибудь расскажет КГБистам о коллективном прослушивании приемника на волне этого «гнусного» радио, ответственность на него ляжет, он здесь старший.
      - Так! Балалайку отключить! Кто включил, не знаю и не хочу знать! Уши всем закрыть. Если, что-либо, кто-либо, завтра мяукнет… Лично лицо попорчу!
      Такой угрозы никто ещё от Астапкина не слышал. Вряд ли он кого бы побил, росточком он не очень, что бы очень, да и беззлобный Виктор парень. Но сказано было всё настолько серьёзно и внушительно, что ясно, все промолчат. Кстати на утро Астапким лично, два радиоприёмника, несмотря, на нытьё их владельцев, отнёс в курсовую кладовую. Был у старшины курса такой загашник.
     Спустя какое-то время в выступлении на лекции училищного особиста на тему ввода войск в Чехословакию, прозвучала мысль о клевете «Голоса Америки», «Свободной Европу» и прочих «вражьих голосов» на наш Советский образ жизни и необходимость быть бдительными. Слушая эти слова, парни насторожились было, но продолжения не последовало, а значит, в палатке не было стукачей.
     Памятно Сане было и ещё одно событие. Увольнения в выходные в те дни не было, а передохнуть и сменить обстановку очень хотелось. Мысль эту парни выложили старшине, и Миша Лапин, немного пободавшись с начальником курса, отвоевал право выхода курса на природу. Начальник курса и сам бы с удовольствием передохнул. Напряжение политической ситуации в Европе весьма осложняло жизнь офицерского состава, они вынуждены были в этот период жить фактически на казарменном положении. Петр Иванович сам организовал выход курса в воскресенье на Рижское взморье. Пляж в районе Лиласте был прекрасный, к тому же пустынный. Накануне старшина разрешил закупить фрукты, овощи, напитки и прочее. Ребята с собой взяли всё необходимое, чем есть и из чего пить. Поход начался ровно в десять часов. Полчаса ходу и вот они расположились по отделениям, сбросили одежонку и, несмотря на утреннюю прохладу залива, бросились в воду. Веселились на славу. Петр Иванович взял с собой на отдых сынишку, мальцу, наверно лет десять было. Полоскались где-то с час, затем перерыв, солнышко лихо светило и грело, на небесах ни тучки. Парни, распластавшись на золотом песке, отдыхали. Когда,  особо бледные начали слегка дымиться, вновь помчались к воде, вновь полоскались и плескались от души.   Заплывать далеко шеф не разрешал, на страже его распоряжения стояли четверо курсовых пловцов и отгоняли нерадивых. Обедать сели по времени как и в лагере. Сели кучками, по отделения. Насыщались тем, что Бог подал, а подал он чрезвычайно полезную и вкусную пищу. Каш не было, зато была колбаса в изобилии, помидоры, огурцы и много зелени и фруктов. Запивали так же обильно, был у ребят с собой лимонад, соки в пакетах и, у некоторых, чай в термосах. Появилось и сухое вино, но это уже для избранных, для тех, кто, проявив накануне инициативу, скинулся на спиртное. Но выпить удалось всем, всё же курс это единое целое, а парням не напиться хотелось, а показать что и они взрослые, что и они могут граммульку себе в выходной позволить. После обеда был «дрём», или, по-простому, отдых. Здесь и гитары и радио, здесь же и перекур.
     От съеденного и выпитого парни стали ленивее и мечтательнее. Начались разговоры типа: «А вот когда я приеду в войска…». Конечно,  мечтать не вредно, можно и помечтать, плох тот вояка, что не мечтает генералом стать.    Разнеженность и расслабленность как рукой слетела, как только Колька Парохонько высказал интересную мысль
     - Послушайте, а что это старшина кричит «Товарищ сержант Виктор Иванович Астапкин, ко мне», за то время, что он зовет Витю, может война начаться. А не проще ли сказать «Шеф, поди сюда». Парни захихикали и тут посыпались предложения, как сократить фамилию, имя, отчество и звание. Такое, в общем-то, в практике  есть, собакам, к примеру, клички дают. У Пеле, вон какая фамилия, никто и не знает что на самом деле он Э;дсон Ара;нтес ду Насиме;нту. Но всё знают этого человека как  Пеле. Всё, расслабленность как рукой сняло. Посыпались предложения. Коля Гречин в момент стал «Фантомасом», Валера Михайлов, просто «Де-де», Вовка Иванов «Вилли», Коля Соколов, «Китом» стал, ну и так далее. Досталось всем. И вот что интересно, в последующей жизни отделения эти прозвища закрепились почти за каждым. Обидного в них ничего не было. Это не собачьи клички, и не бандитские кликухи, это просто товарищеская ухмылка и добрая улыбка.
      Возвращались они уже к вечеру, усталые, но довольные.

      10.
      В училище их ждала новость. Переезжаем на новую базу. О переезде они знали давно, естественно и готовились, но оставить привычный уклад столичной жизни не хотелось. Всё же центр Риги есть центр, а  не скучное и скученное захолустье закрытого военного городка. Однако, Родина сказала надо, военнослужащий ответил «есть», и переезд состоялся. При всех недостатках, переезд на новую базу естественно им, будущим офицерам, многое дал. Шикарные классы для обучения, свой огромный спортивный зал. Поликлиника. Склады. Автопарк. Строевой плац, так это вообще «Красная площадь», шагай и шагай, только успевай подмётки менять. А ещё радом прекрасное озеро, перемахнёшь его вплавь и ты уже в совхозных яблоневых садах, успей только, набрав яблок, вовремя от собак и дробовика сторожа скрыться.
      Кстати, насчёт плаца, была история одна. Саня в неё не попал, а вот Вася Потапов рассказывал: «Святое время, выходной. У военных это увольнением называется. И нет более ласкового, значимого и звучного слова в лексиконе слушателя, чем «увольнение». Это мечта каждого, это право отдохнуть так, как душа  пожелает. И когда наступает суббота, у каждого начинался зуд, скорей бы за ворота КПП,  а там уж…
      - Ух, уж там…
      Там уж каждый отдыхает, как пожелает.
      Увольнение!
     Но право это лишь право, его ещё надо заслужить.
     Суббота. Всё шло как обычно. Кто-то из сокурсников готовился в наряд, кто просто отсыпаться пошел, деньги кончились, ну а Костя и друг его Серёга, готовились в увольнение. Сегодня у них свидание, не какая-нибудь встреча на танцульках, а именно свидание, с цветами и билетами в кино.
Романтические отношения у Кости, с новой подругой развивались стремительно и были более, чем многообещающими. Волнующие воображение мысли, уже с утра не давали ему сосредоточиться, а тут ерунда всякая, до построения надо  успеть подравнять стрижку и подрезать, а точнее подпалить шинель, так нижний край шинели получался ровней.
     Рядом, как всегда, отирался Серёга. Он был уже готов и у него как всегда, было всё прекрасно и никаких проблем. – «Лучше бы помог», чем путаться под ногами, подумал про себя Костя. Но это было совсем не в духе Серёги, его, похоже развлекали озабоченность и явно романтический настрой Кости на сегодняшний вечер. Сам он сегодня, рассчитывал познакомиться с Таней, подругой Костной девушки, но относился к этому проще и веселей, как к обычному будничному событию.
     Ровно в семнадцать часов увольняемые построены, но почему-то  проверку готовности сразу взял на себя курсовой офицер, старый опытный служака. Вообще-то, проверка внешнего вида в армии, особо чтимый ритуал. Подготовка к нему, со стороны подчинённых «тяжёлый» труд, а со стороны проверяющего это особое искусство, это, способность и умение видеть недостатки там, где большинство ничего не замечает. Несомненно, наш капитан владел этим искусством в совершенстве.
     Через пятнадцать минут в строю курса от 63 человек, претендовавших на увольнение, осталось двенадцать. Никакое устранение «в ходе проверки» в этот раз не допускалось. Для неудачников увольнение считалось «зарубленным».
Но зато остальные..., какие это были двенадцать! Казалось придраться абсолютно не к чему, всё выглядело идеально. Кому-то пришлось даже одолжить чужую шинель, чтобы выдержать расстояние до пола, своя оказалась коротковато подрезана. Каждый – образец с плаката по строевой подготовке и правилам ношения формы-одежды, скорее можно было придраться к чистому листу бумаги или телеграфному столбу.
     Костя  и его верный товарищ Серёжка, были в числе избранных, и это был уже грандиозный успех. Всё шло по плану.
Курсовой офицер  не спеша, обошёл строй счастливчиков, точнее, тех, кто полагал себя счастливчиками и, то ли число двенадцать ему нравилось, то ли, отсеяв большую часть, он посчитал свою миссию выполненной, кивнул старшине.
     – Ведите.
     И скрылся за дверьми канцелярии.
     Прозвучало короткое, «на пра-во» и курс, превратившись в отделение, бодро зашагал к дежурному по училищу. Выслушав доклад старшины, дежурный, не отрывая руки от головного убора, развернулся и  скрылся в служебном помещении, а уже через минуту вышел с заместителем начальника училища.
     – Смирррна!!!
     Вытянувшиеся в струнку курсанты поняли, сейчас будет серьёзная армейская экзекуция.
     Генерал был фронтовиком, обладал непререкаемым авторитетом в училище. Кроме того что он был живой легендой, командиром в годы войны одного их первых подразделений наших замечательных «катюш», это был настоящий служака, истинный знаток воинской службы. О его требовательности в отношении исполнения Уставов, ходили легенды, причём, в основном с грустным концом.
     Стало понятно, что увольнение сегодня красавчикам не видать, как собственных ушей. Так и оказалось.  Осмотр был предельно коротким. Костина группа уже через десять минут  строевым шагом топала на новенький плац и добрый час оттачивала мастерство строевого шага, а затем с песней направилась в расположение курса. 
     Генерал с присущей ему энергией громил дежурного по училище и прибежавшего к разбору курсового офицера. Эх, некстати попался курсовой. Ну что же, в  армии, как водится, про «стрелочников»  не забывают.
     Генерал шумел, и его зычный  голос в спину гнал курсантов.
     – Вы видели их пуговицы, они же все пришиты наперекосяк.  На каждой пуговице звезда. Это же символ государства, эмблема Красной Армии, нашей Родины! А у них звезда перевёрнута! Это что же получается, у вас звезды попадали? Это как же  понимать! Это политический момент. Что о нас люди подумают. Мы народу служим, а у вас звёзды перевернуты. Это преступление…
     Зычный  генеральский голос гнал курсантов в спину и ничего иного  кроме желания провалиться «сквозь землю»  добры молодцы уже  не испытывали. В казарму вернулись, молча и без напоминания стали перешивать пуговицы. Всем было понятно, в армейской службе мелочей не бывает.
     Ни о каком увольнении сегодня уже не могло быть и  речи.
Костя грустил. Обидно, девчонки, небось, ждут, а он тут швейным мастерством мается. Пуговиц этих, шить, не перешить. В какой-то момент, Костя, под ладонью  руки вдруг  почувствовал упругую, чуть вздрагивающую девичью талию. Ощущение было абсолютно реальным и живым, казалось,  весь мир исчез, осталось только чувство нежности и счастья. Непроизвольно он попытался обнять тонкую  талию сильнее, но в ту же секунду острая боль безжалостно пронзила палец и оборвала чудесный мираж.
      Видение мгновенно исчезло. В пальце торчала игла, а рядом стоял ехидно  ухмыляющийся Серёга.
      – Всё мечтаешь, бросай ты это дело, девчонки приехали,  ждут  на КПП.
Казалось, мир перевернулся. Чёрная полоса сменилась белой.  Всё будет замечательно! С трудом скрывая радость и пытаясь сохранить невозмутимость, Костя буркнул Сергею.
      – Топай пока один, вот последнюю звезду поставлю на место и догоню.

      11.
      Их новая казарма  на улице Эзермалас - 8 была большой и очень просторной, спать было удобно и в старом корпусе, но здесь  кровати стояли в один ярус, окна большие, днем светло и уютно. Все подсобные помещения, включая их любимое место песенного сбора - курилку и умывальник, так же были внушительны по размеру и выстроены удобно, очередей, во всяком случае, ни в туалет, ни для помывки, не было.
      И вот в этой новёхонькой казарме началась эпидемия. Нет, инфекционных и вирусных заболеваний не было. Это была некая новая болезнь доселе не исследованная ни врачами, ни училищным руководством. А началось дело так.
У Лёхи Мухина пропал  хлястик . Казалось бы, рядовая ситуация, ну пропал и пропал. Ходить  можно, запахнул шинель, ремень подтянул и вперёд.  Но хлястик – это не просто хлястик, это обязательный атрибут армейской формы.
      На утреннем разводе курсовой офицер сделал ему замечание, мол, пристегните хлястик, товарищ курсант. Конечно, надо бы пристегнуть, но где его взять?  На курсе сто двадцать шинелей и на них сто двадцать хлястиков, запас не держим. Значит где-то надо искать.
      Вот отсюда всё и началось.
      Лёха, недолго думая, снимает хлястик с шинели кого-то из отдыхающего наряда, докладывает курсовому об устранении недостатка.
      – Молодец, шагай на занятия.
      Молодец-то молодец, но хлястика всё одно нет, не на Лёхиной шинели, так на другой. А что вы думаете, сделал хозяин той шинели, что по Лёхиной вине оказалась без хлястика? Правильно, незаметно снял его с соседней. Так в течение нескольких дней и гуляла проблема от шинели к шинели.
      Когда же всё вышло на  второй круг,  здесь в центре опять оказался Мухин, именно у него хлястик пропал вторично, мудрый Лёха решил сдернуть уже не один, а два хлястика. Ясно, что число пострадавших возросло. Лёшкины коллеги, из числа обиженных, так же рискнули позаимствовать кто один,  кто два хлястика, а видимо кто-то впрок и три.  Одним словом,  дефицит  хлястиков стал уже довольно заметен, и через  несколько дней было  понятно, что проблема не может быть решена только на курсе.
      Был атакован соседний факультет. Но проблема всё одно не решалась. И вот жертвой стала офицерская шинель. Хлястик был нагло снят с шинели курсового, и как раз того самого, что ругал Мухина за отсутствие этого ключевого атрибута зимней формы одежды.
      Если кто не знает, офицерские шинели и по качеству и цветом отличались от курсантских, так что найти украденный хлястик не составляло большого труда, стоило только построить курс и дать команду: «Кру-гом!», что курсовой Петр Михайлович и не замедлил сделать.
      Своего он, естественно, не увидел, но зато обнаружилось, что из девяноста трех стоящих в строю, у шестнадцати курсантов  на  шинелях нет хлястиков.
      Что делать?
      Курсовой офицер, отругав на всякий случай всех и за всё, велел дежурному переписать тех, у кого отсутствует на шинели хлястик.
      – Ищите где хотите, но что бы к утру мой хлястик лежал на столе. И, если завтра у кого не увижу хлястика, увольнение в город не ждите. Вопрос закрыт.    Куу- ррс!  Разойдись!
     Задачу надо решать.
     А как?
     На курсе несколько парней были местными, что давало им значительное преимущество перед сотоварищами. Местные и родных всегда видели, и девчонки у них рядом, ну и так далее.
     У Женьки Сорокина рядом с училищем жила тетка. А работала она на швейной фабрике. Женька смекнул, на общей проблеме можно и висты получить. Он уже не раз помогал парням: кому доставал билеты в театр, кому забивал место в гостинице для  родственников, кому просто  организовывал доставку сигарет, фруктов, иногда и спиртного.  И всегда его благодарили. По-разному,  разумеется, теми же сигаретами, или яблоками, по-разному, одним словом. От денег он отказывался, да и не в почёте в те года были бабки. Молоды они ещё были, чтобы алчность включать.
      Женька быстренько проанализировал спрос и по телефону напряг тётушку на незамедлительное решение проблемы курса. Обрисовав ей форму, материал и  примерные размеры хлястика, он попросил к вечеру поднести хотя бы три десятка  к проходной. Тётушка Женьку очень любила и побожилась  к семи вечера прислать дочку с заказом. На том и сошлись.
      Слух о благом поступке сокурсника разлетелся мгновенно.
      – Молодец, Жека!
      – Вот это по-братски, вот это по-нашему!
      В половину восьмого вечера дежурный вызвал Сорокина на КПП. Полюбезничав с пол часика с двоюродной сестричкой, Женя прибежал в казарму.
      – Вот они! Налетай, братва!
      Пакет мгновенно был вскрыт.
      Шок…
      Перед сгрудившимися в комнате отдыха слушателями лежало больше сотни аккуратных хлястиков. Как Серёга и заказал, всё здесь было выдержано. Хлястики сшиты аккуратно и весьма профессионально. В пакете лежала записка: «Женечка, весь цех работал, мы знаем, как вам трудно служить и учиться, и всегда готовы помогать нашим дорогим защитникам Родины. Носите на здоровье!» И приписка: «Извини, дорогой, под рукой другого материала не было».
      Шок!
      Хлястики были сшиты из темно серого вельвета. Но всё было сделано безупречно. А один из них, видимо, сувенирный, ещё и оторочен красным  кантом, точно как у генералов.
      На дикий хохот, доносящийся из комнаты отдыха, где курсанты рассматривали хлястики, примчался дежурный по училищу. Это надо же!  За триста метров учуял рёв и гогот парней.
      Курсанты  ржали от души  и умывались слезами от смеха. Это надо было видеть и слышать…
      – Ну, Женька! Ну, удружил!
      Через полчаса безудержного веселья и хохота пришло отрезвление.
      Что же делать?
      До обещанного завтра  разбора остались считанные часы, а в увольнение, ох как хочется.
      Старшина разогнал не в меру развеселившийся народ по кроватям и созвал «военный совет» – четыре командира отделения и комсорг.
      – Что будем делать, товарищи?
      Совет длился не менее часа. Судили, рядили и так, и сяк. Пробовали даже агентов на соседние курсы послать, может, удастся одолжить хотя бы на построение эти злосчастные хлястики. Нет. Соседи горой стояли за своё имущество.
      И тогда старшина, а был он паренёк очень бойкий, решил: «Всё беру на себя.  По цвету, хлястики почти подходят, если издалека смотреть, то сойдет вполне. А если слегка свет  в казарме притушить, то и вообще мало кто заметит.   Единственное, надо заменить хлястики на всех шинелях, чтобы было однообразие, тогда точно никто не заметит».
      На том и  решили.
      Лёньку Мухина, как зачинателя этой злосчастной хлястиковой  болезни, старшина лично поднял с койки и поставил менять хлястики на шинелях курсантов. Тот два часа самоотверженно трудился у вешалок.
      Жека помчался к городскому телефону срочно звонить тётке. Но тётка уже, видать, спала мертвым сном, довольная, что угодила племяшу. И стало понятно, что к утру получить новые хлястики не удастся.
      Утро пришло необычайно быстро.
      К построению на завтрак пришел курсовой офицер.  Курс построен.
      – Кру-гом!
      – Ну вот, оказывается, всё можете. Молодцы.  Старшина, а почему не все лампы горят? Непорядок, вызывайте электрика. Всё. На завтрак.
      И надо же, в этот момент в дверном проёме показалась грузная фигура заместителя начальника училища. Генерал был любитель утренних обходов своих владений.
      Народ в строю подтянулся. Курсовой командует: «Смирно!». Начальник курса, заскочивший вслед за генералом, бежит докладывать…
      – Отставить. Опаздываете, опаздываете, товарищ майор. Ну-ка, ну-ка, а что это у тебя с шинелью? Повернись, сынок.  Товарищ майор, а что это за хлястики у курсантов, а? 
      Глазастый у нас генерал! Фронтовик! Всё высмотрел.  Сейчас будет  всем, по самое не хочу.
      Так и произошло. Генерал метал громы и молнии. Он вспомнил окопы, фронтовые дороги, армейское братство, всё вспомнил. Но видно было, что особого гнева от него сегодня не стоит ждать.
      Курс стоял навытяжку, все  ждали, что же будет дальше?
      Генерал, сняв шинель, пошел  в расположение, затем в умывальник, в бытовку. В течение двадцати минут он успел поставить задач курсовым начальникам минимум на месяц вперёд. В такие минуты он курсантов не трогал, больше доставалось командованию курса.
      А курс стоит.
      – Товарищ Лупандин, – это он начальнику курса, – разберитесь с этими хлястиками, пародию развели, понимаешь! Порядка мало на территории, завтра приду, проверю.  Всё. Ведите курс.
      Развернувшись, надев шинель, генерал не спеша пошел к выходу. Сзади на его генеральской шинели, светло-серого цвета, красовался темно серый вельветовый хлястик, с замечательным красным кантом,  один из тех, что с любовью сшит на швейной фабрике теткой нашего Женьки.
      Начальник курса посерел лицом, у курсантов глаза вылезли из орбит.
К счастью, генерал всего этого не увидел.
      Зажав рты,  курсанты давились  и корчились от смеха. 
      У тумбочки, вытянувшись в струнку, повернув голову в сторону убывшего высокого начальства, со счастливой улыбкой стоял дневальный по курсу Лёха Мухин.
      Неужели он? Ну, Лёха…
      Начальник курса пулей помчался за генералом, и все поняли, он обязательно проводит генерала  до самого кабинета.
      Обязательно проводит.
      А то, не дай Бог…

      12.
      На втором курсе продолжились занятия по общенаучным, общественным дисциплинам и иностранному языку. На военных кафедрах им преподавались инженерные, военные и военно-специальные дисциплины. Причём последние носили больше практический характер и включали в себя полевые занятия, знакомство и инженерной техникой, рекогносцировка и прочее. С общенаучными дисциплинами у Сани была полная дружба. И политэкономию и философию, он изучал с интересом и большим вниманием, но вот с иностранным языком, не всё получилось. И речь отнюдь не о том, что языками он не хотел владеть. Немецкий он знал довольно прилично, всё же шесть лет жил с родителями в Германии. Они с сестрой и с немчурой, школьного возраста, вполне прилично разговаривали. В школе он вообще учебниками немецкого языка не пользовался, всё знал и в аттестате у него по этому предмету пятак. В училище немецкий в его группе вела начальник кафедры Головкина Нина Тихоновна, человек властный, жёсткий и своенравный. Саня, пользуясь своим превосходством над сокурсниками в знании языка, попробовал, как и в школе сачковать на занятиях. Не получилось. Головкина быстро привела его в чувство и заставила работать, так же как и всех. Что это означало. Раздаст она на занятиях карточки с вопросами и ответами, и на самоподготовке ставила задачу выучить и вопрос и ответ наизусть, не в вольной трактовке, а именно так как в карточке написано. Для Саши это было муторно, и он не понимал, почему надо говорить не так, как он желает, а так, как преподаватель велит. Если старший лейтенант Пиманёнок, в своё время требовал «люминь!», так другого от него и ждать не следовало, он же офицер и командир. Но тут дама, дама весьма симпатичная и интеллигентная. Почему и ей «люминь» нужен. (Напоминаю «люминь», означает – делать так, как я сказал). В общем, на экзамене Саня получил тройку, ещё и отчитала его педагог за своеволие и «нежелание работать в семестре».
Вот так и не меньше.


     13.
     На третьем курсе произошло много интересных событий.
     Главным стал переход Александра и тех, кто не менее года отслужил в войсках, на свободный режим. Это действительно было событие. Три года он провёл на казарменном положении и имел все права на эту льготу.  Поселили их в общежитие на третьем этаже. Комнаты были рассчитаны на четверых жильцов. Умывальник и туалет размещались на этаже отдельно. Столоваться в комнате не разрешалось, собственно и условий для этого не было, но, тем не менее, парни готовили здесь чай, кофе, завтракали и ужинали. И, что наиболее важно, им платили денежное содержание на уровне заработной платы среднего инженера на заводе. Выплачивали девяносто шесть рублей минус что-то около десятки за проживание, мебель и постельное бельё. Это уже были ощутимые деньги. Однако пользоваться такими деньгами, рачительно их расходовать, они ещё не умели, и мамы рядом не было. У женатиков деньги подруги сходу реквизировали, дамы знали, что семью надо кормить каждый день, а у холостяков монеты в карманах не задерживались. Вот и  Саня в первый месяц, так сказать на «свободе», едва дотянул до получки. В таком же положении оказались и его сотоварищи по комнате Костя Орехва и Витя Астапкин и если бы не сало, присланное Сене Курилину, наверняка коллеги померли бы от голода. Друзья прикинули, так дело не пойдет, и решили на завтраки и ужины скидываться по пятнадцать рублей. Почему по пятнадцать? Да всё просто, шестьдесят рублей на комнату в месяц вполне хватало для того чтобы ежедневно покупать четыре батона, нарезку из сыра, пачку маргарина и чай. На обеды они приобретали талоны в столовую училища ГВФ и оставалось у каждого ещё рублей по сорок на сигареты, отдых и развлечения. А уж в день получки они, и это стало хорошей традицией, отрывались по полной схеме, скромно, но со вкусом. Шли они в кафе, заказывали купаты с рисом, по парочке салатов и обязательно бутылочку рислинга. Хорошая традиция.
      Но не у всех и не всегда получалось экономить.
      За свои  первые приличные деньги расписался в ведомости  и Володька Савкин. Он, конечно, знал, как нужно поступать с первой получкой в стране победившего феминизма, воспитан всё же в семье военного и в военном городке.   Но  мамы рядом не было, а потому как распорядится этим огромным состоянием, думать пришлось самому.
      Пару дней прошли в мечтах. Вот он купил маме шаль, отцу курительную трубку, себе новую гитару. Вот он вручает домашним подарки, они счастливы, рыдают и обнимают его. А он гордый, серьёзный, дескать, настоящий мужчина всегда думает о ближних.
      Но к  выходным он прикинул, что неплохо было бы и обмыть первую получку. Со спиртным Вовка вообще-то особо не хулиганил, не в этом, по  его мнению, было счастье, но вот мечтал  он в бар заглянуть, да не просто в бар, а в бар гостиницы с заграничным названием «HOTEL RIGA». Главным, так сказать определяющим, в этой мечте, была возможность потом рассказать друзьям, прихвастнуть своим подвигом. Никто из товарищей его ещё не был там, за этими огромными тяжёлыми дверьми, дверьми, которые скрывали особенный, таинственный мир изысканного досуга. Частенько Вовка, проходя мимо гостиницы, с завистью смотрел на изящных девушек, шикарных мужиков в модных костюмах с бабочками и  в лаковых туфлях.
      Эх, умеют люди красиво жить…
      Чувствуя во внутреннем кармане солидную плотность, сложенной вдвое пачки банкнот, Володя оказался в объятиях столичного города. Причём объятия эти, сегодня были особенно манящими. Казалось, огни вывесок подмигивают ярче, девушки, как-то по-особенному привлекательны. До старого города он добрался на трамвае, три минуты пешком от остановки и вот они, немного таинственные, но манящие двери. Набрав в лёгкие побольше воздуха и решительности, Володя смело шагнул внутрь. Преодолев вестибюль, прошёл в бар. Никто не обратил на него ни малейшего внимания.
     – Присаживайтесь. Меню, пожалуйста.
     Официант исчез.
     Негромкая музыка, радушная, доброжелательная обстановка, всё располагало к приятному отдыху. Конечно первое, что было заказано, это традиционные бальзам и кофе. К этому пришлось добавить хорошие сигареты, было неприлично в таком заведении доставать из кармана помятую пачку «Примы».
     Минут через пятнадцать, алкоголь начал оказывать своё расслабляющее действие, и Володя оглядел помещение более смелым и внимательным взглядом.  Посетителей в этот субботний вечер было немного. На него никто не обращал внимание. Парочки  любезничали, степенные мужчины потягивали спиртное. Одним словом люди отдыхали.  Хотя, пожалуй, это не совсем так. За соседним столиком две девицы явно с интересом посматривали на него. Он заказал ещё бальзам,  теперь уже с водкой. Видимо для храбрости.
     Хоп! А  девицы уже  у него за столом. Фокус?  Да нет, это сама удача шла к нему в руки. Знакомство и разговор завязались на удивление легко. О чём они только не говорили в этот вечер. Девушки  взяли на себя общение с официантом, а ему было позволено говорить. Вновь говорить и говорить. Вовка говорить умел мастерски, любил  излагать свои идеи и мысли, любил, когда его слушают. В такие минуты он обожал весь мир, а мир, в лице девчонок,  слушал и слушал его бесконечные разговоры. Никогда и никто так внимательно не слушал Володьку и так часто не поддакивал ему. Его информированность в области «неофилософских» идей и поп-музыки была неисчерпаемой, тем более, что по ходу дела он мог и половину присочинить.
      Часа через два, когда выпито было весьма прилично,  нашим героем  окончательно овладело  состояние «море по колено». Хотелось закусить чем-то более существенным, чем салаты  и пирожное, душа требовала живой музыки и танцев. Он предложил девицам продолжить вечер в привокзальном ресторане. Ехать не далеко и место для него было более чем знакомое.
      – Официант, счёт…
      Через пару минут от получки осталась чуть меньше половины. Это его не смутило.
      Гуляем! Такси! Вперёд! К вокзалу.
      На новом месте вечер продолжался ещё более круто. Володя впервые чувствовал себя хозяином положения, казалось, нет такого желания, которое не было бы исполнено. После ресторана, клуб с танцами, потом опять такси, в котором они отправились к подругам домой…
      Но к девицам не доехали. Вовка очнулся в такси, уже у КПП. Водила был парнем нормальным, помог молодому человеку прийти в себя и даже указал где КПП, а там уж Вовка прошел через вертушку на «силе воли», бывает так иногда.
      Утро понедельника было по-настоящему суровым. Фигура и лицо нашего героя, были воплощением настоящего, неподдельного страдания. О том, что трещала башка не стоит даже упоминать. Лекции до обеда он честно проспал. Ближе к вечеру он понял, вчерашний праздник лишил его всех денег. Покаяние перед коллегами, он решил отложить до ужина.
      Расследование, проведенное вечером его друзьями, было скрупулёзным и предвзятым. Этого кутилу надо было кормить целый месяц, пацан без копейки, это факт, а потому наказания предлагались самые невероятные. Рекомендовалось посадить его на голодную диету, поить только чаем. Кто-то предложил поставить вопрос на комсомольском собрании. Но это уж слишком, не прокатило.  Высказывались даже шальные идеи разыскать этих девиц и разобраться с ними, но вовремя спохватились.  Что-то там ещё говорили.
      Вовка всё слушал с видом кролика, перед разделкой.
      В итоге, парнишку назвали  лохом и потребовали написать домой покаянное письмо, где он слёзно заявит о том, что очень скучает по родным, любит их и клянётся… клянётся всегда быть порядочным и честным сыном. Все надеялись, что на очень уж тоскливое письмо старики что-нибудь подкинут. А пока письмо дойдет, договорились кормить «несчастного студента» по очереди и каждый раз долбить его вопросом, будет ли он ещё когда-нибудь кутить, или нет. Расплачивался Володька по долгам не один месяц, лишив себя на это время почти всех «удовольствий». Но самое смешное, во всей этой истории было, не потеря денег, всё-таки, какой ни какой, а праздник у пацана был, а то, что целый месяц, Володьку, не воспитывал, разве, что совсем ленивый и равнодушный. Хоть бы один пожалел «беднягу», так ведь нет, каждый, откуда только воспитательные таланты проснулись, норовил прочитать ему нотацию. Такого количества морально-этических нравоучений он не выслушивал за всю жизнь. Правда большая часть этих нравоучений были в форме подшучиваний и частенько не всегда добрых.
     Незаметно прошла неделя, другая и вот Володя, постепенно вернулся к своему обычному состоянию – никогда неунывающего, весёлого парня.
     Ситуацию эту на курсе естественно знали не все, а уж тем более начальство. Знали только его истинные товарищи и собратья по пению под гитару, и только через год по большому секрету Сане эту историю рассказал друг и товарищ Вася Потапов. Конечно, секрет был большой и важный, но Саня, наверно был последним, кто не знал об этом приключении. Наверно и командиры знали, но помалкивали. Всё прошло удачно? Да. Не  попался? Ну, и хорошо. А уж наука какая парню…
      Помнить будет всю жизнь.

      14.
      Свободный режим и определённая вольница, не повлияли на качество учёбы Сани. Он уже знал, как надо учиться и трудился в поте лица, глотая предмет за предметом. А на третьем курсе было ох как непросто. Прежде всего, две трети учебных дисциплин были военно-специальными и инженерными. Много внимания уделялось работе на штатном оборудовании ракетного комплекса, предполагалось, что третьекурсники готовят и защищают курсовые проекты по ряду дисциплин, планировалось десять экзаменов, двенадцать зачетов и сдача в ГАИ на водительские права. Учились они на Эзермалас-8, но нередко выезжали в центр города, где по-прежнему находились многие училищные кафедры.
      Всё шло как бы само собой, и учебный процесс, и служба во внутреннем наряде, иногда караулы.
      Сбой у него получился, когда пришло время сдавать на водительские права. Для молодого человека возможность покататься за рулём автомобиля это во все времена счастье. Но группе, где Александр учился, не повезло с техникой. Практические занятия по вождению им пришлось проводить на четырёх видах транспорта, это были ГАЗ-66, Зил-130, Зил-157 и старый престарый Зис, неизвестной модификации. И опытный водитель споткнется, овладевая такой техникой, а тут молодые люди, не имеющие устойчивых водительских навыков.
Теорию Саня сдал с первого захода. А вот с практикой вышла неувязочка. Сдавали они в центре города. Когда Саше предложили сесть за руль, а был это Зил-157, они стояли на бульваре Падомью, кто знает Ригу, это действительно  центр города. Саня сел за руль и перекрестившись в душе, взялся за баранку. Справа от него на инструкторском месте сидел полный пожилой милицейский капитан. На текущих занятиях Саша его не видел.
      Метров сто, сто пятьдесят машина довольно уверенно слушалась водителя. Но вот на перегазовке, мотор громко чихнув, заглох. Что делать, надо начинать всё снова. Саня покосился на капитана, тот сидел с каменным лицом и в сторону ученика не смотрел. Чихнув ещё пару раз, мотор завелся и машина поехали. Не доезжая метров пятьдесят до перекрёстка, Саня увидел справа на тротуаре пожилую женщину, она явно стремилась перейти улицу и смотрела в его сторону. То ли жаль ему женщину стало, или может он испугался её решительного шага на проезжую часть, но Саня резко затормозил. Мотор не глох.
     - И что мы стоим, здесь что, пешеходный переход, или что?
     - Да я…
     - Что, да я, езжайте, товарищ слушатель.
     Саня по газам. И тут дама всё же рискнула перейти дорогу. Увидев, что машина тронулась, да еще грозно заурчала, дама, поняла,  дорогу ей не перебежать и просто помчалась  впереди автомобиля. Саня трухнул, а уж как трухнул капитан, да и Санины сокурсники, они в кузове грузовика ждали своей очереди для вождения. Капитан орал благим матом: «Стой, говорю!», «Тормози, сукин ты сын!!!» Саня тормозит, а инерция у этого тяжелого транспорта довольно большая. И вот картина: бабка впереди, за ней автомобиль и крики капитана: «Торрррмммозиии!!!»
     Кончилось всё благополучно. Бабулю Саня не догнал, машина всё же соизволила остановиться. Капитан вытолкал Саню из машины, высадил парней из кузова, сказав при этом, что до пенсии ему полгода, и он ещё желает получить квартиру от горсовета. На этом сдача зачета в тот день была остановлена.
     На назначенную пересдачу, и за ней вторую, Саня не ходил. Он смертельно обиделся на это «чертово ГАИ»  и «старую, дохлую» автотехнику.
     - Надо будет, сдам, а пока пошли вы все к чёрту.

      15.
      Ещё одно событие произошло на третьем курсе. Пройдя положенный испытательный срок в качестве кандидата в члены КПСС, в июле Саня стал членом партии. Вручал билет начальник политотдела училища Тужиков Василий Андреевич. Обаятельный, улыбчивый мужик. Очень внимательный и простой. Было приятно пожать руку этого доступного и порядочного человека. Надо сказать, что к этому времени Саня был не один, кто принял решение  вступить в КПСС. В те времена считалось самим собой  разумеющимся, что офицер состоит в рядах партии. Конечно, речь шла о КПСС, других партий не было. Все они, будущие офицеры, совершенно очевидным считали обязательной  принадлежность к ведущей силе строительства коммунизма и защиты Отечества. Управлять таким мощным оружием, как стратегические ракеты, мог только партийный человек, в этом сомнений никаких и ни у кого не было. Получив партбилет, Саня был счастлив, теперь он,  как и отец партиец. Александр и ответственность свою осознавал и доверие к своей персоне.
      В летние каникулы он вновь побывал дома, съездил к бабушке в белорусский городок Поставы, здесь он родился. Что-то туда тянуло. Какая-то юношеская ностальгия, видимо. Он много бродил по этому маленькому городу, чем мог, помогал  бабушке. Простился  с Поставами, как навсегда. Так и вышло, был там он лишь в 1986 году, да и то несколько часов, проездом.

     16.
     Вот и предпоследний курс. На рукаве четыре жёлтых нашивки. Парни у зеркал крутятся, вертятся.
     - Глянь, Сашок, не косо я пришил нашивку, а?
     - Да нет, не переживай, дамы увидят. А увидев, непременно поймут, что надо за тебя выйти замуж, непременно надо! Ха-ха-ха…
     Ладно, шутки в сторону. Учиться надо. На четвёртом курсе они получали именно то, что непосредственно надо в войсках, при этом более трех четвертей занятий на курсе носили чисто прикладной характер, были военно-специальными. Это прерогатива первой и второй кафедр. Повеселели ребята. Изучали они все боевые ракетные комплексы, стоящие на вооружении в РВСН, их технику, условия и возможности боевого применения ракетного оружия. Впервые познакомились с техникой частей с самоходными пусковыми установками. Но при этом базовым по-прежнему оставался комплекс 8к63.
      Обе сессии Саня сдал неплохо, причем, летнюю – с одной четверкой, остальные были отличными оценками.
      Летом курс убыл на производственную практику. Все отделения разбивались по учебным группам и направлялись на заводы и арсеналы,  работающие в интересах РВСН.  Саня убыл на Украину на  Харьковский завод,  тот, что выпускал технику и оборудование для РВСН. Прикреплён был он к цеху, где делали гироприборы. Как их делают, какова роль военной приемки в этом процессе, они и изучали. Времени было масса. К его удивлению работал цех до пяти вечера,  после 17 часов в цехах уже не было ни души. Вот это был порядок. А им молодым, время для отдыха как раз и нужно было. Вечерами знакомились парни с  замечательным городом, загорали на пляже. Довелось и в культпоход с местными ребятами и девушками сходить. Правда, Харьковские леса, это не Рижские просторы.
     В воскресенье в день путешествия, они в шесть утра были на вокзале, когда команда собралась, сели в электричку и поехали к месту отдыха. Где это место, девчата из заводского комитета комсомола, секрет не открывали. Ехали чуть более трёх часов, электричка в этот день была переполнена и останавливалась как барбос, под каждым кустом. Парни были внимательны и вежливы по отношению к местному населению, а потому всю дорогу ехали стоя. Электричка прибыла к какому-то полустанку. Вышли, размяли гудевшие  ноги и к лесу. Лес, вот он, не более ста метров, однако комсомолки, активистки повели их через лес к какой-то, как они говорили замечательной лесной сторожке. Искали они эту сторожку часа два, так и не нашли. Ребята взбунтовались, там что, золото зарыто, что мы ищем этот несчастный сарай. Заводские активисты приуныли. Но с нами был замечательный командир Витя Астапкин. Он дает команду: «Стоп! Развернуть палатки приготовиться к приёму пищи!
     Ура! Вот это по-нашему. Палатка была одна, разворачивали, её разворачивали, так и не смогли справиться, плюнули и бросили это занятие. Но костёр разожгли быстро. Поставили большой котел и девчата принялись готовить мясную похлёбку. Пока варево кипело, съев по паре бутербродов, ребята принялись играть в волейбол. Команда  собралась приличная: Горин, Корчагин, Курилин, Трамбовкин, Куликов, Гречин, Соколов, Почкай, Парахонько, Леонов, Красногир, Ануфриев и Саня. Это почти половина отделения. Надоело в волейбол, песни спели, благо Саня гитару с собой взял. А тут и обед готов. Перекусили, только собрались передохнуть, а тут как по команде комары и мошка полезли. Столбами над сытыми и довольными парнями вьются, не отпускают. Местным, хоть бы что, они невкусные наверно, но свежак, в лице слушателей РВКИКУ комариков вполне устраивал. На военном совете было принято решение скорее мчаться к электричке, дабы успеть в лоно цивилизации, в общежитие Харьковского училища, где ребята размещались.
      Обратный марш занял те же пять с половиной часов. Уже в электричке ребята расслабились и немного поспали. Прибыли в училище уже к полуночи. И вот Паша, наш знаменитый своей фамилией и именем Павел Андреевич Корчагин, задал друзьям вопрос: «А на хрена нам всё это нужно было?»
      Вопрос это видимо крутился у всех в головах, но задан был настолько своевременно, что вся компания с огромным удовольствием расхохоталась. Не смеялся только Витька Астапкин, это он с комитетом комсомола договаривался о культурном отдыхе ребят.

      17.
      Летний отпуск Саня провёл с друзьями в Алуште. Об отдыхе на Юге ребята сговорились ещё весной. К поездке готовились Юра Ступаков, Саня и Володя Блинов. Естественно все получили «добро» от родителей, жён у них ещё не было. Обговорили маршрут. Это была поездка в Крым в Алушту. Куплены билеты на поезд и вперёд, к солнцу, к морю. Поезд шёл через Гомель. Саня списался с родителями и указал дату проезда, время и номер вагона. Его мама должна была принести к поезду кое-что из пляжной амуниции. Подъезжает поезд, а мамы нет, что такое, что случилось. Саня на перрон, крутит головой, вертит в разные стороны, нет мамы, и лишь за пять минут до убытия поезда он увидел, как его мать  бегом через пути с сумкой наперевес мчится к вогону. Он бросился навстречу. Мать отдышаться не может, ничего сказать не может, только обнимает его. А поезд уже вот-вот поедет. Саня бегом с сумкой в вагон, и вовремя, поезд отошел.   Развернули сумку, а там… домашние драники, да всё это под луково-чесночным соусом, да пол литра густейшей сметаны. Аромат и по поезду пополз, не то чтобы по вагону. Драники парни смолотили в момент. Съели, облизнулись, компотом домашним  запили, тоже мама принесла. А Володька и говорит: «Саня, а что мама не поспела вовремя к поезду, может что произошло, я смотрю, на ней лица нет, бежала видимо бегом. А мы даже спасибо не сказали. Не здорово получилось, а?
      Саня задумался и, правда, на маму это не похоже, она никогда не опаздывает, точно что-то произошло. И тут Юрка предложил: «А давайте ей письмо с благодарностью напишем, и на следующей станции опустим в ящик, уже завтра мама твоя и получит его».
      Так и сделали. Саня достал письменный набор, мама тоже принесла, там и конверты, уже с адресом получателя и карандаши и бумага.
Написали каждый по листику. Здесь и «большое спасибо» и «очень было вкусно» и много ещё хороших слов ребята написали. Позднее, уже приехав с Юга домой, Саша узнал, что в тот день была обесточена троллейбусная линия. Транспорт не ходил. Такси мама не смогла поймать и всю дорогу, а это километров пять, она почти бежала. И ещё отец сказал, что первый серьёзный сердечный приступ в этот день был у мамы. Вот такие они, их матери. Для них они живут и ради них они живут. Парни понимать это уже стали.
      Прибыли ребята в Симферополь,  пересели на троллейбус и успешно добрались до Алушты.
      На автобусной остановке свои услуги предлагали хозяйки квартир и домов. Первая же предложившая им ночлег на две недели и стала их квартирной хозяйкой, звали её Валентина. Дом находился в нескольких сотнях метров от моря. Ребят  это вполне устраивало. Жильё небольшое, но королевское -  летний садовый домик, два на три метра. Три кровати, две тумбочки. Все это они мгновенно украсили будильником, гитарой и приёмником, хозяйка добавила цветы.
      Отдых начался.
      Тот отдых был уникальным! Прежде всего, потому что это первый самостоятельный отдых молодых мужчин, да нет, юношей ещё. Никаких забот, всё, что было позади уже пройдено. А что впереди?
      Впереди море счастья,   и успешная военная карьера!
      Этот первый  южный отпуск,  сдружил ребят. Шутка ли сказать, более пятидесяти лет они в друзьях, это три четверти жизни. Но об этом Саня расскажет потом, всё потом, а пока…
      Море, чайки над волнами, бронзового загары девушки, пиво, сухое вино, одним словом отдых, и ни одной мысли об учёбе.