Взялся я было за "перо", чтобы продолжить свои "зигзаги", и понадобилось мне в анналы свои, в архивы заглянуть (которые толком и не существуют, не собраны). Глянул по ящикам и папкам, которые в них, и ужаснулся: батюшки-светы! И сколько же я всего накропал за годы работы своей в "Призыве" (когда-то главная областная газета, орган Владимирского обкома КПСС; говорят, и ныне здравствует - в виде ярко-желтого издания)! Впору сборник публицистики составлять. А то и двухтомник. Или трех. Правда, большая часть тех материалов строго конкретно о тех еще временах повествует. Но немало и того, что вполне и в нынешние вписывается. Хоть и меняются, говорят, времена, да мы-то, люди из тех времен, по сути остаемся прежними.
***
Меня выставили из завода в один день в самый канун нового 95-го года. Выперли, что называется, в два счета по статье 33 п.7 (за пребывание на работе в нетрезвом состоянии), невзирая на категорическое несогласие профсоюзного комитета. Да я, собственно, и не возникал. Что было, то было: надрался вдрызг прямо в цехе. В подсобке у слесарей. Не знаю уж, от радости или с горя. Но даже на другой день, представ пред ясные очи замдиректора по кадрам Коновалова, я чувствовал себя отвратно - не до протестов было. А Коновалов торжествовал: ущучили голубчика, - и даже не пытался этого скрыть. Я же, разбитый и безвольный со страшного бодуна, выслушал про себя такое, за что в иное время слил бы по уху не только зампокадрам, но и самому гендиректору. Но теперь... Девять лет даже пива в рот не брал, а тут нахрюкался.
Утром дня предыдущего, где-то в половине десятого прибежал с лекального участка Коля Ионычев, весь не в себе, взъерошенный какой-то, и с легкой паникой в голосе сообщил: "Василич, тебя к телефону. Москва вызывает, из какой-то редакции".
Женщина на том конце провода представилась секретарем редакции "Рабочей трибуны" Ириной Шмаль.
- Вы видели вчерашний номер? - спросила она, поздоровавшись.
- Нет, - сказал я. - И позавчерашний тоже. Как-то не до газет стало.
- Напрасно. Вам ведь вторая премия присвоена. В международном конкурсе, между прочим. Так что приезжайте за премией.
- Мне, пардон, ехать не на что.
- Как это?
- А так, денег на билет нетути.
- Так вам до Москвы-то... Вам из Коврова, наверное, ехать-то часа четыре.
- Три, - поправил я. - Но мы полгода зарплату не видели.
- Но здесь... Неужели не сможете найти? А вы знаете, сколько вам премия назначена?
- Откуда мне знать?
- Миллиончик вам причитается. Неужто под него не найдете?
- Если миллиончик, то, пожалуй, найду. А когда приехать надо? - Вообще-то я ушам своим не верил: не было ни гроша и вдруг - мильён!
- Когда сможете. В любой рабочий день. Адрес наш знаете?
- Конечно, я же писал вам не однажды... А, кстати, за что премия-то?
- Так за письмо к президенту.
- А я о нем совсем забыл. Писал-то едва не полгода назад. На седьмое ноября, помню, отправлял.
- Ну как же?! На прошлой неделе его опубликовали, а вчера - премия, как с куста. Поздравляю.
Мужики, собравшиеся вокруг меня, смотрели выжидающе.
- Ну чего? - хором спросили, едва я положил трубку. - Чего Москва-то?
- В миллионеры меня записали.
- Где? За что?
- "Рабочую трибуну" кто-нибудь читает?
Публика вопрошающе смотрела друг на друга.
- Да так, иногда, от случая к случаю. А чего там?
- Там мне премию присудили. Миллион.
- Ни хрена себе! Обмыть бы надо, Василич. Мы сейчас спиртика организуем.
Десяти минут не прошло, как организовали. Пили прямо на участке, в закутке у Коли Ионычева, закусывали лимонными листиками, прямо с куста. И я скис. Так здесь и уснул, уронив голову на верстак, а когда в конце смены пошел домой, на проходных меня и застукали. Не протрезвел еще. И даже до утра, после тяжкого сна оставался слегка вроде пристукнутым. Поднявшись, проглотил кружку чая без ничего и пополз на работу. Только запустил станок, едва снял первую стружку с червячного винта, пришла Катя Волкова, распред с лекального: "Вас к Коновалову вызывают, в отдел кадров".
"Погуляли", - подумал я себе, вырубил станок и пошел одеваться. И в три часа по полудни я стал вольным бедуином, с трудовой в кармане с "черной меткой" на поход. Расчет пообещали выдать "сразу, как только". Вот теперь можно ехать за премией. Только на долго ли ее хватит? Покуда вновь на работу устроюсь. Этот коновал наверняка все заводы обзвонит, чтобы меня, "этого бузотера", нигде не брали. Конечно, нервишки я им тут потрепал с нашим рабочим комитетом, а у них кругом, как говорят, все схвачено. Они, кадровики, я-чай, семьями дружат. Впрочем, токари шестого разряда на дороге не валяются - где-нибудь подберут.
Москва-столица шумела, презрев всякие катаклизмы и кризисы. Хотя, наверное, и здесь кое-где народ зарплату месяцами дожидался. Улицу "Правды" и дом, в котором размещались сразу три редакции, я разыскал без особого труда, и очень любезно был встречен секретарем, той самой женщиной, следует отметить, весьма привлекательной, что звонила мне на завод. Правда, торжественных поздравлений не было - а я-то надеялся - и ничего такого. Просто она отвела меня в приемную, представила заместителю редактора, тот без всякого торжества, вроде мимоходом, поздравил, пожал руку, затем - касса, и с толстой, запечатанной пачкой десятитысячных денег я вывалился на белый свет. У меня не было никакой сумки, и одет я был легко, так что денежки пришлось сунуть в карман джинсов и поспешить на Курский. Конечно, хотелось гульнуть по столице - с такими-то деньжищами, но еще больше хотелось обрадовать своих - жену с детишками, да и обратный поезд через полтора часа.
На Курском вокзале вращалась обычная людская коловерть, особенно на главном этаже, где кассы. Я быстренько выкупил билет и спустился по эскалатору этажом ниже, где были свободные диваны, чтобы переждать остающиеся сорок минут до отправления. Успел еще прихватить какие-то газеты в киоске. Даже "Рабочую трибуну". К сожалению, той, где была моя статья, уже не было. Рассевшись вольготно, как граф, принялся за прессу, но тут увидел, как мимо эскалатора катит барышня тележку с мороженым. Ее тут же обступила публика, в том числе две цыганки с ватагой мелких цыганят. И подумалось мне, а почему бы и я не могу откушать московского мороженого, коли случай такой выдался? Поднялся с места, оставив, чтобы обозначить его, на диване газеты, подошел к мороженщице. Шагов двенадцать расстояние миновал. И вдруг почувствовал: что-то не то. Чего-то не хватает. Обернулся и вижу: моя пачка десятитысячных, моя премия, мой мильён, лежит сиротливо на газетках, ждет, когда его подберет кто-нибудь. И этот "кто-нибудь" в образе мелкого цыганенка уже нацелился, обнаружил. Но я таки опередил. Двенадцать пройденных шагов я на сей раз одолел в три прыжка и плюхнулся на свое место, прямо на премию. И больше не вставал до самого объявления поезда на Нижний Новгород. И мороженого больше не хотел. До самого дома.
А на работу меня и впрямь ни на один завод не взяли, хотя городские газеты просто-таки вопили о необходимости станочников, в первую очередь токарей-универсалов. Зато уже через неделю редактор областного "Призыва", прознав, что я теперь "вольноотпущенник", позвал меня к себе - собкором по двум районам. И жизнь продолжилась, Правда, теперь другая.
***
Кстати, на ту премию я себе, помимо прочего, транспорт приобрел. В Новках, в сельпо. Велосипед дорожный системы "Стеллс". С двумя багажниками. Как сейчас помню, 182 тысячи отвалил. И колесил я на нем аж до семидесяти лет, до первого инсульта. Ездил бы и сейчас, да через год после инсульта меня еще инфаркт посетил, а потом еще. Так что теперь даже пешком - с остановками. Для "заправки" из "свистульки" - нитроглицерином. Помогает, знаете. Только по голове бьет, аж память отшибает: куда шел? зачем? А так ничего. Еще и пописываю даже. Это уже чтобы маразм не явился.